Стеклодув

Влад Ривлин
1985 запомнился мне как год надежд.
Поздней весной я вернулся из армии, отслужив положенные два года и стал готовиться к поступлению в институт.
Жизнь бурлила. Встреча с одноклассниками и друзьями детства, новые знакомства,  флирт….
       Большинство из нас- одноклассников и друзей детства, чаще всего-в одном лице, вернувшись  из армии  стали совсем другими.
Кто-то прошел Афган, а кто-то умудрился побывать даже в Эритрее.
 Мы были полны достоинства и казались себе умудренными жизненным опытом.
И  всех нас объединяла  жажада жизни.
 Она сверкала , она манила, а мы были полны сил, великих планов и уверенности, что нам все по плечу и мы на все имеем право.
Было жарко от тесных кампаний, от июльской жары, от коротких платьев и брюк в обтяжку на хорошеньких девушках, от грандиозных планов на будущее.
Жара и жажда жизни не оставляли место сну. Голова гудела от бессонных ночей , прокуренных комнат, от выпитого пива и вина.
Нам многое прощалось за наши заслуги. Конкурсы на престижные факультеты были не для нас, преподаватели на вступительных экзаменах тоже не особенно нас мучали.
Я возвращался домой поздно ночью, иногда чуть не под утро, каждый раз замечая свет в окне матери.
Он гас только тогда, когда я переступал порог дома. До этого она не спала и лишь услышав стук входной двери выключала свет.
В то время на жизнь мы смотрели свысока, подсмеиваясь над к существующими порядками, над убогим укладом жизни и пустыми,  скучными новостям.
Но вот появились ростки надежды. Скоро можно будет все не только читать , но и говорить.  Можно будет все купить и ничего не надо будет доставать. Скоро можно будет поехать за границу, и скоро у нас все будет как у них и мы будем жить не хуже.
Появились первые кооперативные видеокафе, в которых можно было посмотреть когда классику голливуда, а когда и порнуху под мороженное и фисташки. В  красочных журналах открыто публиковали то, о чем раньше шепотом говорили только на кухне.
Все вдруг разом начали спорить и что-то друг другу доказывать. Время надежд, время возможностей, эпоха свободы.
Только умудренные опытом старики недовольно хмурились.
Дома мы тоже спорили. К  нам теперь часто приходили родственники и друзья.
Мы собирались уже не на кухне как раньше, а в просторной гостинной.
Однажды, во время такого спора  я сам не заметил как случайно задел дорогую вазу.
Ваза грохнувшись на пол, разлетелась вдебезги тысячами сверкающих осколков.
Моя мать очень дорожила этой вазой как памятью о своем отце.
Мой дед был стеклодувом . Но не простым стеклодувом. Он был художником и созданные им шедевры из стекла казались живыми.
Эта ваза была одним из немногих шедевров деда, которые удалось сберечь.
Ваза как-будто излучала радость, переливаясь то на солнце, то в свете луны и звезд.
Когда я был совсем маленьким, мать рассказывала мне, что эта ваза волшебная и если загадать желание глядя на нее , то оно обязательно сбудется.
Наверное на эту вазу смотрели очень многие, потому что она и вправду вся переливалась человеческими мечтами.
Возможно мама и те, кто к нам приходили, тоже доверили ей свои мечты о Свободе, о новой счастливой жизни.
А когда я случайно смахнул ее на пол, она вдруг превратилась в тысячи осколков несбывшихся надежд.
Так мне тогда показалось.
У матери в тот момент было такое лицо, как –будто я ударил ее ножом в самое сердце.
Она ничего мне не сказала, лишь стояла будто окаменев и в ее лице не было ни одной кровинки.
Потом мы все вместе обшаривали каждый миллиметр пола, собирая мельчайшие осколки, а затем пытались склеить шедевр созданный дедом. Но безуспешно.
Это была уже не та ваза. У нас, как мы ни старались, получилось что-то жалкое и уродливое, как у незадачливых архитекторов нашей новой, счастливой жизни.
Потом эта ваза часто приходила мне на ум, когда я наблюдал за тем, что происходит вокруг меня.
Почему она разбилась именно тогда, в тот роковой вечер, простояв на своем неизменном месте почти семьдесят лет?
Как нелепо она погибла!
Пережила войну, эвакуацию, переезды с места на место.
В самые тяжелые для нашей семьи дни, мать категорически отказывалась с нею расстаться.
А тут вот одно неловкое движение и…. Казалось вместе с ней разрушился и привычный мир.
Потом грянул Чернобыль. Первое время все вокруг делали вид, что ничего особенного не происходит.
Но чернобыльская рана все разрасталась.
По мере того, как пустели полки магазинов, а страна превращалась в огромный базар, надежды на лучшую жизнь увядали.
Мир рассыпался радужными осколками под легкую беззаботную Ламбаду.
Телевидение, радио и газеты безжалостно крушили наше прошлое и настоящее.
Они были такие красочные, манящие эти телепередачи и глянцевые журналы.
И чем более красочными были они, тем мрачнее становилась наша жизнь.
Учиться в институте, ходить на работу, строить планы на будущее, стало никчемным занятием.
Имело смысл лишь ездить за каким-нибудь товаром и потом стоять на рынке.
Вся страна превратилась в огромный базар, где все что-то покупали и продавали.
Кто-то плез вверх, во власть, ища спасения на мачтах тонущего корабля.
А кто-то бросился  за океан, ища спасения там.
После Вильнюса, Баку, Карабаха, когда Свобода запахла кровью, все мы поняли, что никакого процветания не будет точно так же, как никогда у нас не будет как у них.
Мать помрачнела.
Все чаще она задумывалась о жизни, все чаще смотрела в прошлое.
Иногда она делилась со мной своими мыслями.
В такие часы она  рассказывала мне про своего отца- моего деда.
Я его совсем не помнил. Старик умер, когда мне было всего два года.
Мать была поздним ребенком, самой младшей в семье, и когда она родилась, деду было уже за пятьдесят.
Я знал о нем лишь по рассказам матери.
Он был очень известным художником. Его знали и в России и за рубежом.
О нем писали газеты, его произведения украшали музеи по всему миру.
Мать очень любила его и гордилась своим им.
Она жила в  чудесном мире созданном его творческой фантазией и руками Мастера.
Этот мир был прекрасен и казался вечным. Так всегда кажется в детстве.
Суровые жизненные испытания- война, болезни, нужда не сломили ее Веры в прекрасный мир.
Когда дед умер, она тяжело переживала эту потерю и единственное что укрепляло ее дух, была уверенность в том, что мир созданный ее отцом, останется и навсегда.
И вот однажды она с удивлением обнаружила, что из всего удивительного мира ее отца остались лишь две-три вазы, альбом со старыми фотографиями да еще несколько статей  затерянных в старых газетах.
-Странно, -даже не с горечью, а с каким-то недоумением говорила мне мать в тот вечер,-Кажется, что вот только что все это было, и вот уже ничего нет. Не осталось совсем ничего. Ничего!
Тогда я впервые задумался о жизни, хрупкой как стекло, которое так любил дед.
Почему  он так любил стекло?
Наверное потому, что оно как человеческие мечты и как сама жизнь- хрупкое и прекрасное . Оно может приносить радость и так же легко стать смертельным оружием. И как человеческие мечты и сама человеческая жизнь, оно гибнет от одного неосторожного движения, от одного неверного шага.
Бог создал человека по образу и подобию своему.
Потребность творить делает Человека подобным Богу.
И Человек создает свой Мир таким же хрупким и прекрасным, каким Господь создал свое Творение.

Я часто думал о том, почему Дед будучи художником  создал свой мир таким хрупким?
По легкомыслию, или от великой мудрости?
Он мог бы запечатлеть свои мечты в камне, но он выбрал именно стекло, возможно для того, чтобы подчеркнуть всю призрачность и хрупкость человеческой мечты.
Человек берется за камень пытаясь воплотить в реальность свои грезы о силе и бессмертии.
Он отдает на хранение камню свои идеалы прекрасного, в надежде что камень обессмертит его мечты.
Старый Мастер хотел увидеть свои грезы такими, какие они есть: призрачными и прекрасными.
Он создавал шедевры из стекла , думая только о красоте .
Та ваза, которую я нечаянно смахнул простояла на своем месте лет тридцать не меньше.
Ровно столько же , сколько я успел прожить на этом свете.Это была одна из последних работ старого Мастера.
Когда-то весь второй этаж нашего старого дома был мастерской деда.
Тогда весь дом был наполнен его творениями.
А сейчас в его мастерской живут другие люди.
От него самого у нас осталось несколько старых фото и два-три его произведения.
Как-то так получилось, что все его наследие либо погибло, либо оказалось у чужих людей.
Может быть тому виной война, переезды, жизненные обстоятельства?

Может быть просто жизненная закономерность, согласно которой, все проходит?
И все-таки, как случилось так, что мы практически ничего не уберегли из наследия Деда- Мастера , которым мы все так гордились?
Ведь у него были три дочери, а теперь - внуки и даже правнуки.
И чем больше нас становится, тем меньше остается от него самого.
Странно. Может быть все потому, что мир такой хрупкий?