За тех, кто в море

Николай Щербаков
   Вот и прошёл ещё один замечательный день в году. Для меня. День моего рождения на этой земле. А земля, моя планета облетела за время с момента моего рождения шестьдесят четыре раза вокруг солнца. Если задаться такой целью, можно множество разных арифметических подсчётов произвести, подбивая итоги совершённого в Богом созданном мире за годы прошедшие со дня моего появления под звёздами. То есть с моим участием. А как же? «Всё в этом мире взаимосвязано». Чепуха скажете? Конечно чепуха. Величины моего участия в масштабах планеты настолько малы, что единственное слово, какое можно сказать, это – чепуха. Хотя…, это как смотреть.

    Но мне ведь совсем другое пришло в голову, в связи с этим днём. Первой моей мыслью было то, что я за это время отметил шестьдесят четыре раза этот день. Так уж у нас, людей принято. Отмечать. Создавать видимость праздника. И не понятно, для себя ты этот праздник устраиваешь или для своих близких и друзей. Но какая-то неловкость в этом есть. Как будто собираешь ты их на застолье специально для того, чтобы они тебе рассказали, какой ты хороший человек, как они рады, что ты дожил до таких лет и выпили за твоё здоровье.  И, конечно, все эти маленькие празднички не похожи друг на друга. А уж в памяти остались единицы. Раз, два, три…, на одной руке пальцев хватит.

    Так вот, ярко, до мелочей запомнился один такой день. День, когда не было ни гостей, ни застолья. Вообще ничего праздничного, напрямую связанного с этой датой не было. Не до того было. Но день запомнился. Интересный, замечательный денёк выдался!

    Это был 1969 год. Морской период в моей жизни. После окончания мореходки работал я на судах управления «Мурмансельдь» штурманом. Промысел вели у восточного побережья полуострова Рыбачий. Шли на Медвежью банку, да задержались. Только из Кольского залива вышли, моряки ещё от прощальных поцелуев и объятий не остыли, а кто-то из штурманов эхолот поисковый включил. И на ленте вдруг – «показания». Придонные плотные косяки. Треска. И то сказать, включили, скорее всего, потому, что засиделись на берегу рыбаки, захотелось промысловой обстановки. А эхолот зашелестел, защёлкал, как расчёской по краю бумаги. И вот, «показания». Огляделись по сторонам, а вокруг ещё два-три промысловика с тралами «пашут». Ага. Связались на радио, выяснилось - приличные тралы поднимают. Одним словом, капитан принял решение поработать здесь, и пошла рыбалка.

    Когда-то эти места назывались Мотовско-Базарная банка. Почему именно так называлась, есть некоторые сведения, но сейчас не об этом. Считалась она у старых поморов банкой для траления. «Банками», для не специалистов популярным языком объясню, у моряков-рыбаков называется возвышенность на рельефе дна, на склонах которой по определённым причинам рыба сосредотачивается. На этой банке треску, пикшу промышляли. Были ещё на Мурманском побережье специальные районы для «ярусного» лова. Это уж совсем другой, старый метод лова. Но в начале, теперь уже, прошлого века ещё так ловили – ярусами. Крючковой придонный лов крупной трески, пикши. Даже синекорого палтуса ярусами добывали. До сорока и больше килограмм весом. А сколько здесь сельди было! В старые времена сельдь в Мотовский залив стадами заходила. Да, так и говорили – стадами. Это сейчас она косяками ходит, а тогда стадами.

    В наши дни эти места уже серьёзным промысловым районом не считали. Потому мы и планировали мимо пробежать. Так вот, насколько помню, решили тогда несколько тралений в этом районе сделать, рыбцеху работу задать и держать курс на Медвежью банку. Это к югу от Шпицбергена. Там промысловая обстановка гарантированно хорошей была. Сезонная там рыбалка. А вот, задержались здесь на несколько дней. А кто же от рыбы уйдёт? Покажите мне такого промысловика.
 
    Вначале всё было хорошо. Первые тралы подняли, по-видимому, солидные, иначе не задержались бы.  Но очень скоро начались неприятности. Каждый подъём – порыв трала. И насколько помню, всё серьёзные порывы были.  Грунты попались тяжёлые, скалистые, по-видимому. А тут ещё погода испортилась, заштормило. И шторм набирал силушку с каждым часом. При хороших, ровных грунтах шторм не большая помеха. Рыбаки баллов до пяти промышляют. А шторм с плохим грунтом для рыбака, работающего с тралом большая неприятность.
    Одним словом случилось то, что случилось. В одночасье потеряли большую часть промвооружения. А шторм разыгрался на полную силу. О каком либо ремонте тралового оборудования на палубе речи не могло быть. Да и, насколько я помню, речь шла о потере части  снастей. В том числе ваеров. Ваера – это стальные тросы, с помощью которых буксируется, проще сказать, за судном трал. Это сотни метров троса.  Обычно на судах есть запас всякого промвооружения. Но мы только шли на промысел и шли на долгий срок. И терять в начале рейса часть вооружения было бы для нас катастрофой. Патовая ситуация случилась.  Лов прекратили по понятным причинам. А продолжать следовать в район намеченного промысла без должного комплекта промвооружения, было бы абсурдом.
 
    Думаю, не сладко пришлось тогда нашему капитану. Он в то время лихорадочно искал решение. Свяжись он тогда с портом и, думаю, ему дали бы «добро» на возвращение в порт и получение дополнительного оборудования. С неприятными, конечно, выводами, но что поделаешь. Впереди рейс. Ударными показателями загладили бы вину.  Но моряки, народ, свято соблюдающий традиции и верящий в приметы. Вернуться? Ни в коем случае. Даже речи об этом не могло быть.

    Не помню уже, что мы в этот момент делали, просто штормовали, или двигались в сторону промысла, но было это на моей ночной вахте. Связался я на коротковолновой радиосвязи с однокашником по мореходке. Совершенно случайно связался. Были оба в эфире, и кто-то, кого-то по голосу узнал. Привет-привет, завязалась обычная радиобеседа. А проще – травля. И когда обо всём поговорили, выяснилось, что он второй штурман на база-рефрежираторе, идущей с промысла в Мурманск. А когда поведал я ему о наших бедах, он вдруг после паузы сказал. Мол, посиди в эфире, я сейчас со своим кэпом переговорю. У нас, мол, какие-то остатки промвооружения на борту есть. Кто-то на промысле не взял за не надобностью, и мы везём их назад в порт.
 
    И уже через несколько минут наши капитаны обсуждали этот вопрос на своей волне. По-видимому, связались с берегом, по-видимому, на борту базы оказалось то, что нам нужно.  Переговоры кончились тем, что оба судна изменили каждый свой курс и «побежали» за мыс Городецкий полуострова Рыбачий. В надежде, что там, за скалами спрячемся от шторма, сможем пришвартоваться друг к другу и произвести передачу груза.

     Наши «благодетели» пришли на место раньше, по-видимому, ближе были. Они нам и сообщили, что здесь, мол, погода не лучше, волна не меньше, пришвартоваться не удастся. Они же предложили пересечь Мотовский залив и зайти в Ура-Губу, и на рейде Порт-Владимира провести передачу груза. Кто знает эти места, или может глянуть на карту, тому понятно, что это пароходу, идущему в Мурманск, по пути. А нам пришлось возвращаться. Не много, но возвращаться. А что делать, мы же заинтересованная сторона. Так что договорились быстро.

    То, что у скандинавов фиордом называется, у нас – губа. И ещё через несколько часов мы заходили в Ура-Губу. Только вошли, прошли мыс Выенаволок, как черту пересекли – из шторма в штиль. Тишина, белые сопки вокруг и не гаснущие фонари над причалами Порт-Владимира. Полярная ночь ещё не сдала своих позиций, день короткий и фонари никто не тушит. Нас уже ждут, база стоит на якоре и борт нам подставила для швартовки, кранцами весь обвешан.

     Подошли, пришвартовались, и началась грузовая работа. Помню, что вышли с другом на крылья своих мостиков и поболтали в своё удовольствие. Вспомнили, кто из знакомых и друзей где ходит, когда кто-кого видел и прочее. И вот я ему между делом и говорю, мол, у меня-то сегодня день рождения, а мы с тобой и по рюмке не можем себе позволить. Ни у тебя, мол, ни у меня за душой ни капли. Слово за слово и вдруг он мне кидает мысль. Слушай приятель, а ведь мы рядом с магазином стоим. В порту ведь явно магазинчик, какой ни какой, есть, а? Вот с этим «а?» я и побежал к своему капитану.
 
    А надо сказать, что ещё ночью, когда состоялась договорённость у наших капитанов, вышел мой на мостик и, похлопав меня по плечу, поблагодарил за находчивость. И сказал, что в долгу не останется. Я тогда ещё подумал, что если бы он в Мурманск обратился, его бы, возможно, с этой же базой и связали. Но промолчал. Приятно, когда начальство хвалит. Вот на этой волне я к нему в тот момент и подплыл. И не помню, чтобы я его уговаривал. Помню, он приказал со свободного борта шлюпку «дору» спустить, и поторопил. Стоянку долгую никто не планировал.

    Со мной в шлюпку сел моторист, пара матросов и мы помчались к берегу. Мчим, движок тарахтит, ветерок соленый в лицо, за кормой бурунчик кильватерной линией с удаляющимся траулером связывает. А вокруг красота несказанная. Сопки в снегу, гладь воды и чайки, лениво расплывающиеся от набегающей на них шлюпки. И ещё в сером небе закружились снежинки. Для полного и окончательного создания красоты пейзажа. Последний штрих. Эх, думаю, какой замечательный у меня день рождения. Праздник души. Судьба организовала мне такой подарок, о котором только мечтать можно было. Ничего мне больше и не надо.

    Но оказалось, что это только начало. Оказалось, что «подарок» ещё только краешек свой показал. Дальше началась не прекращающаяся череда сюрпризов. Кто помнит те годы, тот знает, что найти в продаже, тем более в свободной продаже спиртное, было большой удачей. И мы тогда искали в поселке магазинчик со слабой надеждой, что нам повезёт. Помню мужика, у которого мы спросили, где здесь магазин или лавка. Он сразу и спросил: «что водку ищете, гости?» На магазин указал, а хмыкнул так, что ясно стало, ищем напрасно. Зашли. На прилавке помню мизерный ассортимент разного товара. От сапог, до булок хлеба. Не помню, к сожалению, ни лица, ни возраста продавщицы. Помню, что я затянул длинную историю про предстоящий долгий рейс и оговорился про свой день рождения. На мой долгий рейс она сразу же махнула рукой, но после упоминания о дне рождения, вдруг, ушла за дверь и вернулась с двумя бутылками, не поверите…, питьевого спирта! Продавался в тех местах и в те времена такой «напиток» - питьевой спирт. Может и сейчас продаётся, не знаю. Вот. А ребята меня тогда чуть ли не на руках из магазина вынесли.

    Чудеса продолжались. По дороге к причалу мы бежали, распевая песни. В небе уже не кружились снежинки, а шёл настоящий снег. Небо потемнело, а сопки стали ещё белей. Одним словом, пределов красоте нет. Она окружала нас со всех сторон и набирала силу. Хотя, думаю, это одному мне так казалось. Пожилой моторист торопил нас с беспокойством на лице.

    Прыгнули в шлюпку, затарахтел движок, и я развернулся на выход в залив. Сквозь снегопад видны были силуэты стоящих на рейде наших судов. Но уже через минуту, другую начался снежный «заряд». Здесь опять своя специфика. Бывает в море такое состояние – «снежный заряд». Это не долгое природное явление. От нескольких минут до получаса. Но снег в это время буквально валит сплошной стеной. В метре ничего не видно. Туман по сравнению с этим явлением отдыхает.

   Вот и у меня перед глазами пропали за стеной снегопада силуэты судов. Поскольку я считал, что продолжаю следовать курсом на суда, я дал команду мотористу сбросить скорость. Иначе мы бы могли врезаться в борт своего траулера. И мы тихонько продолжили движение. Как бы тихо мы не двигались, по времени мы решили, что уже пора и подойти к борту. Но ничего, кроме белой стены снега впереди не было. Мы сами, наша шлюпка тоже стали белыми. Только оранжевый корпус горячего движка выделялся среди белых теней в шлюпке.

   Кому-то в голову пришло трезвое решение остановить движок и послушать в тишине шумы наших судов. Если они рядом, то мы услышим и гул двигателей больших судов и даже разговоры на палубах. И мы заглушили движок шлюпки. Наше плавсредство пробежало ещё по инерции какое-то расстояние, пожурчало водой, разрезаемой килем, и закачались в полнейшей тишине. Казалось, что мы слышим шуршание сталкивающихся снежинок. Но как мы не прислушивались, ничего, кроме этого не услышали. Я принял решение следовать дальше. Но. Пока шлюпка двигалась, она сохраняла направление. А когда она легла в дрейф её повернуло. Определённо повернуло, ветром ли, течением, но повернуло.

   А снег не прекращался и видимость не улучшалась. Если бы капитан не поторопил меня при спуске шлюпки, я бы сейчас просто полежал в дрейфе и подождал окончания «заряда». Но надо было торопиться. И я, понадеявшись на интуицию, выбрал курс в полном отсутствии видимости и малым ходом продолжил движение. Через некоторое время мы услышали звуки лёгкого прибоя, и шлюпка сначала заскрежетала по камням грунта, а сразу за этим мы ткнулись в скалу берега. Резко дали задний ход. Моторист руку на реверсе держал  и был к этому готов. Отошли от берега, но куда идти теперь было окончательно не ясно. Мы находились в заливе, окруженные со всех сторон берегами. А где-то посредине находились наши суда. И снова проведя какие-то одному мне понятные вычисления, а скорее всего в очередной раз интуитивно я взял новое направление и снова повёл шлюпку малым ходом.

    В очередной раз нам показалось, что по времени мы бы могли уже пересечь залив. И я вновь дал команду заглушить движок. На этот раз в тишине одному из нас показалось, что он слышит звуки, свойственные большим судам. Мы доверились его слуху и взяли направление в сторону, куда он нам указал. И в очередной раз мы проскочили, по-видимому, где-то рядом.

    Я не буду называть точную цифру, сколько раз мы меняли курс в поисках своих судов. Комизм ситуации был в том, что проходимые нами расстояния были малы и крутились мы на пространстве в один-полтора кабельтова, что ровняется примерно трёмстам метрам.  Нам ничего не угрожало, мы двигались малым ходом, и любое столкновение не привело бы к тяжёлым последствиям. Мы просто теряли время и были, как впоследствии выяснилось, предметом иронии на судне.
 
    И что обидно, снегопад не прекращался. Наконец я признал безнадёжность предпринимаемых мер и решился на крайний вариант. У меня за сапогом торчала ракетница, а в кармане перекатывалось несколько патронов к ней. Если не слышим мы, то пусть услышат нас. Заглушили в очередной раз движок, прислушались – тишина. Я поднял ракетницу и нажал курок. Хлопок и взвилась ракета. Из вида она пропала сразу после выстрела. Так что надежда была в основном на этот хлопок. Опять прислушались. И опять тишина. Заряжаю вторую ракету и стреляю.
 
    Я вначале о чудесах обмолвился. Последовало очередное чудо. Сразу после второго выстрела, как по команде резко прекратился снегопад. Ну не совсем, но стал настолько реже, что появилась вполне приемлемая видимость. И что вы думаете, мы увидели? Рядом с нами в нескольких метрах возвышается высокий борт плавбазы. Высоко над нами, облокотившись на планширь, стоит группа моряков, и заинтересованно рассматривают нас. Для них мы не объяснимое явление. Кто мы и откуда, они не поймут. Да и снегопад для них не был стихийным бедствием. Поэтому сверху мы услышали ленивые вопросы:  «Чего, мужики, небо жжёте?» «Делать нечего?» «А если бы в кого попали?» «Давайте домой, допивайте дома, нечего по заливу «обезьяну водить».  А когда узнали, что мы со стоящего с другого борта траулера, нас покрыли дружным хохотом.

    А мы, чихнув запустившимся движком, обогнули базу, и я виртуозно точно подвёл шлюпку под склонившиеся за борт траулера шлюпбалки. Как только шлюпка поднялась на борт, отдали швартовые, и наш траулер отвалил от базы. Мы спешили на помысел.

    Я повторюсь, что за прожитые годы были и другие незаурядно прошедшие дни рождения, но запомнился так, до деталей, этот. Один. И это несмотря на то, что спирт у меня был конфискован капитаном. С видимой уважительной причиной. Мол, впереди шторм, переход. Не хватало ему ещё пьяных штурманов на вахте. Потом, уже на промысле он позвал меня в каюту, и мы выпили с ним по рюмке чистого за мой прошедший день рождения, за удачную рыбалку, за тех, кто в море.