Марина Авербух
Марина Борисовна Лурье
«Со Вчера - на Сегодня»
(Из заметок с Подмосковья)
1.
Хорошо-то как!
Тёплая весна...
Только апрель - а почти как лето!...
Все едем на дачу - в нашу любимую и несравненную Загорянку!
В этой Загорянке прошло всё моё „летнее детство!“.
Стасик и Аркаша всех наших и всех гостей везут прямиком на машинах, а я забастовала и отговорилась,
решив ехать "как в юности“- на электричке...
Как когда-то с Бабушкой...
Еду с той же Бабушкиной корзинкой - везу в ней вязанье (начатое ещё прошлогодней осенью, да так и не закон-ченное).
А среди клубков обнаружились несколько, тоже прошлогодних, конфеток. Я всегда брала их с собой на случай неожиданного знакомства с симпатичной (не старше пяти лет!) попутчицей, как и я, любительницей дорожной попутной болтовни.
– А вы знаете... – начинается общение, а под конфеты оно ещё веселее... И ручки размахиваются, и ножки болтаются, а уж головка - та вертится, как флюгер на ветру...
...Электричка трогается почти всегда чуть-чуть неожиданно; медленно уплывают назад провожающие или опоздавшие... Машинист деловито сообщает о предстоящих остановках, без особого успеха предлагает уступить места инвалидам и пожилым (естественно, не своё - за штурвалом, а наше, уже занятоё...)... За окном позеленело - поплыли подмосковные рощи, дачные сады, станции, гкоторые проследует без остановок... – Вот и мороженое на руках усталой (по поездам уже часов пять!) женщины в ватнике с накинутым поверх серо-белым халатом... Из сумки-холодильника и нам с соседкой должно достаться по завёртке „эскимо“.. Нет, эскимо уже закончилось, но появился вафельный стаканчик, из которого, приподнимая круглую бумажку, выглядывает бело-розовая мордочка сливочной вкуснятины, обжигающей язык и согревающей душу... Как будто откусила кусочек облака...
...Неспешно, как на загодя подготовленные вражеские позиции, прошла групка многодетных цыган. Увидев наше мороженое, от компании к нам устремился пятилетний цыганёнок..
Быстро выбрав меня как объект морального насилия, уставился немытой мордашкой на мой недоеденный стаканчик и потребовал поделиться - то есть отдать ему и отдать немедленно, пока в стаканчике что-то осталось...
Моё объяснение о негигиеничности предлагаемого действа – не подействовало…
– Дай, тётка! –
А пока я, дура сентиментальная, лезла в корзинку за конфеткой, пацан выхватил желаемый, и потому требуемый, стаканчик и, на бегу въедаясь в лакомство, побежал догонять „своих“...
Чуть насмешливо, но одновременно не без ласки, на меня смотрит старенькая, неоднократно встречаемая на дачной тропе бывшая артистка Малого театра... (В Валентиновке - дачный посёлок артистов!).. Поздоровались глазами и слегка раскланялись. Ей приятно „внимание народа“, да и мне тепло...
А вот и моя Загорянка.
Топ-топ...Скрип-скрип – вздыхает радостно деревянная плат-форма. И мы радуемся, вдыхая смесь ещё зимнего и немного прогретого весеннего воздуха... А ведь скоро уж и сирень вспыхнет белыми и лиловыми факелами...
На станционном базарчике – только зимние угощенья: квашеная капуста десяти сортов, солёные огурчики - гиганты и корнишон-чики; яйца из-под загорянкинских курочек и сметана-творог местного владельца двух коров...Творог от них - маслянистый, с желтинкой, слоистый - словно пирожное „Наполеон“.
Закупаюсь в основном из солидарности и для поддержания добро-соседских отношений: все же много лет свои, а некоторых я даже уже успела полечить..
(„А у нас на улице свой доктор!“) ...
Время подмосковной молодой картошки ещё не подошло, поэтому пришлось подкупить её у заезжего красавца „кавказской националь-ности“...
Всё - таки в брюнетах столько мужского шарма!!!
Всё!... В корзинку больше не помещается, да и ручки свои – „не казённые“, а итти не так уж близко, особенно с поклажей...
Наша „улица Глинки“ - не близко...
Раньше (при Бабушке), была почти на окраине Загорянки, а ещё раньше – до Советской власти – называлась:
„Еврейский тупичок“. Понятно почему...
Но затем нарезали новые земельные делянки, для новых поселен-цев... Теперь стоит даже дача известного полярника Толстикова (самого - то мы не видали, а сестра его здесь и жила...)...
«Перестройка» и «прихватизация» преобразили архитектуру не толькоj „еврейского тупичка“, но и, в большей степени, всей Загорянки... Появились высоченные - в 3-4 метра досчатые сплош-ные заборы, вскоре заменённые на кирпичные „дувалы“ с видео-камерами; башенки на „подросших“ домах; добротные, спаренные гаражи, похожие на оборонительные форпосты (блокпосты) и даже бассейны с голубой чернильной водой...
Но на нашей „Улице Глинки“ обнаружилось совсем уж неожидан-ное, просто потрясающее архитектурное нововведение...
В самом начале бывшего „еврейского тупичка“, у самого забора дачи нашего давнего знакомого Масея Шлёмовича Трахтенберга возникла немного-нимало - православная часовенка..
(В прикарпатье такие придорожные сооружения, очень уважаемые местным, в основном, правда, католическим, населением и всеми пришлыми, называют „капличками“) ...
Вот и эта персональная часовенка "товарища Трахтенберга" была изготовлена на манер „каплички“ : добротный столб, высотой мет-ра с два, венчала как бы избушечка без фасадной стенки...
В глубине „избушки“ была укреплена (как и положено - в стеклянном ларце) православная икона...
...Масей Шлёмович выбрал икону Николая Угодника – покровителя увечных и настигутых различными карами, в том числе и юриди-ческого характера. В этом его деянии можно было усмотреть спра-ведливое, но уж очень запоздалое раскаяние!
....Долгие десятилетия Мосей Шлёмович был грозой всех своих соседей (думаю, что не только в Загорянке)...
Появился он в ней в 50-ые годы, когдя проводился новый пере-дел дачной территории... И куратором этого передела был оперу-полномоченный МВД капитан М.Ш. Трахтенберг...
Как и было принято юридической практикой сталинского периода в жизни России, наиболее доступным, если не любимым „народным“ средством улаживания спорных дел был ...донос!
...По такому вот доносу был арестован и мой дед...
А следствие по его делу вёл именно товарищ-капитан Трахтенберг. Как всё проходило и чем всё кончилось – сюжет другого рассказа, но в итоге месячной отсидки в КПЗ дедушка вернулся домой, целый, но осунувшийся...
А половину дома, занимаемого Яковом Ханиным – его родствен-ником – братом моей бабушки - занял, как вы уже догадались, Мосей Шлёмович Трахтенберг...
Вспомнив своего дяду Яшу - я тут же вспомнила всех его друзей, из которых самым интересным был конечно – Леонид Осипович Утёсов!
Ничего удивительного! Яша Ханин был ведущим трубачом -солистом знаменитого утёсовского джаз-оркестра.
Высокий, с пышной шевелюрой, улыбчивый - сама энергия и жизнелюбие. Яша всегда окружал себя хороводом девиц (исключи-тельно русскими и исключительно блондинками)...
Нередко его коричневая, точнее - цвета кофе с молоком – „Победа“ заезжала под вечер в наш „тупичок“ и до утра отдыха-ла напротив его половины дачи, практически напротив дома деда... Бабушка не уставала ворчать по поводу женского "пого-ловья", но что поделать... Лишь перманентные женитьбы дяди Яши вносили некоторое успокоение в его дачный ритм... Да гастроли по Союзу, да отъезды в свой, ставший родным, Ленинград...
Но во все московские гастроли Утёсова сам Леонид Осипович и его друзья - трубачи обязательно совершали визит к моей бабушке... Это было зрелище в стиле лучших трофейных фильмов 50-ых годов...
„Победа“ останавливалась уже на правой стороне улицы, напро-тив нашего – бабушки-дедушкиного дома...
Из неё бодро, чуть не строем, высаживались стройные красавцы в кожаных (почти до пят) пальто, в лихо заломленных шляпах, с охапками цветов, с портфелями, звенящими от бутылок с коньяками, и вечными шуточками и хохотом...
Последним – под внимательным и уважительными взглядами всех обитателей и нашей дачи и многих соседних, из машины, не без величавости и шутливой торжественности, выходил сам Мэтр!
Он тоже, как и молодёжь, носил кожаный плащ и столь же лихо заломленную шляпу...
Торжественный поцелуй с Бабушкой – вначале, как королеве – в ручку, потом объятия и родственные поцелуи сердечных многолетних друзей...
...Иду дальше...
Справа, с самого поворота на нашу „улицу Глинки“ выглядывает из-за солидного глухого забора огромный - трёхэтажный особняк Сашки Александрова...
Особняк вырос совсем недавно и отстроен по „ново-русским“ стандартам (хотя и не по всем, но это пока!!!)
...Надо знать нашего Сашку - он своего добьётся и реализует своё детское обещание: „СТАТЬ БОГАЧЕ ВСЕХ НАС“!!!...
Сказано было это ещё в школьные годы. Тогда его мама - тётя Дуся,а теперь конечно, Евдокия Евлампиевна!, держала корову.
... Голландку! И эта „тёти-дусина“ пеструха поила своим вкус-нейшим молочком всю ребятню нашего тупичка... В те советские времена корова Монька была единственной кормилицей небогатой малочисленной семьи тёти Дуси.
Сын тёти Дуси - Сашка - был застенчивым, если не сказать, пришибленныммальчиком... Без особого и настойчивого нашего приглашения он не играл с нами - дачниками (наверное - так был настрополён своей матерью, старавшейся держать дистанцию между „поставщиком молока“ и „покупателем“...
То ли это гордыня пополам с чванством, то ли робость затюкан-ного трудовой жизнью русского человека, извечно робеющего перед „образованными“ горожанами...
Со временем я разгадала, или, точнее говоря, поняла-открыла причины закомплексованности нашей соседки...
...Над семейством Евдокии и Сашки довлеет какой-то неприятный и затяжной наследственный рок: нелюбовь Матерей к своим Дочерям!
Прабабка Сашки всю свою жизнь поедом ела свою единственную дочь! И укоряла! И шпыняла! И замуж за любимого не пускала!
И выдала, наконец за небедного, но очень уж нелюбезного мужичка...
Сама дочь (будущая сашкина бабка), родив сына - души в нём не чаяла - и тетешкала, и любовалась и песни ему пела, пока не родила... дочь (сашкину мать то есть).
Та росла, как зверёк - в братниных обносках, с братниными мальчишечьими игрушками... Отцовы подарки девичьи - колечки там, полушалочки - мать прятала сразу после примерки и затем потихоньку куда-то сбывала с глаз дочери...
...Выросла дочка - как падчерица и вроде счастливой ушла в дом свекрови... Бог, видно ошибся опять, подарил этому роду дочку.
Назвали Евлампией, и родная её мать от собсвенной и единствен-ной дочки тоже отвернулась... Те же попрёки в нерадивости, неу-мелости и даже в некрасивости...
Так и жили все дочери,из поколения в поколениекак чужие, врозь со своими матерями...
Этот комплекс неполноценности почему-то именно у Сашки вызвал обиду, внутренний, крепко скрываемый протест...
Он все родовые беды свалил на бедность "нищенство" своего рода... Однажды Сашка „раскололся“:
– Вот вырасту - буду богатым, и вы все мне будете завидо-вать, а не я вам!
– И вырос... И стал богатым, хотя нашей зависти так и не добил-ся, но старался отчаянно...
Постаревшая мать Евдокия Евлампиевна уже и не нуждалась в „молочной пенсии“.. Но коровёнку продолжала держать, меняя её, по мере выбраковки, каждые пять-шесть лет...
Держать уже для себя, не для приварка, скорее для „запаха“ и живого объекта заботы...
...И вот тут-то Сашка показал свою удаль...
Поставил матери коровник - на зависть всем окружным фермам: с горячей водой, вентиляцией, механической поилкой и уборкой навоза, электросечкой для травы...
И даже... с музыкальным центром, постоянно играющим экологич-ную классическую музыку (Вивальди, Дунаевский, Моцарт и хор Пятницкого)...
Все панели коровника оббиты импортным деревом...
На шее „бурёнки" висит швейцарское ботало 18-го века...
В стенах вмонтированы зеркала и портреты... быков!!
Мы ходили в коровник, как в Дом Культуры, и всё советовали тёте (теперь уже Бабе-) Дусе) брать с посетителя за вход и за музыку, но не уговорили...
...Вот и сейчас я иду и слышу журчание какого-то классика... Как пелось ранее: – Мечты сбываются... –
Ну, и слава Богу...