Дезертир

«Дезертир»
Литература для настоящих пацанов.
Посвящается моей матери
                Предисловие автора.
Повесть «Дезертир» - поучительная история о том, как надо и как не надо вести себя, попав внезапно во враждебную среду.
Сюжет книги основан на реальных событиях, происходивших в 80-е годы 20 –го века. Романтично настроенный, жаждущий подвигов, юноша - сту-дент, художник попадает в советскую армию и сталкивается с жестокой реальностью во всех её проявлениях: подавление личности, дедовщина, национализм, произвол офицеров и т.д.. Будучи человеком с обострённым чувством справедливости, он в меру своих сил пытается бороться, в основ-ном в одиночку. Обстоятельства складываются так, что ему часто прихо-дится менять место службы и везде ему приходится  снова и снова отстаи-вать свои честь и достоинство.
Он попадает в госпиталь и даже там становится свидетелем жестоких из-девательств. Не желая пресмыкаться «как все», он приближается к опасной черте. К нему неожиданно приезжает мать, пытается облегчить его судьбу,
Но ей удаётся лишь на время оттянуть момент его главного конфликта с системой. Она уезжает домой, а он продолжает свой путь.
По возвращении главного героя из госпиталя  в часть командир роты осы-пает его ругательствами и пытается унизить физически, но, получив дос-тойный отпор, в бешенстве, обещает убить его на ближайших учениях.
Солдат оказывается перед выбором:  бесславно погибнуть или бежать.
Выбор невелик – инстинкт самосохранения подсказывает ему правильное решение.
Читателю предоставляется уникальная возможность – побыть в шкуре че-ловека вне закона, до мельчайших подробностей прочувствовать каково это – когда ты один, а против тебя весь мир….
Заканчивается всё хэппи-эндом, что бывает далеко не всегда. Беглец после суток скитаний по лесам и степям понимает, что не рассчитал силы. За-мёрзший и голодный он выходит к людям. Ему повезло – он встречает простого русского мужика, который, выслушав его историю, решает по-мочь парню и делает это очень грамотно.
В итоге справедливость торжествует, зло наказано, а «дезертир» перестаёт быть дезертиром, и возвращается в ряды законопослушных граждан.
Эта повесть - предупреждение  будущим солдатам о том, что может  ожи-дать их на местах службы. О том, как полезно быть спортсменом, как хо-рошо быть интернационалистом и как пагубно быть националистом.
Это попытка социологического исследования такого явления как дедовщи-на, его сути и корней.
На протяжении всего повествования читатель найдёт для себя  в этой книге не только увлекательный детективный сюжет, но и подсказки – как посту-пить в той или иной ситуации.
 Повесть адресована молодым: предупреждён, значит спасён. Но её полез-но будет прочитать и солдатским матерям, как настоящим, так и будущим, а также офицерам, особенно тем которые полагают что солдаты не люди, а их собственность – быдло.
История написана простым языком и доступна самым широким слоям на-селения.
Все описанные события имели место. Изменены лишь имена, фамилии, и названия населённых пунктов.
Приятного чтения.
               


                Георгий Волков.




                Первые прелести.

                …не ходите дети в Африку гулять,
                В Африке акулы, в Африке гориллы,
                В Африке большие,злые крокодилы
                s Будут Вас кусать, бить и обижать…
                Корней Чуковский.
Всё начиналось почти как у всех.
Простой советский парень Виктор Котов, как и многие его сверстни-ки, мечтал служить в армии и начал готовиться к службе с ранней юности. Он вместе с друзьями занимался стрельбой в школьном тире и регулярно ходил на каратэ, которое только появилось в Советском Союзе. По вечерам ,собравшись во дворе, они слушали рассказы вернувшихся со службы дем-белей, среди которых были и «афганцы».
Это были живые герои. Слушая их истории о войне, мальчишки ри-совали себе картины засад, перестрелок, погонь, и каждый из них был уве-рен, что именно он попадет в Афганистан, именно он будет стрелять, взрывать, лазать по отвесным скалам, штурмовать душманские базы, сло-вом - выполнять интернациональный долг. А главное - носить тельняшку, маскхалат и, конечно же, голубой берет. Среди них не было ни одного, кто бы, в тайне не мечтал  о том дне, когда  вернётся домой «с Афгана» весь в шрамах, израненный, но увешанный орденами и медалями.
Не был исключением и Витя Котов. И когда, весной 1984 г. после первого курса университета его вызвали в военкомат и зачислили в коман-ду с таинственной литерой «А», он торжествующе подумал: «Точно  Аф-ган, Yes’s!!!».
Проводы длились всю ночь. Было выпито много бутылок и сказано много слов, спето много песен и дано много советов.
- Ты главное на мину не наступи, – говорили одни.
- В кишлак один не ходи, – вторили им другие.
Наутро самые стойкие вместе с родителями и братишкой Виктора отправились провожать его на вокзал, и когда «покупатели»  разобрав при-зывников, рассадили их по вагонам, и поезд тронулся, из толпы прово-жающих еще долго доносились истошные, пьяные крики:
- Афга-а-ан!… Cпецна-а-аз…!  Десанту-у-ра…!
Но поезд, почему-то, поехал не на юг, а на север – в направлении со-вершенно противоположном Афганистану. Через неделю Виктора вместе с другими новобранцами высадили в Риге – столице, тогда еще Советской, Латвии. А когда их развезли по частям, и Котов попал в рембат, где ему выдали униформу с черными погонами, его надежды на героическое бу-дущее совсем растаяли.
Вечером на ужин им дали какую-то бурду, в которой плавали отвра-тительные куски жёлтого сала, а на десерт  компот из сухофруктов. ,, Уго-щение,, осталось не тронутым. Все еще были сыты воспоминаниями о до-машней кухне. Котов вспоминал пловы, шашлыки, дыни, абрикосы. В Ташкенте, где он родился и провел детство и юность, всего этого было в избытке, и каждый человек, волей  неволей, становится там гурманом. Гля-дя на рыхлое сало с синей печатью, которое раздатчик пищи плюхнул в его миску, Виктор думал, что все это – недоразумение или кто-то решил над ними подшутить как над новичками, и завтра им дадут нормальную чело-веческую пищу. Но завтрак оказался хуже, чем ужин. Кроме того, новый день принес новые огорчения. Подойдя, после утренней пробежки к своей кровати, Котов увидел, что вся постель перевернута и, пакет, в котором были деньги и комсомольский билет, и который он накануне ,, спрятал,, под подушку, исчез. Он попытался выяснить у сержанта, в чем дело, но сержант Гамаюн, грубый, краснощёкий детина - уроженец  Западной Ук-раины ехидно прокричал ему в лицо:
- У большой сэмьи хайлом нэ щелкают.
То же самое случилось и с остальными новобранцами. Теперь, ли-шенные возможности покупать еду в полковом магазине, они были выну-ждены есть то, что им давали в столовой.
Вора найти так и не удалось. Все думали на сержантов. Они были единственными, кто оставался в казарме во время зарядки. Но сержанты вели себя невозмутимо, доказать же что-нибудь было невозможно.
Благодаря своей спортивности и  природной смекалке курс молодого бойца Виктор освоил  быстро. Будучи рассудительней, сильнее и почти на голову выше остальных, он очень скоро начал пользоваться авторитетом среди азиатов, с которыми вместе приехал в призывном эшелоне. Во время потасовок между его земляками и так называемыми, хохлами, которых в роте было человек 35, он выступал на стороне своих – Ташкентских. По этой причине они почти всегда одерживали верх, а он даже получил про-звище - ,, Верная рука – друг индейцев,,. Да он и мало отличался от азиатов по внешности. В его жилах текла кровь восьми  разных народов, начиная с монгольской и заканчивая греческой и он мог легко сойти как за узбека, так и за грека. Он был смуглым.  Лицо его было открытым и выразитель-ным. Густые тёмные брови, слегка нависали над карими, всегда смеющи-мися, чуть раскосыми глазами, расположенными по обе стороны прямого, с небольшой горбинкой, носа. Над верхней губой уже начинали проби-ваться молодые усики. Бритая голова ладно сидела на мускулистой нака-чанной шее. Правда,  уши  у него были несколько великоваты, но от этого он только лучше слышал.
То ли по причине своего многокровия, толи под влиянием своей школьной учительницы Софьи Александровны, которая активно внушала своим ученикам идеи интернационализма, он не считал себя принадлежа-щим ни к одной нации, а считал себя гражданином мира и не терпел всяче-ских проявлений  расовой неприязни среди курсантов, в каждом случае стараясь пресекать их  словом, а если слово не помогало, то и делом. За-частую это и становилось началом массовой драки…
На третий день началась муштра. Занятия по строевой подготовке, длились по 6 часов  с перерывом на обед. Всем приходилось снова и снова повторять упражнения, если при ходьбе какой-нибудь тугодум не мог под-нять разноименные руку и ногу или не успевал за остальными.
С каждым днем сержанты становились все злее и вели себя все жёст-че по отношению к курсантам. За малейший проступок одного, нещадно каралась вся рота. Считалось, что так воспитывалось чувство коллекти-визма. Но назвать коллективом сборище, численностью в 120 человек, со-стоящее из представителей разных социальных слоев и национальностей, и приехавших со всех концов Советского Союза, можно было с большой на-тяжкой. Многие из них даже  не понимали по-русски. Про таких, в шутку говорили, что они спустились с гор за солью, а их поймали и забрали в ар-мию. Сержанты презрительно обзывали их чурками и всячески унижали. Самые непонятливые назначались на какие-нибудь трудные, грязные рабо-ты, превращаясь в вечных козлов отпущения.
Виктор искренне им сочувствовал. Среди них были его земляки уз-беки, таджики и другие азиаты. Он как мог, старался помочь им,  выступая в роли переводчика и растолковывая приказы т.к вырос в узбекской махал-ле и неплохо говорил по узбекски и немного по таджикски.   
Целыми днями курсанты занимались чем угодно, только не боевой подготовкой. Они то делали ремонт дома у командира роты, то косили траву на хуторе, у какого-то латышского фермера, то собирали колорад-ского жука на колхозном картофельном поле. И хотя все это было отдыхом от строевой подготовки, радости в этом было мало. Те, кому их отдавали на работу, нещадно эксплуатировали их и держали впроголодь.
Так курсанты узнали на своей шкуре, что такое рабство, о котором раньше читали только в учебниках истории. Хроническое недосыпание и постоянное чувство голода очень скоро стали для них вполне привычным делом.
А подержаться за автомат им удалось  один лишь раз – в день, когда они принимали присягу.
Перед присягой они два дня вырезали из бумаги листочки, красили их в зеленый цвет и привязывали их на те ветки деревьев, на которых, по мнению сержантов, их не доставало. Красить зеленой краской приходи-лось и траву на газонах, в тех местах, где она пожелтела. Так они готови-лись к приезду командующего. Но командующий, почему-то, так и не приехал.
Выступать против этого идиотизма было бесполезно. В отношении тех, кто срывался и отказывался что-либо делать, осуществлялся еще более мощный прессинг  со стороны сержантов. Провинившегося отправляли в наряд по кухне на всю ночь, а днем он вместе со всеми маршировал на плацу. Если он не понимал с первого раза, то прессинг усиливался до тех пор, пока нарушитель не становился послушным как ягненок или, наобо-рот, не набрасывался на сержантов с кулаками. Тогда те попросту избива-ли его, а если у них не получалось,  отправляли его на гауптвахту - армей-скую тюрьму со своими камерами, надзирателями, комнатами пыток и ме-тодами устрашения. Это называлось «вздрючить по уставу». Арестанта могли закрыть в камере на несколько дней, предварительно налив там по щиколотку воды и насыпав хлорки.
В арсенале начальника гауптвахты был целый набор подобных трю-ков. Как правило, через три, пять дней человек возвращался в казарму по-сле’’ губы’’  и вел себя уже совсем по-другому.
Машина подавления личности была отработана сержантами до со-вершенства. Иногда они издевались над кем-нибудь просто так, без види-мой причины, только лишь для того, чтобы лишний раз продемонстриро-вать свою власть. Это приносило свои плоды. Через две недели службы в “учебке”, все курсанты научились понимать сержантов с полуслова и вы-полнять все команды бегом.
Несколько раз в неделю в роте проводились занятия по ремонту ав-томобиля. Но устройство машин было понятно далеко не всем. А Виктору это было и вовсе чуждо. Он никак не мог понять и усвоить очередность и назначение всех винтиков, болтиков, гаечек, патрубков, изображенных на учебных плакатах. В конце концов его признали абсолютно бесперспек-тивным как автослесаря и с группой таких же как он «бесперспективных» отправили из учебки в войска.
В эту группу попал и рядовой Егоров. При росте в метр семьдесят он весил всего 41 килограмм. Это был типичный дистрофик. Кроме того, он почти ничего не видел. Зрение на обоих глазах у него было «минус 12». Его главным и единственным сокровищем были очки, с толстенными стек-лами. Он не мог ни подтягиваться, ни бегать, – кирзовые сапоги были для него настолько тяжелы, что он с трудом отрывал ноги от земли во время ходьбы. Разговаривал и делал он все медленно и явно не вписывался в об-щий строевой ритм. Из-за него от сержантов доставалось всей роте, а ему, в свою очередь, от остальных курсантов.
Но в нем поражала какая-то внутренняя сила и стойкость. Каждый раз, когда сержант Гамаюн, с размаху давал ему щелбан своим толстым-красным пальцем, Егоров валился наземь, пытаясь поймать, слетевшие от удара очки, но неизменно поднимался медленно, напяливая их на нос, и смотрел сквозь них сержанту прямо в глаза, всем своим видом давая по-нять, что готов к новому удару. От этого взгляда сержанту становилось не по себе, и он отходил, оставляя Егорова в покое.
В такие моменты Котов был противен самому себе. Ему так хотелось подскочить к сержанту и разбить ему физиономию, что для него, владею-щего каратэ, было совсем несложно. Но его, все время, останавливал страх перед последствиями. Ведь сержанты были представителями военной вла-сти. И хотя он был дерзким по натуре, но к открытому бунту он был ещё не готов.
В глубине души он восхищался Егоровым. Для него оставалось за-гадкой, откуда в этом, физически слабом и совершенно не приспособлен-ном к армейской жизни, юноше столько духовной силы.
Котов не понимал, как в военкомате могли взять такого на службу. Но Егоров открыл ему секрет, что он сам напросился, скрыв многие из своих недугов. Для него пойти в армию было необходимо. Без этого он не чувствовал бы себя полноценным человеком, мужчиной.
Виктор как мог, старался ограждать Егорова от нападок других кур-сантов, и тот был ему за это благодарен.
Их сближало еще и то, что оба были призваны в армию после перво-го курса ВУЗа. Егоров до службы был студентом Саратовского Политеха, а Котов – Ташкентского Университета. В редкие свободные минуты они рас-сказывали друг другу о своей доармейской жизни, вспоминая веселые сту-денческие деньки.
За время, проведенное в учебке, они успели сдружиться и были рады, что вместе покидают эту проклятую роту, в которой процветали воровство и стукачество, и этих скотов-сержантов, которые только и занимались тем, что мучили молодых курсантов и делали из них тупых исполнителей своих же тупых приказов. Теперь Котов с Егоровым были уверены, что хуже уже не будет.
Из учебки, которая осталась в Латвии, их перебросили в Калинин-градскую область, в мотострелковый полк, находившийся в городе Армей-ске.
К их общей радости они вместе попали в одну роту. Эта была рота связи. Располагалась она на третьем этаже огромной трехэтажной казармы.
В роте было всего 20 бойцов, и жизнь в ней текла сыто и размеренно. Из двадцати человек, всего пятеро были «дедами», трое «черпаками», де-сять человек – «молодыми». А Егоров и Котов были единственными «са-лабонами».
Вопреки ожиданиям Котова, особой дедовщины в роте не было. Че-рез несколько дней он понял, что конфликтов со старослужащими, к кото-рым он был готов и морально, и физически, не предвидится. Здесь он впервые узнал, на какие градации, неофициально подразделяется личный состав в мотострелковых частях Советской Армии.
Сам он, согласно этому «реестру» именовался «салабоном» . Те,
кто прослужил больше полугода, назывались «молодыми» .
Прослужившие год – «черпаками» . Те у кого за плечами осталось полтора года службы, носили гордое звание «дедушка» или «дед» . Они пользовались значительными привилегиями, не говоря уже о «дембелях» , срок службы которых был уже закончен по приказу, и они ожидали только отправки домой.
На тот момент «Дедам» оставался всего лишь месяц до дембельского приказа, и они просто лениво ждали своего часа. У них не было никакого желания заниматься воспитанием новых салаг. Это была уже не их забота.
Рота связи была элитным подразделением полка и почти полностью состояла из студентов ВУЗов, поэтому отношения здесь царили вполне ци-вилизованные и обстановка была сносной.
Никто никого не унижал. Каждый занимался своим делом, выполняя свои обязанности и внося свою лепту в хозяйственную жизнь роты.
Вновь прибывшим из учебки, Егорову и Котову достались должно-сти «линейных надсмотрщиков». Их задача состоялась в том, чтобы во время «боевых действий» растягивать линию связи в полевых условиях и следить за ее сохранностью.
Сержант Земфиров, приставленный к ним, чтобы обучать их азам профессии связиста, терпеливо объяснял им устройства различных радио-станций и приводил примеры из собственной практики.
 В учебной комнате, где проходили занятия, на самом видном месте висел стенд с фотографиями бойцов подразделения, которые в данный мо-мент находились в длительной командировке в Афганистане.
Пока Егоров внимательно слушал наставника, Котов постоянно смотрел на эти фотографии, вглядываясь в лица солдат и невольно идеали-зируя их.
«Как они там? - думал он. - Что делают? Может быть именно сейчас они ведут бой, пробираются под пулями по горным тропам. А может быть у них кончились патроны и они, окруженные кольцом душманов, собира-ются повторить подвиг Марата Казея . Вот бы сейчас оказаться рядом, по-мочь».
Все это кружило ему  голову. Земфирову частенько приходилось воз-вращать его к реальности. В такие моменты он говорил:
- Чё, в Афган хочешь? Туда только лучших берут. Вот выучишь спе-циальность, покажешь себя на учениях – тогда может и возьмут.
Виктор опускался с небес на землю и заставлял себя через силу за-поминать «диоды», «триоды» и прочие элементы, сложного, на первый взгляд, оборудования.
В отличие от сержантов учебки, сержант Земфиров был спокойным, добрым малым. Он разговаривал тихо, без окриков и  терпеливо делился с новобранцами своим опытом.
Иногда они выходили за пределы части с громоздкими катушками кабеля и растягивали его в разных направлениях, тщательно маскируя его в траве, в строительном мусоре и развалинах старых домов. Потом убегали на разные концы линии, присоединяли к ней телефонные аппараты и бол-тали о том, о сём . Вечером они опять сматывали кабель и тащили катушки с телефонами обратно в роту. Вначале это было интересно. Все это напо-минало игру в войнушки. Но вскоре Котову наскучило это занятие. К тому же, все время лили дожди и приходилось, волей неволей, лазить по грязи, а вечером целый час приводить себя в порядок.
Каждые три дня они все втроем ходили в наряд по КПП . Дежуря на проходной, нужно было всякий раз, когда офицер или прапорщик прохо-дил мимо, вытягиваться по стойке смирно и отдавать честь. Их главным оружием в такие дни была обыкновенная метла. Возле КПП рос гигант-ский вековой дуб. При каждом дуновении ветра с него слетало несколько листьев и падало на асфальт. Егоров или Котов должны были сразу хватать метлу и сметать упавшие листья с глаз долой, чтобы их, не дай бог, не уви-дел комполка. Он итак всегда пребывал в дурном настроении, но если кто-то из солдат или офицеров давал ему повод придраться, его гнев был ужа-сен. Говорили даже, что он избивал любого, кто ему не нравился, у себя в кабинете неважно, будь то солдат или офицер. Его фамилия – Бугаев уди-вительно подходила к его внешности. Он был высокого роста. Мощный торс его был всегда наклонен слегка вперед. Глубоко посаженные глаза  грозно смотрели из под редких бровей, а руки были все время сжаты в ку-лаки.
 Если он проходил мимо КПП в момент подметания, то подметаю-щий должен был взять метлу, как винтовку прижать ее к телу и отдать честь. Котову пришлось несколько раз проделать это, и каждый раз, когда Бугаев останавливался и бросал на него испепеляющий взгляд, а потом от-ворачивался, ему хотелось дать полковнику по спине метлой и убежать. Участие в этой глупой клоунаде всё больше и больше тяготило его свобо-долюбивую творческую натуру. Так прошел почти месяц. Ничего интерес-ного в жизни полка не происходило. Каждый день был похож на предыду-щий.
Виктор ждал, когда же, наконец, будут учения и ему удастся про-явить себя. Не оставляя надежды попасть в Афганистан, он думал, что только там его место. Что, там он, с его умением метко стрелять, будет го-раздо полезнее, чем здесь, играющим в радисты и дворники.
Но помимо каждодневной рутины, было еще одно обстоятельство, которое омрачало его жизнь. У него все сильнее и сильнее болела печень. А однажды утром, на зарядке, во время пробежки, острая боль вдруг прон-зила его правый бок и мгновенно разлилась по всему животу. Такое случа-лось и раньше - за два года до армии он перенес тяжелую форму гепатита. Но обычно боль быстро отпускала, а на этот раз она только усиливалась. Боль была настолько сильной, что заставила его согнуться и оставаться в таком положении, несколько минут.
  «Да. Это уже серьезно» - подумал он присев на траву и держась за бок.
- Что с тобой? – спросил,  подбежавший к нему, Земфиров.
- Да, печень болит. Я же после желтухи. Наверное, от еды здешней. И тяжестей наподнимался. – объяснил Котов.
- Ну, так иди, в санчасть. – забеспокоился Земфиров.
 - Да. Наверное, придется.
Виктор с трудом встал и, борясь с болью, медленно побрел в санчать, которая находилась рядом со штабом. Было семь утра с небольшим. Врача еще не было. Котов сел возле приемной и стал ждать.
В санчасти уже полным ходом шла уборка. Больные, не успев еще позавтракать, уже сновали по помещениям с тряпками и вениками, выти-рая пыль и выметая мусор. Сквозь приоткрытую дверь одной палаты, Вик-тор увидел, как двухметровый верзила с рыжей шевелюрой ползает на чет-вереньках по полу, волоча за собой распухшую ногу, и пытается мыть этот самый пол в проходе и даже  под кроватями. Его больная нога настолько раздулась и покраснела, что походила на докторскую колбасу. Она каза-лась в два раза толще здоровой и весьма сковывала его движения.
- Быстрее, скотина. Ты чё тут ползаешь как червяк! – резко прикрик-нул на него, появившийся вдруг в коридоре, молодцеватый сержант с по-вязкой санинструктора на левой руке. Верзила попытался ускорить про-цесс, но потерял равновесие и повалился на пол, на больную ногу, заорав от боли.
- Чё арёшь, падла, сам виноват - продолжал третировать его сержант, – научись портянки правильно наматывать, каз-зёл!
Постояв еще немного, раздувая  от злости ноздри, он крикнул:
- Нехорошин, сюда!
На зов прибежал невысокого роста шустрый солдат с живым взгля-дом.
- Ты смотри тут за этими чмырями! И, чтобы все стерильно было тут! А мне надо отойти на часок. – нервно приказал он солдату и пошел по коридору к выходу.
Проходя мимо Котова, сидевшего у дверей приемной, сержант вне-запно остановился, и высокомерно глядя на него спросил:
- Тебе чего?
- Мне врача – спокойно ответил тот.
- А чё с тобой – ухмыльнулся сержант.
- Печень болит.
- Сколько прослужил? – въедливо продолжал сержант.
В его образе было, что-то неприятное, хотя одет он был с иголочки. Тоненькие усики были аккуратно подстрижены. Над верхней губой, слева от носа красовалась немаленькая родинка. Голубые, на выкате, глаза с ма-ленькими зрачками, источали холодный, колючий взгяд. Всем своим ви-дом он выказывал, пренебрежение к сидящему напротив Котову.
- Два месяца – ответил Виктор на его вопрос.
- С какого батальона?
- Я из роты связи.
- А-а. Служба медом показалась, - снова ухмыльнулся сержант, – ну сиди, жди.
Он повернулся и вышел из санчасти.
Виктор просидел в ожидании 4 часа. Все это время больные продол-жали уборку. Малый, по фамилии Нехорошин ходил из палаты в палату и находил изъяны в их работе, снова и снова заставляя их перезастилать по-стели, подметать пол или мыть окна. Он придумывал для них все новые и новые задания, и даже специально подбрасывал мусор в палаты, чтобы об-винить кого-нибудь в недобросовестности и за это придумать новое нака-зание.
Начмед  появился только к полудню. Он прошел в кабинет с брезг-ливой гримасой на лице, даже не взглянув на больных. Откуда ни возмись появился наглый сержант, который разговаривал с Котовым с утра, и про-шмыгнул в кабинет вслед за начмедом. Несколько минут они о чем-то го-ворили. Из-за двери раздавались приглушенные звуки словесной перепал-ки. Офицер кричал на сержанта, а тот, что-то бубнил себе в оправдание. Затем все стихло. Сержант выглянул из кабинета. Его лицо было красным, желваки ходили. Было видно, что ему здорово попало.
- Заходи – произнес он сквозь зубы, глядя на Котова.
Наконец-то, подумал – Виктор, входя в кабинет. Боль в боку не от-пускала. В глубине кабинета сидел старший лейтенант - начмед полка. От него на расстоянии разило перегаром. Его голова со скуластым лицом слегка покачивалась на  тонкой шее. Взгляд был уставшим .
- Фамилия? – мрачно спросил он, даже не предложив Виктору сесть.
- Котов – ответил тот.
- Год рождения?
- Тысяча девятьсот шестьдесят шестой.
- Из какого батальона?
- Из роты связи.
Виктор вспомнил, что те же самые вопросы задавал ему утром сер-жант, сидящий теперь за столом у окна и записывающий его ответы в жур-нал.
- Сколько прослужил? – спросил офицер, подтверждая его мысли.
- Два месяца – второй раз за это утро ответил Виктор.
- На что жалуетесь? – вдруг перешел на «Вы», начмед.
- Печень болит.
- Покажи где. - снова на «ты» продолжал офицер, прищурив глаза.
Котов указал рукой на правое подреберье.
- Желтухой болел? – последовал вопрос.
- Да. Два года назад. В тяжелой форме.
- А печень когда стала болеть? – в голосе начмеда звучали нотки не-доверия.
- С самого начала, как сало поел в учебке. А сегодня вообще острая боль – разогнуться не могу.
  «Похоже на правду» – подумал старлей и, пристально посмотрев Виктору в глаза, спросил:
 - Косишь  наверное?
- Мне косить смысла нет – отвечал Котов – я прошу лишь лекарства. Что-нибудь, типа лиф 52 или еще какое. А может, мне диета нужна?
- Ха, ха, ха – вдруг расхохотался начмед, - ну и рассмешил ты меня. Это ж надо! Диета! Лиф 52! – он поднял вверх указательный палец правой руки:
- Какие мы грамотные!
Затем с ехидством добавил:
 -Тебе чё здесь, папин дом штоли? Здесь армия, чувак! У нас и не пахнет такими лекарствами.
Потом помолчав немного, он повернулся в сторону сержанта и обра-тился к нему:
- Гулякин, у нас места есть?
- Так точно. Есть три места во второй палате. – Сержант вскочил по-правляя на голове белую шапочку.
- Определи его. Потом отведешь в госпиталь на анализы – распоря-дился начмед и повернувшись к Виктору флегматично произнес:
 -Все. Свободен, товарищ солдат.
- Что мне делать дальше? – в недоумении замялся тот.
- За дверью жди! – уже раздраженно прикрикнул на него старлей.
Выйдя за дверь, Котов уселся на скамейку и просидел еще час, пока не приняли всех больных.
Наконец Гулякин вышел, и вызвав Нехорошина, велел ему отвести Виктора и еще одного солдата в каптерку , получить белье и разместить их во второй палате.
  Санчасть, как и все подразделения полка, размещалась в старых не-мецких казармах захваченных у немцев вместе со всей Восточной Прусси-ей в ходе второй Мировой Войны. Каптерка находилась на третьем этаже санчасти - в мансарде. Дверь открыл, невысокого роста таджик, с чёрной кудрявой шевелюрой.
- Привет, Алик. Вот, надо два комплекта белья – робко произнес Не-хорошин, кивнув головой на двух солдат, стоящих рядом.
Алик бесцеремонно окинул их взглядом с головы до ног. Один из них явно был «дедушкой». Он был одет в ушитое ХБ . Несмотря на то, что он был рядовым, на нем были яловые, офицерские сапоги. На груди его красовались значки: «Специалист первой степени», «Отличник Советской Армии», «Гвардия» и «Мастер спорта». Держался он спокойно и уверенно.
Без слов, выдав ему комплект постельного белья, таджик повернулся к Виктору и глядя ему в глаза, дерзко спросил:
- Откуда, зёма?
- С Ташкента – ответил тот.
- О-о, - тон таджика изменился на дружелюбный – а, я из Самаркан-да. Бывал когда-нибудь в Самарканде?
- Не-а. Всегда хотел, но никак не получалось. Говорят очень краси-вый город.
- Красивый – не то слово. Великолепный! – Лицо Алика расплылось в теплой улыбке.
- А рисовать умеешь? – неожиданно спросил он.
- Да, вроде умею, а что?
- Дембельский альбом поможешь сделать?
- Помогу  конечно, если время будет.
-Время будет, не сомневайся – Алик дружески похлопал Котова по плечу. Затем обратился к Нехорошину:
- Его не трогать! Понял?
- Понял – буркнул тот, уводя обоих больных.
- После обеда приходи, - крикнул вслед Виктору таджик, - порисуем.
- Ладно, – отозвался Котов.
Нехорошин привел их в ту самую палату, где лежал рыжий верзила. Лежал – мягко сказано. Невзирая на свой недуг он все время был чем-то занят. В данный момент он лезвием отскребал с оконных стекол кусочки краски, оставшиеся после ремонта. В палате вдруг появился Гулякин. Пока Котов застилал свою постель, Нехорошин, вполголоса сообщил Гулякину, что Алик сказал «этого» не трогать. «Этот» - его земляк и будет делать ему дембельский альбом.
Слушая это, Гулякин смотрел на Котова, прищурив левый глаз и сжав, и без того, тонкие губы. Виктор поймав его взгляд, понял, что ску-чать ему здесь не придется, однако не подавая виду , спокойно продолжал готовить себе место.
- Слышь, ты. Как тебя там? – небрежно обратился к нему Гулякин.
- Котов – ответил Виктор.
- Рядовой Котов, товарищ сержант! – повышая голос, поправил его Гулякин, давая понять, что он здесь главный.
- Так точно! Рядовой Котов, товарищ сержант! – вытянувшись в струнку, чётко, как его дрессировали в учебке прокричал Виктор, подумав про себя : «Лишь бы отвял».
- Так вот, рядовой Котов, – криво усмехнувшись, продолжал Гулякин – назначаю тебя на почётную должность директора столовой. Рядовой Не-хорошин тебе все объяснит. Скоро обед. Приступить к своим обязанностям немедленно. Ясно?
- Так точно – снова, как робот выкрикнул Котов.
Назначить его ,,директором,, столовой, – было самое страшное, что мог сделать с ним Гулякин. Если Алик сказал его не трогать, то открыто делать на него нападки, было нельзя. Нет, Гулякин не боялся Алика. Про-сто в санчасти было двоевластие. Вернее – троевластие: Первая власть – официальная и самая слабая принадлежала начмеду Кукареву. Она дейст-вовала, те немногие часы, когда он находился в санчасти. Появлялся, он здесь ненадолго и даже не каждый день. Основное время он проводил за пределами части, пропивая деньги вырученные за ворованные лекарства. В санчасть он заглядывал, в основном, лишь для того, чтобы пополнить свои карманы «ходовым товаром», который хранился у него в сейфе вместе с медицинским спиртом. Он допился уже до того, что стал пить спирт нераз-бавленным. Но в последнее время ему стало казаться, что его спирт, стал каким-то слабеньким. Его подозрения не были лишены оснований. Однаж-ды, когда он пьяный валялся на кушетке, у себя в кабинете, Гулякин выта-щил у него связку ключей и сделал слепок ключа от сейфа. Потом, он зака-зал дубликат в ремроте   и расплатился за него пачкой димедрола из того же сейфа. После этого он стал понемножку отливать спирт из бутылочек, доливая туда воду.
В отсутствии начмеда именно Гулякин командовал пациентами сан-части. Он сам решал – кого надо отправить в госпиталь, а кого достаточно помучить в санчасти, чтобы тот сбежал обратно в роту, забыв про свою болезнь.
О себе он был высокого мнения: мастер спорта по боксу, красавец, гитарист, он пользовался неизменным успехом у девчонок провинциально-го гарнизонного городка. Кроме того, у него постоянно водились деньги. За определенную плату он мог дать солдату освобождение от работ на не-сколько дней или отправить его в госпиталь, предварительно обучив как надо косить, чтобы комиссовали, ведь за плечами у него был медицинский техникум. Иногда он просто устраивал своим дружкам отдых в санчасти недельки на две. На все существовали свои расценки.
 Так как единственным, кто контролировал его присутствие в полку, был старший лейтенант Кукарев, который в основном отсутствовал, Гуля-кин был свободен как птица. По вечерам он переодевался в «гражданку»  и уходил в город повеселиться, оставляя за старшего Нехорошина и давая ему задание погноить того или иного пациента санчасти. Сам же, возвра-щался ночью, подшофе, иногда с девицей, которую выгонял под утро, по-сле бурной ночи.
Третья власть была в руках Алика. Он был каптёром и  заведовал всем имуществом санчасти, кроме лекарств. Несмотря на то, что он был рядовым, он пользовался огромным авторитетом в полку, так как был од-ним из лидеров азиатской этнической группировки. Без него не проходило ни одной разборки. Он играл большую роль в неформальных отношениях среди солдат, и от его слова иногда зависело очень многое, в чьей - нибудь судьбе.
Гулякин все это прекрасно знал и, хотя он держался независимо и считал себя смельчаком, он понимал, что «наехать» на земляка Алика в от-крытую – это значит вызвать на свою голову серьезные неприятности.
Но полностью оставить Котова в покое ему не позволяли гордыня и его злобный нрав. Рассуждая, как и большинство «дедов» он думал: «Меня гноили, и я буду. Почему я летал , в свое время, а этот урод будет тут прохлаждаться?! Ну, уж нет! Пусть хотя бы в столовой поработает, а там посмотрим. Ишь ты, диету захотел. Я тебе покажу такую диету! Удар в пе-чень заменяет кружку пива! Дай только повод – измордую!».
Для того, чтобы не забыть свои боксерские навыки Юра Гулякин, частенько, особенно, в пьяном виде устраивал спаринги с больными. Со-перников он выбирал, как правило, слабее себя. В результате к вывиху, гаймориту или отиту, с которыми попадали в санчасть военнослужащие, добавлялась еще выбитая челюсть или здоровенный фингал под глазом. Поэтому, многие проклинали тот день, когда решили обратиться в сан-часть за помощью, и сбегали обратно в роту недолечившись.
Гулякин решил, что и Котов не будет исключением. Но для этого на-до было спровоцировать того на явное нарушение, которое явилось бы оп-равданием перед Аликом. 
В обязанности «директора» столовой санчасти входило: вместе с двумя или тремя бойцами сходить в полковую столовую перед завтраком, обедом и ужином, получить еду, принести её в армейских термосах в сан-часть, раздать её больным, вымыть посуду и отправить с кем-нибудь пус-тые термоса обратно.
В помощь Котову Нехорошин дал того самого рыжего  литовца с опухшей ногой и ещё одного – молдаванина с перебинтованным лицом. Втроём они сходили в столовую, получили суп, гороховое пюре, 18 котлет, по одной на каждого обитателя санчасти, несколько буханок хлеба и ком-пот.
Ни Алик, ни Гулякин на обед не пришли. Они редко питались в сто-ловой. Гулякин предпочитал питаться в городском кафе, а таджик ходил к землякам, в полковую столовую с чёрного хода где повара азиаты в тайне от начальства, готовили национальные блюда для узкого круга лиц.
Обед прошел гладко. Еды хватило на всех, и ещё осталось. Некото-рые, в том числе и литовец, попросили добавки. И хотя Виктор впервые в жизни выступал в роли раздатчика пищи, у него всё получилось.
После обеда, помыв посуду, он пошёл к Алику, который уже поджи-дал его у себя в каптёрке . Красок, кисточек и карандашей там было в из-бытке. Была также куча фотографий, на которых Алик был запечатлен с сослуживцами или в одиночку.
Они разложили фотографии в хронологическом порядке. На первых фото Алик был щуплым, безусым юнцом, а на поздних – уже возмужав-шим усатым мужчиной. На этих поздних фото он был, почему-то в парад-ной форме десантника.
- А Вы что, десантник? – наивно спросил его Виктор, с недоумением взглянув на его красные погоны.
- Все мы немножко десантники – отшутился Алик. 
В то время в Советском Союзе, самыми престижными и почётными считались десантные войска и многие солдаты, не имевшие совершенно никакого отношения к ВДВ,  предпочитали приехать в родное село или город, после службы, в форме десантника. Для этого надо было раздобыть тельняшку, аксельбанты, голубой берет, голубые погоны и соответствую-щие значки. Всё остальное можно было переделать из своего.
Весь этот комплект у Алика уже был и, для полного счастья не хва-тало только дембельского альбома.
Он достал из шкафа два готовых альбома, которые взял у своих дру-зей, и протянул их Виктору со словами:
- На, посмотри как у людей сделано. Что-нибудь подобное изобра-зить сможешь?.
Виктор взял альбомы и, быстро пролистав их, утвердительно кивнул головой.
- Ну ладно, - сказал Алик, - ты работай, а я пойду. У меня ещё кое-какие дела есть. Вот тебе сигареты. Никому не открывай кроме меня. Я по-стучу вот так.
 Алик, изобразил условный стук, затем вышел из каптёрки и скрылся в неизвестном направлении.
Виктор закрылся изнутри и с упоением приступил к работе. Впервые за два месяца у него появилась возможность побыть в одиночестве и за-няться любимым делом. Он рисовал с раннего детства любыми красками на всём чём только можно, и давно скучал по этому занятию. А тут такой шанс. Да и задача была конкретной и главное, всё, что нужно, было под рукой. Он погрузился в работу с головой, забыв о времени и о своих обя-занностях.
К реальности его вернул условный стук. Он встал и открыл дверь.
- Тебе пора. Тебя уже ждут, - пояснил Алик. – Как закончишь, при-ходи.      
- Хорошо, - ответил Виктор и спустился в фойе санчасти, где его ждали его помощники.
Они опять сходили в полковую столовую и получили ужин на всех. Причём Котов заметил под глазом у рыжего литовца новый фингал.
- Что это у тебя? – спросил он, когда они поднимались с полными термосами по лестнице на третий этаж, в столовую санчасти.
- Та, санинструктор утариль, – по-литовски, на распев ответил тот.
- Который? – снова спросил Котов.
- Кулякин.
 «Гулякин значит, -  с раздражением подумал Виктор. – Этот Гуля-кин уже достал ».
И, хотя Гулякин лично его пока не трогал, так как он находился под покровительством Алика, Виктор понимал, что рано или поздно, конфликт неизбежен. Он не мог спокойно спать и вообще не привык существовать в атмосфере страха и неопределенности.  К нему вновь вернулось состояние нервозности, которое не оставляло его в учебке. Он вспомнил сержанта Гамаюна, которому хотел устроить тёмную вместе с другими курсантами, но так и не успел.
Так прошло три дня. Жизнь в санчасти текла своим чередом. Днём боль-ные что-то мыли, скребли, подметали. По ночам Гулякин со товарищи вер-нувшись пьяными из самоволки, вызывали кого-нибудь в столовую и уст-раивали «поединок». После этого наутро, на полу в столовой можно было заметить пятна запёкшейся  крови.
Никакого лечения больные не получали. Начмед появился за 3 дня только один раз. В правом боку у Виктора болело не переставая. Настрое-ние ухудшалось с каждым днем. К тому же, каждый раз проходя мимо него , Гулякин норовил, как бы случайно, задеть его плечом или локтём и потом использовать это как повод для драки. Но Виктору всегда удавалось, в по-следний момент уклониться от столкновения.
- «Все равно я тебя достану, чурка ташкентская» - думал Гулякин, которому не давала покоя неприкосновенность салаги.
- «Нарвёшься гад. Всему своё время.» - думал Виктор, смотря ему вслед.
Единственным утешением в этой ситуации была возможность зани-маться творчеством. Каждый раз, после выполнения своей миссии по кормлению больных, Виктор спешил в свою импровизированную мастер-скую и попадал в другой мир, давая волю своей фантазии.
В результате дембельский альбом получился на славу. Если обычный альбом представлял собой кучу фотографий, наклеенных на страницы или вставленных в гнезда и сопровождавшихся короткими, примитивными надписями в прозе или стихах, то работа Котова была по сравнению с ни-ми просто шедевром. Почти на каждой странице фотографии были мастер-ски объединены в одно целое с рисунком. Кроме того, в альбоме было описано несколько подвигов Алика, словно он был не Аликом, а Гераклом. Это были и спасение утопающей женщины, и вынос младенца из объятого пламенем дома, и задержание банды «лесных братьев» , и поимка дезер-тира…. В общем всё, на что было способно богатое воображение молодого художника.
На развороте двух последних страниц было изображено как Алик, в парадной форме десантника, увешанный орденами и медалями, сходит с дембельского поезда на перрон города Самарканда, а толпа в националь-ных костюмах, с цветами и оркестром встречает его на родной земле. И все это на фоне грандиозной архитектуры  эпохи Тимуридов и синеющих вда-ли гор.
Увидев это Алик сначала замер, широко раскрыв глаза.  Затем на глаза его навернулись слезы, и он крепко обняв Виктора, не скрывая чувств, воскликнул:
- Ты гений!
  Немного погодя он добавил:
 - Я твой должник.
Котов сам не ожидал такой реакции. Несмотря на то, что альбом еще не был до конца оформлен, к вечеру пришло много народу, чтобы посмот-реть на него. Стали приходить друзья Алика из соседних частей. Посыпа-лись заказы.
Зашел посмотреть и Гулякин. Молча просмотрев альбом, он вышел ничего не сказав, но при этом подумал, скрипя зубами: «Чурбанов про-славляешь, сука! Ну, я тебе устрою.»
Утро следующего дня прошло как обычно.
Накануне Виктор с Аликом почти доделали альбом. Алик достал где-то красную парчу и они сделали из нее переплет, отделав его звездочками и другой армейской фурнитурой, что придало переплету богатый арабский колорит.
На завтрак ни Алик, ни Гулякин как всегда не пришли.
После завтрака Виктор по привычке пошел в каптёрку, но она была закрыта. Там никого не было. Он вернулся в палату и до обеда помогал ос-тальным проводить «уборку территории».
На обед Котов с помощниками получили в полковой столовой тер-мос борща, термос пшенной каши, кастрюльку с подливой к ней, хлеб и термос чая.
Встав у стойки  раздатчика, Виктор пересчитал куски мяса в подли-ве, чтобы разделить их на всех поровну. Когда в столовую стали стекаться больные, он сначала раздал им борщ. Потом каждый, кто подходил за ка-шей, не доев первое, выливал остатки супа в ведро для объедков, чтобы освободить тарелку для каши. Виктор машинально брал подаваемую та-релку левой рукой, а правой плюхал туда черпак каши и ложку подливы из черной кастрюльки.
Он отпустил «второе» уже двоим, когда в столовой вдруг появился Гулякин.
Вид у него был помятый. Накануне он выпил много самогона, и сей-час его мучило жестокое похмелье. Голова раскалывалась от боли, красные выпученные глаза тупо смотрели перед собой. Даже не взглянув на Викто-ра, он, проходя мимо стойки, взял кастрюльку с подливой, предназначен-ной для всех 18 больных, и медленно направился к столику, за которым развалились его дружки – «отдыхающие» в санчасти «деды». Те расплы-лись в довольной улыбке, увидев столько мяса. Остальные же грустно про-вожая глазами аппетитную подливу, приготовились к поеданию голой пшенки. Но дело вдруг приняло неожиданный оборот.
- Э, ты чё, один здесь что ли?! – гневно окликнул Гулякина Котов, взбешенный такой наглостью и цинизмом.
В столовой воцарилось гробовое молчание. Никто не ожидал такой дерзости от салабона. Все понимали, что сейчас что-то будет.
Гулякин остановился, медленно повернулся к нему и, сделав брезг-ливую гримасу бросил:
- Это ты мне?
- Да! Тебе! Это подлива на всех! Тебе из нее только два куска поло-жено, - резко ответил Виктор, не скрывая презрения.
- Не понял. – Гулякин поставил подливу на стол к «дедам» и напра-вился к стойке.
- «Наконец-то - думал он. Наконец-то представился случай наказать этого гаденыша! Теперь Алику нечего будет сказать. Все видели, он сам напросился».
Когда Гулякин подошел к стойке, все расступились. Он, издеватель-ски, двумя пальцами взял Котова за воротник и стал вытягивать его из-за стойки в проход. Тот резко отбросил его руку и сам выскочил из-за стойки. Тогда Гулякин вяло махнул рукой в сторону его лица, но Котов уклонился и больно ударил его кулаком по руке так, что Гулякин ахнул и затряс паль-цами от боли. Это мгновенно привело его в чувство, хмель слетел и он тряхнув головой, встал в излюбленную боксерскую стойку. Виктор же принял защитную стойку каратиста,  полуприсев и выставив руки на уров-не груди.
В то время каратэ в СССР только появилось, и было известно лишь в больших городах и столицах союзных республик. Сильная школа была в Ташкенте, откуда призвался Котов. Он прозанимался каратэ 2 года, прежде чем идти в армию и чувствовал себя уверенно в любой драке.
Гулякин же был жителем Челябинска и, судя по его же собственным словам, даже был чемпионом Челябинска по боксу. О каратэ он имел самое смутное представление и то – понаслышке. И поэтому, когда он увидел стойку Котова, доселе им невиданную и даже, как ему показалось, смеш-ную с точки зрения бокса, он, презрительно фыркнув, подумал: - «щас я тебя сделаю, идиот».
Воцарилась небольшая пауза. Они стояли в узком проходе, между стойкой и стеной, друг напротив друга, каждый, приняв свою стойку и гля-дя друг другу в глаза. Забуревший, отъевшийся наглый «дед» и  исхудав-ший, больной салага.
 Но только сейчас Гулякин заметил, какой твердый взгляд был у это-го салаги. Сейчас на него смотрели внимательные, осторожные, следившие за каждым его движением глаза, в которых не было и тени страха. Такие глаза он видел только два раза в жизни – когда его серьёзно побили в рин-ге. Это был взгляд кого угодно, но только не жертвы. Какое-то нехорошее предчувствие зашевелилось в его груди. «Уж не зря ли я затеял все это?» - мелькнуло в его голове. Но отступать было поздно. На него смотрели и его друзья, которые были уверены в его силе, и неоднократно избитые им па-циенты санчасти, которым не мешало лишний раз показать кто здесь хозя-ин. К тому же Котов стал иронично подбадривать его:
- Ну! Смелей!               
Гулякин бросился на соперника, желая закончить все в одну секунду, но был вынужден тут же отпрянуть – в миллиметре от его носа, едва не за-дев его, снизу вверх, а потом обратно, на высокой скорости промелькнула подошва кирзового сапога 45го размера. Гулякин отскочил и в недоумении уставился на Котова. Тот, великолепно выполнив предупредительный удар ногой, мгновенно занял прежнюю позицию, продолжая смотреть Гулякину в глаза.
«Деды» встали из-за стола, возбужденные увиденным, и стали дви-гаться на помощь своему корешу, подбадривая его:
- Давай, давай, Юра!
Гулякин, почувствовав поддержку, снова ринулся в атаку, согнув ру-ки в локтях и прикрывая лицо, но получил больной удар сапогом по локтю, что заметно ослабило его пыл, и он снова был вынужден отступить. Впер-вые в жизни он столкнулся с таким не понятным стилем и не знал, что и делать. Проход, в котором происходил поединок, был слишком узким, и никакой возможности обойти Котова не было. Поэтому Гулякину прихо-дилось снова и снова идти на него лоб в лоб, а тот, махая ногами в огром-ных сапогах, не подпускал его, сохраняя дистанцию, то и дело, нанося ему мелкие, но неприятные удары то в голень, то в колено, то по рукам.
Так продолжалось около минуты. «Деды», которые столпились за спиной Гулякина, не имея возможности помочь ему действием, стали вы-крикивать советы:
- Юра, ногу! Ногу лови!
Это возымело действие. Гулякин стал делать выпады вперед, прово-цируя Котова на удар, и как только тот выкидывал вверх ногу, пытался поймать ее. К тому же удары Котова стали уже не столь резкими, ноги ус-тали от тяжелых сапог, да и больная печень давала о себе знать. Виктор почувствовал, что теряет силы, и решил пойти на хитрость. В очередной раз, слегка подняв ногу, он тут же резко опустил ее. Гулякин пытаясь её  поймать, потянулся за ней обеими руками и открыл свое лицо. Котов мгновенно подскочил к нему почти вплотную и нанес ему сокрушитель-ный прямой, встречный удар правой рукой прямо в подбородок.
Это был классический нокаут. Ноги Гулякина подкосились, подбо-родок отошел назад и вниз, глаза закатились вверх, руки беспомощно по-висли. Он качнулся два раза из стороны в сторону и рухнул прямо на ведро с помоями, опрокинув его и вылив на себя остатки борща. Получилось кра-сиво, как в кино! Котов остановился в нерешительности. Зная силу своего удара, он забеспокоился о том, жив ли Гулякин или нет – еще на граждан-ке   соперников Виктора не раз увозили с соревнований на скорой помо-щи.
Все остолбенели. Гулякин лежал в неестественной позе, облитый борщом, вывалив язык, закатив глаза и не подавая никаких признаков жиз-ни. Рядом с ним каталось пустое ведро.
- Лови его! Бей его! – вдруг заорали «деды» и неожиданно бросились на Котова. Тот не успел ничего сделать, как двое уже держали его за руки, а третий – Нехорошин молотил его кулаками по лицу и по корпусу.
Виктор был шокирован. Из глаз посыпались искры, удар в солнечное сплетение сбил дыхание, двое здоровенных «дедов» повисли на руках, словно огромные гири. Нехорошин без устали осыпал его тумаками, раз-бивая ему губы и нос. Положение было критическим. Из последних сил он нагнул голову вперед и ударил каблуком по ноге, сверху вниз, того, что держал его справа, при этом укусив его за плечо. Тот, завизжав, отскочил, отпустив его правую руку, которой он тут же, с разворота, нанёс несколько ударов в живот тому, что был слева, припечатав его к стене и заставив  от-пустить его левую руку.
Теперь обе руки были свободны. Он сделал глубокий вдох и уже го-тов был броситься на Нехорошина, но тот, оставшись с ним один на один, дал деру из столовой, куда-то вниз по лестнице. Виктор в ярости погнался за ним. Внизу, в фойе санчасти было две двери. Одна из них выходила на улицу. Из нее можно было попасть прямо в штаб полка, который находил-ся напротив. Другая -  вела в подсобное помещение санчасти.
- В штаб побежа-ал, стучать! Держи его! – заорал сверху укушенный «дед», обращаясь неизвестно к кому -  никто не имел ни малейшего жела-ния становиться на пути у разъяренного, окровавленного  забияки.
Сбежав на первый этаж, Виктор, тяжело дыша, огляделся в поисках Нехорошина, но того и след простыл.
Сверху послышались глухие звуки бегущих ног. Это двое «дедов», очухавшихся после его ударов бежали вслед за ним, чтоб не дать ему уйти. Увидев их, Виктор вылетел в дверь, которая вела в подсобку. Взгляд его бессознательно скользнул по земле, по стенам и остановился на старой, ржавой кирке, прислоненной к крыльцу… «Деды», бежавшие за ним уви-дев, что он побежал не в штаб, радостно замедлили бег. Они знали, что те-перь ему некуда деваться. Подсобка представляла собой глухой внутрен-ний двор, из которого была только одна дверь.
- Попался, сволочь, – возбуждённо произнёс укушенный.
- Щас мы его сделаем. Я спереди, ты – сзади, - улыбнулся другой.- Обурел салабон, бля! Служба медом показалась!
С этими словами он толкнул дверь, за которой несколько секунд на-зад скрылся Котов. Дверь открылась и в тот же момент оба деда пожалели, что погнались за ним. Перед ними, тяжело дыша, весь окровавленный, словно раненный бык на корриде, стоял тот, кого они еще секунду назад хотели «сделать». Увиденное заставило их забыть обо всем, кроме собст-венной безопасности. В окровавленных руках он судорожно сжимал кирку. В его застывшем взгляде исподлобья, читалось только одно слово: «Смерть».
Увидев своих преследователей, Котов сделал глубокий вдох, отхарк-нул из носоглотки, накопившуюся там загустевшую, солоноватую кровь и молча, медленно пошел на них. «Деды» хоть и были не робкого десятка, но вынуждены были попятиться. Виктор уже ничего не соображал. Все было как в тумане. Сознание уступило место животному инстинкту. Теперь им руководило единственное желание: «уничтожить». Он вдруг поднял кирку над головой и, заревев, бросился к ним.
 Деды в страхе захлопнули дверь и побежали обратно наверх, в сто-ловую, с криками: - У него кирка! Убьет!
Взбежав наверх, они схватили под руки Гулякина, который стоя на четвереньках, что-то мычал, приходя в себя, затащили его в столовую и за-крыли дверь, которая отделяла обеденный зал от раздаточной.
Котов преследуя их, подбежал к двери, за которой они спрятались и дернул за ручку. Но они закрылись изнутри на мощный засов. Дверь была добротная, дубовая, установленная еще немцами до войны. Ни секунды не раздумывая, он стал бить острым концом кирки по двери в то место, где находился засов. Он бил со всей силы, точно и методично, словно добывая руду. Больные, кто с ужасом, а кто и с воодушевлением, переглядываясь, молча наблюдали за происходящим, сбившись в кучу за стойкой раздатчи-ка, чтобы случайно  не попасть под его горячую руку.
После дюжины ударов в двери образовалась брешь, величиной с яб-локо, но еще недостаточная для того, чтобы просунуть туда руку и открыть засов. Он нагнулся к дыре и окинул столовую воспаленным взглядом. «Де-ды» уже успели построить баррикаду, свалив столы в кучу, но неуверен-ные, что это поможет, метались по залу от окна к окну, выглядывая на ули-цу в бесплодной надежде улизнуть этим способом - внизу были отвесные голые стены высотой  метров десять и, спрыгнув, они обязательно перело-мали бы себе ноги. Гулякин же сидел на полу, прислонившись к стене и обхватив голову руками, тихо скулил.
Это зрелище еще больше разожгло в груди Котова азарт охотника, и он уже хотел продолжить доламывание двери, как вдруг на плечо ему лег-ла чья-то рука. Он резко обернулся, готовый нанести удар, но увидел перед собой знакомое улыбающееся лицо. Это был Алик. Виктор опустил руку.
- Чё случилось, зёма? – участливо спросил его Алик, сделав озабо-ченное лицо.
- Да вот, хотели меня замочить, - ответил Виктор дрожащим от гнева голосом.
- Кто?! - в голосе Алика зазвучало неподдельное негодование.
- Гулякин с друзьями, - Котов кивнул головой на закрытую дверь, – но у них не вышло, я их щас достану. - И он снова поднял кирку над голо-вой.
- Тихо, тихо, подожди Витя. Ты чё, в тюрьму захотел? – Алик взял его за плечи двумя руками, - тебя дома ждут.
Эти слова привели Виктора в чувство. Он вспомнил мать, отца, бра-тишку. Опустив кирку, он стоял, не зная, что делать.
- Иди умойся – мягко сказал Алик. – Потом приходи сюда. Тебя ни-кто не тронет. Я гарантирую.
- Где ты раньше был, земляк? – с укоризной ответил Виктор, уходя в умывальник, и на всякий случай, унося кирку с собой.
В умывальнике никого не было. Он прислонил кирку к стене побли-же к себе и открыл воду. Руки еще дрожали от возбуждения. Он нагнулся над раковиной, смыл с лица кровь, потом поднял голову, чтобы посмотреть в зеркало и вздрогнул. Из зеркала на него смотрело чужое лицо. Оно было настолько искажено злобной гримасой что напоминало, скорее не лицо, а морду хищного зверя. Широко раскрытые глаза были налиты  кровью и словно остекленели, зрачки сужены до предела, губы плотно сжаты, из широко раздувающихся ноздрей вместе с воздухом вылетали капельки крови.
Еще никогда он не видел себя таким. Никогда не думал, что в нем кроется нечто ужасное, неведомое, способное выйти из под контроля. Не в силах выдержать более этот звериный взгляд, он отошел от зеркала к окну.
Из окна была видна улица. По ней ездили машины гуляли люди. Прямо у окна шелестел листвой раскидистый клён. Светило солнце. Две молоденькие девушки шли мимо, кушая мороженое. Увидев, его они пере-глянулись. Одна подразнила его мороженым и, поманив рукой, крикнула звонким голосом:
- Эй, воин, идем с нами.
И они тут же  залились веселым звонким смехом. Котов улыбнулся. Девушки скрылись за поворотом. Он постоял еще немного, глядя им вслед , и почувствовал, что начинает успокаиваться. Прошло еще несколько ми-нут. Он подошел к умывальнику, еще раз умылся холодной водой и взгля-нул  в зеркало. На него снова смотрел задорный, хитроватый взгляд. Толь-ко нижняя губа была разбита, а правая щека слегка распухла.
Виктор еще раз ополоснул лицо и, усилием воли, уняв гневную дрожь, пошел в столовую. Там Алик уже вовсю разбирался в случившемся, сидя за столом с участниками драки.
- Вам что, жить надоело, бараны – говорил он Гулякину и его друж-кам, активно жестикулируя.
- Да он сам виноват. Служба медом показалась, - оправдывался уку-шенный.
В этот момент в столовую вошел Котов и сел за соседний стол, на котором лежал кухонный нож и несколько буханок хлеба. Он стал мрач-ным, презрительным взглядом осматривать тех, кого еще несколько минут назад чуть не убил. Его появление заставило укушенного замолчать.
Было решено отложить разборку на вечер. Уходя, Гулякин, глядя в сторону Виктора и держась за челюсть, бросил на ходу:
- Ты что, солдат. Тебя мама ждет. – Но, увидев, как тот схватил и сжал в кулаке нож, он пулей вылетел из столовой, не желая больше иску-шать судьбу. Двое «дедов» последовали его примеру. Алик от души рас-смеялся. Он назначил несколько человек убрать следы «побоища» и почи-нить дверь, а сам отвел Котова к себе в каптёрку и, уложив его на свою кровать, закрыл его снаружи, чтобы никто не мешал ему отдыхать.
Чем закончилась разборка, Виктор так и не узнал. Но вечером, когда он пришел в столовую на ужин, пищу раздавал уже другой больной. Котов молча присел за стол, поставив на него полученную у раздатчика пайку и, стал оглядывать присутствующих. Все смотрели на него с благоговением и опускали глаза, едва встретившись с ним взглядом. Ни Гулякина, ни его друзей не было видно. Но больше всего его интересовал Нехорошин, кото-рый нанес ему столько ударов, что теперь все тело ныло от боли. Нехоро-шина тоже не было.
Виктор взял кусок хлеба и с трудом откусил его – челюсть болела после драки. Жевать он не смог, поэтому, съев без хлеба жидкую кашу и, запив ее чаем, встал из-за стола и пошел к Алику.
В этот вечер они закончили оформлять дембельский альбом. Алик стал благодарить Котова и совать ему деньги, но тот отказался:
- Дай мне лучше хороший нож, если у тебя есть, - попросил он его.
- Зачем? – Алик посмотрел на него с недоумением.
- На всякий случай. Вдруг они ночью что-нибудь захотят сделать. Порежу гадов! – Котов снова задрожал от злости.
- Ночью ты здесь будешь спать. Сюда никто не сунется. Да и потом, ты их так зашугал, что они даже в одном помещении с тобой боятся нахо-диться. А Нехорошин вообще исчез, - успокоил его Алик.
Виктор засыпал долго. Он был все еще возбужден. С одной стороны он гордился собой - он вышел победителем из схватки с превосходящими силами противника. С другой стороны он не был удовлетворен: Нехоро-шин, который разбил ему всё лицо. избежал расплаты, не получив ни од-ного удара. Когда наконец сон сморил Виктора, последними словами, ко-торые пульсировали в его засыпающем мозгу были: »Нехорошин! Нехо-рошин. Нехорошин… Нехоро….»

ГОСПИТАЛЬ.

Наутро Гулякин повел его в госпиталь. По дороге он попытался ска-зать какую-то фразу:
- Ты это, слышь. Ты так не борзей…
- Молчи! Молчи, гад! – оборвал его Котов. – А не то, я… Я тебя щас вот этим камнем забью как крысу, - и указал рукой на булыжник, валяв-шийся у дороги.
Гулякин тут же замолк. Больше он не пытался вступить в диалог с этим бешеным типом, который накануне развеял миф о его непобедимо-сти. Теперь надо было побыстрей сдать его в госпиталь и забыть о нем как о кошмарном сне.
В госпитале было три отделения: хирургия, терапия и инфекционное. Виктора почему-то определили в инфекционное. Позднее он понял почему. В этом отделении лежали в основном солдаты и сержанты, переболевшие гепатитом. Они проходили здесь курс реабилитации, который состоял из диеты, таблеток и глотания зонда.
Котову поставили предварительный диагноз: «осложнение после ге-патита». Затем ему выдали синюю пижаму на три размера меньше, чем на-до и … назначили плотником.
- Как? – удивленно обратился он к майору, начальнику отделения, - я же болен.
- Здесь все больны. Даже я, - философски ответил пожилой майор, равнодушно взглянув на его избитую физиономию. – И потом, по настоя-щему здоровых людей не бывает. А плотник – это самая блатная работа. Если не умеешь, я тебя научу. У нас все работают. Это у нас называется – трудотерапия. Сейчас в госпитале ремонт. Иди, сержант Михайлов тебе покажет, что делать.
Сержант Михайлов – полная противоположность Гулякину, вел себя довольно скромно. Он быстро показал Виктору, что нужно делать, выдал инструменты, гвозди и ушел.
Котов приступил к подгонке окон, и довольно быстро освоил нуж-ные операции. Отец с детства научил его обращаться с пилой и молотком и  Виктор, ещё будучи подростком, частенько выпиливал себе и соседским мальчишкам пистолеты, автоматы и другие причиндалы для детских забав.
В работе не было ничего сложного, но он не понимал, почему ремонт должны делать больные, а не строительная бригада. Почему вместо того, чтобы лежать и набираться сил, куча больных с самыми разными диагно-зами, вынуждены дышать краской и строительной пылью, таскать тяжести и тому подобное. Что-то было не так.
За работой он не заметил, как наступило время обеда. Войдя в столо-вую, Виктор был приятно удивлен. Обед действительно был диетическим. На первое им дали вкусный борщ, на второе – котлеты на пар;, а на третье – кефир.
Набитая челюсть всё еще болела. Он медленно пережевывал пищу, присматриваясь к своим новым соседям. В отделении кроме него «лежало» 19 человек - преимущественно десантники из Гапсунайского десантного полка, в котором этим летом случилась эпидемия желтухи. Их можно было узнать по тельняшкам, которые виднелись из под больничных пижам.
Все сидели за одним длинным столом и были как на ладони. Двое десантников постарше, с помятыми лицами, шумно вели себя, толкались и шутили. Они травили пошлые анекдоты, подсыпали друг к другу в тарелки соль и перец и постоянно покрикивали на остальных. Их звали Коля и Ви-таля. На их затылках красовались лихо заломленные голубые береты, что плохо сочеталось с их мятыми пижамами.
«Наверное «дедушки», - подумал Виктор, имевший уже кое-какой опыт.
Остальные, кроме сержанта Михайлова, ели, уткнувшись в свои та-релки и не поднимая головы.
« Эти наверняка салаги – подумал он, слегка улыбнувшись, - как все просто.»
После обеда все вышли во двор госпиталя, посидеть на солнышке. Стояла на редкость хорошая погода. Виктор сел на скамейку рядом с «де-дами», не подозревая, к чему это приведет.
В этот момент во двор госпиталя въехала грузовая машина и подъе-хала к столовой. Из кабины вышли двое солдат, открыли кузов и приня-лись разгружать продукты.
- Сколько прослужил, зёма? – вдруг обратился к Виктору один из си-девших рядом с ним десантников, которого звали Коля. В его голосе слы-шалась скрытая агрессия. Прищурившись, он стал нагло разглядывать си-няки и ссадины на лице новенького.
- Два месяца – последовал четкий ответ.
Десантники посмотрели друг на друга, изобразив на лицах крайнее возмущение.
- А чё сидишь тогда? Улетел разгружать! – «дедушка» уже полукри-чал. При слове «улетел», он повысил голос и сделал выпад головой вперед словно кобра, вытаращив при этом глаза и растопырив свои толстые губы в презрительном оскале.
- Я летать не умею – дерзко ответил Виктор, глядя ему прямо в глаза и пытаясь сохранять хладнокровие.
- Научить тебя? – вмешался второй десантник, грозно сдвинув брови у переносицы. Его острый нос был слишком курносым и в обеих ноздрях виднелись засохшие козявки. Кроме того щёки его были так круглы, как будто он набил полный рот ваты. В сочетании с его мелкими свиными глазками это производило отвратительное впечатление. Он напомнил Вик-тору сказочную кикимору. 
- Попробуйте, - уже не скрывая презрения, ухмыльнулся Котов по-чувствовав, как волна ярости поднимается откуда-то изнутри и охватывает его.
- А ну пойдем. –  Взбешённые десантники встали и пошли к елкам, которые росли вдоль забора, поманив его за собой.
- Пойдем, пойдем. Только не туда, – он встал со скамейки и, не желая идти у них на поводу, пошел к помещению, в котором работал до обеда и где остались его инструменты. Они изумлённо переглянулись и, развер-нувшись, последовали за ним.
«Две драки за два дня – не хило, - подумал он на ходу. – Только те-перь против меня не три пехотинца, а два десантника. Эти-то наверное драться умеют. После вчерашнего  все болит. Видно трудно придется. Здо-ровые черти!»
Он шел не оглядываясь, давая им понять, что не боится нападения сзади. Войдя в помещение, он встал между стеной и чугунной ванной, ко-торая лежала на полу, так, чтобы его нельзя было взять в «клещи» и резко повернулся к ним лицом.
- Ты чё, дух , оборзел штоли? – сходу начал Виталя, первым ока-завшийся рядом с ним, и ударил его в грудь не так сильно, но чувствитель-но, попав как раз в место, ушибленное во вчерашней драке. Котов молние-носно отскочил назад, выхватил из разноски  пилу с большими острыми зубьями и выставив ее вперед, словно шпагу, неожиданно для себя злобно выпалил:
- Лучше меня не трогайте, твари. Я из соседнего полка. Там два ба-тальона узбеков – моих земляков! Если чё, вам обоим тут, в шесть секунд, горло перережут за меня, н-на хер!
Получилось очень эффектно. Информация о двух батальонах подей-ствовала мгновенно. Кроме того, пила, направленная на дедов, выглядела весьма угрожающе, её зубья были такими острыми, а огонь, который горел в его глазах, не оставлял никаких сомнений в том, что он ее применит.
Десантники опешили. Они не знали что и делать. Напасть - означало почти наверняка – получить пилой по физиономии. Отстать от него вот так, сразу – значило показать свою слабость и упасть в собственных глазах и в глазах друг друга. Наконец Виталя нашелся что сказать:
- Ты смотри, будешь батальонами пугать – утром не проснешься – мрачно проговорил он, сделав угрожающую гримасу. – Пойдем Колян, сейчас не время.
Он позвал к выходу своего напарника, и они вышли.
Котов с облегчением вздохнул, опуская пилу обратно в разноску. Он посмотрел в окно. Коля и Виталя вышли из здания, о чем-то оживленно разговаривая вполголоса, и опять уселись на скамейку, закурив по сигаре-те.
«Десантники в пижамах – с иронией подумал он – как я вас на понт взял!». Ему даже стало немного стыдно за воздушно десантные войска, в которых он так мечтал служить.
«Двое «дедов» десантников испугались одного салагу пехотинца с пилой! Да-а. Это, наверное, какие-то ненастоящие десантники – продолжал он свои измышления, успокаивая дрожь в руках, которая появилась в пер-вый момент. - А может они просто умные или хитрые. Ночью устроят мне тёмную. Ведь сказал же он, что я утром не проснусь. Вон сидят, совеща-ются. Что же мне теперь, не спать что ли? Или спать с пилой в обнимку? Ха. Забавно. Жалко, что нет рядом верных друзей. Все остались на граж-данке, теперь надо расчитывать только на себя. »
Взгляд его упал на разноску с инструментами: «Пила, молоток, ку-сачки, рулетка, гвозди. Ничего подходящего. Хотя…». Он нагнулся и по-шарив рукой в куче гвоздей, достал оттуда один единственный – тот, что был длиннее всех. Он измерил его рулеткой - двенадцать сантиметров!
«Нормально.» - подумал Виктор.
Расплющив гвоздь о камень во дворе так, чтобы никто не видел, он заточил его о бетонный бордюр тротуарной дорожки. На это ушло пол ча-са. Гвоздь стал острым, как иголка. Виктор обмотал его тупой конец ве-ревкой, найденной среди строительного мусора, а потом изолентой. Полу-чилось что-то вроде шила, только гораздо мощнее.
«Вот так будет поспокойнее». - Котов зажал заточку в кулаке и пред-ставил, что лежит с ней в постели, вытянув руку вдоль туловища.
Твердо решив, что вонзит свое новое оружие первому, кто накинется на него во сне, он снова приступил к работе.  «Только куда бить, чтоб не убить? – спрашивал он себя, и сам себе отвечал: - В руку или в ногу. А ес-ли не отстанут, тогда уж куда-нибудь посерьезней».
 В процессе работы он три раза проделывал импровизированные тре-нировки, внезапно выхватывая заточку и нанося ей колюще-рвущие удары по воздуху, во все стороны. Он представил, как в ночи десантники навали-лись на него, спящего, и он выхватив свой «инструмент» вонзил его тому, что ударил его в грудь, прямо в бедро и разодрал ему кожу до колена. «Вот крику то будет» - он рассмеялся над своей бурной фантазией и тут же ос-тановился.
«А, что если не успею? Огреют чем-нибудь по башке и все… В про-чем, посмотрим. Бог не выдаст, – свинья не съест». После обеда он подог-нал ещё два окна. В пять часов его  позвали на полдник. Полдник состоял из стакана ряженки и сдобной булочки.
«А здесь неплохо кормят. Как в пионерском лагере. Не то, что в пол-ку» - подумал он, допивая ряженку и глядя поверх стакана на Колю и Ви-талю, сидевших напротив и молча жевавших свои булочки. От их веселья не осталось и следа. Чувствовалось, что они напряжены. Они мрачно по-глядывали на него, не говоря ни слова. Но он уже чувствовал себя гораздо увереннее, – в кармане пижамы у него лежала заточка.
 После полдника он сдал инструменты сержанту Михайлову, и сидел на скамейке, любуясь вечерним пейзажем.
- Зёма, ты Котов? – вдруг прервал его созерцание подошедший сбоку узбек в форме пехотинца.
- Ну, я – Виктор окинул его взглядом, по внешнему виду определив: «салага».
- Там тебе зовут. – пехотинец показал в сторону группы солдат-азиатов, стоявших в тени деревьев возле брусьев и турника.
Котов пристально посмотрел в их лица и увидел, что они вполне дружелюбно настроены. Один из них даже улыбнулся, махнув ему рукой. Он встал и медленно, с достоинством, но без лишней спеси, направился к ним.
- Здорово, Витёк. – обратился к нему, на чистом русском языке здо-ровый, под два метра,  узбек, по видимому старший из них. – Как дела?
- Дела мои ничего. А вы кто? – вежливо, но настороженно спросил Виктор, по очереди здороваясь за руку сначала с ним, а потом со всеми ос-тальными. Их было человек восемь. Он был удивлён тем что они знают его имя.
Все по очереди представились. Когда они здоровались с Виктором правой рукой, левую прикладывали к сердцу. Это было ему хорошо знако-мо. В Азии, все так делают, когда хотят показать свое уважение. Он был заинтригован.
- Мы из твоего полка. Из третьего батальона – ответил на его вопрос Фархад. Так звали старшего. – Нам Алик рассказал про тебя. Как ты в сан-части вчера исполнил. Молодец, не посрамил Узбекистан.
- А-а. – Котов понял, в чём дело и слегка улыбнулся.
- Я сам из Бухары, - продолжал Фархад. – В Ташкенте учился в Пед-институте. А ты давно оттуда?
Глаза Фархада и остальных светились неподдельным интересом. По их манерам и внешнему виду, можно было понять, что служат они уже не первый год.
«Наверное скучают по Родине». – подумал Виктор. – «Я то за два месяца вон как соскучился!».
- Я два месяца, как призвался – продолжил он вслух. – Я сам в Уни-вере учусь, тоже в Ташкенте.
Они уселись на корточки и разговорились о доме. Ребята были из разных концов. Оказалось, что молодой узбек, который подозвал его и ко-торого Виктор не узнал, был с ним в учебке . Он рассказал остальным что-Котов, мол давал им поддержку и, как мог, при всех, поблагодарил его, по-сле чего Виктор ещё больше вырос в глазах остальных. Каждый вставлял какие-то реплики, но в основном говорили Фархад и Котов. Выяснилось даже, что они оба КВНщики, и у них есть в Ташкенте общие знакомые среди студенческой братии.
Два часа пролетели незаметно. Стало смеркаться, но никто не хотел уходить. Они никак не могли наговориться.  Казалось, они знают друг дру-га сто лет. 
- Мы сюда каждый вечер приходим. – сказал Фархад, заканчивая знакомство. – Здесь хороший спорт-городок: брусья, турник – он снял гимнастёрку и залез на брусья. - Даже лучше, чем у нас в полку. Здесь ни-кто не мешает. Можно качаться спокойно – готовиться к дембелю, так ска-зать. Надо домой вернуться настоящим мужчиной. – И он шутливо поиг-рал бицепсами. Затем, посмотрев на атлетическую фигуру Котова, доба-вил:
- Я вижу, ты тоже не пальцем деланный. Где занимался?
- У Кигая, в центре Луначарского, в ментовской школе каратэ. С ментами пинался. – ответил Виктор. - Помню, – нокаутировал одного ам-бала в спарринге. А потом он в раздевалке надевает форму капитана. Вот, где я офигел. Только на тренировке можно  мента вырубить, и тебе ничего не будет за это.
Все рассмеялись.
Затем Фархад и его спутники молча, пыхтя и отдуваясь, сделали по несколько подходов к брусьям и к турнику, и собрались уходить.
- Да. Кстати. – обратился Фархад к Котову. – Здесь как? Никто мозги не парит? Ты, если чё, говори, не стесняйся. Мы поддержим. Один в поле не воин.
- Спасибо, но пока сам справляюсь. Сегодня два голубых… берета прыгнули, да я их на понт взял – сразу отвяли.
- Это которые? – Фархад грозно сдвинул брови у переносицы.
- А вон те двое. – и Виктор кивком головы показал на двоих в пижа-мах, которые сидя на скамейке как раз смотрели в их сторону.
Фархад стиснул зубы, сжал кулаки и посмотрел на них широко выта-ращив глаза и, сделав ужасное лицо, отчего Коля и Виталя тут же встали и быстро зашли в помещение.
Виктор вкратце описал дневной инцидент. Фархад предложил разо-браться с ними прямо сейчас. Но Котов отклонил предложение, не желая поднимать шум раньше времени.
- Просто если завтра Вы придете, а со мной что-нибудь случится – Вы знаете с кого спрашивать. Их всего двое, и к тому же они уже сдрейфи-ли днем, а значит, на половину проиграли. Так что, я думаю, я сам пока справлюсь. Но за теплые слова спасибо. Если чё их Коля и Виталя зовут – деды.
Он пожал на прощание руку Фархаду, затем остальным, и пошел в отделение.
Его новые друзья, постояли немного, смотря ему вслед, затем пере-махнув через забор госпиталя к себе в полк,  разошлись по своим казар-мам, условившись  прислать утром кого-нибудь, чтобы узнать, все ли в по-рядке с Виктором.
Ужин прошел так же тихо, как и полдник. На нервной почве у Кото-ва разыгрался аппетит, и он съел ещё и предложенную добавку. После ужина все больные отправились по отделениям.
Лариса – миловидная девушка с ангельским голоском и живыми гла-зами – медсестра инфекционного отделения, раздала всем, в том числе и Виктору таблетки и микстуры и упорхнула домой. Через полчаса после неё ушёл и майор - начальник отделения.
Было часов 8 вечера. Котов поудобнее устроился на своей кровати, приготовившись смотреть включенный телевизор, как вдруг «дед» Виталя, лёжа на кровати, истошно заорал: - Духи строиться!!!
«Духи», а вместе с ними и «молодые» повскакали со своих мест, как ужаленные и, толкаясь, быстро построились по росту в проходе, между двумя рядами кроватей. На местах осталось только пять человек: два гроз-ных - десантника - Коля и Виталя, Виктор, который проигнорировал при-каз ошалелого  «дедушки», матрос с какого-то корабля и сержант Михай-лов – тоже больной «дедушка», назначенный заместителем начальника от-деления на время отсутствия майора, но не имевший реальной власти по причине своей мягкотелости. Он лежал, вперившись в телевизор, по кото-рому шёл сериал « ТАСС уполномочен заявить», и его абсолютно не инте-ресовало, что происходит в отделении.
В строю оказались салаги не только из десантного полка, но и из других частей. Некоторые из них недовольно хлопали глазами, переводя свои взгляды с Котова на «дедушку» и обратно, как бы, говоря этим де-душке: «А что этот не строится? Он ведь тоже «дух».
Виктор же смотрел на них с  интересом, ожидая - что же будет даль-ше.
Пару раз он вызывающе взглянул на «дедушку». Но тот ни разу не посмотрел в его сторону. Котов потрогал в кармане заточку и ждал,  даль-нейшего развития ситуации. Теперь, после встречи с земляками он чувст-вовал себя намного увереннее, и ему показалось -  он даже жаждал драки. Пятнадцать человек в пижамах, все как один стояли в ровной шеренге, по стойке смирно. У некоторых из под пижамы виднелись тельняшки…
- Упор лёжа принять! – скомандовал Виталя.
Все по команде не просто приняли упор лёжа, а буквально упали на пол, но один, с излишним весом, замешкался, и синхронности не получи-лось.
- Отставить,  не резко- прозвучала команда .
 Все вскочили, приняв исходное положение.
- Упор лёжа принять!!! – его голос звучал уже пронзительней.
На этот раз команда была выполнена гораздо чётче.
- Раз, два. Раз, два. – продолжал «дедушка».
 На счёт «раз», шеренга прижималась к полу, на счёт «два», выпрям-ляла руки, отжавшись.
- Да, – подумал Котов – видели бы доктора, что делают по вечерам с теми, кого они лечат днём.
Виталя тем временем вошел во вкус. Он встал с кровати, и медленно двинувшись вдоль шеренги, вдруг выкрикнул:
 - Полтора! 
- «О, это что-то новенькое» - мелькнуло у Виктора в голове, и он приподнялся на локте, чтобы посмотреть, как выполняется команда «пол-тора».
При слове «полтора», все отжимающиеся согнули руки наполовину и застыли в этом положении. «Дедушка» приблизился к кровати Котова и, поравнявшись с ней, остановился, повернувшись к нему спиной.
 « Сейчас наверное набросится.» – Виктор внимательно следил за его  движениями. – «Сначала лягну его в живот, а дальше, посмотрим».
 Но нападения не последовало. «Дедушка» пошел в обратном на-правлении.
Шеренга, тем временем, продолжала пребывать в положении «пол-тора». Было видно, как у некоторых покраснели лица, потом проступили капельки пота. Руки заметно дрожали от напряжения. В конце концов тол-стяк не выдержал и плюхнулся плашмя на пол. Остальные продолжали «держать строй».
- Команды «раз» не было! – подбежав к упавшему, закричал Виталя. Толстяк вздрогнул и попытался снова принять упор лежа. Но руки его уже не слушались. В этот момент упали еще двое из шеренги.
- Встать! – скомандовал «дедушка». Было заметно, что он в совер-шенстве владеет искусством издевательства и знает, когда нужно вовремя остановиться. Шеренга встала с пола и все принялись отряхиваться, пере-водя дух.
- Давай дембельский поезд, Виталя – присоединился к нему второй «дед».
- Так, все помнят свои роли? – с издевкой спросил Виталя, обращаясь к шеренге.
- Так точно, - уныло, вразнобой пробубнили в ответ.
- Я не понял! – голос Витали снова сорвался на крик.
- Так точно! – четко, хором ответила шеренга.
- Тогда вперед, и в темпе вальса! – скомандовал он «ныряя» на свою кровать. Шеренга быстро рассыпалась. Четыре человека подбежали к кро-ватям «дедушек» и стали, по двое на каждую кровать; раскачивать их из стороны в сторону, издавая при этом звуки:
- Чу-чух-х, чу-чух-х, чу-чух-х, чу-чух-х. Двое других схватили одея-ло с одной кровати, растянули его как экран, закрыв при этом лампу, ос-вещавшую палату, и стали меняться местами, то складывая, то снова рас-тягивая одеяло.  Получился эффект мелькающего света. Но то, что после-довало дальше, просто изумило Виктора, давно уже переставшего удив-ляться армейскому скотству.
Остальные девять человек стали по очереди нырять под кровати де-душек и ползти по полу под всеми десятью кроватями, сначала вдоль од-ной стены, а потом и под остальными десятью, вдоль другой. Проползая под «дедами», они несколько раз выкрикивали: «тратата, тратата, тратата»,  изображая стук колес.
Волей неволей им приходилось проползать и под кроватью на кото-рой лежал Виктор, который опершись на локоть, смотрел на них сверху вниз, вглядываясь в их лица. Выползая из под соседней кровати, каждый из них, прежде чем заползти под его кровать, встречался с ним взглядом, смотря снизу вверх, подняв брови и наморщив лоб. В их взглядах он улав-ливал какую-то тупую ненависть и не понимал, адресована она ему, кото-рый не пожелал разделить их участь, или тем, кто их мучил. «Дедушки» тем временем сели на своих кроватях лицом друг к другу, достали бутылку водки, закуску и, поставив все это на тумбочку, стали пить и закусывать, представляя, что они едут в купе поезда. Участники шоу продолжали изо-бражать атмосферу железной дороги.
 «Во дурдом! - подумал Виктор – Стоило мне днем поддаться – я бы сейчас тоже вот так ползал. И чё они бояться этих двух дураков? Пятна-дцать человек бояться двоих! Да-а». Он покачал головой.
« Ползущие под кроватями» ползли уже по четвёртому кругу. На их пижамах собралась уже вся грязь, которая была на полу. Выражение лю-бопытства, которое, сначала было, появилось на лице Котова, постепенно сменилось на безразличное. Лежа на кровати с заточкой в кармане и на-блюдая за всем этим цирком, он мысленно удивлялся тому, как причудли-во материализовался его блеф: Он напугал Колю и Виталю своими земля-ками, даже и не подозревая о том, что вечером они появятся в госпитале.
 «Дедушки», недавно перенесшие тяжелую форму гепатита, выпив бутылку водки на двоих, теперь корчились от боли, схватившись за печень. У Витали начались позывы рвоты и его вырвало прямо на спину одному из ползущих. Коля расхохотался сквозь боль и, обругав облеванного послед-ними словами, дал ему пинка в живот, от чего тот застонал.
- Всё, хватит. Улетели все отсюда. – прохрипел Виталя, выплевывая изо рта остатки отторгнутой пищи.
- Ты и ты! - он показал пальцем на играющих одеялом, – помыть по-лы.
«Духи» повылазили из-под кроватей и побрели в туалет приводить себя в порядок. Двое взяли тряпку и ведро с водой, и стали удалять с пола остатки пиршества. «Дедушки» улеглись на свои кровати и вскоре захра-пели. В десять вечера телевизор выключили, свет погасили, все улеглись по своим кроватям и вскоре заснули. Не спал только Виктор. Он долго ле-жал, поглядывая в ту сторону, откуда раздавался храп Витали и Коли, и размышлял: «Действительно ли они спят? Или весь этот спектакль был ор-ганизован для того, чтобы ослабить мою бдительность и напасть, когда я усну вместе с остальными?…  Может, вовсе и не водка была у них в бу-тылке, а вода?… Да нет. Проблевался то он по настоящему… Кажется у меня паранойя. Все, хватит!».
Он снял пижаму, укрылся одеялом и лег на бок лицом к «дедушкам», сжимая заточку в руке.  Ему очень хотелось спать, но он еще некоторое время боролся со сном, то пытаясь закрывать глаза по очереди, то растирая лицо руками. Вскоре ему это надоело.
 «Нельзя же всю жизнь не спать. Да пусть только сунутся!» - подбод-рил он сам себя напоследок, осторожно потрогав большим пальцем остриё заточки. Через пять минут он уже видел сны.
* * *
- «Отделение, подъём!» - скомандовал сержант Михайлов в семь ут-ра. Но Котов не спал уже целый час. В полку он привык вставать в шесть ноль ноль. Он лежал с открытыми глазами и наблюдал за происходящими. Все кроме «дедушек» встали и, заправив постели, пошли умываться. Вик-тор последовал их примеру.
В восемь часов пришли завотделением и медсестры. После завтрака Котова вызвали на обследование. Он проглотил зонд, майор пощупал его печень и нашел ее увеличенной. Затем он просмотрел результаты анализов, сданных Виктором накануне, и поставил диагноз: «холецистит».
Котов вопросительно посмотрел на него.
- Вылечим, - продолжал майор – три недельки полежишь у нас и, все будет в поряке. Потом он назначил Виктору лекарства и процедуры, и от-пустил его.
Теперь, когда Котов знал о своей судьбе на ближайшие 20 дней, можно было написать письмо домой. Он написал, что лежит в госпитале, что у него незначительные неполадки с печенью – «холецистит». Что в госпитале кормят хорошо и дело идет на поправку.
Дело действительно пошло на поправку и, через три дня он уже за-был о боли в правом боку. Днем он работал, осваивая нехитрое ремесло плотника, а по вечерам общался с земляками. Колю и Виталю, которые каждый вечер мучили своих однополчан, он игнорировал, но дурацкие спектакли перед сном его здорово напрягали. Он ни на минуту не расста-вался с заточкой.
В один из дней ему дали новое задание – построить перегородку из фанеры в большой комнате, для чего в помощь ему дали одного из пол-завших под кроватями десантников, которого звали Алеша.
Алеша работал хорошо. Родом он был из подмосковной деревни, кое-что понимал в плотницком деле. Он был не из болтливых, работал молча, говоря только по делу. Котов присматривался к нему пол дня и, в один из перекуров завел разговор так, чтобы никто не слышал:
- Лёшь, а Лёшь. Тебе не надоело ползать под кроватями, колыбахи  получать? 
 Лёша молчал, нахмурив брови.
- Лёша,  я к тебе обращаюсь, - не отставал Виктор.
- А что я могу сделать, - пробурчал наконец тот, – все ползут, и я ползу.
- А если все будут в гавно нырять? –
Вопрос остался без ответа.
- Вас же 15 человек, а их – всего двое. Чё вы их боитесь? – возбуж-денно продолжал Котов – если вы захотите – вы их на куски порвете.
- Ага, - уныло возразил Лёша, – в полк вернемся, нас там вообще за-копают. Это здесь их двое, а там «дедов» много. Знаешь, как нас там били.
- Ну тем более, есть повод поквитаться, - не унимался Виктор. – Да они даже не узнают кто. Темную им сделайте. Я помогу. Только надо од-новременно - сразу двоих. Для этого надо человек шесть.
И он вкратце описал, как он это себе представляет. Лёша смотрел на него странными глазами, словно на сумасшедшего, слегка отшатнувшись. Поймав его взгляд, Котов внезапно прервал свой сценарий. Он понял, что ведет бесполезный разговор.
- А что, в полку у вас тоже такие шоу устраивают, - спросил он Алё-шу.
- Еще хуже. Кто не подчиняется, того избивают. А если кто стучит - тому на прыжках  несчастный случай подстраивают.
- Да ну? – Виктор недоверчиво прищурил глаза. – Пока ты служишь – вот, четыре месяца, хоть один смертельный случай был?  - Лёша заду-мался, и подумав немного, ответил:
- Нет. Но так говорят. Это традиция. «Деды» когда были « салагами» - тоже, говорят, ползали так.
- А может, они врут. А вы как бараны, им верите.
 Лёша вздохнул:
- Просто они сплоченные, давно знают друг друга. Все сержанты и старшины – «деды», они могут и по уставу вздрючить. Они и драться обу-чены – одним ударом могут на тот  свет отправить. А мы друг друга не знаем, договориться не можем, все из разных мест с разными привычками, вот и приходиться ползать – ждать их дембеля.
- И чё? Все ползают? Ни один не возникает? Видишь, я же не пол-заю. Я их шугнул в первый же день – они и отстали – Виктор испытующе посмотрел на собеседника.
- Да, нет. Иногда попадаются такие, как ты – дерзкие. Но им трудно приходиться. Они обычно в одиночку – против всех. Таких и офицеры не любят. Был у нас один такой дагестанец. Не захотел ползать – они давай его мучить по уставу – противогаз, бегом марш, при полной выкладке, а ночью в наряд на кухню. Днем – снова противогаз. Ну он и взбунтовался: «Не буду, - говорит, - устал». Тут взводный подбежал, схватил его за ши-ворот и давай тормошить и матом крыть, а тот не выдержал и смазал ему кулаком по морде. В итоге – год дизеля  получил. Вот так.
В комнате воцарилось молчание. Виктор прервал его первым:
- И все равно, он молодец. Не имеет права офицер руки распускать, да еще и материть. А если будут все молчать и ползать, так вообще в чер-вей можно превратиться.
- Тебе хорошо – у тебя земляки рядом. А если б за забором не твой полк был, а наш – чё бы ты делал? – В голосе Лёши появились ехидные нотки.
- А если бы у быка было бы вымя, он был бы коровой! – нервно оборвал его Котов. – У меня в полку тоже не все сладко!
В его памяти всплыла сцена в санчасти. Кровь закипела. Ему вдруг захотелось схватить какую-нибудь доску, найти Колю и Виталю и намять им бока. Но он  быстро справился со своими чувствами, приложив пальцы к пульсирующим вискам и закрыв глаза.
Посидев так около минуты, он коротко произнес, не глядя на Лёшу:
- Всё. Считай – разговора не было. Ползайте дальше… Полы чище будут.
Больше он к этому разговору не возвращался. Всё что происходило вокруг в следующие дни, было ему совершенно безразлично. Он находил успокоение в работе, а в перерывах вырезал из дерева фигурки. Это хоро-шо успокаивало нервы. Десантные войска, в которых он так мечтал слу-жить, представлялись ему теперь не элитой Советской Армии, а жалким сбродом, повязанным каким-то порочным кругом. По вечерам он просто лежал и смотрел телевизор и уже не обращал внимания на шорох внизу, который издавали ползущие, во время сеансов дедовщины. Они же в свою очередь, проползая под ним, старались не смотреть вверх, чтобы не встре-титься с ним глазами. Колю и Виталю Виктор полностью игнорировал, и они  делали вид что не замечают его.
Он сосредоточился на лечении и даже стал заниматься на турнике и брусьях вместе с Фархадом и другими земляками, которые приходили ка-ждый вечер. 
На десятый день к Виктору неожиданно приехала его мать. Когда она получила письмо и узнала, что её сын в госпитале – разные мысли по-лезли ей в голову. Она не находила себе места. Сердце матери не выдержа-ло и она, взяв отпуск без содержания и бросив все дела, прилетела за три с лишним тысячи километров, чтобы посмотреть, правда ли у него холеци-стит или всё гораздо серьёзнее.
Увидев его бодрым и веселым, с ящиком инструментов в руках, она частично успокоилась. Они обнялись и поцеловались, и около часа проси-дели на скамейке во дворе госпиталя, говоря о том, о сем. Котову в тот же день дали увольнительную на сутки, и они отправились в офицерскую гос-тиницу, где остановилась его мать. Тут она  устроила ему настоящий до-прос с пристрастием:
- Что у тебя с печенью, сынок? Тебя били? Кто эти скоты? Я сейчас же их посажу!
Виктор даже рассмеялся:
- Да нет, мам. Никто меня не бил. Это я всех тут бью. Просто в вой-сках пища плохая – жирная. Постоянно сало кидают во все блюда, а я же после желтухи.
- А в госпитале нормально кормят?
- Да. Здесь диета. Не такая, конечно, как ты мне делала дома, после болезни, но есть можно – гораздо лучше, чем в полку. У меня уже печень не болит. Дней через дней десять выписывают. Давай лучше поговорим о доме.
Они уселись за стол. Мама достала гостинцы, привезенные ею из Ташкента: фисташки, изюм, курагу, орехи, заварила 95-й зеленый чай и они болтали до поздней ночи, вспоминая родственников, соседей, школь-ных друзей.
За тонкими стенами, в других номерах слышались крики и пение пьяных офицеров. Один раз мирную беседу матери и сына прервал гром-кий стук в дверь. Котов нервно вскочил и, резко распахнув дверь, оказался лицом к лицу с пьяным в доску лейтенантом.
- Огоньку не найдётся? – еле выговорил тот,  шатаясь.
- Некурящий. – сухо отрезал Виктор и попытался закрыть дверь, но лейтенант, вставив носок своего сапога между дверью и косяком, тупо ус-тавился на него осоловелыми глазами. Окинув Виктора взглядом, он по-нял, что перед ним - судя по прическе и по возрасту – солдат, хотя на том была гражданская одежда, привезённая мамой из дому.
 «Возможно, даже в самоволке – мелькнуло  в голове лейтенанта, – сейчас я его поймаю».
Откинув голову назад, он неожиданно схватил Котова за рукав. За-тем ,вытаращив глаза и пытаясь выглядеть грозно, прохрипел:
- Ты как стоишь перед офицером, мерзавец?
Виктор без лишних слов, ловким движением сорвал захват и уже хо-тел толкнуть его в грудь, но тут из глубины комнаты выбежала его мать, и возмущённо закричала:
- Ну-ка немедленно оставьте нас в покое, товарищ лейтенант! Это мой сын! У него увольнительная! Не мешайте нам, иначе я доложу о ва-шем поведении вашему командованию!
Увидев высокую, красивую женщину, настроенную столь решитель-но и к тому же так уверенно пользующуюся  армейскими терминами, он тут же отскочил от двери в коридор и попятился, бормоча себе под нос:
- Извините. Простите. Извините. Виноват.
Дверь захлопнулась. Виктор перевёл дух.
- И вот такие идиоты вами командуют? – спросила мама, беря его трясущуюся от бешенства руку своей мягкой, теплой рукой и усаживая его за стол.
- Да нет, у меня в роте вроде нормальные командиры. Этот не из на-шего полка – ответил он, пытаясь успокоить мать и успокоиться сам. – У нас, все большие – клоуны, во главе с командиром полка.
 И он в красках, подробно поведал матери о том, какие устрашающие гримасы строит комполка, увидев листья на асфальте. Он еще никогда не видел, чтобы его мать так смеялась.
За разговором они выпили три чайника чая. Часа в два ночи, когда все постояльцы гостиницы, за исключением самых буйных, угомонились, легли и они.
Мама предусмотрительно сняла двухместный номер. Они ещё долго переговаривались, ворочаясь на продавленных, скрипящих кроватях захо-лустной гостиницы, перед тем как уснуть.
* * *
Утром они позавтракали в номере, и пошли в кино. Показывали ин-дийскую драму «Танцор диско». Это напомнило Виктору недавно минув-шее детство, в котором они, с друзьями по несколько раз ходили на каж-дый индийский фильм, где добро непременно побеждало зло и злодеи бы-ли жестоко наказаны.
После фильма они с мамой пообедали в единственном в городке рес-торанчике, и вернулись в гостиницу.
Несколько раз, в течении дня внезапно в разговоре, мама спрашивала его:
- Сынок, ну признайся, тебя били?
- Ну, мам – каждый раз отвечал он – ну зачем мне врать? Ну, кто ме-ня будет бить?
- А у вас нет «дедовщины»?
- Нет. У нас нет. Вот у десантников есть.
 Но про то, как десантники ползают под кроватями, рассказывать ей он почему-то  не стал.
Когда они вернулись в номер гостиницы, мама, вдруг,  достала из под кровати огромную дыню,  которую привезла из Ташкента.
- Ух ты! – обрадовался Котов.
- Извини сынок, это не тебе – сказала она, осторожно укладывая ды-ню в сумку.
- А кому же? 
Он недоумевал: кому же ещё кроме него могло предназначаться это лакомство, от которого исходил аромат далёкой, жаркой Родины.
- Начальнику госпиталя ответила Татьяна Ивановна.
- За что?
- Я сама знаю за что.
- Ну ладно. Не хочешь, не говори. Но я здесь итак нормально себя чувствую. Зачем ему дыню давать, лучше давай её съедим.
- Ну, хватить болтать, - ласково прервала его мама. – У тебя уже увольнительная кончается. Нам пора.
Они вышли из гостиницы, и пошли обратно в госпиталь. Виктор нес в одной руке дыню, в другой, сетку с другими азиатскими вкусностями. Он вдруг поймал себя на мысли, что ему не хочется возвращаться. За сутки, проведённые с матерью вне казенщины, он расслабился. Мыслями он был за тысячи километров отсюда, там, где не было злобных «дедушек», пья-ных, по-скотски ведущих себя, офицеров. Где все было знакомо и приятно. Он молчал.
Мать угадала его настроение:
- Што, Иванушка не весел…?
- Да нет. Все нормально – задумчиво ответил он.
 Придя в госпиталь, они разошлись. Он пошел в отделение, а мама, взяв дыню, поднялась к начальнику госпиталя  - подполковнику Краснову тучному, добродушному человеку с красным лицом, и надутыми щеками. Она решила, во что бы то ни стало, добиться, чтобы Виктора комиссова-ли . Посмотрев на обитателей офицерской гостиницы и, послушав их пья-ный ор с матом, она поняла, что в такой армии её сыну делать нечего.
«Если его сейчас комиссуют - думала она – он успеет на второй курс института и не потеряет напрасно два года жизни, а может и саму жизнь».
 Она сама была лейтенантом запаса, после окончания института свя-зи. Работала она преподавателем в техникуме и видела, какими отупевши-ми приходят из армии ее бывшие студенты, призванные после первого курса, как трудно им возвращаться к учебному процессу. Раньше она не задумывалась о сути этого явления, но теперь, когда дело касалось ее сына, и когда она смогла увидеть армию с другой стороны, ей стало ясно: «то, что показывают в программе «Служу Советскому Союзу»  и то, что про-исходит на самом деле – небо и земля…».
Подполковник Краснов увидев дыню, которую она преподнесла ему, войдя в кабинет, забыл обо всем. Он медленно встал из-за стола, подошел, бережно, словно младенца, взял дыню из рук Татьяны Ивановны и осто-рожно положил ее на диван. Затем, предложив посетительнице сесть, сел сам и вкрадчиво сказал:
- Я Вас слушаю.
Она изложила ему суть своей просьбы,  и даже посулила  круглень-кую сумму, в случае если он её выполнит.
Выслушав её с важным видом, нарочно хмуря брови, при упомина-нии о взятке, он поднял трубку телефона и вызвал к себе начальника ин-фекционного отделения, попросив его прихватить с собой историю болез-ни Виктора Котова. Через несколько минут майор Зотов принес то, что его просили, и был отпущен за ненадобностью.
- Так. Сейчас посмотрим. – деловито произнес Краснов, открывая ис-торию болезни и надевая очки.
Минуту он изучал результаты анализов и записи, сделанные леча-щим врачом, потом, закрыв папку, разочарованно произнёс:
- Вы знаете, Ваш сын почти здоров. У меня нет достаточных основа-ний на то, чтобы его комиссовать. Если даже я пойду на обман и комиссую его, то все равно через год у Вас в городе будет повторная перекомиссия, и его опять заберут. И он опять будет служить два года.
Она посмотрела на него недоверчиво.
- Я Вам клянусь! –  уловил он её взгляд, - у вас просто денег не хва-тит на взятки. Пусть лучше он дослужит, раз начал. Скоро приказ – оста-нется полтора года.
Таьяна Ивановна молчала, взвешивая его слова.
- Единственное, что я могу сделать для Вас – продолжал он – это по-держать его в госпитале подольше. У нас есть военный санаторий в Дивно-горске, на Балтийском море. Мы регулярно отправляем туда несколько больных. Вы упомянули что Ваш сын художник? Им как раз, сейчас нужен такой. Там хороший воздух и питание даже лучше чем у нас. Подлечится основательно, и будет служить. Все служат.
- А на сколько Вы можете отправить его в санаторий? – мать Викто-ра решила последовать совету Краснова. Он показался ей честным челове-ком. В его словах был определенный резон. 
- Ну, недели на три.
- Хорошо. Сколько я Вам должна? – коротко спросила она.
- Ну што Вы, этого вполне достаточно -  сконфузился подполковник,  показав на дыню, мирно покоившуюся на диване и наполнявшую всю ком-нату своим ароматом. – Надеюсь, она спелая? – пошутил он.
Краснов уже предвкушал, как обрадуется его семья, увидев на столе этот редкий южный плод, который раньше они видели только по телевизо-ру и который для них считался не меньшей экзотикой чем банан или ана-нас
- Не сомневайтесь. Мой муж сам выбирал.
Татьяна Ивановна встала и поблагодарив его за понимание, попро-щалась. В этот же день она ушла из гостиницы, где невозможно было оста-ваться из-за буйных соседей, и сняла комнату у старушки, неподалеку от госпиталя. Она оставалась в городе еще три дня, приходя по вечерам и подкармливая сына творогом с простоквашей, сделанными ею самой из молока хозяйской козы. Виктору она не сказала ничего, о разговоре с Красновым, решив, что пусть санаторий для него будет сюрпризом, если окажется правдой, а если нет, то не стоит и говорить.
Через три дня она засобиралась в обратный путь. Когда они проща-лись, Виктор испытал в груди  знакомое щемящее чувство. Что-то подоб-ное он испытывал в детстве, когда родители приезжали к нему в горный пионерский лагерь на выходной и, взяв его из лагеря на весь день, чтобы погулять и покушать шашлык в чайхане , вечером приводили его назад, и сдав в руки вожатых и воспитателей, уезжали домой.
- Ну ладно, - сказал он на прощание матери, – передавай всем привет, и пришли мне пожалуйста, адрес Вики Куницыной – буду с ней переписы-ваться.
- Хорошо. Она потрепала его короткую шевелюру, поцеловала в лоб и отправилась на автобусную остановку.
Через несколько часов она уже была в Калининграде, откуда улетела на самолете в Ташкент.

САНАТОРИЙ.

Спустя неделю Котова вызвал к себе начальник госпиталя и приказал ему собираться в командировку.
«В какую еще командировку? – подумал Виктор – я же больной, и вообще я служу не в этой части».
Но за свои два с половиной месяца, проведенные в армии он уже ус-воил, что приказы начальства не обсуждаются, и пошел собираться.
Он сдал пижаму и облачился в свою солдатскую форму, на которой виднелись еще капельки высохшей крови, и которую он не успел пости-рать после драки в санчасти. Вид собственной крови согнал с него лириче-ское настроение, в котором он пребывал последнюю неделю, и напомнил ему об осторожности. Он вытащил из кармана пижамы заточку, о которой уже почти забыл, и положил ее в карман Х.Б. – мало ли, кто там в коман-дировке и сколько их.
Покидая отделение, он попрощался с медсестрами и майором. Де-сантники и «дедушки» и «духи» - были ему безразличны. Они лишь молча смотрели ему вслед, а Коля процедил сквозь зубы:
-Ушел, гад!
Через полчаса рядовой Виктор Котов уже мчался в «УАЗ»ике, гру-женном документацией и всяким больничным инвентарем. Подполковник Краснов лично сопровождал его в Дивногорский военный санаторий. Мир-зачульская дыня, именуемая в России «торпедой» оказалась просто боже-ственной. Она произвела такой фурор на званом обеде, который Краснов со своей женой устроили для гарнизонного начальства, что подполковник решил не только выполнить обещание, данное Татьяне Ивановне, но и про-контролировать все самолично.
По дороге он мило беседовал с Котовым, расспрашивая его о Таш-кенте, где никогда прежде не был, а сам, выступая в роли гида, рассказы-вал о Калининградской области. О том, что Калининград раньше называл-ся Кенигсбергом, а окружающие его земли – Восточной Пруссией и, что всё это было анексировано у Германии за нападение на СССР.
Виктору и водителю, который их вез, было интересно. Они любова-лись необычными туманными пейзажами, готическими постройками, ок-руженными лесами и болотами. По дороге они проезжали города с неза-мысловатыми названиями «Пионерск», «Комсомольск», «Партизанск», по-хожими один на другой и населенными, в основном, военными.
Через час с небольшим они прибыли в Дивногорск.
Городок состоял из нескольких корпусов военного санатория, раз-бросанных в холмистом, сосновом бору, и дачных коттеджей для особо важных персон, стоявших немного в стороне. Там и сям прогуливались от-дыхающие парами и поодиночке, наслаждаясь запахом хвои и свежим мор-ским воздухом.  В любой  точке санатория достаточно было спуститься по лестнице и пройти несколько минут, чтобы выйти к морю, которое про-сматривалось отовсюду сквозь корабельные сосны.
Стояла отличная погода.
«УАЗ»ик проехал к приемному отделению и Виктор с подполковни-ком Красновым поднялись на третий этаж к начальнику по АХЧ  майору Дадаеву. Тот вскочил и вытянулся по стойке смирно при виде подполков-ника.
- Здравия желаю, – рявкнул он, отдавая честь.
- Приветствую, - ответил подполковник, – вот, принимай нового от-дыхающего. Вы звонили: говорили – Вам художник требуется?
- Так точно. – Бравый майор с черными, густыми усами перевёл взгляд на Котова, - Как звать?
Теперь уже Виктор, приложив руку к виску, чётко отрапортовал:
-Рядовой Котов прибыл для дальнейшего прохождения службы.
- Молодец – майору понравилось его выправка, а зовут то как?
- Виктор. – Последовал ответ.
- Витёк значит. – Майор улыбнулся и, подмигнув, похлопал его по плечу.
Он велел Котову подождать на улице, а сам занялся приёмом доку-ментов у подполковника.
Виктор посидел на лавочке во дворе санатория около получаса. За-тем подполковник Краснов уехал, попрощавшись с ним как с лучшим дру-гом. Майор Дадаев – кавказец, невысокого роста, но крепкий и уверенный в себе мужчина, лет сорока, повел Котова к месту проживания, через весь городок.
- Работа у нас такая, - начал он, - поддержание всех систем санатория в рабочем состоянии. У нас есть работники – гражданские: плотники, сан-техники, слесаря, а ты и еще трое должны им помогать. Но это ты будешь делать, после того, как нарисуешь то, что нам нужно. А сегодня распола-гайся, готовься к завтрашнему дню, отдыхай.
Виктор шел, слушая майора, и поглядывая по сторонам.
- Вон видишь, - майор показал на оригинальный коттедж, стоящий в глубине леса, вдали от остальных домов. – Там маршал живёт. Главноко-мандующий ВВС. Каждый год у нас отдыхает. – В голосе майора звучала гордость.
За забором из металлической сетки в кресле-качалке читал книгу се-дой старец. Иногда он прерывался и поднимал голову вверх, чтобы по-смотреть на птиц, снующих и поющих в ветвях деревьев.
Атмосфера была райская.
Миновав коттедж маршала и спустившись с холма, они подошли к деревянному двухэтажному дому на восемь квартир, вошли в первый подъезд и поднялись на второй этаж. Дадаев открыл дверь своим ключом, и они вошли в однокомнатную квартиру. В прихожей стоял шкаф, доверху набитый продуктами, в основном молочными. Обстановка в комнате была спартанской: четыре кровати, два стула, один стол и две тумбочки. Пол был начисто вымыт, посуда, тоже чистая, стояла на столе. Из одного окна был виден коттедж маршала, из другого открывался вид на побережье Бал-тики.
Было начало сентября и кое-где, на берегу видны были фигуры ку-пающихся. Вдалеке плыло какое-то рыбацкое судёнышко, пуская в синее небо клубы дыма.
«Идиллия» – подумал Виктор.
- Ну что, нравится? – спросил майор, угадав его мысли.
- Да-а. Очень красиво тут. – мечтательно ответил Котов.
- Повезло тебе, подполковник Краснов сказал, что ты и художник, и плотник хороший. Будешь хорошо работать, мы тебя здесь подольше про-держим. Вот эта койка твоя. – он показал на кровать ближнюю к двери, за-тем открыл шкаф, достал оттуда ватрушки с творогом, бутылку кефира и поставил все это на стол.
- Это тебе вместо обеда, а на ужин пойдешь уже с остальными. Будь как дома. Завтра увидимся. – сказал майор, оставляя Виктора. Уходя, он достал пачку сигарет с фильтром и предложил Котову закурить, но тот от-казался. Тем не менее, его тронула искренняя забота Дадаева, который был совсем не похож на строевого офицера.
«Наверное, все медики такие – думал Виктор после ухода майора, с аппетитом уплетая ватрушки и запивая их кефиром. - Хотя нет, не все. Ку-карев – вообще урод!» –  вспомнил он начмеда своего полка.
Основательно подкрепившись, он снял сапоги, открыл окно и прилег на свою кровать. Пряный запах увядающей листвы и теплый осенний вете-рок быстро сморили его и он уснул.
 Его разбудил топот сапог по деревянным ступенькам лестницы. Он открыл глаза, продолжая лежать на кровати.
В комнату вошли два десантника и один солдат с черными погонами.
Котов внимательно осматривал их, не говоря ни слова. Один из де-сантников с опущенной головой и отвисшей нижней губой быстро прошел в глубину комнаты и стал рыться в тумбочке. ХБ на нем было новое, шта-ны широкие, не ушитые, ремень сильно затянут, крючок воротника застег-нут.
«Дух», - определил про себя Виктор.
Чернопогонник держался более уверенно. Обмундирование на нем было не новым и слегка ушитым, сапоги были изрядно потёрты. По всей видимости он был «черпаком». Он подошел к столу, налил себе в желез-ную кружку кефиру и выпил его, шумно глотая.
Второй десантник вошел последним, слегка шатаясь. Он был пьян. Одет он был, в выстиранное в хлорке, почти белое ХБ, ушитое до такой степени, что оно плотно обтягивало его тело. Верхние пуговицы гимна-стерки были расстегнуты, на груди была, конечно же, тельняшка. Ушитая пилотка, такого же цвета как ХБ, лихо сидела на затылке, а из под неё вы-бивался кудрявый чуб.
«Это «дедуля». Как пить дать.» – подумал Виктор.
«Дедуля» увидев новичка на своей территории, подошел к его крова-ти и стал беспардонно пялиться на него, тараща голубые глаза и делая ди-кий взгляд. Виктор продолжал осматривать его фигуру, прикидывая, сколько усилий уйдет на то, чтобы его вырубить . Остальные двое были не в счет.
 Они спокойно перекусывали, не глядя на него и не выказывая к нему ни малейшего интереса.
- Сколько прослужил, зёма? – вдруг выпалил «дед», пошатываясь из стороны в сторону.
- Почти три месяца. – медленно и членораздельно ответил Виктор.
Двое других прервали свою трапезу и посмотрели на него с сочувст-вием.
- А какого хрена ты тогда лежишь, краснотик , когда перед тобой «дедушка» воздушно-десантных войск стоит! Ну-ка, упал, отжался, с-сука! – заорал на него «дед», делая головой выпады вперед вначале каждого сло-ва.
«Знакомые пасы - Котов вспомнил Колю и Виталю – однополчане, наверное».
Он медленно поднялся с кровати и, встав напротив «дедушки», спо-койно спросил:
- Тебя случайно не Коля зовут?
- Ты чё мне зубы заговариваешь, гад?! Упор лежа принять! – прокри-чал «дед» еще громче.
- Щас, щас. – Виктор сделал вид, что подчиняется, и нагнулся к полу, как будто выполнял команду.
 «Дед» увидев это, расслабился, повернулся к остальным и  рас-плывшись в самодовольной улыбке, торжествующе произнёс:
- Зашкалился  краснотик.
В ту же секунду Котов резко выпрямился, словно стальная пружина и провел «дедушке» прямой удар в грудь ногой, снизу вверх, переместив на эту ногу весь вес своего тела. Десантник от неожиданности ничего не успел сделать. Ноги его оторвались от пола, и он отлетел к стене, сильно ударившись об нее спиной. Не дав ему опомниться, Виктор подскочил к нему и  повторил удар, только теперь уже в солнечное сплетение. «Дед» загнулся, захрипев, и тут же получил удар по загривку ребром ладони. Этого ему хватало, чтобы распластаться на полу, возле стола. Он попытал-ся поползти к двери, но Котов уже сидел у него на спине, придавив его к полу своим весом. Он быстро поймал руки десантника, вывернул их назад и прижал их к полу своими коленями, наклонившись вперед. Затем схва-тил «дедушку» за чуб и потянул его голову на себя, отчего кожа на лице «дедушки» натянулась и глаза приняли монголоидную форму.
«Дедушка» был полностью деморализован. Он лежал на животе с высоко задранной головой, жадно хапая воздух после удара в живот. На его шее, изогнутой назад пульсировала толстая вена. Глаза его были уст-ремлены высоко вверх, но он не видел противника. Неведомая, грозная си-ла, сковала его, не давая пошевелить руками и головой. Ему оставалось, только дрыгать ногами в тщетной попытке, освободиться.
  Виктор был доволен собой. У него получился классный экспромт. Теперь нужно было довести дело до логического конца. Он посмотрел на второго десантника, и его соседа, желая убедиться, что они не вмешаются. Те застыли, с круглыми от ужаса глазами, держа в руках свои, надкусан-ные ватрушки. Он понял, что повторения того, что случилось с ним в сан-части, в его полку, сегодня не произойдет. В их глазах он не увидел ни ма-лейшего желания помочь своему товарищу.
- «Ха, - подумал он – всего один десантник»!
 Дотянувшись до эмалированной кружки, стоявшей на столе правой рукой и взяв ее указательным пальцем за ручку, он стал бить ею десантни-ка по лбу, продолжая натягивать его чуб - левой. Кружка издавала пустые, чпокающе-звенящие звуки. Несколько ударов «дедушка» выдержал молча, но потом завопил:
- Ай – яй – яй – яй – яй.
- Еще хочешь, чтоб я отжался? – возбуждённо спросил Виктор, сде-лав паузу между ударами. – Сколько раз отжаться? – и тут же сам рассме-ялся своей шутке, гомерическим хохотом.
Смех слегка расслабил его, и десантник, почувствовав это, попытал-ся сбросить его. Но это только еще больше разъярило Виктора. Он со сло-вами: «не дергайся, – руки сломаю» сильно надавил коленями на руки «де-душки», отчего тот издал протяжный вопль. Котов опять натянул его чуб к себе и стал бить кружкой по его голове ещё сильнее и быстрее, приговари-вая:
- Проси пощады, гад, а не то расколю башку.
 Глаза его налились кровью. Он начинал терять контроль. Удары бы-ли все сильнее, и сильнее. Сейчас он бил не только этого «дедушку». Он бил Гулякина, Нехорошина, их друзей. Он бил Колю и Виталю, которые держали его в напряжении три недели, издеваясь над пациентами инфек-ционного отделения.
«Дедушка» уже давно просил пощады, но Виктор уже не слышал. Он продолжал бить его по лбу с такой силой, что на кружке уже стала отле-тать эмаль, а на лбу у бедного десантника образовалась порядочная гема-тома.
- Хватит, слышь, земеля, - наконец подал голос парень в черных по-гонах, - убьешь ведь.
Котов резко перевел на него  бешеный взгляд, отчего у того душа ушла в пятки. Но, совладав с собой «чернопогонник» все же продолжил:
- Кончай. Посадят ведь.
Виктор остановился. Он бросил кружку на стол, и отпустил чуб де-душки. Руки его тряслись. Он встал, но одной ногой наступил своей жерт-ве на спину.
Затем, несколько раз провел двумя ладонями по своему лицу, снимая напряжение.
«Дедушка» лежал на полу еле живой.
- Ну, что? Хватает тебе? – Виктор наклонился к нему, сделав вид, что хочет снова схватить его за чуб.
- Да, да! Всё, всё! – в голосе дедушки звучал животный страх.
- Так кто я, говоришь? Краснотик? Что такое краснотик? А ну быстро отвечай, – гаркнул Котов, слегка надавив ногой  дедушке на спину.
- Красные погоны. – прохрипел снизу « дедушка.»
- А-а. – Виктор с гордостью посмотрел на свои погоны. – Ну что, по-лучал ты когда-нибудь таких звиздюлей от краснотика? Отвечай!
- Нет. - Ответил поверженный приглушённым голосом.
Виктор убрал ногу с его спины и отошел к своей кровати.
- А ты, стало быть, чернотик? – он повернулся к «чернопогоннику».
- Ну да. По ихнему выходит так. – Тот кивнул на «дедушку» с тру-дом поднимающегося с полу.
- А погранцы значит – «зеленотики». А сами вы кто, голуботики штоли? – теперь уже Виктор выбрасывал голову в сторону «дедушки», как это делал тот за несколько минут до этого, - отвечай урод!
- Мы – войска дяди Васи. –садясь на стул и произнес «дедушка», пы-таясь выглядеть достойно, и переводя дух. 
- Што-о? – Котов сделал презрительную гримасу.
- Сокращенно – ВДВ. – вступил в разговор второй десантник.
- ВДВ? – Да вы не войска дяди Васи, а знаете вы кто? Вы воздушно дебильные войска. Ха-ха-ха, - Виктор нервно рассмеялся – воздушные де-билы! – Он испытующе посмотрел сначала на молодого десантника, потом на дедушку, ожидая, что они скажут в защиту своего рода войск. Но они не решились с ним спорить, под впечатлением, только что произошедшей эк-зекуции. Он встал, подошел к кровати, которая стояла в углу комнаты у окна с видом на море и, показав на нее, спросил, обращаясь ко всем при-сутствующим:
- Чья кровать?
- Моя. – После небольшой паузы пробубнил побитый «дедушка».
- Была твоя, стала – моя. – Котов сгреб в охапку постель и матрас с «дедушкиной» кровати, бросил это все на пол и снова испытующе посмот-рел на дедушку. Тот слез со стула на пол и начал собирать постель. Виктор подошел к кровати, которая стояла возле самой двери, и на которой он ле-жал до этого, взял свою постель и перенес на ту, которую, только что, за-хватил. Затем, лег на нее, посмотрев на «чернопогонника» и молодого де-сантника. Те все еще держали в руках ватрушки. Он голосом руководителя уже с юмором обратился к ним:
- Продолжайте, пожалуйста. Приятного аппетита, товарищи. 
Затем перевел взгляд на «дедушку» и пренебрежительно бросил ему:
- А ты, если еще раз только посмотришь в мою сторону, не то что там, что-то вякнешь – я тебе горло перережу вон тем тупым ножом, собака.
В комнате на несколько минут воцарилась тишина. Виктор и не по-дозревал, что в нем скрыт такой актерский талант. Он, конечно же не со-бирался никого резать. Надо было просто закрепить успех. Расслабившись, теперь уже с позиции сильного, он осматривал присутствующих.
 «Дедушка» выглядел теперь жалким и каким-то плюгавеньким. Ка-залось, он даже стал ниже ростом. Постелив свою постель, он лежал на ней, приложив ко лбу бутылку с кефиром, и смотрел в потолок. Остальные ,закончив перекусывать, мялись, сидя на своих кроватях, ожидая что будет дальше.
Виктор сел на кровати и начал разговор:
- Теперь будем знакомиться. Меня зовут Виктор Михайлович, можно Витя. А Вас?
- Меня Петро, –  сказал чернопогонник.
- А меня Иваном, – добавил второй десантник.
Дедушка лежал молча.
- Эй, ты. – Виктор швырнул в него сапогом – Фамилия!?…Говори, а то я тебе щас кликуху придумаю!
- Чабан, - отозвался вконец затюканный «дедушка».
- Кликуха штоль твоя?
- Нет. Фамилия.
- Откуда родом? – Виктор решил устроить допрос и помучить «де-душку».
- Из Белоруссии я.
- А сколько прослужил?
- До дембеля месяц осталось. – горделиво ответил Чабан.
- А вы? – Котов обратился к Петро и Ивану.
Петро ответил за обоих:
- Я через месяц «дедушкой» стану, а вин  - тильки молодым. Вин ще  дух.
- Вы тоже с Шауляйского полка? – Виктор задал вопрос Ивану.
- Да. А ты откуда знаешь? – удивился тот.
- Да там, в госпитале сейчас 20 человек ваших валяются – печень ле-чат. – Ответил Котов и, немного погодя, снова спросил:
- А Колю и Виталю – знали вы?
- А почему в прошедшем времени? – снова удивился Иван.
- Убили их. Они на меня прыгнули. А ночью пришли ребята с моего полка и на куски их порезали. Уши отрезали, носы, яйца. Пацанов в тюрь-му, меня – сюда, а этих – в гроб.
- Да ладно? – Иван вытаращил глаза.
- Да, - Виктор утвердительно кивнул головой, – Я в Ташкенте в авто-ритете. Я мог в Армию вообще не идти – мне братва инвалидность соору-дила. Но я сам пошел. Надо тут в Армии порядок навести – беспредела много.
Он вдруг заговорил бандитскими терминами, которых нахватался на гражданке, подслушивая, как разговаривали в пивной рецидивисты, все синие от наколок. 
Получалось очень складно. Все слушали, затаив дыхания. Он про-должал:
- Когда, я в госпиталь попал – домой отзвонился. В гарнизон маля-ва  пришла что, мол, Витек на больничке – надо проведать. Ну земляки и загулялили. А Коля и Виталя ваши, как раз на меня пургу гнали.… Ну вот. А наутро их нашли в саду…. Жалко ребят… Я имею в виду кентов моих. По десятке им дали. Ну ничего – пару лет отсидят, а там общак их выта-щит.
Сделав паузу, он показал на запёкшуюся кровь у себя на гимнастёр-ке: - Вот Виталина юшка. Ему когда в горляну штырь воткнули – такой фонтан брызнул! Два метра! В артерию попали!
Иван – простой, наивный парень, полностью поверил в услышанное и был потрясен. Он знал Колю и Виталю. Они были из соседней роты. И хотя он помнил их как отъявленных негодяев, ему стало их жалко.
Петро поверил наполовину. Он был уверен, что тех про кого шла речь, максимум, избили, но никаких не убили, иначе этот «Витёк»  сейчас тут не сидел бы, а сидел бы в тюрьме как соучастник. Но все равно, судя по тому, что он проделал с Чабаном несколько минут назад, он был очень опасным типом, и Петро решил держать ухо в остро, и, чуть что, дать деру в приемное отделение, к майору Дадаеву.
Чабан, слушал с неохотой, – голова его раскалывалась от боли. Сей-час ему было наплевать на Колю и Виталю. Главное было уцелеть самому. Уцелеть не только физически, но и морально. Так он еще никогда не полу-чал, даже, когда он сам был «духом» и ему давали пендали, подзатыльни-ки, колыбахи и делали телевизоры . Он сам исправно ползал под кроватя-ми и героически сносил всякие прочие унижения, пока не прослужил пол года. Но так зверски и с таким цинизмом его еще никогда не наказывали.
Он обдумывал, как себя теперь вести, чтобы избежать дальнейшей тирании со стороны этого «зверя» в красных погонах. Застучать его майо-ру Дадаеву - означало опозориться самому и опозорить ВДВ.
 «Краснотик» избил десантника! Какой позор! Ведь у меня – грозно-го дембеля ВДВ – 24 прыжка. «Дух» - Иван обязательно все расскажет в полку. –думал Чабан, - Дать сдачи «краснотику» - не получиться. Он вла-деет ногами и руками так, что любой десантник позавидует.» Если бы Иван – однополчанин поддержал, вдвоем бы они его, может быть, и одоле-ли. Но он – Чабан сам издевался над Иваном уже почти пол года, и в пол-ку, и в госпитале, и ждать от него помощи, по меньшей мере, было бы на-ивно.
«А что, если ночью напасть и …? Нет. А вдруг «Краснотик» про-снется, - тогда несдобровать – убьёт. Видно придется подчиниться и вспомнить время, когда сам был духом. Чево уж там. Недельки две здесь осталось, а там обратно в полк, а потом домой. Надо теперь быть с Иваном поласковей, чтоб в полку не растрезвонил про все это.»
Ход его мыслей прервал резкий окрик Котова:
- Так! Слушай сюда все! Теперь у нас, здесь будет все по другому. «Дедовщины» не будет, а будет равенство, братство, мир, труд, май. Сего-дня полы будет мыть … Чабан. И еще три дня будет мыть Чабан, пока не станет простым солдатом, а не дембелем… сранным!
Слова его звучали громко и отчетливо. Ни у кого не возникло и ма-лейшего желания возразить. Больше всех новый порядок понравился Ива-ну. До этого он делал всю черную работу в их маленькой бригаде по об-служиванию санатория. Каждый вечер он мыл полы в комнате, да еще дол-жен был падать и отжиматься в любой момент, когда Чабану хотелось его повоспитывать. Теперь неожиданный избавитель повернул все по иному. Душа Ивана ликовала: «Долой Чабана!»
Петро же воспринял новый порядок настороженно. Он был, без пяти минут дедушкой, и мыть полы ему было, как бы не положено. Он привык, каждый вечер, приходя с работы, заваливаться на кровать и смотреть, как один десантник мучает другого.
Они провели втроем в санатории уже 2 недели, и у них уже сложи-лась определенная иерархия: «Дедушка» командовал и шкалил «духа». «Дух» шкалился и работал как раб. А он – «черпак» был скорее сторонним наблюдателем. Он своё отпахал. Это все признавали. А тут этот Витя сва-лился на голову. Теперь придется работать наравне со всеми и мыть полы, чего Петро не делал уже добрых пол года. О том, чтобы побить новичка, Петро даже не помышлял. Он был из тех людей, которые не борются  с об-стоятельствами, а  приспосабливаются к ним. К тому же, он совершенно не умел драться. Он решил выждать: А вдруг Чабан, не выдержав позора, от-колошматит этого психа.
В любом случае возражать ему сейчас очень опасно.
-У  кого-нибудь есть вопросы, возражения? - Виктор решил закруг-ляться с воспитательной работой.
Все молчали.
- Отлично. – Теперь ты, Чабан приступай к уборке территории! Бы-стро!!! – прокричал он.
Чабан медленно поднялся с кровати, взял ведро, тряпку и вышел на улицу за водой. Через минуту он вернулся, вытащил тряпку из наполнен-ного ведра, выжал ее, накинул на швабру и стал елозить ею по полу, огля-дываясь на Виктора словно побитая собака.
Котов лежал и спокойно наблюдал за его работой.
Иван радовался про себя. Первый раз за время службы он видел дем-беля, драющего полы. Да еще какого дембеля! Чабан пользовался в полку большим уважением. Его портрет висел на доске почета. Его уважали и офицеры, хотя они прекрасно знали, что после отбоя он больше всех изде-вался над салагами. Дедовщина у них в полку процветала, и Чабан был од-ним из самых ярких продолжателей традиции. Это было частью системы и всех устраивало.  Никто не делал ничего, чтобы изменить ситуацию.
Но здесь Чабан оказался один на один с неизвестным соперником и сразу получил. Не помогли его удары и приемы, которые он так мастерски демонстрировал на неопытных салагах, используя их вместо «груши». «Пусть теперь попробует, что-нибудь скомандовать.» - думал Иван.
Вскоре полы сверкали. «Дедушка» блестяще справился со своей за-дачей. Тем временем вечерело.
- Пойдем. На ужин пора. – Петро встал и кивком головы предложил Виктору подниматься с постели. Закрыв квартиру, они все вчетвером спус-тились по лестнице и вышли на улицу. Дедушка замялся.
- Тут надо строем ходить, - пояснил Котову Петро, - Раньше он ко-мандовал. – Петро показал на Чабана, - теперь ты наверное.
Виктор опешил. Он поймал себя на мысли, что так и не научился ко-мандовать за время службы. Впрочем, он никогда и не стремился стать ко-мандиром.
- Слышь ты, «дедушка» сранный, - обратился он к Чабану, - на лю-дях разрешаю тебе командовать. Но смотри, не зарывайся. Командуй, да-вай!
- Отделение, становись. – Промямлил Чабан, передвинув пилотку с затылка на лоб, чтобы закрыть гематому.
Котов, Петро и Иван построились в колонну по одному, и Чабан уныло скомандовал:
- Шагом марш.
Они зашагали по вечернему Дивногорску. Стоял прекрасный осен-ний теплый вечер. По тротуарам городка гуляли отдыхающие, перед тем как отправиться  на ночлег. Некоторые играли в бадминтон. Из окон кор-пусов и коттеджей доносились звуки музыки. Было много красивых деву-шек, вероятно жён и дочерей военных. Виктор вспомнил Вику: «Вот бы сейчас прогуляться с ней под руку по городу в форме.» Он осмотрел свою форму, потом посмотрел на Петро, на  Чабана и решил ушиться: –« Не по-добает мне выглядеть хуже них.» 
Они подошли к столовой санатория с задней стороны, прошли в под-собку, где питался обслуживающий персонал, и сели за стол. Повариха Зоя, розовощекая, грудастая, пышущая здоровьем молодая девушка стала подавать им на стол. Она все вилась вокруг Чабана, иногда, как бы ненаро-ком, задевая его плечи своим бюстом. Но Чабан сидел подавленный, не снимая пилотки, в отличии от остальных.
- Василек – ласково обратился к нему Зоя – ты чё сёдня такой смур-ной?
Чабан, которого, как выяснилось, звали Василем, ничего не отвечал.
 - На танцы сёдня пойдем , нет? – продолжала Зоя.
- Не знаю. – буркнул Чабан.
Виктор понял, что между ними был роман.
 «Веселая здесь жизнь» - подумал он.
Между тем стол заполнился вкуснятиной. Здесь был и гуляш с кар-тофельным пюре, и сладкий, по домашнему вкусный, кисель, и даже фрук-товый пудинг, который Котов никогда раньше не пробовал.
- Сегодня что, какой-то праздник? – спросил он у Петро, отведав угощение.
- Та ни. Каждый день нас так кормят. Цеж санаторная пайка. Шо ге-нералам дают, то и нам.
Только теперь Виктор обратил внимание на то, что все трое его но-вых знакомых имели здоровый цвет лица и слегка припухлые щеки.
- А что за танцы? – спросил он Петро, с которым у него уже наладил-ся какой-то контакт.
- Каждый вечер – танцы в ресторане. И кинотеатр работает. Нас вез-де бесплатно пускают. Мы же – обслуга. – пояснил Петро, - но только если патруль поймает - хана. В патруле здесь погранцы. Ох, лютые!
- А что, вас ловили уже? – осведомился Виктор.
- Ни. Если б ловили, – нас бы тут уже не было. Кого патруль пойма-ет, того сразу из санатория обратно в госпиталь, а оттуда в часть, и прощай лафа.
- Понятно. А сегодня куда пойдем? – в глазах Виктора блеснул озор-ной огонек.
- На танцы. – ответил Петро, - в кино мы ходим, когда новый фильм показывают – два раза в неделю.
После ужина они отправились в санаторный ресторан. Их беспрепят-ственно пропустили .
Обшарпанный зал был до отказа набит пьяными офицерами и пра-порщиками в форме и в гражданке. Сигаретный дым стоял столбом. На эс-траде кривлялась и фальшивила группа подвыпивших провинциальных ла-бухов.
«Клоака» - отметил про себя Виктор.
Петро, Иван и Чабан сразу подошли к барной стойке и заказали себе по стакану Вермута. Оказалось, что у них полно денег. Каждый день они имели свой маленький доход. С утра их направляли в помощь кому-нибудь из работников коммунальной службы, а те, сделав левак и получив свой гонорар, делились им с помощниками. У Виктора тоже были деньги, кото-рые оставила ему мама, но он не собирался пить, а решил изучить обста-новку. Пока остальные танцевали, он все время выходил в фойе ресторана и  сквозь витринные стекла вглядывался в темноту, – не идет ли патруль. Ему никак не хотелось, попав в такой рай, быть изгнанным из него на сле-дующий же день по собственной глупости. Кроме того, он понимал, что эта « командировка» – заслуга его матери, которая перла огромную дыню через весь Союз, и пустить ее усилия насмарку - было бы настоящим свин-ством.
Веселье шло полным ходом. Петро и Иван выпили уже по второму «Вермуту», а Чабан хлобыстнул сто грамм водки. Но, это было еще пол беды. Солдат все время подзывали за какой-нибудь стол и наливали им, всё подряд. Тут были и Зоя с подругами, которые, наскоро накрасившись после работы, прибежали на танцы. Они уже тоже изрядно подвыпили и буйно отплясывали, задирая юбки и принимая непристойные позы, то и дело, падая в объятия окружающих их мужчин. Одна из них – полная брю-нетка лет 27, с кудрявой шевелюрой все время бросала на Виктора томные взгляды, страстно раздувая ноздри и складывая губы бантиком. Но он, со-храняя верность своей далекой даме сердца, всячески избегал  контакта с похотливой теткой.
В танце они не заметили как один прапорщик, сидевший за ближай-шим к эстраде столиком и все время пристально следивший за Зоей, доку-рив свою папиросу и смяв ее в пепельнице большим пальцем, решительно встал и, подскочив к Зое сзади, схватил ее бюст ладонями, и прислонив-шись к ней  вплотную, проделал так несколько па.
Зоя, очевидно, подумала, что это Чабан, и сначала  не выказала ни малейшего сопротивления. Ей даже понравилось. Но потом, увидев Чабана сидящего за другим столом, она резко обернулась, и стала бить прапорщи-ка по лицу с криками:
- Нахал, хам!
Прапорщик, не долго думая, дал ей сдачи, и она полетела на пол, громко завизжав. Тут вскочил Чабан и провел серию ударов, вырубив пра-порщика и двух его собутыльников.
Из глубины зала кто-то заорал:
- Десантура вперед! – и Чабан стал бить всех, кто находился вокруг него. Началась свалка. В ход пошли бутылки, пепельницы, графины, сто-лы, стулья. Зал наполнился душераздирающими воплями и семиэтажным матом. Послышался звон разбивающегося окна.
Пытаясь в свалке разобраться, где свои, а где чужие, Виктор краеш-ком уха услышал, как швейцар по телефону вызывает милицию.
- Шухер, пацаны! Щас менты приедут! – заорал он.
Петро и оба десантника с трудом выбрались из кучи дерущихся тел и выбежали из ресторана на свежий воздух вслед за Виктором. Он сразу ув-лек их за собой, в темноту, где они, укрывшись среди молодых сосен, ста-ли приводить себя в порядок.
Буквально через минуту к ресторану подскочил милицейский «УАЗ»ик. Оттуда выскочили четыре милиционера и  забежали в ресторан.
Через несколько секунд с другой стороны подъехал точно такой же «УАЗ»ик, только теперь уже военный. Он привёз пятерых пограничников. Трое блокировали здание по периметру, а двое скрылись внутри.
- Быстро работают. Молодцы. – Прошептал Котов лежащему рядом, на опавшей хвое Чабану.
Вскоре милиция и патруль стали выводить из ресторана участников потасовки. Руки их сковали наручниками за спиной, и в наклоненном по-ложении запихивали в машины, гражданских в милицейскую, а военных в зеленый уазик.
Вдруг к офицеру-пограничнику подбежал один из солдат и что-то сказал ему, показывая рукой в ту сторону, где притаились четверо бегле-цов.
Ветер донес приказание офицера: «Прочесать!»
Четыре пограничника и два милиционера бросились в погоню. Уви-дев, это Виктор скомандовал:
- Все в разные стороны. Встречаемся на квартире.
Все четверо рассыпались среди деревьев, а их преследователи, войдя в лес и пройдя, спотыкаясь, метров двадцать, решили вернуться – в лесу было темно, а машины были уже, и так, забиты задержанными.
Через пять минут Виктор первым прибежал к дому, где они жили, но не стал сразу подниматься по лестнице, решив понаблюдать за происхо-дящим из кустов.
Спустя минуту появился Иван, который озирался, открыв рот. За ним, тяжело дыша, шел Петро. Они сразу поднялись и вошли в квартиру. Вскоре появился и Чабан. Он был мертвецки пьян, и его кидало из стороны в сторону. Доковыляв до дома, где они жили, он ухватился двумя руками за стену и по стенке стал добираться до подъезда. Героически преодолев пять метров, он быстро пересек, освещенную площадку перед домом, и вошёл в подъезд. Виктор тут же забежал вслед за ним. Увиденное зрелище рассмешило его: «дедушка» десантник грудью лежал на перилах лестницы, ухватившись за них словно за канат, и подтягивался, переставляя, едва слу-шавшиеся его ноги. За минуту он преодолел шесть или семь ступеней. Но при очередном хватании за перила его рука сорвалась, и он, влекомый  си-лой гравитации, кубарем покатился вниз. Котов вовремя подхватил его, не дав ему сломать себе шею, поставил на ноги и со словами «десантура впе-ред!», потащил Чабана наверх. Когда они ввалились в комнату, Петро и Иван уже лежали в кроватях, аккуратно как полагается, сложив обмунди-рование на стульях.
В комнате стоял чудовищный запах перегара. Виктор заставил Чаба-на раздеться, уложил его в кровать, открыл окно, чтобы проветрить комна-ту, и лег сам. Через несколько минут все кроме него спали. Он уснул после того, как убедился, в том, что никто не преследовал их.
Утром они проснулись позже обычного, так как накануне никто не завел будильник. Наскоро умывшись, они поспешили на завтрак. Зоя встретила их улыбаясь. Пока они завтракали, она рассказала им как мили-ция и патруль ловили по залу пьяных дебоширов и как она запутала на-чальника патруля, сказав, что драку затеяли не десантники, а матросы. Бы-ло видно, что она довольна, хотя под глазом у нее Виктор разглядел едва заметный синяк, замазанный тональным кремом. Все дружно посмеялись и условились не появляться на танцах несколько дней, пока все не уляжется.
После завтрака четверка отправилась к майору Дадаеву на «развод».
Лукаво улыбаясь, он встретил их вопросом:
- Это не вы вчера в ресторане мочиловку устроили?
- В каком ресторане? – Ответил Котов вопросом на вопрос, сделав глупое лицо.
- Мы? В ресторане? – поддержал его Чабан – да у нас  и денег то нет.
- Ладно, ладно, дурачками то прикидываться – ухмыльнулся майор, - не пойман - не вор. Но смотрите. Поймаю, сразу отправлю обратно, в вой-ска.
Он прочитал им небольшое нравоучение о вреде алкоголизма и об ужасах местной гауптвахты. Потом отправил Чабана и Петро на работу в столярный цех, а Ивана в помощь маляру, который красил коттеджи. Вик-тора он повел к себе в кабинет и взял с него расписку о неразглашении во-енной тайны, написанную в произвольной форме. Затем майор разложил перед ним карту местности и дал ему задание: Скопировать карту, найти на ней самый глухой лес и нарисовать в нем палатки, с красными креста-ми.
Это называлось: «План эвакуации санатория, в случае военной угро-зы». Нужно было изобразить военную угрозу, в виде кораблей НАТО, над-вигающихся с Балтийского моря, и схему отхода сотрудников и отдыхаю-щих санатория.
Виктору задание понравилось, и он заверил Дадаева, что исполнит все в лучшем виде. Майор оставил ему все необходимое и ушел по делам.
Сидя за работой, Виктор думал о схожести и в то же время различии ситуации. Он вспомнил, как Алик в санчасти тоже создал ему все условия для работы и ушел. Но в санчасти не давало покоя какое-то гнетущее чув-ство, а здесь было весело и спокойно.
 «Все - таки хорошо, что я сразу устранил подавляющий фактор в лице Чабана, а не выжидал и не копил злобу, как это было с Гулякиным», с умиротворением подумал он, завершая эскиз.
В полдень Дадаев вернулся и отпустил его на обед. За обедом все четверо делились впечатлениями, и все кроме Виктора хвастались – кому, сколько удалось заработать. Договорились вечером пойти в кино. Так и сделали. В кино их тоже пускали бесплатно, по приказу Дадаева. В этот день крутили «Укрощение строптивого» с Адриано Челентано и Орнелой Мути. Весь зал покатывался со смеху. После фильма Чабан отправился на свидание к Зое, а остальные трое пошли домой. Войдя в комнату Петро достал из под кровати бутылку водки, которую успел припрятать днем и, потирая руки, пригласил Ивана и Виктора присаживаться к столу.
- Я удивляюсь! – возмутился Котов. – У вас печень после желтухи, а Вы каждый день бухаете лошадиными дозами. Вам что, не говорили, что пить нельзя год?
- Та, говорили. Ну и шо. – поморщился Петро, - Мало ли шо они го-ворят.
- Да вы не понимаете. У нас в Ташкенте, мой одноклассник вместе со мной заболел желтухой. Вместе лежали в больнице, вместе выписывались. Он как выписался, – решил отметить с пацанами, а я не стал. Так он, как только выпил водки с пивом, – сразу загнулся. Его в реанимацию. На сле-дующий день коньки отбросил. Я вот с вами здесь, сейчас, а его уже черви съели. 
- Чё, правда, штоли? – впечатлительный Иван отодвинул стакан с водкой, которую уже успел налить Петро.
- Правда, правда. – Сказал Виктор, снимая сапоги и падая на кровать.
- Не, я не буду пить – Иван встал из-за стола и вышел из комнаты.
- А, я один не пью! – грустно сказал, Петро выливая водку из стака-нов обратно в бутылку.
Посмотрев телевизор, они легли спать, не дожидаясь Чабана.
Следующие дни были похожи один на другой. Жизнь текла, разме-рено и спокойно. Виктору нравилась райская обстановка в санатории. Ино-гда он даже забывал, что он солдат и вспоминал об этом, только взглянув на свою форму.
Это было самое прекрасное время года на Балтике – бархатный се-зон. Осень играла яркими красками, балуя отдыхающих хорошей погодой. Казалось – время остановилось.
Новый порядок установленный Котовым в их маленьком курортном подразделении работал безотказно. И «дедушка» Чабан и Петро, и Иван, и сам Виктор по очереди убирались в квартире, не взирая на срок службы. Они даже успели сдружиться. Котов почти отучил их от пьянства.
В ресторан теперь они ходили только потанцевать, и драк больше не было. Виктору нравилось, что он сумел наладить правильную, как ему ка-залось, жизнь, пусть хоть и в маленьком, отдельно взятом армейском кол-лективе. Все трое окружавших его были деревенского происхождения, и почти не читали книг на своем веку. Он же, не скупясь, делился с ними знаниями, пересказывал им произведения Дюма, Купера Беляева и других великих писателей, которыми зачитывался в недалёком прошлом.
Они и не заметили, как в полной идиллии пролетело четыре недели. Но рано или поздно всему приходит конец. На исходе Сентября с Балтики подул холодный ветер, нагоняя на берег огромные черные волны. Отды-хающие разъехались, и санаторий почти опустел. Солнце спряталось в тя-желые серые тучи. Дни стали короче. Резко похолодало. Деревья сбросили
свой пёстрый,  живописный наряд и стояли теперь голые и чёрные.
В один из таких хмурых холодных дней майор Дадаев сказал им то, чего им больше всего не хотелось услышать:
  - Завтра Вы уезжаете обратно в госпиталь, а потом в свои части. Жалко мне с вами расставаться, вы работники хорошие, но это не в моей власти.
Он объявил персональную благодарность Котову за отлично выпол-ненную работу, которую тот закончил накануне, затем отпустил их гото-виться к отъезду.
Остаток дня они провели на побережье, собирая кусочки янтаря, вы-несенные штормом на берег. Все молчали. Только сейчас они поняли, что им не хочется расставаться. Они обменялись адресами и условились пере-писываться, а после службы встретиться в Ташкенте, поехать в горы, на рыбалку, всласть наесться дынь, арбузов и персиков, которые в Ташкенте, по словам Котова, были « кучами, на каждом шагу, почти бесплатно».
Угощая их ужином, Зоя рыдала. Чабан пообещал ей после демобили-зации приехать, забрать ее в Белоруссию и жениться. Она успокоилась, со-брала им всякие деликатесы, и они устроили у себя на квартире прощаль-ный «банкет».
 Пришли Зоя с подружками.
По этому случаю Котов позволил себе немного выпить, да и печень его уже давно не беспокоила.
За столом он взял с Чабана торжественное обещание, что тот никогда больше не будет мучить «духов». А Ивану дал наказ:
- Если он в полку будет снова издеваться над кем-то или, не дай бог, над тобой – ты мне напиши. Я приеду в Гапсунай и его зарежу.
При этом он сделал кровожадную гримасу, но уголки губ его играли. Девушки были шокированы, но Чабан Петро и Иван, переглянувшись, дружно расхохотались. Они уже поняли, что он мастер рассказывать бай-ки. Не прочь и приврать. 
Чабан не держал на него зла за то избиение, которое тот устроил в первый день их знакомства. Напротив он был благодарен судьбе за то, что она послала ему Виктора, который показал им, что можно жить по челове-чески, без злобы, не унижая ближнего, в гармонии с окружающим миром. Чабан сделал для себя открытие! С тех пор как он перестал мучить Ивана, его душа очистилась, и он стал добрее, спокойнее. Стал видеть красоту природы, слышать пение птиц. Его чувство к Зое из обычной животной похоти переросло в настоящую любовь. Он пообещал себе что, приехав в полк, сделает все, чтобы изменить ту жестокую систему звериных отноше-нии, которая годами развивались в их части.
Зоя с подружками сидели допоздна. Только далеко за полночь весе-лье закончилось, и гостьи удалились к себе в общежитие.
На следующий день из госпиталя приехала смена. Ребята были не-знакомые. Двое из них были в черных погонах, один  матрос и один де-сантник. Было заметно, что трое побаиваются матроса. Он был уже взрос-лым мужиком со свирепым тяжелым взглядом и густыми, торчащими во все стороны, усами.
Виктор и трое его новых друзей сдали сменщикам ключ от квартиры. Потом попрощались с майором Дадаевым, с Зоей, которая напекла им в дорогу пирожков, и  молча уселись в уазик. Зоя долго махала им в след, пока машина не скрылась за поворотом.
* * *
После возвращения в госпиталь Виктора сразу вызвали к Краснову. Котов отдал свой вещмешок Ивану, попросив занять для себя койку, а сам поднялся в кабинет подполковника. Тот встретил его с улыбкой, встав из за стола и пожав ему руку:
- Молодец, не подкачал. Звонил начальник санатория, полковник Субботин, лично благодарил за твою работу. Сказал, что у тебя большой талант.
- Служу Советскому Союзу! – четко ответил Котов, отдав честь.
- Надо бы и нам такой план соорудить. Да и вообще, после ремонта много надо сделать; вывески, таблички, бюллетени, плакаты. Так что, тебя мы пока выписывать не будем. Иди, отдыхай, а завтра приступишь к рабо-те.
 Краснов дружески похлопал его по плечу и отпустил.
Придя в отделение, Виктор узнал, что контингент там полностью сменился. Если раньше основной массой были десантники, то теперь все изменилось вкорне. Из десантников теперь были только приехавшие с ним Чабан и Иван. Еще было несколько танкистов, два матроса, и три военных строителя. В палате лежал даже один прапорщик, который следил за по-рядком, и никто не позволял себе никаких неуставных взаимоотношений. Выяснилось, что Колю и Виталю выгнали из госпиталя за пьянку и сооб-щили об этом их командиру полка.
Виктор чувствовал себя совсем по - другому. Пребывание в санато-рии благотворно сказалось на его расшатанной нервной системе и на об-щем состоянии здоровья. Засыпая в этот вечер, он в очередной раз, с бла-годарностью вспомнил маму.

ОТРЫВ.

В течении недели все члены «санаторной команды», кроме Виктора разъехались по своим частям. Чабан с Иваном, которые стали закадычны-ми друзьями, уехали в Шауляй, а Петро к себе в Автобат в Ригу.
Виктор снова стал общаться со своими земляками - узбеками. Фар-хад отметил приказ, по которому его призыв демобилизовали из армии. Виктора по этому случаю пригласили на ночной плов. Вечером он тайком, перелез через забор в свою же часть, так как официально находился на ле-чении в госпитале. Вернулся он под утро, когда все в отделении спали.
После этого никаких особых событий не происходило. Он работал на благо госпиталя. Иногда его навещали Егоров и Земфиров. Егоров как - то возмужал, загорел. Пока Виктор лежал в госпитале и в санатории, его полк три раза съездил на учения и Егоров принимал в них самое непосредствен-ное участие.
Как-то в беседе с Виктором он, со свойственной ему самоиронией, заметил:
- Мне даже ушиться разрешили, чтобы ветром не сдувало. А то, ко-гда сильный ветер – меня качает из стороны в сторону. Я как мачта, а  гим-настерка на мне как парус.
Виктор не переставал восхищаться Егоровым. Тот поведал ему, что ротный его совсем замучил да ещё дал ему кличку «Кащей», и что он хочет отравить ротного изощренным способом. Будучи студентом Биофака, он, якобы знал, как получить бактерии чумы и холеры, простейшим способом. А уж заставить ротного проглотить их, было лишь делом техники…
-Ты только меня или Зефирова по ошибке не отрави -  как - то мрач-но пошутил Котов.
К концу октября погода совсем ухудшилась. Иногда по ночам даже случались легкие заморозки. Дожди шли почти не переставая, солнца не было вообще. Все время дул холодный северный ветер.
Котов, сидя за работой в канцелярии госпиталя и глядя, как по улице снуют люди с зонтами, кутаясь в плащи, все чаще вспоминал солнечный Узбекистан. Здесь, в Прибалтике деревья уже сбросили свою листву, а там осень была в самом разгаре. Его университетт сейчас, наверняка был на хлопке, вместе с другими Вузами.
  Ему вдруг захотелось  появиться в военной форме прямо на хлоп-ковом поле среди девчонок- однокурсниц.  Он вспомнил просторы «Го-лодной степи». Хлопковые поля, перемежающиеся с бахчами, голубое без единого облачка небо, а у горизонта синие горы, увенчанные снежными вершинами. Все это было так далеко, почти нереально. Действительность же была такой серой и унылой, что не хотелось даже смотреть на нее. При мысли, что ему предстоит еще полтора года провести в этом краю туманов дождей и болот, ему делалось тошно. Единственным светлым пятном за те четыре месяца, что он провел вдали от дома, был приезд его матери и вре-мя, проведенное в санатории. Когда он рассказывал Егорову и Земфирову о том, как они с ребятами жили в Дивногорске, те просто не верили ему…
В первых числах ноября вся художественная работа по госпиталю была закончена и необходимость в Котове отпала. Краснов позвонил в часть, где служил Виктор и сказал, что они могут его забирать. Утром, шестого ноября, за Виктором пришел прапорщик Мозгляков из роты связи. На его лице было брезгливое выражение, и всем своим видом он показы-вал, что презирает Котова.
По дороге из госпиталя они не проронили ни слова.
Виктор возвращался в роту без особого энтузиазма. Мысли о том, что ему опять придется разматывать и сматывать телефонные провода дни напролет, и подметать КПП, не зажигала его. Егоров встретил его с радо-стью. Теперь их койки стояли подальше от входа. Четверо «дедушек» из пяти уже уехали домой, а на их место прибыло пополнение. Вновь при-бывшие теперь были «салабонами», а Егоров и Котов – уже «молодыми», которым полагалось присматривать за «салагами».
Под вечер старшина выдал всем парадную форму и приказал гото-виться к празднику – шестьдесят седьмой годовщине Великой Октябрь-ской Социалистической революции.
Виктор с Егоровым прошли в бытовку и включили утюг, чтобы по-гладить свои кителя. В это время за дверью послышались шаги. Кто-то тя-желой поступью быстро шел по коридору. Затем шаги внезапно стихли и в образовавшейся тишине, прозвучал нервный голос ротного:
- Мозгляков! Привел Котова?
- Так точно, товарищ капитан. – Послышался голос старшины.
- Ко мне этого шланга !  - Ротный специально говорил громко, поч-ти кричал. Его голос не предвещал ничего хорошего. Затем он прошел дальше по коридору к своему кабинету, позвенел ключами, открывая дверь и хлопнув ею, вошёл в кабинет. Прапорщик Мозгляков  тут же очутился в бытовке.
- Слышал? – обратился он к Котову, с ехидной усмешкой – это тебя.    
Виктор оставил свой китель на гладильной доске и направился к ротному.
Подойдя к кабинету ротного, он открыл, обитую железом, дверь и  вежливо спросил: «Можно?».
- Можно машку через ляжку – рявкнул в ответ капитан Ивакин, - в армии нет такого слова – «можно»! Есть слово «разрешите». Закройте дверь, товарищ солдат, и  войдите снова, как положено!
«Началось» – подумал Котов,  выполняя приказ. Выйдя за дверь и постучав три раза, он громко крикнул:
- Разрешите войти.
- Войдите – послышалось из-за двери.
Виктор вошел и, не желая больше получать замечания, отдал честь и четко доложил:
- Рядовой Котов по вашему приказанию прибыл.
В кабинете воцарилось молчание. Некоторое время они разглядыва-ли друг друга. Раньше они никогда не сталкивались лицом к лицу. Виктор не выделялся из общей массы и всегда был незаметным. Ротный, даже не помнил его, потому что через неделю после того, как Котов с Егоровым прибыли из учебки, он ушел в отпуск. Теперь он сидел, развалившись в кресле и, держа двумя пальцами короткий окурок «Примы», жадно и часто курил, пуская густые клубы дыма. Настольная лампа освещала его углова-тое, словно высеченное из камня, гладко выбритое лицо. Нижняя челюсть была необычайно мощной. Мужественный подбородок с ямкой посередине был выдвинут далеко вперед, тонкие губы плотно сжаты. Низко надвину-тая  фуражка скрывала его  лоб и даже брови. Из под козырька смотрели маленькие черные глаза. Он пристально оглядывал Виктора с ног до голо-вы, злобно прищуриваясь, желая найти в его внешности хоть какой-нибудь повод, чтобы придраться. Наконец повод был найден. 
- Кто разрешил ушиться? – медленно начал он.
- Никто. – Интонацией робота ответил Котов, продолжая стоять по стойке смирно и глядя ротному прямо в глаза.
- Сегодня же расшиться! – вдруг крикнул ротный, ударив кулаком по столу.
- Есть – в такт ему крикнул Виктор.
Ротный принял это за издевку. Он вскочил с кресла и подошел к ок-ну, нервно дергая плечами. Затем вдруг резко повернулся к  Котову и раз-разился руганью:
- Ты, шланг гофрированный, косила ! По санаториям отдыхаешь?! Ты, падла, три месяца по госпиталям прятался, пока мы здесь службу та-щим.
- Я не прятался. Я лечился и работал – только успел вставить Котов.
- Молчать!!! – прервал его ротный, - Мы уже три раза на учения ез-дили. Егоров специальность освоил, а ты, гад, морду отъел как у поросен-ка. Ненавижу таких как ты. Вы – паразиты общества. Вас истреблять надо. От вас пользы – ноль, только государственные деньги на вас уходят. Хоти-те, чтоб другие за вас службу тащили!
Виктору не нравилось, что его оскорбляют разными эпитетами, но он, все же, попытался спокойно возразить:
- Я там работал. Если не верите – спросите у начальника госпиталя.
- Молчать, сволочь! – снова заорал Ивакин, подойдя к Котову вплот-ную - я в курсе, как к тебе мамочка приезжала, и как ты  в Юрмале отды-хал.
- Не в Юрмале, а Дивногорске, - поправил его Виктор, начиная те-рять терпение.
- Молчать, я сказал. - Процедил ротный сквозь зубы, раздув ноздри, и схватил Котова за воротник.
Его, коричневые от никотина пальцы противно воняли табаком. К тому же он так сильно сдавил Виктору горло, что тому стало трудно ды-шать.  Терпение Виктора лопнуло. Он вдруг крепко схватил ротного за за-пястье и резко крутанул его руку во внешнюю сторону. Ивакин вскрикнул от боли и вынужденно отклонился назад, полностью открывшись. Котов едва удержался от соблазна провести добивающий удар сверху. Он вовре-мя вспомнил, что перед ним – офицер, а не «дедушка» и отпустил ротного. Тот отскочил, придерживая, чуть не упавшую фуражку, и уставился на Виктора, глубоко дыша. Его лицо выражало гнев и изумление. В тоже вре-мя глаза его бегали – он не знал, что делать. Раньше такого не случалось. Никто не смел ему перечить, и тем более сопротивляться физически.
- Ну всё, гад! Тебе не жить! – угрожающе прошипел он, на всякий случай, отбежав за массивный стол. Опершись на него руками, он зверски улыбнулся, обнажив свои жёлтые зубы, и продолжал еще более злобно:
- Скоро учения. Я тебя танком раздавлю. В землю матушку так впе-чатаю! И проеду еще сверху несколько раз. Тебя даже не найдут. А домой, мамочке твоей напишем, что сбежал! Дезертировал!
Виктору захотелось прыгнуть через стол и разорвать чудовище го-лыми руками. Но он сумел побороть себя и стоял теперь сжав кулаки, сле-дя за ротным и не отводя от него глаз.
- Я тебе гарантирую, мразь, - не унимался Ивакин – до нового года ты не доживешь!
- Посмотрим. – Коротко отрезал Котов, плотно сжав губы и продол-жая смотреть ему прямо в глаза.
- Во-он! – заорал ротный, побагровев от ярости. Пальцы его тряс-лись.
Виктор медленно развернулся на каблуках и вышел из кабинета, спокойно закрыв за собой дверь. Было слышно, как за дверью ротный упал в кресло и чиркнул спичкой, крепко выругавшись. 
Вскоре приготовления к празднику были закончены, и рота строем отправилась в столовую. В предпраздничный день бойцам на ужин полага-лось дополнительно по одному яйцу и по две конфеты. Голодная рота на-бросилась на пюре с рыбой. Виктор решил начать с яйца. Он разбил скор-лупу, и наполовину очистив яйцо, заметил, что оно не белое, как должно быть, а серое. Он поднес его к носу и, почуяв запах тухлятины, отложил его в сторону. Карамель, завернутая в промасленную бумагу, тоже была не первой свежести и к тому же раздавленная. Котов, нехотя, съел одну, запив ее чаем. На этом он решил закончить ужин.
Аппетита не было совсем. Из головы не шла стычка с ротным. Котов думал, что делать. Будь Ивакин солдатом или сержантом – неважно, «де-душкой» или нет, он справился бы с ним, как это было уже не раз. Но тут было совсем другое дело. Виктор понимал что, после того, что случилось их мирное сосуществование невозможно. Угрозы ротного звучали столь убедительно, что не оставалось никаких сомнений в его намерениях. Фи-зически Виктор был сильнее его, но драться с ним – означало попасть на несколько лет в дисбат, а потом опять дослуживать, что равносильно было гибели. Даже четыре месяца вдали от дома казались ему невыносимо дол-гими, а несколько лет.…  Несколько лет среди этой грубости, тупости и скотства…
Ход его мыслей был прерван построением. Рота закончила ужин и отправлялась в казарму. Довольные бойцы, набив желудки тем, что бог по-слал, затянули ротную песню:
                Россия, любимая моя.
Родные, березки тополя …
Котов шагал вместе со всеми, но петь ему совсем не хотелось. Нако-нец рота прошла плац и, по команде «вольно, разойдись» все разбрелись по своим делам, кто куда. На улице уже стемнело, было довольно про-хладно. Опускался туман. Все предпочли зайти в казарму или в солдат-скую чайную. Виктор остался снаружи. Ему совершенно не хотелось воз-вращаться в роту, где сидел ненавистный Ивакин, от которого можно было ожидать чего угодно. Присев на скамейку возле казармы Виктор, вдохнул влажный, туманный воздух полной грудью. Ему было жарко, хотя темпе-ратура была чуть выше нуля. Он расстегнул несколько верхних пуговиц шерстяного кителя. Дышать стало свободнее. Вокруг не было ни души. Можно было вернуться к своим мыслям.
Он вспомнил слова ротного: «Я тебя танком раздавлю.… До Нового года не доживешь…. Мамочке твоей напишем, что сбежал …. Тебя даже не найдут…».
 Перед глазами стояла злобно ухмыляющаяся физиономия Ивакина, по которой так и хотелось смазать.
 «Как же быть – думал Виктор, - неужели ждать пока меня раздавят танком. И за что! За то, что провел в госпитале немного больше, чем дру-гие. Но ведь, в госпиталь я попал по болезни. Да, конечно, я славно отдох-нул в санатории и даже поправился на восемь кило.
Правду говорят, что за все в жизни надо платить. Но неужели такой ценой? Неужели за это можно убить человека? Просто взять и раздавить танком, как таракана какого-нибудь? Ах да. Это же строевой офицер. Он клятву Гиппократа не давал, в отличие от тех, которые были в госпитале. Те гораздо человечнее. А для этого люди – всего лишь солдатики оловян-ные. По его глазам видно, ему убить – раз плюнуть. Только дай шанс.
 Ну-у, нет!
А может пожаловаться командиру полка?» - мелькнуло у Виктора в голове. Но он тут же отмёл эту мысль, вспомнив, какие истории он слышал о Бугаеве, и что, видел, как они с ротным пару раз здоровались и обмени-вались шутками, словно старые друзья.
«Они наверняка и пьянствуют вместе - продолжал Виктор свои раз-мышления – Вместе меня и прикончат…. Два сапога пара. Жить тебе – го-ворит – осталось неделю. За неделю даже письмо домой не успеет дойти. Что же делать?!»
Виктор потрогал лоб. Он был весь мокрый от пота, несмотря на то, что с каждой минутой холодало.
- Значит, меня не найдут, - вдруг сказал он вслух сам себе – а мамоч-ке значит, напишут, что дезертировал. А я буду лежать в грязи, в виде фар-ша с костями. А дома, значит, будут думать, что я дезертир.
От негодования у него заболело в затылке. Он схватился за голову руками, зажмурил глаза и просидел так несколько минут, качаясь на ска-мейке взад и вперед. Боль отпустила. Он открыл глаза и огляделся вокруг. Туман на глазах окутывал казармы – мрачные, массивные здания, постро-енные еще при Гитлере. Тусклый фонарь отбрасывал слабые тени на стены выстроенные из красного кирпича.  Черные решётки на окнах зловеще со-четались с голыми черными ветвями деревьев, выступающими из тумана, словно бесчисленные щупальца гигантского монстра. Опавшие, пожухлые листья безжизненным ковром устилали сырую землю.
«Как на кладбище, - подумал Виктор. – Значит, жить мне неделю? А может…?». И тут ему в голову пришла крамольная мысль:
«Дезертир!  А может, всё-таки живой дезертир лучше, чем дохлый?»
Он резко встал, повернулся и посмотрел на 3-й этаж, где горело окно кабинета ротного. Затем смачно плюнул в сторону казармы и со словами:
« да пошли вы все!», быстро двинулся в противоположном направлении. Он пошёл прямо через плац к забору, который отделял его часть от госпи-таля. На плацу никого не было. Проходя мимо штаба, он услышал, как от-туда доносятся душераздирающие вопли. Кто-то орал так, как будто ему медленно отрывали самое дорогое, что есть у мужчины.
- Извини, братишка. Ничем не могу тебе помочь. – Тихо сказал он, взглянув на штабные окна, и ускорил шаг.
Через минуту он, перемахнул через забор и очутился во дворе госпи-таля, где ему был знаком каждый куст. Здесь тоже было безлюдно. Со-трудники госпиталя уже разошлись по домам, а больные, поужинав, отды-хали в палатах. Виктор подошел к инфекционному отделению, в котором пролежал в общей сложности около двух месяцев, и осторожно из-за угла, посмотрел в закрытое окно. В отделении горел яркий свет, и всё было как на ладони. Увидев знакомые лица, он улыбнулся. Больные, все как один, уставившись в телевизор, смотрели кино. На его кровати уже лежал какой-то доходяга в синей пижаме. Виктора, смотрящего из темноты, никто не заметил. «Может зайти, поздороваться, сесть, посмотреть телек, - подумал он. – Ха. Бред. – Я же выписался. И потом я кажется уже в бегах».
 Он отошел от окна, и некоторое время стоял в раздумье:
« Еще не поздно вернуться. Если сейчас же пойти назад – никто и не заметит моего отсутствия.
 Ну и что, вернусь я. И что дальше? Терпеть этого гада – ротного – невозможно. Если  не он убьет меня, то я – его. Тогда - вышка  или 15 лет».
Виктор присел на ту самую скамейку, с которой началась его стычка с Колей и Виталей. Он почувствовал как ему хорошо – одному. Никто не орал на него, не оскорблял, не угрожал. Вокруг не было ни души, если не считать галдящих ворон и галок, которые шумели где-то вверху, в ветвях деревьев, устраиваясь на ночлег.
Все его существо протестовало против возвращения.
 Холод, пронизывал до костей.
Он встал и подошел к подсобке госпиталя, в которой хранились ин-струменты и строительная роба. Он знал, что окно в подсобке не закрыва-ется – на нем не было щеколды. Его лишь захлопывают снаружи после ра-боты.
Пошарив немного в кустах у забора, Виктор без труда нашел свою заточку, припрятанную им здесь на всякий случай, после санатория. Ловко поддев заточкой окно, он осторожно, медленно, чтобы не скрипели петли, широко открыл его и влез внутрь. Не зажигая света, он стал один за другим примерять ватные бушлаты, пока не нашел подходящий по размеру. Затем, подойдя к стенду с инструментами, который он сам, когда то, изготовил, он снял со стенда топор среднего размера, и вылез со всем этим добром обратно во двор, затворив окно.
Туман сгущался.
«Идеальное время для бегства. Это знак свыше – подумал Котов – но, куда бежать? В какую сторону?»
Впрочем, сначала надо выбраться из города.
Он заткнул топор за ремень позади поясницы, - как это делали раз-бойники времен Стеньки Разина. Поверх он надел зеленый бушлат, кое, где измазанный краской, нахлобучил поглубже шапку ушанку и тронулся в путь.
Выйдя из госпиталя через, никем не охраняемую, калитку, он пере-сек улицу и углубился в проход между домами, ведущий на пустырь. Бла-гополучно миновав целый квартал, и  к своему удовлетворению, никого не встретив, он очутился на пустыре.
Внимательно оглядевшись, он зашагал по пустырю в направлении речки, которая кольцом окружала город.
 Тут он вспомнил о Егорове: «Может, надо было взять его с собой? Его так достал этот ротный – гад! Егоров, наверное, с радостью согласился бы. И вдвоем было бы веселей…. Хотя, он, наверное, не дошел бы…. Все -таки надо было предложить. А вдруг он вложил бы? Да нет, Егоров не сту-кач! Хоть и дистрофик. Да и сам я так внезапно всё решил. Ладно. Прости, Егоров. Дай бог тебе удачи и здоровья».
С этими мыслями он приблизился к мосту, ведущему через реку за пределы гарнизона. Но мост охранялся. Сквозь туман Виктор разглядел две машины с зажженными желтыми фарами, которые остановились перед КПП, на мосту, перед тем как въехать в город. Старший наряда проверял документы. Возле него стояло еще двое часовых с автоматами. Пройти мимо них по мосту незамеченным было невозможно, даже в таком тумане.
Котов присел на корточки, вкустах и стал продумывать варианты:
 «Надо дождаться пока из города поедут машины. Когда они остано-вятся, надо подлезть под одну и зацепиться, а потом…. А что потом? По-том когда они поедут и наберут скорость отцепиться и шмякнуться об ас-фальт спиной на полном ходу? Ну и дурак ты, Витя! Сзади идущая машина тебя раздавит как лягушку. Да и потом, за что цепляться? Зацепишься не за то, когда будет стоять, а как поедет – куда-нибудь затянет ногу или руку, как в мясорубку, и даже не услышат, как орать будешь. Моторы вон как ревут. Да-а, этот способ не пойдет. Это – идиотство. Жалко, что нет граж-данки . Щас бы притворился пьяным и в наглую прошел бы мимо патру-ля… Может подождать пока они все заснут? А вдруг не заснут, и прожду до утра как дурак, и меня схватят…. А что если?…»
Он тихо подкрался к мосту и стал осматривать его снизу. Нижняя часть моста была смонтирована из уголков и швеллеров, скрепленных сваркой и огромными болтами. На первый взгляд, перебраться  на ту сто-рону не представляло никакого труда.
Виктор, не колеблясь, расстегнул бушлат, вытащил топор, снял ре-мень и застегнул его поверх бушлата.  Затем снова заткнул топор сзади. Потом подпрыгнул, уцепился за перекладину и подтянулся. Зацепившись ногами за уголок и подняв свое тело, он пролез сквозь металлическую ра-му немного вперед. Первый шаг был сделан. Но он потребовал гораздо больших усилий, чем это показалось вначале. Отдышавшись, он осторож-но продолжал движение, постоянно оглядываясь, чтобы не задеть рукоят-кой топора об какую-нибудь железяку и не выдать себя звуком. Над ним был мост, вибрирующий под проезжавшей в этот момент колонной, внизу – река, скрытая туманом и лишь изредка напоминавшая о себе звуком те-чения или всплеском рыбы. Позади был город Армейск со всеми его «пре-лестями». Впереди – неизвестность. 
Так он пробирался сквозь лабиринт из металла словно диверсант, о которых раньше читал только в книжках и смотрел кино. Вскоре он ока-зался у середины моста. Тут замысловатая конструкция заканчивалась, а дальше тянулись голые швеллера, висящие друг от друга на таком рас-стоянии что, использовать сразу два из них было невозможно. Задача была не из легких. К тому же мешал топор, который нужно было то и дело по-правлять, чтобы он не выскользнул и не упал в реку.
 Виктор задумался: «Если обе руки будут заняты, то топор через не-сколько метров пути обязательно выпадет и при падении обязательно на-делает шуму. Может быть, переместить его на живот или на бок? Нет. Сбо-ку все равно выпадет, а спереди он мне весь живот исколет.… Если ноги будут задраны вверх, - куда девать рукоятку? Между ног что ли? Да и к тому же – это лишний вес. Зачем я его стырил? Может бросить его в реку, когда по мосту будет проезжать кто-нибудь? Да нет, топор еще пригодить-ся. В побег совсем без оружия нельзя».
Он прислушался. На мосту как назло была тишина. Сзади были слышны приглушенные голоса часовых.
 Он посмотрел вперед. Там в, тумане уже виднелись смутные едва различимые округлые силуэты деревьев, стоявших на том берегу.
И тут его осенило:
 «Зачем бросать топор в воду, когда я могу спокойно докинуть его до того берега! Главное дождаться момента».
 Он уселся на уголок, свесив ноги вниз и держась руками за перекла-дину сверху, стал ждать.
Ожидание было не долгим. Вскоре на мосту началось движение це-лой колонны танков. Они издавали такой скрежет и лязг, и так тарахтели моторами, что даже если бы Котов закричал: «Я здесь! Ловите меня!» - ни-кто не услышал бы его и в двух шагах.
Он не стал медлить ни секунды. Ноги его продолжали находиться на уголке. Сам же он наклонился вниз, держась левой рукой за вертикальную арматуру и вытащил топор из за спины. Затем, свесив правую руку с топо-ром вниз и раскачав его словно маятник, он с силой швырнул его на тот берег.
Топор скрылся в тумане, как в небытие. Переведя дух, Виктор схва-тился руками за горизонтальные поверхности швеллера, напряг пресс, под-нял ноги в тяжелых кирзовых сапогах и, прижав каблуки к швеллеру с обе-их сторон, стал перебирать руками,  медленно продвигаясь вперёд.
Теперь главное было не упасть. Руки вот - вот  могли соскользнуть с покрытого испариной швеллера. Холодное железо больно резало пальцы. Мышцы пресса от напряжения свело судорогой. Он стал чаще перестав-лять руки и, наконец, преодолел опасный участок. Дальше был такой же, как и вначале моста. Без топора за спиной ему удалось проделать остаток пути в два раза быстрее. Он спрыгнул на скользкий берег и чуть не съехал в реку, но вовремя уцепился за корягу, торчащую из земли. Пройдя не-сколько метров, он, без труда нашёл топор, красиво торчащий из земли, и засунул его на прежнее место.
Тем временем на мосту опять все стихло. Противоположный берег был полностью скрыт туманом. Где-то там, в тумане город Армейск по-гружался в сон, а ему предстоял долгий путь.
На этом берегу никого не было. От моста в туман уходило две доро-ги. Одна влево, другая -  вправо. Постояв немого Виктор, сам не зная по-чему, пошел по левой. На голове его, была шапка-ушанка, на ногах – сапо-ги, грязный бушлат был надет поверх парадного кителя. В карманах - ни гроша, только заточка. За спиной топор. Он в последний раз остановился и повернулся в сторону города, скрытого туманом. Спустя минуту, он  заша-гал прочь.

* * *
По мере удаления от реки, туман становился слабее, Виктор шел уже более часа. Время от времени мимо проезжала техника и он, каждый раз, увидев на дороге свет фар от машин едущих сзади или огни машин появ-лявшихся впереди, быстро прыгал в кювет, и лежал там, пока дорога снова не становилась темной и пустынной. 
По обеим сторонам дороги тянулись голые, черные, перепаханные поля. Вокруг не было ни души.
 Вскоре подул легкий ветерок, и туман окончательно рассеялся. На небе, кое-где  можно было, теперь, разглядеть звезды. Котов попытался найти полярную звезду, но небо в некоторых местах  было затянуто обла-ками и, у него ничего не вышло.
Еще через час пути поля закончились, и дорога углубилась в лес. Ес-ли на открытом просторе вокруг была какая-то видимость, то здесь, в лесу было так темно, что в нескольких метрах ничего не было видно, особенно после того, как машины ослепляли его своими фарами.
Здесь в лесу, движение почему-то было интенсивней.
«Наверное, здесь какая-нибудь часть – сделал вывод Котов – а может меня уже ищут».
Один раз, проезжавший мимо »Урал» с солдатами остановился мет-рах в десяти от него и солдаты выскочившие, чтобы помочиться, чуть не написали ему, затаившемуся в кювете, на голову. Он слился с землей.  Сердце бешено колотилось. Они стояли  совсем рядом,  освещённые габа-ритными огнями и болтали друг с другом, пуская янтарные струи, от кото-рых шел пар. В темноте его никто не заметил, и они, справив свою нужду, уехали восвояси.
После этого он решил держаться подальше от дороги, и, отойдя от нее метров тридцать, идти параллельно ей среди деревьев. Зато теперь ему не нужно было падать при каждом появлении транспорта.
Так он шел еще полчаса. Постепенно движение на дороге стихло. Не стало машин, по свету которых он ориентировался, и ему пришлось идти наугад в кромешной тьме. Здесь дорога делала крюк и уходила влево. Он, не зная об этом, продолжал идти прямо.
Тишина ночного леса изредка нарушалась криком филина или скри-пом качающихся сосен. Лес становился все гуще и непролазнее. Иногда приходилось перелазить через кучу поваленных стволов, или становиться на четвереньки и проползать под каким-нибудь упавшим деревом. В тем-ноте сделать это было втройне сложнее. Он все время натыкался на обло-манные сучья и, чтобы не выколоть себе глаза, стал выставлять вперед ру-ки с растопыренными пальцами, словно слепой.
Наконец бурелом кончился, и Виктор вышел в редколесье, где мес-тами было видно небо, на котором уже взошла неполная луна. Он ускорил шаг – здесь было гораздо светлее. Вдруг ему показалась, что позади него, чуть слышно, хрустнула ветка. Он внезапно остановился и резко оглянул-ся. Сзади никого не было.
 «Померещилось» - подумал он и продолжил путь. Но теперь его не покидало чувство, что, кто-то все время смотрит ему в спину. Он нащупал в кармане заточку и взял ее в левую руку. Теперь он старался ступать бес-шумно. Через несколько минут он вышел на небольшую поляну, залитую лунным светом. И тут он отчетливо услышал за спиной, где-то внизу час-тое дыхание. Он почувствовал, как его волосы зашевелились под шапкой. Быстро выхватив из-за спины топор, он повернулся на сто восемьдесят градусов и обомлел. В нескольких шагах от себя, он увидел два темных силуэта не то волков, не то собак. Они старались не выходить на поляну, держась в тени деревьев, и определить кто – это, было невозможно. Лишь две пары зеленых огоньков настойчиво смотрели на него из темноты. Вик-тор стал медленно, стараясь не выпускать их из поля зрения, осматривать-ся, чтобы убедиться, что их всего двое. Они продолжали смотреть на него не двигаясь с места. Он застыл на месте, слегка подняв правую руку с то-пором и судорожно сжимая заточку в левой, готовый в любой момент на-нести смертельный удар.
Так прошло не больше минуты, но ему показалось, что пролетела це-лая вечность. Рука стала затекать под тяжестью топора. Со лба из под шап-ки стекал соленый пот, разъедая глаза.
«Ждут, пока я ослабну, - мелькнуло в голове, - а потом нападут. Всю ночь так не простоишь…. А если повернусь к ним спиной – сзади набро-сятся…. Но почему до сих пор не напали? Значит -  сомневаются в своих силах…. А ну-ка, попробую-ка, я их шугнуть. Будь, что будет!».
И с криком «Ну, что с-суки. Кто-ково!» Он сделал прыжок в их сто-рону, и со всей силой взмахнув топором, снес с ближайшего  дерева сухую
 ветку внушительной толщины. Животные отпрянули на несколько метров назад, и остановились, издавая угрожающее утробное рычание.
- А-а. Боитесь, твари! – уже повеселившим голосом продолжал он, ударив, теперь уже, обухом топора по стволу дерева, и сбив кусок коры.
В кронах деревьев послышалось шуршание и хлопанье крыльев, раз-буженных птиц. В азарте ему захотелось взять палку и швырнуть ею в не-прошенных гостей , но что-то внутри не позволило ему сделать это.
«Лучше не провоцировать – подумал он. – Надо потихоньку двигать к дороге. Кстати, где она? Пока я тут прыгал, я и забыл в какой она сторо-не».
Он прислушался. Где-то, вдалеке он уловил едва слышимый шум мотора.
- Слава богу – прошептал он – не хватало еще заблудиться, чтоб эти твари сожрали меня тут. Нет уж! Меня это не устраивает…. Как же от них отделаться?
Звери стояли в нерешительности. Демонстрация силы возымела свое действие, но уходить они еще не собирались. Во всяком случае, они пере-стали рычать.
Виктор стал пятиться к дороге, не сводя с животных глаз и в тоже время изредка оглядываясь, чтобы не споткнуться. Увидев, что они мед-ленно пошли за ним, не отставая, но и не сокращая дистанцию, он решил продолжать движение таким же образом.
Так он двигался очень медленно, но все же шум дороги становился ближе и ближе. Изредка он внезапно останавливался и издав дикий вопль, ударял по какому-нибудь стволу, нарушая тишину, и снова заставляя своих преследователей вздрагивать и отбегать назад.
Наконец он заметил свет фар среди деревьев, и когда оглянулся, что-бы очередной раз увидеть в темноте зеленые огоньки, с облегчением отме-тил, что они исчезли.
- Да, не зря я тебя стырил – сказал он с любовью взглянув на топор, который уже, казалось, сросся с его рукой.
Теперь он решил идти, не отдаляясь от дороги больше чем на десять метров, чтобы снова не потерять ее. Он шел быстрее, чем прежде, но топор уже не был у него за спиной, а находился в руке. На всякий случай.
Пройдя еще несколько часов и, чертовски устав, он с радостью уви-дел, что лес заканчивается, и дорога снова выходит в поля.
Вдалеке среди полей, на расстоянии около километра виднелись ог-ни населенного пункта. Он ускорил шаг. В глубине души шевельнулась надежда на кров и тепло.
Это была небольшая деревня. Большинство семей уже спали. Лишь в одном доме горели окна. Котов направился к нему, сам не зная зачем. Он уже порядком замерз и был сильно голоден.
Дом с небольшим двором был окружен аккуратным забором высотой метра в полтора. Виктор прильнул к забору и стал вглядываться в просвет между занавесками, задернутыми не до конца. За окном шло веселье. Иг-рала музыка. Доносился топот и крики подвыпивших людей. Виктор раз-глядел край стола, заставленного едой и выпивкой. У него заурчало в жи-воте.
Вдруг он уловил чуть слышный звон цепи, и почти одновременно прямо перед его лицом, откуда-то снизу, возникла косматая голова огром-ной собаки, которая клацнула зубами перед самым его носом, чуть не от-кусив его. Сердце ушло в пятки. Он в ужасе оттолкнулся от забора и упал спиной в грязь. Собака разразилась свирепым лаем, то, пытаясь переско-чить через забор, едва сдерживаемая цепью, то, просовывая сквозь доски свою морду с оскаленными зубами и глазами полными ненависти. Он вскочил и пустился наутек без оглядки. Пробежав немного, он остановил-ся, огляделся вокруг и, убедившись, что никто не вышел на лай собаки,   быстро пошёл прочь, озираясь по сторонам. Подходить к домам у него больше не было никакого желания.
Его ошалелый взгляд  остановился на стоге сена, стоявшем в поле, недалеко от деревни. Это был вариант. Подойдя к стогу, он с огорчением обнаружил, что стог мокрый, но потом, копнув немного во внутрь, он по-нял, что сырость туда не проникла - внутри было совершенно сухое сено. Выкопав себе в стоге нору поглубже, Котов залез туда, улегся ногами к выходу и заткнул выход хорошей копной. Затем, распихав и утрамбовав сено по бокам, и сверху он получил неплохую « пещеру». Положив рядом топор, он наконец-то расслабился. Было довольно уютно и тепло. Прелое сено издавало приятный аромат. Не было слышно ни звука.
«Да-а. Ленин был не дурак » - подумал он засыпая.
* * *
Утром его разбудили крики детей, которые на велосипедах приехали к стогу, чтобы поиграть в свои мальчишечьи игры. Было уже светло. Не-сколько минут он наблюдал за ними из своей норы и обдумывал, что нуж-но им сказать, чтобы они принесли чего-нибудь поесть.
 Они резвились вокруг стога, кувыркались в сене у него над головой, галдели, спорили, хохотали увлеченные игрой, не подозревая о его суще-ствовании.
 Он стал потихоньку вылазить. Сначала из стога выпала копна, кото-рой он закупорился накануне, затем показались его сапоги. И, наконец, он сам, весь в соломе и с топором в руке, выполз наружу.
Дети, как по команде замерли, вылупив на него глаза, полные страха и любопытства.
- Пацаны… - начал он, стряхивая с себя солому.
- Бандит! Бандит! – вдруг заорал старший из ребят, отбегая от стога к своему велосипеду.
- У него топор! Отаза! – завизжал второй, откуда-то сверху.
- Да я не бандит, пацаны… - он попытался разрядить обстановку. Но тщетно. Они уже вскочили на велосипеды и неслись к деревне, быстро крутя педали с криками: «Бандит. Дезертир».
«Дезертир! - последнее слово, словно острый нож пронзило его соз-нание: - А ведь они правы. Я – дезертир!». Он живо вспомнил события вче-рашнего дня и ночи. Но теперь он осознал все по -  новому. Вчера на это не было времени. Главное было – убраться подальше от города, оставшись незамеченным. А сегодня он уже получается, второй день вне закона. Он преступник! А ведь его, наверняка уже ищут. И пацаны, сейчас обязатель-но расскажут о нем взрослым, и начнется погоня!
Он встал, оглянулся вслед мальчишкам, которые уже приближались к деревне, потом, посмотрев вокруг и увидев лес, окаймлявший поле, бро-сился к нему с топором в руке, спотыкаясь о пашню, и оглядываясь, нет ли погони. Добежав до леса и скрывшись в кустах, он несколько минут, тяже-ло дыша, смотрел в сторону деревни. Отдышавшись и не увидев признаков погони, он быстро пошел краем леса в сторону противоположную деревне. Теперь к чувству голода, мучавшему его с вечера, прибавилась еще и па-ника. Он уже четко осознавал, что ему нельзя к людям. Он чувствовал себя загнанным зверем. Изгоем. Простые сельские дети совершенно определен-но, без лишних слов дали ему понять, кто он теперь. Он – дезертир!
Вчера все было так весело, романтично, азартно. А сегодня он уже брел один голодный, замерший, прячась от людей.
На глаза навернулись слезы. Ему стало жаль себя. Только теперь он понял, какой он дурак. Он не взял с собой даже спичек. А ведь на дворе ноябрь. Ивакин «давал» ему целую неделю жизни. За неделю можно было так подготовиться к побегу! Запастись провиантом, раздобыть «граждан-ку», найти немного денег, и бежать себе спокойно. Но теперь было уже поздно. Обратной дороги не было. Если вернуться в часть – его сразу же посадят в дисбат.
- «Нет - решил он, - надо идти, только вперед. Вперед? Но куда впе-ред? В Ташкент? Но где ты, мой Ташкент? В какой стороне?»
Он остановился и мысленно воспроизвел в голове карту Советского Союза: Если Калининград был на северо-западе, то в Ташкент надо идти на юго-восток. Теперь оставалось только определить стороны света. Он поднял голову. Небо было затянуто ровной серой пеленой. Солнца не было видно. Тогда он вспомнил еще один способ, которому их учили на уроках географии: «Мох растет только на северной стороне деревьев!».
Он остановился и осмотрел деревья. Действительно. Мох на всех де-ревьях был только с одной стороны. Север был найден! Оказалось, что он идет в правильном направлении. Нужно было только взять – немного ле-вее. Он присел, чтобы передохнуть. И тут его взгляд привлекли желуди, валявшиеся на земле вперемежку с листьями дуба, под которым он остано-вился. Желуди выглядели аппетитно. Они манили своей блестящей корич-невой скорлупой. Он взял один, вытер его платком и разгрыз скорлупу зу-бами. Затем стал откусывать мелкие кусочки, и пережевывать их, пытаясь понять их вкус. Желудь был очень жесткий, кисловато терпкий на вкус, неприятно вязал рот и не лез в глотку. Поморщившись, Виктор выплюнул его со словами:
- Тьфу, ты. Гадость какая. И чё их свиньи так любят? 
Он попробовал другой и третий, но все они были одинаковые. В до-саде отшвырнув их, он встал и продолжил путь. Через некоторое время сквозь деревья он увидел избушку, стоящую у края леса, а возле нее коло-дец. Ему вдруг чертовски захотелось пить. Но колодец стоял на открытом месте, и подойти к нему незамеченным было невозможно. Он стал обхо-дить избушку, прячась среди деревьев, и стараясь ступать бесшумно. Но собака, дремавшая у крыльца, все равно услышала или учуяла его. Она тут же вскочила и громко залаяла в его сторону. Он сжал в руке топор но, уви-дев, что она на цепи, расслабился. Ему снова пришлось драпать как по-следнему вору. С этого момента он навсегда возненавидел собак и всех со-бакоподобных.
Отбежав от дома с колодцем на почтительное расстояние, он снова шел по лесу, вдоль полей, иногда замедляя шаг и пытаясь найти хоть, что-нибудь съедобное. Но на его пути не попалось ни одной ягодки, ни одного грибочка. Была уже глубокая осень – все ягоды и грибы были съедены лесными обитателями, собраны людьми или попросту сгнили. В голове не было никакого четкого плана, чувство голода притупилось, и он просто брел вперёд, время от времени озираясь вокруг, как дикий зверь.
Вскоре лес кончился, и перед ним открылась широкая холмистая степь, поросшая высокой травой. Он пошел по ней, стараясь придержи-ваться выбранного направления. Уставшие ноги словно налились свинцом и еле передвигались. Вокруг не было никаких признаков жизни. Он поте-рял счет времени. Небо начало затягивать темными тучами, подул холод-ный ветер, пригибая к земле серый ковыль. Беглец поднял воротник и втя-нул руки в рукава бушлата. Его охватила тоска. Он уже не нашел бы доро-гу назад, если б, даже захотел.
«Что же я наделал? – укорял он себя – смалодушничал, поддался ми-нутной слабости. – Теперь они сообщат домой. Отца исключат из партии, выгонят с работы. Меня с позором выгонят из  университета. Вывесят при-каз на доске объявлений…. Да-а. Многие не поверят: Виктор Котов – де-зертир?! Да, кто угодно, только не он! Тем не менее, это так. Теперь и на факультет не придешь, и во дворе не покажешься. Объявят во всесоюзный розыск. Придется жить на Сырдарье  в тугаях, в целлофановом домике, как бомжи. Ловить рыбу, змей. Жрать улиток, креветок. Слава богу, этого добра там хватает, не то что здесь. Ребята будут приезжать подогревать спичками, солью, хлебом, а я буду устраивать им хорошую рыбалку, охо-ту. Так все «камышовые»   живут.
 Десять лет придется теряться. И зимой, и летом … Маму жалко. Придется встречаться с ней тайно. Она то, поймет и простит…
 Да-а, уж.… О карьере переводчика придется забыть. Теперь я – бег-лый каторжник… Меня точно уже ищут. Наверняка с собаками. Небось идут сейчас за мной цепью, с автоматами. Устали, наверное… Интересно, если догонят, как будут брать: стрелять по ногам или собак спустят?».
Он проверил на месте ли топор, погладив за спиной его холодное лезвие. Потом оглянулся назад. Сзади никого не было. Он представил, как капитан Ивакин, возглавляющий погоню, разряжает в него рожок автомата и он падает, изрешеченный пулями. На ум почему-то, пришли строки из песни известного барда: «И комиссары в пыльных шлемах, склонятся мол-ча надо мной…». Виктор снова представил, как ротный в пыльном шлемо-фоне слезает с танка, подходит к нему, истекающему кровью и склонив-шись над ним, скалит свои жёлтые зубы. Потом прощупывает его пульс и добивает наверняка, выстрелом в голову.
Фантазия, внезапно, разыгравшаяся в его голове, вызвала в нем бурю эмоций. Он внезапно упал на колени, поднял лицо к небу и сжал кулаки. Из его груди вырвался нервный хохот пополам с рыданием.
Посидев с минуту, он снова взял себя в руки, встал и, поправив за спиной топор, продолжил путь.
 Вдруг вдалеке, у самой линии горизонта, на фоне темной полоски леса он увидел движущуюся вереницу светящихся точек.
- Поезд! – в волнении прошептал он.
Действительно, это были светящиеся окна поезда. Их было едва вид-но из-за туманной дымки у горизонта, и к тому же расстояние до них было весьма приличным. Трудно было определить на первый взгляд – то ли до них пять километров, то ли три.
Его живое воображение быстро нарисовало картину, как пассажиры, вальяжно развалившись на полках купе, режутся в карты или, достав свои припасы, травят байки и выпивают, пожирая жареных кур, картошку в мундире и яйца в крутую.
Чувство голода моментально обострилось. Он ускорил шаг. Надежда придала ему силы. Как утопающий хватается за соломинку, он ухватился за мысль о путешествии по железной дороге.
Поезд уже проехал, и степь снова стала дикой и пустынной, но он запомнил куда надо идти и быстро шагал, обдумывая, вновь родившийся план:
 «Сначала дойду до железной дороги, потом по рельсам до любой станции. А там уже буду действовать по обстоятельствам. Или на крышах поездов поеду, или еще что-нибудь. Главное сейчас добраться до желез-ки».
Между тем пошел мелкий дождь, но он не чувствовал его. Теперь у него была ясная цель. Спустя час он прошел больше половины расстояния – очередной поезд был виден уже гораздо отчетливей. Теперь можно было различить цвет вагонов и их форму. От железной дороги его отделяло, те-перь, не более километра. Нужно было преодолеть всего лишь один не-большой пологий холм, и потом участок равнины. Виктор собрал все силы и направился к вершине холма. Он уже был готов праздновать маленькую победу, как вдруг, выйдя на вершину, в ужасе увидел  впереди, внизу реку, до этого скрытую от него рельефом местности. Река, метров в пятьдесят шириной, встала непреодолимым, зловещим препятствием на его пути. Она протекала как раз параллельно железной дороге и в корне ломала все его планы.
Нужно было во чтобы то ни стало найти мост. Он посмотрел с холма с начала вправо, потом влево. Ни моста, ни паромной переправы. Лишь обрывистые берега, поросшие кустарником.
Виктор спустился к реке и стал тупо пялиться на нее в надежде най-ти какое-нибудь решение. Небольшие волны, нагоняемые ветром, безуча-стно хлюпали у него под ногами, выбрасывая на песок желтоватую пену. Он осмотрел берег и не обнаружил на нем ни окурка, ни куска лески, ниче-го, что могло бы свидетельствовать о присутствии людей. Теперь нужно было выбрать куда идти. Ведь все равно где-то должен быть мост. Он по-стоял еще немного и пошёл налево, вверх по течению.
Река текла изгибами по равнине, и каждый раз, когда Виктор подхо-дил к  повороту, он надеялся вдалеке увидеть мост. Наконец, пройдя по берегу около километра, за очередным изгибом реки, он с радостью обна-ружил на своем берегу несколько лодок. Вёсел в них не было. Но это его не смутило – он был готов грести руками, топором, шапкой, чем угодно лишь бы оказаться на том берегу. Подбежав к лодкам, он к своему огорче-нию, увидел, что они пристегнуты мощными цепями к металлическим кольям, вбитым в берег. О том, чтобы разрубить цепи топором не могло быть и речи. Цепи были толстыми из хорошего металла, и каждое звено было намертво запаяно. Замки, висевшие на каждой цепи, тоже были доб-ротными. Он попробовал сбить их топором, но у него ничего не вышло. Тогда он решил расшатать колья, к которым были пристегнуты лодки. Сначала он сел на землю, уперся в один кол ногами, схватил руками дру-гой и попытался раскачать его, но тот не сдвинулся ни на миллиметр. Он несколько раз повторил попытку, напрягая все мышцы тела, но тщетно. Тогда он встал и стал бить обухом топора по разным сторонам кола, наде-ясь таким образом, расшевелить его. Это тоже не принесло никакого ре-зультата. К тому же удары металла о метал эхом разносились по всей окру-ге и он, побоявшись привлечь внимание, вынужден был прекратить это бесплодное занятие. От неимоверных усилий он весь вспотел, а снаружи его одежду полностью промочил непрекращающийся дождь. Вдруг он по-нял, что если есть лодки, то значит рядом село, а там возможно есть и мост. Оставив лодки в покое, он пошел дальше.
День подходил к концу. Мелкий дождь перешел в мелкий снег. Уже почти совсем стемнело, когда вдалеке он увидел светящиеся окна домов. Там были люди. У них была еда. У них был огонь.
«Придется идти к ним – устало подумал он – иначе я так околею. С голоду подохну или замерзну. Засну на ходу, упаду и снегом меня засы-плет. Я явно не рассчитал силы. Сейчас пойду в какой-нибудь крайний дом, попрошу поесть, обогреться, а взамен предложу какую-нибудь работу сделать. Ну, например, дров наколоть. У меня и топор свой».
Он усмехнулся. Затем, постояв немного и дождавшись пока совсем стемнеет, он медленно пошел по единственной в деревне улице, осматри-вая дома по обе стороны от себя. В каждом доме ярко горел свет. Там и тут горланили русские народные песни пьяными голосами.
Виктор шел, выбирая, куда бы постучаться. Но из каждого двора на него лаяли собаки, почуяв чужого, и он шел дальше. Вездесущие собаки, в который раз за сутки гнали его прочь. Они, словно договорившись, не под-пускали его назад к той черте, которую он осмелился переступить.
Озираясь в темноте, он чуть не наступил на человека, лежащего на куче соломы, прямо у дороги и уже, немного присыпанного снегом. Рядом на лавочке у забора сидел старичок, и что-то наигрывал на разбитой гар-мони, безбожно фальшивя.
Котов остановился в недоумении и нагнулся над телом, чтобы ос-мотреть его. Это была старушка лет шестидесяти или около того. Она ле-жала на боку, положив руки под голову, и что-то бормотала. От нее разило спиртным.
- Бабуль, а бабуль, вставай, замерзнешь, заболеешь – он слегка по-трогал ее за плечо.
Старушка повернула к нему свое морщинистое лицо и, кинув на него злобный взгляд, совершенно отчетливо крикнула:
- Пошел на хер!
Потом снова отвернулась, легла на бок и продолжила бормотание.
От неожиданности Виктор расхохотался. Старичок сидящий на ла-вочке, тоже засмеялся беззубым ртом, а потом обратился к нему:
- Солдатик помоги бабку до дому донести. Мне ее не поднять. Это супружница моя. Напилась зараза.
- Нет проблем дедуля – ответил Виктор, обрадованный тем, что воз-можность сделать доброе дело представилась сама собой.
Он снова нагнулся, и поднял бабушку на руки.
- А далеко идти то, дедуль? – весело спросил он, совершенно не об-ремененный своей ношей – высохшая старушка была легкая, как перышко. 
- Да нет. Близко. Пошли, – дед мотнул головой, и захромал по улице, одной рукой держась за поясницу, а другой - придерживая гармонь, ви-севшую у него на плече.
Виктор медленно пошел за ним, стараясь не уронить бабушку. Она извивалась, пытаясь выскользнуть из его объятий, била его по груди, щи-пала и ругала на чем свет стоит.
- Ах, ты гад! Аспид! Чума! Отпусти, фашист! Мучитель! Да я тебя зарежу! Да я тебя отравлю! Да ты мне всю жизнь исковеркал!
Котов понял, что она, очевидно, путает его со своим мужем.
- Да я тебя зарублю – продолжала старушка, безуспешно пытаясь до-тянутся до топора, съехавшего ему на бок.  Это весьма забавляло Виктора, и он еле сдерживал, раздирающий его, смех.
По дороге им повстречалось несколько селян, которые здоровались с дедом и поздравляли его с праздником, а потом смотрели вслед странной процессии.
- А какой праздник, дедуль? – спросил Виктор, когда они уже захо-дили во двор дома.
- Неужто не знаешь? Седьмое ноября.
 Дед повернулся и пристально посмотрел на него.
Виктор только сейчас вспомнил, что сегодня годовщина революции, о которой он совсем забыл, поглощенный побегом. Они вошли в низень-кий кособокий домишко, в котором было грязно, но тепло.
- Не разувайся – сказал дед, - проходи в комнату. Суды ее давай – он показал на старенький диван, на котором в беспорядке были накиданы всякие вещи.
Виктор, бережно усадил старушку на диван, придерживая её одной рукой, отыскал в вещах подушку, положил её в изголовье дивана и, акку-ратно уложил старушку на неё головой.
- Садись, служивый, – пригласил его к столу дед.
Виктор, без лишних колебаний, прошел к столу, вынув из-за спины топор и положив его возле двери. Дедушка вытащил откуда-то бутылку «андроповки»  и открыл миску с солёным салом стоявшую на столе и до этого прикрытую тарелкой. Затем нарезал крупными ломтями черный хлеб.
Котов едва сдерживался от того, чтобы не наброситься на еду – он не ел уже больше суток и почти все время был в пути. Организм требовал срочного пополнения калорий. Старик, увидев его голодные глаза, поспе-шил открыть бутылку и налил по сто грамм себе и своему гостю.
- Ну, давай. С праздником, – он поднял гранёный стакан, чокнулся с Виктором, и через секунду водка исчезла в его глотке.
Виктор тоже выпил и закусил бутербродом из черного хлеба и тол-стого куска сала.
Сало, такое ненавистное ему, до этого дня и такое божественное се-годня! Ему казалось - он никогда в жизни не ел ничего вкуснее.
Старик налил еще по стопарику. Они снова выпили. Виктор съел еще один бутерброд.
От водки выпитой натощак, его быстро развезло. Приятное тепло разлилось по всему телу. Он расстегнул мокрый бушлат и откинулся на стуле.
- Ну теперь рассказывай: кто ты, откуда, куда идешь. – Неожиданно заговорил старик.
В его словах Котов не заметил ничего подозрительного. К тому же старик так здорово его угостил.
И он во хмелю рассказал дедушке всю правду.
Тот молча выслушал его историю, а потом сказал без обиняков:
- Ты врешь. Врешь, что из Армейска  за день пёхом пришел. От Ар-мейска досюда - километров тридцать будет.
- Да нет, дедуль. Ну зачем мне врать, вы что, следователь…?
Виктор недоговорил. Он почувствовал, как что-то холодное прикос-нулось к его щеке. Медленно повернув голову, он увидел зияющее дуло охотничьего ружья, направленное ему в лицо. Хмель мгновенно слетел с него. Он испытал неприятное ощущение.
- Солдат, где твой автомат? – Грозно спросил здоровенный мужик, державший ружье,  продолжая, при этом, целиться ему в лицо.
- Да нету у меня никакого автомата, – испуганно ответил Виктор.
- Солдат, где твой автомат? Отвечай! – голос мужика звучал еще громче и настойчивее.
- Ну, што ты заладил как попугай. Нет у него автомата. Он правду говорит, - вмешался старик. – Он хороший парень. Тетку твою, вон, до до-му донес. – Он взглядом показал на старушку, уже мирно посапывающую на диване, и махнув рукой, добавил:
- Садись с нами, Николай, третьим будешь.
Николай, заместитель председателя колхоза, хороший семьянин, правильный во всех отношениях, человек, сидел в этот вечер с семьей у себя дома и отмечал праздник. Их покой нарушила одна из многочислен-ных деревенских родственниц, бабка Настя, прибежав и сказав, что тетку Николая поймал и уносит какой-то диверсант. А деда - уводит под дулом автомата. Ей эта информация досталась от колхозного пьяницы и тунеядца Прошки, который видел, что у солдата просто висит топор за спиной но, повстречав бабку Настю, для куражу приврал ей, что за спиной у того был семиразрядный карабин и одет он был, не в грязный, в пятнах бушлат, а в камуфляж. Бабка Настя сама была уже изрядно поддатой и слова «кара-бин» и «камуфляж», которые она слышала впервые в жизни, смешались и растворились в ее пьяном мозгу. Вместо них в информации, которую при-несла она, уже звучали  слова: «автомат» и «диверсант». Когда Николай, отличавшийся от других большой ответственностью, услышав, что его лю-бимую тетку,  захватили в плен вместе с мужем, он снял со стены ружье и побежал их спасать. Подбежав к теткиному дому он не стал сразу врывать-ся, чтоб не получить очередь из автомата, а решил понаблюдать из темно-ты. Ему показалось странным, что похититель и его «пленник» – дед Ар-хип, сидят вместе за столом и выпивают, как старые друзья, но на всякий случай он тихо вошел в дом и взял на мушку сидевшего к нему спиной «диверсанта». Когда же дед рассеял его сомнения, и он вгляделся в чест-ное, открытое лицо солдата, Николай успокоился и сел рядом с ними, на всякий случай, поставив ружье возле себя.
Дед достал вторую бутылку, и заставил Котова рассказать Николаю всё, без утайки, а сам вскоре заснул за столом. Виктор повторил свою ис-торию с начала до конца. Водка сняла с него барьер условностей и он рас-сказывал эмоционально, артистично, изображая капитана Ивакина, когда тот угрожал ему расправой. Рассказал он и о своих блужданиях по лесам и полям. В конце рассказа он расчувствовался и даже пустил слезу со слова-ми:
- Теперь я дезертир! Вне закона!
Николаю стало по настоящему жаль паренька. Он видел, что тот на-ходится на грани срыва, и, слушая его рассказ, уже обдумывал, как ему помочь.
- Дядь Коль, - вдруг обратился к нему Котов, - помогите мне до Таш-кента добраться. Одолжите денег, и одежду какую-нибудь, а я вам потом пришлю по почте, честное слово. Мне чужого не надо.
- До Ташкента говоришь? – Николай слегка улыбнулся, - во первых, это далеко. Был я там, после землетрясения. Город восстанавливал. Во вторых – даже если я тебе помогу, и дам денег – тебя все равно поймают. А в третьих.… Когда ты сбежал? – вдруг спросил он.
- Вчера. – Ответил Виктор.
- А ты знаешь, -  Николай заметно оживился - что дезертирством считается – оставление воинской части на срок более суток? А менее суток – самоволка!
- Да-а? – Виктор недоверчиво посмотрел на него, потом посмотрел на часы, стоящие на подоконнике и с досадой тряхнув головой, прошептал:
- Эх. Уже больше суток! Я сбежал в семь, после ужина, а щас – пол-девятого.
- Честным быть, конечно, хорошо, но не до такой же степени. – Рас-смеялся Николай. – Кто видел, что ты в семь сбежал?
- Никто.
- Ну вот. Скажешь - не в семь, а в девять.
- А кому я скажу? – Котов посмотрел на него в недоумении.
- Коменданту города, - спокойно ответил Николай.
- Какого города?
- Армейска.
- А как? – продолжал недоумевать Виктор. – Дотуда же тридцать ки-лометров.
- Не тридцать, а двадцать. И никто не собирается туда ехать. Позво-ним – они сами приедут.
- Позвоним? – Котову не верилось, что в такой глуши может быть телефон.
Угадав его мысли, Николай пояснил:
- У нас в сельсовете, телефон есть, а я коменданта города хорошо знаю. Он солдат уважает. Мужик с понятиями – после Афгана. Максимум, что тебе дадут – трое суток ареста. Посидишь на губе три дня и все.
Виктор замолчал. Его охватили сомнения:
 «Как - то, все гладко получается, у этого мужика. Уж не хочет ли он, просто, сдать меня властям, и избавиться от меня».
Он испытующе посмотрел Николаю в глаза, но не увидел в них ни-какого подвоха. Тот дал ему несколько минут на раздумье. Затем налив ему и себе водки весело сказал:
- Ну, что. Давай еще раз по одной, и пойдем звонить, пока не поздно.
- Да, – Котов утвердительно качнул головой, - но как же ротный? Он же обещал меня убить.… Или он меня или я его. Все равно – тюрьма или могила.
Ему в голову вдруг пришла сумасшедшая мысль: Внезапно перевер-нуть стол на Николая, схватить ружье и дать деру в леса. Он украдкой по-смотрел на ружье. Николай заметил его взгляд и решил предостеречь его:
- Брось. Далеко не убежишь. А на ротного рапорт накатаешь, в осо-бый отдел. Ему так дадут, что забудет, где родился.
- Особый отдел? А где это? – Виктор посмотрел на него окосевшим взглядом.
- Особый отдел – это КГБшники. Они в каждой части есть, - пояснил Николай. -  Они за порядком следят. Просто им редко жалуются.
- Да они там все заодно. Ротный, комполка, все офицеры. Они все вместе бухают, – скептически произнес Виктор.
- Нет. Эти с твоим ротным даже за один стол кушать не сядут, так же как и с комполка вашим. Их все боятся. Они могут любого генерала за-крыть.
В его словах звучала, такая уверенность, что Котов почти поверил ему. Но, чтобы развеять последние сомнения, он спросил Николая:
- А если ничего не получится – Вы сообщите мне домой, если меня убьют?
Этот вопрос разозлил Николая. Он в бешенстве вскочил и громко, почти крича, заявил:
- Да я лично с комендантом поговорю, чтобы тебя сразу к особистам отвели. А через неделю приеду – в город, как твой родственник и узнаю результаты! И никто тебя не убьет, не боись!
Эти слова окончательно убедили Виктора в искренности Николая. Но он все-таки потребовал ручку и бумагу, и написал Николаю свой таш-кентский адрес.
Потом они условились, что Николай приедет через неделю в полк и вызовет Егорова. А Виктор постарается держать Егорова в курсе событий. Если Виктора не будет в живых, то Николай должен вызвать его родителей и рассказать им всё, как есть и будет свидетелем на следствии, и на суде. Котова не устраивала перспектива приехать домой в цинковом гробу с формулировкой: «погиб при исполнении служебного долга», как это было с его соседом по кварталу, которого на самом деле насмерть запинали офицеры.
Окончательно договорившись, они встали из за стола и вышли на улицу. Николай взял свое ружье. Котов же засунул руки в карманы, решив оставить топор старику со старухой как плату за угощение.
На улице уже столпились люди – человек двадцать – двадцать пять. Обильный снегопад не мог помешать им в их жгучем желании узнать раз-вязку, внезапно возникшей детективной истории. Слух о том, что Николай пленил диверсанта, мгновенно разнесся по деревне. Но люди были немно-го озадачены увидев, что Николай, не ведет пленного со связанными сзади руками, наставив на него ружье, а идет с ним рядом, в обнимку, а ружье висит у него за спиной. Но бабка Настя все-таки не сдавалась:
- Гляди, гляди. Диверсант! – интриговала она односельчан вполголо-са.
Проходя мимо нее и услышав ее слова, Виктор и Николай расхохо-тались.
- Я не диверсант, бабуль. Я – дезертир! – Крикнул ей Котов пьяным голосом, вытаращив на нее глаза, и снова разразился хохотом. Из толпы послышался смех и реплики:
- Эх, ты. Бабка Настя. Вечно, ты наплетешь. Это же  простой бег-
лый  солдат. Сопляк!
- У страха глаза велики!
- А, я чё. Я – ничё. Это – Прошка всё. – Оправдывалась сплетница.
До сельсовета они дошли быстро, сопровождаемые любопытной толпой. Николай своим ключом открыл дверь, впустил Котова, а сам вы-шел к людям и попросил их расходиться по домам. Но никто не хотел ухо-дить – дома было неинтересно. Напротив, народ прибывал. Николай оки-нул гудящую толпу взглядом, улыбнулся, покачав головой, и вошел внутрь,  закрыв за собой дверь.
В сельсовете было тепло. Он предложил Виктору снять бушлат и сам снял свой тулуп. Потом он позвал Виктора к телефону и, указав на номер, который среди других был записан на бумаге, под стеклом стола, тихо ска-зал:
- Звони.
Котов поднял трубку, но не спешил набирать номер.
«Неужели все? – думал он – Неужели все так быстро закончилось? Снова прощай свобода. Снова эти фуражки, погоны, равняйсь, смирно. Эти дурацкие приказы. Эти мрачные казармы. Еще целых полтора года! Я с ума сойду. Я же отупею…».
- Ну, чё ты? Звони. Мы же договорились. – Подбодрил его Николай.
- Д-да-…- выдавил из себя Виктор и набрал пятизначный номер.
В трубке послышались длинные гудки.
- Майор Семёнов, Семёнов. – Шепотом подсказал Николай, вспом-нив, что забыл сказать Виктору, как зовут коменданта. 
На том в конце провода ответили:
- Военный комендант города Армейска у аппарата.
- Алло…Товарищ майор? – осведомился Виктор.
- Так точно. Майор Семенов. – Голос в трубке звучал спокойно и да-же немного, как показалось Котову, дружелюбно.
- Это я, рядовой Котов, из роты связи 13-го полка, – проговорил Вик-тор дрожащим от волнения голосом.
- А-а. Тебя уже ищут сынок, - ответил майор.
- Я сдаюсь, –  обречённо выдохнул  Котов.
- А где ты? – все так же безмятежно, спросил голос в трубке.
- Где мы? – шёпотом спросил Виктор Николая, зажав трубку ладо-нью.
- Деревня Линёвка -  подсказал тот.
- Я в деревне Линёвка, товарищ майор. – Котов снова заговорил в трубку. – Я из сельсовета звоню.
- Линёвка? – после небольшой паузы, удивленно произнес майор. Видимо он посмотрел на карту. - А как ты туда попал?
- Пешком.
- Ну ты даешь. Настоящий пехотинец. – Пошутил комендант, и после недолгого раздумья добавил, - ну жди, сейчас я приеду.
- Так точно. Жду. – Виктор чуть не отдал ему честь по телефону. Ин-тонация майора немного успокоила его.
Услышав короткие гудки, Котов положил трубку.
- Ну все. Молодец. – Николай с облегчением похлопал его по плечу. – Теперь иди сюда.
Он пригласил Виктора в глубь комнаты, открыл маленький холо-дильник «Саратов», достал оттуда тарелку холодца, бутылку «Старки»,  пол буханки черного хлеба и поставил всё это на стол.
- Семь бед - один ответ. Гульнём напоследок! –  проговорил он, на-полняя стаканы.
Виктор не возражал. Они сели за стол и продолжили праздник. Котов рассказывал Николаю о Ташкенте, приглашал его в гости. Николай обещал непременно быть. Прошло не более получаса как в дверь постучали. Не дожидаясь приглашения, на пороге появился здоровенный майор в зеленой плащ палатке.
Его добродушное лицо украшали пышные, кавалерийские усы, кон-чики которых были мастерски закручены вверх. 
Котов вскочил и попытался принять стойку смирно, но едва устоял на ногах, будучи уже сильно пьяным и вынужден был схватиться  одной рукой за стену. 
- Рядовой Котов, роты связи, 13-го, гвардейского, ордена Ленина и Ордена Красного знамени, мотострелкового полка имени  Рокосовского». – отрапортовал он заплетающимся языком.
Майор посмотрел на него, на Николая, на стол, где стояла уже почти пустая бутылка, и закуска, незаметно улыбнулся в усы и чинно произнес:
- Ну пошли, сынок.
- Так точно, пошли. – Согласился Котов, мотнув головой.
- Товарищ майор, одну минуточку можно? – обратился к коменданту Николай, сделав просительное выражение лица.
- Ну ладно, - согласился тот, не спеша выйдя на улицу и закрыв за собой дверь
Николай достал еще одну бутылку «Старки», налил Виктору полный, двухсотпятидесятиграммовый  стакан «старки», потом налил себе и произ-нес тост:
- Ну. На посошок.
- На посошок, – еле выговорил Виктор и опустошил стакан, чокнув-шись с Николаем.
Закусив в последний раз кусочком вкусного холодца, он, двумя ру-ками держась за стену,  медленно добрался до двери и вышел на улицу.
Там было многолюдно, несмотря на  сильный снегопад.
 Площадку перед сельсоветом освещала тусклая лампа, висевшая над входом. Прямо перед собой, метрах в пяти Котов увидел военный «УА-Зик» с открытыми дверями. Рядом с «УАЗиком», в выжидающей позе сто-ял капитан с красной повязкой на рукаве, на которой было написано: «На-чальник патруля». По обеим сторонам от него стояли два солдата, тоже с повязками. За плечами у них были автоматы. Немного подальше переми-нался с ноги на ногу милиционер с кобурой на ремне. В их взглядах Котов прочитал осуждение, враждебность и неумолимую готовность карать его самым жестоким образом. Ему захотелось ринуться между ними, раски-дать их в разные стороны и исчезнуть в темноте. Он посмотрел вокруг. Слева, перегородив всю улицу, стояла толпа народа, что-то гомоня, пере-говариваясь между собой и показывая на него пальцами. Справа стоял майор Семенов. Он был по-прежнему благодушен.
В глазах всё двоилось и качалось из стороны в сторону.
Виктор оглянулся назад. Позади, опершись плечом о дверной косяк ,стоял Николай.
- Ну иди, иди. Будь мужиком. Мы же договорились, – сказал он вполголоса. И тут же добавил, громко чтобы слышали все, включая воен-ных:
 – Через неделю я приеду. Железно.
С этими словами он сунул Виктору в карман спички и пол пачки си-гарет.
Виктор пожал ему руку и со  словами: - «Спасибо. Большое спаси-бо», заключил его в объятия и пустил слезу. Потом, незаметно смахнув слезу, он повернулся к патрульным и решительно двинулся в их сторону.
Милиционер достал наручники и хотел уже защелкнуть их на запя-стьях пленника, но тут вмешался комендант:
- Отставить наручники.
Участковый засунул их обратно в карман шинели.
 Виктора посадили назад, и по обеим сторонам от него сели два сол-дата. Начальник патруля и милиционер сели на боковые сидения просто-рного кузова, а майор Семенов, быстро переговорив о чем-то с Николаем, уселся впереди, рядом с водителем.
Толпа расступилась и «УАЗ» взревев, тронулся с места, пронзая тем-ноту светом фар. Виктор оглянулся и сквозь заднее окно машины  увидел как Николай, сжав правую руку в кулак, поднял ее над головой и тряхнул ею.
- No pasaran.  – прошептал Котов по-испански.
- Не разговаривать! – вдруг крикнул на него начальник патруля.
Виктор замолчал. Через несколько минут машина свернула с просе-лочной дороги на асфальтную трассу и понеслась на полной скорости. В салоне было тихо. Маленькая лампочка в потолке едва освещала лица пас-сажиров. Вскоре Виктор почувствовал приступ тошноты.
- Товарищ майор, разрешите обратиться – нарушил он тишину, тщетно стараясь говорить трезвым голосом.
- Обращайтесь - ответил Семёнов, не поворачивая головы.
- Разрешите закурить, – продолжил Котов.
Никто не ожидал от него такой дерзости в его положении. Начальник патруля метнул в него взгляд, исполненный гнева, а один из его подруч-ных, тот, что сидел справа от Виктора, даже пихнул его в бок локтем.
Однако, ко всеобщему удивлению майор разрешил:
- Кури сынок.
Виктор обрадованный, энергично достал сигареты и спички и, заку-рил, слегка закашлявшись снепривычки. После первой затяжки он почув-ствовал себя лучше. К нему вернулось веселое настроение.
- Угощайтесь.  – Он по очереди предложил сигареты офицеру и ми-лиционеру. Офицер, шокированный его наглостью, с трудом подавил в се-бе желание наброситься на него и разбить ему морду. Увидев его реакцию, Виктор стал предлагать сигареты солдатам. Оба солдата заметив на себе бешеный взгляд своего начальника, поспешили отказаться, отрицательно покачав головами. Тогда Котов уселся по удобнее и стал с наслаждением пускать клубы дыма, которые витали в салоне, так или иначе, окутывая всех присутствующих. Когда милиционер и начальник патруля отверну-лись, он засунул пачку сигарет в голенище сапога тому, который только что пихнул его в бок и в свою очередь пихнул его, только в два раза силь-нее. Тот застыл как мумия. С одной стороны он получил удар в селезенку и мог бы доложить начальнику, что задержанный оказал сопротивление. То-гда бы задержанному не поздоровилось. С другой стороны, он получил до-брых пол пачки сигарет с фильтром, что для него – нищего солдата – явля-лось несметным сокровищем.
«Если поднять шум – можно лишиться сигарет» - подумал он  и про-молчал.
Котов посмотрел в его глаза, которые тот прятал, смотря в пол, и за-тянувшись, выпустил дым прямо ему в лицо, сделав губы трубочкой. Ог-лядевшись и поняв, что этого никто не видел, он тихо прошептал солдату на ухо:
- Вот так.
Тот только развеял дым рукой.
Виктор докурил сигарету, выбросил окурок в окно, открыв его на се-кунду и глотнув при этом  свежего воздуха, а потом задремал. Спать ему пришлось не долго. Дорога от Линевки до КПП его полка заняла около по-лучаса. Патрульные выволокли его из машины и повели к штабу, крепко держа под руки. Комендант и милиционер попрощались с начальником патруля и отправились по своим делам.
Подходя к штабу, Виктор вспомнил, как накануне он слышал оттуда вопли.
- Сейчас наверное пытать будут – сказал он с ухмылкой тому, кото-рый получил сигареты.
- Давно пора – ехидно ответил солдат, сильнее сжав его руку.
Они вошли в штаб и стали подниматься по лестнице. Только теперь, при хорошем освещении Виктор разглядел лица своих конвоиров. Тот, ко-торый пихнул его в бок, был рыжим и конопатым. Он злорадно улыбался Котову, хищно открыв большой щербатый рот.
- Ты немец? – спросил его Виктор, хитро прищурив глаза.
- Разговорчики! – прервал его офицер, который поднимался сзади, страхуя своих подчиненных.
Виктор повернул голову вперед и умолк.
Они поднялись на третий этаж и вошли в большой темный зал. Его освещало только две настольных лампы. Посередине стоял широкий длин-ный стол, похожий на бильярдный, только в несколько раз больше. На нем были разбросаны военные карты и расставлены макеты танков и другой военной техники.
Судя по всему, это был кабинет командира полка. В комнате находи-лось три человека. Полковник Бугаев собственной персоной и двое в штат-ском.
- Товарищ полковник, задержанный доставлен – доложил начальник патруля.
- Можете быть свободны, лейтенант, – отрывисто произнес Бугаев. Чувствовалось, что нервы его были натянуты как струна.
Патруль удалился. Котов остался стоять, у входа слегка покачиваясь. На несколько мгновений в зале воцарилось молчание. Они смотрели на не-го, он  пытался смотреть на них. Двое в штатском были интеллигентного вида, в одинаковых серых пальто, надетых поверх костюмов. На ногах у обоих были до блеска начищенные штиблеты.
 Все трое, с интересом, оглядывали Виктора, который после скита-ний по лесу и падений в грязь, выглядел весьма не привлекательно. Мало того, что бушлат его был измазан малярной краской и грязью, он был еще и разорван в нескольких местах, а из дырок торчала вата. Коленки его тоже были в грязи так же, как и сапоги. Шапка-ушанка сдвинута набекрень, гла-за – косые. Он  был уже мертвецки пьян. Шатаясь, он взглядом искал, куда бы присесть, а если удастся, то и прилечь. Ему было наплевать. «Андро-повка» и «Старка» сделали своё дело, окончательно сняв с него все психо-логические барьеры. «Помирать так с музыкой» - подумал он.
Полковник Бугаев, одетый в парадный мундир, по случаю праздника,  смотрел на  него около минуты, играя желваками и неимоверно вытаращив глаза. Затем, энергично, сняв со своего пуза белый офицерский ремень и намотав его на правую ладонь так, чтобы бляха была наружу, подскочил к Котову и, не говоря ни слова, занес руку для удара.
- Полковник! – остановил его один из людей в штатском. Комполка застыл,  опустив руку, но не отходил, надеясь, все - таки реализовать свое намерение.
- Ты, чмо, ты знаешь, што тебя весь гарнизон ищет уже сутки! Вме-сто праздника все полки подняты по тревоге! Где был?! Отвечай! - Про-кричал Бугаев ему прямо в лицо.
- Гулял – ответил Виктор, глядя на него полузакрытыми глазами. На его лице появилась с трудом сдерживаемая улыбка. Полковник пришел в ярость.
- Да т-ты. Да т-тебя – он стал заикаться от бешенства. Его рука, уже непроизвольно, снова поднялась для удара.
- Довольно, полковник! – снова вмешался штатский, встав и подойдя к ним.
Потом он обратился к Виктору и тихим, спокойным голосом спро-сил:
- Как Вас зовут?
- Рядовой Котов – ответил тот, слегка удивленный таким обходи-тельным обращением.
- А имя как?
- Виктор.
- Прекрасно. Проходите, пожалуйста, сюда. Присаживайтесь, – штат-ский мягко взял его за локоть, подвел к столу, на котором горела настоль-ная лампа, и усадил его так, чтобы свет лампы освещал его лицо. Сам же сел напротив, оставаясь в тени. Свет попадал только на его колени и ниже. Его коллега, который все время сидел и молчал, оказался теперь по левую руку от Виктора.
- Закуривайте – предложил Котову «вежливый», когда тот уселся на стул, и пододвинул к нему пачку сигарет и зажигалку.
- Спасибо – ответил Виктор. Он взял сигарету, прикурил и уселся на стуле поудобнее, закинув ногу на ногу.
- Ты как сидишь, чмо?! – прикрикнул на него Бугаев, который ходил взад и вперед по комнате, раздираемый диким желанием схватить этого наглого, пьяного солдата и ударить его об стену головой так, чтобы у того вытекли мозги.
Котов снова взглянул на него, только теперь уже без улыбки и, ос-тался сидеть в прежнем положении.
- Виктор - обратился к нему штатский, сидевший напротив.  – Мы из особого отдела округа. Я – капитан Калугин, а это, - он кивнул в сторону своего коллеги – майор Петренко. Сейчас Вы во всех подробностях рас-скажете нам, куда Вы шли, и с какой целью. И предупреждаю Вас об от-ветственности за дачу ложных показаний. От Вашей откровенности сейчас будет зависеть Ваша судьба. Вы меня понимаете?
- Да, понимаю. Спрашивайте, пожалуйста – ответил Виктор, доволь-ный тем, что этот хоть вежливо разговаривает и не оскорбляет его.
- И так, начнем по порядку. –  Калугин приготовился записывать, достав ручку и положив перед собой лист бумаги. – Куда Вы шли?
- В Ташкент – прозвучал короткий ответ.
- Послушайте. Я еще раз Вам напоминаю, что нам лучше не врать – сказал Калугин, уже не так вежливо.
- А я и не вру. Я действительно шел в Ташкент. Я понимаю, что до Ташкента больше трех тысяч километров, но я шел именно туда.
- Вы неплохо знаете географию. Тем не менее, Вы шли совершенно в противоположном направлении.
- Да? Интересно, в каком же? – поинтересовался Виктор.
- Вы шли в направлении польской границы – ответил Калугин, при-стально посмотрев ему в глаза. – Зачем?
- Да-а? А я и не знал. Честное слово. У меня и карты не было. Я за-блудился в лесу. - Стал оправдываться Котов.
- Do you speak English?  – вдруг спросил его на чистом английском языке майор Петренко, впервые заговоривший за этот вечер.
- Yes, I do.   - без задних мыслей, тоже по-английски ответил Вик-тор, обрадованный возможностью попрактиковаться в языке, после полу-годового перерыва.
Затем последовало еще несколько вопросов на английском, касаю-щихся, в основном, его лично. Он без запинки ответил на них, так как ещё в седьмом классе  наизусть вызубрил текст “My biography” .
- У Вас отличный английский – похвалил его Калугин. – Где учи-лись?
- В ташкентском университете.
- Сколько курсов окончили?
- Один.
- А у Вас есть родственники в Греции? – снова неожиданно спросил Петренко.
- Нет, – ответил Виктор после некоторого раздумья.
- Продолжайте капитан – обратился Петренко к Калугину.
- А вы знаете, что недалеко от деревни, в которой Вас поймали, на-ходится секретная ракетная часть специального назначения – продолжал Калугин.
- Впервые слышу – отвечал Котов, сделав недоумевающую гримасу, - и потом меня не поймали, а я сам сдался. Прошу занести это в протокол.
 Сигарета в его руке погасла, не сгорев и до половины. Он не стал снова прикуривать ее, и небрежным движением положил ее в пепельницу.
- Возьмите еще одну – Калугин любезно указал на пачку.
- Спасибо. Я, вообще-то, не курю. Сёдня просто выпил немножко.
При этих словах, комполка, который, сидя у себя за столом, молча наблюдал за допросом, бросил на Котова очередной испепеляющий взгляд.
- А где Вы так напились? – усмехнулся Калугин.
- Да в Линёвке. – Простодушно продолжал Виктор, - там празднова-ли все, а я как раз из лесу вышел. Ну, меня и пригласили.
Майор Петренко встал, подошел к карте и стал разглядывать ее. Уви-дев на карте лесной массив, отделявший Линевку от  Армейска, он, с удов-летворением кивнул Калугину. Потом, подойдя к Котову, уже с правой стороны, снова спросил:
- А нет ли у вас родственников в Греции?
- Да нет. Я же уже сказал, – вежливо ответил Виктор.
- Сейчас вы должны дать подписку об ответственности за дачу лож-ных показаний, – быстро сказал Петренко.
- Хорошо. – Виктор пожал плечами.
Калугин дал ему листок бумаги и ручку, и стал диктовать:
- Я, такой-то, родился там-то, в таком-то году. Даю подписку в том, что обязуюсь говорить правду, одну только правду и ничего кроме правды. В противном случае готов понести наказание по всей строгости закона.
Виктор написал все под диктовку, слово в слово, проставив свои имя и фамилию.
- Теперь – подпись, число, – в завершении сказал Калугин.
Котов поставил внизу подпись и число – седьмое ноября тысяча де-вятьсот восемьдесят четвёртого года. Калугин забрал у него расписку и положил ее, на другой край стола.
- Ну так есть у Вас родственники в Греции? – в третий раз спросил Петренко опершись на стол руками и пытливо глядя Виктору в глаза.
- Нет. Не помню.
- Так нет или не помню? Мы запросили данные о Вас из Ташкента, и нам сообщили, что у Вас есть в Греции родственники.
У Котова в роду действительно были греки. Прадедушка его матери был греческим купцом, жившим  в Ташкенте и  поставлявшим специи ко двору Николая Второго. Но как только в России запахло революцией, он вовремя уехал за границу и потерял все связи с родственниками, оставши-мися в пределах советского новообразования.
Мать Котова никогда не рассказывала ему об этом, поэтому он ниче-го не знал о греческих родственниках и его ответы на вопросы особистов  звучали весьма естественно и правдиво.
- Мне о них ничего неизвестно, даже если они есть, – сказал он.
-Вы когда-нибудь вступали в контакт с иностранцами? - вдруг задал вопрос Калугин.
- Н-нет, никогда, - немного подумав, ответил Виктор, - хотя…
-Хотя? -  переспросил Петренко, слегка напрягшись.
- Примерно год назад, - начал Котов – меня вместе с другими студен-тами нашего института повели на празднование двухтысячной годовщины Ташкента, проводимой ЮНЕСКО. Там было много иностранцев.
Чекисты переглянулись.
- И что же? Вы с кем-нибудь из них разговаривали? – Голос Петрен-ко стал вкрадчивым.
-Да. Я случайно задел одного мистера, он обернулся, а я ему – “ex-cuse me.” А он мне - “ Oh, don’t worry.”
- И всё?– коротко спросил Калугин, прищурив глаза.
В голове его непроизвольно шевельнулось: “ excuse me” – пароль,  “ don’t worry” – отзыв. В школе КГБ его учили подвергать анализу каждую мелочь. Но, подумав немного, он решил не высказывать своё предположе-ние вслух, побоявшись, что его сочтут  дураком.
- И всё. - Так же коротко ответил Виктор.
« Издевается, засранец.» - подумал   Петренко и внезапно сменил те-му:


- Ну хорошо. А почему Вы сбежали ?
- Ротный - Ивакин обещал меня убить на ближайших учениях, а труп мой спрятать, а всем сказать, и родителям написать, что я дезертировал, – выложил Котов – Вот я и решил, что лучше –  быть живым дезертиром, чем мертвым.
 Он заволновался и закурил.
- Ну-ка, ну-ка поподробней. – Наклонился к нему Петренко. Особи-сты снова переглянулись. Калугин приготовился записывать, Бугаев на-сторожился.
Виктор, воодушевленный  интересом чекистов, в третий раз за сего-дняшний вечер, рассказал о своем конфликте с командиром роты, начиная со своего возвращения из госпиталя.
Калугин энергично записывал его показания мелким почерком. Пет-ренко иногда задавал вопросы. Виктор, не скупясь, отвечал.
Потом он рассказал еще и то, что, три месяца назад ему рассказывал Земфиров – истории о странных и, загадочных смертях на учениях.
Когда особисты записывали эту часть его повествования, он взглянул на Бугаева. Тот съежился и не знал, куда девать глаза. Комполка понимал, что теперь начнётся расследование и это обязательно отразиться на его карьере.
Виктор же ликовал. Поняв, что из подозреваемого он превратился в ценного свидетеля, он поведал людям в штатском, детали своего побега, упомянув и о форсировании моста, и о встрече с волками в лесу. Умолчал он только о краже топора из госпиталя и о своей заточке, которую бросил под стол в сельсовете, перед тем как сдаться.   
Допрос длился два часа.
Особисты сами устали от красочных рассказов не состоявшегося де-зертира, который в азарте повествования скурил пол пачки сигарет и вы-пил целый графин воды.
В штабе было тепло. Виктор был сыт и пьян. У него было, как мини-мум, два внимательных слушателя. Он рассказывал с, присущим ему, чув-ством юмора,  частенько сам внезапно закатываясь хохотом. Его охватила какая то бесшабашность. Он решил: если уж его посадят, то он,  напосле-док, хоть посмеётся прямо в лицо этим представителям системы, загнав-шей его в угол.
Около полуночи допрос был окончен. Бугаев вызвал дежурного по полку с нарядом и приказал им отвести Котова сначала к начштаба, а по-том на гауптвахту, назначив ему в наказание … трое суток ареста.
Калугин и Петренко, сухо попрощавшись с Бугаевым, вышли из его кабинета и стали спускаться по лестнице.
- Интересный тип, – сказал вдруг Калугин, имея в виду Котова - не-ординарный. И под мостом пролез и столько прошёл незамеченным. А его ведь целый гарнизон искал. Да и по-английски  отлично говорит. Может стоит направить его на учёбу в наши структуры?
Он вопросительно посмотрел на Петренко.
- М-да, - задумчиво произнёс майор,- типчик ещё тот. Но нам он, на-верное, не подходит – слишком свободный…. Мне кажется у него не все дома.
Затем, после небольшой паузы, добавил:
- Да и потом , у него ведь родственники в Греции.
При этом он, странно улыбнувшись, взглянул на Калугина. Тот отве-тил ему такой же улыбкой, слегка кивнув головой, и замолчал.
- Подумайте, лучше, над тем как будем вести следствие по Ивакину и ему подобным – сказал в заключении Петренко. - От этого полка уже дав-но дурная слава идёт. Пора это кончать.
- Есть товарищ майор – ответил Калугин, открывая перед ним мас-сивную входную дверь.
Они вышли из штаба, прошли под огромным дубом, миновали КПП  полка и, оказавшись на улице,   направились к офицерской гостинице…
               
Открыв дверь в кабинет начштаба, Виктор увидел невысокого, су-хощавого офицера с худым, изможденным лицом.  На его седой голове не-лепо сидела несоразмерно большая фуражка. Это был майор Тарабанов. Он смотрел снизу вверх, сидя за столом. Фуражка, сшитая на заказ, явно была ему велика и, то и дело, съезжала ему на глаза. К тому же он имел от-топыренные уши. Вся его комичная внешность никак не вязалась со стро-гим выражением, которое он пытался создать на своем лице.
Котов доложил, что он « прибыл» и встал по стойке смирно – за два часа он  порядком протрезвел.
Начальник штаба вылез из-за стола и, качаясь, подошел к Котову. Он тоже был под градусом. Поимка «дезертира» вырвала его из-за празднич-ного стола.
- Почему сбежал?! – неожиданно гаркнул он зычным, командным го-лосом.
- Капитан Ивакин обещал меня убить – в такт ему прокричал Котов. Ему опять стало весело.               
- Чё арёшь? Я не глухой, – вдруг спокойно сказал Тарабанов и тут же добавил, говоря тихо, себе под нос и смотря в пустоту:               
          - Этот Ивакин меня уже заманал. Вечно с ним проблемы какие то.
Он прошелся взад и вперед по кабинету и продолжил:
- А ты, значит, в Афган хочешь?
- Да-а, а откуда вы знаете? – удивился Виктор.
- Вот. У тебя в тумбочке нашли, – начштаба взял со стола сложенный вдвое лист бумаги и потряс им у Котова перед носом. Это был его рапорт с просьбой об отправке в Афганистан, написанный Виктором еще в госпита-ле, и забытый им в тумбочке перед побегом. 
Майор импульсивно скомкал рапорт и запустил им в угол, пытаясь попасть в стоящую там урну, но с пьяного глазу промахнулся. Затем он снова повернулся к Котову и со словами: « Значит ты у нас герой? Щас по-смотрим, какой ты герой» – стал натягивать на руки черные лайковые пер-чатки. Виктор удивленно смотрел на него. В кабинете было тепло, и он не понимал, зачем майору понадобилось надевать перчатки.
Вдруг Тарабанов встал в какую-то дурацкую стойку, сделал ладони лодочкой и налетел на  Котова, делая тычковые удары и пытаясь попасть ему в живот.
Он был на голову ниже и к тому же его удары были настолько слабы и неточны, что Котову не составило никакого труда блокировать их. Но майор продолжал упорно работать ладонями. Фуражка его в очередной раз съехала на глаза, закрыв обозрение. Котов быстро шагнул в сторону, и начштаба сделал несколько тычков в пустоту, чем заставил свою «жертву» прыснуть со смеху.
Вскоре пожилой майор выдохся и прекратил свои телодвижения. Он поднял фуражку на затылок, вытер пот со лба, снял перчатки и бросил их на стол.
- А в Афгане тоже бегать будешь? А, герой? – вдруг спросил он, прищурив один глаз.
- Не. Там сразу яйца отрежут. – без обиняков ответил Виктор .
- Ха – ха – ха, - вдруг рассмеялся начштаба. Потом, помолчав немно-го, спросил:
- Значит, с Ивакиным служить не хочешь? 
- Нет. – Котов стал серьезным – и вообще в роте связи не хочу.
- Тебе здесь не папин дом, - снова заорал начштаба, подскочив к не-му и задрав на него голову. Потом отошел к столу, и закурив спросил:
- А где хочешь?
- В пехоте или в разведке. Что это за служба, даже ни разу с автомата не стрелял за пол года.
- Ничего, скоро настреляешься - загадочно сказал майор, затянув-шись сигаретой – Ладно. Пойдешь в горный батальон к своему земляку – майору Авдюхину.  Там такие ломы нужны. Будешь гранатомет таскать.
«Горный батальон» – звучало романтично.
Котов представил себя в горах с гранатометом, на фоне восходящего солнца.
«Красота» - подумал он.
- Всё. Кругом. Шагом марш, под арест, – закончил начштаба, не лю-бивший долгих разговоров…               
Когда Котова под конвоем привели на гауптвахту, их встретил на-чгуб , рассерженный тем, что его разбудили.
- Ты чё, не видишь - обратился он к  дежурному офицеру , возглав-лявшему конвой, - камеры все пустые, и прокрутил пальцем у виска.
  Он показал на, никем не охраняемые, камеры с распахнутыми две-рями и добавил:
- В праздник на губу не берем – амнистия! Веди его обратно, туда, откуда привел.
Дежурный повел Виктора обратно в полк. Остановившись у штаба, он поднялся к Бугаеву и доложил о том, что арестованного не взяли на гу-бу.
- Веди его в роту – раздосадовано приказал комполка, который сам уже  готовился давать показания особистам.
Особисты были не из его полка и даже не из города Армейска. Они приехали из штаба округа, и теперь предстояло серьезное расследование. Похоже, безмятежная, веселая жизнь теперь для многих в этом полку должна была закончиться. Если бы Бугаев знал, что дело примет такой оборот, то ни за что не сообщил бы в штаб округа о побеге солдата из сво-ей части, а сделал бы все, чтобы найти его своими силами. Солдат оказался не простым.
* * *
Виктор уже валился с ног от усталости, когда его привели в роту. Вместо упреков и порицаний, которые он ожидал получить в свой адрес, рота встретила его с радостью. Он ничего не понимал. Ему казалось, они должны быть злы на него за то, что им по его вине пришлось целые сутки бегать по лесам и полям.
- Молодец, - неожиданно сказал Земфиров, дружески хлопая его по плечу. – Мы в парадке, с автоматами целый день по электричкам катались вместо того, чтобы на плацу маршировать. Гражданку повидали, девчонок.
Потом подошел Егоров и, отведя Виктора в сторону, вполголоса вы-разил ему свое восхищение:
- Классный номер ты выкинул. Ивакин так хотел тебя лично пой-мать. Даже отпуск пообещал тому, кто тебя сдаст. Но ничего не вышло. Ты где прятался?
- Я бухал в Линёвке. Знаешь такую?
 Виктор рассмеялся, но тут же прервав свой смех, спросил: – А где ротный? 
- Только что прибежал дежурный по полку и впопыхах ему говорит: «Вас вызывают в штаб. Особисты из округа приехали». – У-у, видел бы ты как он обосрался.
Глаза Егорова светились восторгом.
Виктор с удовлетворением вздохнул. Он ждал, что еще кто-нибудь захочет потрепать ему нервы в этот вечер, но прошло еще полчаса, вся ро-та улеглась по постелям, а его так никто и не вызывал.
Глаза слипались. Он еле-еле снял одежду, плюхнулся на кровать и тут же уснул мертвецким сном.
* * *
       Наутро он встал не выспавшись. Голова раскалывалась. Когда после зарядки старшина построил роту для утренней поверки , появился ротный. Лицо его было бледным, глаза бегали. Он всю ночь не спал.
- Старшина, - начал он срывающимся голосом. – Котова ни на какой работе не использовать, пусть за него другие поработают. В столовой – ему двойную пайку, а то снова сбежит.
Он посмотрел на Виктора взглядом, в котором смешались ненависть обида и укоризна, но, напоровшись на его непроницаемый взгляд, отвел глаза. Все ждали, что он еще что-то скажет, но он молча смотрел в окно. Постояв так около минуты, он, наконец, выдавил из себя:
- Вольно, разойдись.
Больше его в полку никто не видел. Вместо него ротным назначили капитана Одинцова, который пришел на повышение из другого полка.
Этот офицер отличался от других манерами и умением говорить. Не только к офицерам, но и к солдатам он обращался, исключительно на Вы. Никогда не повышал голоса, и не позволял себе ни единого ругательства.
Однажды холодной ночью прозвучал сигнал тревоги, и дежурный по роте послал Котова сбегать в военный городок за Одинцовым, где тот  жил на казённой квартире.
Когда Виктор позвонил в дверь, ему открыла жена Одинцова – сим-патичная, молодая девушка. Она тут же пригласила его пройти на кухню и выпить чашку горячего чая. Он всячески отказывался, но тут появился Одинцов и настоял на том, чтобы Котов принял приглашение. Сделал он это не в форме приказа, а как-то по-домашнему.
Когда он оделся, и они поспешили в часть, он, по дороге, расспраши-вал Котова о его доармейской жизни, рассказывал о себе, остроумно шутил и Виктор не заметил во всем этом ни капли фальши.
«Вот бы все офицеры были такими, - подумал он, - тогда бы армия у нас, наверное, была бы совершенно другой. Ведь рыба-то гниет с головы».
Тревога оказалось учебной. Весь личный состав полка занял места в своих боевых расчетах, техника выдвинулась за пределы части и тут же прозвучала команда отбой. Солдаты вернулись в казармы, а офицеры по своим квартирам. До подъема оставалось еще три часа.
Котов лежал с открытыми глазами. Мысли не давали ему уснуть. Он снова и снова прокручивал в памяти свой побег и не переставал удивляться тому, какую роль сыграла в его судьбе цепь мелких случайностей: Что бы-ло бы, если бы он, после того как преодолел мост, пошел бы не налево, а направо? А если бы река не преградила ему путь к поезду, и он смог бы дойти до железной дороги, и не попал бы в Линёвку? - Его бы поймали, где-нибудь на станции на другой или на третий день, когда прошло бы уже больше суток, и тогда он сейчас лежал бы не на кровати в роте связи, а где-нибудь в дисбате – на нарах.
Но самой большой удачей он считал то, что повстречал именно Ни-колая. Ведь попадись ему кто-нибудь другой – его просто попытались бы сдать властям, а он конечно стал бы сопротивляться и наделал бы делов…
«Да-а. Конечно. Николай – молодец. – думал Виктор. - Убедил меня- дурака сдаться и научил как правильно вести себя. Вселил в меня уверен-ность своим искренним участием. Надо будет обязательно отблагодарить его, как только представится возможность. Ведь Николай фактически спас меня от тюрьмы, хотя сам я, по своей мнительности уже считал себя пре-ступником и готовился к жизни вне закона». Эти мысли внесли умиротво-рение в его мятежную душу и он задремал.
 Все было позади.
Эпилог.
Прошла неделя. Котов всё ждал, когда же его отправят на «губу», отбывать назначенные трое суток ареста, но его никак не отправляли. О нем словно забыли. Капитан Ивакин, полковник Бугаев и еще несколько офицеров полка теперь находились под следствием. Особисты ходили по ротам и один на один, без свидетелей, снимали с солдат показания о зло-употреблениях властью со стороны офицеров. Вскрылось множество фак-тов вопиющего безобразия.
Николай, как и обещал, приехал проведать Виктора, и очень обрадо-вался, найдя его в добром здравии и веселом настроении. Уезжая, он по-обещал приехать еще через месяц. Но им больше не суждено было встре-титься.
Вскоре Котова, как и обещал начштаба, перевели из роты связи в третий «горный» батальон. Как раз в это время в полку стало твориться что-то, необычное. Всех, кто прослужил полтора года и больше, стали спешно переводить в другие части, на их место всё прибывали и прибыва-ли новобранцы. Пополнение приходило даже из других военных округов. По полку поползли слухи, что их отправляют не то в Никарагуа, не то в Афганистан.
Но это уже совсем другая история…