Евгений Шварц Меня Господь благословил идти

Наталья Эстеван
Он появился на свет осенью – 21 октября 1896 года и умер  зимой – 15 января  1958 года. Между этим датами – жизнь: странная, беспокойная, наполненная мистическими событиями. Жизнь сказочника, драматурга, поэта.

Старинная пишущая машинка «Corona» - чёрные полированные бока, золотистые клавиши. Она хранится сейчас в Сернурском историко-литературном музее Республики Марий Эл. Вот её описание: «Машинка в футляре для переноски. Клавиши круглые, поверхность желтого цвета, расположены в три ряда. На щитке каретки - фирменный знак предприятия овальной формы. Машинка первоначально принадлежала известному театральному деятелю, народному артисту Н.П.Акимову, который продал ее известному драматургу Е.Л.Шварцу. В 1946 г. Шварц подарил машинку Н.А.Заболоцкому».

Очевидно, именно на этой машинке была напечатана  в 1938 году самая зимняя сказка на свете – пьеса  «Снежная Королева».

Все мы видели фильмы, снятые по сценариям Шварца: «Сказка о потерянном времени», «Золушка», «Обыкновенное чудо», «Первоклассница». 

Он знал, что будет писателем уже в раннем детстве; в пять лет на вопрос матери: «Кем ты хочешь стать?», ответил: «Романистом». (От волнения маленький Женя забыл более простое слово: «писатель».)

Шварца мистически влекли белые, нелинованные листы бумаги; проводя волнистые линии, воображал, что пишет роман.

Отец его  - Лев Борисович Шварц (1874-1940) был врачом, мать Мария Фёдоровна Шелкова (1874-1941) – акушеркой.

Отношения между родственниками со стороны матери и отца будущего писателя были сложными, оказали сильное влияние на формирование его личности и творчества.

Из дневников Е.Л.Шварца: «Рязань и Екатеринодар, мамина родня и папина родня, они и думали, и чувствовали, и говорили по-разному, и даже сны видели разные, как же могли они договориться? ...отец... был человек сильный и простой... Участвовал... в любительских спектаклях. Играл на скрипке. Пел. Рослый, стройный, красивый человек, он нравился женщинам и любил бывать на людях. Мать была много талантливее и по-русски сложная и замкнутая... для простого и блестящего отца моего наш дом, сложный и невесёлый, был тесен и тяжёл».

Евгений Львович был глубоко верующим человеком. Интересны воспоминания о первом причастии в церкви. «Когда бабушка узнала, что я ещё не причащался никогда, она очень рассердилась на маму и повела меня в храм. И когда я принял причастие, то почувствовал то, чего никогда не переживал до сих пор. Я сказал бабушке, что причастие прошло по всем моим жилочкам, до самых ног. Бабушка сказала, что так и полагается. Но, много спустя, я узнал, что дома она плакала. Она увидела, что я дрожал в церкви, - значит, Святой Дух сошел на меня».

«Меня Господь благословил идти,
Брести велел, не думая о цели.
Он петь меня благословил в пути,
Чтоб спутники мои повеселели.

Иду, бреду, но не гляжу вокруг,
Чтоб не нарушить Божье повеленье,
Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья,
Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг.

Я человек. А даже соловей,
Зажмурившись, поет в глуши своей.»

После окончания в 1912 году реального училища родители настояли на поступлении в Московский Университет на юридический факультет. Учёба давалась Шварцу туго, и через два года, отправив родителям телеграмму «Римское право умирает, но не сдаётся», он вернулся домой.

Почти по дням свою жизнь  описал  в дневниках-мемуарах, но существует загадочный пробел в пять лет. Лишь одно пишет он об этом периоде: «Мне не хочется рассказывать о тех годах, куда меня несло, туда я и плыл, пока несчастья не привели меня в себя».

Только через столетие выяснились обстоятельства, которые Евгений Шварц тщательно скрывал всю свою жизнь. В 1916 году, закончив военное училище в Москве, он поступил в распоряжение Кавказского военного округа. Прапорщик Евгений Шварц служил в Добровольческой армии. В марте 1918 года - оказался в эпицентре самых драматичных событий гражданской войны. Участвовал в знаменитом «Ледяном походе» генерала Корнилова, ставшем символом белого движения. Там он получил тяжёлую контузию, следствием которой было дрожание рук, которое мешало ему в работе всю последующую жизнь.

Каким образом ему удалось скрыть этот факт своей биографии - загадка...

Демобилизованный после ранения, Шварц поступил в университет Ростова-на-Дону, но учился там недолго. Он и его брат Антон, поступили в театр «Передвижная мастерская». Евгений влюбился в актрису этого театра Гаяну Халаджиеву. Он добивался красавицы армянских кровей целый год; до тех пор, когда мгновенно прыгнул в ледяную воду ноябрьской реки прямо в одежде, когда она спросила: «А в Дон вы прыгнете?» После этого поступка - не устояла, вышла за него замуж.

В октябре 1921 года артисты театра, среди которых был Евгений Шварц, приехали в Санкт-Петербург. К сожалению, вскоре  театр был ликвидирован в связи с отсутствием сборов.  Шварц перебивался как мог: грузил уголь, подрабатывал на железной дороге, играл в загородном театре, пел в хоре.

Первая его книга «Рассказ старой скрипки» — сборник стихов, адресованных детям, вышла в 1925 году. В 1928 году он работает в редколлегии детского журнала «Ёж». Знакомится с М. Зощенко, Д. Хармсом.

Очень забавно одно из его стихотворений той поры:

«Шел по дорожке хорошенький щенок,
Нес в правой ножке песочный пирожок
Своей невесте, возлюбленной своей,
Чтоб с нею вместе сожрать его скорей.

Вдруг выбегает Наган Наганыч Гад,
И приказает ступать ему назад,
И отымает подарок дорогой,
И ударяет счастливчика ногой.

Нет! Невозможен такой худой конец!
Выну из ножен я Меч-Кладенец.
Раз! - И умирает Наган Наганыч Гад,
А щенок визжает: «Спасибо, очень рад!»

Писатель мучительно ищет своё место в литературе и не может найти. К тому же, проблемы усугубляются тяжёлыми отношениями с женой.

Вскоре он знакомится с Екатериной Ивановной Обух. Это - любовь, которая приходит сразу, неожиданно и навсегда. Из-за этого чувства Шварц оставляет семью. Вот что писал об этом К.И.Чуковский: «...он никогда не умел противостоять любви, потому что был слабый человек. Он совершал решительные поступки именно потому, что чувствовал свою слабость. Полюбив Ганю, он прыгнул с набережной в Дон. Полюбив Екатерину Ивановну, он оставил Ганю и новорожденную дочь. В течение долгого времени он знал, что ему предстоит нанести Гане чудовищный удар, неизбежность этого так страшила его, что он все откладывал и откладывал, ничем себя не выдавая, и удар, нанесенный внезапно, ничем не подготовленный, оказался вдвое страшнее».

Шварц прожил с Екатериной Ивановной 30 лет - до конца жизни, и всегда был влюблён в неё. «Настоящее счастье, со всем безумием и горечью...» Дневник: «...в лето 29 года, переменившее всю мою жизнь ...жил я напряжено и несчастливо и так счастливо... В те дни я, уклончивый и ленивый и боящийся боли, пошел против себя самого силою любви. Я сломал старую свою жизнь и начал новую. И в ясности особенной, и как одержимый, как в бреду. Всё это было так не похоже на меня, что я всё время думал, что умру. И в самом деле старая жизнь моя осенью умерла окончательно – я переехал к Катюше... Да и в самом деле я старый, прежний умирал, чтобы медленно-медленно начать жить. До тех лет я не жил».

Это ей он посвятил свой гимн любви - пьесу «Обыкновенное чудо». «Я думаю, дело заключалось в могучей её женственности, простоте и силе её чувств.  Вокруг неё  всё как бы оживало -  и комната, и вещи, и цветы светились под её материнскими руками».

1929 год Евгений Львович называет самым счастливым годом в своей жизни. 22 сентября проходит с огромным успехом премьера его первой пьесы  «Ундервуд», и, вопреки приговору врачей, у Екатерины Ивановны должен родиться ребёнок. (Незадолго до встречи со Шварцем она потеряла трехлетнего сына, даже пыталась покончить жизнь самоубийством, ведь врачи сказали, что больше детей у неё не будет никогда).  Но уже в декабре случается несчастье.  «В июне 1930 года ждали ребёнка, а окончилось всё бедой – потерян ребёнок...»

Несмотря на то, что основой многих пьес Шварца стали сказки великого Г.-Х.Андерсена, они
являются самостоятельными произведениями, отличаясь своей сутью. Вот что пишет об этом Алексей Герман: «Был в советском искусстве тот, кто взял у Андерсена не только сюжеты, не только стиль, но и мировоззрение. Это Евгений Шварц. У Андерсена, по выражению Честертона, было «древнее чутье относительно чудес, связанных с обычными бытовыми предметами». У Шварца тоже было это чутье. К тому же, у Шварца всегда присутствовала та самая ироническая назидательность. Шварц, как и Андерсен, был сентиментален. Как и в случае Андерсена, эта сентиментальность подпитывалась чувством совсем уже иной природы: у Андерсена это было лицемерие, у Шварца — цинизм. Причем, в отличие от лицемерия, цинизм — очень выигрышный литературный материал.»

Афоризмы из пьес Шварца используют и сейчас. Например: «Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного.
Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи.
Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать.
Лучшее украшение девушки - скромность и прозрачное платьице.
Я встретил множество людей, которые не могут не писать, не могут не играть, - и не писатели они и не актеры.»

В марте 1941 года Шварца посещает видение.  Из дневников: «Комната набитая дьяволами, мужского и женского пола, вполне человекоподобными. Особенно противен крошечный слабый старичок, пытающийся беззубыми деснами укусить меня в колено – по своему росту. Я отталкиваю его, он бежит в угол. Становится выше. Я усилием воли просыпаюсь, но вижу, что угол комнаты переполнен все теми же голыми чудовищами. Все повторяется. Старик снова кусает мое колено. Я просыпаюсь в третий раз. И чудовища по-прежнему тут. Старик шатается, как пьяный, двигаясь ко мне. В руках его нож. Это уж слишком...»

Запись от января 1943 года: «Бог поставил меня свидетелем многих бед. Видел я, как люди переставали быть людьми от страха. Видел, как погибали целые города. Видел, как убивали. Видел, как продавали. Видел, как ложь убила правду везде, даже в самой глубине человеческих душ. Лгали пьяные. Лгали в бреду. Лгали самим себе. Видел самое страшное – как люди научились забывать... Бог поставил меня свидетелем многих бед, но не дал мне силы. И поэтому я вышел из всех бед жизни. Но душа – искалечена. Я не боюсь смерти, но людей боюсь – вот в чем моя душевная болезнь. А кто стал бояться людей, тот уже не судья им и даже не свидетель в том Суде, который всё же будет когда-нибудь. Когда начнется суд, бедный трус подумает: с моим терпением и молчанием я соучастник, а не свидетель и не судья. Когда-то молчал, потому что мне грозит смерть, как же я смею кричать теперь? И все, что он мог рассказать, погибнет. Неужели всё, что я могу рассказать – погибнет? Нет, если я поставлю себя в один ряд и с виновными и с обвинителями и не буду судить и не буду свидетельствовать за или против, а вспоминать и, сдерживая трепет и страх, - говорить».

В 1944 году Евгений Шварц написал пьесу «Дракон». Как, потом он говорил своей дочери: «Писал про Гитлера, а получилось – про нас».
 
Алексей Герман: «У него так тряслись руки, что он подпись свою не мог поставить. А при этом,  в первые дни войны, пошел записываться добровольцем», а когда в войска его не берут, он с Екатериной Ивановной каждую ночь тушит на крыше зажигалки. Они ходят всегда вдвоем на эти дежурства — чтобы если уж бомба, то вместе умереть.
В конце августа 1957-го, незадолго до смерти, Шварц написал: «...Все перекладываю то, что написал за мою жизнь. Настоящей ответственной книги в прозе так и не сделал... Я мало требовал от людей, но, как все подобные люди, мало и давал. Я никого не предал, не оклеветал, даже в самые трудные годы выгораживал, как мог, попавших в беду. Это значок второй степени и только. Это не подвиг. И, перебирая свою жизнь, ни на чем не могу успокоиться и порадоваться... Дал ли я кому-нибудь счастья?..»

Всю свою жизнь пытался помочь людям. В 1920-х подбирал беспризорников и с помощью Маршака устраивал в детские дома. Когда Заболоцкий попал в тюрьму,  поддерживал материально жену поэта и двоих его детей. С 1946-го помогал Михаилу Зощенко, от которого тогда отвернулись многие. В 1950 году, в разгар «борьбы с формализмом и космополитизмом», из Ленинградского университета уволили литературоведа, профессора Бориса Эйхенбаума,  приносил безработному ученому продукты.

Шварца любили друзья, женщины, дети, домашние животные... Его чудесный огромный кот ходил в туалет, и даже умел сливать за собой воду. Ведь это был кот сказочника!

За несколько дней до смерти,  умирающий Евгений Львович попросил карандаш и бумагу, чтобы написать о бабочке. Писатель не бредил. Его мучила мысль  о  том, что он умрёт не успев рассказать о многом, и, прежде всего, о простой белой бабочке-капустнице...  К нему вдруг пришли слова, как она летала. Это очень важно – найти нужное слово.

15 января 1958 года Снежная королева (по датским легендам – Ледяная Дева – предвестник смерти) заглянула в окно... мёртвые бабочки-снежинки кружились в своём страшном танце...

...Снег укрыл пушистым одеялом холмик на кладбище. Вскоре на нем встанет мраморный крест с надписью «Шварц Евгений Львович 1896-1958».

Через пять лет рядом появится могила жены – Екатерины Ивановны. Она не смогла жить без любимого; приведя в порядок записи Шварца и подготовив его собрание сочинений, приняла смертельную дозу  лекарства.

«Нет. Весь я не умру. Лечу, лечу.
Меня тревожит солнце в три обхвата
И тень оранжевая. Нет, здесь быть я не хочу!
Домой хочу. Туда, где я бывал когда-то.

И через мир чужой врываюсь я
В знакомый лес с березами, дубами,
И, отдохнув, я пью ожившими губами
Божественную радость бытия.»













Литература:

Шварц  Е.Л. Позвонки минувших дней. – М.: Вагриус, 2008.
Шварц Е.Л. Телефонная книжка. – М.: Искусство, 1997.
Шварц Е.Л. Все произведения: Проза; Пьесы; Стихи. – М.: Астрель, 2012






P.S.Картина  Романа Величко "Зима" вдохновила на написание данной статьи.