Перестройка уже лет пять как резала по живому судьбы, семьи, страну, когда перед ним опять встал вопрос, чем кормить все разрастающуюся семью. Крупная и известная по тем временам фирма по продаже компьютеров, в которой он успешно проработал последние годы, вдруг рухнула. Трое ее совладельцев не поделили то ли прибыль, то ли любовниц и разбежались в одночасье, аккурат перед светлым женским праздником. Зарплату, хоть и мизерную, все -таки выделили. Хватило ее на букет жене, да еще набор рюмок и бокалов, упакованных в праздничную коробку. Жена очень любила красивую посуду, но хрупкая эта материя у них не задерживалась, сама собой выскальзывая частенько из рук… Пока жена хлопотала с едой для младенца, коробку поставили на табурет. Уж и не вспомнить, кто из старших детей, присел, не гладя, и тут же подскочил с криком и слезами, перепуганный звоном рассыпающего стекла. Все дружно посмеялись, решив, что на счастье…
Рушилось производство, хирели, закрывались исследовательские институты, а торговля – вот чудеса-то! - шла в гору. И даже приобретала цивилизованные формы. Один за другим на территориях бывших московских заводов, НИИ возникали торговые гиганты. На одном из первых он и нашел место продавца в маленьком павильончике по продаже компьютеров. Сначала работал на хозяина, но вскоре тот, в ажиотаже открывая новые точки, бросил эту клетушку ему на откуп, появляясь лишь раз в месяц за двойной суммой аренды. Дело шло. Музыкант по образованию и по складу души, он нашел свою нишу, собирая компьютеры с музыкальным уклоном. Живой звук уступал место «миди», и к нему тянулись со всех концов города, залетали даже солидные птицы…
Подкопив чуть денег, он расстался с хозяином, и открыл собственное дело. На одном из новеньких рынков в спальном районе. Денег хватило на несколько месяцев аренды вперед, и витрины, на которых выложил что-то по музыкальной части из домашнего арсенала. Три месяца впустую протирал штаны, проедал последние запасы, а в начале декабря не выдержал – и рискнул последними деньгами, закупив пять клавишных самоиграек, которые пришли на смену деревянным, громоздким фортепиано. Они продались за два дня. Не дав даже жене «на жизнь», он вложил деньги в следующие семь… Дело пошло. И через какое-то время он открыл второй магазинчик на очередном новеньком торговом аэродроме…
Музыкальный рынок только поднимал голову. То, что предлагали крупные западные фирмы, было добротно, но очень уж дорого для простого народа. Висело месяцами, как музейный экспонат. Над отечественными гитарами – топорными, тяжелыми, неаккуратно обработанными и … тоже недешевыми – смеялись… А ничего другого «своего» и вовсе не было. Он было пытался заказать у российских умельцев хоть барабанные палочки, хоть медиаторы… Те заламывали такие цены – хоть стой, хоть падай! Нужно было искать хорошее, но дешевое. Китайское! Это ненавистное многими китайское…
Зал для оптовых продаж у Джека Ли был совсем невелик. На облепивших стены витринах лежали образцы всяческой мелочевки, на полу стояли стойки, комбоусилители и прочее музоборудование. Когда он впервые возник в этой комнатушке – улыбающийся, блестя веселыми глазами за стеклами очков, несущий аромат не дорогого и не дешевого, но очень приятного, уютного парфюма, он был встречен как и все прочие покупатели вежливой улыбкой. Китаец Джек Ли, ни слова не говорящий по-русски, проводил время на складе. За столом сидела русская, которая и общалась, и составляла заказы…
У него разбежались глаза. Каждую вещицу бережно брал в руки, осматривал, спрашивал о цене… Когда хозяин увидел заказ на две страницы, выбежал в зал сам – пожать руку щедрому покупателю, заулыбался, замяукал…
В следующий раз ему нужны были дешевые – под майские праздники – гитары. Надеясь на праздничный ажиотаж, заказал не две, не три коробки, а… 103 штуки! Китаец чуть не тронулся от чувств-с, не сказал, пропел: «Друга!» Самолично несколько раз громыхал тележкой, доставляя со склада объемный груз к подогнанной «газели»…
С тех пор Джек Ли узнавал «другу» нутром, выбегая при его появлении из темной комнатки в зал, потирая от радости свои маленькие китайские ладошки…
Года два потирал.
Покупатели и взрослели, и богатели. Дешевое, но чисто китайское, уже не улыбалось, хотелось фирменного, проверенного, прославленного… Уловив перемены в настроении клиентов, он быстро переориентировался на более солидный и дорогой товар и совсем перестал появляться у Джека Ли. Встречались по случаю, на музыкальных выставках. Китаец заглядывал в глаза, показывал новинки, зазывал… Однажды, чуть не плача, с трудом, но все же сказал: «Она… Новый год…вся деньга нету… пропала…» Уже новая помощница объяснила, что та русская, через пять лет честной службы вдруг, собрав всю предновогоднюю выручку, исчезла в неизвестном направлении. Обчистила у китайца кассу, обокрала душу – он-то верил…
«Друга» кивал сочувственно. Ох, какое же знакомое рассказывал Джек Ли! За эти последние годы и у него бывало разное. Когда доход от двух магазинов стал позволять, он то ли из азарта, то ли из-за жадности, стал стремительно расширяться… Пять магазинчиков по всей Москве, около десятка продавцов… Тогда - лишь поднял он чуть голову, немного окреп - потянулись к нему в помощники старые друзья, приятели, знакомые знакомых… Они-то, в основном, и работали. За каждым разве уследишь? Обманывали, завышали цены, пропивали, исчезали… Не выдерживали этого испытания – деньгами. Заглядывая по вечерам в кассу, думали: «И зачем ему столько – десять тысяч вчера, двадцать сегодня?..» Не объяснишь ведь, что не «его» это деньги, и не жене и не детям малым он их отнесет: все расписано до копеечки - аренда, закупка товара, налог, что-то «на жизнь». Кто-то, как и у Джека Ли, исчезал без следа, за кого-то отдавали «должки» жены и матери.
Сколько раз он оставался без копейки, еле наскребая на аренду, сколько раз начинал пить горькую – и не столько из-за денег, сколько из-за поруганной, растоптанной дружбы, сердечной боли… А потом прикрыл один за другим магазины, оставил всего два: в одном – сам, в другом – жена. Каждый день, без отпусков и выходных, от и до… Не бизнес, а каторжный труд: арена, закупка товара, налог, что-то «на жизнь»…
Может, и довелось бы поднять чуть голову, да тут нагрянул мировой кризис. Людей повышвыривали с насиженных мест, производители взвинтили цены. В первые месяцы про музыку крепко забыли, и он жил только на старых запасах. Не имея ни нефтяных скважин за спиной, не наживя за эти годы даже мало мальской недвижимости, со страхом ожидал того дня, когда опустеет его скромная заначка… Но … Пообвыкся народ, опять потянулся, хоть и реденько – за струнами и прочей мелочевкой. Около добротного, фирменного цокали языками, покупали дешевое…
Нужные дороги не забываются. Он, как и всегда, вошел в небольшой зал, облепленный по стенам витринами, с улыбкой, блестя веселыми глазами за стеклами очков, принес аромат не дорого и не дешевого, но очень приятного и уютного парфюма. Брал с полок товар, осматривал, спрашивал о цене… Новая русская составляла заказ. Китаец, еще сам не зная за чем, вышел со склада в торговый зал. Подбежал к единственному покупателю… Не дотягиваясь до плеч, приобнял за руки выше локтя, поседевшим виском припал к груди…
Не сказал, вздохнул: «Друга!»…