Этот небольшой рассказ повествует
об одних из дней периода моей жизни.
О днях, проведенных в одной прекрасной
и экзотической стране арабского мира.
О Йемене.
Глава 1
Наш небольшой самолет швейцарской авиакомпании, быстро разогнавшись, вписался в коридор достаточно высоких буро-красных гор. Мы покинули столицу этой страны. На наше месторождение блок №4 Западный Айяд каждое утро отправлялся один из двух принадлежавших швейцарцам самолет. Эти воздушные «лайнеры» были достаточно точной копией чешских самолетов Л-410, на которых я в свое время достаточно полетал по предгорьям Алтая. И первая мысль при посадке была достаточно тривиальна. Кто у кого украл идею этого воздушного судна? Думаю, что это были параллельные направления технической мысли. Оба из этих самолетов Zimex и так достаточно сильно отличались друг от друга по внутреннему оборудованию пилотской кабины. Один из них был напичкан экранами компьютеров, второй обходился рядами красного цвета цифровых индикаторов. На этот раз нам достался, думаю, второй устаревший тип самолета. (Спустя четыре года я сидел в кабине пилотов летящего из Сургута к Москве Ту-154, чувство ощущения зари авиации не проходит и сейчас).
Интересной была предполетная подготовка пилотов к взлету. Она была проведена на достаточно хорошем английском, я практически все понимал. Второй пилот зачитывал по бумаге некую легенду проверки всяких там закрылок и запуска двигателей, а первый, дублируя голосом команды, щелкал тумблерами и двигал рычажками на панели управления. Потом оба пилота перешли на родной, почти непонятный мне язык. Я чувствовал, что это какой-то диалект немецкого языка, но было забавно вслушиваться и делать догадки, кто же эти люди по национальности. Они могли быть и нанятыми бельгийцами, голландцами.
Я сидел в непосредственной близости от кабины пилотов и видел по мерцающим индикаторам, что наш полет происходит на высоте около 11 000 футов. Проплывающие по обе стороны борта самолета скалы, изрезанные редкими серпантином дорог и пятнами селений постепенно становились все более пологими. Туман или некое подобие облаков редели. Промелькнувшее справа внизу и ушедшее назад зеркало водохранилища Мариба, напомнило нам, что мы вступили в объятия одной из величайшей пустынь этого мира. Под нами безбрежными волнами барханов поплыло Аравийское плоскогорье. Сам по себе полет не занимал и часа времени, но вид бесконечных песков составлял две третьи полетного времени.
Самолет быстро пробежал и остановился на конце песчано-гравийной взлетно-посадочной полосы. Слева от нас высилась небольшой скала, вдали поднимались уступы плоскогорья перед неизбежным падением пустыни вниз к Индийскому океану. Лучи солнца буквально час назад прорвались через гребень гор и уже ощутимо начинали пригревать, не смотря на середину ноября.
Процедура нашей встречи была предельно проста. Мой личный автомобиль был услужливо отогнан на территорию Терминала, ввиду того, что наше пребывание в столице затянулось почти на неделю. Подъехавший на автомобилях персонал состоял из людей обслуживания нашей фирмы, а так же владельцев наемного транспорта из городка Атака и его ближайших поселений.
Дорога до центрального лагеря заняла не более 10 минут. Лагерь был пуст, все наши знакомые, с кем мы вплотную работали, уже разъехались по скважинам и установкам месторождения. Только доблестный охранник на въезде в лагерь дремал на какой-то пирамиде из ящиков и циновок, прижав к груди "калашников".
Салех, комендант лагеря, быстро организовал завтрак, вручил нам дорожные пайки и препроводил к автомобилю, который должен был доставить нас на Терминал.
Как я уже говорил, наш транспорт представлял собой некую смесь из автомобилей фирмы и наемных машин. Нам достался достаточно старый рентал "Крузер" с практически не говорящим ни на каком-либо языке кроме арабского водителем. К счастью, мы имели уже более чем трехлетний опыт общения с местным населением и языковая проблема общения нас не настораживала.
Мы выехали в сторону Атака около десяти часов утра. Вообще, расстояние от CPU(центрального лагеря) до города составляло чуть более шестидесяти километров.
В этой части пустыни проходит огромное количество дорог. Эти дороги подобно ручьям сливаются и разливаются бесчисленными потоками и направлениями. В данном случае, я заметил, что мы взяли путь по одной из самой западных ветке дорог. Справа от нас виднелись зализанные ветрами вершины огромных барханов. Дорога представляла из себя достаточно плотную гравийно-глинистой смесь. Пустыня, окружающая нас, была поросшей пятнами остатков легкой травянистой растительности, может быть 2-3 летней давности. Качество дороги позволяло нам «лететь» под девяносто км.
Двигатель нашего "крузака" начал покашливать через полчаса пути и спустя пять минут заглох окончательно. Наш водитель Ахмед метался от открытого капота к салону автомобиля, вздевал негодующие руки к небу, что-то быстро говорил и наконец, стало понятным... Бензина у нас нет. Это была уже почти середина пути до Атака. Впереди лежала дорога, по меньшей мере, еще в половину пройденного по пустыне. Мы не очень и приуныли, хотя рассказы о погибших в бескрайних песках бедуинах оптимизма не вызывали.
Ахмед, потрясая пустой канистрой, произнес достаточно длинный монолог, из сути которого мы поняли, что до основной дороги отсюда не более 8-10 километров. Он быстро "сбегает", и все будет "тамам" (хорошо). Нам ничего, собственно, и не оставалось, как проводить араба в добрый путь. Бутылками воды был завален весь багажник, в магнитоле мурлыкал «Крис де Бург» и пара часов вынужденного ожидания не вызывала особого беспокойства.
Темные полосы гор слева и справа от нас уже были почти не видны. Марево от разогретых песков скрывало их от наших глаз. Мы расположились на заднем сиденье автомобиля, все двери были полностью открыты и легкий ветер продувал наш Крузер, создавая впечатление полного комфорта. Периодически, опорожняя содержимое бутылок питьевой воды на свои головы и одежду, мы и не чувствовали особых проблем от зноя, хотя температура воздуха была уже далеко за тридцать. Об этом напоминали мои многофункциональные часы дайвера. Тревожное чувство какой-то безысходности проявилось часа через полтора.
Первое видение у меня началось по истечению второго часа. Внезапно я увидел движущийся на нас огромный караван верблюдов. Пришло легкое чувство облегчения
-Ну, наконец-то- .
Помотав головой и сбросив этот мираж, я осознал некую бренность нашего бытия сопоставимую по реальности исчезнувшему образу. Впрочем, панике мы с Виктором не предавались.
В очередной раз разлив бутылки воды на свои головы, мы уже перестали столь напряженно всматриваться в полосу горизонта этой пустыни мира. Музыка из магнитолы имела совершенно отвлеченное напоминание о цивилизованном мире, и мы ее выключили. Звук струек песка и легкий шелест выгоревших трав теперь полностью наполнил все наше сознание посредством слуховых ощущений.
В дальнейшем зеркало марева принимало образы то сильно волнующегося океана, то бесконечные толпы идущих на нас бедуинов.
У нашего водителя, как впрочем, почти и у всего взрослого мужского населения этой страны, из-под ниши сидения автомобиля торчал ствол АК-47. Я и сейчас теряюсь в догадках, то ли он просто оставил его в впопыхах, то ли это была преднамеренная акция в поддержку нашего духа. Я не большой любитель оружия, но теперь, испытывая некоторое состояние бездеятельности и легкого отчаяния, я потянул свою руку к ремню автомата.
Я выстрелил всего-то пару раз, поставив режим на "одиночный". Воспоминания о способе обращения с оружием всплыли достаточно быстро, видимо они неплохо были вбиты на военных сборах после четвертого курса института. Фонтанчики песка от посланных пуль взметнулись на ближайшем бархане. Это развлечение не вызвало у меня ни единой толики восторга, скорее чем-то напомнило пустую стрельбу из рогатки по кустам, что в детстве и было, очевидно, занятным.
Состояние прострации было прервано отдаленными звуками приближающегося автомобиля и гортанными выкриками нашего водителя. Ахмед этими словами больше хвалил своего аллаха не за наши выжившие души, а за возможность и далее работать по найму в компании. Последнюю идею он усиленно пытался вбить в наши не очень свежие головы уже при подъезде к Атаку. Хотя, надо отдать Ахмеду определенную дать уважения. Ведь он прошел по пустыне не меньше 10 километров. Я не знаю, могли бы мы на такой подвиг подвигнуться.
Арабы приехали на трех автомобилях, все экипажи были хорошо вооружены. Первое впечатление было, что мы стали жертвой группы захвата, так как были наслышаны о похищениях заложников, и только дружеские похлопывания по нашим спинам и достаточно условно понятые фразы чужого языка успокоили нас.
Наконец, впереди начали светиться белесые башни не очень высоких минаретов. Это был Атак. В этот городок мы въехали отнюдь не героями. Может часть населения этого, расположенного на границе гор и пустыни городка и знала о трудностях испытанных нами, но, скорее всего, наше приключение было для них повседневной обыденностью.
По приезду в Атак нами был взят некий таймаут. Расположившись в тени тростникового навеса придорожной чайханы, мы принялись дегустировать предложенные напитки. Выбор был, правда, невелик. Утолив жажду бутылочкой некой газированной воды со вкусом легкого Пепси и местным названием "канада дринк", мы приступили к чайной церемонии. Чай здесь подается в небольших стеклянных стаканчиках. Напиток достаточно ароматен и очень крепок. В качестве опций в него добавляют молоко или сливки. Тонизирующее воздействие от выпитого было для нас сродни принятой доброй порции «ката». Жевание листьев этого кустарника особая, устоявшаяся традиция местных арабов. Я пробовал несколько раз пройти эту предвечернюю процедуру тренировок челюстей и языка. Ощущения…, ну словно ты перепил по глупости пару-тройку чашек крепкого кофе.
Вся оставшаяся часть дороги до Терминала была достаточно более экзотична по отношению к дорогам пустыни. Приблизительно через полчаса пути, за перевалом плоскогорья наш автомобиль начал скатываться в долину Хаббан. Первым ощущением было чувством полета. Мы преднамеренно остановились на самом начале спуска. Я не видел Гранд Каньон, но и до и после многие из американского контингента нашей компании в неописуемом восторге выскакивали из автомобилей именно на этой точке пути.
Перед глазами представала почти необъятная, длинной с пару десятков километров и шириной вполовину меньше, долина, окаймленная лестницами столовых гор и покрытых голубой дымкой.
Далее вниз, по дороге в долину, слева и справа от нас громоздились уступы оранжевого песчаника и конусы странных зеленоватых, невысоких гор. Серпантин спуска составлял несколько сот метров по перепаду высот и нескольких минут продолжительности езды. Впечатления от этой части поездки были сродни ощущений пассажиров резко снижающегося авиалайнера.
Наконец, мы вплотную приблизились к столице этого царства скал, заброшенному и временем, и людьми городу Хаббан. Я посетил этот город позднее пару раз. Впечатления от посещения средневекового арабского города, этих небоскребов царицы Саббы, были просто оглушительны для моего ума.
На этот раз мы медленно проехали вдоль вади пересохшей реки, отделяющей нас от этого прекрасного города, и углубились в бесконечную извилистую полосу асфальта по пути домой. Дальнейшая дорога представляла собой достаточно сложный калейдоскоп видов. Это были и неожиданные провалы ущелий, и рощи финиковых пальм, зажатые уступами черных скал, неожиданно припорошенные у своего основания снежно-белыми песками. Кругом виднелись белесого цвета долины рек, наполняемые бурными водами только один раз в несколько лет.
Знаменательным местом на этой части дороги был небольшой поселок русских мелиораторов. Я сейчас затрудняюсь сказать, по какой линии международной помощи они там работали и строили какие-то ирригационные каналы. Все они, а было их около десяти человек, были из Краснодара. Мы слышали об этом поселении русских от арабов.
За пять месяцев до описываемого мной дня, мы с Виктором имели неосторожность заехать к "землякам". Наши Тойоты, мобильные рации, украшенная лейблами спецодежда американской нефтяной компании повергли их в такой шок, что краснодарцы решили не мерянными порциями самогона сбить всю нашу спесь. Отчасти это им удалось. После удачно проведенного вечера мы добирались до Терминала глубокой ночью и крались через горные перевалы на второй передаче. Сейчас вспоминаю не без дрожи. На следующий день за проведенный досуг я и Виктор получили малоприятную воспитательную беседу от нашего супервайзера Уинстона.
У американцев был совершенно не поддающийся никаким обсуждениям закон, который дословно можно перевести приблизительно так – «на территории нефтяных месторождений и им подобных владений компании невозможно выпить ни капли алкоголя». Как позже выяснилось, трактовка была смягчена до следующего текста - «надо знать меру в любом занятии». Американцы и сами-то нарушали этот закон, но не более двух раз в году. Это были традиционные праздники: «Мэри Крисмас» , «Independent Day» и, только в угоду нам русским, «Новый год».(А иногда и возвращение русских).
Последняя треть пути опять проходила через пустыню. Природа данного места достаточно резко отличалось от того, где мы в течение нескольких часов предавались созерцаниям видений и миражей. Вокруг лежал достаточно мощный, отчасти занесенным песком галечник, изредка покрытый неким подобием высохшего в труху нашего сибирского багульника.
В нескольких километрах справа от нас высились подковы огромных, высотой с пятиэтажное здание барханов. Впрочем, гораздо меньшие барханы, 3-4 метровой высоты, успешно пересекали нашу дорогу, и нам приходилось делать достаточные петли по объездным дорогам пустыни.
Наконец, на фоне однообразной желтизны пейзажа, вырисовалась одинокая, покосившаяся и проржавевшая прожекторная мачта нашего бывшего "русского" лагеря. Я провел в нем более двух лет своей жизни. В свое время он представлял собой территорию из ровных рядов югославских вагонов - коттеджей. Этих рядов было четыре, в каждом около пятнадцати вагонов. Жилье по нашим меркам, неизбалованным трассовым жильем Сибири, было просто верхом комфорта.
Вагон состоял из двух секций по два человека в каждом. Душ, туалет, небольшая кухонька. Позднее, живя в лагере, построенном американцами, я понимал, насколько были убоги наши представления о цивилизованном жилье и, главное, быте.
Периметр лагеря обозначался рядами «родных» вагонов-бочек. В них жили в основном местные рабочие и обслуживающий персонал. Так называемую административную часть лагеря представляли три достаточно больших, выполненных в том же югославском стиле здания. Самым большим и высоким из них было.... Затрудняюсь подобрать название, мы его по старой русской традиции называли или просто клубом, или, более новым словом, видеозал.
Рядом стояло здание центрального офиса нашего контракта. Длинный коридор, кабинеты направо, налево. Генеральный директор и прочие генералы, начальники цехов, участков. В общем, все как полагается на русской стройке.
И наконец, третье сооружение имело очень родную для нас по наименованию вывеску "Кафе "Сургут". Работали там удивительные жулики, как впрочем, и деляга из находившегося в торце этого же здания магазина. В кафе-столовке тарелка жуткой солянки обходилась по расценкам среднего блюда европейского ресторана.
Продавец сопутствующего магазина Витя (земляк из Нижневартовска) вбухивал нам банку отечественной «тушенки» по цене недельного заработка на Родине.
Время, проведенное за этот период жизни русского контракта невозможно оценить однозначно. Были свои радости и невзгоды. Последующие воспоминания больше раздражали той бесправностью, почти нищенскими условиями работы и быта в компании России. Государства, бывшим тогда некой гранью перехода между категориями, советского и независимого.
Вернемся к прерванному пути. Еще один поворот и мы загрохотали всей подвеской по камням дороги на Терминал. Индийский океан наполнил горизонт глубокой синью, когда мы поднялись за первым поворотом на уступ пересохшего русла реки.
Солнце уже было близко к закату и от этого краски приобрели невыразимую яркость. У подножия чаши океана серебрились пятнышками резервуары Терминала.
Через десяток минут мы уже стояли на причале Терминала. За спиной темнели громады нефтяных танков, в нескольких милях от берега покачивалась оранжевая точка заправочного буя. Длинные валы океана надвигались на нас и разлетались о камни пирса. Теплый, соленый ветер быстро привел нас в чувство после многочасового переезда, после пережитого.
Полосы солнечных лучей прорезали небосвод и скрылись за острыми гребнями Рудумских гор.
По дороге в свой лагерь «ARCO Shabwa Terminal», вот такое мудреное название, мы заскочили в безлюдный центральный диспетчерский пункт (отличительная особенность западной технологий). Мигающие огоньки контроллеров и кадры мониторов встретили нас своим неутомимыми, работающими по своим законам общения, потоками цифр информации. Мы бегло осмотрели экраны компьютеров. Все было из ОК!
Дорога к лагерю не занимала и пяти минут пути по гравию самой короткой дороги. Но ввиду того, что мы провели целую неделю в столице, где не смогли пропустить ни единого из «дьюти-фри шопов», мы были достаточно подготовлены к встрече с Терминалом. Одним словом, около 20 банок пива «Хайнекен» и пары бутылок виски было нами сохранено на груди, не смотря на все страдания в «атакской» пустыне.
Наш путь к лагерю удлинился не на много. Это был небольшой вояж вдоль пляжа океана с остановкой на берегу напротив нашего «кэмпа».
Возвращение русских было достаточно уважаемым событием для избалованных «сухими» законами, что россиян, что американцев. Все хорошо понимали разность в расписании нашего и режима работы американцев в Йемене, соответственно, русские получали некие поблажки.
В этих нечастых вечерах «пати» американцы и англичане принимали участие с глубоким удовольствием и почтением.
Расположившись на задних откидных створках багажников наших Тойот и приняв «легкие» дозы алкоголя мы, как и все представители лучшей половины человечества, принялись рассуждать об особенностях и текущих невзгодах своей работы.
Как правило, особенно нетерпеливым в этой процедуре возлияния и, активного на этой почве общения, был наш русский электрик Дима. Впрочем, я всегда был уверен, что негативная реакция на любую тему наших разговоров у него строилась из обид на размер его жалования. Звезд он, как электрик далеко не хватал. Неглупый, но до беспредела ленивый парень. Благо, что в противовес ему со стороны американцев не находились достойного соперника по работе. Иначе наш Дима со своей инфантильностью не продержался бы там и полугода.
Наш связист «Виктор Nokiaman», так его называли американцы (мой попутчик по пустыне), был всегда предельно краток и лаконичен в этих дискуссиях, не смотря на самое глубокое знание английского среди нас русских.
Пользовался он этой Шекспировской «глубиной» хоть и мудренее нас и все же нечасто. Я тарахтел на «изысканном» народном англосакском. При недостаточном словарном запасе, но благодаря более высокой степени активности общения и хорошим произношением, я имел в итоге неплохой кадровый приоритет в этой американской компании.
По сути дела, из нас шестерых славян этого контракта, только трое почти свободно изъяснялись с англоязычной публикой. У остальных русских разговорный английский был весьма проблематичным. Их английский по своей глубине общения редко дотягивал до таких изысканных выражений: « она, столб, на голову падать уже…, плохо ей было».
Один из этих «переводчиков» Вадим в дальнейшем предал нас, когда возник вопрос о возобновлении контракта по завершению гражданской войны в этой стране. Ни я, ни Виктор не получили приглашений.
Так вот, подняв бокалы за здравие в очередной раз, мы обнаружили, что по соседству с нами существуют набегающие белесой пеной волны океана.
Индийский океан в это время года начинает светиться изнутри какого-то вида флуоресцентными микроорганизмами. Наибольшая яркость свечения толщи воды вызывается достаточно быстрыми и резкими движениями в среде обитания этих амеб.
Откинув все рассуждения о пользе нашего пребывания в Йемене, выбранных президентах, мировой цене нефти и прочей ерунде, мы бросились в объятья моря.
Через пару десятков метров от границы пены прибоя и пологой волны океана мы попали в волшебный мир зелено-голубых искр, описывающих контуры наших тел. Эти искры яркими всплесками огня сопровождали каждое движение рук и ног плывущего. Это была какая-то световая эйфория тропического моря.
Теперь мы почувствовали, наконец, мы были дома.
Глава 2
В этот день нам неожиданно захотелось разнообразить свой обеденный стол лангустами, а впрочем, и просто, отдохнуть и провести время на берегу океана.
Наш супервайзер Тревор Болз, здоровый, рыжий шотландский детина, не очень долго колебался в принятии решения о выезде на охоту по предложенному нами плану.
Если честно сказать, устав режима работы в компании не одобрял, даже запрещал нам делать подобные вояжи, но ввиду того, что до центрального офиса было, по меньшей мере 800 километров, а связь иногда «барахлила», такие путешествия вдоль берега океана были устоявшейся и даже еженедельной традицией.
Мы выехали на двух машинах в сторону Белой скалы. Это название взято не из нашей замечательной комедии Гайдая, а просто по внешнему виду встающих поперек границы моря и барханов скал белого песчаника, высотой около 200-300 метров и плавно переходящих в цепь Рудумских гор.
Из наших двух авто один был достаточно свежий двухлетний УАЗ-469. Скажу вам свое мнение по опыту вождения по пустыне данного типа машины… это полное дерьмо. Я не приемлю никакую полемику в защиту отечественного автопрома. Утиль, типа этого УАЗа, должен занимать соответствующую планку авторухляди середины прошлого века.
Вторая наша машина была достаточно комфортная Toyota Helix, которая без труда тащила трейлер с лодкой и мотором по барханам песков.
В этот день был достаточно высокий прилив, и мы двигались не как обычно вдоль пляжа океана, а взяли путь по старой арабской дороге через пустыню в двух километрах от полосы прибоя.
Доехав до первой рыбацкой деревни и убедившись, что уровень волн вновь не благоприятствует поездке по пескам берега, мы решили оставшиеся 15 км до Белых скал преодолеть на лодке. Наша 40 сильная Yamaha справилась с этой задачей безупречно. Море в этот день, а на календаре было середина ноября, было удивительно спокойным. Легкие бирюзовые волны быстро пролетали вдоль бортов.
Не знаю почему, но мы вытащили лодку с левой, восточной стороны мыса Белой скалы и далее отправились в плавание вокруг небольшой полосы прибоя в «снорклинг снаряжении» (т.е. в ластах и масках). Там, за оконечностью увалов желто-белого песчаника и пены моря обитали лангусты.
Такого количества этих ракообразных я не видел еще никогда. Дно представляло собой ломаные полосы из десятков гребней не то кораллов, не то просто слоистых образований каменных пород поросших легкими водорослями. Из оснований этих гребней и торчали усы одних из хозяев этого моря, лангустов. Прозрачность воды в этом месте не превышала и трех-четырех метров, и каждый нырок оказывался неожиданной встречей с этими прекрасными представителями здешней фауны. Значительная часть из попавших в поле зрения лангустов мгновенно покидала место погружения, благодаря мощным ударам хвостового плавника.
Тут началась охота.
Мы быстро поняли, что всю добычу нам так просто не довезти. При попытке плыть назад, огибая мыс, и выяснилось, что вдоль берега появилось достаточно мощное восточное течение, не позволяющее нам продвинуться назад к лодке ни единого метра. Еще по пути к местам обитания лобстеров, я обратил внимание на очень краткое время, затраченное нами пути вперед, нас тогда несло приличным потоком течения.
По дороге назад, усиленно колотя ластами по воде, мы в итоге оказывались все ближе и ближе к правой скуле мыса.
Десятки лангустов были оставлены нами на пляже у этой части скалы. Со всем своим снаряжением мы начали подниматься босиком на вершину уступа по раскаленным камням, проклиная вся и все. Головы, обдуваемые бризом, еще достаточно терпели солнцепек, а ноги горели, как на хорошей жаровне. С самой вершины белых увалов мы, наконец, увидели свои автомобили. Тревор, остававшийся у машин все это время, был чрезвычайно удивлен, увидев нас далеко на гребне скал.
Позже, когда мы на лодке обогнули мыс и добрались к брошенной нами добыче, он долго бормотал под нос «no good, no good». Его шокировал вид количества добытых нами лангустов (более тридцати).
Честно говоря, я и сам не знаю, какая «муха» нас тогда укусила, и мы долбили гарпунами этих несчастных животных. Какая-то тупая охотничья страсть неандертальцев завладела нами. В итоге, лодка была на треть завалена добычей.
Возвращаться домой мы решили, повернув от рыбацкой деревни на Север в сторону Рудума и выездом на основную дорогу по направлению к Мукалле. Этот путь был достаточно более длинным по расстоянию, но уж больно не хотелось опять карабкаться по волнам барханов наикратчайшей обратной дороги.
У деревни рыбаков мы подсадили к себе в машину одного из местных аборигенов. Он был небольшого росточка, лет сорока и с реденькой цепочкой зубов во рту. Одежда представляла по нашим понятиям одну из последних степеней грани полной нищеты. А как был он не в меру словоохотлив!
Хотя мы и знали, что особого разнообразий путей к Рудуму нет, тем не менее, периодически осведомлялись у араба о направлении движения. Поощренный таким вниманием к его познанию окружающего мира, он с огромной гордостью непрерывно повторял, что все дороги здесь «кулля сава-сава» (все одна к одной, приблизительный перевод). После таких слов он норовил перелезть на переднее сиденье и возглавить поход на свою деревню.
Через некоторое время мы подъехали еще к одному из более-менее значительных и живописных мест этой страны. Это было поселение Рудум. Этот небольшой городок располагается на стыке основания одноименных гор и прибрежной пустыни. Его особенностью было наличие в нем оазисов с озерами целебной минеральной воды. Еще на русском контракте я слышал от нашего профсоюзного босса Пети Дворцова о существовании этого «курорта». Теперь мы подъехали вплотную к этому месту и воочию убедились о рассказанном доселе.
Вокруг нас сплошной стеной стояли рощи финиковых пальм. Время близилось к закату и краски окружающего мира сильно сгустились. Вода в озерках стала удивительной голубизны и казалась очень глубокой.
В этих небольших лужицах, не более тридцати метров диаметром плескалось местное мужское население. Кое-кто из этих купающихся тут же поблизости осуществлял намаз.
Несмотря на кажущуюся всю свою неординарность, вид данных водоемов не соблазнил нас к водным процедурам. Оригинальный пляжный вид купальщиков не способствовал желанию окунуться в этих водах.
Мы проехали вдоль всего селения и уже на выезде из него случайно, по какому-то бессмысленному недоразумению остановились у здания местной школы. Почему я так говорю?
Из темных глубин этого одноэтажного, но достаточно большого по площади здания, выкрашенного в голубую краску, вырвалось несколько десятков юной поросли этой страны. Они кричали и визжали, как целая стая бабуинов. Хотя, судя по одежде, среди них были, как представители и достаточно бойких мальчиков и более скромных девочек.
Возраст этих школьников был не более 11-12 лет. Они наперебой настаивали на немедленных съемках их забавных мордашек, намекая об этом постоянными выкриками «сорро» и направляя указательные пальцы в объективы наших камер. (Я не уверен в правильности произношения арабского слова «сорро», что означает камера, фотокамера и т.д.) И еще все они непрерывно кричали на местном диалекте «мойя-мойя» (вода-вода).
Невдалеке от места событий всей этой вакханалии на рыжем глиняном помосте гребня забора восседал небольшой, огненно красный петушок. Он был какой-то неотъемлемой составной частью мира людей этого селения, наследников царицы «Саббы». Очевидно, ввиду осознания своего «роял»-происхождения, этот петух принялся истошно орать, чем и проводил нас в дальнейший путь.
После перевала последнего гребня предгорий вдали замерцали огни автомобилей, движущихся по одной из важнейших дорог страны, по пути из Адена в Мукаллу.
До нашего лагеря было уже не более тридцати километров. Редкие полосы лучей солнца прорезали небосвод через уступы Рудумских гор, и пустыня быстро опускалась в объятия тропической ночи. Тревор Болз уже достаточно пришел в себя от пережитого затянувшегося путешествия и предпринял попытки связаться с Терминалом. Разговор происходил на предельной дальности радиосвязи и голос диспетчера Терминала Юджина еле доносился через океан радиоэфира. Из этих переговоров мы поняли, что нас уже ищут в составе двух подвижных автомобильных бригад.
Это был некий шок. Мы ведь только на три-четыре часа исчезли и поля радио-видимости. И вот...
Наш связист «Викт;р-Nokiaman» долго потом рассказывал о теории распространения и интерференции FM радиоволн. Было как-то неубедительно. Что-то мы слышали из эфира, а что-то и не могли услышать, этим и ограничились дальнейшие объяснения Викт;ра.
Затрудняюсь сказать, что говорил в свое оправдание Тревор на следующий день нашему генеральному менеджеру, но на ближайшие пару-тройку месяцев выезды к океану были предельно ограничены постоянным контролем высшего руководства.
Около полугода позднее мы почти утопили одну из Тойот, в том же самом месте и почти в том же командном составе. Вел флагманскую Тойоту снова Тревор. Он опять неправильно рассчитал время наступления и высоты прилива, несмотря на имеющиеся у нас на Терминале всемирные таблицы («Tide up and down») для этого явления природы. Одно слово, шотландец. Где были при этом мы? Естественный вопрос. Просто понадеялись, да и спешка при сборах в дорогу не располагала избытком времени для копания в томах этих таблиц.
Лично мне дальнейшие события обошлись сломанным ребром от удара волной в спину и грудью о борт пикапа при общей попытке вытолкать машину Тревора из воды на пляж, прочь от набегающего сильного прибоя. Машину мы все же вытащили чуть позже, зацепив двойным буксиром мощных джипов.
Вода Аденского залива не самая лучшая смазка для любых механизмов. В дальнейшем эта Тойота простояла легендарным, недвижимым памятником нашему последнему англоязычному супервайзеру Терминала Тревору Болзу.
Глава 3
Времени на этот час было около девяти утра. Нефть с месторождения мы закончили принимать вчера утром и теперь в нашем распоряжении было, по меньшей мере три свободных дня.
Русский лагерь на этот момент опустел уже более чем на три четверти. Руководство стройки было почти все на Родине. Продолжалась тотальная эвакуация персонала по контракту строительства нефтепровода «Западный Айяд – Рудум» от Саудийской пустыни до наливного Терминала на берегу Аденского залива. Нас с десяток русских технологов, связистов правительство Йемена попросило задержаться с отъездом в Россию. А по русскому лагерю на этот момент слонялись достаточно бездеятельные личности. Половину из них я не видел досель никогда. Особенной, яркой колоритной личностью среди них был переводчик из Краснодара Юра. Переводил он практически на лету с одного европейского языка на другой, правда, этот перевод был не всегда адекватен, ввиду постоянного нахождения Юры в процессе поиска самогона или флакона одеколона.
В это утро мы с Виктором, залив в бак моей Нивы около 8 галлонов бензина и чуть-чуть проехав по аденской трассе, приостановились на повороте к Терминалу.
Нам в этот день ужасно не хотелось провести в состоянии полной бездеятельности и скуки в ожидании дальнейших решений наших, весьма далеких от нас «отцов-наставников». Решение было принято нами буквально в доли секунды. Мы едем прямо, и всего-то на 180 км, до ближайшего портового города Мукалла.
Еще год назад за подобный поступок нас бы постигла суровая кара «советского закона» в виде немедленной депортации в Россию. Сейчас, ввиду того, что СССР канул в Лету, перед правительством Йемена предстал некий выбор между компаниями России и Западного мира, кто же будет управляющим хозяином этого объекта «нефть и труба». В этой сутолоке дележа собственности мы имели достаточный запас свободы и пользовались им почти беспредельно. Например, выезд на пляжи океана и в ближайшие арабские деревни был для нас уже почти ежедневным ритуалом. Сегодня на последних метрах перед поворотом к морю в голову пришло совершенно оригинальное решение. Едем в Эль-Муккалу!
Дорога на протяжении первых ста километров была нами изучена достаточно досконально. Это были заповедные места пляжей для купания и мест подводной охоты.
Дорога до рыбацкой деревни Бир-Али (Бирюлево - в нашем вольном переводе) заняла чуть более часа времени. Это место было знаменательно остатками сооружений периода британского владениями этих земель в 19 веке. Об этом говорит своеобразная, не совсем традиционная архитектура построек и зданий.
Особое внимание у нас вызывала старинная пушка, стоявшая у поста полиции при въезде в деревню. Вид этого чугунного орудия на огромных спицеобразных колесах, производства, очевидно, первой половины 19-го века каждый раз повергал нас в восторг. При этом был совершенно необъясним запрет местной полиции фотографировать этот «стратегический объект» или делать снимки на его фоне. Мы снимали эту пушку на очень небольшой скорости автомобиля, прикрывая объективы камер. Это ограничение на съемки было делом скорее коммерческим, на мой взгляд.
Бир-Али располагается в долине древних вулканов на пляже белоснежного кораллового песка. Подъезд к этой деревне на протяжении двух десятков километров представляет абсолютно лунный ландшафт. Какие-то нагромождения черно-бурых скал без единого намека на растительность. За Бир-Али высота гор более чем удваивается на конусы вулканов коричневатого цвета разделенных бирюзового цвета бухт между ними. К одной из этих бухт мы и свернули. К нашему удивлению туда шла дорога. Не просто колея в песке прибрежного песка, а вымощенная черным вулканическим камнем, периодически исчезающая под слоями песка древняя дорога. Сколько ей лет одному богу (точнее аллаху) известно. Езда по этой каменной мостовой была испытанием не только подвески автомобиля, но и наших нервов. Строилась эта дорога явно не под наши стандарты колес.
Справа от одного из очередных заливов высился светло-коричневый конус горы, по нашим предположениям вулкана. Решение принятое нами было однозначно – брать высоту. Над уровнем моря вершина вулкана располагалась не более 600 метров, но учитывая почти сорокоградусную жару и нещадное солнце над головой, подъем занял не менее полутора часов по времени.
В жерле вулкана находилось огромное озеро светло-зеленой воды. Часть края озера окаймляла длинная поросль кустарника. Спуск к озеру оказался более чем крутым, и мы ограничились сбрасыванием много килограммовых камней по склону кратера. К нашему недовольству ни один из них так и не достиг границы воды.
С самой высокой точки кратера вулкана открывался удивительный вид на прибрежный вид океана и ближайшие коралововые острова. Некоторые из этих островов мы уже посещали или просто вплавь в снорклинг оборудовании, или на катере.
Мне особенно запомнилась наша поездка к одному из островков, где в небольшой бухте я нос к носу столкнулся с двумя гигантскими карансками. По простонародному, по-русски мы называли этих рыб «лобанами». Уже гораздо позже я нашел нормальное название этих рыб в одной из фиш-энциклопедий. До этой встречи мне приходилось добывать эту рыбу, весом она была три-пять кг. Теперь же я увидел две «подводные лодки», каждая длинной около полутора метров. В голове проскочили мгновенные ассоциации на тему акул, дельфинов. Затем я понял с кем имею дело.
Тогда же эти две мощные голубовато-серебристые торпеды, описав стремительный круг возле меня скрылись в толще океана. Я даже и не делал попытки приподнять свое подводное ружье, настолько оно было бесполезным. Кстати, вкусовые качества этой рыбы весьма сомнительны. Мясо этих особей морской фауны сухое, жесткое, грязновато-зеленого цвета. Отнюдь не деликатес.
Мы спустились с вершины кратера к своей машине вконец измученные, до Муккалы было еще две трети пути.
С пару десятков километров мы ехали вдоль берега океана от которого нас отделяла полоса невысоких барханов, по левую сторону громоздились уступы причудливых зеленоватых гор. При этом надо заметить, что на этих скалах не было и намека на растительность, сама природа выкрасила эти камни серо-зеленой пастелью. После угрюмой цепи черных вулканов пейзаж приобрел совершенно другой, вселяющий оптимизм вид.
Перевалив через пески, мы въехали в долину еще одной из арабских деревень. Местное население помимо рыболовства занималось тут и неким подобием сельского хозяйства. Я говорю об этом вследствие того, что здесь располагался лагерь русских мелиораторов. Что эти русские тут делали конкретно, я затрудняюсь сказать. Наверное, рыли оросительные каналы. Приблизительно за год до описываемых событий они пригласили нас на наладку автомобильных весов. Эти весы должны были взвешивать «богатые» урожаи сельхозпродуктов местного оазиса. Не думаю, что прямое применение весов удалось при их существовании.
Хорошо помню наше пребывание в бетонной нише рамы этих весов, где мы промывали бензином и спиртом призмы опор, а затем загоняли наш уазик на платформу и подгоняли показания стрелок весов под вес автомобиля. Хотя, кто мог сказать его точный вес. Но на севшего в автомобиль пассажира весы в конце наших трудов реагировали достаточно объективно. Самым неприятным в этой работе было то, что каждое утро в нише весов оказывалось несколько скорпионов. Они были достаточно крупны, ярко-салатного цвета и после их, казалось бы полного уничтожения, всегда из какого-то угла вылезал очередной представитель этих членистоногих. При нашей форме одежды и обуви (сланцы на босу ногу), такое соседство не вызывало особого оптимизма. Один из скорпионов как-то ударил меня своим хвостом-запятой. То ли удар был слабым и инъекция, соответственно, но особых проблем это животное мне не доставило. Вот удар ската-хвостокола пришелся однажды «по-сердцу». Но это уже другая история.
Лагерь русских мелиораторов оказался на замке. Побродив в округе и попытав местное население, мы выяснили, что русские уехали отсюда несколько недель назад в сторону Адена. Как далеко, мы так и не смогли понять в силу или своеобразия локального диалекта арабского языка, или простого непонимания географических названий в местной интерпретации.
Далее дорога к Муккале резко уходила в сторону от моря и кружилась серпантином десятков километров среди невысоких скал.
Неожиданной была встреча с кораблем пустыни – верблюдом. Это «сухопутное судно» стояло по центру дороги, что-то лениво жевало и никак не хотело покидать дорогу. Я остановился в двух метрах от животного практически на экстренном режиме и под вопли Виктора - тормози, тормози…! Мой выход из кабины и негодующие крики произвели на животное слабый эффект, и только брошенный в его сторону камень заставил верблюда покинуть поле брани, но притом, с независимо поднятой головой.
Ощущение сродни попаданию в рай вызвал въезд в очередную из арабских деревень. Это был знаменитый Баль-Хаф. Горы спускались к морю лестничным каскадом, на берегу темнели густые рощи финиковых пальм, прореженные редкими зданиями из белого песчаника. Венцом всего этого творения была бухта непередаваемой голубизны воды. На ее поверхности слегка колыхались длинные и остроносые лодки рыбаков. При том, что нас уже было трудно удивить экзотическими видами этой страны каждый въезд в эту чудесную бухту был как подарок свыше.
За следующим мысом потянулись унылые стройки соцреализма. Говорили, что СССР пытался открыть тут достойные месторождения по добыче золота и еще какой-то руды. Для Йемена это обратилось реальностью мыльных пузырей. «Коммуняки» дурили Йемен на протяжении трех десятков лет и, в конце концов, были изгнаны. Но вид угрюмых «хрущевок», заброшенных штолен и отвалов пустой породы будет еще достаточно долго напоминать об этой странице истории этого государства.
Что интересно, я был в трех странах бывшего европейского соцлагеря. И каждое посещение, общение с населением этих стран вызывало ощущения негативной реакции по отношении к моей нации. Порой мне было просто стыдно, что я являюсь гражданином своей страны, этого оплота лжи и тирании. Я понял, что ни нас русских, ни американцев не любят нигде в мире, но американцам хоть реже в спину плюют. Бояться больше, наверное.
Эль-Муккала встретила нас, как и принято здесь, абсолютно безоблачным небом, легким океанским бризом и непередаваемой аурой местных рыбных и прочих рынков (это на арабском языке, кажется, называется «тарик»). Нас прозженых путешественников этим уже было достаточно трудно удивить. Горы ауди-видео техники китайского производства не интересовали абсолютно.
Город располагается в долине безымянной (для нас) реки и выходит своей восточной частью на удивительный и красивый мыс. Сколько бы раз я не был в этом месте, но этот вид прибоя океана, двухметровых волн с белой шапкой пены, навсегда остался в моей памяти. Вдоль центральных городских улиц тянулись захламленные переулки, как и в любом арабском городе по моему дальнейшему опыту пребывания в арабских странах. Вид коз, жующих газеты и картонные коробки по обочинам дороги, очень напомнил детские восприятия о стране дураков из «Золотого ключика» Толстого.
Duty Free мы нашли достаточно быстро. Магазин был пыльно пуст и продавец очень обрадовался нам, как достаточно редким посетителям. Продавца мы ублажили емкими покупками в том числе и в области «бахуса». То есть виски, пиво и т.д.
Солнце только начало свой печальный полет к границе неба и воды, а мы уже были готовы развернуть пути-дороги нашей экспедиции в обратную сторону.
Мне пришла в тот момент дельная и, кажется, неплохая мысль. Ехать назад еще очень долго, вокруг кипит чужая и непонятная нам жизнь, вот мы и решили посетить кафе на самом красивом, высоком мысу окраины города. Кафе это было, я думаю, древним памятником эпохи советского присутствия здесь. Нам рассказывали, что тут в Мукалле в свое время был городок советских рыбаков, шахтеров и строителей, а теперь от них осталось просто это памятное место.
Были уже достаточные сумерки, когда мы сели под один из шезлонгов кафе. Сервис, как и подобает, был на уровне советских времен. Через тридцать минут нас заметили за столом и еще через полчаса принесли пиво и чипсы. Надо заметить, что посетителей кроме нас в этом оплоте общепита было еще три человека.
Несмотря на середину декабря очень теплый, сильный океанский ветер обдувал нас практически со всех сторон, благодаря аэродинамике ближайших гор. Внизу у камней грохотал прибой. Огромные валы светящейся пены неслись на уступы мыса. После очередной банки «Хэйникена» этот вид приобрел образ совершенной тропической идиллии. Хотя остальные ощущения от культуры и сервиса в этом месте, как я и говорил, были более чем неважны.
С Виктором мы уже договорились о том, что руль в руки на обратной дороге возьмет он, и я в двух шагах от экватора на полную меру постигал грохот Индийского океана и безмятежность тропической ночи.
Обратная дорога была достаточно непримечательна. Лучи от фар встречных машин достаточно редко прорезали небо. По дороге ехали в основном арабские фуры, а этих водителей упрекнуть в галантности стиля вождения просто невозможно. Виктор вел машину предельно аккуратно, и я позволил себе уснуть на час или чуть более.
Самым удивительным на обратном пути было то, что за час до приезда домой по крыше, по лобовому стеклу автомобиля застучали капли очень сильного дождя. Это явление природы за пять лет моей жизни в этой стране посетило нас только дважды. Дождь был непродолжительным, но очень сильным, со всполохами разрядов молний. Эта падающая стена воды заставила нас остановиться на обочине на десяток минут, вследствие того, запомнилась надолго.
В русский городок мы въехали около часа ночи. Некое чувство вины за неожиданную и несанкционированную поездку все же у нас было. Оставив автомобиль у центрального офиса, основательно груженые, мы отправились в вагон станции космического ТВ и связи. Там у нас была, по сути дежурная точка встреч.
Витька, оператор станции, уже давно крепко спал. Экран первого канала сильно снежил в виду потери спутника, на столе стояли стаканы недопитого чая. Наше появление было сродни эффекта выпавшего снега на этой широте.
Наш вояж в Муккалу оказался достаточно известным фактом в русском лагере. При отъезде, в момент точки отсчета наших приключений, мы ненароком вышли по NOKIA каналу на Терминал с легким намеком на недолгое отсутствие. Неясным был только час нашего возвращения.
Вольный график работы, ожидание на «чемодане» никак уже не портили предновогоднее настроение. К вагончику связистов начали подтягиваться люди. Это событие было по существу последним из праздников на русском контракте. Надвигался 1992 год.
В последующие два дня около 130 человек улетало в Россию. Нас русских в лагере оставалось не более пятнадцати.
В тот вечер, точнее в ночь наступающего дня, мы поехали на берег океана. Улетающие долго купались. Море было очень спокойным. Неимоверно широкая лунная дорожка от почти полной луны, заходящей в море, тянулась по его поверхности к нам. Мы пили виски, коньяк и закусывали все это растаявшими карамельками…. Весьма сложные чувства овладевали мной. Одни уже будут через пару десятков часов в Москве, а другие все так же будут слушать прибой Индийского океана. Что лучше?
Несколько лет спустя я построил некую формулу своего бытия. Теперь моя жизнь делится на две части. До и после Йемена. А еще широкая полоса жизни в самом Йемене.
Утром мы вышли провожать к «Икарусам» ребят с которыми провели в этой пустыне, в этих горах более полутора лет. Многие за эту ночь так и не ложились спать. Что там…. Впереди была многочасовая дорога в Аден. Отоспятся...