Вы спрашиваете, как я стала такой стервой? Хотите знать, когда перестала радоваться жизни и заковала себя в оковы вечной сдержанности? Вам интересно, почему никого не люблю и зачем отношусь к окружающим как к грязи? Ну что ж… Если у вас есть время, слушайте…
Когда мне исполнилось девять, а брату три, отец ушел из семьи. Ушел тихо, без скандала и истерик. Я молча смотрела, как упаковывались вещи и отступила на шаг назад, когда он попытался поцеловать меня в лоб перед уходом. Спустя несколько минут из родительской спальни раздались мамины рыдания, заглушаемые закрытой дверью. Мы с братом просидели, обнявшись, до утра и малыш заснул у меня на руках, не осознавая, что только что разрушился наш хрупкий маленький мирок.
Потом мы жили втроем. Было не так уж и плохо. Не так хорошо, как с папой, но как-то терпимо. Брат рос, я заканчивала школу. Карьера мамы пошла вверх, она наконец-то сдала на права и купила машину.
Мне было шестнадцать, когда они оба погибли в аварии. Дорога была скользкой, видимость плохой, а скорость слишком высокой. Мама не справилась с управлением. На их похоронах я не плакала. Смотрела на два гроба, крепко сжимала руку лучшего друга Димы и осознавала, что потеряла уже троих близких мне людей.
После церемонии мы вернулись в квартиру, и я впервые в жизни напилась. Утром, вместе с головной болью, пришло осознание потери, и я зарыдала навзрыд, иногда срываясь на вой и методично ударяясь лбом о пол.
В таком состоянии меня и нашел друг, вышедший в магазин за минералкой. Он откачал, успокоил. Проснулась уже в больнице. Рядом сидела единственная родственница, успокаивающе похлопывала по руке и говорила, что не оставит меня одну.
Так я стала жить с бабушкой. Школа, выпускной, университет… Все было так быстро, так красочно… Я даже не задумывалась над своей жизнью, пока она в очередной раз не рухнула. Обширный инфаркт.
И снова похороны, крепкая рука Димы, ночной алкоголизм, сдобренный очередной порцией слез.
А утром меня тошнило. Рвало, кидало на стенки и снова рвало. Потом полегчало. Я выпроводила Диму и легла на пол в коридоре. «Господи, когда же все это кончится? Когда же, Господи?».
Надо ли говорить, что после этого я всеми доступными мне способами пыталась забыться? Не стала разве что колоться – это уже совсем низко, так сильно я не упала, слава Богу. Регулярно меняла парней, алкоголь, клубы. Поссорилась с Димой. Просто перестала ему звонить сама и не отвечала на его звонки. Даже дверь не открывала.
А потом встретила Тимура. Грустного, красивого и явно серьезного. Мы курили на кухне, обсуждая политику и плохой табак, когда он вдруг спросил:
- Маш, а зачем все это тебе?
- Что, все? – я выдохнула дым в форточку и повернулась к нему.
- Ну, это все, - он обвел руками вокруг себя и нечаянно стряхнул пепел на ковер.
- Я тебя не понимаю, - усмехнулась. Злобно как-то вышло…
- Понимаешь, - он затянулся. – Ты ведь хорошая девчонка. Не дура, не уродина. Зачем тебе такая жизнь?
- Такая жизнь? – я опять злобно усмехнулась. – А действительно. И зачем мне такой ты в этой жизни нужен?
- Действительно не нужен, - согласился он, затушил окурок в пепельнице, встал и вышел из кухни. Я раздосадовано выкинула остатки сигареты в форточку – курить больше не хотелось. В прихожей хлопнула входная дверь. Молча пожала плечами и поплелась спать.
Утром убралась в квартире и позвонила Диме. Он понял. Он всегда понимал.
- Чего ты никогда и никому не сможешь простить? – спросил он меня как-то.
- Предательство.
- Почему?
- Потому, что его не прощают, - пожала плечами. Это было очевидно. Я же не простила предательство отцу. Так почему я должна была прощать его кому-то другому? Дима вроде бы как даже понял.
Спустя пару дней я узнала, что Тимур покончил с собой. Или просто напился до такой степени, что выпал из окна восьмого этажа. Это было не так уж и важно.
На его похороны я не пошла. Не было смысла. Хотя он и был тем самым человеком, благодаря которому я изменила свою жизнь, но присутствовать на кладбище в тот момент, когда его опустят в землю, мне не хотелось. Поэтому я просто отменила запланированное с одногруппниками кино и напилась белого вина. Было больно. Хотя он вроде как даже ничего для меня не значил особо. Но все равно было больно.
Следующие полгода я была правильной и хорошей девочкой. Училась, не пила, регулярно звонила лучшему другу и даже начинала дышать. Закончила универ, устроилась на работу. Стала неплохо зарабатывать.
Потом встретила Влада. Он был чудесным. Веселый, умный и добрый. Дима познакомил меня с ним и сказал, что лучшую пару не найду, даже если оброю всю землю окопами. В чем-то он был прав. Окопы я рыть не собиралась.
Димкина девушка Василиса наконец-то вздохнула с облегчением. Дура. Я бы никогда и ни при каких обстоятельствах не стала строить с ним отношения – как можно строить какие-то отношения с братом? А Димка был мне именно братом. Даже как парень не рассматривался. По умолчанию.
Я была счастлива. Когда забеременела, Влад сделал предложение. Мы решили повременить до рождения ребенка – не хотелось выходить замуж беременной. Все шло хорошо.
Как раз звонила будущему мужу, чтобы уточнить дату свадьбы, когда почувствовала боль в животе. Я даже не стала выяснять, почему это произошло. Мне хватило слова «выкидыш». Я потеряла его. Ребенка. А ведь он для меня уже был практически частью жизни… Тихо, вздрагивая от рыданий, снова набрала номер Влада.
Он бушевал несколько часов. Кричал, метался по палате, обвинял меня. Мне и так было больно, а он словно давил на болевые точки, добивал, втаптывал в грязь. А потом у него вдруг вырвалось:
- Ты даже ребенка выносить не смогла! Неудивительно, что я тогда с ней… - он осекся и повернулся ко мне.
- С кем это – с ней? – наверное, в этот момент я побледнела до такой степени, что слилась со стенами больницы.
- С ней – это со Светой, - вздохнул Влад. И рассказал мне все. Новый Год, наша ссора, он уезжает праздновать к друзьям. Полночь, шампанское, вино, коньяк, еще что-то, он даже не помнил что, и Света. Утро, похмелье, постель и опять Света.
- Уходи, - больше мне было нечего сказать.
- Маш, дай объяснить…
- Зачем? Я и так все знаю… Она для тебя ничего не значит, это было всего раз, а любишь ты меня… И то что сказал пару минут назад – это просто вырвалось, а на самом деле ты совершенно так не думаешь. Так ведь?
- Так…
- Уходи, Влад, - я отвернулась к окну. Снег… Опять снег… Мама говорила, что он шел когда я родилась… Надо же… Скоро мой день рождения – всего пара дней осталось… Мне будет двадцать пять… А потом Новый Год…
Влад ушел. Молча и даже не хлопнув дверью напоследок...
Через полчаса была уже у лучшего друга. Все. Финита ля комедиа. Теперь кроме Димы у меня в этом мире никого не осталось. Я стояла возле окна, глядя на унылые городские высотки, и, обхватив себя руками, со слезами рассказывала о том, как предал самый любимый и практически будущий муж.
Хозяин квартиры сидел в кресле за моей спиной и курил сигарету за сигаретой. Когда у меня закончились слова и всхлипы, он медленно поднялся и сказал:
- Маш, а может, стоит попытаться простить? Он ведь просто боялся тебе сказать. Он с самого начала боялся твоей реакции.
Когда первый шок от его слов прошел, до меня начал медленно доходить смысл сказанного. Не оборачиваясь к Диме, я скорее констатировала, чем спросила:
- Ты знал.
Он молчал. Значит правда. Сердце болезненно сжалось и ухнуло куда-то в пятки.
- Дьявол, - вырвалось у меня.
- А что я мог сделать? Что я мог сделать? Он практически умолял меня ничего не говорить тебе. Он на коленях стоял.
Я развернулась и медленно вышла из комнаты. Уже стоя в дверном проеме услышала слабый и жалкий вопрос:
- Что я мог сделать?
- Определиться, чей ты друг – мой или Влада. Хотя, свой выбор ты тогда все же сделал.
- Маша…
- Прощай, Дима.
Я даже не обернулась. Не было ни силы, ни желания.
Это был удар ниже пояса. Кто угодно, но только не он. Не человек, с которым я прошла практически всю жизнь. Не он. Только не он. Только не Дима, который знал меня как себя, а иногда даже лучше. Не он, прекрасно осознающий, что я могу простить все, кроме этого.
Все четыре квартала, бредя по темным улицам, я слышала в голове только одно слово «Предательство». Оно пульсировало, отдаваясь тупой болью в висках, и явно показывая мне, что я опять ошиблась. В людях, в себе, в жизни.
Дома, не включая свет, легла спать. Заснула мгновенно. Видимо, кто-то там, наверху, сжалился надо мной, решил не посылать еще и бессонницу. И на том спасибо.
Утром упаковала две коробки с уже ненужными подарками и забытыми в моей квартире вещами – одну Диме, вторую Владу. Отправила по почте, как бандероль – встречаться ни с кем из них не было ни малейшего желания. В обе коробки вложила одну и ту же записку «Не вздумай меня искать».
Но они оба попытаются. Это факт. Поэтому вместе с коробками в мою машину перекочевали три чемодана с вещами и лэптоп. Пора менять квартиру. И желательно город.
Заехала на почту. Купила новый мобильный – старый разбила еще вчера по дороге домой. Позвонила агенту по недвижимости, встретилась с ним, отдала ключи от квартиры. Мои вещи со мной, а жилплощадь – к чертям. Куплю новую. Где-нибудь на другом конце света. Здесь меня больше ничего не держит.
P.S. Говорят, что у кошки девять жизней - она может восемь раз умереть, и восемь воскреснуть. Девятая смерть будет последней. Ровно восемь затянувшихся шрамов насчитают на сердце, когда кошка умрет. Последствием девятой жизни будет огромный кровоточащий рубец. Он будет смертельным не потому, что самый сильный – все девять настолько болезненны, что заставляют животное умирать от потери крови. Он будет смертоносным, потому что последний, девятый.
К чему я это говорю? Все просто. Я любила и теряла близких мне людей. Восемь раз. А значит, восемь рубцов на моем сердце уже есть. Стоит полюбить и потерять близкого человека еще раз – и я получу последний, девятый. Остается единственный выход – никогда и никого не любить. Тогда и терять будет некого.
Именно так я и живу последние десять лет. Никого не люблю, никого не жалею, ни о ком не волнуюсь. И никого не теряю. Ведь умирать никто не хочет, не так ли?