- Опачки! - присвистнул я, когда крутанулся на волне. На берегу, как раз там, где я скинул одежонку, кто-то был.
«Словно ститюэтка девушек стояла и пират карабель к ней направить паспешил», - пронеслась ария Остапа Бендера.
Всё это конечно здорово, но мне надо возвращаться на заставу. И вылезать из Балтийского моря под таким чикированием нагишом не совсем удобно, даже при всём при том, что погранцы уже давно… привычные ко всякому... и всё-таки подобие стыда ещё где-то там на донышке шелохнулось.
Подплываю ближе – а она симпатичная, хотя в темноте все кошки серые, а солдату на втором году службы уже все девушки привлекательны, но всё равно…
Каждое утро (хотя утром я считаю тот момент, когда в моём личном расписании боевого расчёта заканчивается волнистая линия сна, а если мы после ночного наряда ложимся спать часов в девять утра, значит это «утро» где-то около пяти вечера) как только дежурный меня будит, я тут же накидываю галифе, сапоги и лётом на урез, благо застава расположена в баронском замке на берегу Финского залива, и до обрыва всего двести метров. Купаться каждый день, вот главное правило моржа, а то первой весной службы я болел несколько раз неслабо, то в прорубь под лёд на снегоходе ухнули, то в снегу секрет тащили… так что и теперь я выскочил на берег, быстренько разделся, и поплыл в ледяной водичке, немного пахнущей сбросами из трубы «Сланцехима». А вот назад возвращаться… на песочке расположилась принцесса... и на меня во все глаза… конфуз!
- Тюдрук! Тере! Девушка! Вы не могли бы отвернуться! – выразительно показывая руками разворот и прижимая другую там, где нужно, попросил я эту незнакомку. Блондинка, стройная, глаза голубые, одета в лёгкий джинсовый костюмчик… и что она тут делает, совершенно неясно.
Незнакомка отвернулась, надо же, поняла! Я быстро выскочил на берег, не вытираясь, накинул на себя штаны, быстрым движением намотал портянки, нырнул в кирзу…
- Холодная водичка? – спросила она, не оборачиваясь. Голос её музыкальный, с богатыми обертонами, как будто она любит петь.
- Да ничего, нормально для ноября, - ответил я, уже собравшись и продолжая любоваться известно кем.
- Каждый день купаешься? – она посмотрела на меня, и почему-то мне показалось, что это не праздный интерес, а ей что-то нужно.
- Да, для закалки… каждое утро, - небрежно бросил я, а сам почему-то заволновался, сердце вот-вот выскочит...
- Утро? В пять вечера? – пропела она. - Ах да, вы всю ночь границу охраняете…
Решив ничему не удивляться, я вдруг подумал, что буду полным дураком, если мы не познакомимся. А поскольку дураком я бываю часто, но этот день решил пропустить, я узнал, что её зовут Лера, и она приехала к родственникам на заставу.
И тут мне бы расспросить, к кому, но её обаяние так на меня подействовало, в её небесных очах шебутились такие милые бесенята, что вместо уточнения обстановки я ещё несколько минут, пока мы поднимались наверх по тропинке, а потом прогуливались до офицерского дома, провёл в мирной болтовне о том о сём…
- Ну ладно! Ещё увидимся! – прожурчал её голосок, и она нырнула в подъезд. А я, чтобы не попадаться на глаза кому-либо из начальства, бегом на заставу, тем более, что после подъёма у меня в расписании ещё стояли какие-то работы, так, ерунда… уборка территории… а плац вылизан, дорожки все подметены, и даже опавшие листья найти сложно. Дембильская работёнка. Я взял метлу и пошёл искать горсточку листьев, прислушиваясь к природе и насвистывая «и её назвал он птичкой на ветвях своей души»…
***
Редкий случай – вечерком образовалось время, свободное от нарядов, я нащупывал на рояле какую-то свою мелодию. И тут около плеча нарисовалось женское личико:
- Привет! Это что, Шопен?
- Привет! Не, сам чего-то наигрываю, - ответил я Лере, ведь это была она, и я не скажу, что мне её приход был неприятен.
И тут бы мне тоже поинтересоваться, ну просто так, для общего развития, как это она оказалась в здании заставы, кто это, но я что-то засмущался, густо покраснел, и когда она села рядом на стул в позе слушательницы, изнывающей от нетерпения перейти к другому акту спектакля под названием «лёгкий флирт по месту службы», на нас в буквальном смысле свалился замполит.
- Неплохо вы устроились! – сказал он с каким-то подвохом, Лера только улыбнулась, а я… уже потом узнал, что передо мной воркует… юная жена начальника заставы. Ну, это понятно, он парень молодой, она молодица ещё та… вот только заскучала.
Это в городе, пока парады и встречи в театрах и кафе, курсант может быть интересным собеседником, имеющим какие-то увлечения, способным на лирические отступления и романтические порывы, да и форма красит мужчину. А в лесу, на заставе, в диком углу, когда вокруг никаких развлечений, кроме ночных тревог, и до города десятка, женщине, которая не устроится на работу, и у которой нет детей, откровенно тоскливо изо дня в день лицезреть мигом поскучневшего офицера, одолеваемого рутиной, нашими пролётами и вопросами охраны границы.
Замполит у нас ехидина ещё та, и как только он срисовал нашу парочку, мирно болтающую над старым роялем, у него появился коварный замысел это использовать:
- В общем так, Моцарт. Новый год на носу, надо бы устроить праздник. Тебе и карты в руки. Сочини спектакль, алёкни талантам и готовься, командование велело весело отпраздновать.
Я хотел было отнекиваться, мол, кому играть в спектакле, но тут замполит мне припомнил:
- А кто у нас песни пел, кто там по техническим завязал?
Намёк ясен, хотя я и не знал, о ком о чём, а просто для себя сочинил песню с таким началом:
«Жена начальнику сегодня отказала, мол, «по техническим я нынче завязала», он приходит недовольный, начинаются дела! - ох, кому-то будет больно, что жена мне не дала…» и так далее в таком же сексуально окрашенном стиле.
И вот Петрявичус, с которым после отбоя мы тайком производили запись на магнитофон в его уазике, пролетел, кассета попала в руки замполита, и он теперь меня грубо шантажировал, если я не устрою концерт, тогда мою блатную песню послушает не только он… а и лейтенант Тетёрин, наш командир, чья юная мамзель оказывается сидит рядом почти в обнимочку … с роялем и строит мне глазки на музыкальной теме.
Пришлось мне согласиться устроить балаган силами нашего маленького подразделения. На заставе тридцать человек бойцов, но половина с неоконченным высшим образованием, есть даже свой аспирант, народ подобрался развитой, так что как-нибудь справимся и с этой задачей.
- А мне роль найдётся? – поинтересовался белокурый ангел. – Я занималась в драмкружке…
- Вот и кумекай, Шульберт! - распорядился замполит. - Чтоб и спектакль был, и главная женская роль, и на пограничную тему!
И всё это сказано таким тоном, что никаких «не могу не хочу не умею» просто не принималось.
- Есть! – отвечаю я, падаю в кубрик за тетрадкой, чтобы, не отходя от кассы что-то набросать. В это время со второго этажа полилась музыка – Чайковский… «Времена года»… слышу, как подснежник проснулся… вот он проклюнулся… вот он уже разгибает головку… распускает лепесточки... музыка волшебная.
Моя знакомая оказывается не только театралка, но и музыкантша ещё та… Народ на заставе стал прислушиваться, а когда пацаны увидели, что я тут брожу с тетрадкой, дежурный, сержант Шайрисламов, спросил:
- Это кто играет?
- А это моя пассия с уреза, ну помнишь, я рассказывал, как меня нагишом застали! – отвечаю я походя.
- А… ну ты даёшь, когда успел только! – дивится дембиль, что его сынки обогнали.
Я поднялся наверх, она мне со значением кивнула, и я, несмотря на определённую армейскую задубелость вдруг понял, что музыка исполняется для меня.
Однако параллельно думал я над превратностями судьбы - со мной играет жена начальника… где-то боковым зрением угадываются интриги замполита… на носу прыгает спектакль силами повара, кочегара, нюха и двух ушастых… и каким-то боком в этом водевиле затесался я…
Стараясь не отвлекаться на лучезарные глаза, устроился на крышке рояля и стал набрасывать сюжеты. Первый вариант спектакля Лера, ставшая главным цензором, отвергла, как прима.
- Ну что это за Терем-теремок? Кто из солдат потом будет нормально с ним общаться? «Я – Лёлик-алкоголик, я – Роман наркоман»… Нет! Нужна классика, и потом, я не хочу играть медсестру! – капризничала Лера, и забраковала ещё один вариант, настаивая на том, что она обязательно должна сверкнуть, а не тускло коптить. – Хочу быть спящей красавицей! Вот!
- Спящей? Аха… понял… значит ты – это Граница, ты спишь, а солдаты охраняют, несут службу, - меня, как Остапа, в присутствии вдохновительницы понесло. - Тут враг подкрадывается, и надо тебя разбудить сиреной. Потом наши все поднимутся и поймают нарушителей. Придётся сцену драки ставить. А ты всех наградишь! Туш, и все счастливы… так что ли?
- А чтобы спящая красавица Граница проснулась и станцевала, - она вспорхнула со стула, легко подпрыгнула, как балерина, ну талантище во всех областях, - её главный герой непременно поцелует.
- Главный герой? – почесался я. – А кто главный герой?
- Принц! А в нашем случае – пограничник, который отразил все атаки, - догадалась Лера, очень выразительно глядя на меня, и тут я, почему-то вспоминая крутой нрав лёлика, возглавившего заставу, на уловку не клюнул, и сдержал свои эмоции. Супруга командира, заметив, что я напрягаюсь от таких неприкрытых наездов, с некоторым сожалением отставила попытки.
Тем временем я набросал на паре листочков сценарий, пока Лера опять наигрывала Петра Ильича, на этот раз «Октябрь»… трам-там… трам-там… тарира та… та та… собаки бегут по полю, гонят лису, а за ними охотники.
***
- Не буду я с ней целоваться! – заявил Колыч, как только вник в сценарий.
- Мишка, ну ты хоть не начинай! Ладно мне пришлось Шамана и Соболя уговаривать бандитов играть, а Сину - колдунью - разведку штатовскую, так ещё ты!
- Короче, принцем камикадзе я не согласен! Если Тетёрин увидит, неизвестно ещё, как это аукнется.
Наблюдавший репетицию Шайрисламов припёр меня к стенке тоном, скопированным с замполита:
- Короче, Шекспир! Ты с нею уже знаком, на пляже перед ней голый скакал. Кроме того, ты это дело придумал. Так что и целоваться тебе!
- Нифига себе! – пытался бодаться я, вспоминая искры из глаз той, с кем мне придётся целоваться. - Шар, тебе-то что, ты уже дома будешь!
- А я хочу от вас письмом отчёт получить, как всё прошло. Сина, мне лично отпишешь, и если наш Принц не поцелует красавицу, вернусь и разбираться буду! – шутливо пригрозил Шар.
- Халосо, халосо! Пусть целоваться! – отвечает Сина, который вообще по-русски сложно понимает, но и тот расплылся заранее… - Пусть Потапа фото делать.
Потап вовсю точил дембиль, у него закуркован фотик, и чувствую, мои подвиги на ниве нежных обниманий ещё войдут в летописи дембильских альбомов. Сколько я не отнекивался, бесполезно.
Так я стал принцем в собственном спектакле на пограничную тему, мне пришлось на глазах у всей заставы целовать Леру. На репетициях её роль играла подушка, которую я должен был приложить губами.
- Не, не верю, Станиславский! – кричал довольный замполит, который хитро подсмеивался какой-то своей задумке. – Кто так целует? Обнять и уж приложиться так, чтобы зал замер!
- Товарищ лейтенант! – взмолился я. – Меня Тетёрин заживо зажарит!
- Не зажарит! - заверял замполит. – Начальник на праздник поедет в отряд на торжества, так что концерт будем смотреть мы со старшиной, и те, кто не в наряде. И потом, ты что, не готов пострадать во имя искусства? А как же… - и тут пошла самая скабрёзная цитата из моей хулиганской песни, очевидно, замполит её уже знал наизусть…
Пацаны заржали, а я ещё раз отматерил мысленно Петрявичуса, который провалил кассету, из-за чего теперь меня принуждают к прилюдному самоубийству во имя Мельпомены.
Что интересно, красотка бати, когда узнала, что она будет возлежать среди занавесок в виде спящей Границы, а целоваться с нею буду по сценарию я, как-то весьма одобрительно кивнула головой и даже подмигнула мне, типа «не дрейфь!» Ну ладно! По-моему, она слишком увлечённо ухватилась за эту идею, может, решила Тетёрина расшевелить, и первая нас выцарапывала из боевого расписания на репетиции.
И вот настал судный день. После увольнения наших «дедов» мы - основной призыв, и теперь нам портить кровь могли только отцы-командиры. Сцена устроена в столовой, то есть, по замыслу, мы сначала должны насладиться искусством, а потом сесть за сдвинутый большой стол.
Спектакль начался, как запланировано – Сина смотрелся прикольно в поварском колпаке с большой указкой вместо иголки. Граница уколота шпионкой и лежала в простынях, её грудь от дыхания вздымалась, чем приводила в восторг всех изголодавшихся по женскому обществу бойцов.
Потап нещадно тратил плёнку на эти виды, и я втайне души надеялся, что на мою интимную сцену с леди Границей у него не останется.
Мимо спящей начали копошиться и шастать всякие шпионы и бандиты, Соболь имитировал ползание по табуреткам, и народ уже тихонько ржал, а Шаман с его полным отсутствием юмора смотрелся в роли диверсанта как нельзя кстати, он даже не улыбнулся ни разу, когда ему пришлось картинно переходить из тазика - подводной лодки - на берег - два стула. Мы валяли дурака, и всё бы ничего, но мне ещё предстояло то, что мне потом будут вспоминать до дембиля. Что-то волнительно!
Я, как Принц-Пограничник, в это время лежал в секрете, укрытый толстым слоем снега из газет и в дырочку от «Комсомольской правды» наблюдал за тем, как тут хозяйничают бандиты. Вот к Шаману приплыл Соболь, и они вдвоём решили «перейти границу у реки», точнее у моря.
Пацаны проявляли чудеса, корчили смешные рожи, и зрители уже доведены до кондиции. Теперь мой выход - надо заметить бандитов, будить Принцессу и включать сирену. Я уже приподнялся на локтях, с биноклем, чтобы зачикировать мужика, потом сел, чтобы перейти к непринуждённым ласкам Границы… и тут в дверь столовой тихо, крадучись, чтобы не мешать спектаклю, проскользнул на крайний стульчик начальник заставы лейтенант Тетёрин… приехал, наверное, пораньше.
Я обмер – мне-то ещё целоваться! Я вспоминаю наставления замполита о том, что не обязательно целоваться взасос, а можно просто имитировать, как прикидываются в индийских фильмах.
- Видел «Танцор диско»? - поучал хитрый лёлик. - Он ведь только махнёт кулаком в полуметре от лица, а они все падают!
И вот я, внутренне содрогаясь, приближаюсь на полусогнутых к Лере. Леди Граница лежит и подсматривает в щёлку ресниц, как я подбираюсь. Она ещё не знает, что её благоверный, по совместительству наш босс, уже в столовой и всё это чикирует.
И тут скучающая жена командира решила пошалить. Как только я подтянулся для имитации чмока, она обхватила мою шею рукой и приложилась… на всю катушку! и ещё для смеха, наверное, ну не верю я, что от страсти! хотя… может её и на самом деле захватил этот процесс… она в поцелуе смешно подрыгала ножкой, дескать, просыпается…
- Оооо! – застава издала стон вепрей, все захлопали, как будто просили ещё, я поплыл от смущения, и видел только свои уши.
- Аха, аха! – счастливый замполит хлопал в ладоши, расцвёл, и главное в чём, что он-то абсолютно не при чём!
Потап не знает, что делать, то ли щёлкать, то ли выть от восторга вместе со всеми. А мы лобызаемся с Лерой на глазах её мужа, который, кстати, ещё не просёк, с кем я там целуюсь, кого мы нашли на женскую роль, и поэтому безмятежно хлопает и показывает замполиту поднятый вверх большой палец. Ну ну!
Когда Лера, она же разбуженная Граница, приподнялась на своём ложе, потянулась и сказала свою коронную реплику «Как долго я спала… Застава! В ружьё!», она встретилась глазами с Тетёриным.
Что тут было! Нет, молния не расколола купол, и даже никто не крякнул. В нашем самопальном водевильчике образовалась пауза, которую так ценят артисты.
Я застыл, не зная, что делать, Лера тоже страшно смутилась… лицо Тетёрина покрылось пятнами…
Кое-как мы доиграли спектакль – враги получили пендаля и задержаны, отконвоированы, а Принцесса-Граница вручила всем солдатам медали за храбрость в виде круглых печенин на тесёмочке. Но кульминация уже прошла – она оказалась даже не в сцене драки, которую мы с таким трудом ставили и тренировали по вечерам до отбоя, а … в этом поцелуе, когда подснежник пытался пробиться сквозь ледяную корочку милитаризма и вздохнуть свежего воздуха мира искусства.
После спектакля народ шумно меня поздравлял с премьерой, как будто это такой прикольный фокус, целоваться с женой начальника у него на глазах! Все норовили постучать по спине, по плечу, довольные, Сина – герой дня, Шаман и Соболь теперь к своим кликухам получили дополнительную - «бандит», Потапа кто-то назвал Шрайбикус… и только Тетёрин как налитая туча и замерзающий от неловкости подснежник Лера… тихонько покинули наше пиршество для своих домашних разборок.
- Знал бы я, что она так целуется, я бы сам сыграл Принца, - завидовал Колыч, наворачивая праздничный ужин – пирог, изготовленный Синой.
- Не свисти, - отвечал Потап. – Если бы ты знал, что всё это придётся проделывать на глазах у Кирпича, ты бы ни за какой хмырь не согласился.
- Всё-таки ты отчаянный, Моцарт! – это Соболь уже мне. – Кирпич тебе не простит.
- Зато воспоминаний до дембиля, - отшучивался я, хотя на душе скребли кошки. Но не показывать же своих дурных предчувствий… И потом… как бы то ни было, но как ни странно, я ни о чём не жалел. А будь что будет!
На следующий день Леру с чемоданом отвёз на вокзал Петрявичус – видно, с Тетёриным они поругались из-за вчерашнего. Шеф за мои проделки на театральной ниве затаил зуб…
В феврале я пролетел, на учениях потерял рукоятку сигналки. Когда решали, что со мной делать, Тетёрин как-то слишком легко отдал меня на растерзание тыловикам. Но вот губа позади, я вернулся, а тут и весна.
Как только на заливе появилась чистая вода, и можно было купаться, после пробуждения я стал забегать на излюбленный песчаный бережок…
Сегодня как обычно, отмахав свою стометровку в направлении Финляндии, я развернулся… и увидел, что на берегу около моей одежды стоят двое… мужчина и женщина. Пролёт!
«Но однажды утром… с молодым ковбоем стройную креолку увидал он на песке», - запел я про себя… Только вот убивать одной пулей вряд ли мне вздумается, это уже не песня – в роли «ковбоя» выступал Тетёрин.
Отчаянный пират брассом плыл навстречу к ним и гадал, как за нарушение режима и самовольные купания накажет начальник… но тот даже не хмурился, счастливо улыбался… ведь рядом стояла Лера, его жена. Всё-таки приехала назад? Значит, у них любовь, а зимой случилась только размолвка?
Они сами отвернулись, я вышел из воды и оделся, ожидая волчий билет на губу.
- Ну как водичка, товарищ солдат? – спросил Тетёрин. – Небось, холодная?
- Для апреля нормально, - отвечал я, гадая, сколько мне дадут суток. Если от своего имени козырнёт, пожалуй, трёшка, терпимо, сейчас в камере потеплее… А если учтут, что я только что с губы… то могут и под приказ командира части подвести… пришить «самовольное оставление»… налепить ещё пролётов, у меня их тьма… а это уже серьёзно, в погранвойсках тянет и на дисбат, если очень разозлить начальство.
- А мы вот тоже гуляем… чудесная погода, - пропела наша артистка и доверчиво прижалась к своему лейтенанту, а в глазах у неё были всё те же лукавые чертята, правда, сегодня они просто лучились навстречу солнечному ветру. – Весна!
- Ну ладно, рядовой… давай на заставу, там тебя старшина уже ищет… говорит, срочно нужен директор на туалет сроком на месяц, - без какой-то угрозы в голосе объявил наказание «ковбой», обхватив рукой за талию свою «креолку».
- Есть, сроком на месяц! - обрадовался я и почесал в расположение, по пути дивясь перемене в батьке. Надо же, что любовь с человеком делает – даже не посадил! На тропинке что-то меня заставило обернуться. Я посмотрел на них – они обнялись, глядя на то, как дышит море… как волны мягко гладят уставшую от зимы землю... вдруг я удивился ритмической речи... он что-то ей читает, мне даже показалось, что это стихи… и в руках у неё… я заметил букетик подснежников.
------------------------------------------------------
иллюстрация - http://i055.radikal.ru/0910/9b/19fa80f14949.jpg