(отрывок, приложение к роману "Крик Дафэна")
II. КОНТИНУАЛЬНЫЙ КАТАЛОГ - ТРОЯН МО...
ЗАПИСЬ 265-441.9. Покаянный коллаж… с равнодушного неодобрения. Стаббы, Стаббы – вот как заморозили Время! - циничное творение FER/а.
Господи!.. Как я ненавижу гербарии! Даже Здесь… Даже Здесь!!!
Троян Мо. (В Священной Библиотеке.
Восьмой уровень Бодквисатт – 188/888)
«Давно… очень давно, хочется бросить в огонь все книги, а главное - каталог, и шагнуть в огонь самому – пусть Слово станет золой, а я бы стал дымом и освободился от права читать бесконечно. Я слишком много познал… я мечтаю быть чистым и жажду ошибки. В ошибке (которую – неведомо, как совершить) - заключена Свобода.»
(Монтрой, «Апокриф детства»)
Словно бабочку – в самое сердце –
я хочу поразить тебя, Время.
«Estio» («Quisiera clavarte, hora…»)
J.R.Jimenez
…Наплакавшись вдоволь, он поиграл с жуком, нервно поводившим усами, и потом долго давил его камнем, стараясь повторить первоначальный сдобный хруст.
Набок Лад-Ир
Вопрос: Бабочка, бабочка…
(Мохолонело*),
Что же (за сон) тебе снится? -
Крылышками машет.
Ответ: О-Тце…
«На игле». Сны по Отцу.
(В соавторстве с Гиё-ни).
ЗАПИСЬ 57. Полдень. Понедельник 5-го месяца трай… Хотя по лезущим изо всех щелей бабурьричкам можно предположить, что трай давно закончился и начался пукарь. Глядя на всю эту живую вездесущую насекомую дребедень, как-то – и не заметил как! – задумался о Лесе…
Оставь полевые цветы в покое – это приказ!
Бак Хай Фрест.
ЗАПИСЬ… 1000 и 1 фламинго/ШИФР. Со мной произошло сегодня нечто, достойное запечатления и удержания словом. Я до сих пор не понимаю, что это было. Кажется, я спал, и мне снился Сон!.. Сон о тебе.
Великая Библиотека! Я же никогда не сплю?!
Это была она – мечта детства: Снежное Лето!!!
Эта мечта на моей ладони, у моих ног: рождённая в осеннюю стужу страстью творить чудеса, примирившая солнце и мрак, она прошла через годы и расстелилась подарком одичавшему в пустоте.
Но, постепенно привыкнув к нахлынувшему блаженству (о, как здесь тянется время), мне стало недоставать заслуженного покоя; я цепко обшаривал котловину взглядом, раздвигая тёплые сугробы восхитительно белых на прозрачном зеркале птиц… в поисках чего-то гораздо более важного, вот только вспомнить – чего.
Я лежал на прозрачной тверди, смотрел сквозь неё… и плакал. Слёзы, падая, игриво прыгали шариками по кристальной поверхности (Твоих глаз), а по ту сторону (их) мерцали холодом звёзды.
Кажется, эти белые птицы назывались птироксами.
ТРОЯН МО. «Из заснеженных снов», а так же «Страсти и Лабиринт».
P.P.S. Здесь очень важны маленькие советы тому, кто волей судьбы оказался в Соррнорме - через размеренную обыденность своих снов. Надо сказать, что сон – самый доступный и простой способ попасть в Лабиринт, а это может случиться из-за какой-либо легкомысленной фразы. Например: назавтра я проснусь, как всегда. Однако, это не факт – абсолютный «не факт»! Любимая присказка хойшей: «В наших снах да проснуться тебе во-вчера… никогда!»
А ты вроде бы и ни причём, но уже вынужден делать какой-то Выбор.
И как утверждают моаны: Легкомыслие – вот Дорога, ведущая тебя в «страшный сон», из которого иногда выхода - нет.
ЗАПИСЬ 999. Папирусный свиток, покрытый смолой и в новое время не распечатан …Отповедь (письмо) радостно напросившемуся «на долгую счастливую жизнь». (В рамках Библиотеки – Континуальной).
…Как же быть мне, если постигла меня
И любовь, и разлука,
И малое не отпускает от малого,
А тяжкое неизбывно в печали.
Лройх’н Доор Шиир.
Чистейший воздух зимней ночи вливался в грудь, как божественный
бальзам. Вокруг сияли звёзды, и все ужасы библиотеки разом
отступили куда-то далеко.
Умберто Эко. «Имя розы»
(Первая командировка на землю новозаступника на посту Небесной Библиотеки).
ЗАПИСЬ 333. Полночь. Двенадцать ударов одиночества. Откуда-то сбоку-сверху-отовсюду… издалека чудятся тихие шаги. Неотвратимые, они тяжелеют, приближаются – ближе, ближе – и превращаются в топот ветра меж книжных полок… Страшнее всклокоченной ведьмы или голодного мертровойва только тот призрак, что щурится на тебя стылым взглядом – из зеркала*.
ЗАПИСЬ 4. Сделанная в большом волнении, с чашкой обжигающего пунша. 5 часов. Утро. Холодно, серо... и до сих пор – одиноко.
ЦСТАХ ЮТМ КИБАОРГ'Х – Камень выбора Пути, лежащий на развилке всех дорог; Камень судеб, уходящий вглубь до самого центра Земли; Великий Мировой Столб; Ось Мира - данная категория упоминается не только в моих хрониках и фолиантах, но так же во многих литературных фрагментах истории, которая отражает необъяснимость феномена Времени. Аллегорически это Великий Камень Путей преткновения**, Глыба Мира…
то, что меж небом стоит и морем… Эта скала,
Где синева, не считаясь с горем,
Заволокла
Всё, отражаясь в себе, где пена
Неба – легка!
Попеременно, по-п-переменно –
То облака,
То белоглавые волны, тая,
Гаснут вдали…
О, как божественна - Ты…
(Псапфа)
если Гора высока – взберись на вершину, если же велика – «войди» в Её Сердце.
ПОДЗАПИСЬ 9/131. Законспектировано непроизвольно во время глубочайшего сна.
Из всех ныне живущих оборотней мне наиболее симпатичны вар-рахалы вулфы. Быть может, я устал ото лжи, а в них мне чудится некая истина, некая гармония и равновесие. Быть может, я банально подвержен временным симпатиям… Хм, говорю и сам себе не верю. Какие уж симпатии, в моём-то случае?
Каждый мало-помалу принимает обличье своей судьбы, сливаясь воедино со своими обстоятельствами. Вар-рахалы вулфы – благословенное серое племя – мудрые собеседники, верные проводники, смелые стражи, но, прежде всего – хранители Великого Равновесия. Вся их жизнь была и будет подчинена срединному Пути. Сколько раз повторял мне Мавул’х: «Делай всё без нерешительности и колебаний, без ожиданий и сомнений. Все действия полностью свободны. Принимай все неблагоприятные препятствия и видимости, как благословение. Радуясь, полностью пребывай в радости; печалясь, полностью пребывай в печали; болея – болей; проголодавшись – охоться; кого-то невзлюбив – дерись… Таков Большой Ветер! Если видение является препятствием, будь осмотрителен; если видение становится другом – освободись. Тогда всё станет благом для твоего Пути». Что ж, я думаю точно так же: если действуешь согласно своему мудрому сердцу, ты – истинный сосуд жизни. Нечего таить в своём доме, и нет таких действий, которые нужно было бы принимать или отвергать. Всё есть, как быть должно… Всему даёт начало одно и то же призрачное «пустое» пространство, одинаковое, словно воздух внутри и вне кувшина.
Мавул’х умён, как целая стая вулфов, и слушать его – истинное удовольствие… Но бесконечные вечерние разговоры меркнут и растворяются перед меткими короткими выражениями, которые я иногда слышал из уст его детей. Не удержавшись, я записал некоторые из них, используя всеобщий язык Иа К’Суррь:
ПОДЗАПИСЬ 13/131. Найденное под шкафом с египетскими свитками, но явно выпавшее не оттуда, так как написано на обрывке дракакурдовой шкуры, пыльной и объеденной жуччами.
Удивительно, но никто (до меня) никогда не пытался переводить на другие языки поэзию фианьюкков. Может быть, их речь настолько певуча уже сама по себе, что наполнение её дополнительным смыслом кажется излишним? Может быть. Оставаясь некой непонятной музыкальной мантрой-заклинанием, она завораживает и влечёт слушающего в мир загадочных образов и прекрасных призраков, но… Я всё же думаю, что красота стихов – это, прежде всего, точность и верность отысканного слова. Я верю в предустановленную гармонию звука и смысла, восхищаюсь «глубоко не случайной связью между точным словом – и словом мелодичным».
Рассказывают, что фиа Го Льис – придворный поэт лесной Королевы Диллинь Дархаэллы – мечтал прожить незаметную и безымянную жизнь, желая исчезнуть из своих стихов или, по крайней мере, присутствовать в них незримо, как Творец среди своих созданий. Но, так или иначе: читая его знаменитые строки, я невольно думаю о нём самом, пылком и неутомимом труженике с его бесконечными аллегориями и непостижимыми черновиками. Его строки будто вырезаны в мастерской гравёра и хранят тепло его рук. Фиа Го Льис писал лишь в моменты высшего поэтического озарения, высшего взлёта фантазии, чтобы стихотворение – готовое от первой до последней строки – легло на бумагу столь же совершенно, как оттиск крыльев бабочки Мохолонело.
Лонд;ри с;ндаэль ма унн,
Лоу рилл л;н, лоу рилл м;йи,
Анн ф;а т;гроо суфр;йи
Ма ;нни дс;рр лулаха;нн…
Со л;нло с;мда, Тунив;
Фа л;йю л;у фарлитр;йи
Анн л;нниль им санданнил;
Эль н;аф ф;рлу ун ил;йи. .
Ло; сун в;кр дан нид;рр
Ла ;ндима рил л;о с;ффа,
Са;х лурр л;мма травин;рр,
Линн;рр, ун энфиль синкра;ффа…
Деревья, только ради вас
И ваших глаз прекрасных ради,
Живу я в мире в первый раз,
Живу я в мире в первый раз,
На вас и вашу прелесть глядя…
Мне часто думается, Бог
Свои живые краски кистью
Из сердца моего извлёк
И перенёс на ваши листья
И если мне близка, как вы,
Какая-то на свете личность,
В ней тоже простота травы,
Листвы и выси непривычность.
(Го Льис – придворный поэт лесной Королевы Диллинь Дархаэллы)
ЗАПИСЬ 108. Сегодня не хочу ничего и никого. Печаль привела к поэзии, опять и опять – к ней. Как странны люди… и что уж говорить, все прочие тоже: пишут и пишут стихи безустанно.
Сонет 288 – Хуррш / Чангисвул’х (вулф).
Тебя я жаждал. Вой сжимает связки,
Всё может быть, а может и не быть.
Маан* свидетель – после лунной пляски
Тебя одну мне стоило любить.
Но это чувство, будто запах крови,
Меня тревожит, манит и дразнит.
Тебя забыл бы… Но! Мне это будет внове.
Кто мне не подчинился, тот убит.
Что мне осталось? Приникая грудью
К твоим следам, ведущим в никуда,
Я понимал, что «далее» не будет.
В ответ ты никогда не скажешь «да».
Тебя любил, как любят только волки.
С клыков роняя пену в синий снег,
Я за тобой скользил в ночи – бестолку!
Что делать мне? Пуститься в дикий бег?
В капкан? С обрыва? Под прицельный выстрел?
Презрев Ишк’йятту**, возлюбить людей?..
Уж лучше жар в крови! Меня он сгубит быстро.
Во тьме лесов не сыщется костей.
* - Луна.
** - Священная белая Волчица, Дух племени вар-рахалов вулфов. Высшее (хтоническое) божество.
ЗАПИСЬ 9060030. Сегодня со всех портретов Библиотеки смотрит твоё лицо. Моя возлюбленная… О, как же это было давно! Не тяни за хвост убегающего дракона-время: опасна коротка верёвка. Отпустите меня, воспоминания! Отпустите, пока я помню, как уйти от женщины. Как уйти от женщины по дороге, ведущей к ней*.- Юрий Смирнов. Энциклопедия чувств
Настал День, и мой друг Кайшр - Оллисс Ушранш - рассказал в лицах и красках, как я плутал в «Сам-Лабиринте», будучи совсем юным, но дерзким. Мы долго смеялись над моей глупостью и упрямством. В той ситуации поблажек быть не могло, ведь мне предстояло возглавить Континуальную Библиотеку. Невероятно – но я мог погибнуть невообразимое количество раз.
О, как это было давно! И всё же… в одном случае безжалостный Лабиринт (Интайт Тхэст) - исключив правило - сохранил меня, обнаружив, что Вектор движения содержит эмоциональный изъян – некое отклонение в памяти, способное не только стереть тончайший Stans Farg единиц Времени 4-го Уровня, но и повлиять разрушающим образом на Сам–Лабиринт. Беспокойство Сам–Лабиринта здесь обоснованно, ведь в правилах всегда имеются исключения; в данном случае, незыблемость системы был способен разрушить только вирус Любви.
А изъян тот - Воспоминание… Воспоминание о тебе!
Повторяю, было это давно, и я не пожелал знать, как на Высшем уровне замяли сию проблему. Но и ныне, смею надеяться, - сохранил твой образ неискажённым, хотя имён утекло, как рек.
Так же, я знаю, что и ты меня не забыла… Но вот помним ли мы свои имена?
Ах… Имя, твоё имя! Вновь утекло… неузнанно.
Я - слышу: ты опять умерла, в который раз в одиночестве. Как же мне помнить тебя, когда всё сокрушает Время?! Но мне не забыть… никогда, ведь Библиотека сожгла мою память, и я вынужден испытывать муки всезнания – а всё для того, чтобы соответствовать статусу архивариуса «Вр;менных лет».
Таков мой удел, но, наконец, и я (как бы) – «умер», оформив Прыжок «за свой счёт»… и лишь затем, чтобы вновь увидеть тебя.
Подпись: Твой глупый, тщеславный Библиотекарь, нашедший в Каталоге Времени Путь, но потерявший дорогу к тебе. (Без пяти минут Не – Гамул / Бардо Т-Д-Л.)
P.P.S. «ВЕТЕР ВРЕМЕНИ» / Ты во - Мне.
Ниже приводятся истории-путешествия в «Нижний мир» Трояна Мо. Зафиксировано предостаточное количество его неофициальных командировок на Землю (во Времени), из которых большинство онтологически неудачны: все они были направленны на установление частных контактов и поисков встреч с утраченной когда-то возлюбленной, которая так же многое помнит - несмотря на непрерывные инкарнации - и продолжает надеяться на воссоединение с любимым, упорно веруя в Чудо и передавая всяческие послания и записки через небезызвестных для Трояна Мо лиц. Вот одно из этих посланий:
«Бесконечен, тягуч, так пронзительно всеобъемлющ далекий и одновременно наступающе близкий гул, звучащий, кажется, во всем теле. И, боже, какой Ветер!.. Какой непереносимый Ветер, вместе с оглушающим зовом наплывающий и пронизывающий насквозь, убивающий и преображающий каждый вздох, каждый удар сердца, заставляющий забыть… и вспомнить.
Ты - живешь во мне. Ты звучишь во мне той пронзительной нотой, которая зовется Любовь. И этот мир течёт во мне и через меня, проступая под ногами Звездной дорогой - Дорогой дорог…»
«Та, которую не забудь… и которая помнит тебя».
1 ИСТОРИЯ (очередная попытка встретиться с возлюбленной): ГАМУЛ ИПАТИЙ - «Делающий добро» (1г. до н.э. – 1044г. н.э.) Александрия Египетская – Салим (Йерушалай’м) - Константинопль.
Непрестанно, на протяжении 70-ти лет… записывал (на греческом) рассказы - с рассказов, об Учении - со слов, недоучившихся – учителей, утративших – Обретшего… Того, Кто пришёл - лишь уйдя.
На последнем (70-м) году иудейской войны Гамул Ипатий был случайно (под горячую руку) распят римлянами, будто бы как участник восстания, но по непонятной странности и по истечении трёх недель, что сверх всякой меры - на кресте… умереть не смог. После снятия, тем не менее, у Гамула отказали ноги из-за специального стаб’билизирующего колышка – штыря для удержания тела на центральном столбе, - повредившего ему позвоночник.
(Было очень… очень больно, но – теперь я знаю - больнее та ложь невежд, которую переписывал… о Нём… столько лет).
В последствии, Гамул был вынужден странствовать секретарём долговых обязательств с неким ростовщиком Ароном (тоже долгоживущим), заметая следы личного нестарения… во Времени.
Длинноязыкие болтают: будто бы служил ростовщику Гамул не за деньги, а только из желания присутствовать при его молодой жене - красавице Залсанее, которая чрезмерно была благосклонна к немощному старику, своему мужу, - и исключительно ради бесед с ней о земных печалях… и философии.
Однако, сей слух подтверждает конкретный факт: лишь Залсанея оставила бренный мир (из-за внезапной болезни; поговаривают - вследствие яда), Гамул в глубокой печали – без промедленья! - покинул Арона и исчез навсегда, не обратив внимания на суровые уговоры и отсутствие возможности передвигаться самостоятельно. А в Константинополе появилась поэма (без авторства, «народная»(?) «О Залсанее прекрасной, единственной и… недоступной»), бесследно исчезнувшая в огне 1204-го года: при разрушении Константинополя крестоносцами.
Экземпляр поэмы сохранён лишь в Континуальной Библиотеке Времени. Вот небольшой фрагмент:
Уходя от неё поневоле,
я – непрерывно…
снова и снова
возвращаюсь туда,
где только что видел любимую.
Но её уже нет, и я…
раздавленный,
но не потерявший надежды,
в извечный раз,
иду по слепящему снегу
«Мёртвого моря»,
рождённого Облаком моих
скупых слёз.
А иду я походкой того,
у кого от Времени
стёрты
ноги.
2 ИСТОРИЯ (опять – и…): СЫЛТЫК АСПАРАХ (1222 – 1277…?) «Дунайская дуга», степь, печенеги (перед распылением ордами половцев, вытесненными из Скифии в свою очередь монголо-татарской Тьмой).
Тысячник хана – Сылтык - отправился послом к булгарам, но по дороге внезапно женился на дочери рыбака. Используя связи среди колдунов и магов Виз;нтии загадочный печенег потратил 20 лет на то, чтобы зачалась именно дочь (на полную луну 2900-летнего срока Сэтарна, в единственный день, когда не властен над судьбами смертных divia (FER)… по уверениям чернокнижников – звездочётов).
Со слов Хацеи (жены Сылтыка), когда среди восьми наследников, всё-таки, появилась Зай-Лус – девятой, - тысячник сразу стал объектом насмешек своей «тысячи» из-за чрезмерной к дочери привязи. Всем женихам было грубо отказано, а через 15 лет, когда дочь выросла (было это в 1277-ом) Аспарах (в свои 57) вместе с Зай-Лус, без объяснений, взошёл на купеческий дракк варягов и уплы в неизвестную сторону (по Дунаю – в Понт). Говорят, их видели (счастливыми) в Херсоне; дальше - в Византии и ещё лет через 10 – на Кипре, где правил орден Доминиканцев. Но это Хацее узнать было уже не дано. За год до известия, проходящие из набега угры (мадьяры) ночью напали на стан Аспарахов, и силы были столь не равны, что кончилось всё ещё при луне.
Хацея - несмотря на странную отчуждённость мужа за все годы совместной судьбы… и этот безумный поступок - постепенно простила его. Являясь обычной дочерью рыбака, она была благодарна ему за доброту, защиту и многочисленных сыновей. К тому же, вспомнился давний и непонятный, но вещий сон: будто не она - Хацея - приходится женой Аспараху, а их единокровная, недавно рожденная Зай-Лус. После того сна мать часто плакала ночами у люльки своего дитя, а в миг гибели, в ту злую ночь, истекая кровью от сабельных ран, Хацея почему-то вспомнила Аспараха и Зай-Лус… и благословила их - на Вечные Времена!
.
P.S. Несмотря на тяжелейшую победу в конкурентной борьбе за кресло и удел Небесного архивариуса, как минимум на 9360 земных лет… но в страхе стать книжным червём и вследствие привязанностей к тем, кого оставил в «Низу» (сделав, однако, осознанный выбор), совершил несколько попыток бегства из Библиотеки Времени, куда терпеливо препровождался назад системой защитных зеркал Ограждающего Лабиринта, самого Speсulum Triplex – безжалостного, но лояльного.
3 ИСТОРИЯ: БЕЛЛИНИ ЭГНАЦИО ЛОРЕДАНН (1313 – 1331…?) Венеция, набережная большого канала, близ государственного архива дожей.
Ученик придворного художника, законодателя венецианского стиля в живописи; в свободное от растирания красок время рисовал - только мадонн: ни задумчивых, ни печальных… просто спокойных.
Принципиально не пользовался натурой. Все образы мадонн писал на одно лицо… Собственно, произошло это с Эгнацио после того, как, будучи ещё совсем отроком, увидел однажды пожилую вдову поэта Ареццио – аристократку Силенцию, отправившуюся после смерти мужа в 1326 г.* в паломничество по святым местам Византии. Неожиданно, во внезапном порыве, юный Эгнацио помог ей (подав руку) взойти по трапу, за что удостоился благодарной улыбки.
В течение последующих пяти лет безжалостно клял себя в малодушии, не позволившим уплыть куда угодно - в тот день… с Ней… навсегда; и рисовал… рисовал.
А в 18 неполных лет, оставив в мастерской учителя все полотна «своих мадонн» вдруг сел на галеру, плывущую к острову Кипр, и более его никогда не видели.
Учитель был так же – Беллини, поэтому подписи на оставленных Эгнацио полотнах переделывать было не нужно.
*- Здесь неточность: Ареццио ушёл из жизни в 1374 г. и не в Венеции, а в местечке Аркуа близ Падуи; Франческо Ареццио - один из родоначальников и певцов ренессансной Л-итер-А-т-УРЫ.
P.P.S. В моих безрассудных прыжках в «Низ» я много раз имел возможность видеть свою возлюбленную и даже входить с ней в контакт, но Река Времени неизменно нас разлучала. Средний Сунд - язык и наречие «высших грольхов» имеет по этому поводу формулу заклятья на большую любовь - это «Мрак…обволакивающий неизбежно – желаемое».
Однако мной всегда припасена Последняя Скрепка (…крепка, к…ка, РЕ-КА) в виде твоей тайной записки, - переданной благородным Катуллом, - которая пребывает неизменно со мной… и во все Времена: Влажной была я от слёз… В час, как Богиня меня новой явила Звездой.
Я…С покрытых росой
Хризантем, лепестки сорвал
И пустил их в ту [Реку],
Что способна унять печали
И меня ещё дальше
Увести от [тебя…зовущей].
Тао Ю Ань-Мин / А-Миннь Троян Тау (в соавторстве…)
Итак, продолжение следует, хотя, тебе очевидно: я брежу или попросту пьян… Может быть, может быть. Я давно уже пьян смертью и безвозвратно отравлен жизнью. Пойду, подожгу библиотеку и удавлюсь… чего добровольно так и не сделала Таида Афинская*, о коей знаю премного более нынешнего и вашего, но рассказывать не хочу из-за неприязни ко всему утончённо-порочному и тенциозно - Fer/нальному.
Ах, лысый чотт!.. Мыло и спички кончились… поминай лет сто, как звали.
* - Гетера из Аттики, настоящее имя - Таида. Во время похода сильса - Искандера Двурогого Александра, - лично сожгла в Персеполе библиотеку Ксеркса с бессмертными рукописями Авесты, и тем был нанесён первый сокрушительный удар магарического демонизма - по древней культуре очищающего Огня! Таида была отравлена в Египте… в мучениях страшных. (см. о поджоге: Плутарх «Сравнительные описания» гл.38).
В «Новое время» известна, как Таис Афинская; посредством реинкарнационного флирта идеализировала и облагородила персональный миф благодаря «эстетической слабости» великого визионера и романтика Ива Ефрема. Его «сверхнеправдоподобная правда» – искренняя попытка прозревать невидимое в неведомом, однако для полной удачи в достоверном он не ведал Рахх-шатт… Но! Не верить писателю в ту стародавность никто б не посмел. Ведь Е-Van был обширным учёным.
ЗАПИСЬ 0/288. ПОСТ - ДЕЛЬТОРИОН - (Др. Греция) Писчая дощечка – послание.
Однажды у меня возникла пусть вялотекущая, но докучающая одышка, полученная прерывистостью дыхания: после панического бегства из Библиотеки от всепожирающего огня познания. Пожар возник по согласию и вследствие случайно обронённого слова невзрачной, но разумной Книгой... в глубокой тьме отдалённого закутка. Тогда я впервые задумался: а почему бы и нет!?
Итак. Посетитель, знай: Библиотека - в огне!
Без-участливый Погорелец (Воспоминания).
ЗАПИСЬ 8. Глядя на огонь и размышляя о бренности Бессмертия. Ночь, опять и всегда - ночь...
Могло быть и хуже. А мне повезло жить под одним небом с величайшим Бессмертным всех времён и народов - КАЙШРом К’ОЛом / КАЩЕем БЕЗ-СМЕРТным, Кощеем Бессмертным - странником, учёным, творцом, хозяином горы Гирнар.
Всем смертным подарены удары сердец, вдохи и выдохи – навечно, на всю их короткую жизнь… Массивная рама трещит в камине позолотой, громогласно возвещая о бренности всего сущего. Я смотрю, как скручивается золотая шелуха, и думаю о своей плоти, которая когда-нибудь слетит и с меня – ненужным коконом для вновь родившейся бабочки.
Наша жизнь росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь – и всё же…
Исса
Сияние увиденной Вещи –
Ты должен удержать его в Слове,
Покуда Оно не исчезло из твоего Сердца.
Однако,
назвав всё по имени,
отнимаешь у цветка его аромат*** («В зеркале»).
ПОДЗАПИСЬ 0/11 (к записи 8) ЗАПИСЬ не-звука воздушного поцелуя… с давно опустевшей горы Гирнар.
Прежде чем сделать первый шаг, ты уже у цели.
Прежде чем открыть рот, ты уже все сказал.
Прозрение приходит прежде, чем успеешь понять…
Лэ-Лэ / По-По
ЗАПИСЬ 0/10 Этим утром – где-то далеко и очень давно – упала спелым яблоком в солнечный туман осень. Этим утром, наконец, Иван обрёл свою Марью, взял её за белы рученьки и отвёл к Краеугольному Камню – выбрать свою путь-дорогу. Серый вулф вышел им навстречу, и остался всего один шаг… но ближайшая лужа (остывшей крови) отразила их силуэты, оборачивая суженых в Р-Вана да Мару (на языке Иа К'Суррь - «ужас и смерть»)… Знаете ли вы, милые возлюбленные, что до сих пор народ не знает, какие же ваши лица - истинные?
В государевом мире
За тысячи поколений
Превратится в скалу
Ива-О, покрытую мхом,
Камешек Садзарэиси.*
* - Речь здесь идёт о 38-ой дочери 13-го императора древней Японии Сэйму, имя которой «маленький камешек» – Садзарэиси; снизошедший с небес (горы) один из 12 богов–воителей бессмертный Ком-Бира (Кащей Бессмертный) даровал принцессе напиток молодости и бессмертия; за многие сотни лет добродетельного существования принцесса превращается из камешка Садзарэйси в Божественную скалу Iva-O.
«P.S. И из-за слёз твоих стало начало письма выразительным, а конец его - из-за слёз - оказался исчезнувшим.
Мне же, дабы не утрачивать остроты и трепета чувств, пора отправляться в Жизнь (к людям), и не помощник мне в этом Фатш Гунн, но только женское сердце и путь через Лоно способен дать то, что в конечном итоге теряют Бессмертные вне Небес – неутолимость мук страсти и ревности, что возникают меж двух смертных, предназначенных друг другу… Вовеки».
* - Ах, если бы начать всё с начала. Как бы было тогда?
P.S. Что-то знакомое и ускользающее, нестерпимо узнаваемое и похожее на… Господи, точно! Это, конечно же, ОН!
…Следует упомянуть, что ситуация с юным Василием - его «присутствие» в момент признания в любви Енлок Рашха к Королеве Диллинь Дархаэлле - чрезвычайно мучительна и толкает на неутолённость страданий. А всё по причине неопытности и настырности в магических операциях, которые так и распирают всех - нахватавшихся вершков - дилетантов; и если б не имелось для них грустных историй, на подобии «Поэтических криков», то во всей необъятной Вселенной негде было бы оплакивать и сохранять Любовь… как великолепно умела это делать Сафо.
Тит Троепольский «Поэтический крик»
(Воспоминание о Сафо).