Может быть, вы скажете, что я трус. Возможно, вы – герои, и предпочли бы погибнуть в бою, а не попадать в плен. Но я бы посмотрел на вас, когда в лицо смотрит кошмарное оружие пришельца со звезд, покрытого несокрушимой броней, а укрепрайон, который вы защищали, превратился в гору шлака и пепла за пять секунд. Ну как вам такое?
Вот и я тоже сдался.
Человеки... вернее, люди, пришли в наш мир несколько лет назад. Сперва они воевали только против тех, кто был против них, а потом стали и против всех остальных.
Они превосходили нас во всем. Мы едва запустили первую ракету на жидком топливе, которая не пролетела и мили, рухнув в какое-то болото, а люди уже десятилетиями путешествовали меж звезд. И чуть ли не каждый их самолет, танк или даже пехотинец обладали ракетным оружием. Мы еще даже не провели испытания нашего «Монстра» - атомной бомбы размером с дом, а у людей атомными были даже гранаты.
Наше оружие не причиняло никакого вреда их броне и защитным полям, природу которых мы даже теоретически понять не могли, а оружие людей извергало лучи квантового света, который они называли лазер, а мы вообще никак, потому что не знали про подобное раньше.
Люди начали войну, придя на Сантанику, а мы, шехиары, ничего не могли им сделать. Ни величественные корабли, ни покрытые сталью танки, ни боевые винтокрылы и дирижабли не могли противостоять армиям пришельцев. Про основные типы войск наших армий – пехоту и кавалерию на бронированных скакунах степей – анро, вообще смешно было говорить.
Надо сказать, что люди не так уж и отличаются от нас. Просто у них не бывает синих или лиловых волос, красных или оранжевых глаз; цвет их кожи варьируется, но не бывает голубоватым или серым, а их клыки совсем маленькие и почти не отличимые от остальных зубов.
Люди тоже держались семьями, как и мы, жили примерно столько же времени, хотя они давно победили большинство болезней и были на грани открытия тайны вечной молодости. Они дышали тем же воздухом, ели ту же еду, пили воду и бодрствовали днем.
Поэтому-то они, вероятно, и заинтересовались Сантаникой.
И еще их кровь была красной, как наша. Они сами об этом нам рассказали, когда их первый звездолет-разведчик сел на нашу планету. И показали даже.
Но теперь все это имело очень маленькое значение, потому что наше правительство отказалось от того, что они называли «сотрудничеством» и что являлось чистой воды грабежом нашего мира. Это стало поводом для войны.
Когда меня забирали в ополчение, я четко сознавал, что не вернусь. Я как следует попрощался с родителями, с младшим братишкой, которого, хвала Небу, в армию взять не могли по малолетству (хотя еще два месяца – и его бы замели). Братик мне открыто завидовал, что я иду сражаться, а он остается дома. Дурачок... Его счастье, что он не попал в эту мясорубку.
Родители провожали меня взглядами, пока грузовик с рекрутами не скрылся за поворотом. Я смотрел на них через бортик и думал, что никогда их больше не увижу.
То, что гордо именовалось «Народное ополчение», на самом деле являлось пушечным мясом, которое должно было отвлечь на себя людей, пока будет действовать регулярная армия.
В нашем случае – мы должны были прикрывать спрятанные за лесом гаубицы.
Глупость. Приборы людей позволяли видеть на немыслимые расстояния, в темноте, под водой и даже сквозь преграды, а снаряды не заставят вражеских солдат даже почесаться. Но сдаваться без боя шехиары не привыкли...
До прихода людей мы воевали друг с другом. Нолкары против гордоров, рогалы против геронов, а шенгорак вообще против всех... Все это отступило перед угрозой со звезд. Шехиары объединились против общего врага, который угрожал нашей независимости в планетарном масштабе.
Люди, приход которых напоминал некоторые бульварные фантастические книги, хотели одного – наш мир со всеми потрохами. Наши поля с пищевыми культурами, наши недра с полезными ископаемыми, нашу молодежь для своей армии и наши рабочие руки для своих заводов. Они сулили нам светлое будущее под своим руководством, но наверняка превратят нас в рабов, когда падет последний независимый город Сантаники...
Так нам говорили наши лидеры, и у нас не было оснований не верить.
Так вот, я сдался, когда бронированная пехота людей подошла к нашим позициям, презрительно игнорируя шквал пуль и снарядов. После первого же их залпа целый корпус Народной армии перестал существовать, а немногие выжившие в панике разбежались или сдались на милость победителей.
Меня посадили в грузовик, который с кошмарной скоростью полетел над землей, словно не было для него закона гравитации, и повезли в лагерь вместе с остальными пленными. Вернее, я думал, что меня везли в лагерь.
Меня, как это ни дико, привезли домой, в оккупированный Омал-Кар. Вся моя семья была на месте, никакого террора, который сулило нам наше командование в случае поражения или сдачи, заметно не было. Просто вместо наших войск на улицах появились человеческие, а над шпилем муниципалитета развевалось ИХ знамя – какая-то огнекрылая птица, вылетающая из пламени на синем поле.
Нас не собирались убивать. По крайней мере, пока.
Мама бросилась мне на шею, расплакалась. Отец настороженно смотрел на человека, который что-то заносил в компьютер, закрепленный на браслете. Надо сказать, что подобная компактная ЭВМ была в миллионы раз мощнее той, которая занимала целый зал в том институте, где я учился до войны.
- Вам запрещается покидать район города. - Сказал тем временем человек. Забрало он не поднял, но его голос передавался громко и четко через динамики шлема, - Любое огнестрельное оружие должно быть сдано, холодное – зарегистрировано в альен-контрол-центре района. Пользоваться индивидуальными транспортными средствами можно только с письменного разрешения оккупационных сил. Комендантский час наступает в десять часов вечера, за нарушение – расстрел. Пока все. Соблюдайте эти требования, и с вами все будет в порядке.
- Хорошо, - ответил я, - Что с нами будет?
- В перспективе? – уточил человек.
- Да.
- Это не мое дело. - Человек с лязгом пожал плечами. Броня была настолько совершенной, что позволяла и такие вольные движения, - Наверняка объявят по телевидению и радио.
Он сел обратно в кабину, и грузовик полетел дальше над дорогой.
Неделю мы жили почти как раньше. Можно было бы даже забыть про пришельцев, если бы не их патрули на улицах.
Надо отдать им должное – они никого не трогали, кроме явных нарушителей спокойствия, не грабили, не насиловали наших женщин. Хотя последнее, возможно, объяснялось просто брезгливостью. Наша раса напоминала людям какую-то нечисть из их мифологии, и к шехиарам уже успела приклеиться кличка «вампиры».
А через неделю к нам в дом пришел человек без брони, в штатской одежде. Линия фронта отошла далеко от города, и сюда стали прибывать их гражданские служащие.
- Могу я видеть Коррета Рэхшара? – спросил он, дружелюбно улыбаясь.
Я сказал, что Коррет Рэхшар – это я.
- Как Вы смотрите на добровольное участие в небольшом эксперименте? – Поинтересовался человек, - Мы гарантируем, что ничего опасного в этом нет.
- А мое мнение будет что-нибудь значить? – Вопросом ответил я, тоже улыбнувшись. Не без злорадства я отметил, что при виде моих аккуратных и острых клыков человек немного поежился.
Правда, вскоре он совладал с собой и произнес прежним ровным голосом:
- Если откажетесь, наша контрразведка может ненароком вспомнить, что Вы – непосредственный участник боевых действий против Федеративного Содружества Земли.
- Ясно, - сказал я, - Тогда я согласен.
- Чудненько. - Человек похлопал меня по плечу, - Вам час на сборы. Много не берите, через несколько месяцев Вы вернетесь домой.
- Или не вернусь, - буркнул я под нос, отходя.
После недолгих сборов и второго долгого прощания с моей семьей мы неслись в летательном аппарате нашего гостя по направлению к их базе. За окном проплывал урбанистический пейзаж моего родного города, в небе кружили аппараты людей и очень редко пролетали наши грузовые дирижабли. Видимо, люди разрешили не прерывать часть поставок.
- Как Вас зовут? – спросил я, потому что молчать было совсем невмоготу.
- Александр. - Человек снова улыбнулся, - Но можете звать меня просто Алекс.
- Алекс, в чем суть эксперимента?
- Это не секрет... Генетическая совместимость людей и шехиаров.
- В смысле?.. – У меня немного отвисла челюсть, - Вы что, намекаете...
- Вот именно. - Алекс кивнул, - Мы взяли десять женщин и столько же мужчин, людей и шехиаров поровну. Они войдут в половую связь, а потом мы поглядим на потомство, если таковое случится...
- И что вам за резон в этом? – Спросил я, - Я не буду заострять внимание на том, что подобное отвратительно с точки зрения нашей этики...
Алекс махнул рукой.
- Не только Вашей, поверьте. Но от этого многое зависит...
- Что именно?
- Если потомство будет полноценными людьми или шехиарами, Ваша раса, Коррет, будет признана полноправными гражданами Содружества. Вместе со всеми благами и правами...
- А если нет?
- Тогда – резервация, выселение, изоляция... Ну, Вы понимаете. Медленный геноцид. Не вижу смысла от Вас скрывать – если эксперимент не удастся, свидетелей не будет.
Я задумался. Человек говорил вполне серьезно... Но раз они допускают сожительство представителей наших народов, то, похоже, истреблять нас действительно не хотят... Но тогда получается, что наше Правительство нам лгало, и люди вовсе не являются жестокими мострами-убийцами, убивающих на своем пути всех, кто отличается от них хоть чем-то...
Аппарат сел возле стеклянно-металлического здания этажей на сто, не меньше. Такие здания строили только в столичном городе шенгорак, но не такие исполинские, больше похожие на иглы, упирающиеся в небо. Как люди смогли за неделю возвести такой колосс, я не представлял. Тут было работы на годы и десятилетия, причем мобилизовать пришлось бы все инженерные ресурсы страны.
- Нам внутрь, - Алекс сделал пригласительный жест, - Не беспокойтесь, вас ведь не собираются резать или там испытывать на Вас препараты... При нашей технологии сканирования это попросту не нужно...
Я промолчал. Ладно, можно и пока послушать их... Вряд ли люди отличаются от шехиаров настолько, что половой акт с ними будет нести какие-нибудь неприятные ощущения... Скорее всего, это будет как, скажем, с голубокожей: внешне непривычно, а так – как и с нормальной серой девушкой. Я специально в юности попробовал и с такой, и с такой. Никакой существенной разницы.
Меня поселили в небольшой, но уютной комнате, где помимо обязательных кровати, стола и санблока, был еще телевизор с настройкой не только на наше, местное, телевидение, но и федеративное, транслируемое из Космоса. Было интересно, но непонятно. Если бы язык знать... Надо ли говорить, что экран был абсолютно плоским и, к тому же, цветным, а изображение – неимоверно четким. Тоже недоступная нам технология...
Мне принесли другую одежду, похожую на синюю пижаму. Мои вещи мне пообещали вернуть после эксперимента. Я не поверил, конечно, но опять же не стал спорить и послушно переоделся. Плевать.
Я жил один неделю, питаясь земной пищей. Нельзя было опять же сказать, что она сильно отличалась от нашей.
Меня тестировали, сканировали, исследовали, взяли целую пропасть анализов. Мне уже начинало надоедать...
А потом ко мне пришла она...
На ней была такая же пижама, как и на мне, только зеленого цвета. Ее кожа была с характерным для людей восковым оттенком, каскад темных волос, на лбу перетянутый тесемкой, спадал чуть ниже плеч. У нее были обычные серые глаза, какие бывают и у шехиаров, тонкие пальцы на руках и стройное, поджарое тело спортсменки.
В общем, я бы не взялся сказать, что испытал строго негативные или строго позитивные чувства, увидев ее.
- Здравствуй, - сказала она мне, без лишних церемоний переходя на «ты».
- Здравствуй, - я встал, немного поклонился, как у нас принято.
- Меня зовут Луиза, - сказала девушка, - а тебя Коррет, мне сказали.
- Очень приятно, - я посторонился, пригласительным жестом показал на кресло в углу, в котором я обычно смотрел телевизор, - присаживайся...
Мы сели. Она в кресло, я – обратно на кровать. Повисла неловкая пауза, Луиза опустила взгляд. Я сказал:
- Скажи, тебя тоже заставили?..
- Нет, - улыбнулась она. Да, если бы у нее были нормальные клыки, эту улыбку можно было бы назвать безупречной, - мне просто очень хорошо заплатили. И еще больше заплатят, если я рожу ребенка от тебя...
- Так ты слима? – спросил я.
- Если это слово означает женщин, которые спят с первым встречным за деньги, то – нет, - ответила она, - У меня просто большие проблемы с деньгами, вот и все.
- Ты пришла, чтобы приступить к делу?
- Нет пока, - она опять заулыбалась, - Просто познакомиться...
- Зачем?.. – Мне стало непонятно, зачем экспериментаторы тянут резину, - Чего ждать? Сделали дело – и свободны...
- У нас так не принято, – проговорила девушка и встала, - и времени достаточно. Утром мы завтракаем вместе, если хочешь...
Она вышла, оставив меня в растерянности. Странно. Раз она так себя ведет, значит, я ей тоже не неприятен?
Мы общались с ней почти месяц, часто проводили время в одной комнате. Луиза научила меня играть в какую-то древнюю как мир игру под названием шахматы. Вроде ничего хитрого не было, но как захватывало... У нас тоже была подобная игра, но менее сложная, больше похожая на другую земную – шашки.
Луиза рассказывала мне о космосе, как люди, недавно получившие выход к звездам, стали лихорадочно осваивать пространство, а наша цивилизация – вовсе не первая, встреченная ими. Правда, только наша раса имела перспективу стать гражданами их огромного государства. Остальные были безжалостно порабощены и медленно вымирали...
Но Земля, перенесшая недавно разрушительную войну с могучим внешним врагом, не могла больше обеспечивать колонии рабочими руками. И шехиары, в случае удачного эксперимента, становились попросту отдушиной для периферийных планет.
Иногда Луиза просто переводила для меня передачи федеративного телевидения, а иногда я для нее – наши. Таким образом, мы в какой-то мере изучили языки друг друга. Ее родной язык не был общепринятым на их планете и звался французским. Впрочем, и шехиары были разделены на множество языков с незапамятных времен. Я же, в свою очередь, учил ее своему родному языку – гордорскому...
...Не знаю, чем тот ужин отличался от остальных. Мы были у нее. На столе в связи с каким-то человеческим праздником стояло человеческое игристое вино, не говоря уже о разнообразных деликатесах и нескольких блюдах с моей планеты.
Мы болтали о том и о сем, иногда прерываясь, чтобы отпить вина и поесть. Луиза часто улыбалась, показывая непривычно ровные ряды зубов, я же старался особо не скалиться. Странно, но мне не хотелось пугать ее своими клыками.
Она словно прочитала мои мысли:
- Ты что улыбку прячешь, боишься меня напугать?
- Угу, - выдавил я, немного потемнев, словно в юности. У людей тоже бывает подобная реакция, когда кровь приливает к лицу, только они краснеют.
- Не беспокойся, я без предрассудков, - снова рассмеялась она, впервые приобняв меня за плечо...
Вино кружило голову. Очень коварная штука оказалась, я вам скажу. Вроде немного выпили, а голова уже кругом идет. Да и ноги вставать не хотят...
Я тоже обнял ее наши лица встретились. Она прикрыла глаза, подалась немного вперед... Мои губы коснулись ее, мы зашлись в долгом поцелуе.
И вдруг нас как будто понесло куда-то...
Может, в вино что-то подмешали, может, мы просто перебрали... но в эту ночь случилось то, ради чего и затевался эксперимент землян.
И если бы не непривычный цвет кожи, я не отличил бы близость с ней от соотечественницы.
Мы общались еще долго.
День за днем, ночь за ночью.
Зачем меня и дальше держали в этом комплексе, было непонятно, ведь свою работу я сделал... но я не поднимал эту тему в разговоре с врачами или администраторами, потому что мне не хотелось расставаться с Луизой... Действительно, искренне не хотелось.
И она тоже отвечала мне взаимностью. Мы часто были вместе, проводили время у меня или у нее в комнате, и проведенное с ней время было самым счастливым в моей жизни.
В одну из ночей мы просто лежали, обнявшись и накрывшись одеялом. Луиза задремала, а ко мне сон не шел. Мои мысли блуждали вокруг произошедшего, разум не хотел принимать то, что сейчас говорило ему сердце.
Я полюбил человеческую женщину.
Это было нелепо, странно, но это произошло. Я полюбил ее. Раньше мне уже доводилось любить, но моя первая избранница погибла несколько лет назад в авиакатастрофе. Дирижабль упал в ледяной океан, все пассажиры погибли... Но шехиары не скорбят о мертвых долго, поэтому я о ней почти не вспоминал последние годы.
Я еще раз взглянул на спящую Луизу, которая спала на моей груди. Если мы действительно генетически совместимы, ребенок будет. Кем он будет – это дело десятое. Но он должен быть. Потому что любовь – это чудо. И чудо должно произойти. Невзначай, под грохот далекой уже войны и рев садящихся на Сантанику чужих кораблей – словно пробившийся сквозь мостовую цветок...
И верно.
Примерно через два месяца Луиза сказала мне:
- Коррет, у меня будет ребенок.
Я замер, осознавая услышанное, а потом подхватил ее на руки и закружил по комнате.
- Луиза! – Кричал я, - Это самая прекрасная вещь, которую я когда-либо слышал!
Она смеялась, в шутку вырываясь из моих объятий, мне было так хорошо с ней, так неимоверно хорошо...
- Луиза, - Сказал я, опуская ее на пол. Мое сердце забилось часто-часто, будто на первом свидании, - Я люблю тебя...
- Что? – подняла она брови.
- Да... – я опустил взгляд, - И хочу, чтобы ты стала моей женой...
Она молчала, глядя на меня. Я добавил:
- Скажи «нет», и я навсегда исчезну из твоей жизни... Но если ты меня не любишь, мне незачем больше жить под солнцем Сантаники...
Она сделала шаг вперед и прошептала мне на ухо:
- Я согласна, Коррет...
Я уткнулся в ее мягкие, ароматные волосы, обнимая ее, что-то шепча без слов...
Мы были вместе. Мы теперь навсегда будем вместе...
* * *
- ...Вы что, хотите жениться на ней? – Спросил меня Алекс, - Жениться на гражданке Содружества, я правильно Вас понял, Коррет?
- Что-то стоит на пути этого решения? – вопросом ответил я.
Человек откинулся на спинку кресла, немного помолчал, прежде чем ответить:
- Я Вам кое-что скажу, Коррет. Ни одна тестируемая пара, кроме вашей, не смогла зачать ребенка. Но Вы перевыполнили план. Не только сделали ребенка Луизе Буассон, но и полюбили ее. Это было бы не важно, если бы она не отвечала Вам взаимностью, но она тоже... испытывает к Вам схожие чувства. Мы даже провели всевозможные тесты, ошибка исключена.
- И?..
- Теперь у нас нет никаких причин препятствовать браку, - сказал Алекс, - но только тогда, когда эксперимент будет завершен. То есть родится ребенок, и будет доказана полная генетическая совместимость. Кроме того, обряд бракосочетания должен будет проводиться по нашим законам и обрядам. Это Вас устраивает?
- Вполне, - я кивнул.
Меня ненадолго отпустили домой спустя восемь месяцев после начала эксперимента. К моему удивлению, родные встретили мое решение в штыки. Мать разрыдалась, узнав, что моя новая избранница – человек, а отец сказал, что это самое настоящее предательство. Брата дома не было, и я был этому рад. Еще не хватало выслушивать его насмешки.
Я тогда сказал:
- Я все равно женюсь на ней. С вашего позволения или без него!
- Только попробуй, и я лишу тебя наследства! – процедил сквозь зубы отец.
- Надо очень! - Огрызнулся я, теряя терпение, - Если так, улечу с ней на Землю, буду жить там, у них техника позволяет шесть часов в день работать, не напрягаясь, чтобы всю семью прокормить!
- Вон! – Перст отца театрально указал на дверь, мать побледнела. Это был ритуал Изгнания-из-рода... – Убирайся и будь проклят во веки веков, Коррет Рэхшар, сын мой!
Я молча повернулся и направился к выходу. По идее, я должен был произнести длинную фразу, если смирялся с судьбой, или еще более длинную, если хотел попросить прощения. Пренебрежение этим ритуалом было верхом неприличия и было чревато уже общественным порицанием.
Когда я переступил порог дома, который еще недавно был моим, в спину меня хлестнул голос отца:
- Убирайся с Сантаники, человеческий горми!!!
Горми – это слуга. Вернее, раб по доброй воле. Продавший сам себя, или просто раб во втором или дальше поколении, но которому за верную службу платят, хотя бы пищей и жильем.
Я не ответил, выходя. Что ж, если для нашего счастья мне и Луизе придется улететь с Сантаники, пусть так и будет.
Самоходный вагон рельсовой дороги доставил меня обратно к человеческому комплексу лабораторий. В моем кармане лежал пропуск, позволяющий мне зайти и выйти, и я направился через охранный пост снова в свою комнату.
В помещении комплекса все поражало. Раньше я этого даже не заметил, настолько торопился домой, а сейчас мне хотелось поглазеть и на умные машины-роботы, которые делали самую различную работу, и на сидящих за мощнейшими компьютерами людей, и на их развлечения... Все было так непривычно, но вскоре ко мне подошли охранники и проводили в мою комнату, заявив, что свободы перемещения по комплексу мне пока не предоставлено.
Луиза отнеслась к моему изгнанию спокойно. Она сказала, глядя мне в глаза:
- Мои родители тоже против... Но проблем не будет, я вполне самостоятельная, и денег теперь у меня много. Уверена, у нас с тобой все получится.
Я улыбнулся и приложил ухо к ее животу. Почувствовал, как внутри шевелятся живые существа, которым предстояло прийти в мир... Я уже знал, что у нас будут близнецы. Кем они будут по расе, определить пока не смогли, даже с человеческой техникой. Однако было известно, что это девочка и мальчик...
...Срок пришел. Я стоял рядом с постелью Луизы, когда это началось.
Роды проходили тяжело. Луиза мучилась больше трех часов, пока, наконец, наши дети не появились на свет. Кричала, сдавливала руки державших ее акушерок... Совсем как шехиарка.
Я смог увидеть детей, лишь когда обоих уложили в медотсек. Акушеры-люди, надо отдать им должное, справились прекрасно. Оперативно вводили какие-то препараты, умело и вовремя приняли обоих.
Я смотрел на них, и моя радость была не только за нас с Луизой. Эти двое, которые сейчас кричали на чистых простынях, раз и навсегда доказывали полную генетическую совместимость наших двух рас.
На меня смотрели две пары глаз. Серые глаза мальчика-человека и оранжевые глаза шехиарской девочки. Кожа мальчика была трогательного розового цвета, девочка серая. Дочка пошла в меня, сын – в маму.
Я отвел взгляд от детей, подошел к тяжело дышащей Луизе, опустился на кровать и поцеловал ее руку.
Она спросила:
- Кто... они... по расе?..
- Мальчик – человек, девочка – шехиарка, - улыбнувшись, ответил я.
- Это... прекрасно... – прошептала она.
- Отдыхай, – я провел рукой по ее волосам, - тебе надо набираться сил...
Она кивнула. Доктор положил мне на плечо руку, сказал:
- Пойдемте, Коррет. Ей и детям надо отдохнуть.
Я не возражал. Я был счастлив.
* * *
Около года мы прожили в лабораторном комплексе. Нас готовили к выступлению по телевидению Сантаники и Содружества Земли, исследовали и тестировали. Все было прекрасно. Наш сын был на сто процентов человеком, дочка – шехиаркой. Мальчишку мы назвали человеческим именем Пьер, девочку шехиарским – Скерра...
Очень скоро, как только врачи позволили, состоялась наша свадьба. Проводилась она по человеческим традициям, и я не имел ничего против. Для начала меня обрызгали водой в храме, посвятив в одну из своих религий, потом был торжественный ритуал обмена кольцами. После того, как мы с ней обошли вокруг алтаря, потом прилюдно поцеловались, священнослужитель объявил нас мужем и женой.
Так я стал Корретом Буассон.
На свадьбе я познакомился с родней Луизы. Отец, немолодой уже мужчина с искусственным протезом руки, хмурился, когда говорил со мной или обо мне, но в открытую против брака дочери не высказывался. Мать, седеющая полная женщина, старалась наклеить на себя маску дружелюбности и радушия, но, если честно, получалось у нее плоховато... Сестра Луизы, Мария, чуть ли в открытую кокетничала со мной, а когда она разговаривала с подружками, я ловил на себе их странные взгляды...
Короче говоря, я был рад, когда мы с Луизой пошли наверх, где в общей кроватке спали дети.
Мы в обнимку вошли в комнату, и тут я увидел, как над спящими детьми склоняется фигура в черном комбинезоне, протягивая руки к Пьеру...
- Стой! – резко сказал я, отпуская плечо Луизы и бросаясь вперед. Я резко остановился, когда ствол пистолета уткнулся в голову моего сына.
- Молчать, - сказал шехиар. На то, что это шехиар, красноречиво указывало оружие в его руке – пулевой пистолет местного производства. Лицо и фигуру же полностью скрывал костюм.
- Что Вам надо? – спросила Луиза дрожащим голосом.
- Сущую безделицу, - сказал ночной гость, - ваших детей. Но и вы двое можете пойти со мной.
- Куда это? – спросил я, незаметно протягивая руку к карману, где лежал небольшой метательный диск с режущими краями.
- В лагерь Сопротивления Шенгорак. - Заявил шехиар, - Вы не должны стать пропагандистской пешкой человеков.
- Только не к шенгорак. - Сказал я, переходя на его язык, который Луиза практически не знала, - Это ведь только вы, чтобы не сдаваться людям, перебили всех, кто не был способен держать оружие, включая собственных детей!
- Пусть лучше дети умрут, но не станут рабами человеков! – процедил шехиар.
В это время Пьер проснулся и захныкал. Шенгорак на мгновение отвлекся, и Луиза бросилась вперед, опередив меня.
Последовавшие за этим события долго описывать, но заняли они от силы секунды две или три. Я резко выхватил диск и метнул, метя лазутчику в горло. Тот поднял пистолет, и выстрел прозвучал в вечерней тишине как гром... Сначала я не понял, что случилось с Луизой, лишь мгновение спустя, когда она медленно осела на пол, а по девственно-белому платью стало расползаться алое пятно, я понял, что случилось непоправимое...
Убийца тоже рухнул на пол, когда мой диск воткнулся ему в кадык. Дети пронзительно кричали в колыбели, снизу раздавался топот ног и приглушенные крики гостей, но меня это все не волновало. Я бросился к Луизе, перевернул ее на спину. Пуля попала в левую половину груди. Это было бы не столь страшно, будь она шехиаркой, но у людей сердце располагалось не справа, а слева...
- Что мне делать, Луиза?! – В отчаянии крикнул я, - Скажи, что мне делать?!..
Она посмотрела мне в глаза. Это лицо осталось в моей памяти навсегда – грустный взгляд серых глаз, струйка крови из уголка рта, непослушный локон волос, спадающий на лицо...
- Детей... вырасти... – прохрипела моя жена, – воспитай...
- НЕТ!!! – крикнул я на языке Гордора, затем еще раз, на французском, - НЕТ!!!
- Луиза! – голос ее отца пробился сквозь туман отчаяния.
В комнату вбегали люди, меня о чем-то спрашивали, но я ничего не видел и не слышал.
Моя жена, моя любовь умирала у меня на руках. Наши дети кричали в кроватке, растревоженные шумом, вокруг суетились люди, а во мне было столько отчаяния, что, не будь детей, я бы взял пистолет убийцы и застрелился на месте...
...После произошедшего я выступил по телевидению. Я произнес речь, в которой публично осуждал терроризм соотечественников, отнявших у меня мою жену. Не понадобилась даже распечатанная бумага – мои слова шли от сердца. Я показал всей Сантанике наших детей, сказав, что людям и шехиарам нечего делить, раз оба вида могут жить вместе...
После выступления я улетел с Сантаники вместе с семьей Луизы. На Землю, в город Леон. Родной мир людей был удивительным, прекрасным и благоустроенным, прибыв туда, я понял, как наивно было сопротивляться людям, которые принесли нам прогресс и дружбу. Просто наши лидеры не хотели терять власть, поэтому и очернили пришельцев в глазах народа. Миллионные жертвы, последовавшие за этим, стали черной страницей отношений людей и шехиаров...
На меня оформили гражданство Содружества, и я стал первым гражданином-нечеловеком. Я потом много выступал в СМИ, рассказывал нашу с Луизой историю...
Сантаника стала самостоятельным субъектом Содружества, и мой народ постепенно ассимилировался в человеческое сообщество. Люди действительно продвинули нас вперед, благодаря их технологиям мы скакнули в развитии лет эдак на триста вперед, кроме того, шехиары больше не воевали друг с другом.
Миллионы моих соотечественников покинули Сантанику навстречу новым горизонтам, и понесли наш флаг на дикие неосвоенные планеты.
Наша Родина стала практически неузнаваемой: везде, кроме культурных памятников, вознеслись в стратосферу иглы небоскребов, переплелись туннели и дороги, нависающие на головокружительной высоте. Подземный город разросся и стал не просто метрополитеном, а целым автономным комплексом, содержащим все, что нужно для полноценной жизни.
Правительство стало построенным по человеческому образцу, но сидели в нем, в основном, шехиары. Люди взяли на себя только те области, в которых мои соотечественники еще пока не преуспели: высокие технологии, освоение Космоса, межпланетные отношения и тому подобное...
Я, конечно, не был в курсе возможных грязных делишек людей в высших кругах, но, честно говоря, таковых наверняка было полно и при старом правительстве. Главное, что простому обывателю стало гораздо лучше жить.
Сопротивление Шенгорак еще много раз пыталась испортить отношения между нашими мирами, проводя теракты, несанкционированные митинги и провоцируя националистические движения. Люди, надо отдать им должное, не поддавались на провокации, а, наоборот, всегда оказывали помощь всем пострадавшим.
Кончилось все через шесть лет, когда последних членов Сопротивления привели в полицию их же бывшие соратники. Действительно, кому нужно бороться против общества, если оно ни коим образом не притесняет наши права?.. Более того, помогает во всем?
Пьер и Скерра росли и учились, являясь не просто моими детьми, но и живым символом единства наших двух народов, впрочем, вскоре они были уже не единственными. Хотя и существовали радикально настроенные шовинисты, как с человеческой, так и с нашей стороны, все же очень многие люди и шехиары перешагнули через взаимную неприязнь...
Зачем говорить, что кто-то не такой, как мы? Уверен, дети любых рас договорятся друг с другом даже без слов. Дети, которые еще не знают вражды и ненависти, подлости и недоверия.
Глядя на маленьких людей и шехиаров, которые, совершенно не обращая внимания на свои различия, играли во дворе нашего дома, я думал, что именно для этого и стоит жить. Ради детей и их счастья. И не важно, чем ты внешне отличаешься.
Уверен, для Бога на небе, как бы его ни называли в молитвах, все мы - просто дети, вне зависимости от расы...
Август 2003 г., Санкт-Петербург.