Главное достояние творчества Эллы Крыловой заключается в поэзии как таковой, а не в её прикладном значении по отношению к философии, мировоззренческим концепциям и т.д. Наоборот, мировоззренческий компонент в ее стихах выкристаллизовывается из особенностей ее поэтического дара, не являясь ни руководством к действию, ни заранее определённой ценностью. Поменяй пару согласных, приглуши пару образов - философский камень ее творчества утратит магическую суть. К стихам Крыловой нельзя обращаться за ответом. Только за новым ощущением всего сущего: от пылинки до Отца -Вседержителя.
На дне стакана спит амёба.
И Бог в амебе крепко спит.
Можно назвать Эллу борцом, воителем, мятежником, романтиком - всё не то. Творец всегда одинок, значит он и мятежник и романтик и отшельник, и всё в этом роде. Феномен Крыловой в её значении для современной русской поэзии. Её стихи - синтез классики и модерна, традиции и её низвержения, порядка и хаоса. Крылова - это наглядное обретение современной русской поэзией своего стиля, стилеобразующих признаков. С появлением Крыловой чётко обозначилась линия раздела в русской поэтической современности на эпигонную разношерстность по одну сторону этой линии и на разношёрстное экспериментаторство - по другую. А сама их разделяющая линия, их объединяющая в какой- то мере линия, что она есть? Она и есть – поэзия Эллы Крыловой, девятый вал русской поэзии.
Почему я ставлю Крылову осью координат русской поэтической современности? Потому, что Элла - не клановая поэтесса, поэтесса не для попсы, как Дементьев вместе с легионом подобных, не для литературного бомонда, не для литературного андеграунда. Элла служит поэтическому слову, им владея, без оглядки на чьё бы то мнение. Она создаёт произведения, несущие в себе тайну их создания. Такого больше ни у кого нет в наше время. В прошлом - Мандельштам, да ещё поляк Циприан Норвид.
Второе. Когда читаю стихи Эллы – вижу перед собою скульптора. Элла работает над
словом, как скульптор над мрамором. И в смысле пластики, и ещё более, в смысле метода. Окалывается поверхность камня, появляются контуры, опорные детали – образы; затем, к концу стиха, инертность зачина полностью преодолена и далее работа даже не завершается, а обрывается, при возникшем чувстве, что всё нужное сказано, шлифовка ничего не добавит, лишь сгладит выразительность фактуры. Недаром образ кариатиды проходит красной нитью через творчество Эллы Крыловой, а стихотворение «Кариатида» служит как бы камертоном для восприятия этого творчества.
А мне, быть может, еще предстоит
стоять одной из кариатид,
поддерживая закат.
Читаю «Письма златоротицы Иоанны…» Первое стихотворение в цикле - чистая поэзия, смысл второстепенен, он вплетён в тело стиха и светится волшебными огоньками.
Второе - уже нацелено на смысл, вяжущий свободу стиха - тут есть где разгуляться и «за» и «против», а последнее четверостишие - превосходное. Стихотворение не брошюра, пишется нервами, здесь они вырвались вперёд, требуют соучастья, а не морализаторства, Если человек возроптал, публично, во всеуслышание, то к чёрту увещевания, облейся одной с ним водой, предложи обсушиться одной холстиною!
Третье - бунт против несовершенства мира, во всём блеске бунтарей Возрожденья. Родись Данте сегодня - это были бы его стихи.
Четвёртое - поворотный круг, разворот к Богу, как его должны признавать не толпы, а каждая нуждающаяся в Нём душа. Нежное восприятия Всевышнего, нежное отношение к его могущественной милости.
Пятое - круг замкнулся. Поэт обращается к самому себе в образе друга и ставит итоговую точку:
Кто мы? - бродяги, оборванцы
у царских врат - близ торжества?
А может быть, протуберанцы
погаснувшего Божества?..
Единство с самим собой достигнуто в сущности Божьей.
"Иоанна" - цикл, пять кругов сознания, поэтического, прежде всего. Этот цикл надо воспринимать в его мудрости, в целостности, композиционной гармонии. И моралисты- книжники склонятся, прозрев свет этого миниатюрного Пятикнижия.
«Филологические сны» - смелая пощечина современному общественному вкусу с его всеядностью и винегретом эстетических предпочтений.
Стихи Эллы – густая метафоричность, свобода сорифмовки, плотная смысловая ткань, масштабность образов, скольженье высотной планки - все признаки гениальности.
Накликал дождь нам метеоуролог,
И дождь идет с клюкою, как слепец.
Седой Уран – чудовищный скопец –
Над голой правдой поднимает полог…
Есть ещё нравственно-этическая векторность в условиях погрязшего в циничности и безверии «просвещённого» общества, считай читательской элиты. Это тоже сквозит в стихах Эллы, отражается в их содержательном строе, делает ее поэтом особой социальной весомости, не мастером-одиночкой, эстетика которого без корней, без почвы, оторвана от социума. Элла – поэт дерзкого звучания, с чутким слухом, чтобы улавливать волновые колебания космоса, процессы общественных диффузий и межеваний. Но главное, Элла - поэт современной выделки, во всём блеске поэтического мастерства, полноты его диапазона. Многогранность смысла и образов приподнимает ее над рябью современного поэтического моря. К стихам Эллы нельзя подходить с позиций общепринятых мерок, для них нужна новая критика и новые критики, воспринимающие поэзию без оглядки на прошлое, критики, убеждённые, что Элла - своего рода Мессия, новый поэтический завет.
22.03.2010