Сумеречная зона

Елена Карелина.

Сумеречная зона.
               
 «В этом мире нет ничего, кроме бесконечной тени и мучительного сна, которые никогда не будут удовлетворены».
                Плутарх.



Пролог.

                Из газеты «В-ские вести»:
          В минувшее воскресенье в В-ске высадился десант Московского уголовного розыска. Теперь у жителей города появилась надежда, что маньяк, более полугода державший в страхе семьи, имеющие детей, наконец, будет задержан.
          Старший следователь по особо важным делам, Евгений Самохвалов – руководитель московской группы, завил, что они обратились за консультацией к известному психиатру, который составил психологический портрет маньяка. Теперь вычислить и обезвредить его является, со слов Самохвалова, делом опыта и профессионализма работников милиции...».

   13 апреля 1991 года.
            Сигарета сгорела как порох. Он выкурил ее в три затяжки и, сильно оттолкнувшись от березы, на которую опирался, побежал вперед неровными скачками.
              Он бежал по лесу, увязая ногами во влажной земле. Мокрые ветви деревьев, с набухшими почками, точно усыпанные узлами плети, стегали его по лицу, по плечам, по груди.
              Он бежал, задыхаясь, хватая  холодный весенний воздух широко раскрытым ртом. Грудь его болезненно сжималась от холода и напряжения, губы вздернулись, обнажив гладкую полоску  желтоватых зубов, в глазах плескалось безумие. Безумие и азарт.
               Он бежал. Бежал и смеялся на бегу, кашляя и путаясь носками ботинок в зарослях прошлогодней травы, запинаясь и цепляясь руками за землю.
               Он смеялся.
Кха-ха-кха...
В хриплых звуках слышалось торжество.
Кха-ха-ха...
Торжество ребенка, счастливо избежавшего наказания.
Май, май, догоняй!
                Хватаясь руками за тонкие стволы деревьев, ломкие и упруго-податливые, изнемогая от усталости и смеха, он выбежал из небольшой рощи. Рощица  кончилась у самого края заброшенного песчаного карьера и, чтобы не упасть, он  вынужден был сделать несколько нетвердых шагов назад. Внезапная остановка, конец пути и физического напряжения оглушали. В ушах шумела кровь,  взбесившимся молотом колотилось сердце.
                Запрокинув голову и раскинув руки, он несколько мгновений стоял неподвижно, наслаждаясь разлитой вокруг тишиной, сладкой и золотистой, как корка свежевыпеченного кекса. От аромата разбуженной весенним солнцем земли кружилась голова. Сердце гулко бухало в ушах, в голове, везде. От его яростных ударов, казалось, вздрагивали и трепетали нежные клювики молодых листьев, едва высунувшихся из черных зимних почек.
                Он стоял довольно долго, прислушиваясь к биению собственного сердца и постепенно успокаивающегося дыхания, потом  прошел вдоль обрыва и стал осторожно спускаться в глубокую яму старой выработки. Песок, грязной рудой породой,  осыпался под ногами, лишая его опоры, заставляя балансировать и оступаться. Несмотря на быстроту, с которой он двигался, на одышку и неудобный спуск, он определенно получал удовольствие от происходящего. Острое, жалящее и одновременно, почти невыносимо сладостное. Как укол героина. Как  вдох забористого кокса. Как последний нежнейший, едва слышимый, стон, слетающий с полуоткрытых  губ…
                Иногда, прямо на ходу, слегка умерив ход, он жмурился, самозабвенно всматриваясь во что-то. Экстатическая усмешка освещала тогда его худощавое лицо, означая четкие полутени на щеках и в подглазьях. Он довольно потряхивал головой и снова пускался вскачь по склону.
                Внезапно нога его подвернулась. Он с размаху рухнул на бок, на узкую тропу, под нависшим над ним козырьком земли, травы и песка. Острая боль в вывернутой,  бесполезной и чужой ноге заставила его притихнуть, вслушаться в собственные ощущения.
                Он удивленно приподнял брови, словно не понимая, откуда взялись эта боль и эта невозможность идти дальше так же легко, вприпрыжку, потом опрокинулся на спину и ... захохотал.
                Он корчился от боли и смеха, постепенно сползая в небольшую, заполненную талой водой яму. 
                Ледяной холод  отрезвил его, но уже в следующее мгновение он снова хохотал. Над нелепостью ситуации и над смекалистостью своего тела,  взбунтовавшегося таким примитивным, предательским способом.
                Он смеялся до тех пор, пока не устал, а потом - устроился поудобнее в этом так кстати подвернувшемся подобии грота, не обращая внимания на боль и холод, подложил руку  под щеку и стал рассматривать ее глаза.
Голубые, широко открытые. Наивные,  детские глаза. Глаза, в тон ее платья.
Они спокойно и доверчиво смотрели на него.
                Он довольно улыбнулся и смежил веки.
Он стал  вспоминать другие лица, другие глаза.
Серые, синие, зеленоватые, карие…. Чистые детские глаза....
Все они смотрели с терпеливым ожиданием,
 так смотрят только дети,
пока истина, постепенно, не начинала доходить до их сознания.
Потом они изменялись: светлели, темнели, расширялись,  зажмуривались....
                Он бесконечно долго мог  вспоминать эти изменения, перебирая их словно четки.
                Он бесконечно долго хотел их вспоминать.
Он этого желал.
                В конце концов, он  жил ради этого, потому он устроился поудобнее,  и, пока проваливался в зеленую тину бессознательного, переполненного болью от поврежденной ноги,  продолжал упиваться видом  пухлых мордашек, роем круживших перед его мысленным взором.

   Июль, 2002 год.
                Крутые стены старого песчаного карьера уходили прямо в синее летнее небо. Последние разработки велись здесь лет десять-пятнадцать назад, потому старые срезы песка были похожи на слоистый пирог: слежалые слои перемежались  вкраплениями зеленой травы и чахлыми деревцами, неизвестно откуда взявшимися на отвесных склонах.
                Деревца прижимались тонкими, изогнутыми стволиками к осыпающимся откосам, словно не надеялись удержаться только с помощью корней. Их цепкие ветки вонзались в податливый песок скрюченными ломкими пальцами.
Давай, давай, давай! – задыхаясь твердил Павел, дергая за рычаги старенького бульдозера. – Вот сатана! Опять заело! Е-мое, Сашка, глянь, чо там?
                Санька, худой, подвижный паренек, легко выскочил из кабины и, забежав сбоку от огромного, похожего на челюсть доисторического крокодила, ковша, замахал руками:
Стой!
Павел зло сплюнул и заглушил двигатель.
                Вот так всегда! До конца работы осталось полтора часа,  а до нормы - еще пахать и пахать. Надо нагрузить, как минимум, еще один самосвал.  Тот уже осторожно пробирается по краю карьера, тяжело гудя и переваливаясь на разбитой колее. А лучше два. Чтобы без вопросов со стороны едкого и дотошного бухгалтера, который, по совместительству, выполняет еще и функции учетчика.
                Павел еще раз сплюнул, вспомнив недоверчивый прищур выцветших от старости глаз.
Выслуживается! Уже на пенсии, боится, чтобы не уволили. Несет службу верно,  как сторожевой пес.   
                На этот карьер их перебросили неделю назад. До этого они работали на стройке дороги, а до дороги – рыли траншею под фундамент дома... Работали от зари до зари. Каждый божий день.
И то правда: сезон! Самое время  строить.
                Новый владелец  строительной фирмы, где подвизался Павел, купил ее за бесценок у государства. Весь штатный состав фирмы, равно как  и нанимаемые на сезон рабочие, сразу поняли: прежней, вольготной жизни пришел конец, как закончилось время маленькой, но гарантированной государством зарплаты. Теперь, если не работали, если не было заказов, то не было и получки.
                Впрочем, свежеиспеченный хозяин сразу принялся активно добывать деньги: заключил несколько мелких договоров о строительстве коттеджей, о ремонте дороги, вел переговоры о крупном заказе с кирпичным заводом.
В общем, поднял волну в их стоячем болоте.
                Неспешное течение рабочего дня, с долгими перекурами и затянувшимися обедами в тени машин, кануло в лету. На первый план выступила прибыль. Прибыль, отдача, деньги.
Деньги, деньги, деньги.
                Эти устремления, в принципе, были понятны Павлу. Он сам занимался добычей денег  постоянно, в любое время дня и ночи. Сколько себя помнил. Зарабатывал, собирал, копил. Копеечка к копеечке.
Копил, чтобы время от времени чувствовать себя человеком… 
                Сначала, отслужив положенные два года в несуществующей теперь армии несуществующего государства, он вернулся домой. Пропив положенную неделю со знакомыми и малознакомыми людьми, готовыми поддержать, на халяву, компанию, Павел проспал почти сутки. Потом еще сутки он сидел на кухне, курил сигарету за сигаретой, запивая их бессчетным количеством кофе и прокручивая в голове разрозненную информацию, оставшуюся после туманных семи дней.
                Понимание пришло сразу, как в школе находился, вдруг, ответ на заковыристую задачку. Оно пришло, как только Павел смог определить для себя, чего, он, собственно хочет. А хотел он не много и немало -  чувствовать себя человеком.
Именно чувствовать,
но совсем не обязательно быть,
что, как выяснилось, в этом странном и чужом мире, в который он вернулся, означало совсем не одно и тоже.
                Он припомнил  затравленный взгляд очкарика Веньки – безнадежного отличника и зубрилы, теперешнего студента, его пузырящиеся на коленях штаны и голодный взгляд. Рядом сразу же возникла самодовольная физиономия Сереги Носа – местного «авторитета», массивный золотой перстень и витая цепь на бычьей шее.
                Две крайности, конечно. Однако обе они совсем его не привлекали, тем более что особыми склонностями к учебе Павел никогда не блистал, а очередная стрельба у их дома,  уложившая Серегу в больницу, продемонстрировала бесперспективность криминального пути.
Таким образом, для Павла стало очевидным, что если он хотел-таки чувствовать себя человеком, то сидеть на должности или вкалывать на заводе – не резон, так же как и вступать в шайку бомбил, где Серега, несомненно, составил бы ему протекцию. 
                Чувство самоуважения, понял Павел, питается только одним. Причем, отнюдь не синей корочкой о высшем образовании и не карточкой, в которой перечислены ученые степени, - нет! Оно, это чувство, может питаться только деньгами. Деньгами или самим человеком.
Каннибализм, мать его!
                При отсутствии денег оно сжирает своего хозяина лет за пять-шесть и от того остается или никуда не годный «синяк», от которого на версту разит перегаром или ноющее существо, в котором, только сильно напрягшись, можно узнать прежнего, светлоглазого, полного планов и надежд человека.
                Ха! Павел сразу просек эту тему и потому, не взирая на удивление всех родственников и знакомых, находящихся в уверенности, что смекалистый, практичный Пашка ринется в институт, заработав себе льготы в армии, купил  билет до Воркуты.
Впрочем, его поступок вовсе не означал, что когда-нибудь, в будущем, Паша  не сядет на студенческую скамью. Он просто хотел  сделать небольшой запасец «корма».  Для собственного самоуважения.
Чтобы чувствовать себя человеком. 
                Чтобы не превратиться, через короткое время, в нечто, ожидающее ежемесячного нищенского пособия от государства.
Пособия, от которого можно только не сдохнуть от голода.
Не сдохнуть сразу, а кончаться постепенно, мучаясь мыслями о собственной никчемности.
                Потому Павел занял денег и поехал на Север. Там он устроился на шахту и медленно, но верно добывал себе самоуважение. Копил его бережно и заботливо, не позволяя растрачивать на  развлечения и гульбища, чем так любили грешить  молодые шахтеры.
                Проспавшись и налившись пивом, после смены в пещере из промерзшей земли, они демонстрировали то, что называется «широкий русский характер».
«Показывали собственную дурь», - так считал Пашка.
                Сам он не выпивал, старался  свободное время провести с пользой для себя: научиться чему-нибудь, освоить какое-нибудь нехитрое дельце или просто полистать газеты, чтобы так сказать, быть в курсе.
                Он и был в курсе. Потому, после первых же задержек зарплаты, не мешкая, собрал вещички, оформил  увольнение и двинул обратно, на большую землю. Двинул, несмотря на уговоры начальства и посулы.
Он так решил и, как показало впоследствии время, решил правильно.
                До грянувшего кризиса и инфляции, он успел выгодно вложить заработанное, и, на сегодняшний день, являлся  хозяином большого и добротного дома. Однако в смутные времена остатки денег закончились слишком быстро, и перед Павлом, с особой остротой, вновь стал вопрос заработка.
                Бог - свидетель, он не имел ничего против. Деньги нуждаются в постоянном воспроизводстве.
Кто это сказал? Наверное, гений. Только гении способны так коротко и точно обозначить суть: без пополнения, мошна  быстро пустеет.
                По натуре Павел был человеком трудолюбивым. Он закончил курсы водителей бульдозеров, устроился в единственную, по его мнению, приличную строительную компанию в городе. Резон был прост:
строители, как и врачи, востребованы  во все времена.
И снова он оказался прав.
                В конце-концов, устроился Павел неплохо. Без работы не сидел никогда. Зарплату получал стабильно, да еще подрабатывал в свободное время, используя навыки, оставшиеся  с Севера.
Он хорошо научился класть кафельную плитку, понемногу плотничал и был знаком  с основами стекольного дела. 
                Его самолюбие было удовлетворено и сыто. До сегодняшнего дня. Сегодня он тоже собирался пойти к одному из нуворишей, которых развелось немеряно, чтобы закончить отделку его домашней ванной, больше смахивающей на бассейн.  После этой шабашки у него, наконец, наберется нужная сумма на машину. Не машину, а скорее, машинку, не большую, не новую, но подобранную со знанием дела и текущего момента. Машинку, на которой удобно будет парковаться в городе и которая уже ждет его, поглядывая вокруг раскосыми японскими глазками-фарами.
                Теперь вот такая незадача!  Нагрузить этот самосвал  нужно было обязательно, иначе  диспетчер обязательно отметит это в своем  долбаном ежедневном отчете. Потому Павел стиснул зубы, одновременно расслабившись внутренне и, почти наполовину высунувшись в окно, вопросительно взглянул на своего помощника.
                Тот копался в моторе, запустив в грязное нутро бульдозера руки  по локоть. Жестом хирурга или фокусника, он вытащил какую-то деталь – Павел не смог разобрать, какую именно, - продул, посмотрел на свет и снова вложил ее в чрево бульдозера. Затем, держа навесу испачканные в смазке кисти, спрыгнул с подножки, захлопнув крышку капота, и отступил назад.
Давай, пробуй, - крикнул он мальчишеским фальцетом, елозя ветошью по рукам.
Ага! Сейчас! – Павел осторожно завел зачихавший двигатель,  медленно перевел передачу.
Бульдозер нехотя двинулся вперед, напряженно ревя перегревшимся мотором.
Давай, давай, - подбадривал его Санька, бесшумно шевеля губами.
Помощник выпучил глаза и надул щеки, всем своим видом понуждая, подбадривая и подстегивая Павла.
                Павел легко обхватил пальцами ручку, приводящую в движение ковш, и плавно потянул ее на себя. Краем глаза он заметил самосвал, который остановился точно в том месте, где и должен был остановиться, чтобы в него было удобно нагружать песок.
                Павел отметил это почти не отвлекаясь, напряженно следя за дрожащим ковшом, потянувшимся за очередной порцией песка.
Он привел ковш к разработке, приостановился на мгновение, и резким движением рычага вонзил его острое дно в основание песчаной стены.
                Санька стоял рядом, внимательно наблюдая за манипуляциями машины и напряженно вслушиваясь в рев двигателя.
Павел поддал немного вперед, потом назад, одновременно подтягивая  ручку, поднимавшую переполненный ковш. Он осторожно прибавил газу, выкручивая руль и разворачивая бульдозер к самосвалу.
 Самый ответственный момент, требующий ювелирной точности водителя.
                Павел сосредоточился, прислушиваясь к гудению. Он  почти слился со своей старой машиной в одно, стал ее продолжением каждым дрожащим своим нервом, каждой напряженной мышцей, вибрирующей на пределе....
Не сразу, сквозь рычание мотора до него донеслись крики.
- Что такое? – он приподнялся, выглядывая из-за ковша на Саньку. Тот что-то орал, размахивая руками, с искаженным бледным лицом.
У Павла захолонуло в груди от нехорошего предчувствия. Он быстро выключил зажигание и спрыгнул с подножки.
Он увидел это сразу, как будто свет  прожектора,  ярко и объемно, выделил из окружающего самые важные предметы, оставив остальное в полутьме за кадром.
С ковша свешивалось перерезанное пополам тело ребенка.
Спутанные черные волосы перемешались с грязным песком.
                Павел странным, боковым зрением, увидел выпученные глаза безостановочно вопящего Саньки, пляшущую фигуру бегущего к ним шофера самосвала и, борясь с подступившей тошнотой, в оглушительной тишине, сделал шаг вперед.
Он протянул дрожащую руку и прикоснулся пальцами к полуистлевшему голубому платьицу. Ком влажного песка ухнул сверху. Тело ребенка опрокинулось навзничь.
Павел отпрянул, ощущая ледяной холод внизу живота. С испачканного розового лица
на него таращились пустые голубые глаза.
 Тьфу, кукла!
Павел облегченно сплюнул.
 – Да заткнись ты! – проорал он Саньке.
Но тот только ошалело тряс головой, тыча пальцем  ему за спину. Павел медленно повернулся. 
                В кусок потемневшего от влаги ситца, с едва различимыми мелкими цветочками, вцепилась полуистлевшая человеческая рука. Откуда-то сверху, из ковша, с сухим треском, вывалился череп и покатился к ним, вращая пустыми глазницами и оставляя на разрытой колесами дороги клочья выцветших, рыжеватых волос….   
 
Часть первая.

Глава первая.             Кирилл.

                Музыка  гремела. Кружились разгоряченные лица гостей. Пахло малосольными огурцами и спиртом. Комната была наполнена гомоном веселых голосов, густым и плотным, клубящимся из углов к центру. Праздник неуклонно набирал обороты, уплотнялся, сбивался в литой, горячащий ком.
                Кирилл неожиданно почувствовал, что ему стало нечем дышать в этой буйной, лихорадочной атмосфере. Он вышел на балкон, наткнулся на воркующую парочку и неловко отступил. Сунулся на кухню, но был немедленно выдворен оттуда Ритой, которая металась между столом и плитой с горячим подносом, полным аппетитных кусков скворчащего мяса.
                Кирилл приостановился у двери в детскую, прислушался. Из комнаты не доносилось ни звука, а через цветное стекло слабо пробивался свет ночника. Полина спала. Тогда он, сделав несколько быстрых шагов по коридору, проскользнул в свою спальню и перевел дыхание.
                Темнота была уютной,  полной знакомых запахов. Неяркий свет сочился через незашторенное окно, освещая все вокруг легким серебристым газом  лунной ночи и белесых уличных фонарей.
                Кирилл присел на край кровати. Он отдыхал, оглядывая комнату, выглядевшую мало знакомой и нереальной в прозрачном ночном свете. Взгляд его скользил по аккуратным сборкам покрывала, по мягким очертаниям кресла и изящным контурам абажуров.
                Определенно, у Лары был вкус и дар создавать уют. Она сама подбирала мебель, придумывала детали интерьера, бродила по магазинам в поисках подходящих вещей. Например, эту картину, что висит в изголовье их кровати, она купила в ломбарде. Кириллу даже в голову не пришло бы заглянуть в столь экзотическое место – ломбард! - а Лара  заглянула.
                Он неспешно разглядывал картину, выполненную в странном сюрреалистическом  стиле. Сюжет ее был загадочен: в геометрических фигурах угадывались контуры то ли сплетенных тел, то ли мудреного орнамента. Разгадка осложнялась легкой горчичной дымкой, покрывающей изображение.  Похоже, целью художника было - не допустить публику к постижению его замысла.
                Кирилл  откинулся на кровати, поддерживая рукой голову. Его взгляд, побродив по размытым теням на потолке, снова вернулся к картине. Идея золотистого сияния, определенно, была заимствована у кого-то из великих.
У Ван Гога? Или у Ван Дейка? Или у какого-нибудь другого Ван....
Кирилл плохо разбирался в живописи... А жаль...
Эффектно было бы блеснуть, между прочим, небрежным словечком или фразой, как это любит делать Володька...
                Может быть, на сей художественный шедевр нужно смотреть под определенным углом, не мигая? Как на те детские картинки, состоящие из множества точек и штрихов, на которых, глядя в упор, и постепенно отодвигаясь, различаешь трехмерное изображение животного или предмета?
                Он улегся поудобнее и уставился на картину, время от времени, поворачивая голову, чтобы изменить угол зрения.
Кирилл не смог бы объяснить: почему его так заинтересовала эта картина? И  почему именно сейчас? Просто именно сейчас ему показалось необыкновенно важным разрешить загадку, заданную художником.
Незнакомым художником, имени которого он даже не знал....
Потому он смотрел и смотрел, напрягаясь, до рези, до черных точек в глазах. Смотрел не отрываясь, пока окружающее не отступило, не исчезло, оставив его один на один с картиной. И в этот миг, миг погружения в горчичную дымку, миг, когда исчезли звуки бурлящего за стеной веселья и самая стена, вместе с комнатой, кроватью и прочей мебелью отодвинулась за границы зрения, что-то появилось. Проявилось.
                Кирилл замер,  задержал дыхание. Легкие, лишенные воздуха сжались, а сердце, наоборот, расширилось, захватив все освободившееся пространство за грудной клеткой.
                Из странного сплетения треугольников, ромбов и кругов проступило женское лицо. Кирилл пристально, старясь не мигать, вгляделся в него.
Неужели?
Не отрывая от картины взгляд и неуклюже барахтаясь в мягком матраце,  он взобрался  ногами на кровать. Осторожно, стараясь не потерять фокус, приблизился, взялся за деревянную рамку и бережно снял  картину с гвоздя.
Сомнений не было. На полотне отчетливо виднелось женское лицо.
Тонкий овал, широко раскрытые голубые глаза, приподнятые в насмешливой полуулыбке уголки губ....
Не может быть!
Кирилл зажмурился. Он ощутил легкое головокружение и тошноту. Комната  качнулась, накренилась.
«Не надо было смешивать вино и водку», - отстранено подумалось ему.
                Он развернулся на ватных ногах и присел на высокую спинку кровати. Легкая прохлада, исходящая от стены была приятна. Она вливалась широкой струей в затылок, охлаждала и приводила в порядок мысли. Мысли становились ясными, понятными, очевидными.
Понемногу комната перестала кружиться, тошнота прошла. Кирилл осторожно приоткрыл глаза.
Уф-ф-ф, отпустило…
Он снова посмотрел на картину. Посмотрел остро, недоверчиво, почти враждебно.
Показалось?
Нет! На него по-прежнему, насмешливо улыбаясь, смотрело лицо молодой женщины.
Это она?
                Он отвел руку с картиной  в сторону. Глаза на картине  повернулись следом. Они не отрывались от Кирилла.
«Она смотрит на меня! –
  мимолетный страх, остро кольнувший, сменился радостным удивлением.
 – Она… видит меня?!»
                Он снова откинулся назад и  почувствовал, как взмокли  шея и затылок.
Стена теперь была не просто прохладной, она была ледяной.
Студеный мертвый холод шел от нее.
Ледяные иглы, впились в череп, вонзились в податливую плоть. Кирилл попытался оторваться от стены, но не смог пошевелиться. Онемевшее тело не повиновалось приказам мозга. Оставалось только сидеть, смотреть и…
узнавать.
Узнавать
и медленно осознавать  узнавание.
Узнавать
и медленно проникаться уверенностью: это – она.
 Он смотрел, не отрываясь, на  дорогое лицо. Смотрел, и мало-помалу стал различать голос. Тихий голос, доносящийся из небытия.

* * *
                Кирилл был влюблен в Наташу с того самого мгновения, когда впервые повстречал ее. Это случилось в стандартной комнате студенческого общежития престижного московского Вуза. Он пришел туда на дискотеку и зашел к Валерке. Валерка слыл красавцем, ловеласом и покорителем женских сердец. В тот вечер у него в комнате, которую он делил с Володей и   Марком, как обычно, звучали женские голоса.
Возбужденные голоса, прерываемые взрывами звонкого девичьего смеха.
                Кирилл никогда не отличался особой смелостью в отношениях с девушками. Его отталкивали кажущаяся легкость общения малознакомых людей и признанный,   банальный до колотья в ухе, сценарий отношений. Сценарий, в котором каждый должен был говорить только то, что «должен», класть руку на плечо лишь в «определенный» момент и сделать первую попытку близости в обозначенное время.
Не слишком рано, чтобы не задеть достоинство девушки, но и не затягивая, чтобы не оскорбить ее очевидной ненужностью этих отношений.
                Он колебался, стоя под дверью: входить или нет. Был момент, когда его охватило паническое желание убежать.
Интуиция? Чувство самосохранения? Всплеск подсознания?
                Это желание было настолько сильным и яростным, что испугало его. Испугало и слегка насторожило: разве нормально так шарахаться от девушек? В его-то возрасте?
В двадцать один год быть девственником неприлично.
Этот вопиющий факт он скрывал ото всех.
                Во время веселых рассказов ребят-однокурсников о своих приключениях, он только загадочно улыбался, стараясь, чтобы его улыбка означала снисходительность к их молодым, жеребячьим восторгам и легкую, таинственную утомленность. Этакую усталость от ночных приключений и бестактных приставаний. Конечно, он не будет отвечать на глупые вопросы. Конечно, у него кое-кто есть. Конечно, он не скажет, кто. Конечно у него все уже было…
Он должен войти, должен.
                Если просочатся слухи о его, м-м-м, некоторой некомпетентности в вопросах секса – основных вопросах, которые волнуют  его сверстников, – то насмешек и издевок не избежать.
                Кирилл затравленно оглянулся и натолкнулся  на заинтересованный взгляд.
Вот она, первая ласточка. Первый вестник его позора.
Его сокурсник, Витька Заточин, многозначительно подмигнул, кивая на дверь, и дружески хлопнул Кирилла по плечу. Мимо деловито сновали студенты - знакомые и не очень. Казалось, все они – кто исподтишка, кто откровенно -  разглядывали его нерешительную физиономию. Ему показалось, что мелькнула усмешка. Одна, другая. Вспорхнул шепоток.
Он понял, что тянуть больше нельзя и, согнув указательный палец, легко стукнул в дверь. Стукнул, надеясь, что в гомоне и смехе  стук потеряется.
Но, после короткой тишины, мгновенно наступившей в комнате, он услышал веселый Валеркин голос.
Его приглашали войти.
 «Войдите!»
                Кирилл почувствовал, как булькнуло его сердце, стукнуло внизу живота и провалилось дальше, к полу. Тогда он стиснул зубы и обреченно толкнул  хлипкую общежитскую дверь, которая  лишь номинально отгораживала интимное нутро студенческой жизни от длинного коридора.
В тот вечер он вошел в  полную жизни и смеха комнату.
Вошел, как в ледяное безвоздушие  абсолютного космоса, прервавшего его дыхание и вскипятившего его кровь…
Вошел, чтобы потерять покой.
Чтобы навеки разбить свое сердце.
Там он повстречался с Наташей, Ритой, Ларисой. Там они познакомились.
                Их знакомство, со временем, перешло в дружбу и сильно запутанные личные отношения. Впрочем, Кирилл твердо знал всегда: и в этот первый, роковой для него вечер, и тогда, когда он уже женился на Ларе, и тогда, когда уходил в последнюю ночь из больницы - он всю свою жизнь любил, любит и будет любить  яркую, дерзкую блондинку, которая сунула ему горячую ладошку и, кокетливо щурясь, представилась: «Наташа!»
                Это была какая-то невероятная, неземная, запредельная любовь. Она могла существовать и существовала параллельно с его  жизнью, не смешиваясь и почти не пересекаясь с нею. Существовала автономно, не завися от его желаний, страданий, ночной маеты или блаженства.
Существовала, причиняя радость и боль.
                Кирилл очень скоро, в течение нескольких первых же встреч, понял, что у него нет никаких шансов: Наташа была влюблена в Валерку. Влюблена всерьез и надолго. Последующие события только подтвердили это.
Подтвердили, принося все новые страдания и боль.
                Она прощала Ему, своему господину, все: выносила унижения и пренебрежение, насмешки и измены, но продолжала неистово завоевывать его сердце, используя все
абсолютно все
 средства из арсенала красивой девушки.
Завоевывать и терпеливо ждать его снисходительного внимания. Терпеть и ждать. Неделями. Годами. От рассвета и до заката. От заката и до рассвета. Всю жизнь. Всю… жизнь…
                В самом конце, когда она умирала в больнице от СПИДа, а Кирилл был уже женат на Ларе и даже стал отцом,  у них состоялось объяснение.
Наконец-то!
Она сетовала на ушедшие годы, на чувство, которому не суждено было найти отклика в сердце Валерия. Никогда.
Не суждено, потому что оно было занято.
Занято не ею.
                Она сокрушалась о потерянных годах и упущенных возможностях, о солнце, которое будет освещать не ее жизнь, о лете, которое уже никогда не наступит для нее, о тоске, которая никогда уже не уйдет из ее души.
И из его…
                Они долго говорили, плакали вместе,  жалея друг друга. Между ними появилось чувство невероятной близости и теплоты. Они впервые ощутили себя  связанными, неразрывно связанными.
Соединенными не на этой грешной, погрязшей в черствости и пороках земле, а где-то там, в другом измерении, в другом мире, в других сферах.
Ты – моя судьба, - шептала Наташа. – Я была дурой. Я бездарно ошиблась….
                То, что случилось потом, было также естественно, как  естественно появление солнца на небосклоне. Так же естественно, как морской прилив в полнолуние или весна, спешащая на смену зиме....
И наслаждение. Оно было особенно острым
острым и сладким. До боли. До яростного стона. До зубовного скрежета и горестной печали
от осознания того, что больше это никогда не повториться, что это все – конец. Конец, который мог бы быть началом…
                Кирилл ничего не сказал Ларисе. Зачем? Он не хотел причинять ей страдания. Он готов был сам нести этот крест до конца своих дней. Он хотел, он алкал его горькой тяжести. Его сладкой тяжести. Его памяти…
Он хотел его. И Лара была здесь не при чем. Не – при - чем.
Тем более что Наташа умерла.
Она ушла и унесла с собою весь их непрожитый роман.

* * *
                Из монографии Игоря Замаева «Зависимость и маниакальность»:
          «Многолетние наблюдения за психопатическими личностями утвердили меня во мнении, впервые озвученном Фрейдом, а затем, в более поздний период, расширенном Юнгом о том, что все страхи и комплексы, которые находят выражение в устрашающих общество поступках, по образному выражению, «родом из детства». Именно в раннем возрасте у ребенка формируются реакции на события – осмысленные, мотивированные, эмоциональные ответы на пережитое. К таким реакциям можно отнести грусть, ярость, ужас, сожаление....
          Эти эмоции всегда содержат стремление или сопротивление, из которых затем следуют действие или бездействие. Таким образом, приблизительно до десяти лет  вырабатываются типы поведенческих реакций, индивидуальные для каждого человека.
Впрочем, определенный мною возраст здесь имеет весьма условное значение. Встречаются конституциональные типы личностей, у которых  рамки возраста формирования могут быть  существенно расширены...»

* * *
                Кирилл сидел у себя в спальне, в новой квартире. За стеной гудело новоселье, в комнате напротив спала его дочь, а он не мог отвести взгляд от странной, колдовской картины, на которой были изображены круги, треугольники и ромбы. От картины, на которой сквозь хаотическое сплетение фигур  проглядывало лицо. Лицо его Наташи.
Такого не может быть. Такого быть не должно! – пытался воззвать к своему разуму Кирилл. - В палитре картины нет голубого цвета!
Но, отвергая все доводы рассудка, ему, из окружения желто-коричневых разводов, мягко сияли небесные Наташины глаза.
-    Там нет голубого, нет, нет!
В самом деле? – вдруг раздался ее голос.
Кирилл вздрогнул и оглянулся.
Никого!
Кирюша, милый, ты не хочешь поздороваться?
Вот! Опять! 
Кирилл беспокойно обвел глазами комнату.
-      Я здесь, здесь. - Насмешка, прозвучавшая в голосе Наташи, была такой явной и такой знакомой, что все сомнения у Кирилла растворились в привычном чувстве болезненного ожидания и вины.
Где? В картине?
-      Конечно! Разве тебе не известно, что случилось со мной?
-      Ты… ну…
-      Смелее, смелее! – подбодрил его голос.
Кирилл взглянул на картину. Лицо Наташи  изменилось. Улыбка стала шире. Теперь в ней угадывалось поощрении:
–      Ну?
-       Ты умерла! – как с вышки ухнул Кирилл.
-       Так просто?
Она помолчала.
-       А помнишь, - теперь ее голос звучал мягко, переполненный нежностью. - Мы говорили о бесконечности. Тогда, в нашу последнюю встречу? Ведь это ты утверждал, что есть вещи, которые никогда не закончатся. Их не в силах прервать ни разлука, ни смерть?
-      Помню.
-      Ты говорил, что твоя любовь – из их числа, ты помнишь?
-      Да.
-      Тогда почему ты не хочешь поверить мне, не хочешь согласиться не со мной, - нет! С собой! - В том, что происходящее сейчас – реальность и истина.
-      Я согласен….
                Кирилл чувствовал  странную легкость. Она, исходила из затылка, пронзенного ледяным холодом,  спускалась вниз, охватывая  грудь, живот.
Руки и ноги слабели, становились невесомыми. Казалось, Кирилл сможет без усилий подняться вверх, к белому потолку, украшенному гипсовой лепкой.
Однако к этой легкости примешалось едва ощутимое чувство обреченности.
Словно он балансировал на скользком карнизе, висящий над  пропастью шестнадцатого этажа. Словно под его ногами открывалась черная бездна, уходящая в свинцовую твердость асфальта.
                Кирилл попытался встряхнуться.
Ну, что, что?
Нетерпение слишком явственно послышалось в Наташином голосе, и он снова замер.
Пройти по карнизу – значит сосредоточенно ползти подошвой вперед, продвигаясь по миллиметру, мучительно ожидая каждую минуту обреченного скольжения вниз,  мига полета и глухого удара. Глухого и короткого, как точка.
Я… я не верю, что со мной говоришь ты.  Такого просто не может быть! Я же знаю: ты – мертва.
-     А ты что, видел меня в гробу? – снова насмешка.
-     Не-е-т…
Тогда почему бы тебе не поверить, что я-таки жива? – резонно предложил голос. – Сразу бы избавился от кучи проблем….
                Кирилл не мог не согласиться с разумностью предложения. Он действительно не был на похоронах. Так получилось, что они были на даче в это время.
Он  тяжело переживал известие о смерти Наташи. Он смутно чувствовал свою вину.
За что? Он не знал.
                Он впал в странное состояние странного сомнамбулизма. Он говорил, ел, ходил и спал, но все эти действия совершались сами по себе, автоматически, минуя его сознание. Если бы кто-то спросил Кирилла: о чем они говорили или что он ел, он не смог бы ответить на эти простые вопросы. Реальность отделилась и существовала отдельно от него. Вне его. Разрыв между ним и реальностью увеличивался с каждым днем и, возможно, приближался миг, когда Кирилл смог бы отказаться от нее, махнуть на нее рукой и уйти в себя. От себя, от мира, от всех…Он был готов к этому. Он уже шел по этому пути. Но Лара была рядом. Она, увезла его из города.
Увезла, спрятала, спасла…
Проявив обычное свое терпение и снисходительность, окружила Кирилла и Полину заботой.
                В кругу семьи, согретый теплом, Кирилл постепенно оттаивал, возвращался, снова обретая вкус и радость жизни. Постепенно к нему пришло и чувство реальности. Он начал ощущать вкус пищи, стал вслушиваться в лепет Полины, реагировать на окружающее.
                Потом, по возвращении, их  поглотили хлопоты, связанные с новой квартирой,  легкая простуда Полины, которая, как обычно, сопровождалась высокой температурой, и прочие мелкие, отвлекающие, ежедневные проблемы.
                Он гнал от себя все мысли о Наташе. В конце концов, по большому счету, между ними ничего не было.  Не считая той самой, последней ночи. Но эту ночь можно не принимать в расчет. Не принимать, поскольку продолжения быть не могло. Никакого.
                Теперь, оказывается, продолжение  - возможно. Точнее, оно уже началось, это странное  продолжение их несостоявшихся отношений.
Ладно, - смягчилась Наташа. – Я оставлю тебя пока в покое. Подумай, поразмысли о том, что сегодня произошло. Реши, наконец, чего ты хочешь? Карта легла так, что теперь самые сумасшедшие, самые тайные твои желания могут исполниться. Тебе только нужно определиться, хочешь ли ты этого, на самом деле?
Мы больше...?  –  несмело спросил Кирилл.
Почему же? Как только что-то решишь, позови меня….

* * *
Вот он где!
В комнату шумной толпой ввалились Рита, Лариса и Нелли.
Тебе не удастся укрыться от нашего праведного гнева!
 Хозяин называется!
Кто нас, гостей, развлекать должен?
 Они меня уже истерзали вопросами о тебе! – наперебой заговорили женщины.
Кирилл молча, без улыбки смотрел на их возбужденные, раскрасневшиеся лица. Заметив его взгляд, они притихли.
Что с тобой? – выступила вперед Лариса.Она, на правах жены, взяла инициативу в свои руки.
Почему ты сидишь так странно? В обуви, на кровати? Зачем снял картину?
Она ему не нравиться! – хихикнула Нелли. – Он решил втихаря, пока мы там развлекаемся,  снять ее и запрятать подальше.
Да?  А мне казалось, ты был не против, чтобы я ее сюда повесила….
Я и сейчас не против, - почему-то стал оправдываться Кирилл. – Зашел сюда случайно, решил рассмотреть…
Ага! В темноте! – Нелли обличающе ткнула в него пальцем.
Кажется, в темноте она и в правду выглядит по-другому, - вступилась за Кирилла Рита.
Она подошла ближе и вынула из рук Кирилла картину.
     –     При таком освещении она стала более определенной, что ли. Мне даже   кажется, что в ней появились новые цвета. Вот здесь, голубой?
Рита повернулась к Нелли, показывая ей картину и
 хлесткий удар, похожий на разряд  электрического тока пронесся от кончиков пальцев, сжимавших рамку картину до самого мозга. Он пронзил ее  безжалостной стрелой, неся не боль, нет, - безучастность. Ледяную безучастность холода и пустоты.
Рита  побледнела.
Загалдели испуганные детские голоса. Нарастающий шум от работающего мотора лавиной врезался в уши.  Громкие крики разметали осколки сознания.
Рита, усилием воли, приподняла свинцовые веки, но увидела вокруг только сгущавшуюся тьму.   
Что с тобой? Тебе плохо? –  далеко вскрикнула Нелли.
Рита опускалась на ковер. Ее глаза были закрыты, губы посинели. Голоса уносились прочь с космической скоростью, а сверху, мраморной плитой,   надвигался потолок.
Боже, боже, - заахала Лариса.  - Давай ее сюда, на кровать! Кирюша, подвинься.
                Кирилл не шевелился. Пока женщины укладывали Риту, он следил за ними настороженным взглядом загнанного в угол животного.
Нелли побежала за водой, Лара бросилась в ванную за нашатырем.
Кирилл остался с Ритой наедине. Он сверху вниз смотрел на неподвижное тело. В его взгляде не было сочувствия. Только подозрительность.
                Убедившись, что Рита в глубоком обмороке, он взялся за рамку, чтобы забрать  картину.
Забрать, унести, спрятать…
Однако пальцы ее были сжаты так крепко, что побелели костяшки.
                Кирилл нахмурился и снова враждебно всмотрелся в бледное лицо молодой женщины. Он не испытывал сейчас к ней сочувствия – одну только злость. Злость и странную отстраненность, позволяющую видеть происходящее со стороны. Словно из его головы, его глазами на мир смотрел кто-то. Кто-то другой - чуждый, непонятный.
Он знал, что  она притворялась. Знал, потому что раскрыл ее коварный замысел. Замысел, состоявший в том, чтобы забрать у него картину. Забрать и разорвать единственную ниточку, связывающую его с…
Отдай! – прошептал он. – Отдай сейчас же!
Он приладился и дернул  сильнее. Сухо треснула рамка, но не подалась ни на сантиметр.
Кирилл почувствовал, как лоб покрылся испариной.
 -    Ты что? Она – моя!
                За дверью послышались встревоженные голоса. Кирилл разжал руки и  подался назад, продолжая с недоумением обиженного ребенка смотреть в неподвижное лицо Риты.
Почти одновременно вернулись Нелли и Лариса. Они смочили водой лоб Риты, сунули под нос нашатырь. Судорожно вдохнув резкий запах, Рита открыла глаза.
Ничего, ничего, - суетились  подруги. – Сейчас пройдет. Киря, помаши над ней газеткой!
Спасибо, не надо! – остановила его Рита. - Мне уже лучше. Правда!
Да что случилось? Почему тебе стало плохо? – теребила ее Нелли.
Не знаю, - вяло отбивалась Рита. – Просто мне вдруг показалось, что на картине я увидела…
Кирилл предостерегающе глянул на нее, недовольно свел брови.
Что?
Ничего, -  Рита перехватила взгляд Кирилла. – Померещилось. Меньше надо было пить вашего шампанского! Ты ведь знаешь, какой я питок!
Ладно, уж! Теперь можешь идти? Или еще хочешь полежать?
Нет, нет! Рита торопливо поднялась с кровати. – Мне уже хорошо. Идемте!
Пора к гостям! Пора к гостям! – пропела Лариса. – Киря, да повесь ты эту назолу!
Сейчас, - откликнулся Кирилл. Он взял у Риты картину и бережно прижал к груди.
                Дамы, толкаясь в дверях, выплыли из комнаты. Рита задержалась. Она вопросительно взглянула на Кирилла. В ответ он молча отвел глаза. В его лице проступило злое упрямство. Рита пожала плечами и отправилась за остальными.

Глава вторая.             Полина.

                Полина, пыхтя, тащила по длинному коридору тяжелый кукольный домик. Домик был большой и розовый, как резной леденец. В нем  куклы вели вполне светский образ жизни. В красиво убранных комнатах они могли спать,  могли есть, сидя за  столом. Они пили чай из крошечных чашечек с изящно изогнутыми ручками,  ели с маленьких тарелочек при помощи специальных вилок и ложек. У них была туалетная комната с ванной и шкафчиком, куда можно было складывать полотенца и зубные щетки. Но, самое главное, у кукол здесь, в этом домике, была большая зала. Зала, где они могли танцевать, где  могли прохаживаться взад и вперед, вдоль стен, взявшись за руки. Как люди.
                Полина дорожила своим домиком. Она любила его и  тащила осторожно, стараясь не уронить. От напряжения Полина вспотела. Завитки ее густых темных волос растрепались и прилипли ко  лбу. Одна из прядей щекотала ухо. Полина потерлась ухом о плечо.
                Домик предательски соскользнул. Она крепче сжала пальцы, но, мокрые от напряжения, они не могли удержать гладкие пластмассовые стенки. Домик накренился. Полина,  из последних сил, вцепилась в него ногтями. Царапая розовую пластмассу и больно выгибаясь, ногти затормозили падение,  однако огромный ящик, увлекаемый собственной тяжестью, все сильнее кренился в сторону. Стол, стулья, комод и кровать, с грохотом покатились к стене.В отчаянии, Полина выставила ногу. Перекосившаяся комната издевательски ухмыльнулась, в ответ на ее безнадежную попытку и медленно, сдирая кожу, сунулась вниз по лодыжке. 
                Полина высвободила ступню из под стены кукольного жилища и присела передохнуть. Не смотря на боль в ноге и усталость, она была в восторге. В восторге, что у нее появился друг. Настоящий, взрослый друг. Не капризные девчонки, которые  приходили к ней в гости и, нахально диктовали собственные правила игры,
если не хочешь, я уйду домой и никогда, никогда больше не буду с тобой дружить!
 Это был даже не  Ритин Петр Андреевич, который всегда хотел играть только с машинами и пистолетами. Ему чужды были романтические истории, не восхищали прекрасные принцессы, а к принцам он относился совсем ужасно. Он над ними смеялся.
                Впрочем, несмотря на эту очевидную черствость, Полина предпочитала своим знакомым девочкам именно Петра Андреевича. Предпочитала, снисходительно прощая ему его странную привязанность к оружию и красивым, ненастоящим автомобилям.
                Когда Полина просила, Петр Андреевич почти никогда  не отказывался поиграть с нею, в ее игры. Он терпеливо выносил  приемы, обеды и балы. Неумело поддерживал болтовню «гостей»,  старательно копировал чужие голоса…. Только долго с ним играть было нельзя. Он переключался на свои обожаемые машинки или утверждал, что на замок напали бандиты, поэтому всем нужно срочно вооружаться.И еще...
                Он решительно не понимал прелести знакомства и встречи с принцами и, что самое ужасное, категорически отказывался играть роль одного из них.
Он только  с интересом наблюдал за сценами, которые разыгрывала перед ним Полина.... Да что с него взять!
Он слишком мал  для серьезных чувств. В их возрасте  два года разницы – большой срок, как говорила тетя Рита. Полина была с нею согласна.
                Другое дело – ее новый  друг. Он прекрасно понимал Полину. И разница в возрасте была не причем. Ему было интересно все, что было интересно Полине. Он сам предложил ей поиграть в «зачарованное королевство».
-       Как? - спросила Полина, но Он только загадочно усмехнулся.
Естественно, им нужен был кукольный домик.
И Полина сможет его принести!
                Она тяжело вздохнула и поднялась. Уже недалеко. Теперь Полина не пыталась поднять ящик. Она тихонько двигала его по гладкому паркету вперед: один край, потом другой. Дело пошло значительно быстрее.
Наконец, последнее препятствие - порог. Полина перелезла через домик, цепляясь за островерхие верхушки многочисленных башенок и, приподняв заднюю стенку  замка, взгромоздила ее на порог. Вцепившись кончиками пальцев в дно коробки, она изо всех сил, потянула ее на себя.
                Коробка нехотя сдвинулась с места и вползла в комнату. Полина снова перелезла через нее. Теперь она толкала домик перед собой. Так оказалось гораздо удобнее. Она смогла довольно быстро затолкать коробку в спальню. И только когда домик оказался на месте, выявилась причина этой неожиданной легкости: помог коврик, лежащий у порога. Он сыграл роль салазок,
если бы Полина знала, что это такое.
Впрочем, даже не зная об этом, как и большинство детей, она просто использовала  неожиданно представившуюся возможность. Использовала для того, чтобы  подтащить домик к стене и развернуть лицевой частью к кровати.
                Полина наклонилась и посмотрела в сторону висящей над кроватью родителей картины. Оттуда, должно быть, открывался прелестный вид на замок. Чтобы убедиться в этом, она подбежала к кровати и взобралась на нее с ногами.
- Отлично! – раздался у нее над ухом голос. – Просто прекрасно! Только нужно слегка отодвинуть его от  кресла. Тогда замок не будет мешать твоему папе, когда он захочет посидеть в нем.
Полина послушалась. Это, действительно, было любимое папино кресло, в котором он часто сидел с книгой на коленях. Можно было подумать, что он читает, но Полина видела его пустой взгляд, обращенный на картину и шевелящиеся губы.
Похоже, папа  разговаривал сам с собой.
Полина не удивлялась. Она часто делала так. Сама исполняла сразу несколько ролей в вымышленных ею же ситуациях.
Правда, она  никогда не замечала, чтобы так же поступали и взрослые... Те, как правило, предпочитали видеть своих собеседников. 
- Теперь, моя принцесса, прикажите слугам поставить мебель на место и привести дворец в порядок. С минуты на минуту к вам могут пожаловать гости. А сами  вы, пока, можете прогуляться в саду...
Полина задохнулась от радости: игра началась. Напевая, она принялась расставлять мебель.

* * *
                Полине все больше  и больше нравилось проводить время в обществе  нового друга. Она теперь не рвалась во двор, не просила привезти к ним в гости Петра Андреевича, не смотрела телевизор. Она играла, играла, играла. Самозабвенно, увлеченно, поощряемая  чужими, искусными фантазиями.

Глава третья.               Рита.
    
                Рита спала плохо. В эту ночь ей снились  загадочные сны.
Она давно  перестала страшиться своих «полетов в астрал», как шутливо называл сны Марк. Но сегодня, в простых по  содержанию видениях, ей виделся скрытый, тайный смысл.  Ей казалось, что за незамысловатым сюжетом прячется предупреждение о грядущей угрозе, о приближающейся катастрофе.
Оно прослеживалось в намеренной растянутости действия, в постоянной и зловещей повторяемости эпизодов.
                В одном из них Рита видела Наташу. Со дня ее смерти она впервые явилась Рите. Во сне она  была такой, какой ее помнила Рита до болезни: юной, прекрасной, полной жизни и огня. Только во сне этот заражающий огонь жизнелюбия стал иным:
таинственным, мерцающем, зловещим.
Наташа уходила вниз по мощенной крупным булыжником улице. Она  оглядывалась и махала Рите рукой. Рита видела белозубую улыбку Наташи, прощальный  взгляд из под  длинных ресниц и небрежный взмах изящной руки.
Рита  покрывалась холодным потом от этой незамысловатой сцены.
                Ей все чудилось, что улыбка Наташи вот-вот превратится в злобный оскал,   глаза сузятся от ненависти, а губы прошепчут проклятия, лишь только улыбающееся лицо отвернется от нее.
                Но даже не это приводило ее в ужас. Не это…
Другой рукой  Наташа крепко сжимала  руку маленькой девочки. Девочка тоже оборачивалась и кивала на прощание головкой. Ее лицо было спокойно, а во взгляде Рита, с мучительным страхом, читала пустоту. Мертвую,  безнадежную пустоту.
Девочка та была  Полина – дочь Ларисы и Кирилла.
Они уходили, спускаясь по крутому спуску мостовой, выложенной булыжником. Уходили, редко оглядываясь,  постепенно скрываясь за холмом. Как будто беспощадный художник стирал их фигуры: сначала ноги, потом туловище, потом головы....
                Едва Рита успевала перевести дыхание, как снова Наташа и Полина появлялись на том же месте, и снова начинали свой бесконечный, повторяющийся спуск.
Рита ловила последний взгляд Полины
и металась в горячечном сне.
Потом она снова видела их, живых, смеющихся, уходящих….
Рита села в кровати, тяжело дыша.
Что это значит?
Предупреждение...
К чему? От чего?
Полина, Наташа. Кирилл….
На миг вернулось отвратительное чувство тошноты и  невесомости, которые сопровождали ее обморок. Рита поморщилась. Она вспомнила ту странную картину, которую неосторожно взяла в руки.
Неосторожно? Почему? Зачем она вообще, взяла ее?
Потому что на ней было лицо Наташи. Мертвое лицо.
Оно смотрело на нее, и на мертвом лице жили мертвой жизнью пронзительные синие глаза….
                Рита потерла лоб ладонью. Она понимает, что тот ее обморок и этот повторяющийся сон связаны.
Но как? Как?
Рита тихонько вылезла из кровати. Андрей пошарил рукой по подушке и что-то недовольно забормотал.
Спи, спи, - тихо прошептала Рита, легко целуя мужа.
Он затих, а она прошлепала в кухню, привычно заглянув за перегородку.
Петькина кровать пустовала. Он уже вторую неделю загорал у бабушки в деревне, плескаясь в заливе и объедаясь фруктами.
                Рита невыносимо соскучилась по сыну. Она ежедневно пилила Андрея за то, что он согласился с доводами своей матери и позволил мальчишке так долго быть без родительского присмотра.
                Андрей, сам сильно привязанный к сыну, сопротивлялся без азарта. Он еще пытался противопоставить Ритиным претензиям здравые аргументы о том, что мальчик нуждается в солнце, чистом воздухе, без примеси выхлопных газов, здоровой деревенской пище без ГМО, наполнителей и консервантов, однако быстро сдался и на днях должен был отправиться за Петькой. 
Рита вздохнула: как пустеет дом без детей!
                Она прошла в кухню и налила себе в высокий стакан минералки. Глядя на поднимающиеся со дна пузырьки,  принялась вспоминать, сопоставлять, думать.
Через полчаса, когда минеральная вода была выпита, она  знала, что ей нужно делать. Она была почти уверена, что разгадала тайное послание, переданное ей во время сна. Оставалось только дождаться утра.

* * *
                Они расположились за круглым столом в просторной кухне. Рита восхищенно огляделась:
   -      Красота! А сколько простора!
   -      Как бы все это содержать в порядке, - сокрушенно отозвалась Лариса, но ее озабоченность была притворной. Она была рада новой квартире, ее большим площадям, разительно отличающимся от стандартных клетушек городских квартир.
   -      Ничего, приспособишься. – Рита критически прищурилась: - Ты не думала о том, что все это можно было бы спланировать в два этажа?
   -      Ну, Ритуля, спустись на землю! Мы же были связаны по рукам и ногам проектом! Все, что удалось сделать, - сделано в рамках площади квартиры. Кирилл все продумал до мелочей.
   -       Кирилл? А какая роль была у тебя?
   -       Я высказывала пожелания….
   -       Идеальный союз творческого начала и практической сметки!
                К сожалению, в остальном союз Ларисы и Кирилла едва ли можно было назвать идеальным. Их запутанные отношения, сложившиеся в юности, не смогли прояснить ни ранняя, трагическая гибель Наташи, ни отъезд Валерия.
   -        ... Я всегда была практичной, - донеслись до Риты последние слова Ларисы.
   -         Это меня в тебе и восхищает, - не поскупилась она на комплимент.
                Смерть близкой подруги заставила ее переосмыслить многие банальные вещи. Выпукло обозначила глупые амбиции, ненужные ссоры, заставила сожалеть о многих сказанных словах.  Рита решила быть более снисходительной к ближним  и  чаще делать комплементы. Даже если они могли показаться откровенной лестью.
 Впрочем, только не в этом случае.
                Лариса, действительно обладала отличным вкусом, умудрялась находить нестандартные решения бытовых проблем и новая квартира, которую они обустроили и спланировали вместе с Кириллом, являла собой идеальный вариант современного, удобного и красивого жилища.
   -          Господи, когда уж мы переедем, - отвечая своим мыслям, простонала Рита.
   -         Конечно, с ребенком, в одной комнате – тесновато.
   -         Даже без ребенка в одной комнате – не жизнь!
Квартира, как и для большинства современных горожан, была Ритиным больным местом и любимой темой.
   -          Люди должны спать в спальнях, а есть – в столовых. Они должны принимать гостей – в гостиных, а работать в кабинетах.
   -          Ну, это ты загнула! Почище утопистов. Размах - на особняк!
   -          Я согласна ущемить себя.
   -          Да? Каким же это образом?
   -          Совмещу кабинет с библиотекой.
Глаза у Ларисы округлились, потом сузились, обозначив тонкие морщинки в уголках, и она рассмеялась:
   -          Ой, Ритка! Ты – неподражаема! И, все-таки, подвижки есть?
   -           Имеешь в виду, когда  будем праздновать еще одно новоселье?
   -           Ну, да!
   -           Не скоро. Нужно подождать, пока твой роскошный праздник позабудется. Иначе - не миновать критики.
   -          Издеваешься?
   -          Ничуть. Ты – признанный мастер по части вечеринок. Кстати, где Полинка? – коснулась, наконец, интересующей ее темы Рита. – Что-то ее не слышно!?
   -          Ребенок подрос. Теперь она занимается сама с собою. Играет где-то.

                Рита миновала большую прихожую, отделанную деревом, и двинулась по квартире, заглядывая во все двери.
Вот гостиная, пустая и тихая, залитая розовым светом просочившегося сквозь прозрачные красные шторы, дня. Вот спальня Полины, она же детская. Персиковая комната для гостей встретила ее  тишиной и прохладой.
Где же она?
                Рита почувствовала, как тревога заскулила в мозгу жалобно и тонко. Ей припомнился ночной кошмар, и снова тревожно забилось сердце.
Она прижалась к стене и, ступая как можно тише, двинулась к последней, закрытой двери. Двери в спальню Кирилла и Лары.
Вкрадчивое шуршание обоев под рукой было полно звуков: шепота голосов, шелеста листьев на деревьях, шума ветра.
Риту прошиб холодный пот. Она протянула влажные  подрагивающие пальцы к ручке. Шум усилился.
Он  предупреждал, манил, пугал….
Рита, преодолевая страх, осторожно обхватила ручку ладонью
она была холодной, словно на дворе стояло не лето, полное набравшего силу солнца, а студеная зима
и, повернув ее, легко толкнула дверь. Та, без скрипа, отворилась.
                В образовавшуюся щель Рита увидела часть комнаты, угол кровати и Полину. Девочка сидела на полу и увлеченно играла. Она перенесла к родительской кровати все свои любимые игрушки: кукольный домик, три куклы. Две из них были дамами, третья – мужчиной....
                Одного взгляда хватило Рите, чтобы узнать игру, в которую играла Полина. В нее играют все девчонки, приблизительно от трех до четырнадцати-пятнадцати лет.
Во времена Риты эта игра называлась «семья». Истории-сценарии каждый раз были разные – все зависело от настроения и уровня романтичной настроенности хозяйки. Не изменялись только главные действующие лица: Она и Он. Принцесса и Король. Главная роль отдавалась самой красивой и любимой кукле.
                Похоже, в  Полинином сюжете дело зашло далеко. Появились дети.
Иначе, зачем ей еще одна кукла-пупс?
Рита прислушалась.
Девочка тихо напевала что-то себе под нос, расправляя на кукле платье и завязывая ей бант.
   -        Нет-нет! Эта кукла моя самая любимая! – протестующее воскликнула она. - Мне ее тетя Рита подарила с Петькой и дядей Андреем. Она сказала, что эта кукла похожа на меня!
Рита улыбнулась. Действительно, кукла с каштановыми кудрями  напомнила ей Полинку. Она тогда не удержалась от покупки.... 
Позже, они преподнесли куклу девочке на день рождения, сопроводив подарок соответствующими комментариями.
                Полина снова тихонько запела и Рита прислушалась:
   -           Белый шиповник, дикий шиповник
                Краше садовых роз
                Белую ветку юный садовник
                Графской жене принес...
Эта песенка была популярна в начале девяностых. Тогда, когда Полины не было в проекте. Откуда она ее знает?
   -          Петька - мой друг. – Снова заговорила  девочка после паузы. – Он может делать фокусы. Он может дунуть и перестает болеть.
Снова недолгая пауза, и  Полина сказала, словно отвечая на неслышимый вопрос:
   -          Я упала и разбила коленку. А Петька дунул – и больше не болело….
С кем она разговаривает?
Девочка явно вела диалог.
Рита открыла дверь шире. Полина болтала, поглядывая на стену над кроватью, справа возле двери.
   -          ...С ним никогда не бывает скучно.
                Рита прижалась виском к пахнущему лаком дереву и попыталась увидеть ту часть стены, к которой обращалась Полина, но увидела лишь рамку картины.
Картина. Картина.
Приступ тошноты был такой силы, что Рита отшатнулась назад и прижала руки к губам. Закружилась голова, ослабели ноги.
Только бы не упасть, не потерять сознание!
Она сползла  на пол по стенке, напряженно вслушиваясь в лепет Полины.
Что это?
Легкий шум, похожий на плохо настроенное радио. Шум эфира.
                Рита закрыла глаза, сконцентрировалась. Она представила,
  что ухо ее увеличивается в размерах, растет и становится размером с граммофонную трубу. Слуховой проход превращается в воронку, которая затягивает в себя все имеющиеся вокруг шорохи и звуки.
Точно! Точно в комнате кто-то есть, какой–то мужчина. Еще немного и она разберет, что он говорит.
   -          Ты чего здесь сидишь?
Децибелы удивленного Ларисиного голоса, казалось, превратили барабанную перепонку в лохмотья.
   -         Не кричи.
Рита зажала уши руками.
   -        Я не кричу! - снова удивилась Лариса.
Она возвышалась над Ритой, уперев руки в бока.
   -        Что за игрушки? Или ты себя плохо чувствуешь?
   -         Нормально.
 Рита поднялась, все еще морщась от боли.
Хорошо, что  ухо было далеко от Ларисы и направлено в другую сторону.
   -          Ты чуть не оглушила меня. Я пыталась узнать, кто там в комнате.
   -          В комнате?
   -          Да! Там Полина и еще какой-то мужчина….
   -          Что-о-о-о? - Лариса обогнула Риту и резко распахнула дверь.
На них, снизу вверх, удивленно глядела Полина. Комната была пуста.
   -          Но я же ясно слышала голос. Мужской голос, - растеряно сказала Рита.
   -          Полина?
Лариса строго посмотрела на дочь. Девочка перевела глаза с матери на Риту, потом глянула на стену с картиной:
   -          Я играла…
   -          С кем?
Девочка с недоумением и обидой взглянула на них исподлобья. Рита потерла рукой лоб:
   -          Прости меня, Полинка! Мне показалось, что в комнате был кто-то еще.
Лариса повернулась к Рите и пожала плечами:
   -          Никого! Здесь никого нет!
   -          Значит, почудилось. – Рита виновато улыбнулась Полине и обняла Ларису за плечи. – Я сегодня плохо спала….
   -          Но тебе никогда просто так не чудится….
   -          Только не сегодня!
Рита протянула Полине руку:
   -          Пойдем со мной. У меня кое-что есть для тебя в сумке.
                Девочка стояла молча, не проявляя интереса ни к словам Риты, ни к ее попытке загладить ситуацию. Тогда Рита сама взяла ее за руку. Рука Полины протестующее дрогнула и попыталась освободиться. Однако Рита не отпустила ее.
В этой комнате что-то происходит. Она чувствует это. Полине нельзя в ней оставаться. Нельзя, пока «это» не исчезнет или не проявит себя.
Рита настойчиво потянула девочку к выходу.
   -          Идем.
Они быстро шли по коридору в сторону кухни. Постепенно сопротивление Полины слабело, как слабело и напряжение Риты. 
Наклонившись, она, заглянула в лицо Полины.
   -          С кем ты разговаривала? – шепнула она, стараясь, чтобы Лариса, задержавшаяся в комнате, не услышала. – Скажи, я тебя не выдам.
Полина подняла лицо и несколько мгновений молча смотрела на Риту. Внезапно ее лицо исказилось. Она вырвалась и, громко топая, убежала к себе.
                Из спальни вышла Лариса. Она была бледна, но спокойна.
   -          Где Полина?
   -          У себя.
Лариса решительно открыла дверь детской. Полина сидела на ковре перед выключенным телевизором, поджав под себя ноги.
   -          Доченька, с тобою все в порядке?
   -          Угу...
Полина, не поворачиваясь, щелкнула кнопкой пульта. Экран заполнили разноцветные фигурки космических девочек с Сейлормун во главе.
   -          Через полчаса приходи обедать, - распорядилась Лариса.
Она посмотрела на Риту.
   -          Еще кофе?
   -          Нет, пожалуй. Лара….
Предостерегающий взгляд подруги остановил ее.
   -          Ладно, мне пора. Звони мне или Нелли, если что….
Лара подняла брови, и Рита снова запнулась.
   -          Привет Кире!

Глава четвертая.              Нелли.

                Нелли заваривала чай с мелиссой. Она ловко сыпнула в чайник щепотку сухой травы и залила ее кипятком. Крошечный кабинетик позади приемной, где обычно Нелли пила чай, наполнился нежным ароматом лимонной мяты.
   -          Ритуль, ты не перенервничала?
   -          С чего бы? – огрызнулась Рита.
   -          Ну, может, беспокоишься о Петьке? Или неприятности на работе?
   -          Отстань! – отмахнулась Рита. – Все, что я тебе рассказала, реально. Так же реально как ты и я! Кроме того, ситуация будет развиваться. И совсем не факт, что благоприятно.
   -          Для кого?
   -          Ни для кого! Уж для Лары с Кирей и Полинкой – точно!
   -          Тьфу, тьфу, – Нелли постучала по ножке стола. – Не призывай беду.
   -          Я не призываю, я - предупреждаю!
Рита откинулась на спинку стула и нервно потерла виски кончиками пальцев.
   -          Что, голова? – сочувственно спросила Нелли.
   -          Да…
   -          Плохо спала ночью?
   -          Дурные сны.
                Пока Рита, вкратце, рассказывала Нелли свой сон, та  внимательно разглядывала ее.
Так и знала....
Риту раздражал этот профессиональный взгляд, но она сдерживалась. Ей нужна помощь Нелли. Она просто обязана убедить ее в своей правоте.
Иисусу было проще убедить Фому Неверующего, чем скептически настроенного психиатра....
                Рита перемешивала свой чай, глядя прямо перед собою невидящим взглядом. Она машинально отхлебывала  сладкий, ароматный напиток, не чувствуя  вкуса.
Она сделала все что могла. Она сказала все, что хотела
и теперь чувствовала себя усталой и опустошенной.
                Рита вспомнила замкнутое выражение лица Полины и настороженный, недоверчивый, почти враждебный ее взгляд, так не похожий на обычный - открытый и лукавый. Сердце ее сжалось.
                Рита любила девочку. Любила почти как родную дочь. Полина была первым ребенком в их  компании и потому находилась на особом счету. В  трудные времена именно она стала символом надежды, счастливого будущего, символом грядущих перемен. Они все поверили в них, когда смотрели на розовое курносое личико, обрамленное ореолом кудрявого коричневого пушка.
И все произошло. Все свершилось. Это будущее настало. Счастливое будущее.
                Рита чувствовала себя обязанной этому крошечному существу за ее неожиданную и своевременную поддержку. Она была перед нею в долгу.
«Впрочем, - подумалось Рите, - если бы даже Полина и не играла той роли, которая была уготована ей в их судьбах, Рита все равно бы сделала то, что должна была сделать, чтобы разобраться в ситуации и защитить, если нужно, и ребенка, и Ларису, и  ее семью».
Так уж она устроена. Так ее воспитали. Она - врач и помогать людям для нее – профессия. Не важно, какими методами она будет пользоваться и чьей помощи попросит.
   -          Так что же нам делать? – тихо спросила Нелли.
Рита, очнувшись, пристально взглянула на нее, не понимая вопроса.
   -          Что, по-твоему, мы можем предпринять в сложившейся ситуации?
Значит, Нелли поверила!
Рита испытала облегчение.
Она всегда могла рассчитывать на Нелли.
                Нелли продолжала:
   -          Как ты представляешь себе наши действия?
   -          Мы должны подежурить у Лары. Несколько дней. Особенно важны ночи. Их я могу взять на себя, пока нет моих.
Еще: важно не позволять Полине самой находиться в спальне. На нее явно идет воздействие.... Хорошо бы привлечь Володю, чтобы определить источник. 
   -          Рита, остановись, - воззвала Нелли. – Как ты представляешь себе это практически? Мы устроим засаду в новой квартире Ларисы? Выселим их из спальни? Не дадим прохода Полине? Что скажет Кирилл? Да и согласится ли Лара?
Рита замерла.
Нелли права. Недавние события у Ларисы и то, как она вежливо, но настойчиво выставила Риту, ясно показали, что для Ларисы опасность, которая была неоспорима для Риты, не является столь очевидной. Скорее наоборот: Лара опасается самой Риты,
как чуждались в древности пифий, а сегодня  избегают душевно больных. 
   -          М-да, ситуация!
   -          Ну, что же делать?
Рита недоуменно уставилась на Нелли.
   -          Насколько я поняла, Лариса не верит тебе? Тогда нам остается только ждать.
   -          Ждать? Но…
   -          Рита, - строго сказала Нелли. – Существует закон, охраняющий неприкосновенность частной жизни. Да и без этого закона безнравственно, без согласия на то хозяев, пытаться вмешиваться... Даже с благими намерениями... Согласись! Мы должны подождать, пока Лара сама не поймет, что у нее в доме творятся странные вещи. Она должна сама захотеть принять нашу помощь! Понимаешь?
   -          А если….
   -          Никаких «если»! Мы должны верить в лучшее. В конце концов, мы – рядом. Ей останется только снять телефонную трубку. Но она должна сама понять, что нуждается в помощи.
   -          Я боюсь опоздать.
   -          Нет! Лариса – чуткий и здравомыслящий человек. Она не позволит ситуации развиваться бесконтрольно. Ты же ее уже предупредила. Позволь теперь Ларе и Кириллу самим решить, чего они хотят.
   -          Я беспокоюсь не за них. Я боюсь за Полину..., - Сопротивление Риты слабело,  она  возражала по инерции.
   -          И Лара, и Киря очень любят девочку и, конечно, не допустят, чтобы с нею случилось что-нибудь.  Давай, лучше, поговорим о ваших с Володей делах. Как дела с генератором?  - сменила тему Нелли.
   -         Работаем. Володя все совершенствует переносной вариант измерителя. Помнишь, как мы дежурили на кладбище, ловили призраков?
Они посмеялись, припоминая дни юности.
                Наступила пауза. Нелли наблюдала за подругой. Она заметила, как покинуло ту воодушевление, как погасли глаза. Рита выглядела очень уставшей.
Выжатой, как лимон.
Нелли накрыла ладонью Ритину руку.
   -          Рита, пойми, нам нужно немного подождать и очень хорошо подготовиться. Если все происходящее, на самом деле, может представлять опасность,
держу пари, что это – очередные Риткины фантазии
 мы должны встретить его во всеоружии. И здесь прибор может оказать нам неоценимую услугу. Ведь пока мы основываемся только на твоих ощущениях.
   -          Прости, - виновато улыбнулась Рита. – Я немного выбита из колеи все этим, но ты, конечно, права. Нужно попросить Володю о помощи. Привлечь свежие мужские мозги, не отягощенные истероидными представлениями.
   -          Конечно, нам надо разработать план....
Рита прикрыла глаза и под успокоительное жужжание деловитого голоса Нелли, постепенно начала обретать уверенность.
Все получится. Она не одна. С нею друзья. Они помогут. Если, конечно, что-то случится.
Но она не хочет, чтобы что-то случилось. Она хочет, чтобы ее волнения и страхи оказались лишь плодом ее воображения и результатом деятельности излишне эмоциональной и впечатлительной натуры. Она очень этого хочет....
      
Глава пятая.                Тревожная ночь.

                Лариса проснулась от шлепанья босых ног по паркету. Не отрывая глаз, она улыбнулась и подвинулась. Полине  скоро в школу, а она все еще  приходит по ночам к ним в спальню, тихонько забирается под одеяло и спит праведным сном младенца.
Вот и сейчас Полина вскарабкалась на кровать, и Лариса начала снова погружаться в уютный пуховик сна.
Неожиданно что-то насторожило ее. Просочилось  сквозь сонное оцепенение.
Тревога. Тревога  заскреблась перепончатыми лапками в глубинах ее сознания.
 Что-то было не так, и это что-то настойчиво звало.
Лариса старалась проснуться, но никак не могла пробраться через туман, наполнявший ее голову. Пробраться в реальный мир, к дочери....
 Вот. Вот оно! Полина! Где она? Что с ней?
                С трудом преодолевая оцепенение, Лариса приподнялась на кровати и пошарила вокруг. Глаза не открывались, словно веки были намертво сшиты прочными нитками.
Она потерла их пальцами, с трудом разомкнула ресницы и всмотрелась в расплывающийся полумрак спальни.
Где Полина?
                Откуда-то сверху до Ларисы донесся детский лепет, тихий и не разборчивый. Она завертела головой, пытаясь понять: откуда он доносится, неловко повернулась, упала на бок и, перекатившись к краю кровати, наконец, обнаружила дочь.
Полина стояла, утопая ногами в подушках,  прильнув всем тельцем к  стене. По комнате носились непонятные слова незнакомого языка, повторяемые диссонирующие синкопы, в которых слышался скрытый, тайный смысл и ритм.
Именно носились, шелестя и шурша в углах, звякая оконным стеклом, закручиваясь и завывая вокруг шкафов и кресел . Они жили своею особой жизнью, которая началась с момента их отпущения, с момента их произнесения....
По крайне мере, так показалось Ларисе.
Но не это заставило ее забыть о себе, о своем странном состоянии, похожем на оцепенение.
Не слова и не ритм странного стихотворения встряхнули ее мощной дозой адреналина, а поведение дочери. Странные, мистические жесты, которые творила она.
                Пальчики  правой руки ребенка скользили по стене, рисуя   таинственные знаки. Знаки вспыхивали на миг, похожие на горящие иероглифы, и тут же меркли, чтобы снова  проступить голубоватым огнем  на безупречно ровной поверхности.
                Лариса сильно зажмурилась, потом  открыла глаза и остро глянула на стену. Огня  не было. Не было иероглифов, только Полина стояла вплотную к стене, продолжая то ли бормотать что-то, то ли напевать.
Почудилось спросонья....
Мысль была здравая, но облегчения она не принесла.
                Лариса откинулась на спину и огляделась. Знакомая обстановка казалась необычной и таинственной в приглушенном свете ночника.  От торшера, стоящего в углу падала длинная тонкая тень с большой шапкой на конце. Загадочно мерцало зеркало, отражая порхающие призраки света, а на туалетном столике застыли стеклянные флаконы, отбрасывающие причудливые тени.
                Лариса перевела взгляд на дочь. Сердце ее болезненно сжалось. От тревоги, от любви и бесконечной жалости к хрупкой фигурке, распластанной по стене.
Девочка явно спала. Ее бледное личико, видное Ларисе в профиль, было спокойно и сосредоточенно, спутанные волосы заброшены за спину.
                Время остановилось.
Лариса почувствовала это физически.
 Все замерло. Даже тихое треньканье будильника перестало раздаваться в мертвой тишине комнаты. Беззвучно колыхнулись шторы, подхваченные невидимым порывом невидимого ветра. Черные тени с новой силой затанцевали на стене.
                Кирилл, мирно спящий рядом, всхрапнул и вяло заворочался. Этот звук привел Ларису в чувство. Только теперь ее сознание включилось в анализ. Она поняла, что происходящее не снится ей.  Она поняла, что на самом деле видит свою маленькую девочку, погруженную то ли в сон, то ли в транс.
Лариса замерла в нерешительности.
Никогда  нельзя будить лунатиков! – мама расширила глаза в искусственном испуге, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. - Они могут напугаться  и остаться на всю жизнь заиками…
                Полина, между тем, пошевелилась. Она встала на цыпочки, перебирая ногами в мягкой подушке, потянулась  вверх и сняла со стены картину.
Полина прижала картину к груди и начала покачиваться из стороны в сторону, мурлыча что-то себе под нос.

* * *
                Тина смотрела на затейливый хоровод теней на потолке. Легкие оконные занавески поднимались и опадали в такт неровному дыханию летней ночи, рождая причудливые  танцы духов тьмы. Где-то капала вода. Назойливый звук действовал на нервы, но вставать не хотелось.
Кап, кап... кап...
                Тина прикрыла глаза и попыталась заснуть. Лучшее средство от бессонницы, которое всегда и безотказно действовало на нее, сегодня дало сбой.
                Тина перевернулась на бок, пошарила рукой у кровати и поднесла к глазам маленький пузырек. На дне его перекатывались с десяток округлых таблеток.
Принять еще одну?
Не много?
Она уже несколько месяцев попадала в страну грез с их помощью. Пришло время увеличить скорость. Она вытряхнула из пузырька одну таблетку, потом еще одну.
Чтобы наверняка.
Потом откинулась на подушку и стала ждать. Сна.
                Тени на потолке заметались сильнее. В их движении появилась упорядоченность. Они обрели очертания кругов, треугольников, овалов и пересыпались по совершенной глади потолка как фрагменты калейдоскопа, складываясь в причудливые фигуры.
Тина, сквозь полусомкнутые ресницы лениво следила за их  завораживающей игрой.

* * *
                Свежий ветерок прошелся по спальне. Лариса вздрогнула и зябко поежилась:
 - Надо закрыть форточку. Под утро становится прохладно.
Она  уже собралась встать, чтобы уложить Полину и закрыть окно, когда  со стеной стали происходить  метаморфозы.
                Лариса видела, очень отчетливо, как обои на стене
 ее великолепные  английские обои, расписанные бело-розовыми лилиями,
стали волноваться. Их поверхность  вздувалась и  опадала, подчиняясь неведомому ритму. Понемногу волнообразные движения  затихли. Поверхность стены покрылась пузырями,
 если бы стена была оклеена не бумажными обоями, а кожей, человеческой кожей, то Лара подумала бы об открытом пламени, 
словно от ожогов.
                Пузыри, между тем, приобретали рельефность.
Это была не простая рельефность. Это была  определенная рельефность.
Казалось, под обоями
под ее великолепными, английскими обоями, идеально приклеенными к стене; приклеенными крепкими профессионалами, которых она сама  выбрала из множества претендентов, приклеенными без морщин и перекосов,
 находится чье-то лицо.
Узкое мужское лицо с горбатым носом и раздвоенным подбородком.
Лицо проступало на стене, натягивая обои.
                Лариса больно ущипнула себя за ногу. Не помогло. Она продолжала видеть то, что любой здравомыслящий человек счел бы просто параноидальным бредом....
Впрочем, Полина тоже видела его.
Более того, она  говорила с ним.
Лариса застонала от ужаса.
                Лицо отвечало девочке. Тонкие, четко очерченные губы шевелились, выпуклые глазные яблоки двигались в глазницах, но Лариса не слышала ни слова.   
Однако Полина, очевидно, слышала и охотно болтала:
А у меня любимая кукла – не Барби! Ее зовут Софа. Тетя Рита подарила мне ее на день рождения…
….
Нет, тетя Рита хорошая! 
…
Почему?
…
Брови у Полины сошлись на переносице. Так было всегда, когда она бывала с чем-то не согласна.
                Она некоторое время напряженно слушала, потом лицо ее разгладилось. Девочка даже рассмеялась, кивая и снова прислушиваясь.
Давай! – согласилась она на какое-то предложение и затараторила скороговоркой:
На златом крыльце сидели…
Полина тыкала пальчиком себя в грудь, потом показывала на кого-то, кто должен был находиться у стены,
  или в стене,
и снова указывала на себя.
-… выходи поскорей не задерживай добрых и честных людей!
По считалочке выходил ее невидимый партнер, потому она с расстроенным видом бережно отложила картину, пролепетала:
Я вожу! – и   кинулась к стене.
                Тут Лариса вышла из ступора, в котором находилась, пока наблюдала за дочкой и бросилась ей наперерез.
Она успела в последнюю секунду.
Еще миг и Полина расшиблась бы, ударившись  о  стену.
Тонкая кожа ее лба рассеклась, из раны рванулся поток крови.
Как из водопроводного крана….

* * *
                Вместо ожидаемого успокоения, плавно переходящего в сонливость, Тина ощутила невероятную бодрость. Голова прояснилась, и мозг заработал с яростной скоростью. Она хотела  куда-то бежать,  что-то делать. Что-то очень важное и необходимое, но тело не слушалось.
Оно лежало мертвым грузом, вдавленное в матрац тройной дозой снотворного.
Я сплю или не сплю?!
                Раздался негромкий хлопок, и Тина, в следующее мгновение, оказалась под потолком. Она удивленно глазела на себя, лежащую в кровати, такую тихую и спокойную, с красиво разбросанными по подушке волосами. Она смотрела вниз на свое тело, и, тем не менее, сознавала все очень ясно и четко. Очень четко и очень ясно, словно…
словно по мановению волшебной палочки
исчезли все мелочи и нюансы, мешающие резкости ее восприятия.
   -          Лихо! – восхитилась она, озираясь кругом.
Она двинула рукой, взмахнула ногой и медленно поплыла к окну.
                Серые сумерки сменили бархатистость летней ночи. Вдали маячили стальным зеркалом пруды, в окружении густо заросших листвой деревьев. Ее неодолимо потянуло туда, на ее любимое место, на скамейку у пруда под старым вязом.
- Я бы не стал..., - мужской голос послышался очень явственно, рядом с нею.
Тина оглянулась, мгновенно ударившись в панику.
Мужчина? У нее в спальне?
                У противоположной стены едва заметно мерцал расплывчатый силуэт.
- Кто вы? Как вы попали сюда? Что вам нужно?
Вопросы сыпались из нее тревожными горошинами.
- Я бы не стал далеко уходить от тела в первый раз.
Тина вдруг вспомнила, где она и, еще больше взволновавшись, посмотрела вниз, на себя.           Между ее телом, лежащим на кровати, и ею тянулась тонкая  нить. Она была почти прозрачной, серебристо-прозрачной и казалась достаточно упругой.
                Тина поймала ее рукой и осторожно потянула. Нить легко подалась, растягиваясь. 
Тина отпустила нить и та сразу же вернулась в исходное положение – натянутое, но не слишком.
Так, чтобы чувствовать ее, но не страдать  от излишней привязанности. 
Она немного успокоилась и снова спросила:
- Кто вы?
В ответ раздался  слабый шелест штор. Тень мужчины исчезла. За стеной послышались испуганные голоса.
                Странно!  Тина раньше никогда не слышала звуков из соседней квартиры и даже радовалась  хорошей изоляции. Сейчас, напротив, голоса доносились отчетливо. Еще немного и она начнет различать отдельные слова.
                Повинуясь порыву диковинного, болезненного любопытства, она подплыла поближе к стене и приложила к ней ухо.
Ухо вошло в стену.
Послышался плач ребенка громкий, отчетливый. Тина отдернула голову, и ухо выскочило из стены с едва слышным хлопком.
                Пораженная новыми возможностями, она осторожно прикоснулась к стене, не веря себе и страстно желая, чтобы это произошло.
                Стена поддалась, словно состояла не из твердого камня, песка и бетона, а из  мармелада, и поглотила ее пальцы. Тина потянула руку назад. Пальцы появились снова. Их появление сопровождалось новым легким хлопком.
Тина хотела засунуть в стену голову и посмотреть, что там творится у соседей, но опасливо покосилась на свою прозрачную нить:
а если она не сможет пройти сквозь стену или дернет ее с такой силой, что оторвет?
Пока она колебалась, раздался новый приглушенный хлопок. Рядом с нею возникло легкое серебристое облако. Оно приняло форму мужчины.
                Даже теперь, находясь в своем нестандартном, эфирном состоянии, Тина поняла, что он сильно рассержен. Его эмоции разочарования, ярости и бессилия передались ей. Она затрепетала пугливо.
Мужчина легко опустился на пол, и сила эмоций мгновенно ослабела.
Он повернулся к Тине. Она затрепетала сильнее.
Это был легкий трепет листа на ветру или дрожь мелкой ряби на воде.
                Мужчина, неожиданно, успокоился. Тина почувствовала это. По крайне мере, ярость его уменьшилась и сменилась
  чем?
 ...надеждой?
- Кто ты? – осмелилась снова спросить Тина.
 Теперь она знала, что получит ответ.

* * *
Разочарованный стон прозвучал глухо.
По комнате пронесся сквозняк, взметнув шторы и хлопнув форточкой.
Лара зажмурилась и, крепче прижав к себе дочь, откинулась назад.
Рухнув с расплакавшейся Полиной на мягкий матрац, она гладила вздрагивающее тельце, бессвязно шептала  ласковые слова. Постепенно девочка успокаивалась. Всхлипы становились реже, дыхание глубже. Она засыпала.
                Лариса осторожно, искоса, посмотрела на стену. Та сияла безмятежностью. По ровной поверхности теперь даже не метались тени от штор. Лариса почувствовала облегчение: приснилось.
Ей все приснилось. Ничего не было: ни лица в стене, ни холодящего душу шепота.
Она крепче прижала к себе дочь:
Ну, малышка, ты меня испугала! Ты чуть стену не разбила….
Что случилось? - Кирилл подскочил на кровати, недоуменно и встревожено озираясь. Лара приложила палец к губам. Он понимающе кивнул и прилег на подушку, наблюдая, как жена похлопывает, баюкая, Полину.
Что случилось?
Кирилл шептал едва слышно, бурно жестикулируя, помогая себе руками.
Лунатила, - коротко ответила Лариса. – Надо что-то делать…
Спроси у Нельки, - зевнул Кирилл, - она посоветует…
Надо будет. А сейчас давай спать…
Спок нок!
Угу!

* * *
                Кирилл  долго лежал с открытыми глазами. Лариса давно уснула, прижав к себе обессилевшую от слез Полину, а он все лежал, уставившись в потолок ничего не видящим взглядом.
Странно, что прошлое так неожиданно решило вернуться.
Зачем?
 Может быть, затем, что он хотел этого.... Он привык жить в двойном мире, точнее на стыке двух миров, переходя из одного в другой. В одном у него была семья – жена и дочь. Он любил обоих. Любил спокойно, осмысленно. Да, именно спокойно, потому что они приносили ему мир и покой. С ними был связан уют домашнего очага и душевное тепло семейных отношений. 
                Он любил Ларису, любил тихо, как любят  то, что принадлежит тебе, что является частью  жизни. Удобной частью.
Когда появилась Полина, он воспринял это с радостью и теплотой.  Ему доставляло удовольствие следить, как она растет, как изменяется ее лицо, как в нем проступают его черты. Черты отца, смягченные и утонченные на лице девочки.
Ему нравилась эта похожесть на него. Каждый раз, когда она морщила нос или  улыбалась одним уголком рта, он узнавал в ней себя и чувствовал, как горячая волна нежности затопляет  сердце.
                Совсем иное было с Наташей. Она была его мечтой, его страстью, его тайной жизнью. Жизнью, о которой не знал никто. Жизнью, в которой он был тем, кем хотел быть и кем быть не мог в реальности. 
Кирилл горько усмехнулся:
 ну и фигуру они сотворили! Любовный параллелограмм.
Впрочем, каждому — свое.
                Вот, к примеру, у Валерки все было по-другому, не так как у Кирилла. Начиная с того, что Валерка никогда не скрывал своих чувств. Он вообще был предельно откровенен со всеми своими женщинами. «Это, - говорил он, - необходимая составляющая прозрачности  отношений. А прозрачность отношений, в свою очередь – составляющая психологического комфорта, в основе которого находится отсутствие проблем. Прошлых, настоящих и будущих.»
                Его философскую откровенность дамы часто принимали за шутку, а потом - обливались слезами и ломали руки, но сделать ничего не могли: все точки были расставлены. Жестко, прочно, безаппеляционно.
Так было с Наташей, так было и с Ларой.
                Может быть, женившись на Ларисе, Кирилл хотел взять реванш? Хотел продемонстрировать Валерке, этому лишенному всякой тонкости чувств самцу, как может быть больно, когда пренебрегают твоею любовью? Не чьей-то, а твоею. Той, что разрывает твое сердце и ранит твою душу?!
Он до сих пор удивлялся себе, своей решительности в тех обстоятельствах.
 До сих пор.
                И сегодня, положа руку на сердце, он мог откровенно сказать себе: я люблю свою жену. И так же откровенно признать: такого не бывает! Просто не может быть! Любить двух женщин одновременно? Таких разных и  так одинаково дорогих ему?
Так ли уж и одинаково?
Вот! Да! Степень нужности! Это - краеугольный камень. Конечно! Определив, кто ему дороже, он решит, кого любит. Не больше, а просто любит, потому что любить двоих – неправильно, нелепо, глупо… Так не делает никто.
                Значит, задача – определить значимость для него этих женщин. Критерии – без кого он не может обойтись.
Без кого?
Конечно без Лары. Это понятно, это очевидно, это – просто. Как извлечение квадратного корня из четырех. Как кислород, как вода, без которых – смерть.  Лара – его жизнь, часть его самого. Неотъемлемая и значимая часть.
Но что тогда Наташа? Значит, без нее он может?
Выходит – может…
Тогда  почему он никак не может забыть ее? Ее глаза, ее волосы, ее смех?
Тогда чем была его любовь к ней, златовласой принцессе?
Наваждением!
Невероятным, немыслимым, невообразимым наваждением. Живучим, бредовым наваждением, которое продолжает жить и сегодня, когда Наташи уже нет. Оно существовало и продолжает существовать автономно, независимо, отдельно от нее, от него.
Оно живет собственной жизнью, как мираж, питающийся иллюзиями сходящих с ума от жажды людей.
                Кирилл без сомнения, сделал бы все вообразимое и невообразимое, чтобы вернуть Наташу к жизни, чтобы знать, что она здесь, она есть, что она дает ему надежду, пусть призрачную, на другой путь. Их путь. Совместный путь. На иную судьбу, иного его.
Что было бы… если бы… она вернулась?
                Кирилл, наяву, увидел лицо Наташи. Ее смеющиеся синие глаза, золотистые локоны.
Ты еще любишь меня? – спрашивала она.
Кирилл не отвечая, медленно кивал головой, ослепленный зовущим светом ее глаз.
А как же семья?
К черту семью, - хотелось крикнуть ему. – Семья здесь не при чем!
При чем! – спорила Наташа. – Лариска мне перешла дорогу, ты забыл? Она заставила тебя жениться на ней!
Кирилл протягивал руку и трогал мягкие Наташины волосы.
Ты настоящая?
Конечно, - хохотала Наташа. – Думаешь, от меня легко избавиться?
Не думаю избавляться от тебя вообще, - бормотал Кирилл.
Он проводил пальцем по гладкой теплой щеке. Она склонялась ему навстречу. Влажные губы раскрывались, в ожидании поцелуя.
Кирилл тянулся к ним, закрывал глаза, но Наташа отстранялась и, улыбаясь, говорила:
Разберись в своей жизни, дорогуша. Сначала реши….
Что я должен решить? – недоумевал Кирилл в полусне. – Все и так понятно....

* * *
Кирюша, вставай! Мы проспали! – в голосе Ларисы звучал   ужас. - Я опаздываю на работу! Забрось Полинку к маме!
Кирилл вяло открыл глаза. Лариса металась по комнате,  впопыхах одеваясь. Он потер глаза рукой, еще не понимая: что здесь явь, а что сон.
Из того, что только что случилось с ним…
Или не случилось?

Глава шестая,               Лариса.
   
                Лариса мчалась на работу. Сегодня была среда – день обычной утренней планерки - и никакие извинения ее шеф не принимал. Он давал достаточно свободы своим сотрудникам, чтобы требовать взамен одного: результатов. Результатов, которые должны были еженедельно докладываться ему на  утреннем совещании по средам.
                Сегодня как раз была среда и как раз у Ларисы было что доложить шефу.  Ее отдел заключил выгодную сделку, продав большую партию медицинского оборудования новой районной больнице. Откат главврачу был мизерным, в масштабах сделки и образующейся прибыли, поэтому все оказались в выигрыше: и главврач, и Лариса, и фирма и даже государство, которому сэкономили бюджет.
Быстрее, быстрее, - заклинала она водителя случайной машины, которую тормознула у тротуара.
Счас, вот эту пробочку минуем, и я повезу вас быстренько….
Мы успеем? Мне нельзя опаздывать.
Должны, - хмыкнул усатый шофер, лихо крутя баранку и проскальзывая впритирку между машин.
Господи, осторожнее только!
Не волнуйтесь, дамочка! Все будет в лучшем виде!
Отнюдь не успокоенная водительским оптимизмом и еще более взвинченная опасной ситуацией на дороге, Лариса откинулась на спинку сидения и закрыла глаза.
Лучше не видеть этот кошмар, - решила она. -  Как раз есть время подумать о странной ночной выходке Полины.
                Полина…. Лара улыбнулась, вспомнив теплое, мягкое тельце дочери. Пахнущее шампунем и молоком. 
Что же такое она сегодня исполнила?
Раньше Лариса не замечал, чтобы Полина бродила во сне.
Так бродила.
Никогда.
Интересно, сегодня не полнолуние?
                Иришка бродила иногда ночами. Мама однажды застала ее на подоконнике их кухни, на четвертом этаже. Сестра сидела, свесив ноги на улицу, и смотрела на лунный шар круглыми сонными глазами.
«Никогда нельзя пугать лунатиков. Они могут повредить себе...». 
                Лариса судорожно вздохнула, прогоняя тревожащие воспоминания. Ей до сих пор было больно, когда она вспоминала сестру. До сих пор ее терзало чувство какой-то совершившейся  несправедливости.
В последнее время она все чаще вспоминала об Ире.
Лариса сделала усилие и  вернулась мыслями к дочери.
                Скорее всего, Полина взрослеет. Незаметно для любящего глаза родителей. Помнится, Лариса читала когда-то о кризисных периодах у детей. Они случаются, когда их организм уже подрос, а сознание, эмоции поотстали….
Нет, едва ли это относится к Полинке. Она очень смышленая девочка. Смышленая и рассудительная.
                Все же, хорошо бы посоветоваться со специалистом. Хотя бы с Нелли. Она, конечно, работает со взрослыми, но тщательно отслеживает все новости психиатрии. Потому, наверное, должна знать и о детях Полининого возраста…
                С Кириллом тоже  происходит что-то непонятное. Он снова замкнулся и стал мрачен.
Все как всегда. Если уж что случается,  то по всем фронтам.
Лара  потеребила себя за мочки ушей. Легкий массаж вернул ей бодрости. Она откинулась глубже на спинку сидения.
Эй ты, козел, давай, побыстрее сваливай отсюда! – громко крикнул водитель, высовываясь в окно и маша рукой.
Лариса вздрогнула.
Купят  права, а  ездить не умеют,  - проговорил, извиняясь, водитель, поглядывая через плечо.
Она в ответ кивнула головой. Невеселые мысли не отпускали.
                Их союз с Кириллом с самого начала был странным. Это признавали все. Впрочем, на мнение всех ей было, по большому счету, наплевать. К тому моменту, она бесконечно устала от приставаний Валерия, от косых взглядов Наташи, от постоянного напряжения.
                Когда Валерий не донимал ее своими объяснениями, многословными и хвастливыми, то  обычно крутил очередной романчик с очередной своей поклонницей.
 Зачем это было нужно ему? Зачем это было нужно ей? - Она не понимала.
Если все обстояло так, как говорил он, то есть если он действительно не мог жить без нее, то все эти эпизоды были ни чем иным как оскорблением ее, Ларисы. Оскорблением ее и ее чувств. Потенциальных чувств.
 Разве такой должна быть любовь?
Или он мстил ей за то, что Лара всегда держала его на расстоянии?
                Она никогда не опускалась до постели. Никогда. И не потому что была пуританкой или ханжой. Ей просто претила сама мысль о том, чтобы переспать с человеком, который вчера был с другой, завтра будет – с третьей. И так – всегда. И так - бесконечно. Иначе – он просто не мог. Постоянство было так же чуждо его натуре, как ветреность – ее. 
                Даже если Валерий произносил проникновенные речи о негасимом чувстве, пылающем в его груди, Лара не могла избавиться от мысли, что все эти речи он отрепетировал, выверил с чередой ее предшественниц….
Да и, по большому счету, мужчины, типа Валерия, с бьющей через край мужской харизмой, никогда не привлекали ее. Она не могла понять страстной влюбленности Наташи в него.
                Самой Ларисе больше нравились  молчаливые, хрупкие, романтические юноши, с мягкими вьющимися волосами. Типа Кирилла. Она испытывала к ним почти материнскую теплоту.   Ей хотелось обнять, приласкать или, по крайне мере, накормить их. Защитить от жестокости окружающих, от жестокости мира.
                Ей хотелось поддержать ранимую натуру, страдающую от вымышленной вины или комплекса неполноценности. Заставить светиться глаза и пробудить энергию созидания, которая дремала, ожидая своего часа, своей Музы, своего импульса, без которого тихо гасла, не востребованная, задавленная пошлостью будней.
Она хотела быть Музой. Трепетной, возвышенной, желанной.
Может быть, потому она всегда проявляла повышенный интерес к Кириллу. Может быть потому, не взирая на общеизвестные его страсти по Наташе, она решилась на брак с ним.
Решилась и никогда после не пожалела о своем решении.
                Ее желание стать Музой погребло и общественное мнение, и похоть Валерия. Так, по крайне мере, думала Лариса. Тем более, в ее представлении, привязанность Кирилла была всего лишь романтической влюбленностью, мечтой о большой любви, проекцией душевного потенциала, задавленного комплексами и непониманием.
                Она понимала Кирилла. Очень хорошо понимала. Она знала, что, со временем, он успокоится и все пройдет. Не может не пройти, потому что она, Лариса, искренне и глубоко полюбила Кирилла. 
Искренне и глубоко.
Она чувствовала, что и Кирилл любит ее.
Любит! Тоже искренне и, она надеялась, что также глубоко.
Правда, эта история с Наташей все тянулась и тянулась….
Только смерть несчастной помогла положить ей конец.
Видит Бог, Лариса не желала этого!
                Она терпеливо и снисходительно отнеслась к горю мужа. Она понимала, как может быть больно, когда рушится годами лелеемая сказка. Сказка, которой никогда не суждено было стать реальностью.
Замок, выстроенный на песке.
Личностям типа Кирилла с творческими и чувствительными натурами, с тонкой духовной организацией нужны грезы, нужны мечты. Такой была и его любовь к Наташе. Грезой. Мечтой. Лариса была уверена в эфемерности этой любви и жизнь подтвердила ее правоту.
Она была уверена  в порядочности Наташи, потому никогда не ревновала Кирилла к ней.
 Еще бы! Разве у той бы поднялась рука на человека, избавившего ее от помехи?
                Конечно, Кирилл был ей помехой. Он был воплощением горечи и недоумения, олицетворением совести, мешающей наслаждаться счастьем с Валерием. Кирилл для Наташи был ходячим вопрошением: какой ценой?
Какое счастье достойно такой цены?
                Счастье! Эти отношения, считала Лариса, с большой натяжкой можно было назвать счастьем…
Впрочем, Лара не старательно не вникала в тонкости их взаимоотношений. Не хотела. Она черпала силы в уверенности в своей правоте и была озабочена только одним: оградить Кирилла от ненужных встреч и возможной
только возможной!
близости с Наташей.
Не из-за опасности адюльтера, нет, а  чтобы уберечь Кирю от ненужных страданий. Страданий, которые напрочь выбивали его из колей. Русла нормальной жизни, русла логического мышления и разума.
Он становился похож на растерянного ребенка.
                Ларисе казалось, что порой, ее муж, взрослый, самостоятельный мужчина хотел забиться в угол,  где, зажмурившись и подтянув колени к подбородку, сосал бы большой палец. Одна эта мысль страшила Ларису до колик в животе.
Чтобы  не произошло этого дикого, непомерного унижения Кирилла, она готова была на все. Или почти на все: терпеть, ухаживать, делать вид, что все хорошо, бодриться и улыбаться. Даже более того – продолжать ЖИТЬ.
Это была тяжелая работа! Адский труд!
Они ведь так и остались подругами. До конца.
                Лара не могла позволить глупой романтичности Кирилла стать преградой на пути их дружбы. Дружбы, пережившей так много, засолившейся не одним пудом соли и разделившей не одну корку хлеба.
                Наташа тоже понимала это. Она никогда не была инициатором их  общих встреч, хотя в их  студенческой компании почти все переженились.
Они так и дружили семьями с тех пор: Володя и Нелли, Рита и Андрей, Кирилл и Лариса, Наташа и Валерий. Только Марк еще оставался холостяком. По крайне мере официально.
                Понимая застарелую нелепость их отношений, девчонки никогда не настаивали на совместных праздниках. Они предпочитали встречаться без мужчин, в теплой женской компании. Мужчины вели себя так же максимально корректно, организуя время от времени мальчишники. Таким образом, ситуация оставалась стабильной до тех пор, пока Наташи не стало…
                Валерий, неожиданно тяжело переживал утрату. Его горе было искренним и глубоким. Он страдал значительно сильнее Кирилла, как заметила Лариса, и, после похорон, сразу отправился в длительную командировку в Англию. Благо, его там уже давно ждали.
Так что теперь, казалось, все должно было утрястись и успокоиться.
Собственно  так оно было по началу.
                Лариса увезла потерянного Кирилла на дачу и там, на лоне природы, в кругу семьи он медленно, но верно приходил в себя. Он постепенно превращался именно в того человека, с которым Лара готова была не расставаться до конца своих дней: спокойным, нежным, заботливым.
Она осталась его единственной женщиной,  настоящей женой.
                Она отдавала себе отчет, что, возможно, придется пережить еще несколько неприятных моментов, когда прошлое будет возвращаться, но таких моментов со временем будет становиться все меньше, а потом они исчезнут навсегда. Растворяться во времени.
Вот только  тот случай во время празднования новоселья....
                Конечно, она поняла, о ком грезил Кирилл в спальне. Поняла, но не подала виду. Ее соперницы уже не было в живых, а тревожить  покой покойницы
Лариса ужаснулась так не к стати родившемуся каламбуру
она не собиралась. Не зачем было.
                Впрочем, Лара была уверена, что когда она сегодня вернется домой, все будет хорошо. Она, пожалуй, оставит Полину у мамы, и они проведут славный вечерок вдвоем…
Кирюшка приготовит ужин: зажарит свою фирменную курицу со специями. Благоухающее диковинными ароматами нежное, сочное мясо они  запьют кислым белым  «Рислингом». Тихая музыка будет литься из колонок музыкального центра, а крошечные язычки пламени свечей - трепетать от их дыхания.
 Кирилл станет о чем-то весело рассказывать, а она, Лариса, будет хохотать, слушая его и  чувствуя, как ласковое тепло разливается из  желудка по груди, животу, стекает по рукам и ногам.
                Потом закончится вино и Кирилл подхватится, что бы принести новую бутылку, но Лариса опередит его. Она нежно проведет рукой по его волосам, прикоснется губами к гладко выбритой щеке и направится в кухню. К холодильнику.
                Она пройдет через полутемную прихожую, попутно щелкая выключателями, гася свет  в ванной, в туалете,
 Кирюшка никогда не гасит за собою свет,
 приостановится у зеркала, чтобы поправить прическу.
Она всмотрится в свое отражение, в  блестящие глаза, одобрительно улыбнется ему и пройдет на кухню. Там, где в углу стоит огромный холодильник, сияющий серой, матово-ртутной поверхностью.
                Лариса откроет холодильник, вытащит из морозилки очередную бутылку вина, подмигнет улыбчивой блондинке на этикетке «Лидии», не изменившейся  со времен ее детства, и отправится обратно.
                На половине пути, она вспомнит, вдруг, о куске роскошного сыра, припрятанного ею в холодильнике, и вернется за ним. Она откроет тяжелую дверцу большого отдела, скользнет взглядом по полкам  и
 с полки на нее глянет лицо Полины.
Лицо дочери, ослепленное, безжизненное, безразличное.
Бледные губы скорбно сложены, темные вьющиеся волосы свисают сквозь металлические прутья…
                Мокрая от пота Лариса распахнула ресницы. Сердце гулко колотилось у нее в груди. Перед глазами стояло  неживое лицо дочери.
Господи, что со мной?
 
Часть вторая.


Глава первая.               Рита.

                Рита закрыла глаза и сосредоточилась. Ее нервы были напряжены, пальцы мелко подрагивали. Она осторожно приблизилась к Александру Петровичу и медленно, медленно начала изучать контур его ауры....
                Она уже свыклась с этими непривычными словами и весьма свободно пользовалась ими. Для удобства и краткости, она называла биоинформационную оболочку человека аурой, хотя Володя, например, избегал такого «неточного и попахивающего дилетанством названия». Он предпочитал либо «поля Кирлиан», либо «энергоинформационное поле».
Что ж,  – дело вкуса….
                Аура профессора Александра Петровича Латышева, - а именно он выступал сегодня в роли испытуемого, - была плотной, оформленной, упругой. Рита перечисляла свои ощущения, которые потом они сравнят с физическими характеристиками поля, полученными с помощью приборов. Она на мгновение отвела ладони в сторону, встряхнула ими и открыла глаза.
                Александр Петрович сидел спокойно, терпеливо ожидая конца сеанса. Сегодня был необыкновенный день. Именно сегодня они должны были испытать действие генератора на человеке. После долгих споров, о том, кто будет «подопытным кроликом», они были вынуждены уступить Александру Петровичу. Он и слышать не хотел о ком-то другом.
Я работал над ним почти полтора десятка лет, - гремел профессор, - и не позволю никому вмешаться в такой ответственный момент!
Но, Александр Петрович, - попытался возразить Володя, - вы должны руководить экспериментом, должны контролировать все показания….
Я и буду их контролировать. Потом. А сначала я проверю все на себе. И не возражать! – прикрикнул он на хотевшую что-то сказать Риту.
                Рита захлопнула рот. Действие генератора на человека, теоретически, должно было быть исключительно позитивным. По их идее, электромагнитное поле со специальными, заданными характеристиками, созданное аппаратом, должно было гармонизировать поле человека. Никаких побочных эффектов. Только положительное воздействие.
Так-то оно так. Но только теоретически.
А как будет на самом деле?
                Рита понимала, что профессор пытается защитить их от непредвиденных случайностей, от неожиданностей и несчастного случая, вероятность которого хоть и была очень мала, но, теоретически, существовала.
Такая позиция была ей понятна и невероятно симпатична.
                Ну что может произойти? Ничего! Электромагнитные волны, направленного действия, как расческа, пройдутся по ауре Александра Петровича. Они расправят структуры, обозначающие неблагополучие в физическом теле. После подобного  воздействия, некоторой болезни исчезнут. Произойдет самоизлечение, выздоровление. Конечный результат, на который они рассчитывают. Так было задумано.
Но что будет на самом деле?
Это они  должны выяснить. Должны.
                Рита потерла ладонью о ладонь и осторожно завела пальцы за контур. Она снова закрыла глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Ее руки погрузились в субстанцию, более плотную, чем воздух, но,  такую же легкую и невесомую. Субстанция состояла из текучих тяжей, плавно скользящих вдоль ладоней.
Знакомое ощущение.
Оно немного напоминает прохождение через тепловую завесу на входе в метро. Только температура этого струящегося потока была той же, что и температура  окружающей среды.
Так, пока все спокойно.
                Рита осторожно ощупывала пространство над головой Александра Петровича. Ее пальцы наткнулись на уплотнение. Рита исследовала его. Уплотнение состояло из воздушных канатов, перекрученных и переплетенных между собой. Формой это образование напоминало китайский иероглиф.
                Рита вполголоса сообщила Володе о своей находке. Она попыталась разгладить, расплести канаты руками, но они, словно водоросли, опутывали ее пальцы.
Оставь, - посоветовал Володя.
Рита согласно кивнула и продолжала  исследование.
                Она обнаружила еще несколько похожих структур в проекционной зоне сердца и желудка, но эти «иероглифы» имели менее жесткую структуру. Они податливо расправлялись, правда, ненадолго. Через некоторое время происходил обратный процесс.
Все! – Рита встряхнула кистями и отошла за защитный барьер – плотную медную сетку. Она мешала их собственным биологическим полям взаимодействовать с  полем генератора и Александра Петровича.
                Володя сосредоточенно нажимал на кнопки матового черного ящика. Генератора. Аппарат загудел.  Рита отошла к окну. Володя щелкнул секундомером, страхующим таймер на генераторе, и подошел к ней.
Устала? - участливо спросил он, не в силах сдержать волнения в голосе.
Конечно, от результатов сегодняшнего эксперимента сегодня зависело много. Очень много, но….
Володя, - Рита обернулась к Володе и понизила голос. – У Александра Петровича серьезные признаки грядущего инсульта.
Да?
Увы! Структура в районе темени очень жесткая и устойчивая. Мне не удалось ее расправить.
Что вы там  шепчетесь? – послышался голос из за перегородки. – Обнаружили что-то у меня? Этакое?!
Все пока в порядке, - откликнулся Володя, предупреждающе глядя на Риту. – Мы просто обсуждаем время экспозиции.
Обсуждать нечего! Ничего менять не будем!
Хорошо, Александр Петрович, - включилась в разговор Рита. – Время останется без изменений.
Так что там у меня?
Ничего особенного. Все как у всех. Небольшая головная боль…. – Рита сделала паузу, ожидая подтверждения.
Точно! – не замедлило оно явиться. – Со вчерашнего дня болит голова. Ничего не помогает! Ни таблетки, ни кофе, ни чай…. Сегодня, кажется, еще сильнее болит.
 Видишь, - прошипела Рита. – Предынсультное состояние!
И уже обращаясь к профессору:
А давление вы мерили?
Да вчера мерила жена…. Говорит, повышенное. Слегка.
Рита, многозначительно глядя на Володю, покачала головой. Он, кивнув ей в ответ, громко заметил:
Сейчас наш генератор будет проэкзаменован по-настоящему.
Словно в ответ на его слова, аппарат истерично запикал, предупреждая, что время на таймере вышло. Володя  быстро прошел к нему и выключил.
-           Посмотрим, как он воздействует на имеющуюся головную боль и на хронику. Рита, ты готова?
Иду, - откликнулась Рита, подходя к Александру Петровичу. – Как вы себя чувствуете?
Ничего.
А голова?
Еще болит. К тому же появилось странное состояние…. Не головокружение, нет, а какой-то звон в голове. Или в ушах?
Александр Петрович потряс головой.
Не проходит.
Так... ну, сейчас посмотрим.
                Рита закрыла глаза и осторожно ощупала контур ауры. Ее величина и плотность остались без изменений. Это – хороший знак. Рита вздохнула и боязливо вошла во внутрь.
                До сих пор это мгновение вызывало у нее священный трепет. Вызывало, не смотря на уверения и Володи, и Латышева в том, что ничего страшного при ее контакте с полем другого человека произойти не может.
-         Поймите, Маргарита Сергеевна, - увещевал ее Александр Петрович, - мы          постоянно, ежедневно взаимодействуем с полями других людей,  животных, растений… и что? Мы даже не замечаем этого!
«Да, ему хорошо рассуждать! – думала Рита упрямо. – Он ведь этого не чувствует!»
                Она вспомнила сына. Петя всегда был жизнерадостным и общительным ребенком. Общительным и серьезным, за что их друзья, в шутку, называли его Петром Андреевичем.
                Они же, с Андреем, не замечали в сыне ничего необычного, ничего странного. Он, как и множество других детей относился к людям по-разному: с одними охотно общался, лопотал, шел на руки, с другими вел себя настороженно. Хмурился, отказывался играть.
Ну и что? Так поступают все люди. С теми, кто симпатичен, кто сразу вызывает доверие, хочется общаться, с другими – нет. Разве в этом есть какая-то подоплека?
Рита думала, что нет. Думала до тех пор, пока малыш не стал  разговаривать.
                Однажды, прислушиваясь к его лепету, она неожиданно для себя, услышала странное сравнение людей с лампочками. Во младенческом:
Ям-по-сь-ка го-и-ить (лампочка горит), - она видела только удачную детскую метафору.
Позже, Петя начал различать цвета этих «лампочек».
Ёлтая, кьясная, синяя….
                Однажды они стали свидетелями дорожного происшествия, в котором автомобиль сшиб собаку. Бедняга лежала на дороге и конвульсивно дергала задними лапами. Рита прижала сына к себе, пытаясь уберечь его от страшного зрелища. Однако тот вывернулся из под ее руки, глянул на упавшую собаку, заплакал и сказал безнадежно:
- Лампочка погасла….
                Конечно, Рита не оставила этот случай без внимания. Они обсудили его с Нелли и Володей, заглянувших к ним вечером. Нелли успокоила ее, сообщив, что дети, как правило, легче взрослых адаптируются к стрессу и быстрее   способны забывать травмирующие ситуации.
                «Лампочки» вызвали более оживленные дискуссии. Андрей склонен был считать все детской выдумкой и воображением, которое его сын наследовал от матери. Однако Володя думал иначе.
Вы забываете, - заметил он, - что биологические поля людей имеют различную степень свечения и разный цвет. Возможно, Петя видит их.
Так просто? – недоверчиво усмехнулась Нелли.
Да! А почему – нет? Такое уже бывало. Такие случаи известны! Взять, например, Джуну. Кроме того, что она самонареченная абиссинская принцесса, она еще видит ауры и различает их цвета.
Знаем, слышали, - обронил Андрей. Он нахмурился и о чем-то напряженно думал.
Но это ведь нормально? –  спросила Рита.
Ее встревожило Володино предположение, и она искала взглядом поддержки у мужа.
Если ты имеешь в виду, не делает ли это твоего сына идиотом, то в этом смысле – все в порядке. – Ответил Володя. – После декрета выйдешь на работу, в лабораторию, и убедишься, что все люди, которые работают с нами и способны делать то, чего не можем, например, мы с Андрюхой, - вполне нормальные люди.
Правда, Рит, чего ты всполошилась, - поддержала его Нелли. – Это для нас, дегенератов цивилизации, все странно, а для тех, кто жил, например тысяч пять назад – почти норма. Сверхразвитая интуиция.
То есть, эти способности можно развить? – спросила тогда Рита.
Ну, да!
Всем?
Всем, у кого они есть хотя бы в зачаточном состоянии. Ты же не будешь развивать музыкальный слух у ребенка, лишенного слуха…
Они долго обсуждали эту проблему. Решили провести эксперимент.
Ох, уж этот неистребимый экспериментаторский зуд!
                Проснулся Петр Андреевич. Рита подхватила на руки теплое, со сна, тельце сына и начала его расспрашивать:
Петюня видит лампочки?
Видит, - радостно запрыгал у нее в руках сын.
Где? Где лампочка? Здесь? – Рита показала на горящую лампу над столом.
Да!
А еще где?
Где?
Где Петя видит лампочки?
Здесь! Здесь! Здесь! Здесь! – пальчик малыша тыкал над головами сидящих за столом Нелли, Андрея и Володи. Последний раз он ткнул над головой самой Риты.
А эти лампочки - какие? Такие же, как та?
Неть! – категорично произнес малыш.
А какие?
Азные!
Ну, какие?
Азноцветные! Зеленая, ёлтая, дугая - пухлый палец ткнул в Нелли.
Что такое «другая»? – встревожилась та.
Он просто не знает названия цвета, - успокоила ее Рита.
А Петя, в это время, с удовольствием перечислял, указывая на Андрея:
Папа - сияя(синяя), сёняя(черная), дугая….
Дядя - зеленая, синяя, другая…
Мама – желтая, синяя, красная, другая…
Надо же! – только и смогла произнести Нелли. – Он же у вас природный экстрасенс!
У Риты же врожденные способности, - поддержал жену Володя. – Так что есть в кого.
Но я ничего подобного не вижу! – возмутилась Рита.
У тебя способности не так выражены и потом…. Ты ведь не работаешь, не развиваешь их….
                После того разговора, Рита и Андрей долго совещались, решали: что делать?
Почти единогласно, они заключили: делать нечего! Раз уж им достался такой необыкновенно способный ребенок, так тому и быть! Самое глупое в такой ситуации – отрицать очевидное и вести себя так, будто ничего не произошло! Они постараются не выпячивать, но и не оглашать способности Пети. А что касается Риты, то ей, видимо, придется все-таки принять приглашение Володи. Во-первых, ее собственный дар нужно развить, чтобы  помочь сыну при необходимости, а во-вторых, это, в конце концов, интересно!
                Так у Риты появилась новая работа, а потом появились и успехи. Скоро она научилась на ощупь  определять ауры разных людей, потом, постепенно, стала распознавать патогенные структуры, соответствующие различным болезням. Последним ее достижением стали попытки  воздействия на эти структуры.
                Рита перевела дух и потрясла кистями. Кажется все! Генератор убрал иероглифы у сердца и желудка, а в районе головы образование потеряло свою жесткость. Конструкция его стала более рыхлой, податливой.  Еще пара-тройка сеансов и можно будет попытаться расправить ее руками. Если, конечно, что-то останется. Может статься, потеряв устойчивость, структура сама распадется и распределится в поле.
Как самочувствие? – услышала она вопрос Володи.
 Странное ощущение….
Александр Петрович медлил, словно прислушиваясь к тому, что творилось у него внутри.
Какое?
Словно заново на свет родился!
А голова? Болит?
Нет! Совершенно!
Тяжесть в районе темени осталась?
Исчезла! Испарилась! Я чувствую себя прекрасно! Необыкновенное ощущение легкости и приподнятое настроение. Но, право, есть от чего! Рита! Маргарита Сергеевна! Ведь правда, есть от чего!
Да! - подтвердила Рита, улыбаясь. Она вымыла руки и теперь шла к своему столу, встряхивая пальцами и разбрызгивая вокруг прозрачные капли воды.  –  Эксперимент удался!
Очень удался! 
Профессор  зашагал по комнате. Володя с легким беспокойством следил за ним.
Александр Петрович! Вам сейчас лучше пойти домой и отдохнуть. Если хотите, прилягте здесь, на кушетке!
Нет! Я не хочу! Я не хочу отдыхать! Я совсем не устал!
Александр Петрович! Я прошу вас! Такая реакция может быть из-за воздействия генератора. Переизбыток энергии. Вам сейчас нужно осторожно обращаться с собой. Лучше, все-таки, поберечься.
Ну, хорошо, хорошо! – согласился профессор. – Я, действительно чувствую себя несколько странно. Лучше не рисковать. Поеду домой и там каждый час буду надиктовывать протокол своего самочувствия. Завтра принесу записи, и мы их проанализируем. Счастливо оставаться!
До свидания! – хором ответили Рита и Володя и засмеялись своей синхронности.
Ну, а мы что же? – спросил Володя, когда генератор был приведен в нерабочее состояние, а Рита окончила краткие записи об эксперименте.
Надо бы отпраздновать? – неуверенно предложила она.
Надо бы, - согласился Володя, - но рано! Давай дождемся завтрашней реакции Латышева. Посмотрим, чем закончится эта его искусственная бодрость.
Конечно, конечно…, - рассеянно пробормотала Рита.
Рита, ау! Ты где?
Что?
 Рита  посмотрела сквозь Володю.
Я спрашиваю, что случилось?
Знаешь, Володя, меня тревожит одно обстоятельство…, - Рита рассказала Володе о своих снах, о ночном бдении и о своих предположениях. – Я хочу посоветоваться с Марком.
Погоди, - остановил ее Володя. – Марк уехал в Сибирь, к своему Схимнику. Ты же знаешь, он ездит навещать его каждый год.
Сейчас? – удивилась Рита. – Как не вовремя!
Это не нам решать. Нельзя поддаваться соблазну по каждому поводу бежать за помощью к Марку.
А он - против?
Нет, конечно! Только давай не спешить. Лучше подумай: что мы имеем? А имеем мы очень мало. Всего лишь твои предположения о существовании некоего источника энергии в квартире у Лары и Кирилла.
Негативной энергии, - уточнила Рита.
Хорошо, пусть, негативной! – согласился Володя. – Но! – Он поднял палец. – Прежде, чем бить тревогу, нужно постараться получить побольше исходных данных.
Я не знаю, почему, но мне кажется, что нужно поторопиться!
Ты чувствуешь активизацию?
Не знаю! Этот сон…. Ты ведь знаешь, как часто все, что приходит ко мне во сне сбывается!
Хорошо, - сдался Володя. – Я сейчас позвоню домой, и мы съездим к Лавровым. А тебе не нужно предупреждать Андрея?
Нет, - рассеянно сказала Рита. Он уехал за Петькой. Мы уже извелись без него.
Ладно, подожди. Я быстро.
Не торопись, - Рита устало потянулась. – Их нет дома. Я  звонила. Придется отложить. Может и к лучшему? Я так устала....
Отдохни! - Володя блестящими глазами смотрел на Риту. – Езжай домой и отдохни. Я еще останусь. Не терпится собрать все данные....
                Рита понимающе усмехнулась: энтузиазму  Володи она уже давно перестала удивляться. Она, как и Нелли, принимала его таким, каким он был — слегка сумасшедшим фанатиком своего дела.

Глава вторая.                Лариса.

                Лариса ковыряла ключом в замке. Она еще не привыкла к этому новому суперизобретению, который, по определению, должен был стать надежным заслоном на пути квартирных воров. Замок  скрипел, кряхтел, но упорно не хотел открываться.
Он изо всех сил, вопреки своему назначению, препятствовал проникновению в дом хозяев.
Лариса занервничала.  Она перехватила поудобнее тяжелую сумку и снова затеребила ключ. Неожиданно, что-то внутри у замка щелкнуло и легко, как по маслу, провернулось несколько раз. Каждый поворот ключа сопровождался довольным кряканьем мерзкого механизма. Лариса облегченно вздохнула.
Узнал-таки, родимый! Определил своих. Не прошло и полгода.
                Она собиралась отпереть второй, простенький замок, поставленный Кириллом на двери скорее для куража и устрашения потенциальных грабителей, чем для осложнения им жизни, и снова переложила сумку в другую руку.
     -      Давайте помогу.
Лариса выронила  ключи от неожиданности. Они громко и возмущенно зазвенели на каменном полу. Резко повернувшись, она увидела  растянутые в  улыбке губы и темные глаза на бледном, припухшем лице. Глаза раскрылись шире в искусственном огорчении.
Извините, я, кажется, вас испугала?
Ничего, - выдавила Лариса, тщетно пытаясь улыбнуться в ответ.
Я ваша соседка, - сообщила ее собеседница, откровенно разглядывая ее. – Вам обо мне, наверное, ваш муж рассказывал. Он, на днях, помог мне нести сумку....
Женщина сделала паузу. Под ее  оценивающим взглядом Лариса почувствовала себя  неуютно.
                С какой стати Кирилл будет ей рассказывать о каждой, кому он подал руку, выходя из автобуса, или помог нести сумку? Галантность в отношении женщин
любых женщин
была для него естественной. Впрочем, если эта дурында и впрямь ее соседка, тогда лучше не портить отношения. Она все еще многозначительно молчала, ожидая ответа.
Лариса вежливо «удивилась»:
В самом деле?
Ну, да! – та заметно оживилась.
Я из квартиры напротив, - она ткнула  пальцем в направлении двери, украшенной деревом. – Прошу в гости, как-нибудь. Тина!
Очень приятно, Лариса.
Ну и имечко!
                Лариса решила не заметить приглашения, потому что на него нужно было отвечать встречным предложением, а звать в дом эту малознакомую и не симпатичную особу ей совсем, ну, совсем не хотелось. Потому она извинилась и, оправдываясь тем, что у нее масса дел, вошла в квартиру, осторожно и плотно затворив за собою дверь. 
                Тина некоторое время стояла, устало свесив вдоль тела руки, пристально глядя на коричневую обивку с золочеными гвоздиками и выпуклой пуговицей глазка. Потом, словно не дождавшись чего-то, повернулась и пошла домой.
                Темная прихожая встретила ее задумчивым тиканьем часов. Не зажигая света, она присела на стул у тумбочки с телефоном и замерла. Ожидание не затянулось. Телефон разбужено запищал. Тина медленно сняла трубку.
      -     Алло, Алевтиночка, детка! Ты совсем исчезла, не звонишь, - ворвался в тишину прихожей бодрый надтреснутый голос. – У тебя ничего не случилось?
      -     Я как раз сейчас собиралась позвонить, - вяло отозвалась Тина. – Только что подошла к телефону....
    -       Детка, у тебя странный голос. Как не живой. Ты не заболела?
    -       Да нет же. Я уезжаю.
    -      Нет, ты не должна ничего скрывать. Я - твоя тетя и обещала твоему отцу....
    -      Знаю, - перебила Тина. – Я ничего не скрываю. Наоборот, хочу предупредить: уезжаю.
    -      Куда? Куда ты поедешь в таком состоянии?
    -      У меня нормальное состояние, - снова перебила Тина, уже слегка нетерпеливо. – Поеду с проверкой летних лагерей. Директор говорит, что нужен свежий взгляд на них, со стороны.
    -      Надолго? Сам бы и ехал! Нашел, кого посылать! Девочка моя! Это ведь гостиницы, поезда, суматоха....
    -      Тетя! Ты забываешь, что я уже выросла. Я хороший специалист.
    -      Вот, я и говорю: таких как ты, золотко мое, беречь надо, а не посылать невесть куда....
                Тетка тарахтела еще минут пятнадцать. Тина вяло отвечала на ничего не значащие вопросы, отбивалась от нелепых претензий. Тем не менее, главного тетушка так и не спросила:
почему учительницу младших классов, среди учебного года вдруг посылают на проверку летних лагерей??? Каких таких лагерей? Их вообще проверяют?
                Тина знала, почти наверняка, что этих здравых вопросов от ее взбаламошенной сестры покойного отца не последует, но на всякий случай сочинила корявую легенду о беспокойствах родителей, озадаченных летним отдыхом своих наследников.
                С большими натяжками такая легенда могла пройти, с учетом того, что творилось сейчас в летних детских лагерях. Каждый год приходили сводки о несчастных случаях или, спаси и помилуй, о воспитателях-педофилах. Тем более, Тина работала в частной гимназии,
здесь демонстрировать заботу о детях считается хорошим тоном
куда ее устроил Виктор. Устроил, чтобы его бывшая благоверная не только не умерла с голоду, но и имела масло для хлеба.
                Вообще он поступил благородно. Виктор, то есть. Купил ей квартиру. И не вторичку какую-то, а хорошую двухкомнатную квартиру в новом доме, обеспечил работой
в этой самой гимназии,
и первое время забегал каждую неделю, проявляя заботу в мелочах.
    -      Ну, зачем тогда все это, Витя? – не выдержала Тина, когда они уютно чаевничали в новой кухне.
Виктор, громко прихлебывавший горячий чай из кружки, воткнул ложку в недоеденный кусок торта, им же и принесенного, тяжело вздохнул:
   -      Что – все?
   -      Ну, развод и квартира… Все…
   -      А ты рада?
   -      Квартире и работе – конечно! А вот разводу…
   -      Я тоже не рад. Кто будет радоваться такому?
   -      Тогда я вообще ничего не понимаю!
   -      Не понимаешь? Не понимаешь! Ладно, объясняю: тяжело мне с тобою. Непонятно. Душно как-то. Все молчишь и смотришь. Молчишь и смотришь. И не понятно: толи хорошо тебе, толи наоборот…Рада, говоришь, а сама даже не улыбаешься. Жалеешь обо мне, а сама ведь и слезинки не проронила… Наверно, разные мы с тобой. А раз разные, зачем мучаться? Тебе или мне? Я все для тебя сделал… Потому будь счастлива.
   -      Не все! – хотелось закричать Тине. – Ты главного не сделал.
чего?
Она не знала. Не знала как сказать, как объяснить этому простому и жизнелюбивому человеку, что он был похож на огромного, лохматого и восторженного пса, который своим жизнерадостным вторжением нарушал покой и гармонию ее внутреннего мира.
                Как не возможно преподать слону основы классического балета, так не возможно объяснить мужчине, начисто лишенному зачатков деликатности, что он, походя, мимоходом, и что еще безнадежнее, руководствуясь непобедимым  желанием сделать «как лучше», разрушает ее мечты. Разрушает своей нетерпеливостью, своей безаппеляционностью, страстностью и порывистостью, своей уверенность, что уж он-то знает наверняка, как сделать ее, Тину, счастливой....
                Порыв, не развившись, погас. Тина сникла, безнадежно уставившись в чашку.
Виктор посидел, вздыхая и почесывая, с досадой, коротко стриженый затылок. Потом он ушел и больше не появлялся, изредка напоминая о себе короткими телефонными звонками.

                Закончив разговор, Тина  медленно положила трубку. Она сидела несколько минут, не двигаясь, глядя в одну точку в темном углу прихожей. Она словно прислушивалась к чему-то, но вокруг стояла глубокая густая тишина.
                Тогда Тина снова сняла трубку и набрала номер. Услышав деловое «алло» секретарши, попросила пригласить директора гимназии и лаконично, в нескольких словах, объяснила ему, что у нее заболела тетя – единственная сестра ее отца. Одинокой пожилой женщине требуется уход, а ей, Тине, – отпуск без содержания. Директор встревожился, было, о сроках, но Тина убедила его, что в две недели она управится. До конца занятий оставалось пять дней, еще неделя каникул, а там она и вернется… 
Получив согласие, Тина с облегчением отключилась.
Теперь она свободна. Свободна на целых две недели.
 Теперь она, наконец, сможет заняться своими делами.    


Глава  третья.                Кирилл.

                Кирилл проснулся  от сильной боли в висках. В комнате уже стемнело, но квартира была наполнена пустотой. Тихой, гулкой пустотой. Круглой и легкой, парящей в воздухе,  накапливающейся в углах.
                Кирилл покружил по квартире, разгоняя руками царящую там пустоту. Ее не стало меньше. Не стало и больше. Она протекала сквозь пальцы, опутывала их, легко соскальзывая и собираясь в большие рыхлые комья. Их он пытался загнать под кровать, но не успел -  пришла с работы Лара.
                Лариса, как всегда, долго мыла руки, рассматривала в зеркало бледное от усталости лицо и спрашивала про Полину. Очень  удивилась, что он не забрал дочь от бабушки,
словно это было главным делом его жизни,
поохала, глядя растревожено на его отсутствующее лицо. Она никак не могла понять,
хотя обычно была более понятливой,
что он просто не мог этого сделать. Он не мог этого сделать по двум причинам.
                Прежде всего, он забыл об их утреннем уговоре: он съездит за дочерью, а Лара, по дороге с работы – заглянет на рынок. Во-вторых, у него страшно разболелась голова. Собственно, на головную боль он и сослался, когда оправдывался перед женой.
                После его бессвязного монолога, Лариса не стала  долго раздумывать. Она взяла ключи от машины, провела прохладной рукой по его лбу, встревожено всматриваясь в слезящиеся глаза Кирилла, и отправилась за Полиной. 
Стараясь не стонать, он приподнялся и включил ночник.
Боль билась разъяренной птицей внутри черепа, у лба, царапая когтями глазные яблоки и стараясь продолбить себе путь на свободу тонким твердым клювом.
                Кирилл несколько раз глубоко вдохнул, прислушиваясь к себе и тщетно пытаясь решить проблему: принимать ему аспирин или нет. Голова, конечно, болела и болела сильно, но за таблетками пришлось бы идти в ванную, а сейчас он даже подумать не мог о том, чтобы встать.
Птица забила крыльями, гоня тяжелую горячую волну. 
Туман стал распространяться ото лба, задерживаясь в затылке и вызывая тошноту. Не сдержавшись, Кирилл застонал. Придется, видно, собраться с силами и дойти до ванной. Там, в аптечке, может быть, он найдет что-нибудь посильнее аспирина.
                Он осторожно откинулся на подушку, пережидая очередной приступ.
Птица успокоилась. Она замерла, вцепившись когтями в мозг  под теменем, всунув клюв в какую-то особенно болезненную точку в правом виске.
Кирилл замер. Замерла и птица. Он осторожно приподнял голову.
Птица глубже вонзила клюв.
От слепящей боли заслезился правый глаз. Кирилл, осторожно, как фарфоровую, снова опустил голову на подушку. Он подождет. Эта тварь должна скоро уснуть. Он подождет.  Подождет и подумает о чем-то приятном.
О приятном.
                Яркий свет залил окружающее  пространство. В этом слепящем свете, от которого слезятся глаза, он был не один. Он чувствовал чье-то присутствие. Кто-то очень знакомый находился поодаль от него.
Близко, очень близко. Нужно только протянуть руку.
Кто это?
Кирилл глубоко вдохнул знакомый запах.
Неподалеку зашумела вода. Ручей.
Он мчится по камням, разбрызгивая вокруг капли чистейшей, прозрачной влаги.
Кирилл видит радугу, переливающуюся в облаке брызг, но не видит ручья. Он хочет отыскать его. Он хочет погрузить свою пылающую болью голову в его холодные струи. Тогда, может быть, исчезнет и этот запах. Такой знакомый и такой навязчивый запах. Запах, требующий ассоциаций. Запах, настаивающий на воспоминаниях.
Черт, дьявол и преисподняя!
                Кирилл покрутил головой. Боль уменьшилась и стала монотонной. Привычной. Глаза перестали слезиться, и черная птица растворилась. 
Пора.
Пора идти принимать меры. Пора, пока не вернулся этот ад и галлюцинации. Пора, пока боль не обернула его голову плотным покрывалом,  дробясь на непереносимые части.
                Кирилл приподнялся на локте.
В кресле, освещенная мягким светом торшера сидела Наташа. Кирилл ясно видел ее высоко подобранные волосы, несколько непокорных прядок, спадающих по вискам. Он видел надменно вскинутые брови и приподнятые в насмешливой улыбке уголки губ.
Некоторое время он просто смотрел на Наташу,  чувствуя, что никакие эмоции – ни удивление, ни радость - не в состоянии пробиться сквозь плотную пелену боли, захватившую его голову в горячие тиски.
Молчала и Наташа.
Она нетерпеливо играла носком туфельки, и все плотнее сжимала губы так, что в уголках появились крохотные ямочки.
Наконец она спросила:
Ну?
Что – ну? – глупо переспросил он.
Ты не удивлен?
 Удивлен?
Перестань изображать попугая, - рассердилась она, и ямочки исчезли.
Почему я должен быть удивлен?
Я снова здесь....
Ах, это!
Кирилл откинулся на подушку и устремил взгляд в потолок.
                Боль  теперь разрывала всю переднюю часть его мозга. Перед глазами плавали багровые круги, кровь громко тукала в висках.
-    Так, что же? – не отступала Наташа.
Я не верю. Ты мертва. Это все галлюцинации. У меня болит голова.
А тогда, когда я пришла к тебе в первый раз, у тебя тоже болела голова?
Немного...
Неужели?
Ему показалось, или действительно в ее голосе он услышал нежность?
Кирилл снова поднялся на локте и посмотрел на Наташу.
Я должен верить очевидному.
Фи, какая глупость! – фыркнула она. – Мое присутствие здесь – не очевидность?
Кажется, ты – плод моего воображения…, - нерешительно сказал Кирилл.  –  Или головной боли.
Ты еще не знаешь, что такое головная боль, - угрожающе заявила Наташа. – Я тебе запросто могу ее устроить…
Кирилл засмеялся. В голове дружно застучали металлические шестеренки.
Может, ты думаешь, что я – привидение? А? Думаешь? Нет, правда? Тогда – это, действительно забавно!
Наташа откинула голову на спинку кресла и расхохоталась.
                Слушая ее знакомый, завораживающий смех, Кирилл был почти уверен, что это, действительно, - она.
Ну, давай, герой, - не успокаивалась Наташа, - потрогай меня! Убедись: может ли привидение быть таким плотным?!
Кирилл, трясясь от беззвучного, ответного смеха, сел на кровати:
Думаешь, не смогу? Думаешь, мне слабо? Ты всегда считала меня тряпкой, всегда…
Нет! Никогда! – лицо Наташи мгновенно стало серьезным. – Никогда. Поверь! Если бы нам никто не мешал…
Как?
Нам всегда кто-нибудь мешал.
Нижняя губа Наташи капризно выдвинулась вперед. Сейчас она походила на обиженную девчонку.
     –     То Валерка, то Ларка…
Эй, постой, - остановил  ее Кирилл. – Ты, кажется, сама…
Ты только и делаешь, что упрекаешь меня, - она, казалось, вот-вот расплачется. – Вместо того чтобы сделать что-нибудь, ты предпочитаешь все свалить на меня….
Сделать? Но что можно сделать? Тем более, сейчас?
А ты не знаешь? Не знаешь? Даже не догадываешься?
Прямые брови сошлись на переносице. Лицо Наташи превратилось в лицо рассерженного, упрямого ребенка.
Кажется, на самом деле….
Опять! Ну, вот опять! – она всплеснула руками.
Что?
Опять нам мешают! Иди, открой, иначе она звонок оборвет….
                Только сейчас Кирилл услышал протяжную трель звонка. Морщась от нового приступа боли, он пошарил ногами возле кровати в поисках тапочек. Звонок трезвонил все сильнее, превращаясь в голове в вой тревоги, разрушающий  мозг.
Черт, - выругался он беспомощно и прошлепал босиком ко входу.
                С трудом справляясь трясущимися пальцами с замком, он, наконец, отворил дверь. За нею стояла,   молодая, темноглазая женщина, в облегающих джинсах. Ее лицо показалось ему неуловимо знакомым.
Они встречались?
-     Добрый вечер, - пропела она, улыбаясь Кириллу, как старому знакомому.
Здрасте, - буркнул Кирилл.
А я к вам за спичками… не одолжите?
Конечно, - он попытался изобразить на лице некое подобие улыбки. – Сейчас.
Кирилл прошел на кухню и долго стоял там, вспоминая, зачем он здесь?
Ну что  же вы?
Женщина вошла и стояла, с любопытством оглядываясь.
     –     Вот же они!
Она ткнула пальцем в коробку со спичками, лежащую на столе, рядом с пепельницей.
      –    Мне можно взять всю? Или нужно отсыпать?
Конечно, берите.
Спасибо!
Господи, кто же она? Где я ее видел?
                Незнакомка многозначительно протиснулась мимо стоящего в проходе Кирилла, взяла спички и огляделась вокруг.
У вас здесь симпатично….
М-да…
А что вы такой бледный?
Голова болит.
Давление?
Нет, скорее, не выспался.
А! Может, таблеточку?
Нет, спасибо, я уже…
Ладушки, тогда не буду мешать….
                Кирилл благоразумно вжался спиной в дверной косяк, и женщина вытеснилась из кухни, призывно покачивая бедрами.
Пока-пока, - не оборачиваясь, она пошевелила пальцами, поднятыми до уровня плеча, и осторожно прикрыла за собою дверь.
Кирилл, вздрогнув от легкого сквозняка, подувшего от входной двери, направился снова в спальню. По пути он тщетно пытался вспомнить
Что? Что он должен вспомнить?
кто же это был? Была…соседка. Конечно! Он ей  помог однажды поднести сумку.
Но как ее зовут?
Видишь, а ты мне не верил, - встретила его упреками Наташа. Она теперь  стояла у окна, постукивая по подоконнику пальцами.
Не верил – чему?
Тому, что нам все время кто-нибудь мешает! То один, то другой, а теперь вот эта Тина…
Откуда ты знаешь, как ее зовут?
 Подумаешь, великая тайна! – Наташа рассерженно нахмурилась. – А потом ты обвиняешь меня в несуществующих грехах….
Но что от меня здесь зависит?
Ха, ты даже не представляешь, сколько…
Снова раздался звонок.
     -     Опять? - с досадой воскликнул Кирилл. – Что сейчас-то ей нужно?
Однако это была не Тина.
     -    Прости,  ключи куда-то подевались.
Лариса ввалилась в прихожую, шумно отдуваясь. За нею вошла Полина и стала сосредоточенно разуваться.
    –    Задержалась... такие пробки повсюду, скоро на машине нельзя будет проехать по городу... Ты, наверное, извелся.
Она скользнула прохладными губами по его щеке и направилась  в кухню, прихватив из прихожей брошенные пакеты с продуктами. Кирилл, в каком-то ступоре, последовал за нею.
                Безостановочно болтая, Лариса разбирала  продукты, раскладывала их по местам.
   -      Сейчас быстренько приготовим покушать. Ты голодный? – она на миг остановилась и всмотрелась в лицо Кирилла. – Выглядишь бледновато. Все еще болит? Ты принял таблетку?
   -      Болит, принял, - вяло откликнулся Кирилл.
Рядом с энергичной женой он чувствовал себя особенно  усталым и больным.
   -      Пойду вымою руки, переоденусь, и..., - последние слова потонули в шуме воды из ванной.
Пойдет переодеваться! Увидит Наташу!
Кирилла залихорадило. Он бросился в спальню и столкнулся с выходящей из ванны Ларисой.
   -      Ты что?
   -       Прости! – Кирилл привлек жену к себе. – Я сам все приготовлю. Пойдем, поруководишь мной.
   -       Да? – протянула Лариса, с интересом глядя на Кирилла. - Но почему?
   -       Мне хочется сделать тебе приятное. Пойдем же!
Он увлек ее в кухню.
   -      Что нужно делать?
   -       Засунь курицу в печку. Теперь – салат. Давай, мой овощи. Я помогу нарезать.
                Супруги дружно взялись за работу. К ним присоединилась Полина. Она подавала разделочные доски, чистила лук, обливаясь слезами, и резала, в качестве награды за доблесть, помидоры.
                В разгар работ, Кирилл тихо ускользнул и заглянул в спальню. Она была пуста. Только легкий ветерок шевелил прозрачные занавески на окне.

* * *
                Из монографии Игоря Замаева «Зависимость и маниакальность»:
          В рассматриваемом нами примере нельзя четко определить тип  психопатической личности Артура К. На первый взгляд, его можно было бы отнести к гипертимным, деятельным психопатам, поскольку, по свидетельству знавших его людей, он был контактен, работоспособен, умел. Однако это был бы поверхностный взгляд. У К. отсутствуют иные, значимые признаки, как ненадежность, некритичность, невнимательность. Напротив, соседи отмечают, что он всегда помнил об их делах и при случае справлялся о них. Так же не свойственна для К. и задиристость, которая отличает психопатов этой группы.
          Депрессия, подавленность – эти характеристики отсутствуют в показаниях очевидцев и людей, близко общавшихся с преступником. Он способен был искренне радоваться и адекватно выражать свою радость, как это случилось на ярмарке, когда он выиграл главный приз – куклу...
           По степени выраженности и адекватности, К. не отличался от ровесников.
У него не было ни фанатичных идей, ни выраженного тщеславия....
          Принимая во внимание предполагаемую патологию личности К.,  он, скорее может быть отнесен к типу «бесчувственных» психопатов – людей, не поддающихся перевоспитанию.  Только с этих позиций могут быть объяснены многочисленные жертвы преступника...»   


Глава четвертая.               Лариса.

                Вечер удался. Они славно поужинали. Кирилл, как и ожидалось, приготовил свою знаменитую курицу-гриль, Лара достала припасенную бутылочку вина. Полина на десерт получила мороженое. Сейчас Лариса мыла посуду, а дочь и муж - откисали у телевизора. Она прислушалась, но за шумом воды и звоном тарелок ничего не было слышно.
Она домоет посуду, заварит кофе, и они славно  посидят втроем, глазея в голубой экран.
Это ей нужно сейчас: такой вот тихий семейный вечер. Оплот семейной жизни.
Лариса сильно подергала себя за мочку уха.
Когда все успело разладиться?
                Она ощущала, что почва уходит у нее из под ног. Везде были провалы. Везде: на работе, дома… Шеф сегодня предупредил при всех, что он не потерпит больше ее опозданий на планерку. Третий раз подряд – это и святого выведет из себя. Тем более, что Лариса слыла ответственным и обязательным работником…Какой пример она подает подчиненным? Те, глядя на свою начальницу, совсем распоясались. Целыми днями хлещут кофе, сбиваясь в шушукающиеся компании и – ни одного контракта за полмесяца!
                Полина, которую Лара забрала из детского сада и отправила к маме тоже ведет себя странно. Кстати, надо будет расспросить маму об этом. Чем  именно она обеспокоена? По-хорошему это надо было сделать сегодня, но Лариса спешила домой, к Кириллу…К его больной голове…
А, может быть, это  был только предлог? Может быть, она не хотела ничего слышать и знать?
Знать? О чем?
О том, что все постепенно рушится? Рассыпается, как карточный домик?
                Лариса оперлась на раковину и перевела дыхание. Спокойно, без истерик! Ничего не рушится! Она все контролирует. Она – взрослая и сильная женщина. Она сама управляет своею жизнью и не позволит хаосу вмешаться в созданный ею порядок.
Лариса несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, потом выпрямилась и взяла очередную тарелку. 
                Истерично всхлипнул звонок. Лара вздрогнула. Тарелка выскользнула из мокрых рук. С победным хлопком она разбросала  мелкие осколки по кафельному полу. Лариса бестолково засуетилась, ткнулась за веником, оскользнулась, ухватилась за мойку, с трудом обретая равновесие. Звонок снова тренькнул.
                Из комнаты спешил Кирилл. Лара бросилась за ним, на ходу срывая передник:
   -      Я открою.
   -      Ничего, - Кирилл мягко отстранил Ларису и щелкнул замком.
Лариса прислонилась спиной к стене -  ноги не держали ее. Облегчение было настолько велико, что тело сделалось ватным. Она только тихо улыбалась в ответ на громкие, может быть даже излишне громкие,
от смущения,
приветствия Риты и Володи. Они, очевидно, заметили ее состояние и сделали вывод, что явились не вовремя.
   -       А где Нелли? - Лариса постепенно приходила в себя.
   -       Мы позвонили ей по дороге, но она отказалась поддержать наш порыв. У нее много работы...
   -       Порыв?
   -       Ага! – Рита смотрела безмятежно. – Я говорю Володьке: сделать генератор и не отпраздновать – просто предательство по отношению к умной машине.
   -      Так вы закончили? – Кирилл, казалось, был искренне рад успеху друга.
   -      Еще в прошлом месяце. Теперь нарабатываем базу...
                Володя обнял Кирилла за плечи, и они направились в гостиную. По дороге оба несколько раз постучали по косяку двери:  чтоб не сглазить.
Рита с улыбкой проводила их взглядом и повернулась к Ларисе. Следы потрясения на бледном лице Ларисы были слишком очевидны.  Рита взяла холодную, еще влажную от воды, руку подруги и спросила мягко:
   -      Что случилось?
Лариса несколько мгновений помолчала,  пытаясь осмыслить этот простой вопрос, потом высвободилась:
   -      Ничего.
   -      В самом деле?
   -      Я же сказала: ничего! У нас все – замечательно.
   -      Но ты... испугана....
   -      Нет. Нет, я не испугана. Я встревожена. Сегодня снова опоздала на планерку и получила такую взбучку от шефа, что впервые подумала о смене работы...
   -      Что ты! Ты – классный специалист! С именем, с опытом.
   -      Тем не менее, при существующей конкуренции расслабляться нельзя. Но вы молодцы, что зашли! – сменила она тему. - Просто здорово. Нужно развеяться и отметить вашу удачу.
Они были похожи на двух плохих актрис, разыгрывающих спектакль.
   -      Не удачу, а успех!
Это была реплика Риты, за которой последовал короткий монолог:
   -      Володя с Латышевым бились над прибором последние несколько лет. Наконец, результат обнадеживает. Теперь можно будет не оперировать туманными понятиями, а рассуждать предметно, с фактами и результатами экспериментов.
                Рита усмехнулась, удивляясь себе, своему неумению противостоять Ларисе. Та не хочет говорить о том, что происходит у нее дома, а Рита не может объяснить ей, что и Лариса, и ее семья находятся в опасности. Она не может объяснить, в чем заключается опасность, потому что сама этого не знает, но своею обостренной интуицией, своим необыкновенным чутьем она чувствует это.
Как же ей быть?
К тому времени они переместились на кухню, и Лариса наливала  чай, оживленно болтая.
Слишком оживленно. С искусственной, лихорадочной веселостью.
Рита слишком долго знала Лару, чтобы поверить в ее хорошее настроение.
                Вскоре к ним присоединились мужчины. Лариса захлопотала, доставая печенье, конфеты, накладывая в вазочки варенья.
Рита  смотрела на беседующих друзей, на суетящуюся Ларису и невольно морщилась, вспоминая темную тишину своего дома. Андрей уехал за Петром Андреевичем.
Скоро, скоро он привезет его, и комнаты снова оживут, наполнившись родными голосами.
                Это она настояла заехать к Лавровым. Тяжелое предчувствие не отпускало ее. Оно притихало, иногда, иногда – стучало громко вместе с колотящимся сердцем, но не уходило совсем.
Рита привыкла доверять своим чувствам и решила устроить небольшую инспекцию у друзей.
Так, на всякий случай.
                У ребят все в порядке. Пока в порядке, суеверно одернула она себя. Остается только ждать. Если она права, то «это» объявится. Причем достаточно скоро, как она думает.
Объявится.
Рита зябко повела плечами.
                «Самое досадное в моей практике, - вспомнила Рита разглагольствования Марка, - что даже если ты в силах профилактировать проблему, что, кстати, возможно не всегда, то все равно не имеешь права нарушать этические нормы: вмешиваться в чужую жизнь. Вот когда попросят! – Марк многозначительно поднял указательный палец кверху. – К сожалению, тогда уже бывает поздно. Тогда проблема уже назрела и ее нужно решать. С гораздо меньшим эффектом и большими затратами. Но что делать?».
Он был прав. Рита только сейчас осознала, насколько он был прав.

Глава пятая.                Лариса.

                Лариса смотрела через запотевшее стекло, как родители и Ира суетились вокруг машины. Мама тщательно подбирала полы шубы, прежде чем устроиться на заднем сидении, отец протирал лобовое стекло. Ира подняла глаза и, заметив в окне Ларин силуэт, показала ей язык. Лара знала почему: сегодня сестра займет ее место.
                Переднее сидение, рядом с отцом, навсегда стало Лариным, после того, как родители убедились, что никакие таблетки не помогают их младшей дочери избежать укачивания. В противном случае каждые триста-четыреста метров приходилось останавливаться и пережидать приступы отвратительной тошноты.
                Ира снова усмехнулась, помахала рукой и исчезла в машине. С громким стуком захлопнулись дверцы. Машина, выпустив клуб серо-голубого дыма,  медленно тронулась с места.
Ликующее чувство свободы, притупленное болью в горле, охватили Лару. Она отвернулась от окна и оглядела их комнату. Общую с сестрой.
                Вот Иришкина кровать, брошенная небрежно юбка, растрепанные страницы книги, которую она читала перед поездкой....
Неясное чувство вины пришло на смену ликованию. Она была не так уж и больна, чувствовала себя вполне прилично, не считая вполне переносимого дискомфорта в горле. Конечно, ей нужно поехать вместе с родителями и сестрой. Конечно, нужно.
                Она бросилась к двери, дернула за ручку. Ручка отвалилась, как подгнивший зуб. 
Лариса метнулась к окну и увидела машину отца. Она еще была недалеко, и можно было закричать....
Тяжелая рама не открывалась. Лариса билась в нее, как птица в клетке, отчаянно колотила кулаками о стекло, которое было твердым и прочным, как камень....
                Лариса всхлипнула во сне, заметалась на подушке. Холодный пот выступил на лбу. Она вскочила и села в кровати, еще не совсем проснувшись и не понимая: откуда это острое чувство опасности: из давно не снившегося кошмара или извне?
Она с трудом разлепила веки, оглядываясь и прислушиваясь.
Сердце колотилось набатом, заглушая звуки.
                Комната застыла в сонном оцепенении. Мягко шуршали шторы. Редко налетали дуновения ночного летнего ветра. Пятна уличных фонарей вздрагивали на стенах в такт взмахам штор.
В комнате что-то было не так.
Шорх-шорх...
Лара притихла, затаилась. Из дальнего угла слышалось шуршание. За креслом что-то двигалось. Двигалось  размеренно, тихо.
Шорх-шорх, шорх-шорх...
Она вытянула шею, стараясь заглянуть в угол, но глубокая тень, кулисой, надежно скрывала его.
                Лариса встала, и на цыпочках прокралась вперед. Она, дрожащей рукой, уже нащупала кнопку торшера, когда заметила кудрявую макушку.
«Нельзя пугать лунатиков...».
Переведя дыхание, она наклонилась. В углу, между стеной и мягкой ручкой кресла,  сидела Полина. Глаза ее были закрыты, она мерно раскачивалась из стороны в сторону. Спина девочки терлась о стену, издавая шуршание.
Что делать? Позвать ее или  осторожно отнести в кровать, стараясь не разбудить?
                Пока Лариса решала, как быть, девочка встала и медленно двинулась к кровати. Ее губы беззвучно двигались. Она протянула руки. Их длинные тени с шевелящимися пальцами вытянулись по стене.
Лариса прикусила ладонь, чтобы не закричать.
Полина подобралась к кровати и влезла на нее ногами.
Лариса чувствовала, что находится на пределе. Она хотела  разбудить Кирилла или даже Полину,
Не буди лунатика!
но не могла пошевелиться. Она была  скована путами странного сна наяву.
                Девочка прошла к изголовью и сняла картину.
Проклятая картина! Давно нужно было убрать ее!
В далекой глубине сознания бились здравые мысли, но Лариса воспринимала их как далекое эхо. Сейчас она находилась в диком ирреальном мире, в котором не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, не могла издать ни звука, словно на лицо ей положили подушку.
                Рамка картины сухо треснула, на подушку посыпались щепки. Щепок было неожиданно много, как будто рамка давно прогнила, и достаточно было лишь одного прикосновения детской руки, чтобы она расслоилась и рассыпалась на десятки острых, занозистых кусков.
Лариса мысленно вскрикнула.
Полина выронила картину и ссутулилась, словно от боли. Она  повернулась боком, достаточно для того, чтобы Лариса, с ужасом увидела, как по ее рукам течет кровь.
Течет, пачкая рукава ночной рубашки.
                Качнувшись, Полина прижалась ладонями к стене, с силой провела несколько раз сверху вниз.  Кровавые полосы заалели на бледном фоне. Они выделялись ярко, горя красно-желтым светом. Ларисе казалось, что внутри полосы разделялись на зигзаги из багрового пламени, которые перекрещивались, сплетались, сливались друг с другом.
На стене возникали причудливые фигуры, написанные кровью ее дочери.
                Лариса невероятным усилием всех своих духовных и физических сил преодолела оцепенение и бросилась  вперед. Она подхватила  легкое детское тельце на руки.
Осторожно укладывая обмякшую Полину  на кровать, Лариса причитала и всхлипывала. Она бормотала какие-то ничего незначащие слова, задыхалась от ужаса и волнения, целовала спутанные влажные волосы дочери.
   -      Что? Что? – бестолково засуетился рядом Кирилл. Он тряс головой, пытаясь проснуться.
   -      Осторожно! Там на подушке щепки!
   -      Где? – наконец пришел он в себя. – Боже! Что произошло? Почему у Полины кровь?
   -      Поранилась! Неси перекись и бинт! – приказала Лариса.
                Она действовала профессионально. Засучила рукава ночной рубашки, осмотрела кисти и предплечья дочери. На ладонях виднелись несколько сочащихся кровью царапин. Лариса подняла руки повыше, чтобы приостановить кровотечение и заглянула Полине в лицо. Оно было бледно, брови страдальчески сведены в линию. Это выражение страдания на детском личике эхом отдалось в сердце Ларисы, причинив ей невыносимую боль. Но она не позволила себе расслабиться.
                Осторожно и тщательно она ощупала Полину и, не найдя нигде больше повреждений, принялась обрабатывать раны. Наконец, когда ладони были забинтованы, а остатки рамы с подушки собраны и упакованы в мусорный мешок,  когда пришедшая в себя Полина раскрыла глаза и заплакала от боли, Лариса заплакала вместе с ней.
От  облегчения, от жалости, от пережитого ужаса.
   -      Что делать? – Кирилла охватила лихорадочная жажда деятельности. – Что мне еще сделать?
               Лариса прижала к себе Полину и баюкала ее, сидя в кресле и наблюдая, как Кирилл пытается собрать деревянную пыль истошно воющим, в ночной тишине, пылесосом.
Обои, наверно, напрочь испорчены.
Помнится, оставались  какие-то куски рулонов...
Она перевела взгляд на стену. Там, где должны были быть кровавые следы от рук Полины, сияла девственная чистота.   


Глава шестая.                Тина.

                Сегодня Тина весь день провела в парикмахерской и салоне красоты. Аппаратная косметология – чудесное изобретение! За каких-то шесть часов она стала выглядеть моложе на десять лет. Теперь ей больше двадцати  никто не даст.
Ее план начал  реализовываться.
                Тина прилегла на кровать. Постепенно ресницы ее сомкнулись, она задремала. Сказалась усталость: она не привыкла к подобным  перегрузкам - физическим и эмоциональным.
Нет, вы только посмотрите! – раздался насмешливый голос. – Они устали!
Тина подскочила в кровати. Растерянно моргая со сна, она не сразу разглядела уже знакомое мужское лицо в глубине зеркала.
Разве такой должна быть настоящая женщина? Женщина – победительница, женщина – соблазнительница?!
Я еще не привыкла, - огрызнулась Тина, - к таким эпитетам и потому не могу не отдохнуть после изнурительного соответствия.
Тц-тц-тц, -  поцокал Он языком. – Устала…
В его сочувственном тоне скрывалась издевка.
Как утомительно, оказывается, быть настоящей женщиной….
Не сложнее, чем настоящим мужчиной! – парировала она.
Мы сегодня в боевом расположении духа! – он, казалось, был удивлен.
Просто не люблю, когда меня упрекают….
Извини, извини! Я просто хотел тебе помочь проснуться.
Зачем?
Затем, что пришел час для следующего шага. Или ты передумала? – встревожился Он.
Передумала? Ни за что!
Узнаю  львицу! Царицу! К твоим ногам скоро упадет весь мир!
Да?
Что я слышу? Это – скепсис? Ты перестала мне доверять?
Да нет! Я просто не очень хочу весь мир. Я хочу одного. Своего. Того, кто будет для меня и только для меня….
А ребеночка? Ты хочешь ребеночка? Маленькую розовенькую девочку? С крошечными ручками и ножками, с наивными глазками…. Ты хочешь?
Ну…
Ну?
Как-нибудь потом, может быть….
Нет! Ты должна хотеть ребенка! Настоящие женщин все имеют детей! Они должны продолжить себя, чтобы бесконечно возрождаться из пепла времени…. Ты согласна?
Я как-то не думала об этом….
А ты подумай, подумай! Иначе – все не имеет смысла. Иначе, - в голосе Его появились капризные ноты,  - я не буду помогать тебе!
Хорошо! Положим, я согласна! Я подумала!
Тогда поднимай свою задницу с койки и…
Тина слушала наставления, согласно кивая головой.


Глава  седьмая.                Лариса.

   -       Я вообще не понимаю, что происходит!
 Лариса нервно сцепила пальцы. Нелли внимательно посмотрела на нее.
                Они не виделись несколько недель. За прошедшее время Лара изменилась: похудела, выглядела раздраженной и усталой.
    -      Можешь говорить все, что считаешь нужным. – Подбодрила Нелли подругу. – Не беспокойся, я пойму.
    -       Не об этом сейчас речь! Я готова даже признать себя не в своем уме, лишь бы все, что происходит, оказалось моими фантазиями. Пусть лучше я сойду с ума, иначе....
Она сжала голову руками.
   -       Иначе – что? – спросила осторожно Нелли.
   -       Иначе, я действительно сойду с ума.
Они замолчали. Нелли первой прервала затянувшуюся паузу:
   -       Что-то случилось с Кириллом? Он – причина твоего беспокойства?
   -       Кирилл? – очнулась Лариса, вынырнув из омута своих мыслей. – Да, и он тоже. Она скорбно покачала головой. – И он, и я, а главное – Полина.
   -       Полина? – Нелли менее всего ожидала это услышать. – Но Володя говорил, у вас все хорошо. Они с Ритой ведь были у вас на днях...
   -       Сейчас ты тоже решишь, что мне нужна помощь профессионала, - горько констатировала Лара.
                То, что она рассказала, не укладывалось в голове Нелли, однако и отмахнуться от ее рассказа она не могла.
Похоже, Рита не напрасно призывала к решительным действиям.
   -      Полина изменилась почти сразу, после переезда. Она раньше постоянно требовала нашего внимания, а тут сидела часами в комнате и играла. Сама с собой. Рита видела. Она меня еще тогда успокоила, что тоже в детстве играла в ролевые игры. А ты?
Лариса с надеждой посмотрела на Нелли, промокая сухие щеки платочком.
   -      И я! Ты, кстати, тоже должна была.
   -      Я - не помню. Правда, когда недавно специально думала об этом, напрягалась... Кажется, было что-то этакое. С Иришкой. Только все как-то смутно.....
   -      С Иришкой? –  переспросила Нелли.
Ирина  была старшей сестрой Ларисы,  трагически погибшей в автомобильной катастрофе. По крайне мере, так рассказывала сама Лара.
Похоже на некомпенсированное чувство вины. Но при чем здесь девочка?
   -      Так что же с Полиной?
   -      Эти странные игры...
 Лариса снова ушла в себя. Нелли, незаметно наблюдала за нею.
                С Ларой, действительно, что-то происходит. Может быть, истероидная форма элементарной фобии?
«Было отвратительное ощущение сканирования мозга. Я почти реально чувствовала тонкий гибкий зонд, который ворочается  там. А потом ожила картина...».
Нелли тряхнула головой, прогоняя воспоминания о Ритиных рассказах. Она должна быть максимально объективна.
   -      В какой комнате Полина предпочитает находиться? 
   -      В спальне. В нашей, с Кириллом спальне. Но это же нормально? Все дети любят играть в спальне родителей.
Нелли неопределенно пожала плечами.
   -      Потом, у нее участились приступы лунатизма.
 Лариса снова стиснула руки так, что побелели суставы на пальцах. Ее рассказ о ночном происшествии  с картиной звучал фантастически.
   -      Она тогда сильно поранилась, и я впервые поняла, остро поняла, насколько все это небезопасно!
Лариса снова всхлипнула, поморгала  и полезла в сумочку за сигаретой.
   -      Нелли, я боюсь! Ты даже представить себе не можешь, как я боюсь!
   -      Ну, а что Кирилл? – попыталась сменить объект тревоги Нелли.
   -      У него слишком часто болит голова. Не знаю, может быть, это от боли, но он разговаривает сам с собой, и глаза.... Его глаза... они горят безумием.... я постоянно держу наготове шприц с транквилизатором, но  он не позволяет сделать инъекцию. Вообще, он стал подозрительно и враждебно относиться ко мне. Такого не было даже....
Лариса не закончила фразу, но Нелли и сама догадалась, что она хотела сказать:
такого не было даже в самые тяжелые дни после  смерти Наташи.
   -      Давай закончим с  Полиной.
Ларису прорвало. Она лихорадочно говорила, не обращая внимания на потекшие, наконец, по щекам слезы.
   -      Она недавно влезла в аптечку, в ванной. Вытащила таблетки... аспирин... целый флакон. Ты бы знала, что я испытала.... Представляешь, сидеть и ждать, когда у нее начнутся судороги и галлюцинации....
   -      А ты не сгущаешь? – осторожно спросила Нелли. – Ты спросила, сколько она выпила?
   -      Спросила! Получила ответ: «нисколько!»  Я стала расспрашивать: куда делось лекарство, а она молчит...
   -      Ты наблюдала, во что она играет?
   -      Пыталась. Я ничего не поняла.
   -      Она играет сама во все лица, или в ее играх участвует кто-то еще?
«Там, в комнате, был мужчина. Я слышала его голос...»
   -      Уверена, что участвует. Она постоянно говорит с ним.
   -      С кем?
   -      Я сама хочу это узнать! Она постоянно говорит о нем! Она постоянно играет в него! А потом, ночью, – этот кровавый ужас....
«Там мужчина. Он разговаривает...»
                Лариса перевела дух.
   -      В общем, Нелли, я понимаю, что это – не твой профиль, но, может быть, ты посоветуешь, к кому обратиться? Да и надо ли? Может, я–таки все это выдумала? Может, мне приснилось, что стена испачкана? Может, я сама была не в себе, со сна?
Нелли молчала, барабаня кончиками пальцев по столу.
                Увы, она не могла обрадовать  Лару известием о напрасных тревогах. Даже если девочка выдумала себе друга, как это иногда бывает у детей, то, все равно происходящее, снабженное комментариями Риты, очень не нравилось ей. Очень. Придется  разбираться. Разбираться немедленно.
   -      Я сама поговорю с Полиной, - наконец заговорила она. – Поговорю, и тогда решим, что делать. Договорились?
Лариса облегченно кивнула.
Нелли с удовлетворением отметила, что она расправила плечи, словно сбросила тяжелый груз.
   -      Все будет хорошо! – потрепала Нелли Ларисину руку. – Ответственно заявляю тебе, как специалист.
Лариса, в ответ, благодарно улыбнулась.

* * *
                После ухода Лары, Нелли возбужденно заходила по кабинету. Даже если в ситуации замешана очередная чертовщина, в чем она сильно сомневается, несмотря на убежденность Риты
она всегда уверена во вмешательстве посторонних сил в их жизнь. На это не стоит обращать серьезное внимание,
налицо очевидные отклонения. В первую очередь у Кирилла. Конечно, эти головные боли, разговоры с самим собой....
                Возможно, Полина что-то унаследовала от отца и потому излишне восприимчива. Она «заражается» его безумием. Она поддается той нервической, раскачивающей психику атмосфере, которую создают вокруг себя душевно больные люди.
Стоп, стоп, стоп!
Она уже записала Кирю в душевнобольные. Слишком поспешно. Нужны серьезные наблюдения, для начала.
                То, что Кирилл относится к типам с лабильной психикой, Нелли знала давно. Она исподволь внимательно наблюдала за ним и искренне радовалась, когда ему удалось перенести кризис, связанный со смертью Наташи с наименьшими, на взгляд Нелли, потерями.
Небольшое нервное расстройство – не в счет.
Тогда, конечно, главную роль сыграла Лариса. Она стала тем самым стабилизирующим фактором, той самой душевной опорой,  которая поддержала Кирилла и помогла ему выкарабкаться из кризисного состояния. 
Теперь Лара сама нуждалась в помощи.
«Занимательная задачка! – думала Нелли, меряя шагами кабинет. – Занимательная, и не из легких... Есть над чем подумать...»


Глава восьмая.                Кирилл.

                Он уже свыкся с ее неожиданными появлениями. Теперь он мог повстречать Наташу не только в спальне, но и в любой другой комнате. Она почти всегда приходила внезапно.
Наташа объяснила ему, что после того, как ей удалось убедить всех в своей смерти, она вынуждена  скрываться.
Это было понятно.
Валерий бы не отпустил Наташу просто так. Никогда.
А она уже устала от него. Она поняла безнадежность своих чувств и бесперспективность отношений и хотела уйти от Валерки. Уйти, чтобы начать новую жизнь с ним, с Кириллом.
Это уже не удивляло его.
Начало новой жизни  состоялось. Тогда, в больнице…
Его  страшило другое:
необходимость сообщить об этом Ларе.
Впрочем, Наташа велела ему пока не думать об этом. Она в последнее время была очень расстроена. Все получалось совсем не так, как она мечтала. Она все больше злилась и дулась на него.
А как? – спросил у нее Кирилл однажды. – Как ты хотела, чтобы было?
Я хочу жить поблизости от тебя и пользоваться каждым мгновением!
Она легко потерлась носом об его щеку. – Понимаешь? Это прекрасно – быть рядом….
Но здесь, у нас дома такое невозможно.
Конечно, - согласилась Наташа. – Зато можно устроить это у соседей…
У каких соседей?
У Тины, например. Вообще-то она меня уже достала. Все время клеется к тебе, меня игнорирует…
Игнорирует?
Конечно! Ты, как будто этого не замечаешь!
Да мне не приходилось…
Кирилл хотел сказать, что он еще никогда не видел вместе Тину и Наташу, но решил благоразумно промолчать.
Не приходилось ему, - Наташа была настроена по-боевому. – Не приходилось! Сейчас она явится, - увидишь!
Кто явится?
Твоя разлюбезная Тиночка!
Она совсем не моя …
                В дверь позвонили. Он пошел открывать, лихорадочно размышляя, как  погасить огонь начинающегося разгораться скандала.
Щелкнул дверной замок и через порог, не дожидаясь приглашения, вошла Тина. Заметив изумленный взгляд Кирилла, она несколько смешалась, но спросила с  испуганным вызовом:
Можно?
Да, да! Конечно, - торопливо ответил Кирилл.
Он потер ладонью лоб. Голова снова заболела. Розоватый туман закачался перед глазами.
Вы уж меня простите, - начала Тина, - я так запросто к вам, по-соседски. Сахар закончился, а мне хочется кофе. Не одолжите пару ложек?
Она протянула Кириллу керамическую кружку. Кирилл непонимающе посмотрел на кружку, потом перевел взгляд на Тину.
                Из комнаты вышла Наташа и демонстративно прошла в кухню.
Может, у вас тоже нет? Я так бессовестно прошу…
Нет, нет! - Кириллу, наконец, удалось взять себя в руки. – Идемте. Я конечно, насыплю…
Они вошли в кухню.
                Наташа стояла у окна и насмешливо смотрела на него. Кирилл перевел взгляд на Тину. Она протягивала ему кружку, робко улыбаясь. В ее взгляде он прочел  ожидание.
Что ей нужно?
Кирилл достал пакет с сахаром и стал осторожно насыпать его в кружку. Под взглядами обеих женщин он чувствовал себя очень неуютно.
Эй, осторожно! - Воскликнула Наташа. - Рассыплешь!
Кирилл вздрогнул и, действительно, часть сахара рассыпалась на стол.
Я помогу, - Тина наклонилась, и они вместе стали сгребать со стола колючие белые кристаллы.
Их руки встретились. Она не убрала свою, а  только распрямилась, глядя прямо ему в глаза своим странным, испуганно-вопрошающим взглядом.
Что ей нужно?
Тина придвинулась к нему. Их лица теперь располагались всего в нескольких сантиметрах друг о друга. Она приоткрыла губы и откинула голову назад.
Что ей нужно?
Кирилл, словно оглушенный, стоял и смотрел на беззащитный изгиб верхней губы и легкую припухлость нижней. Между губами матово светилась полоска ровных зубов.
Что ей нужно?
Тина придвинулась ближе. Ее теплое  дыхание коснулось Кирилла.
Что ей…
Она положила руку ему на затылок и нежно коснулась губами его губ.
нужно?
Легкое ласка  была приятна. Он прикрыл веки, и  потянулся  к Тине.
Томительно долгий поцелуй длился бесконечно.
   -      Вы не увлеклись? – от язвительного Наташиного голоса Кирилл вздрогнул и отстранился.
Тина удивленно смотрела на него, но Кирилл отошел от нее, пятясь, и спрятался за стол. Она понимающе усмехнулась, и, наспех пробормотав слова благодарности, вышла.
   -      Вот! –  воскликнула Наташа. – Я же говорила! За тобой нужен глаз да глаз!
Кирилл неловко пожал плечами. Однако он не мог этого не признать, такая откровенная ревность Наташи льстила ему.
Он снова пожал плечами и смущенно улыбнулся.


Глава девятая.                Нелли.

                Нелли едва дождалась конца рабочего дня. Закончив прием на полчаса раньше обычного, она вызвала такси и отправилась прямо в лабораторию. Там вовсю кипела работа: гудел генератор, щелкал осциллограф, выдавая на гора десятки метров бумаги с волнистыми линиями.
                Бледная от усталости Рита сидела за занавеской  и пила кофе. Володя суетился вокруг немолодой женщины, голова которой была облеплена резиновыми присосками с тонкими проводками, сплетавшимися в замысловатую паутину на входе в генератор.
Визиту Нелли удивились.
   -       Случилось чего? – спросила Рита, потягивая остывший кофе. – Присоединяйся!
Она махнула  рукой в сторону чайника и банки с кофе.
   -      Не хочу. Случилось.
   -      Вот новости...
Ритину безмятежность ничто не могло поколебать.
   -      У нас здесь каждый день чего-то случается.
   -      Привыкли? – усмехнулась Нелли.
   -      Иммунитет выработался.
   -      К сожалению, не у всех...
   -      Здравствуй, любимая жена!
Володя выглянул из-за ширмы. Площади лаборатории были слишком малы, чтобы иметь отдельную комнату для персонала, потому рабочее пространство было просто отгорожено ширмой. Володя приветливо прощался с уходящей пациенткой:
   -      Через день мы вас ждем! А пока – никаких лекарств! Не забывайте!
Женщина что-то ответила, с сомнением. Володин убеждающий голос удалялся в сторону входной двери.
                Нелли машинально двигала по столу стаканчик с колючим растением, воинственно растопырившим ссохшиеся лепестки.
   -      «Спасатель»? – спросила она.
   -      Ты помнишь эту историю?
Еще бы Нелли не помнить! Она тогда здорово перетрусила.
Это было в начале Ритиной работы в лаборатории.
                Однажды, после напряженного дня, у Риты случился приступ. Она металась и стонала. Ее тело, как пружина, билось в конвульсиях. Володя, попеременно, вызывал «скорую», потом Марка, потом Нелли.
Нелли подоспела  к концу инцидента. Врач «скорой», по свидетельству Александра Петровича, который находился тут же, с синими губами и багровым лицом близкого к апоплексическому удару человека, ввели Рите лошадиную дозу успокоительного. Это мало помогло.
                Потом приехал Марк и немедленно начал проводить какие-то зловещие манипуляции, кадить пучком подожженной травы и бормотать чудовищную абракадабру на смеси латинского, греческого и еще каких-то, неизвестных Нелли, языков. В результате его действий, Рита, понемногу, успокоилась. Она неожиданно уснула глубоким сном и, хотя была еще очень бледна,  дышала ровно. Пульс ее был частым и глубоким, она  периодически тряслась мелкой дрожью и покрывалась потом, стекающим крупными каплями по ее лбу и щекам.
                Нелли неотлучно находилась рядом, а за ширмой Марк беспощадно костерил горе ученых, не позаботившихся о защите для Риты. Нелли, прислушавшись, поняла, что речь идет о неком защитном поле, которым должен окружать себя каждый целитель, прежде чем начнет всерьез  работать с больными.
   -      Но ведь раньше все было нормально! - В  голосе Володи не было уверенности.
   -      Раньше... пока не совпали параметры, - лютовал Марк. – Рита – самородок. Вы должны были подумать о ее безопасности!
   -      Но раньше...
   -      Она сама справлялась, интуитивно. А здесь – резонанс! Черт, я тоже хорош – не подумал...
                После этого случая Рита не появлялась на работе больше недели. Сначала она боролась со страшной слабостью,
после того, как проснулась, на вторые сутки, после подействовавших-таки уколов.
а потом брала уроки у Марка.
Марк не пустил дело на самотек и несколько дней сам наблюдал за Ритой. Он и принес тогда это странное, задиристое растение.  Рита должна была несколько раз на дню оглаживать его.
                Она уверяла, что ощущает упругий и плотный кокон, окружающий растение, а Марк уточнял, что этот колючий цветок, весьма смахивающий на чертополох, убирает чужой «негатив» с рук Риты, защищает ее от воздействия чужих проблем. Они так и называли его с тех пор:  «спасатель».
                Теперь Ларисе понадобился спасатель. Она выбрала на эту роль ее, Нелли.
Но что здесь можно сделать? И может ли она, нарушив врачебную этику, рассказать Рите?
Нелли почувствовала мгновенный укол сомнения и профессиональной ревности, но пересилила себя.
Она должна думать  о том, как будет лучше для дела.
Что касается этики, то  Рита – могила. Ей Нелли доверяет. И потом, ей нужен помощник.
А кого брать в помощники, как не Риту?
Решено!
                Нелли подняла глаза и наткнулась на насмешливый взгляд Риты.
   -      Ну, что – решилась? – спросила она. – Давай, не тяни! Это Лариса? Да?
Когда Нелли закончила, Рита удрученно покачала головой:
   -      Надо же! Я ведь чувствовала, что произойдет какая-то мерзость! Но Полина.... Обязательно нужно было втягивать в это ребенка!?
   -      Конечно!
Володя оттолкнулся от края ширмы, к которой он, прислонясь, слушал Неллин рассказ.
   -      Как раз ребенок легче всего поддается воздействию. Он открыт и восприимчив. Знаете, девушки, не нравится мне это все. Очень не нравится! Здесь проблема сложная и непонятная. Нужно активно собирать информацию. Нужно переговорить со всеми вовлеченными лицами: с Кириллом, с Ларисой, с Полиной....  Хорошо бы провести  диагностику квартиры и спальни. Сначала – приборами, потом - Ритой. Возможно, ей удастся визуализировать источник... ,- Он строго посмотрел на жену, потом перевел взгляд на Риту.
   -       Есть, сардж! – хором откликнулись те.
   -      Не до шуток, - буркнул сердито Володя.
                Рита и Нелли переглянулись. Они понимали его озабоченность. Не так уж много прошло времени с тех пор, когда за ними гонялся выводок живых мертвецов с чокнутым колдуном, озабоченным манией бессмертия, во главе. Так что радения об их безопасности были обоснованными.


Глава десятая.                Полина.

                Полина сидела на мягком ковре рядом с кроватью, поджав под себя ноги. Ее взгляд был устремлен в одну точку, глаза остекленели,  большой палец правой руки застыл во рту. По нему  до локтя протянулась тонкая струйка слюны. Худенькое тельце безостановочно раскачивалось. Полина  ждала. Ждала терпеливо, не по-детски.
                Он перестал говорить с нею после того, как мама обнаружила возле кровати пустой флакон, а Полина не смогла объяснить ей, куда делись почти полсотни таблеток. Мама  убеждала ее сказать: не проглотила ли Полина их, но  Полина молчала, крепко сжав губы. Тогда мама заплакала....
                Она так ничего и не сказала, но Он все равно рассердился. Рассердился, Полина чувствовала это, хотя и не понимала:
почему?
Она не выдала его. Не сказала, что по его приказу высыпала таблетки в унитаз. Он злился и кричал на нее. Теперь он  не показывается.
Полина перестала раскачиваться и замерла. Ей показалось, что по стене пробежала тень.
Она появлялась всякий раз, перед тем, как слышался его голос. Но – нет, показалось.
                На всякий случай, Полина  влезла на кровать и потрогала стену рукой. Прохладная и шероховатая, она была абсолютно чистой и гладкой.
Тогда Полина снова уселась и стала терпеливо  ждать.

* * *
                Из монографии Игоря Замаева «Зависимость и маниакальность»:
          «Наука, если она хочет быть плодотворной, должна неизменно придерживаться равновесия между элементами и целым. Конечно, наша установка по отношению к целостности интуитивна; но она может быть отчасти прояснена на основе анализа тех элементов, которые составляют эту целостность.
          Работа с отдельными элементами, на первый взгляд, дается без труда; но их реальное понимание возможно только тогда, когда мы рассматриваем их в связи с целым. Иногда представление о целостности оказывается доступно лишь «чувствам» наблюдателя, а элементы так и остаются непроясненными.
          В случае с Артуром К. мы видим отдельные элементы, кажется, вполне понятные, но главная задача исследования так и остается тайной за семью печатями. Мы ни на шаг не приблизились к основному вопросу: почему? Почему он делал это? Был ли он, на самом деле, психопатической личностью, или это только наши предположения, сделанные от отчаяния? И, наконец, если К. был психопатом, что служило отправной точкой его психопатии? Эти вопросы чрезвычайно важны не только для специалистов, но и для общества. Общества, которому предстоит сделать выводы, чтобы сохранить своих детей...»


Глава одиннадцатая.                Рита.

                Они устроились в небольшом уютном кафе на бульваре, примыкавшем к скверу. Их столик стоял прямо напротив густых зарослей кустов, окружающих детскую площадку. С площадки доносился гомон веселых голосов. Рита заметно погрустнела.
    -      Когда твои приезжают?
Нелли сочувственно пожала руку Риты, лежащую на столе.
    -      Через три дня.
Рита грустно усмехнулась:
    -      В часах сказать не могу: еще неизвестно, чем они решат добираться. Лето, сама понимаешь.
    -       Да, в нашем государстве зима – катастрофа, а лето – стихийное бедствие.
Они помолчали, задумавшись, каждая о своем.
    -       Рит, я хотела еще поговорить о Ларе.
Рита подняла на Нелли потемневшие глаза.
Еще? Они только что  строили планы, прикидывая так и этак, как им поступить.
                Володя остался в лаборатории, а они вышли, чтобы продышаться после тяжелого дня и отдохнуть в приятной обстановке.
    -       Знаешь, я искренне надеюсь, что консультации ей помогут...
Рита расслабилась. Она уже, было, решила, что Нелли догадалась.
                Все время,  с начала визита Нелли в лабораторию и ее рассказа о Ларисе, она, не переставая, думала об этом. Та готовность помочь, которую Рита испытывала совсем недавно и которая основывалась на твердом ее убеждении, что она обязана помогать, попавшим в беду, особенно если эти все – друзья, под влиянием впечатления от визита к Лавровым и разговоров с Андреем, в последние дни поколебалась.
                Андрей звонил ей почти каждый вечер и твердил о том, чтобы она никуда не вмешивалась. Он говорил, что Петр Андреевич беспокоится.
    -       О чем? – спрашивала Рита.
    -       Он постоянно твердит о том, что хочет к тебе. Понимаешь? Не домой, а к тебе!
    -       Ты спрашивал его: почему?
    -       Конечно! Он не говорит, только начинает хмуриться и плакать, когда я уж слишком сильно давлю на него.
    -       Не дави!
    -       Тогда  ты пообещай мне...
                Рита чувствовала себя на грани нервного срыва. Чувство неисполненного долга сменялось застарелой обидой: надоело навязываться, получая вместо благодарности – косые взгляды и недовольство. Она не заслужила такого...
                Тревога о сыне еще больше усугубляла ее состояние. Рита была почти готова  отказаться от участия в Володином плане. Тем более, Лариса, с некоторых пор, предпочитала не посвящать Риту в свои проблемы, держаться от нее на расстоянии. Рита понимала ее. Это ведь как поминать нечистую силу на ночь глядя… Проще ведь ни о чем не думать, ничего не замечать… Когда же не замечать невозможно, тогда нужно не верить. Игнорировать. Когда и игнорировать уже нельзя, тогда можно и к блаженной Рите. Да не самой, а через посланника. Не откажет ведь никогда…
                Рита тяжело вздохнула и обратила все внимание на Нелли. Нелли рассуждала о том, какие шаги нужно предпринять, чтобы разрядить ситуацию.
    -       Я полагаю, что в первую очередь, Кирилл заслуживает самого пристального внимания....
    -        Да, его будет трудно уговорить покинуть дом.
    -       Лара проговорилась, что он не в себе, и я хочу заняться им.... Какой дом?
    -        Их дом. Их квартиру. Или ты думаешь будет возможно обследовать спальню в их присутствии?
                Но Нелли, вдали от Володи, упрямо не желала возвращаться к «недоказанной» теме чужеродного воздействия. Она предпочитала профессиональный аспект ситуации, в котором могла ориентироваться.
   -       Можете провести свое обследование, конечно, но...  Рита, - в голосе Нелли появилось безграничное терпение практикующего психиатра. – Давай пока говорить предметно. Лара обратилась за помощью. Она просит не об обнаружении какой-то там сущности, не об ее изгнании, а о конкретных...
    -       Хорошо! Давай предметно. Тебе говорит что-нибудь фамилия Комов? Артур Комов?
Нелли порылась в памяти.
    -       Знаешь, звучит очень знакомо. Но где именно я это слышала...
    -       Постарайся вспомнить.
    -       Зачем?
Рита пожала плечами.
                Ей не хотелось говорить Нелли, что накануне, когда она думала о Полине и о том мужском голосе, который она слышала, неожиданно раздался телефонный звонок. Андрей хотел сообщить о своем скором возвращении. И именно это имя и эту фамилию назвал ей Петя в телефонном разговоре.
Она торопливо расспрашивала его о том, как ему живется, как отдыхается, говорила, что скучает.... Петр Андреевич перебил ее и попросил передать тете Ларисе, чтобы она прогнала Артура.
    -       Какого?
    -       Комова....
    -       Откуда это у тебя? – проявила настойчивость Нелли.
    -       Спроси у Полины. Она скажет тебе, если знает.
Рита решила не раздражать Нелли. Если она права и тот мужчина как-то связан с Полиной, Нелли вытащит это из нее.
    -       Ладно.
В голосе Нелли послышалась угроза, но Рита не обманулась:
    -       Ты ведь не обиделась на меня, правда? Я хочу, просто, чтобы ты узнала все из первых уст.
    -       Темнишь? Хорошо, я поговорю. И постараюсь узнать об этом твоем Артуре Комове.
Они помолчали. Рита задумчиво смотрела на дорогу сквозь густые ветки старой липы.
    -       Нам нужно уговорить Лару уехать на дачу.
    -       Зачем?
    -       Устроим засаду. Попросим Володю. Потом - подоспеет Андрей.
    -       Рита, ты опять за свое?
    -       Сколько еще должно случиться, чтобы ты начала мне верить? Или ты хочешь доказательств? Хочешь, чтобы кто-то пострадал?
Рита неожиданно для себя перешла на крик. В горле у нее образовался ком. Чувство безнадежности и паники охватило ее, словно с голубого высокого летнего неба на них обрушился каскад круглых градин.
Она тяжело дышала, глядя расширенными глазами на Нелли.
    -       Рита, Рита, успокойся, -  донесся издали голос Нелли. – Что с тобой?
                Задул  теплый ветерок.
Ветерок разрушал снежную пелену вокруг нее. Горы снега обрушались с тихим шелестом, обнажая груды сломанных кукол. Кукол, таращивших  глупые разноцветные глаза-пуговицы... 
Рита разлепила ресницы. Над нею склонилась Нелли, а перед носом мелькал блокнот, гоняющий прогретый за день воздух.
    -       Ничего. Все уже прошло.... Надо скорее....
    -       Что?
    -       Скорее действовать.
    -       Хорошо. – Нелли была заметно испугана. – Я попробую завтра поговорить с Ларой.
    -       Сегодня.
Нелли согласно кивнула.
    -       Созвонимся вечером. Я расскажу Володе?
    -       Обязательно!
Они посидели еще немного, болтая ни о чем, потом Рита поехала домой.
«Если бы здесь был Марк, - в который раз посетовала она. - Никогда его нет рядом, когда он так нужен, никогда!»
Что ж, будем исходить из того, что есть.
                Тревога возвращалась вместе со сгущающейся темнотой. К тому времени, когда за окном погасли последние лучи ушедшего дня, Рита была убеждена: пришла пора действовать.
Действовать, пока не случилась беда.

 
Часть третья.


Глава первая.                Лариса.

                Лариса нервно хрустела пальцами. Сейчас ее пригласят в кабинет, и она должна будет рассказать совершенно незнакомому человеку о своих страхах.
Должна.
Конечно, она противилась этому, как могла. В какой-то момент она даже пожалела, что посветила в свои проблемы Нелли. Она, наивная, полагала, что Нелли даст ей профессиональный совет и все. Но Лариса забыла  о  дотошности и добросовестности прирожденного врача.
                Нелли устроила ей встречу с популярным психоаналитиком, к которому, по слухам, записывались за полгода. Отказ от подобного везения  был невозможен.
Лариса была готова к этому. Она выдумала благовидный предлог и, позвонив Нелли, отказалась от встречи со светилом. Однако Нелли встретила ее после работы.
                Они долго разговаривали на бульваре, в тени огромных старых берез. Постепенно, решимость Ларисы все оставить, как есть, и забыть, а в идеале – справиться с проблемой самостоятельно – растаяла как греза. Нелли изложила факты сухо, без эмоциональной окраски и Лара вынуждена была признать, что, объективно, ей самой не выдюжить.
                Последний, козырный аргумент Нелли припасла напоследок. Она упомянула о Полине, об опасности, которая может ей грозить. Лариса взъерошилась: никто Полину не обидит! Кирилл души в девочке не чает, а уж  для нее Полина –  свет в окошке. Просто она уже больше года работает без отпуска, устала. На работе – проблемы...
    -       А у кого их нет? – парировала Нелли. У нее вот -  тяжелая группа пациентов, состоящая от ожиревших от безделья дамочек, поглощающих тоннами сладости и не желающих поступиться ничем из собственных удобств и наслаждений. У них один разговор: «Я плачу большие деньги, чтобы вы меня похудели. Вот и работайте!»
    -       И главное, - продолжила Нелли, возвращаясь к теме их разговора. – Не забывай еще и о наличии такого объективного фактора, как материнский инстинкт. Это он сейчас бьет тревогу. И отмахнуться от него – значит способствовать негативному развитию ситуации.
Ты подумай еще вот о чем: возможно, существуют незаметные сознанию сигналы тревоги. Тихие, слабые звоночки, которые сознание просто не воспринимает. Зато слышит подсознание. Эти звоночки необходимо из подсознания извлечь, осмыслить и понять: действительно ли все настолько плохо. Этим и займешься у аналитика. Ничего, кроме пользы от  посещения врача не будет. Никто тебя насильно ничего делать не заставит....
    -       Значит, предлагаешь разобраться с инстинктами? – попыталась пошутить Лариса. Нелли даже не улыбнулась.
                Метр психоанализа оказался крупным седым мужчиной с приятным баритоном. Он усадил Ларису в удобное кресло, в котором она утонула, и устроился сзади с блокнотом на коленях.
    -       Пожалуйста, расскажите о ваших тревогах, - предложил он.
Лариса глубоко вздохнула и начала говорить. Она рассказывала о своих снах, о лунатизме Полины, о таблетках и странном поведении мужа. Когда поток ее красноречия,
чего Лара никак уж от себя не ожидала, особенно в свете ее колебаний и сомнений,
иссяк, врач задал вопрос:
    -       Вы говорили о девочке, которая в вашем сне садилась в машину вместе с родителями....
    -       Ира...
    -       Кто она?
    -       Моя старшая сестра.
    -       Сестра?
    -       У нас было четыре года разницы.
    -      Почему было?
    -      В тот день, когда они ехали к бабушке на день рождения, они попали в аварию....
    -      Ира пострадала?
    -      Она погибла.
    -      Вы чувствуете свою вину в этой аварии?
    -      Нет, конечно - нет.
    -      Но вы полагаете, что если бы вы поехали....
    -      Если бы я поехала, я бы села впереди, на свое обычное место. Меня укачивало, и отец разрешал мне сидеть рядом с собой...
    -       А в тот день вы не поехали, и Ира заняла ваше место?
    -      Да! Я не хотела ехать. Я не очень любила бабушку. Она вечно придиралась ко мне и говорила, что я слишком серьезная, слишком скрытная, слишком тихая для ребенка. Она любила Иру....   
    -      Что вы сделали, чтобы не поехать в тот день в гости?
    -      Накануне, я разбила копилку....
                Лариса, как наяву, вспомнила тот день.
Она разбила свою копилку. Большая куча монет разного достоинства... Их хватило на пять больших пачек мороженого. И осталось еще много. Так что когда пришлось объясняться с мамой,  та не заметила пропажи десятка монет, а Лариса, дождавшись ухода мамы на работу, вышла в одном халате на балкон и, ежась от холода, проглотила все мороженое. Она старалась есть быстро, большими кусками,  потому что мороз пробирал до костей, но, все равно, под ее тапочками образовалась небольшая лужа из подтаявшего снега.
                Промерзший снаружи и изнутри организм,  не перенес вымокшие ноги. На следующий же день Лара свалилась с высокой температурой и жуткой болью в горле. Правда, через день она уже вставала, но была, по мнению мамы, еще слишком слаба, чтобы ехать в гости.
С тех пор Лариса больше не ест мороженого. 
                Из кабинета Лариса вышла как в тумане. У нее болела голова. Она чувствовала себя пустой и легкой. Последние полчаса она рыдала, едва слыша, что  говорил ей доктор. Тем не менее, толи слова, которые он говорил, толи слезы помогли Ларисе. Она успокоилась.
Теперь она была опустошена. Опустошена и обессилена.
                Нелли встретила ее у порога кабинета, усадила на жесткий стул и скрылась за дверью.
Лариса медленно приходила в себя. Сколько в ней оказалось подавленной вины, комплексов, горя. Она была поражена глубиной и количеством негатива, годами копившегося в душе.
    -      Я так тебе благодарна! – пролепетала она, подняв глаза на Нелли. Та встревожено и бережно хлопотала вокруг нее. – Мне, оказывается, очень нужен был этот прием....
    -      Все хорошо, - кивала Нелли. – Все будет хорошо. Доктор говорит, что у тебя хорошая реакция и смелый разум. Такие, как ты смотрят прямо в лицо своим проблемам, а эти сволочи не выносят прямого взгляда.
    -      Нет, я – трусиха! Я боялась своего прошлого, боялась настоящего и боюсь будущего....
    -      Ничего подобного! – голос Нелли отвердел. – У каждого есть свои погребенные тайны. Важно вовремя  извлекать их на поверхность.
Лариса кивала головой в ответ:
    -      Я извлеку. Я их всех выведу на чистую воду. Я их всех изничтожу. Я хочу быть счастливой.
Она вопросительно взглянула на Нелли.
    -      Спокойной и счастливой.
    -      Будешь! – пообещала та, и Лариса поняла, почему Нелли считается классным специалистом.
Она может быть очень убедительной, при необходимости. 
 

Глава вторая.                Володя.       

                Володя положил телефонную трубку и недоуменно почесал подбородок.
Он звонил на работу к Кириллу. Там ему сообщили, что в связи с летним периодом у него в конторе устроили ремонт, а всех сотрудников отправили в отпуска.
Володя звонил и домой  Лавровым, но трубку никто не брал. Только автоответчик, говоривший голосом Лары, предложил оставить сообщение. Напрасно Володя взывал к Кириллу, тот не отозвался.
 Может быть, его действительно нет дома?
    -      Конечно, он на работе, – удивилась Лариса, когда с этим вопросом к  ней обратился Володя. – Он мне недавно звонил.
    -      Ну, ладно, - не нашелся, что сказать  Володя. – У него там все время занято...
    -      Еще бы! Один аппарат на всех. Извини, мне нужно бежать. Если хочешь, я попробую дозвониться позже и попрошу его перезвонить.
    -      Не надо. Я сам....
Он положил трубку на рычаг и задумался.
Кирилл избегает людей, факт.
Такое уже случалось.  Ему нужно время, чтобы разобраться в себе.  Значит, он, Володя, оставит его в покое.
Оставит, несмотря на причитания женщин.
Киря – в норме. Володя знает его уже очень давно, и всегда Кирилл был таким. Он периодически уходил в себя, почти не замечая окружающих и не реагируя на сигналы внешнего мира.
Ему это нужно.
Потом он возвращался и становился собой – доброжелательным, любознательным Кириллом.
Все по-своему переживают жизненные невзгоды. Кирилл – вот так. И это – его право.


Глава третья.                Рита.

                Рита вздохнула, заварила себе чай и села за стол. Перед нею девственно белел лист бумаги, воинственно выпрямился  заточенный карандаш. Она расслабилась и позволила мыслям течь легко и привольно. Так, как им хотелось.
Неожиданно она начала вспоминать студенческие годы. Перед нею возникло красивое лицо Наташи, искаженное недовольной гримаской.
- Я хочу приходить домой и отдыхать! Я хочу, чтобы мне никто не мешал учиться! Я хочу… - услышала Рита, как наяву, ее капризный и негодующий голос.
Но это - не надолго! Всего на несколько дней, пока все не утрясется! – в собственном Ритином тоне звучали умоляющие нотки. – Все попадают когда-нибудь в нелегкие ситуации…
Ну и что? – заносчиво возразила Наташа. – Далеко не все перекладывают их на других!
                Тогда Нелли лишилась квартиры, и Рита привела ее к себе в общежитие, где в одной комнате, кроме нее,  уже жили Наташа и Лариса. Кстати, тогда же, в связи с нехваткой мест для студентов, было решено уплотнить первокурсников и вместо троих человек, расселить их в комнаты по четыре. Так что вопрос об уходе Нелли оказался решенным без их участия. Девушки так и остались вместе на последующие шесть лет. До тех пор, пока не закончилось обучение в их медицинском институте.
                Кстати, удивительно, но Нелли и Наташа до конца оставались в хороших отношениях. Здесь сказался врожденный талант Нелли находить общий язык с самыми разными людьми. Более того, Наташа из них троих больше всего доверяла именно Нелли. 
Потому Нелли сейчас и пользуется славой молодого, но очень перспективного специалиста-психиатра,
и Наташа была ее первым успехом.
Отношения с Наташей были ее первым успехом.
                Рита отхлебнула из кружки горячий сладкий чай, откинула голову и прикрыла глаза.
Ах, Наташа! Она была нелегким человеком для общения. В ней удивительным образом сочетались эгоизм и сентиментальность, капризность красивой девочки и щедрость. Она была очень цельным человеком и если давала что-то, то не могла делать это вполовину. Она либо отдавала все, либо не давала ничего.
    -      Ты не понимаешь! Я дышу только из-за того, что он есть! Я готова отказаться от всего, только чтобы быть рядом. Скажет он: «Умри!» - я умру! Скажет: «укради!» - украду! – голос Наташи звучал страстно, словно она давала кому-то клятву.
Рите тогда было не по себе слышать такие откровения. Она попыталась предать гротескную форму излияниям подруги, перевести их в шутку.    
Скажет: « к  ноге!»…
Пойду к ноге! 
 Ах, милая девочка, ты тогда предсказала свою судьбу!
                Рита глотала горячий чай, почти не замечая, как он обжигает ей губы и горло. Она смахнула появившиеся слезы.
Но - делать нечего! Наташу уже не вернешь и надо думать о делах насущных.
                Рита позволила воздуху свободно входить в слегка приоткрытые губы, концентрируясь на расслаблении и выдохе, который, как и вдох, должен был быть легким и едва заметным.
Вдох-выдох, вдох-выдох....
Этой дыхательной технике научил ее Марк. В состоянии, возникающем при ее использовании, легче было расслабиться.
Мысли потекли дальше, словно не было краткой вспышки воспоминаний.
                Лара… Здесь все сложнее, потому что, в отличии от Наташи, у которой все было на виду, Лара держит при себе и свои мысли, и свои эмоции. Конечно, это не значит, что они слабее или менее яркие, просто они кипят в глубине. Лара очень ответственный человек и эта ответственность проявляется во всем. В том числе и в ответственности за реакции окружающих. Лара искренне считает, что не в праве обременять других собственным негативом. В этом ее сильная сторона: с ней всегда легко, но в этом же и ее слабость: с ней трудно, если речь заходит о том, о чем Лара не считает нужным или возможным говорить.
Рита улыбнулась:
если бы все людские пороки ограничивались подобными слабостями!
                Лара сделала сама себе жизнь такой, какой хотела. Она вышла замуж за того, за кого хотела, родила дочь, купила квартиру…
Квартира!
Тревога, до этого тихо струившаяся темным туманом, где-то на периферии сознания, полыхнула голубоватой вспышкой.
Квартира.
Рита  припомнила  свое недомогание, плавающий взгляд Кирилла, агрессивное поведение Полины. Вся эта бредятина, что происходит с Ларисой так или иначе связана с их новой квартирой, со спальней.
    -      Спальня, спальня…, - забормотала Рита, вспоминая погруженную в полумрак комнату.
                Она пыталась, в деталях, воссоздать интерьер.  Большую кровать, кресло с торшером, картину на стене.
Картина. Что  на ней изображено?
Рита напряглась. Геометрическое сплетение линий.
Неореализм или конструктивизм….
Рита мысленно приблизилась к картине, висящей  над изголовьем кровати. Сквозь сплетение линий проступило женское лицо.
Кто это?
Она всмотрелась, но лицо не было чьим-то. Оно постоянно изменялось, гримасничало,  превращалось: из женского - в мужское, ухмыляющееся и нахмуренное, с пустым, оловянным взором....   
Артур?
Линии изгибались, перекрещивались, накладывались друг на друга. В этом их эластичном сплетении, постепенно, прорисовывалась надпись.
Рита напряглась, всматриваясь внутренним зрением, и  надпись вспыхнула, витиевато рисуя:
Комов...

* * *
                Из газеты «Волокамские вести»:
          «Следствием определенно установлено, что преступления, которые заставляли содрогаться наш город, были совершены одним человеком. Тихий  инженер местного консервного предприятия оказался душегубом. Не просто душегубом, а убийцей детей. Какие еще преступления могут вызвать подобный общественный резонанс? Только те, в которых нелюди поднимают руку на самое дорогое, что есть у человека – на его ребенка.
          Руководитель следственной бригады, Евгений Самохвалов, в беседе с нашим корреспондентом сообщил, что собранные улики безоговорочно указывают на Артура Комова, который сумел скрыться, несмотря на все предпринятые меры.
«Я считаю, он попытается затеряться на необъятных просторах России, - заявил Самохвалов. – Но мы объявим розыск, и изловить преступника – дело времени».
          Город ликует, соседи Артура Комова – в ужасе.
«Я не верю, не верю! – твердит его ближайшая соседка, Светлана Гавриловна. – Я знаю Артура давно. Он всегда был милым и воспитанным мальчиком.  Он всегда здоровался, интересовался моим здоровьем, успехами сына...»
Сколько еще убийц и маньяков, скрывающихся под личинами вежливых граждан ходят по улицам города?...»


Глава четвертая.                Кирилл.

                Кирилл быстро поднимался по лестнице. Сегодня он весь день бродил по городу и думал. Размышлял о собственной жизни. В результате этих размышлений, он пришел к мысли, что
Наташа права!
он имеет право быть счастливым. Более того,
он это заслужил.
Он много страдал, а страдания всегда должны вознаграждаться.
                Раньше он думал, что такой наградой была их ночь с Наташей в больнице. Оказалось – нет! Та ночь была  началом. Точкой отсчета. Точкой счастья.
Его счастья.
Он – имеет – право - быть - счастливым.
Почему – нет?
                Наташа права. Он может, он должен быть счастлив в тихом уютном домике вместе с двумя своими любимыми женщинами: Наташей и Полиной. Только они имеют для него значение. Только они могут по-настоящему сделать его жизнь полной и значимой.
Без Полины он будет скучать.
                Эта девочка – его плоть и кровь. Она удивительно похожа на него. Не только внешне – во всем.
Наташа  согласна с этим.
Она особенно восхищается тонкой душевной организацией Полины, ее чувствительностью. Она утверждает, что одно только это сходство, даже исключая внешнее, уже  свидетельствует о том, что Полина его дочь. Его.
Он имеет право забрать ее.
Забрать и разделить с нею свое счастье.
                Кирилл точно знает теперь, чего он хочет. К этому он пришел буквально, исходив половину Москвы.
В какой-то момент ему захотелось все бросить и сейчас же отправиться за город, в тот маленький уютный домик....
Бросить и начать наслаждаться плодами своих решений,
но строгий голос Наташи сдержал его порыв. Она напомнила ему, о том, что он будет скучать без дочери. Она посоветовала ему вернуться домой, и собрать вещи Полины.
Она потребовала, чтобы он сделал это, потому что заботилась о его спокойствии.
И счастье. 
Он уже счастлив.
Он счастлив:
Наташа думает о нем.
                Она хочет запереться в деревне и жить, довольствуясь лишь его обществом.
Она сказала, что ей больше никто не нужен. Никто!
Ей достаточно будет только его, Кирилла. Да еще его девочки.
Чтобы он не тосковал....
Милая, милая, милая....
Никогда еще Кирилл не желал ничего более сильно, чем исполнения этих своих желаний. Никогда еще Кирилл не был настроен так твердо воплотить в жизнь свои решения. Никогда, сколько себя помнит.
                Конечно, сторонние наблюдатели могут сказать, что ему доставалось все слишком легко. Он не прилагал усилий, чтобы добиться чего-то в жизни. Все шло в руки само: учеба, работа, семья...
Единственным  неосуществленным желанием, почти наваждением, была любовь красавицы Наташи. Но даже тогда он терпеливо ждал удачного завершения его страсти.
Ждал и дождался.
                Он не бился в бестолковой и бесконечной  битве за ее внимание. Это было бесполезно: слишком многие жаждали того же. Жаждали и – проиграли.
Слишком многие....
Теперь все в прошлом.
Соперники остались далеко позади.
Он выиграл. Он победил.
Наверное, поэтому сейчас, не смотря на многочасовую прогулку, он был бодр и свеж. Он был полон сил и энергии.
                Кирилл вошел в тихую пустую квартиру.
 - Полина, доченька, где ты?
Он стоял, несколько минут внимательно прислушиваясь и чувствуя нарастающую растерянность.
Он должен забрать Полину, но ее нет.
Совершенно оглушенный, он прошел в спальню и сел в кресло.
- Господи, да в детском саду она! – послышался недовольный голос Наташи. – Не сиди как тюлень! Она скоро вернется. Собери пока ее вещи. Или ты думаешь, ей не понадобится пара платьев и теплая одежда?
Конечно! Как он  не догадался! Конечно!
Началась осень и вечерами становится все холоднее. Ему нужно позаботиться о дочери.
                Кирилл вскочил, и бросился в детскую. Он, с лихорадочной поспешностью, раскрыл шкаф, начал выдвигать ящики.
Это, это, это....
Отобранная одежда разноцветной горкой вырастала   на кровати.
Теперь – сумка.
                Он не нашел подходящей, потому взял то, что попалось под руку – большой кофр на колесах. Немного великоват, но – сойдет, может быть, Полинка захочет взять с собой что-то из игрушек.
                Он обежал глазами комнату. Плюшевые медведи, зайцы и тигры глупо таращились на него своими стеклянными глазами. Куклы задумчиво улыбались, бесстыдно раскинув ноги под подолами своих разноцветных платьев. Кирилл содрогнулся, глядя на них.
Нет уж! Пусть выбирает сама.
Он застегнул молнию кофра и вынес его в коридор. Во входной двери заскрежетал замок.
Наконец-то!
    -      Полина! Какие игрушки ты возьмешь с собой....
                Слова застряли у него в глотке. Лариса удивленно смотрела на него, машинально пряча в сумочку ключи. Она перевела взгляд на кофр.
    -      Что такое? Ты куда-то уезжаешь?
    -      Где Полина?
Кирилл чувствовал, как разочарование и досада растут в нем.
    -      Где Полина?
    -      Я оставила ее у мамы. Ты не ответил: куда-то уезжаешь?
    -      У мамы? – волна горечи затопила его.
У мамы....
Она не позволит ему быть счастливым. Никогда. Это надо было предвидеть, а он совсем забыл. Совсем забыл об этой женщине, которая
Никогда – не - позволит – ему – быть - счастливым.
    -      У мамы...
    -      Наконец, до тебя хоть что-то стало доходить, - услышал он язвительный голос Наташи.
    -      Так ты знала? Ты знала и ничего мне говорила?
    -      Я решила это   спонтанно. Почувствовала, как устала.
Лара приблизила лицо к зеркалу, разглядывая синие круги под глазами и пытаясь привести мысли в порядок.
Откуда этот кофр? Он уезжает? Куда? Зачем?
                Лариса посмотрела на лицо мужа, отраженное в зеркале, рядом с ее лицом. Его вид наводил страх. Смертельная бледность на впалых щеках и взгляд... Взгляд, враждебный, полыхающий яростью.
Она начала медленно закатывать рукава блузки, словно собиралась мыть руки.
Кирилл молчал, завороженный этими замедленными движениями.
Такими знакомыми и такими домашними движениями.
    -      Ты уезжаешь? – снова спросила Лариса.
    -      Долго еще ты будешь топтаться на одном месте? – рявкнул голос Наташи.
    -      Что мне делать?
    -      Это зависит от  того, что ты хотел делать....
    -      Ты что совсем идиот? Она лишила тебя ребенка! Хитростью увезла девочку, а ты мычишь как новорожденный теленок!
Кирилл почувствовал, как легкая растерянность сменилась вновь тяжелой злобой.
Мало того, что он всю жизнь жил по ее указке, так сейчас она обвела его вокруг пальца.  Лишила последней мечты о счастье.
Он смотрел на жену, и яростная ненависть переполняла его.
Это все из за нее. Из за этой ведьмы, так умело пользовавшейся его миролюбием, его нелюбовью к осложнениям, его чувствительностью.
Она лишила его даже мыслей о счастье. Она лишила его мечты.
                Если бы Лариса сейчас посмотрела на мужа, она бы, несомненно, что-то предприняла. Она бы увидела его взбешенный вид, его безумный взгляд, его трясущиеся от ненависти губы. Но она не смотрела на него. Она была в растерянности.
Он хотел сбежать? Что еще пришло ему в голову? За что?
Она устала.
Она измучена поведением Полины, неприятностями на работе.
Кажется, весь мир ополчился против нее, и получать удар в спину от человека, которого она всегда считала надежным и верным товарищем, которого любила и от которого имела ребенка – было выше ее сил.
                Лариса старательно отворачивалась от Кирилла, скрывая навернувшиеся слезы. Так же отворачиваясь, она попыталась проскользнуть мимо него в ванную, когда неожиданный удар сбил ее с ног.
Лариса отлетела назад, сильно стукнулась  затылком и съехала по стене вниз, безвольно раскинув ноги. Она сейчас напоминала Кириллу одну из Полининых кукол, которых было так много в комнате дочери.
Это сходство с куклой
глупой, бесстыжей дрянью
окончательно погасило искры разума в голове Кирилла. Черный туман  заволок окружающие предметы. В нем осталось только одно освещенное пятно: стена, у которой сидела его жена.
                Он неловко пнул ее несколько раз ногой, потом, склонившись, ткнул кулаком. Ему показалось этого мало.
Он не умел драться. Тем более, он впервые выполнял работу такого рода.
- Слабак, баба, - презрительно комментировала Наташа. – Возьми что-нибудь, чтобы ее проняло.
- Что?
Кирилл оглянулся вокруг. Его взгляд остановился на выбивалке от ковра.
- Это то, что тебе нужно, -  голос Наташи звучал ободряюще. – Вперед!
                Он высоко поднял выбивалку и резко опустил ее, вслушиваясь в свистящий звук воздуха, рассекаемого гибкой пластмассой.


Глава пятая.                Тина.

                Тина сидела на ковре, скрестив ноги, и пристально смотрела в зеркало. Оно отражало ее безжизненное лицо и напряжение, скопившееся в глазах.
 Сколько она уже так сидит?
Она не знала.
Кажется, где-то далеко, в прихожей, звонил телефон, но она не встала и не подошла к нему. У нее было важное дело.
Она сидела и смотрела в зеркало.
                Ее сознательное я уползло в дальний угол мозга, а на опустевшем пространстве роились мысли, шли диалоги, бурлила жизнь.
Эфирная жизнь.
Один голос сменял другой. Мужской что-то спрашивал, женский – отвечал. Если бы Тина могла проанализировать  тембры и интонации ведущих диалог, она бы поняла, что женщиной была она, Тина, а  мужчина был ей незнаком.
Что такое знаком - не знаком?
Все относительно.
                К тому незнакомому мужчине, который жил в ее голове, она испытывала сейчас не просто глубокое уважение, она испытывала к нему глубочайшую привязанность.  Словно  незнакомец был ее самым близким, самым дорогим другом.
Она внимательно слушала его наставления.
Он говорил очень правильные вещи. Глубоко и четко обоснованные, понятные и логичные.
                Если бы могла, Тина стала бы недоумевать:
как она сама до этого не додумалась?
Но она не могла. Она могла только внимать этому удивительному голосу.
Внимать и соглашаться.
Наконец, наставления закончились. Пришло время действий.
                Тина с трудом поднялась на затекших ногах и направилась в кухню. Прозрачная струя воды быстро наполнила высокий стакан. Она высыпала из пузырька горсть темно-розовых таблеток эрготала, отсчитала два десятка и начала глотать их по две, запивая каждую пару водой. Потом она вытащила из шкафа скрученный в рулон целлофан и отрезала  большой кусок. Вернувшись в спальню, она расстелила целлофан на кровати и стала раздеваться.
                Странные ощущения накатывали на нее волнами. То ей казалось, что  ее тело стало настолько  легким, что  может взлететь прямо сейчас и больно ткнуться макушкой в потолок, то, наоборот, она наливалась свинцовой тяжестью так, что едва могла шевелить руками и передвигать ноги. В голове у нее тяжело бухала кровь, глаза горели, словно облитые горючей смесью вместо слез. Однако, стиснув зубы, она продолжала. Наконец, благодарно чувствуя на горячей коже ласковую прохладу воздуха, она отбросила ногой трусики и извлекла разбухший от крови тампон. Аккуратно завернув его в подготовленную бумажку, Тина легла на холодную целлофановую поверхность кровати. Глаза ее закрылись, она медленно и тяжело поплыла куда-то.   
                Ее качали волны густой теплой жидкости.
Море? Океан?
Жидкость была теплой и густой, с металлическим запахом.
Кровь?
Если кровь, то голубая. Густая синева волн была почти болезненной для глаз. 
Что это?
Эфир.
Эфир?
Голубая бездна. Обитель духов и печали.
Обитель ...
                Она резко очнулась. Было холодно. Ее тело сотрясала крупная дрожь. Тина попыталась подняться, но сильная слабость опрокинула ее обратно на кровать. Она полежала, тихо дрожа и собираясь с силами.
Заскрипел целлофан. Тихо плеснулась лужа под нею.
 Тина сцепила зубы и перевернулась на бок. Небольшое усилие окончательно доконало ее, но  она должна....
                Тихо поскуливая, не от боли и не от слабости, а чтобы поддержать себя звуком собственного голоса, Тина сползла с кровати. Она аккуратно сгребла целлофан, старясь не разлить скопившуюся на нем кровь, и, не распрямляясь,  двинулась к стене.
                Зеркало висело, холодно мерцая в свете дня, проникающем сквозь легкие занавески. Оно напомнило Тине большой отполированный кристалл прозрачного горного хрусталя.
Тина аккуратно прислонила целлофановый сверток к стене и взялась обеими руками за толстую раму. Зеркало не пошевелилось.
                Тина возилась с ним, приноравливаясь, то так, то этак. Мешал туалетный столик. Она нетерпеливо отодвинула его к  соседней стене, не обращая внимания на баночки и флаконы, сыпанувшие с обидчивым звоном, и снова взялась за раму.
Неожиданно, рама поддалась и, легко соскользнув, опустилось на пол. Тина постаралась отодвинуть его подальше, потом повернулась и придирчиво осмотрела стену.
Та была гладкой и немой.
Она дрожащими пальцами стала ощупывать сантиметр за сантиметром.
Под кожей сухо шелестела шершавая поверхность.
Наконец, в одном месте, Тине показалось, что под пальцем стена поддалась. Она прижала  к ней руку и затаила дыхание.
Стена, еле заметно, шевельнулась.
Она мягко прогнулась и распрямилась, сделав неслышимый вздох. Температура этого участка была заметно выше, чем окружающей стены, словно под слоем штукатурки в ней затаилось  живое существо.
Тина едва заметно улыбнулась и удовлетворенно кивнула:
здесь!
                Она осторожно отвернула край целлофанового свертка и, обмакнув руку в кровь, сдала водить ею по стене. Ей казалось, что под ее рукой не стена, а чьи-то мягкие губы, которые, с каждым движением, становились мягче и теплее.
Мягче и теплее с каждым касанием ее влажной рукой.
Тина закрыла глаза.
                Она ласкала эти мягкие губы, тянущиеся к ней с энтузиазмом голодного младенца. Ласкала и смачивала до тех пор, пока не кончилась кровь. Потом она, слабея и всхлипывая, добралась до кровати и рухнула, опустошенная.
Кружение, начавшееся у нее в голове, подхватило ее легкое тело и унесло ввысь.
В голубой эфир.


Глава шестая.                Лариса.
   
                Лариса с трудом осознавала, что происходит. Болела голова. Болело все тело. Болело тупо и нудно. Она, как сквозь вату, ощущала неловкие тычки Кирилла, почти не причиняющие вреда.
                Острый и хлесткий удар взорвался в ней бомбой, начиненной жгучей болью. Как ни странно, эта боль мгновенно привела ее в чувство и  заставила оценить ситуацию.
Она лежала у стены, свернувшись в клубок.
                На нее обрушился еще один удар, от которого Лариса завизжала, плотнее притягивая ноги к груди и закрывая голову руками. Сквозь сжатые пальцы она видела отрешенное лицо Кирилла, его застывший взгляд.
Она смогла разглядеть  своим теперешним, почти фотографическим, зрением даже крупные капли пота на его лбу и тонкие прядки волос, прилипшие к влажной коже.
    -      Остановись, перестань!
Ответом на ее крик был очередной удар.
                Она видела, как точно и размеренно действует он. Словно выполняет ответственную работу: отводит руку в сторону, делая широкий замах, потом резко опускает ее, замедляя движение в конце, оттягивая удар и вслушиваясь в жуткий свист, издаваемый пластмассовой битой.
    -      Ай, ай, ай! – вскрикивала она каждый раз, когда прутья врезались в ее тело.
Уже почти ничего не соображая, Лариса встала на четвереньки и поползла. Кирилл двинулся за нею, с автоматизмом робота нанося удары по плечам, голове, спине.
                Лариса доползла до двери в ванную комнату и поднялась на коленях, дергая ручку.
Снова - тошнотворный свист и удар по ее обнаженным рукам.
Между прутьями выбивалки, впечатавшимися в ее кожу, проступила кровь. Вид собственной крови придал Ларе сил.  Она рывком отворил дверь, и рухнула на кафельный пол ванной, одновременно группируясь и разворачиваясь лицом к своему истязателю.
Перед тем, как толкнуть его в грудь ногами, защелкнуть задвижку и зарыдать, Лариса успела увидеть абсолютно белые и странно задумчивые пустые глаза Кирилла.
                Лежа в относительной безопасности ванной, корчась от рыданий, она вспоминала эти белые глаза и тряслась от страха.
Звук захлопнувшейся входной двери насторожил Ларису. Она затаила дыхание и прислушалась. Он ушел.
Ушел? Куда?
Она вспомнила кофр в прихожей и странную досаду от того, что Полина оказалась не дома....
Полина!
                Лариса с трудом поднялась и, постанывая от боли,  держась за стены, поплелась в прихожую. Там, набирая знакомый номер матери, она старалась справиться с истерикой, рвавшейся наружу.
Если она сейчас поддастся эмоциям, она ничем не сможет помочь дочери.
Дочери и матери - двум беззащитным женщинам, когда к ним явится этот....
Она не могла назвать Кирилла мужем. По крайне мере, сейчас. Да это и не был ее муж. Тот,  с белыми, задумчивыми глазами.
    -      Алло? – услышала она спокойный голос матери.
    -      Мама!
Стараясь говорить внятно, Лариса едва не прокусила себе язык. Она сплюнула ком горькой слюны прямо на пол.
На ее идеально чистый пол.
Слюна, пронизанная кровавыми прожилками, шлепнулась вязким кругом с шипастыми краями на дубовый паркет.
    -      Это ты, дочка? Что...
    -      Слушай меня внимательно. Не открывай дверь Кириллу. Не пускай его. Ни в коем случае.
    -      Что такое?
Голос Елены Игоревны звучал растеряно.
    -      Я завтра тебе все объясню. Мы поссорились. Он хочет забрать Полину. Он не в себе.
    -      Забрать? Ну, я ему покажу....
    -      Нет! – решительно прервала мать Лариса. – Не открывай ему дверь. Вообще. Притворись, что вас нет дома. А лучше...
Решение пришло внезапно и легко, словно давно дожидалось своей очереди.
    -      Лучше, бери Полину и езжай к бабушке. Быстрее. Я прошу тебя.
    -      Все так серьезно?
    -      Больше, чем ты думаешь. Через пару дней я за вами приеду. Когда доберетесь – позвоните.
    -      Хорошо.
Теперь голос матери звучал спокойно и твердо.
Лариса облегченно вздохнула и положила трубку.
                С ними все будет в порядке. Кирилл ни за что не догадается искать их там. Лариса никогда не говорила ему о своей бабке, а та мимолетная их встреча на свадьбе .... Это было слишком давно.
Она опустилась на пол и прислонилась спиной к тумбочке. На глаза попался кофр. Кирилл не взял его.
Да что там, в самом деле? Его вещи?
Она медленно потянула застежку. Молния недовольно затрещала. Осторожно, словно опасаясь, что из темной глубины кофра на нее выпрыгнет африканская мамба, Лариса откинула крышку. Зияющее чрево кофра предоставило ей новые материалы для размышления: он был наполовину заполнен вещами Полины.
Полины? Он собирался увезти девочку? Куда? Зачем? За что?
                Лариса упала головой на кофр и долго рыдала. Постепенно слезы иссякли. Она с трудом подняла свое избитое тело и потащила его в ванную.
Она должна быть в порядке.
Она должна быть в порядке, чтобы защитить дочь.
Неожиданно вспомнив о чем-то, Лариса вернулась в прихожую и задвинула тяжелый засов на двери, потом обошла всю квартиру, заглядывая во все углы.
Она была одна. Одна, в безопасности.
«Мой дом, моя крепость», - горько улыбнулась она.
                Если понадобится, она превратит свой дом в настоящую крепость, способную выдержать длительную осаду. Дело ведь не в высоте стен и прочности укреплений.
Дело в силе духа осажденных. 

 
Глава седьмая.                Нелли.

                Нелли жала кнопку дверного звонка. За дверью отчетливо слышалась игривая мелодия, которая то замолкала, то снова возобновлялась. Она прислушалась: никакого движения. Нелли приложила ухо к дерматиновой обивке двери и затаила дыхание.
                С тех пор, как Лара позвонила ей и тихим надтреснутым голосом сообщила, что Кирилл избил ее и ей нужна помощь, Нелли находилась в легком шоке. Она, усилием воли подавила в себе желание немедленно, по телефону, начать расспросы и лишь спросила, можно ли привезти с собой Володю.
                Они расстались с мужем у подъезда дома, где жила Лариса. Володя предложил поискать Кирилла по округе. Нелли, с тяжелым сердцем, согласилась. Ей трудно было принять как факт самые худшие предположения о психическом состоянии Кирилла и об очевидном его ухудшении.
Иначе просто невозможно было объяснить, как интеллигентный, тихий и всегда галантный Кирилл смог поднять руку на женщину.
Не просто на женщину, а на жену, мать его дочери и человека столько сделавшего для него.
    -      Здесь что-то не так, - твердил Володя всю дорогу. – Я не верю в простоту ситуации.
                Нелли, вспоминая внешность пионера-отличника и спокойный взгляд голубых Кирилловых глаз с опущенными наружными уголками, только вздыхала.
Теперь она беспокойно переминалась у двери, опасаясь, что травмы, полученные Ларисой, могли быть настолько тяжелы, что она не в состоянии  открыть ей дверь.
Что тогда делать? Звонить в «Службу спасения»?
Словно в ответ на ее панические мысли, за дверью раздался шорох шаркающих шагов. Заскрипели дверные засовы, защелкали замки. Дверь приоткрылась. Лариса осмотрела площадку и отступила, кивком пригласив Нелли в дом.
                Нелли вошла в темную прихожую. Слушая бренчание закрывающихся замков, она профессиональным взглядом окинула склоненную фигуру Ларисы.
Руки-ноги, кажется, целы. Вызывает тревогу только характерный наклон корпуса и прижатый к левому боку локоть....
    -      Надеюсь, ребра у тебя целы?! – полувопросительно, полуутвердительно спросила Нелли, следуя за Ларой в гостиную.
    -      Полагаю, просто сильный ушиб, - ответила та, укладываясь на диван.
                Лариса откинула волосы с лица и Нелли не сдержала жалостного вздоха: лицо Ларисы опухло, и было покрыто размытыми потеками крови.
    -      Я пыталась умыться, но одной рукой ничего не получается. - Сквозь стиснутые зубы пожаловалась Лариса.
    -       Я осмотрю тебя, - решительно проговорила Нелли, засучивая рукава.
                К счастью, особых повреждений не было. Больше всего пострадало лицо: кожа над бровью была рассечена, глаз заплыл, из разбитых губ и носа сочилась кровь. Нелли сделала обезболивающий укол  и обработала раны.
Придерживая на щеке мешочек со льдом, Лариса, вполголоса рассказывала о произошедшем.
    -      Он был совершенно невменяемым. Орал что-то о дочери, о том, что я отняла ее  у него....
    -      Кстати, где Полина? – спросила Нелли.
    -      Она у мамы. Я думала сегодня задержаться на работе и попросила маму забрать ее из сада.
    -      А почему не Кирилла?
    -      Не знаю. Он такой нервный, в последнее время. Я говорила... и потом.... Эти дурацкие сны... про Полину....
    -      Ты знаешь, что он не работает?
    -      Как это? Мне звонил сегодня Володя, он не мог найти Кирилла. Но это совсем не значит, что Кирилл....
    -      Да, он уже неделю находится в отпуске за свой счет.
    -      Где же он тогда пропадает?
    -      А он пропадает? Может быть, он дома сидит все это время? Ты ведь не проверяла его.
    -      Конечно. Да.
Лариса напряженно думала.
    -     Наверняка, он сидит дома. Утром выходит ненадолго, пока я не уйду на работу, а потом – возвращается. Я всегда застаю его, когда прихожу с работы.
    -      Постель, чаще всего, разобрана. Он жалуется на головную боль. - Перечисляла она.
    -      К сожалению, это еще раз доказывает, что я права.
    -      В чем?
    -      В том, что Кириллу нужна помощь специалиста.
    -      Нет, Нелли, я, конечно, не отрицаю, что помощь специалиста нужна нам всем в большей или меньшей степени... или ты имеешь в виду?
Глаза Ларисы округлились. Она поднесла руку ко рту и  затрясла головой.
    -      Хорошо, давай не будем об этом сейчас. Володя  отправился на его поиски. Он приведет его, и мы поговорим.
    -      Нет! – вскрикнула Лариса.
    -      Что?
    -      Нет! Он не войдет сюда!
Нелли молча смотрела на подругу.
Как она могла прозевать пик семейного кризиса у себя под носом, в семье близкой подруги? Что она за профессионал?
    -      Куда ты собираешься звонить?
Лариса беспокойно наблюдала, как Нелли набирает номер.
    -      Я узнаю у Володи, нашел ли он Кирилла, а потом позвоню в Кащенко. Там у меня есть знакомый. Я постараюсь устроить его получше.
    -      Нет! Постой! Не надо Кащенко.
Лариса смотрела на Нелли глазами, полными слез.
    -      Не надо. Пусть приходят сюда.
    -      Я останусь сегодня с тобой, - погладила ее по плечу Нелли. – Потом попросим Риту.
    -      Риту?
    -      Я не хочу говорить об этом сейчас, но...
    -      Нет, нет, нет! Не впутывай сюда мистику. Я согласна, что у нас проблемы, что проблемы у Кирилла, но это все земное! Все зем-но-е! Остальное – чушь!
Лариса закрыла лицо руками и зарыдала. Нелли тяжело вздохнула: нужно выплакаться, нужно уменьшить стрессовую нагрузку.
                В дверь позвонили. Лариса перестала плакать и испуганно посмотрела на Нелли.
    -      Можно? 
Лариса молча кивнула, натянув до подбородка плед. Нелли прошла в прихожую. В дверь ввалились Володя и Кирилл. Кирилл был бледен. Он тяжело дышал и поводил вокруг красными, налитыми кровью, глазами.
    -      Что с ним? – прошептала Нелли, помогая отвести Кирилла в спальню.
    -      Совсем плох. – Ответил Володя. – Думаю, нужно вызывать машину.
Они, совместными усилиями уложили сопротивляющегося Кирилла в кровать. Нелли занялась вызовом бригады, а Володя пытался удержать друга.
                Кирилл бредил. Он вскрикивал, размахивал руками, стремился бежать куда-то, кого-то звал....
Наконец, приехали медики.
После недолгих переговоров, они ввели Кириллу успокоительное и отвели его, едва передвигающего ноги, в машину. Нелли не поехала с ними. На вопросительный взгляд Ларисы, она пояснила, что Кирилл переночует в отделении, а  завтра, с утра, она  все устроит.
                Наконец тяжелый вечер подошел к концу. Володя и Нелли, уложив Лару в гостиной,
 на этом настояла Нелли, припомнив разговоры Риты о спальне,
пили чай в кухне и говорили вполголоса.
    -      Я нашел Кирилла на скамейке, возле пруда. Он бормотал что-то,  разговаривал сам с собой....
Володя замолчал, сосредоточенно глядя в темное окно. Нелли видела, как сошлись на переносице его брови, поджались губы.
    -      Он говорил что-то ... неприятное?
Володя молча покачал головой.
    -      Что-то дикое? Что он говорил?
    -      Правильнее спросить: с кем он говорил...
Казалось, Володя с трудом размыкает губы.
    -      С кем? – прошептала Нелли. Неожиданный ужас охватил ее.
    -      Ты не заметила, кто был на картине? – Нет. – Это была Наташа... – Рита, не болтай глупости и не тревожь покойников....
    -      Ты не поверишь!
Володя стукнул ладонью о стол и делано рассмеялся.
    -       Ты просто не поверишь: он разговаривал с Наташей!
Нелли молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.
«Там была Наташа...»
Она медленно поднесла руку к губам:
    -      Значит, это правда. Значит, Рита была  права:  чертовщина!
Горькая усмешка стянула ее рот.


Глава восьмая.                Кирилл.

                Стукнула дверь. Кирилл с трудом открыл глаза и снова зажмурился. Над ним склонилось незнакомое мужское лицо.
    -      Посмотрите вперед.
Деловой тон, с требовательными интонациями, заставил Кирилла исполнить приказ. Тонкий луч фонарика ослепил его и вынудил отвернуться.
Направленный пучок света вскрыл запечатанное хранилище боли и она, струйкой ядовитого газа, стала просачиваться в мозг.
                Между тем, некто продолжал его осматривать. Он по-хозяйски щупал пульс, заставлял открывать рот и высовывать язык, водил острым металлическим предметом по ногам Кирилла так, что он весь покрылся мурашками, сгибал и разгибал его руки. Наконец, покончив с этим, он пристал с вопросами. Кирилл не был расположен разговаривать и, большей частью, просто молчал, глядя в одну точку. Лишь один из вопросов вызвал его интерес.
    -      Вы помните, что делали вчера?
Конечно! Он все помнил! Он помнил, что пришел домой с намерением собрать вещи...
Чьи вещи?
Свои, конечно.
Зачем?
Он хотел поехать за город. Он помнил большой темно-серый кофр и собственные колебания по поводу игрушек...
Зачем ему нужны за городом игрушки?
Зачем, зачем, зачем?
А, конечно! Полина любит играть. Он хотел взять игрушки для Полины.
Полина – его дочь и он, конечно, поехал бы за город с ней. С ней и Ларой. Лара – его жена. Они бы поехали вместе и прекрасно бы провели там время. Так уже бывало. Он помнит.
    -      Что вы делали вчера вечером?
Да что он пристал, этот осел? Кирилл все прекрасно помнит!
    -      Лара? Где Лара?
Кирилл беспокойно заметался на кровати. К нему подскочили два здоровенных кретина и прижали так, что он мог поворачивать только голову.
    -      Спокойно, спокойно! – мужчина, который осматривал и расспрашивал Кирилла, с интересом смотрел на него, словно раздумывая, что ему предпринять. Кирилл только сейчас заметил, что мужчина одет в голубые штаны и куртку, со стетоскопом на груди.
Врач?
Кирилл завертел головой, с глубоким изумлением осматриваясь:
он что – в больнице?! Как он сюда попал?
Из глубины его изумления выплыла картина, в которой Володя вел его в спальню.
Он заболел? Почему он не помнит? Почему он ничего не помнит?
                Нет, он помнит! Он помнит, что собирался уехать. Уехать за город. Он собирал вещи...
Потом были люди. Незнакомые люди  в синих куртках с черными надписями на голубых полосах. Кирилл напрягся, стараясь прочесть, что  написано на полосах, а тем временем, одна из курток повернулась, и в руке у человека блеснул шприц, с длинной тонкой иглой.
С ее металлического кончика беззвучно слетела капля и упала на куртку, оставив на ней темное мокрое пятно.
На куртке выделялась надпись: «Скорая помощь».
                Кирилл откинулся на подушку и расслабился. Хватка на его запястьях ослабела, и он смог поднять руку, чтобы вытереть со лба холодный пот. Все ясно. Ему стало плохо и пришлось вызвать «скорую». Володька помог  притащить его в спальню....
Но где же Лара?
    -      Где Лара? – громко спросил он. – Моя жена. Где она?
    -      Она дома. – Спокойно ответил врач, с холодным интересом наблюдающий за Кириллом и периодически что-то записывающий в маленький блокнотик.
    -      Когда она придет? Вы пустите ее?
    -      Пустим, если придет.
Врач, вероятно, закончил и теперь едва заметно кивнул своим помощникам. Те сноровисто привязали Кирилла к кровати и направились к выходу.
    -      Постойте, подождите, - закричал он в растерянности. – Почему она может не прийти?
Врач молча вышел за дверь. За ним – санитары. Один из них, тот, что выходил последним, повернулся и прежде чем закрыть дверь, сказал:
    -      Потому что ты так отделал ее, придурок, что она не может ходить!
    -      Я? Я отделал Лару?
                Кирилл задергал руками и ногами, стараясь развязать плотные брезентовые ремни. Они  впились в кожу, причиняя боль, но ни на сантиметр не ослабели. Тогда он притих. Лежал спокойно, старательно дыша и приводя в порядок свои мысли.
Что же он натворил? Что с ним случилось вчера?
Он вспомнит! Он обязательно вспомнит! Он должен вспомнить!
Нужно начать все сначала. Точнее, с конца.
Что было перед тем, как Володька привел его в спальню?
Они встретились.... Они встретились у подъезда.
Почему у подъезда? Он же собирал кофр. Этот хренов кофр, больше похожий на склеп, чем на чемодан.
На...склеп...?
    -      Ты все испортил! – ярость Наташи была разрушительной. Она металась вокруг него, как фурия, расталкивая людей и круша все вокруг. – Ты все испортил! Слабак, сволочь, слизняк!
    -      Я не...
    -      Ты что, не мог пришибить ее? Не мог избавиться от этой коровы? От этой старой шлюхи? Урод! Скотина! Импотент!
                Кирилл смотрел на растрепавшиеся волосы Наташи, на ее оскаленное лицо и слюну, тонкой струйкой стекавшую по подбородку. Он смотрел на ее налитые яростью, выпученные глаза и понимание медленно нисходило на него. Понимание, граничащее с откровением.
    -      Ты не Наташа, - прошептал он еле слышно. Прошептал одними губами, на едином выдохе, сам испугавшись своих слов.
Но она услышала. Услышала и рассмеялась. Расхохоталась злобным смехом фурии.
    -      Да неужели? Ха-ха-ха! Догадливый мой! Ты - не Наташа! – глумливо передразнила она. – А кто же? Кто?
    -      Не знаю.
    -      Не знаешь? Нет, ты знаешь! Знаешь! Я – порождение твоих желаний. Твоих фантазий. Я порождение твоего порока и грязных мыслей. Что, не нравится? – завизжала она, заметив, как Кирилл отрицательно замотал головой. – Хочешь чистеньким остаться? Не выйдет! Не получится! Я - это она, а она – это я.
    -      Наташа никогда бы не захотела, чтобы я... чтобы я... навредил Ларе.
    -      Навредил Ларе, - передразнила она его.- Навредил... Гнида! Ты поколотил ее так, что она не скоро еще придет в себя. Ты почти доконал ее. Еще бы немного и одной проблемой на свете стало бы меньше...
    -      Нет, нет! Я не мог...
    -      Еще как мог! Ты просто наслаждался этим! Нас-лаж-дал-ся! – она заломила руки. – Ну почему ты остановился!? Почему? Прибил бы эту заразу, потом девчонку...
    -      Кого? 
    -      Ца-ца-ца! Мы не знаем? Мы не догадываемся? Да эту маленькую тварь, которая через несколько лет будет раздвигать ноги перед каждым членом...
    -      Не смей! Не смей...
    -      Да? А что ты сделаешь? Что? – она остановилась перед ним, уперев руки в бока. – Может, убьешь меня? А? Ты, может, забыл, что я уже того? Умерла?
    -      Я... я... я узнаю кто ты. Я сорву с тебя маску....
Наташа внезапно обмякла, словно из нее выпустили разом весь воздух.
    -      Испугал, как же, -  фыркнула она. Но уверенности в ее голосе поубавилось.  – Сначала выпутайся из смирительной рубашки, а потом – поговорим.
                Она, не оглянувшись, вышла из комнаты, а Кирилл, перед тем, как заснуть, задавался единственным вопросом:
что он натворил? Что он успел натворить?

Глава девятая.                Володя.

    -      Я не согласна. Нравственные категории трудно поддаются изменению даже под гипнозом. Я читала об этом.
Рита упрямо насупила брови.
                Володя опоздал. Ей пришлось самой заниматься теми пациентами, которых они планировали пропустить через генератор. Более того, он явился раздраженный, невыспавшийся и то поучал ее, то оспаривал любое ее предположение.
    -      Ты – читала, а я – наблюдаю.
    -      Наблюдаешь?
    -      Я давно знаю Кирилла. У него одержимость сформировалась на почве его неразделенной любви к Наташе.
    -      Господи, Володя, пора бы уж оставить в покое ее память.
    -      Конечно. Это можешь сделать ты, это могу сделать я, это может сделать Нелли, но – не Кирилл.
    -      Почему?
    -      Он одержим. И эта одержимость зашла настолько далеко, что началась перекодировка поля.
    -      Володя, ты пугаешь меня.
    -      Знаешь, что вчера устроил Кирилл? Он избил Лару.
    -      Что?
Рита прикрыла рот рукой, с ужасом глядя на Володю.
    -      Откуда ты знаешь?
    -      Нелли. – Лаконично ответил тот. – Лариса позвонила ей вчера и просила приехать. Мы нашли Кирю в совершенно невменяемом виде. Пришлось госпитализировать....
                Рита чувствовала себя так, словно ее настиг неожиданной удар. Она широко раскрытыми глазами смотрела на Володю, а тот продолжал:
    -      Кстати, тот аналитик, у которого консультируется Лариса. Он позвонил Нелли накануне, предупредил, что может случиться нечто подобное. Кирилл упорно отказывался от консультации и его поведение, по мнению врача, становилось все более опасным. Прежде чем предпринимать что-то, он решил поговорить с Нелли. Все-таки, это она устроила Ларису к нему.
    -      Но Киря?! Киря?! Избить Ларису? Как он мог?
    -      Я думал об этом. Почти всю ночь. Кирилл - незлой человек. Он никогда ни с кем не спорил и ни на чем не настаивал. Только в одном случае его жизненное кредо дало сбой.
    -      Наташа?
    -      Увы. Он действительно, был одержим  ею.
    -      Был! Теперь, когда Наташи нет, его чувства должны измениться, перейти на другой уровень....
    -      Да, да, да. Так было бы у обыкновенного человека. Но Кирилл – одержимый. У него события развиваются по другим законам, по другому сценарию.
    -      Я не понимаю....
Рита обхватила голову руками.
    -      Я не понимаю!
    -      Все просто: количественные изменения поля приводят к качественному скачку. Личность меняется....
    -      Необратимо?
Рита с ужасом смотрела на Володю.
    -      Не знаю, - сокрушенно ответил тот. – Посмотрим.
    -      Боже, боже, но как он мог?!
                Володя молча пожал плечами. Отсутствие терминологии в его деле было величайшим тормозом. Он не мог нормально изъясняться, не мог доступно изложить свои мысли. К сожалению, многие характеристики полей пока просто не имеют названий.
    -     Ничего, это вопрос только времени, - утешал он себя.
Впрочем, утешение было слабым. Он чувствовал себя немым среди глухих. И только общение с единомышленниками – с Ритой, с Марком, даже с Нелли – давали выход накопившемуся раздражению.
    -      Закончу отчет, - решил про себя Володя, – и возьмусь за термины. Пусть временно и относительно, но так, чтобы можно было общаться.   Кстати, насчет «общаться». Он, похоже, сегодня не лучший кандидат для этого.
Володя придвинул ежедневник и черкнул: термины, Киря, одержимость.


Глава десятая.                Тина.

                Тина парила под потолком, наслаждаясь прекрасным чувством освобождения. Она хотела бы «прогуляться» куда-нибудь подальше, например, к прудам или слетать к матери с отчимом, к родителям. Заглянуть тайком не в ту парадную жизнь, которую они ей показывают, чтобы не дай бог не огорчить или взволновать ее, а в их повседневность. Ту, что они так тщательно скрывают. В их будни, в которых  что-то болит, что-то ломит, где они лениво переругиваются, давно изучив все слабости и привычки друг друга.
                Они состарились, ее родители, и совсем не хотят в этом сознаваться. Особенно ей.
Но если она уйдет, она потеряет нить
 не  нить, которая связывает ее с телом и которая упруго растягивается на любые расстояния - Тина уже не боится ее разорвать нечаянно,
а нить разговора. Бесконечной упоительной беседы, которую она ведет с Артуром.
                Удивительно уже то, что полное взаимопонимание она встретила только сейчас, в этом состоянии тумана, в котором  находилась.
И, в котором находился он.
                Артур понимал ее. Понимал как никто другой. Он умел разгадывать и формулировать ее тайные мысли и желания, о которых она могла не догадываться до тех пор, пока об этом не говорил он.
Сегодня, тоже, речь шла о ней.
    -      Твой путь отличается от других, - говорил Артур, лениво растягивая слова. Казалось, ему не хотелось говорить столь очевидные вещи, однако он делал это для нее. -   Ты слишком совершенна для обыденности.
    -      Какой обыденности? – спросила она, решив проигнорировать высказывание о собственном совершенстве, хотя это замечание было ей приятно.
    -      Большинство женщин считает своей задачей создание семьи и продолжение рода....
    -      Я тоже мечтаю об этом.
    -      Но редко, - словно не замечая ее реплики, продолжал Артур, - природа создает личность, в задачи которой входит нечто большее, чем примитивное следование инстинктам.
    -      Кажется, недавно ты говорил другое...
    -      Говорил. – Не стал отрицать он. – Говорил, пока не понял, что подобные банальности не для тебя.... Это слишком примитивно. У тебя иные задачи.
    -      И что это за задачи? – Тина почувствовала интерес.
Даже если все, что скажет, сейчас, Артур окажется полным бредом, ей было интересно узнать: какой она представляется своему собеседнику?
 Интересно и... лестно.
    -      У разных личностей эти задачи, конечно, разные.
    -      Но у меня? Ты можешь мне сказать? Ты знаешь?
    -      Конечно. И могу сказать. Я полагаю, что такая женщина как ты создана нести в мир любовь и дарить радость.
    -      Ох, ох, ох! – рассмеялась Тина. – Это слишком...
Она запнулась, подыскивая нужное слово.
    -      Высокопарно? Возможно! Но такова твоя задача. Именно потому тебе дана была эта внешность и эта судьба.
    -      Странно, что я об этом даже не догадывалась, - съязвила Тина. Она тщательно скрывала, что слова Артура ей приятны.
    -      Печально. Твое легкомыслие могло привести к тому, что ты даже не попыталась бы следовать предначертанию, а это – наказуемо.
    -      Вот как? И что же мне нужно делать?
    -      Прежде всего, убедиться, что я прав. Как только ты поймешь это, остальное станет простым и понятным. Для начала выбери себе что-нибудь совсем легкое. Убедись, что человек несчастен и...
    -      И?
    -      Ты поймешь, что надо делать.
    -      Но я не припомню никого настолько несчастного, чтобы требовалось мое вмешательство.
    -      Ба-ба-ба! Не надо быть такой высокомерной. Несчастных людей полно вокруг. Я бы не стал ходить далеко. Вон – твои соседи. Она – несчастна, он – тоже. Ну, ей-то ты едва-ли поможешь, а ему....   
                Тина вспомнила своего соседа, похожего на Хью Гранта, с такими же печальными голубыми глазами и мальчишеским выражением лица. Его детскую растерянность и жадность, которую она ощутила, когда целовала его.
    -      Мы знакомы с Кириллом. К стати, твоими молитвами, если помнишь.... Похоже, он не понял, что я – его единственная надежда на счастье.
    -      Ничего не дается в этом мире легко, - философски заметил Артур. – Даже поднимаясь на холм, нужно прилагать определенные усилия....
                Тина почувствовала почти спортивный азарт: а если Артур прав? Если она действительно рождена не для простого воспроизводства численности населения?  Ей уже почти тридцать, а своего суженого она так и не встретила....
Возможно, матушка-природа, в самом деле, возложила на нее миссию?
Эту идею нужно было проверить. Проверить незамедлительно. И Тина видела единственный путь сделать это.
Путь, который показал ей Артур.

Глава одиннадцатая.                Одержимость.

                Володя оторвался от бумаг. Голова уже ничего не соображала. Он сильно потер лицо обеими руками.
    -      Устал? – сочувственно спросила Рита. – Я поражаюсь тебе: после бессонной ночи затеять возню с отчетом....
                Сама она наслаждалась ничегонеделанием. Ее очередная пациентка  позвонила перед приемом и сообщила, что приехать не сможет. Заполнить неожиданную паузу ничем не удалось, чему Рита была несказанно рада.
Они работали фактически без перерывов с тех пор, как обнаружили положительный эффект воздействия генератора на человека.
    -      Притомился, - сдержанно ответил Володя.
    -      Ты работаешь как одержимый, - заметила Рита. Она, слегка прищурившись, смотрела на Володю. – Как специалист, должна предупредить тебя об изменениях в твоем поле....
    -      Естественно. Странно, что ты не заметила их раньше.
    -      Естественны, потому что вызваны переутомлением?
    -      Одержимостью.
Снова он о своем.
                Рита отошла к окну и стала смотреть на крупные капли дождя, которые, прежде чем раствориться в луже, вздувались крупными тонкостенными пузырями.
    -      Странно, я не думала об этом раньше в таком плане.
    -      Любая эмоция вызывает нарушение стабильности поля. Это было замечено давно и нашло отражение в буддизме, где адепты должны были всю жизнь искать состояние абсолютного покоя.
    -      Но у христиан все иначе! Помнишь, в «Откровениях»: «Я бы простил тебя, если бы ты был холоден или горяч. Но ты не холоден и не горяч, потому Я не прощаю тебя...» 
                Володя отмахнулся от возражения, как от назойливой мухи.
    -      Я сейчас о другом. Важно то, что желание – это тоже эмоция. По силе оно может быть слабым, сильным, неодолимым. Иногда оно овладевает человеком настолько, что становится одержимостью.
    -      И, чем сильнее желание, тем больше полевые искажения?
    -      Более того!
 Володя встал и возбужденно зашагал по тесному пространству, отгороженному от остальной лаборатории.
    -      Одержимость полностью меняет кодировку поля. Под влиянием своей нереализованной идеи человек может сменить нравственные установки, может отказаться от прошлых ценностей, может вообще измениться настолько, насколько это можно себе только представить. Или невозможно представить. Но даже не это главное.
Вырисовывается весьма перспективная цепочка: желание, его сила, одержимость, изменение полевых параметров, изменения на клеточном уровне....
                Рита внимательно смотрела на Володю. Она была знакома с  состояниями озарения. Сейчас Володя переживал одно из них. Глаза его блестели, щеки раскраснелись, он излучал мощную энергию, которую она ясно ощущала. Энергию созидания, энергию творчества.
    -      Ты понимаешь, к чему я веду?
    -      Не совсем....
    -      Человек, в основном, состоит из воды.
    -      На семьдесят восемь процентов. Об этом знает каждый школьник и, даже, дошкольник, благодаря рекламе.
    -      А о памяти воды тебе известно?
    -      Кое-что. Кажется, молекулы воды способны сохранять, а  в некоторых условиях и воспроизводить структуру объектов, с которыми они когда-то соприкасались....
    -      Да! Эта «память», скорее всего, имеет энерго-информационную природу. Таким образом, вода, простая вода, входящая в состав клеточной и межклеточной жидкости, наполняющая организм человека, может «запоминать» не только пространственную форму, но и эмоции. Запоминать и хранить их....
    -      Как долго?
    -      Интересный вопрос! Можно попробовать поискать ответ на него. 
    -      Но, Володя, получается, что человеческие чувства можно будет консервировать?! Кошмар!
    -      Почему?
    -      По нескольким причинам. Первая – я не припомню как-то одержимых идеей альтруизма или взаимопомощи. Все больше на слуху маниакальные жадность, зависть, мании величия или бессмертия....
    -      Ты о Колдуне?
    -      О нем и не только о нем.... Тогда мы много пережили с тобою и с Нелли. Я не знаю, как ты, но я не стала лучше после пережитых испытаний. Я стала менее сердобольной, мягкой и более жесткой, даже циничной....
Рита замолчала. Даже сейчас, по прошествии стольких лет после их страшных приключений, она не могла без содрогания вспоминать черную пустоту глаз Солдата, ледяной холод руки мертвой девушки, а ночами ее иногда, правда, в последние годы все реже, будил крик умирающей Кати. Она закрыла лицо руками.
    -      Я не согласен. – Тихо, но твердо возразил Володя. – Ты не можешь забывать о своей любви, которая помогла все преодолеть. О любви Андрея, которая вырвала его из лап Старика и вела его тогда, когда я почти сломался, о дружбе....
    -      Конечно, я не забываю! Что ты! Я бесконечно благодарна вам: тебе и Нелли. Без вас меня бы уже не было в живых, а Петька.... Страшно даже подумать, что его просто бы не было....
    -      Господи, женщина! Не отвлекай меня!   Я пытаюсь предположить, как восстановить обратную цепочку, а ты ввергаешь в меня в бездну пустых эмоций!
    -      Извини! Действительно, что это я о прошлом? Умерла, так умерла.... Ты о какой цепочке?
    -      О регенерации. Если существует «памятливая» вода, то должен существовать способ и восстановления целого организма....
    -      Володя, это уж совсем фантастично..., - в голосе Риты прозвучала укоризна. - Ты слишком увлекся.
    -      Конечно! Можно будет по фрагменту поля восстановить его параметры, потом смоделировать само поле и на его основе создать физическое тело!
    -      На основе чего? Поля? Ты в себе? – Рита выразительно тронула кончиком пальца свой лоб.
    -      Да! Да! Да! Может быть не сейчас, не сегодня, но важен сам принцип! Ты понимаешь?
    -      Маньяк! Ну, чистый маньяк! Сейчас Нелли позвоню, если не перестанешь!
    -     Нелли? Конечно! Сходите по магазинам, отдохните в кафе, прогуляйтесь.... Тебе надо отдохнуть.
                Не успела Рита опомниться, как уже стояла на тротуаре у окон лаборатории с сумочкой в руках и изумленно озиралась по сторонам. Приоткрылась форточка и раздался голос Володи:
    -      Нелли будет ждать тебя в скверике у института. Езжай на такси. За мой счет!
Форточка громко хлопнула, а Рита, тяжело вздохнула: вот типичный пример одержимости бредовой псевдонаучной идеей. Правда, в данном случае у одержимости была и  положительная сторона, которой она незамедлительно воспользуется.
Рита шагнула к бровке тротуара и подняла руку навстречу проезжающим машинам. 


Глава двенадцатая.                Рита.

                Нелли плюхнулась на скамейку и тяжело перевела дыхание. Рита вздрогнула. Время пролетело быстро  в мыслях о Петьке и Андрее:
скоро ли?
Сегодня был последний день из назначенного срока.
Рита мужественно сдерживалась, чтобы не устроить трезвон. Она понимала, что в сезон, когда десятки тысяч людей курсируют с юга и на юг, ничего планировать точно нельзя. И все-таки, все-таки  она с трудом сдерживала обиду: они там развлекаются, загорают, купаются, опиваются парным молоком и объедаются фруктами, а она одна тоскует здесь....
 «Невообразимо трудно представить, как мне здесь плохо, - желчно думала она. – Эгоисты!»
                Нелли, наконец, отдышалась и вернула Риту в реальность.
    -      Ты не поверишь, что я сейчас узнала.
    -      На меня это очень похоже, - сварливо откликнулась Рита. Она была все еще под впечатлением своих мыслей.
    -      Обижаешься? – мгновенно среагировала Нелли. – Имеешь право! Ты оказалась права. Она действительно имеет  место быть.
    -      Кто?
    -      Да сущность же, - Нелли недоуменно смотрела на Риту. – Ты где? Ау! Я беседовала сейчас с Полиной. Ее привезла Елена Игоревна, по моей просьбе, на консультацию. Ирина Ивановна, зав отделением, разрешила мне присутствовать. Полина даже назвала имя.
    -      Шутишь? С каких пор у сущностей есть имена?!
    -      Тем не менее.... Его зовут... угадай, как?  Артур Комов!
Нелли со значением посмотрела на Риту.
    -      Комов? Так-так! Странно! Обычно они не проецирую на себя род. Так кто же он? Ты узнала?
    -      Конечно, узнала, - нетерпеливо отозвалась та. – Артур Комов один из известнейших маньяков. Он хрестоматиен и абсолютно ненормален. Его изучают все студенты, занимающиеся психиатрией.
    -      А-а-а-а, - протянула Рита. Она не была любимой ученицей преподавателя по психиатрии. В отличие от Нелли.
К тому же, тоска по близким, ощущения одиночества и   покинутости, завал на работе и шокирующие новости о Кирилле заставили ее позабыть о собственных мыслях и озарениях.
    -      Конечно, судебная психиатрия не моя область, поэтому я позвонила профессору Замаеву. Он в свое время написал монографию о нем.
Нелли возбужденно вертела в руках сумочку, демонстрируя собою живое воплощение профессиональной одержимости. Рита отметила это про себя со снисходительной усмешкой.
    -      Ну, и что? – поторопила она Нелли. – Где он сейчас?
    -      Не известно!
    -      Че-го?
    -      Да, не известно. Его так и не смогли найти.
    -      Постой, я ничего не понимаю. Давай по порядку.
    -      Хорошо! Комов был убийцей. На его счету двенадцать жизней. Причем убивал он только детей, преимущественно девочек от  шести до десяти лет.
    -      Преимущественно?
    -      Среди его жертв есть два мальчика. Но это ужасно....
    -      Гибель детей?
    -      Не только. Он вырезал у жертв глаза. Такой вот долбанный коллекционер....
    -      Фетишист? Мама родная! Полина как раз входит в эту возрастную группу! Она в опасности!
    -      Об этом я пытаюсь тебе сказать!
    -      Но почему его не нашли?
    -      Он сбежал. В леске, неподалеку от дачного поселка, где он жил в последнее время, устроили облаву, но он как сквозь землю провалился. Кстати, убийства тоже прекратились...
    -      А откуда... про...глаза?
    -      Нашли у него в доме.
    -      Но если эта... этот сущность называет себя его именем, значит, Комов мертв?
    -      Понимаешь, Рита, пока не найдено тело..., - Нелли пожала плечами.
    -      Так, так, так, - Рита лихорадочно пыталась собраться с мыслями. – Он вступил в контакт с Полиной. Зачем?
    -      Она говорит, что он с нею играет, рассказывает интересные истории...
    -      Почему Лариса не в курсе?
    -      Он не велел говорить о нем маме. Кстати, ты тоже в его черном списке.
    -      Тогда почему Полина, все-таки сказала?
    -      Она сказала доктору, - терпеливо ответила Нелли, - и мне. Насчет меня он ничего не говорил.
    -      Понятно, понятно, - бормотала Рита.
    -      Что будем делать? – Нелли взволнованно сплела пальцы.
    -      Я должна подумать. Давай созвонимся вечером. Постарайся вытащить Володю из лаборатории и расскажи ему. Я свяжусь с Марком. Вечно он где-то шляется!
Рита с досадой всплеснула руками.
    -      Ну, ладно, Нелли, я побежала....
Она изобразила на лице улыбку, и быстро пошла, почти побежала к автобусной остановке. Озадаченная Нелли смотрела, как она вскочила в подошедший автобус.
    -      Все сумасшедшие! С кем я живу! - Горестно вздохнула она. – Ладно, мне тоже пора.
Она взглянула на крошечные наручные часики и заспешила к выходу из сквера.
                Нелли хотела успеть заглянуть в библиотеку и полистать монографию о Комове.
Знать о своем противнике как можно больше! – Это могло пригодиться.


Часть четвертая.

Глава первая.

Рита пыталась открыть дверь. Ее руки вспотели и тряслись. Чиркнув несколько раз по металлу, связка ключей с грохотом обрушилась на пол. Рита торопливо вытерла руки о блузку и наклонилась. В этом положении она и застыла, когда липкий страх скрутил в тугой узел живот.
Она услышала щелчок дверного замка.
Он прозвучал для нее как курок взводимого пистолета. Дверь медленно приотворилась.
Не разгибаясь, Рита на мгновение плотно закрыла глаза, потом, затаив дыхание, посмотрела вниз.
В образовавшуюся щель были видны носки комнатных тапочек. Ее взгляд скользил по выгоревшим джинсам, по голому загорелому торсу и постепенно напряжение исчезало. Оно сменялось  несказанным облегчением.
- Приехали! Наконец-то вы приехали! – она взвизгнула и бросилась на шею мужу.
Из комнаты уже шлепал босыми ногами подросший и тоже очень загорелый Петр Андреевич.
- Мама!
Рита прижала к себе сына и зарылась носом в его макушку, пахнущую морем, солнцем и солью.
- Петенька, сынок....
Петр Андреевич на мгновение замер, потом высвободился и сказал по взрослому:
- Поезд опоздал. Мы бы уже утром здесь были.
Началась радостная суета с тысячью вопросов, на большую часть которых так и не было получено ответа, потому что вопросы набегали друг на друга, торопились быть высказанными и совсем не заботились об ответах. Они, вопросы, знали: позже все будет сказано.
Уже через час все пили чай, смеялись и говорили, почти не слушая друг друга, стремясь высказать все, что беспокоило, волновало и заботило их за время короткой разлуки.
Наконец, Петр Андреевич положил голову на стол и притих. Андрей осторожно отнес сына в кровать и, вернувшись обратно в кухню, обнял Риту.
- Наконец-то, наконец-то, - прошептала она.- Мне так тебя не хватало...
-  Знаю, - обронил Андрей.
- Что знаешь?
- Мне Петр Андреевич все уши прожужжал о тебе. Просился домой.
- Да? А что он говорил? – загорелась воодушевлением Рита, как  и всякий раз, когда речь шла о способностях сына.
Втайне она гордилась ими, хотя, положа руку на сердце, чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы он был совсем обыкновенным мальчуганом.
Она, сейчас, так понимала своих родителей, которые всю жизнь делали вид, что ничего необычного не происходит с их единственной дочерью.
- Просто скучал. Он ведь никогда еще не уезжал от тебя.
- А-а-а, - протянула Рита, чувствуя легкое разочарование. – Я думала, он что-либо рассказывал о наших делах.
- Делах? – переспросил Андрей. – Кстати, о делах. Чем вы здесь занимались?
Рита, вкратце,  пересказала последние события. Андрей только качал головой. Потом, поразмыслив немного, он сказал:
- Ну, Киря всегда был с чудинкой, но чтобы заниматься рукоприкладством....
- Он сейчас в больнице. Нелли устроила его к знакомому в отделение.
- Слушай, странно получается: вся семья, разом, сдвинулась. Даже ребенок. А Лариса? Никогда бы не поверил: здоровая, крепкая баба.... На нее совсем не похоже. Мне кажется, все это у них началось после переезда. Или я ошибаюсь?
- Зришь в самый корень, - нежно сказала Рита. – Началось, как водится незаметно, а потом обвалилась.
- А где же Володька был? Он ничего не замечал?
- Володя сейчас очень занят. Он увлекся новой теорией.
- Да? Что за теория?
- Об одержимости. Он считает, что одержимость перекодирует поле и награждает каждую его частицу  памятью об этой одержимости. Не знаю, для меня это звучит как-то туманно...
- Ну, почему, - медленно произнес Андрей. – Что-то этакое я уже слышал. Это напоминает  память формы.
- А это еще что такое?
- Существуют сплавы, которые способны воспроизводить собственную начальную форму после переплавки.... Точнее мне сложно объяснить. Недоучка, сама понимаешь....
Рита сжала руку мужа. То, что он так и не смог получить высшее образование всегда тяготило его. Его исключили из института еще до суда, а, отсидев срок, он так и не смог найти в себе силы, чтобы продолжить хождение по инстанциям с ходатайствами о восстановлении.
Андрей работал в крупной фирме, был на хорошем счету у начальства и неуклонно продвигался по служебной лестнице. Там ценились его честность, работоспособность и твердость характера, широкий кругозор и умение вести переговоры. Но этот незавершенный курс теоретической физики висел вечным укором над ним.
- На сколько я тебя понял, в этой теории есть одно слабое место. Существенное, между прочим. Не хватает носителя информации. Лептоны или иные частицы поля слишком нестабильны и эфемерны. Их легко рассеять, перекодировать. Здесь Володе есть над чем поразмыслить.
- Это ты сможешь обсудить с ним при личной встрече.
Рита переместилась к мужу на колени и гладила рукой его загорелую грудь и плечи.
- Сейчас я предлагаю обсудить кое-что другое....
- Принято.
Андрей прижал к себе Риту, потом легко поднял ее на руки.
- Начнем дискуссию.
Он почти не запыхался, когда положил ее на кровать и склонился, нежно целуя губы, щеки, плечи....   
 Глава вторая.                Лариса.

                Лариса проснулась от громких всхлипываний. Она затаила дыхание, прислушалась, потом протянула руку и нащупала худенькое тельце Полины. Оно мелко дрожало мелкой щенячьей дрожью. Девочка плакала во сне, судорожно всхлипывая.
    -      Дочура, Полинушка, что приснилось? Мама здесь, не плачь, не плачь, - бормотала Лариса, нежно гладя остренькое плечо дочери. – Просыпайся, солнышко, иди к маме.
                Она крепко прижала к себе дочь и замерла, пронзенная острым чувством любви и жалости к этому родному и несчастному существу.
    -      Просыпайся, расскажи, что тебе приснилось?
    -      Па-па, - прорыдала Полина, приоткрывая глаза, из которых ручьем лились слезы.
    -      Папа?
Лариса почувствовалось, как сжалось сердце.
                Вчера она, не вынеся ночного одиночества и тоски по дочери, привезла ее домой. Вечер прошел вяло. Полина была грустна и молчалива. Она ни о чем не спрашивала, но с немым вопросом поглядывала на мать.
Лариса мужественно пыталась не замечать этих не по-детски страдальческих взглядов, пока Полина, не спросила:
    -      Мам, а папа будет с нами жить?
    -      Почему ты спрашиваешь? – обида, боль и гнев сплавились в острие стальной иглы и вонзились в сердце.
    -      Я слышала, как бабушка с тобой говорила по телефону, чтобы ты папу не пускала. Но ведь он болеет...
    -      Папу отпустят из больницы, когда он будет совсем здоров....
    -      Все равно, ему негде жить.
    -      Давай, Полина, будем решать вопросы по мере их возникновения!
                Лариса почувствовала раздражение. Она сама думала сегодня весь день об этом. Думала и не могла ничего решить. Точнее, она решила, что не пустит Кирилла на порог, но все никак не могла найти достаточно весомых аргументов, чтобы оправдать это свое решение.
Мысль о том, что  аргументы, собственно, не нужны, поскольку она вправе делать со своею жизнью все, что считает нужным, не приходила ей в голову.
                Лариса знала, что придется объясняться. Объясняться с мамой, Полиной, Нелли.... Но она не знала, что сказать. Пока не знала, потому и ответила достаточно резко:
    -      Тебе не следует вмешиваться в дела взрослых. Это тебя не касается.
    -      Касается! Он – мой папа! Ты прогонишь его, и он не будет любить меня.
    -      Постой, причем здесь ты? В жизни иногда случается, что родители расстаются, но дети навсегда остаются детьми. В любом случае твой папа всегда будет любить тебя.
    -      Но тогда он умрет.
    -      Боже, ну, почему? – с отчаянием спросила Лариса. – Ну, почему он обязательно должен умереть? Взрослый, самостоятельный мужчина....
    -      Он умрет без нас.
    -      Почему?
    -      Не знаю, - разревелась Полина. – Он умрет, умрет, умрет....
У нее начиналась истерика.
    -      Хорошо, не волнуйся так, милая! Папа вернется, и мы все обсудим. Соберем семейный совет и обсудим.
    -      Он умрет, - рыдала Полина. – Он умрет без нас.
                Лариса сильно сжала плечи девочки и повернула ее к себе. Стараясь говорить спокойно и твердо, она повторила:
    -      Я сказала, Полина, что когда папа вернется из больницы, мы об этом поговорим.
    -      Он вернется сюда?
    -      Ты же сама сказала, что ему некуда идти, - устало ответила Лариса.
Но я еще не готова увидеть его. Совсем не готова.
                Дочь, наконец,  мирно уснула, но мысль, которая засела, вероятно, накрепко  в головке Полины, превратилась для Лары в ночной кошмар.
    -      Доколе? – простонала Лариса про себя. – Когда закончатся эти пытки?
Она просидела до рассвета, прислушиваясь к тихому дыханию дочери и покачивая ее всякий раз, когда та начинала всхлипывать.
                Утром ей удалось вздремнуть в электричке, по пути к маме, но все равно она ощущала себя усталой, разбитой и истощенной.
    -      Пора с этим кончать, - пришла в голову мысль. – Пора определяться. Она решит, что делать дальше, но ей, все же нужен совет. К кому обратиться? К Нелли? Или к Рите?
Нет, только не к Рите!
Она не хочет сейчас думать о колдовстве, предвидениях, озарениях. Она хочет нормального, научно обоснованного совета.
Нелли. Только Нелли.  И никаких Рит.   
 

Глава третья.                Тина.

                Тина почувствовала легкое давление в ушах и скорее ощутила, чем услышала тихий хлопок, а  через мгновение уже парила над своим неподвижным телом.
                Она полюбила это свое чудесное времяпровождение настолько, что почти ничего не ела, не ходила по магазинам, не смотрела телевизор. Каждую  свободную минуту она посвящала  новому развлечению.
Каждый день, на закате, она выходила из тела и исследовала окружающий мир.              Невидимая, она бродила по городу, наблюдала за жизнью людей, летала к родителям. Для этого ей не нужно было преодолевать расстояние, достаточно было лишь представить себе комнату мамы, или кухню, чтобы очутиться там через мгновение.
                Она давно перестала бояться, что упругая нить, соединяющая ее с телом, сможет разорваться: та  растягивалась на неимоверно большие расстояния. К тому же, недавно Тина сделала открытие: не одна она может перемещаться в таком виде.
К сожалению, это не относилось к Артуру. Он-то как раз  не мог покинуть пределы ее комнаты.
Тина решила, при случае, постараться выяснить: почему?
Речь шла о других людях. Их было немного, но они иногда встречались на ее пути.                Некоторые вылетали прямо из окон, другие парили над парком и прудом. У части их Тина видела такие же длинные серебристые нити, как у нее.
Таких было меньшинство.
                По правде говоря, Тина встретила только двоих. Один -  маленький мальчик с забавным хохолком на макушке, а второй – задумчивый мужчина. Ни с тем, ни с другим Тина не решилась заговорить. Когда же она, наконец, созрела для контакта, он оказался весьма неудачным.
                Она «прогуливалась» над Тверской. Спустилась от Белорусского вокзала к «Националю» и медленно плыла над дорогой, изумленно разглядывая представительный город, открывающийся под нею. Бесконечные вереницы автомобилей, большинство из которых были иностранными, хорошо одетые прохожие, солидные фасады зданий. В этом смутно знакомом городе все дышало респектабельностью и апломбом, как в Европе.
    -      Я слишком мало знаю сегодняшнюю Москву, - посетовала она сама себе. – Надо почаще выезжать в центр, иначе, случится попасть сюда – заблужусь.
                Конечно, она преувеличивала. Несмотря на изменения, произошедшие с городом, его старый центр оставался узнаваемым.  Вот кафе, куда они с девчонками любили заглянуть на досуге. А в этом цветочном киоске  Виктор скупил однажды все ромашки, только потому, что Тина назвала их своими любимыми цветами. Соврала ведь. Соврала кокетничая, не преследуя никакой конкретной цели. Так, на авось. А получилось красиво. 
Может быть, именно в миг, когда она прижимала к груди хрупкие цветочные стебли, и дало трещину ее сопротивление.
Интуитивное сопротивление нагловатому натиску Витьки.
                От мыслей ее отвлекла яркая вспышка, сопровождаемая не очень громким хлопком под ней. Тина замедлила ход и с удивлением воззрилась на клуб пыли, поднимающийся прямо от угла гостиницы. Где-то внизу взвыла сирена, загудели клаксоны автомобилей, закричали люди. Пыль поднималась все выше, расцветая диковинным серым цветком. От его клубящейся сердцевины   отделилось облако. Густое, чернильно-черное, в центре, к краям оно разбавлялось серым, приобретая грязный оттенок немытого асфальта. Его контур мерцал едва заметным серебристым светом.
                Облако отлетело вверх и в сторону и застыло, напряженно покачиваясь. В нем Тина определила женщину.
Совершенно непонятно, как, в общем-то, неясных очертаниях она могла определить пол и возраст человека, но она могла.
Это происходило помимо ее воли и разума. Она просто знала.
                Она знала, что это это была женщина, что женщине было не более тридцати четырех лет отроду. Она чувствовала присутствие глубокой привязанности, жгучего отчаяния и твердой решимости...
Тина несмело двинулась к облаку-женщине, участливо вопрошая на ходу:
    -      Что-то случилось? Вам помочь?
Общение происходило без слов. Тина  думала так, так чувствовала, а мысли сами достигали объекта ее обращения.
                Женщина мгновенно развернулась к Тине и ринулась на нее с душераздирающим визгом. Тина успела посторониться, но грязно-серый край мерцающего тумана проскользнуло сквозь нее, и Тину охватила  волна такой отчаянной безнадежности, ужаса, ярости и слепой злобы, что она мгновенно оказалась в своем теле.  В своем задыхающемся теле, полном чужих негативных эмоций.
                Тина села в кровати и долго сидела так, прижав рукой колотящееся сердце. Перед ее мысленным взором мелькали картины и лица из чужой  жизни.  Суровое лицо пожилой женщины с туго перевязанной платком головой, славные личики детей, сопровождавшиеся чувством привязанности такой силы, что было почти болезненным. Мрачный облик заросшего щетиной мужчины, с опущенными глазами. И далекое эхо громкого вопля «Аллах акбар», разносимого в пространстве...
                В этот момент сердце Тины приостановилось и сжалось судорожно в приступе безумного страха. Страх заполнил всю грудную клетку, перекрыв доступ кислорода в легкие. Она упала набок, безуспешно хватая непослушными губами воздух. Пальцы правой руки вцепились в ворот футболки, левой — царапали теплую ткань простыни.
Теплую ткань, нагретую ее, Тины, живым телом. Пока еще живым телом...
Еще мгновение и все будет кончено. 
Тина понимала это так же ясно, как и то, что она начинает отделяться от скорчившегося, судорожно сжатого куска плоти. Отделяться, чтобы никогда уже не вернуться в него. Никогда не вернуться, даже при помощи серебрянной  нити.
                Она видела ее, эту нить, жалобно мерцающую, подрагивающую, истончающуюся на глазах. Она боялась отвести от нее взгляд, опасаясь, что разарвавшийся зрительный контакт лишит нить остатков энергии. И тогда нить лопнет, как туго натянутая струна или растворится. Просто растворится. Как след самолета на голубом небосводе.
                Тина не отвела взгляд даже когда почуяла движение. Она не повернулась, чтобы поприветствовать Артура, как делала это всегда. В тот момент она чувствовала, что происходящее с нею было гораздо важнее и самого Артура и тех пустых формальностей, которые заполняли ее жизнь недавно. Главным сейчас была нить. Ее целостность. От главной задачи — сохранения нити — ее не должно ничего отвлекать.
                Но она, все же, отвлеклась. Отвлеклась, потому что толчок чужой энергии
чистой энергии ребенка, полной радости, удивления и восторга,
прохладной струей устемился к ней. Переполнившись этой незамутненной, первозданной радостью, Тина задрожала и ахнула. Она ощутила небывалый прилив сил,  буквально захлестнувший ее настолько, что она смогла
как-то,
одним усилием, снова оказаться в теле. В своем теле. А потом наступила чернота.


Глава четвертая.                Лариса.

                Лариса рывком поднялась в кровати и включила настольную лампу. Мягкий свет залил пустую спальню, обрисовал темные тени по углам, за шкафом и креслом.
Она вытерла дрожащей рукой влажный лоб и откинулась на подушку. Снова кошмар. Снова этот навязчивый сон.
Это становится невыносимым.
                Лариса не высыпается ночами, выглядит нервной и плохо отдохнувшей. Но как ей выглядеть иначе, когда каждую ночь она встречает укоризненный взгляд Ирины?! Сестра смотрит на нее, молча свесив вдоль тела руки. Смотрит так, словно говорит:
Это - из-за тебя. Ты, ты убила меня.
    -      Нет, нет! – мечется Лариса. – Я не знала, что произойдет, я не хотела....
В ответ сестра лишь улыбается уголками губ, словно знает истинную причину Ларисиных слов.
    -      Но это неправда, неправда! Я очень любила тебя.  До сих пор люблю, и буду помнить о тебе всегда...
Та снова саркастически усмехается. А потом медленно поднимает руку и обвиняющим перстом тычет в Ларису.
    -      У-бий-ца!
Раздается ледяной смех, который напоминает грохот валящихся с горы замерзших глыб.
                Лариса поворачивается, чтобы убежать и видит перед собой пропасть.
Нога уже занесена, опора потеряна.
Она падает, падает, паря в пустоте, покрываясь холодным потом, с колотящимся сердцем, пока падение не ускоряется. Ускоряется настолько, что ветер холодит ей разгоряченный лоб и сдувает со щек прилипшие к ним пряди. Она видит надвигающуюся кучу камней, куда ей предстоит упасть и в страхе зажмуривается.
                Наконец, после томительных последних, невероятно растянутых секунд, она обрушивается. На самое дно.
Оглушенная падением, она оглядывается по сторонам и видит вонзающиеся в туманное небо  отвесные стены. Стены из серо-голубого льда.
Прозрачные и блестящие, как стекло.
                Она оглядывается, в отчаянии, потому что ей нужно выбираться оттуда. Нужно идти домой. Там ждут ее Полина и муж, там ждет мама...
                Дно пропасти завалено сугробами. Она поднимается и бредет, по пояс в снегу, едва переставляя ноги. Постепенно, снега становится немного меньше, но идти все равно трудно. Лариса задыхается, обливается потом.
Впереди что-то торчит из снега. Что-то черное и прямое, похожее на палку.
                Она бредет туда, к этому предмету и, подойдя, обнаруживает руку.
Не палку — руку.
Человеческую руку.
Она хочет бежать,
сильнее этого желания, - только желание увидеть маму и Полину
но, вместо этого, глотая  рыдания, начинает копать. Копать, разбрасывая снег.
                Снег рыхлый и холодный. У Ларисы немеют и  болят  пальцы, но сугроб тоже поддается. Под ним явственно проступают очертания человеческого тела.
Лариса плачет от тоски и безнадежности, от того, что она увидит под снегом, и слезы капают в сугроб, размывая в нем длинные узкие тоннели. Узкие, извилистые тоннели...
                Наконец,  только небольшой холмик остается только в том месте, где находится голова. Непослушными пальцами, красными и согнутыми, она сгребает остатки снега.
Тонкий нос, вытянутое лицо. Бледные щеки и мертвые глаза.
Открытые глаза, на которых не тает белый снег. 
Кирилл.
Лариса хочет закричать, но голоса нет. Она откидывается назад, прижимая обе занемевшие ладони к горлу.
    -      Убийца! – тычет в нее пальцем Ирина.
Лариса зажмуривается и закрывает уши руками, но повсюду, заполняя собою пространство, звучит  издевательский хохот....
                Лариса вздохнула несколько раз так глубоко, что закололо в груди. Взбудораженные нервы немного успокоились, но сон испарился.
Впрочем, Лара даже подумать не могла сейчас о том, чтобы снова лечь и выключить свет.
Снова оказаться в созданном ею же кошмаре? – Увольте!
Она встала и, тихо ступая, направилась в кухню. По дороге заглянула в детскую.
                Полинка спала на животе, уткнувшись в подушку. Длинные волосы скрывали ее лицо.
Лариса подошла к дочери и, склонившись, нежно отвела  волнистые пряди со щеки, потом прикоснулась губами к бархатистой, теплой коже.
Спит, слава Богу.
Полина легко улыбнулась во сне, и Лара улыбнулась в ответ.
                Кухня встретила ее тишиной и матовым мерцанием бежевого пластика. Лариса обвела глазами свое царство. Она так старательно и любовно обставляла ее, покупала утварь, посуду, украшала стены расписными досками и тарелками. Она хотела, чтобы эта комната, где всякая женщина проводит много времени, превратилась в одну из самых привлекательных комнат.
Привлекательной для всей семьи.
                Ей это удалось. Они, действительно, любили посидеть на кухне вечерами, попивая чай с печеньем и слушая болтовню Полины.
Вернется ли когда-нибудь это счастливое время?
                Лара открыла шкаф и достала высокий стакан.
У каждого предмета в ее кухне было свое предназначение. Это, конечно, не означало, что из стакана нельзя будет выпить, например, колы или компота, но, первоначально, эти стаканы она покупала для воды.
Приятно выпить охлажденной, чистой как слеза водицы из посуды такой формы – вытянутой, тонкой, тянущейся к губам.
                Лариса взялась за дверцу холодильника. Ослепляющая вспышка видения головы дочери на полке, заставила ее отдернуть руку. Внутри все похолодело и рухнуло вниз, к полу. Лара застонала обессилено.
Опять? Опять!
                Она старалась успокоиться, взять себя в руки. Она старалась, старалась лихорадочно думать о работе – самой безопасной теме, о той наглой, раскормленной суке, которая возомнила себя невесть кем только потому, что греет шефу постель. Подумала о том, как будет разжевывать простейшие вопросы маркетинга и никогда не сможет объяснить этой самовлюбленной и высокомерной твари, что доброе отношение к людям, человеческое участие и простая приветливость могут творить настоящие чудеса в их бизнесе. Она подумала о том, как будет уговаривать ее поработать над вопросом еще чуть-чуть, ну, совсем немного, чтобы был виден результат....
                Подумала о собственных сжатых губах и ненависти, которая наполнит ее к концу дня и почти полюбила эту стерву. Почувствовала к ней необыкновенную благодарность за сам факт ее существования, за то, что Лариса  может переключиться на нее и не думать ни о муже, привязанном к больничной койке, ни об отрезанной голове дочери, со свесившимися сквозь прутья решетки холодильника волосами, ни об умершей сестре.
Не думать, не думать....
                Как заведенный механизм, Лара прошла в спальню, окинула ее равнодушным взглядом, стащила с кровати одеяло и направилась в гостиную. Там, лелея в голове слова, которые скажет завтра, нет, уже сегодня, своим подчиненным, она устроилась на диване и мгновенно провалилась в сон.
Сон без образов и сновидений.
Сон без чувств и кошмаров.
Обыкновенный сон, в котором так нуждался ее измученный организм.
Последняя мысль, мелькнувшая и осевшая до утра, была о Рите. О том, что ей нужно позвонить.
Позвонить и попросить обследовать спальню.


Глава пятая.                Измерения.

                Володя бродил по квартире Лары и Кирилла с измерителем. Чуткие усики-антенны подрагивали от его осторожных шагов, но экран мерцал спокойным зеленым светом. На нем возникали тонкие графики изменения силы излучения - похожие на холмы синусоиды, - но все, что показывал прибор, находилось в пределах нормы.
                Володя уже обследовал кухню и детскую и заканчивал обход гостиной. Потом он направится в спальню. Собственно, Лара и просила их обследовать именно спальню, но Володя решил, для очистки совести, пройтись по всей квартире. Ему давно очень хотелось использовать измеритель в деле.
                Была бы его воля, он всюду бы таскался, держа перед собой эту небольшую коробку, размером с портативный магнитофон и дрожащими усиками, но Нелли посмеялась над ним и он вынужден был признать, что вид «солидного дяди»  с непонятной игрушкой в руках, на которую он смотрит с немым обожанием, вызовет у людей неуправляемое желание позвонить по известному номеру и пригласить известную бригаду....
    -      Впрочем, философски отметила Нелли, скрывая озорной блеск в глазах, - Киря будет рад соседству с дружком. По крайне мере, скучать вы не будете!
Володя вынужден был признать правоту супруги и по улице с прибором не расхаживал, но не смог не посмаковать удовольствие, когда  Лариса попросила исследовать эктоплазменный фон в ее квартире.
                Слово «эктоплазменный» появилось в лексиконе Володи как результат его работы над терминологией. Он решил, По-возможности, не изобретать велосипед, а пользоваться тем, что уже известно, во избежание путаницы. Словечко «эктоплазменный», такое округлое и вкусное, он откопал в протоколах Лондонского спиритического общества.
                Рита стояла в прихожей у стены,
чтобы не искажать фон,
и терпеливо дожидалась разрешения начать собственное исследование.
Она вслушивалась в монотонный писк прибора и старалась максимально расслабиться, чтобы посторонние мысли и образы не помешали ее восприятию. Это было очень сложно.
                Вчера Андрей снова поднял тему ее участия в деле.
    -      Лариса никогда не стремилась к тесному общению с тобой. Вся инициатива всегда исходила от тебя.
    -      Выдумываешь.
Рита почувствовала, как внутри шевельнулась тревога:
так заметно?
                Она слишком хорошо помнила, как началось их охлаждение. Охлаждение, едва не перешедшее в откровенную неприязнь. Только примиренческая тактика Нелли не позволила случиться непоправимому.
Но даже теперь, попав в сложную ситуацию, в которой именно Рита могла ей помочь, Лариса не обратилась к Рите напрямую. Она предпочитала окольные пути.
Рита вздохнула: обидно, конечно, но ей – урок!
Никогда нельзя говорить слишком прямо. Люди не любят этого. Особенно, когда  высказывания идут вразрез с их собственными желаниями.
                Ей тогда нужно было поддержать Лару, а не рубить с плеча: Кирилл, мол, не для тебя. Она только потеряла доверие подруги, до этого всегда спрашивавшей ее совета.
Но разве она могла солгать тогда?
Могла ли она не сказать то, что чувствовала?
А сегодняшние события – не лучшее ли доказательство ее правоты?
Впрочем, кому они  нужны, эти доказательства?
Рита, скорее, предпочла бы ошибиться, и публично признать свою ошибку, чем участвовать в этих исследованиях. 
                Истошный писк прибора заставил ее вздрогнуть. Рита не сразу поняла: откуда он доносится. Она ткнулась в детскую, заглянула в гостиную, но потом сообразила, что Володя уже давно прошел мимо нее и находится в районе спальни. По дороге туда, она зачем-то заглянула в ванную, дверь которой находилась почти напротив спальни.
Потом, вспоминая эти события, она задастся вопросом:
почему она это сделала?
Ей ничего не придет на ум, кроме честного признания:
она боялась.
Боялась снова оказаться правой.
Она не хотела этого и... ничего не могла поделать.
                С нарастающим отчаянием в душе, Рита переступила порог. Володя стоял у изголовья кровати, нахмурившись. Он широко водил прибором у стены, на которой висела картина. Прибор заливался истошным писком.  Володя отвел руку и писк стал тише, но по мере приближения к полотну, он усиливался, а длинная стрелка так металась из конца в конец шкалы, что становилась почти невидимой.
    -      Посмотри! – Володя  кричал от возбуждения. – Посмотри, как он ведет себя! Такого еще никогда не было! Он взбесился!
Володя начал понемногу отступать назад, направив прибор в цент возмущения на стене, которым была картина.
    -      Почему Лара до сих пор не убрала ее? – подумала Рита. – Или это еще один протест против ее вмешательства?
                Писк стал тише, когда Володя прижался спиной к шкафу. Стрелка перестала метаться и застыла у правого края шкалы, прижавшись к стенке прибора, далеко за красной линией.
    -      Рита, сними эту заразу.
                Она влезла ногами на кровать и взялась за рамку обеими руками.
Рамка была покрыта заметными трещинами, змеившимися по всему периметру. После того, как она развалилась в руках Полины, Кирилл тщательно склеил ее, вставил полотно и повесил на место. 
Рита была готова к тому, что может случиться, но ощущение, которое она испытала, было сродни хорошему разряду электрического тока.
Словно она взялась не за деревянную рамку, а за оголенные провода.
Мышцы на ногах мгновенно ослабли, а коленные суставы согнулись сами собой.
                Рита рванула картину на себя и повалилась навзничь. Матрац мягко спружинил, но она, словно мячик, подскочила и вновь опустилась в опасной близости от края.
    -      Осторожно! – услыхала Рита предупреждение Володи, но  уже и сама, не разжимая рук, напрягла снова ставшее послушным тело, и когда ее в следующий раз неведомая сила подбросила на кровати, смогла  приземлиться на пол почти не ушибившись.
    -      Брось ее!
Рита послушно разжала пальцы. Картина мягко стукнулась подрамником о кровать и замерла, перекосившись. Рита отползла в сторону и встала.
                Володя спешил к ней.
    -     Прости, бормотал он, - помогая ей подняться. – Увлекся. Забыл, что ты так реагируешь.
Он наклонился, взял в руки картину. Прибор, который он оставил на кровати, снова истерично запищал. Володя быстро вышел из комнаты. Рита покосилась на прибор. Он продолжал пищать, но теперь тон его сигнала изменился. Он стал методичным и более однообразным. Усики-антенны были повернуты к стене у изголовья кровати.
                Володя вошел в комнату, молча взял прибор и унес его, а Рита смотрела на гладкую стену с гвоздем посередине и постепенно приходила в себя.
    -      Я оставил ее в прихожей. Излучение достаточно сильное, но, похоже, ослабевающее. Посмотрим, что здесь.
Володя  направил прибор на стену. Снова послышался сильный писк, но сигнал, исходящий от стены, кажется, значительно рассеялся.
    -      А если..., -  Рита замолчала. Она всегда немного боялась влезать в этот странный и загадочный для нее мир  электрических приборов и механизмов.
    -      А если картина играет роль усилителя. Она собирает излучение и фокусирует его....
    -      Очень может быть...
                Володя выключил прибор и задумался, глядя в одну точку.
    -      Так, план действия таков: я иду сейчас в кухню и там исследую детально эту беду, что висела на стене, а ты постарайся поработать здесь...
    -      Нет, если все на самом деле как я думаю, то картину придется повесить на место. Так мне будет удобнее.
                Володя несколько секунд помолчал, потом  вышел и вернулся с картиной. Он без затруднений повесил ее обратно на гвоздь. Только спрыгивая с кровати, покачнулся и неуклюже взмахнул руками.
   -      Черт, голова закружилась.
Рита молча смотрела на него. Он  нахмурился и, махнув рукой,  вышел, плотно притворив за собой дверь.

* * *
                Рита медленно обошла  комнату. Она остановилась возле кресла, на котором любил сидеть Кирилл, пощелкала выключателем торшера, провела кончиком пальца по гладкому подлокотнику.
Она собиралась с силами. С силами и с духом.
Рита села и взглянула в направлении кровати. 
Картина. Картина. В ней все дело.
                Прислушиваясь к диссонансу, возникшему где-то внутри, она села в кресло и попыталась сосредоточиться.
    -      Я не понимаю, почему мои отношения с Кириллом так всех задевают?
Лариса смотрела на нее сузившимися от злости глазами.
    -      Если бы не Андрей, я подумала, что ты сама имеешь на него виды.
    -      Глупости!
Рита даже не обиделась на выпад Лары, настолько нелепо он прозвучал.
    -      Тогда – что? Чем мы тебе не угодили?
    -      Причем здесь угождение? – Рита старалась говорить спокойно, хотя чувствовала, как злость Ларисы методично пробивает бреши в ее спокойствии.
    -      Он не нужен тебе.
    -      Почему?
    -      Он не подходит тебе.
Боже, как гнусно и плоско звучат слова! Но как найти другие, чтобы объяснить Ларисе, что она чувствует? Да и что, собственно она чувствует? Глухую тоску и обреченность? То, что всегда сопровождает ее самые худшие из предвидений?
    -      Вы хотите, чтобы я всю жизнь бегала за Валеркой, вытаскивала его от очередной бабы и обливалась горючими слезами?
    -      Но ты же любишь его...
    -      Какого хрена?
    -      Ты любишь его, а не Кирилла. А он любит тебя....
    -      Положить мне на эту любовь! Положить! Не суйся со своими дурацкими советами и предположениями, поняла? Не суйся! Я люблю Кирю. Кирю, а не Валерку. Задолби это!
    -      Но Кирилл тебя не любит!
    -      Да пошла ты! Всезнайка! Запомни: Кирилл любит меня! Он вчера сделал мне предложение....
    -      Он? Или ты?
                Рита чувствовала, что должна остановиться, но какой-то дух противоречия заставлял ее открывать рот и произносить эти слова.
    -      Что ты ему пообещала?
Лариса смотрела на Риту широко раскрытыми глазами. Они уже не блестели от злости. Они были черны и пусты. Постепенно в них появились страх и ненависть.
    -      Дождалась? – пискнул противный голосок в голове у Риты. – Дотрепалась? Влезла с дурацкими советами...
Лариса опустила веки, и устало произнесла.
    -      Простую и спокойную жизнь. Детей и тихое счастье. Ты против?
Она повернулась и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собою дверь. 
                Рита тяжело вздохнула. Даже теперь, по прошествии стольких лет, эта сцена вызывала у нее чувство вины.
Что с нею тогда произошло? Почему она посчитала возможным «предупредить» Лару? Да еще таким образом?
Не иначе, как бес попутал....
    -      Володя, сними ее, - крикнула она громко.
    -      Ты уверена? – Володя вошел, с сомнением глядя на Риту. Он снял картину и держал ее в  вытянутых руках, как держат ядовитую змею.
    -      Куда поставить?
Следуя указаниям Риты, Володя прислонил рамку к кровати, в непосредственной близости от кресла, в котором расположилась Рита. Еще раз окинув подозрительным взглядом комнату, он вышел и осторожно притворил за собою дверь.
                Рита посидела немного, прикрыв глаза и настраиваясь на изменившийся фон комнаты. Потом - протянула руку и взяла картину. Та оказалась неожиданно тяжелой.
Она не была такой, точно, не была!
Рита поставила раму себе на колени и вгляделась. То, что раньше казалось бессвязным нагромождением геометрических фигур, неясных мазков, и засильем коричнево-горчичного цвета, неожиданно начало обретать смысл.
                Вначале, сквозь запутанность линий проступила женская фигура. Тонкая талия, стройные бедра, длинная, гибкая линия спины.
Девушка, изображенная на картине стояла  вполоборота к зрителю так, что видна была нежная округлость ее груди и приподнятая рука. Девушка на полотне поправляла волосы. Она  изогнулась назад, закидывая тяжелые густые пряди за спину, и они ниспадали почти до колен, там, внизу, сливаясь с тревожными темно-желтыми лучами  света. Лучи были  продолжением ее волос. И сама девушка была  воплотившимся в форму  светом.
Бесконечным, загадочным, притягательным.
                Рита откинулась на спинку кресла,  придерживая рукой картину, и прикрыла глаза. Откуда-то потянуло запахом мокрой земли. Она беспокойно пошевелилась, глубоко вдохнула, расширяя ноздри.  Где-то громко треснула сухая ветка
Двое людей в милицейской форме  вышли из крохотной рощицы,  сбегающей  к краю заброшенного карьера. Было заметно, что они устали. Тот, что постарше, с  капитанскими звездочками, уперся руками в колени и, наклонив голову, некоторое время шумно сопел, старательно восстанавливая дыхание. Другой,  помоложе, тоскливо оглянулся и сказал:
Николаич, да нет его здесь!
Может, и нет, - согласился с ним  его спутник. – Только проверить все равно надо!
Ладно, - вздохнул молодой. Он осторожно стал подбираться к краю обрыва, козырьком нависшим над глубокой ямой карьера.
Полегче! – предупредил его Николаич. – Смотри, не загреми вниз! Костей не соберешь!
Словно подтверждая его слова, пласт земли, на котором стоял молодой человек, тихо тронулся с места. Он легко вздрогнул, накренился и, с мягким шумом обрушился вниз. Парень едва успел отскочить назад. На том месте, где стоял он,  секунду назад, чернел, свежею землею, провал.
                Молодой человек подошел к краю и опасливо заглянул вниз. Внизу открывался вид на  глубокий карьер, в котором когда-то, еще совсем недавно, добывали песок. Потом добыча была прекращена, работы свернуты. Производство строительных материалов, для которого, собственно и добывался этот песок, была остановлена, как были свернуты и остановлены тысячи разных производств по всей стране.
Такое уж было время.
                Только милиция с трудом, со скрипом, но пыталась выполнять свои функции. Не всегда и не везде у нее это получалось. Но здесь…. Здесь случай был вопиющий.
Они охотились за педофилом, убийцей детей. Такие преступления не спускаются на тормозах в любые времена. Даже в эпоху перемен.
Тринадцатое. Тринадцатое. Сегодня тринадцатое апреля.
                Дыхание Риты участилось. Она дышала так, словно ей пришлось пробежать несколько километров по пересеченной местности. Тем не менее, она старалась вдыхать и выдыхать как можно тише.
Словно ее могли услышать…
                Карьерная яма просматривалась как на ладони. Кроме свежей кучи земли и песка на месте недавнего обрыва, все вокруг выглядело нетронутым. Казалось, что сюда не ступала нога человека по крайне мере, с прошлой осени. Еще раз внимательно обведя взглядом контуры ямы, молодой человек обернулся к своему напарнику:
Николаич, взгляни сам! Никого и ничего!
Тогда пойдем дальше, - отдышавшийся капитан строго глянул на своего спутника. – Никуда ему не уйти. Вся милиция на ногах и местные жители предупреждены. Так что не сбежит, гад.
Они двинулись вдоль обрыва, попеременно оглядывая осыпающиеся края ямы и тихо переговариваясь между собой.
Стой! – приказал капитан и поднял предупреждающим жестом ладонь. Он  прислушался, прищурив, напряженно, глаза.
                Вокруг стоял заурядный шум весеннего леса: шумели мелкие, новорожденные листочки, гомонили оголтевшие от тепла и обилия еды птицы, исходила криком кукушка.
Что там? – почему–то шепотом спросил молодой человек.
Послышалось, - махнул рукой Николаич.
Чего?
Послышалось, что крикнул кто-то. Глухо так, как из под земли….
Да ты че? Скажешь тоже: из под земли….
Точно, помстилось! Давай вперед! Нам до темноты на дорогу выйти надо…
Продолжая перебрасываться  тихими фразами, внимательно оглядываясь, милиционеры  продолжили путь и вскоре скрылись из виду.
                Куча свежей земли с островками молодой весенней травы, казалось, дрогнула, зашевелилась. Снова послышался то ли стон, то ли вздох. Он был подхвачен легким весенним ветром и унесен в яркое, чистое небо.
 
* * *
                Из газеты «В-ские вести»:
          «Накануне, в пресс-центре УВД города состоялась пресс-конференция с участием первых лиц силовых структур и представителей прокуратуры, вызвавшая широкий резонанс.  В ответ на острые вопросы журналистов, районный прокурор пространно рассказывал о мерах, которые были приняты для поимки преступника, об усилиях, приложенных для раскрытия серии убийств детей. Однако, на главный вопрос о том, как случилось, что преступник смог миновать кордоны на дорогах и скрыться от специальных подразделений внутренних войск и многочисленных добровольцев, прочесывающих лес, ответа получено не было...»   


Глава  шестая.                Лариса.

    -      Ты уже решила, что будешь делать дальше?
    -      Нет.
    -      А Кирилл? Что будет с ним?
    -      Ну, что – Кирилл? Он не маленький мальчик. Ему придется самому строить свою жизнь.
    -      Конечно, конечно..., – Володя с сомнением покачал головой.
    -      Что? Что не так? Он избил меня. Мучил с первого дня нашей свадьбы своими чувствами неразделенными... У меня большой счет к нему.
    -      Это правда. Как правда и то, что это был твой выбор. «Мы ответственны за тех, кого приручили», - грустно процитировал Володя.
    -      Решил поучить меня жизни?
    -      Прости...


Глава седьмая.               

                Из монографии Игоря Замаева «зависимость и маниакальность»:
          «Анатомические и функциональные основы аномальных центральных процессов, у психопатов, в настоящее время не выяснено. В большинстве известных случаев, носители подобных аномалий отягчены невропатической наследственностью, но современная клиническая психиатрия все чаще сталкивается с индивидами, не имеющими подобной наследственности и определяемые с клинической точки зрения, как функциональные дегенеративные признаки.
          Разного рода извращения могут развиваться постепенно и самопроизвольно, без всяких внешних влияний, как индивидуальная форма проявлений целой категории ненормальностей. При внимательном рассмотрении, в пределах этих ненормальностей, можно заметить целую лестницу различных ступеней, в зависимости от тяжести невропатического предрасположения индивида...»


Глава восьмая.                Рита.

                Рита ввалилась домой и без сил рухнула на стул в прихожей. Из комнаты показался Андрей, Петр Андреевич остановился на пороге, выглядывая из за косяка.
    -      Ну и денек, - простонала она, отвечая на безмолвные вопросы. – В обед позвонила Лариса и попросила съездить за Полиной. Ее  начальник взъелся на нее и не отпускает с работы, а Полина устроила истерику бабушке.
    -      По какому поводу? – Андрей переобувал Риту в мягкие комнатные тапочки.
    -      Отказалась есть и пить до тех пор, пока ее не отвезут домой, к папе.
    -      К папе? Даже так?
    -      Проплакала все утро. Елена Игоревна изрядно напугалась, позвонила Ларе, та – мне. Пришлось поехать. Но не это странно, – отвела Рита руку Андрея, который попытался ее переместить из прихожей в комнату. - Полина очень враждебно ко мне настроена. Она поначалу даже отказалась ехать со мной. Только угроза Елены Игоревны, что она останется с нею - возымела эффект.
                Рита, наконец, поднялась и отправилась в кухню. Там она включила чайник и расстроено рассказала, что Полине не разговаривала всю дорогу, дулась и отворачивалась от любых попыток Риты наладить с нею контакт.
    -      Я не понимаю, что произошло с девочкой! Мы всегда хорошо ладили. И хотя все это глупо, но я чувствую себя уязвленной, даже обиженной.
Рита пожала плечами и искусственно засмеялась.
    -      Ты все понимаешь. Просто нужно немного отстраниться от эмоций.
Голос Андрея звучал мягко, успокаивающе.
    -     Мы же собираемся установить причину всех этих непоняток. Установить и устранить. Я сегодня, кстати, - сменил он тему, - говорил с Марком. Он дал мне телефон Марии. Помнишь ее?
Рита кивнула. Мария была верной и единственной помощницей Марка, которую он привлекал в особенно трудных случаях.
    -      Марк считает, что Мария сможет помочь нам.
    -      Андрей, я, все же, под большим впечатлением от Полины. Дети не ведут себя так. Даже избалованные. Это – не просто капризы.
    -      Конечно, не просто. Все это смахивает на одержимость.
Рита подняла брови.
    -      Я сегодня весь день думал о Володькиной теории.
Андрей старался не обращать внимания на скепсис жены.
    -      Смотри что получается: Киря одержим, Полина – тоже. Лариса ходит к психоаналитику не на свидания.... Сущность называется именем известного маньяка.... Эпидемия какая-то одержимости получается...
    -      А, может, это и правда, заразно? – Рита сделала круглые глаза, потом рассмеялась. – Шучу, шучу.
Но Андрей не был расположен шутить. Он чувствовал, что ситуация созрела.
Если не провести вскрытие, гнойник прорвется.


Глава девятая.                Кирилл.

                Нелли внимательно слушала Ларису.
    -      Его завтра собираются выписать. Он ведет себя адекватно и спокойно.
Лариса смотрела в сторону, упорно не желая встречаться с Нелли глазами.
    -      Ты уже решила, что будешь делать. Я имею в виду с Кириллом?
    -      А что я могу с ним делать? У меня есть выбор? – горькие складки залегли у Ларисы вокруг рта. – Дочь бьется в истериках, устраивает голодовку, обвиняет меня в бесчеловечности. И все почему?   Только потому, что хочет видеть папу, хочет чтобы он жил нею.
    -      Лар, это очень серьезно. Девочка пытается тебя шантажировать, и понятно почему. Но постарайся не поддаваться на шантаж. Речь идет о твоей жизни.
    -      Ты думаешь, я смогу жить спокойно, если постоянно буду думать о том, что выбросила больного человека на улицу?!
    -       Ну, не на улицу же! Не драматизируй! У него есть куда пойти....
    -       Родители? Там уже живет семья его брата.
    -      Ну, снимет квартиру. Он - большой мальчик.
    -      Большой, но не слишком здоровый.
    -      Ты не можешь всю жизнь менять ему пеленки.
    -      Могу. Могу и буду. Кажется, вопрос уже решен. И не мною, - добавила Лариса, после не большой паузы. – Ладно, чего уж толочь воду в ступе. Завтра я приеду за ним.
    -      После работы? А Полина?
    -      Я купила больничный. У знакомого терапевта. Посижу до конца недели дома. Больше – нельзя. Уволят.
    -      М-да! Ну и переплет, посочувствовала Нелли. Пришла беда – отворяй ворота...
    -      Передашь ему. – Протянула Лариса сверток Нелли. – Там одежда, бритва. Пусть приведет себя в порядок, чтобы дочь не испугалась. Она и так считает его несчастным.
    -      Передам, не беспокойся.
    -      Тогда я побегу. Полина ждет меня в такси. Еще Рита зайдет сегодня. Она там сидит у меня в спальне часами, за закрытой дверью. Все пытается что-то вызнать. Смешно! Все и так ясно. Никакой потусторонности. Все здесь!
Лариса многозначительно постучала себя пальцем по лбу и, махнув рукой на прощание, заспешила к выходу. Нелли подождала, когда она скроется за дверью, а потом отправилась к Кириллу.
                Палата, в которой находился Кирилл была чистой и неуютной. Минимум мебели и максимум антисептики.  Пристраивая  сверток на стол, краем глаза, Нелли следила за  реакцией Кирилла. Он сидел на кровати, ссутулившись, лишь слегка пошевелился при ее появлении.
    -      Как дела? Как настроение? Ты уже в курсе, что тебя завтра выписывают?
    -      Настроение – ниже среднего, - сообщил Кирилл уныло. – Идти некуда, жить незачем...
    -      Ну, это ты напрасно! Как это – жить незачем? А Лариса? А Полина?
    -      Лариса меня видеть не захочет после всего, а Полина... Мне самому ей стыдно в глаза будет..., - Кирилл замолчал, громко сглотнув.
    -      Лариса, кстати, была сегодня здесь. Она тебе одежду принесла.
Кирилл вскинул на Нелли вспыхнувшие глаза. Она засмеялась его непосредственности.
    -      Да, да. Завтра она приедет за тобой после работы.
Кирилл отвернулся и несколько минут сидел молча, борясь с собою.
    -      Нелли, ты должна знать: я не хотел. Я не понимаю, что на меня нашло.  Я до сих пор прихожу в ужас от того, что сделал. Надо же! Ударить Лару!
    -      Не просто ударить, а избить, - жестко откликнулась Нелли.
    -      Вот именно! Затмение разума! Смогу ли я когда-нибудь... сможет ли она простить меня? Скажи, ты же женщина!
Нелли передернула плечами. Она не могла себе представить, что Володя  поднимет на нее руку.
    -      Все будет зависеть только от тебя, - ответила она уклончиво. – Постарайся забыть о том, какой ты несчастный и займись насущными проблемами. У тебя ведь растет дочь.
    -      Поверь, только мысли о ней еще удерживают меня....
    -      Кирилл, - строго сказала Нелли. – Если ты говоришь сейчас это всерьез, то выписывать тебя еще рано. А если твои намеки на суицид сделаны для красного словца, то знай, они не придают веса твоим словам, а настораживают. Научись задумываться над впечатлением, которые производят некоторые твои высказывания. Это совет. Чтобы избежать очередной госпитализации.
    -      Нет, сюда я больше не хочу.
Настроение у Кирилла явно повысилось. Он оживился, присел повыше на кровати.
    -      Не то, чтобы со мною здесь плохо обращались...
    -      Я понимаю.
Нелли направилась к дверям.
    -      Мне надо идти, а ты постарайся отдохнуть. Завтра у тебя закончится курорт и начнется новая жизнь с ответственностью, обязательствами и прочими признаками дееспособности. Так что пользуйся моментом.
Она улыбнулась Кириллу, с удовольствием и облегчением отметила его ответную улыбку, и вышла в коридор.

 
Глава десятая.                Тина.

                Тина испытывала нетерпение.
Где же он?
Ей обязательно нужно его увидеть. Уведеть, чтобы поблагодарить за свое чудесное спасение и задать вопросы. Много вопросов.
                Прежде всего она хотела спросить Артура об энергии, которая помогла ей выжить. Даже теперь, переполненная благодарностью к нему и находясь в начале своего пути,
а Тина точно знала, что это ее путь и она пойдет по нему до конца,
 не обладая достаточными знаниями, Тина понимала, что источником подобной энергии мог быть только ребенок. Ребенок, не ограниченный рамками условностей и формализма, чувствующий ярко, искренне и полно. Но Тина так же точно знала, что отбор такого количества энергии не могло пройти бесследно ни для одного живого существа. Особенно для ребенка. И в связи с этим ее интересовал вопрос - не повредил ли Артур малышу?
                Почему-то Тина была уверена, что не повредил. Эта уверенность грела ей душу. Так же как и мысль о том, что она небезразлична Артуру. Ну, может бть, не совсем безразлична...
Зачем бы он спасал ее, отдавая такую значимую чась собственных запасов?
Более того, сегодня, когда она очнулась и восстановила события вчерашнего своего путешествия, она почувствовала, как в ее сердце поднимает голову симпатия к этой одинокой скитальческой душе. Симпатия и что-то еще.
Теплое и нежное.
                А еще она хотела рассказать ему о той странной женщине, которая напугала ее и, если получиться, расспросить о Кирилле. Именно он, Кирилл, стал главной темой последних разговоров ее и  Артура. Тина хотела прояснить - чем так задел его ее сосед, почему он стал навязчивой идеей для Артура, что их связывало, наконец?
                Она хотела узнать больше о самом Артуре. Кто он? Кем он был? И, самое главное, — откуда он взял ту энергию, которая спаcла Тину?
Как же его найти?
                Она привычно расслабилась, потом оттолкнулась и зависла над своим телом, покачивась на тонкой серебристой нити.
Ну, где же он?
Тина облетела комнату, прислушиваясь к собственным ощущения.
Ничего.
Обычно он парил у этой стены, иногда спускаясь к зеркалу или присаживаясь боком на столик.
Тина приблизилась к стене и заскользила вверх-вниз, водя рукою близко от ее поверхности.
Ничего.
А что там, за ней? Должно быть, какая-то комната соседей?!
                Она осторожно коснулась стены пальцами. Пальцы погрузились в бетон. Возникло ощущение легкого покалывания и просыпающегося между пальцами песка.
Она отдернула руку, потом поднесла ее к глазам. Рука выглядела нормально. То есть настолько нормально, насколько вообще нормально может выглядеть рука без тела. По крайне мере, все пальцы были целы и на месте. Они двигались свободно, без усилий.
                Тина   сунула в стену руку по локоть, потом по плечо, а потом, набрав в грудь побольше воздуха, нырнула в нее с головой.
Легкий шум и шелест пересыпающегося песка и – тишина.
Она осторожно приоткрыла глаза и оглянулась.
                Ее окружала незнакомая обстановка. Эта комната, очевидно, была спальней. Об этом свидетельствовала большая кровать, прислоненная изголовьем к стене, через которую проникла Тина.
Не такая большая и удобная, как у нее, - отметила про себя Тина, - но явно предназначенная для двоих.
    -      Вот это меткость! - иронично подумала Тина. - С первого раза попасть в  спальню соседей!
Она еще раз огляделась и заметила сидевшего в кресле человека.
                Мгновенная паника охватила ее. Тина метнулась, было, обратно к стене, но  остановилась.
Он не должен ее видеть.
Ведь не видели же ее тысячи людей, рядом с которыми она летала во время своих прогулок. Тем не менее, она боязливо вжалась в стену, стараясь сделаться как можно незаметнее, и пристально всмотрелась.
Ба, да это никто иной, как ее Хью Грант!
Очень познавательно.
Она чуть-чуть понаблюдает за ним и вернется к себе.
                Кирилл выглядел не очень хорошо. Он был небрит, щеки ввалились, глаза, с опущенными наружными уголками были прикрыты. Похоже, он дремал.
Бедненький, заболел, что ли?
                Тина осторожно сделала шаг по направлению к креслу.
    -      Нет! - неожиданно сказал Кирилл и открыл глаза.
Тина вновь метнулась к стене. Она замерла возле нее, готовая нырнуть к себе, обратно, в безопасность, и, одновременно, не решаясь сделать этого, полная острого любопытства и опаски.
    -      Я решил покончить с этим.
    -      С чем «этим»?
Насмешливый женский голос был полон презрительного сарказма.
                Тина, в панике, оглянулась. Они были не одни. На противоположной стороне кровати, стоящей изголовьем к стене, возле которой маячила Тина, она заметила еще одну фигуру. Странную фигуру. По всем признакам, она была женской: с длинными волнистыми волосами, тонкой талией и изящными движениями, но...
что-то в ней было не так.
Тина прищурилась.
                Фигура не была  совсем плотной.
Такой плотной, какими обычно бывают человеческие тела, каким было тело самой Тины, лежащее на кровати за стеной, и соединенное с нею  серебристой нитью.
У этой фигуры не было нити.
У нее не было нити, и она слегка просвечивала. Настолько слегка, что через нее почти не видны были контуры предметов.
Но Тина сама была без плоти, потому она сразу распознала ее.
Она замерла, не шевелясь.
                Хорошо, что  она опешила  и осталась на месте. Если ей повезло, эта странная фигура ее не заметила.
Странная не только потому, что была не совсем плотной, а еще и потому, что эта фигура лишь с виду была женской. Она говорила женским голосом и имела все признаки молодой и привлекательной женщины, но Тина-то знала, что она была мужчиной.
Это знание невозможно было объяснить, невозможно было определить, оно просто существовало.
    -      Ты решил отказаться от меня? Правда? Это так похоже на тебя. Это так похоже на вас всех... Ненавижу, ненавижу...
Женщина разрыдалась.
Тина чувствовала исходящие от фигуры эмоции. В них был гнев, презрение и нетерпение. Но в них не было отчаяния, вызывающего слезы.
Ни капли отчаяния. Только холодный расчет.
Расчет, дозирующий слезы.
    -      Подожди, подожди!
Голос у Кирилла был расстроенным и несчастным.
    -      Я не то хотел сказать. Я  не отказываюсь от тебя. Просто сейчас, - он выделил голосом это слово, - я не могу сделать так, как ты хочешь.
    -      А ты знаешь, что я хочу?
Напряжение разливалось в воздухе осязаемыми волнами.
    -      Ты мне говорила...
    -      Что же?
    -      Чтобы я... Ларису...
    -      Че-го?
Женщина развернулась у Кириллу и сделала большие глаза.
    -       Не-го-дяй! Какой же ты негодяй! Как ты смеешь обвинять меня в своих собственных желаниях?
Женщина снова  зарыдала.
                Тина испытывала легкий шок. Но не оттого, что услышала, а от того, что эта женщина, на самом деле, чувствовала. Чувствовала совсем другое.
Настороженность и затаенность охотника, следящего из укрытия за своею жертвой.
Она, точнее он, внимательно наблюдал за реакцией Кирилла. Он играл с ним, как кошка с мышью, расчетливо бросая слова и оценивая  ответы. 
                Тина также чувствовала эмоции Кирилла. Они были нечеткими, как звуки радиопередачи за стеной. Кажется, его обуревали растерянность, чувство вины и раскаяние.
    -      Прости, прости меня.
Он встал с кресла, приблизился к женщине и обнял ее. Она забилась у него в руках.
    -      Как ты мог... Я люблю Лару. Она столько для меня сделала.... Как ты мог?
                Тина не могла прийти в себя от удивления:
женщина оказалась не такой уж и бесплотной.
Кирилл обнимал не воздух или туман, а достаточно реальные ткани, уплотненную субстанцию.
Забывшись, Тина вышла из своего угла, чтобы лучше видеть эту сцену.
                Лицо женщины было повернуто к ней и выражало напряженное внимание. Она прислушивалась к чувствам Кирилла.
Неожиданно ее взгляд упал на Тину. Она увидела ее. Ее глаза сначала расширились от удивления, потом сузились угрожающе.
Тина медленно отступила обратно в угол.
    -      Хорошо, - отстраняясь от Кирилла,  проговорила женщина. – Ты так и не смог меня понять. Я всего лишь хотела сделать тебя счастливым. Прости меня за это. Я просто люблю тебя...
    -      Я понимаю, - растроганно сказал Кирилл. – Я не сержусь и понимаю.... Ты тоже прости меня.
    -      Конечно.
Женщина отстранилась от Кирилла и прислонилась спиной к стене.
    -      Мы оба наделали ошибок. Теперь это очевидно. Пришло время расстаться ненадолго.
    -      Расстаться? – в голосе Кирилла прозвучал ужас.
    -      Ненадолго. Мне нужно подумать. Тебе – тоже. Я должна некоторое время не видеть тебя и реально взглянуть на положение вещей.
    -      Мне это знакомо. Все вокруг хотят видеть все реально...
В голосе Кирилла звучала горечь.
    -      Прости, иначе – нельзя.
    -      Понимаю...
Раздался телефонный звонок.
    -      Я должен ответить. Сейчас вернусь.
                Кирилл обошел кровать и направился к двери, возле которой находилась Тина. Она застыла, не дыша, глядя широко раскрытыми глазами, как приближается Кирилл, как он проходит в сантиметре от нее и берется за дверную ручку.
Он ее не видел!
Она обернулась к женщине, чтобы задать ей массу вопросов:
кто она, что здесь делает и, возможно, получить в ответ еще большее их количество,
но комната оказалась пуста. Никого не было. Не было даже признаков присутствия здесь рыдающей женщины.
                Тина, не веря себе, медленно пролетела над стеной  к окну и обратно, но вокруг все было пусто. Никого, кроме тихого голоса Кирилла, раздающегося из соседней комнаты. 

 
Часть пятая.


Глава первая.                Лариса.

                Лариса замерла. Ее взгляд потерял осмысленность, лицо расслабилось. Казалось, она  спала, с  открытыми глазами.
События последнего времени, переживания, особенно необходимость принять важное решение и, главное, - отсутствие возможности выбирать совершенно измотали ее. Измотали больше, чем сны, в которых Иришка обвиняюще тыкала в нее пальцем, и которые сменялись назойливо-тянучими картинами ее бегства куда-то и сценами убийства Кирилла.
Она не отдыхала ни днем, ни ночью и в последнее время все чаще задавалась вопросом:
надолго ли ее хватит?
                К невероятной усталости примешивалась еще и тревога о Полине.
Она по-прежнему отвозила дочь к маме, но та сильно протестовала. Девочка капризничала, ничего не ела, отказывалась от любых попыток развлечь ее. Она сидела на стуле, подтянув колени к подбородку и засунув большой палец в рот. Сидела часами, не реагируя ни на что. Оживлялась только тогда, когда слышала звонок домофона приехавшей за ней Ларисы.
    -      Знаешь, дочка, я боюсь! – призналась Ларисе мать. – А, ну, как что случиться с девочкой? Я ведь тогда себе не прощу…
Она отмахнулась от вялых Лариных протестов.
    -      Ты сейчас нужна ребенку. Ты. Ни я, ни Кирилл, никто – только ты…
                Дома в игру вступал Кирилл. Он уверял, что пришел в себя, что все случившееся с ним было временным затмением, помешательством и что у него даже в мыслях не было причинить дочери вред. Все это вместе, подкрепленное слезами и уговорами Полины, которая категорически отказывалась ехать к бабушке и каждое утро устраивала сцену по этому поводу, изводили Ларису. Наконец, настал день, когда она не смогла устоять и оставила Полину дома.
                В тот день она каждые полчаса звонила домой, обливаясь холодным потом от страха. Но… ничего не произошло. И девочка, и Кирилл чувствовали себя превосходно. Они прекрасно развлекали друг друга и с бесконечным терпением отвечали на истеричные Ларины вопросы о том, что они делают, кушали ли они, спали ли?
Да, кушали, да, спали, планируют пойти погулять…
                Наконец, Лариса сама почувствовала  нелепость своих страхов и несуразность вопросов. Конечно, до спокойствия ей было еще далеко, как и до безмятежности, которую она принимала как нечто само собою разумеющееся до начала все этой истории, но паническое чувство пошло на спад и Лара могла теперь думать еще и о работе…
Это, кстати было совсем нелишне, поскольку она осталась единственной кормилицей в семье.
                Сегодня Полина тоже осталась с отцом.
Лариса уже дважды звонила домой и еще один звонок, основанный только на ее беспочвенной тревоге, мог усугубить положение.
Пока беспочвенной.
Кирилл был терпелив и мягок, но вчера он намекнул, что собирается прогуляться с Полиной и их не будет дома.
Где они? Куда пойдут?
На эти вопросы Лариса получила исчерпывающие ответы, и теперь старательно представляла себе маленькое кафе за углом, где они часто вместе,  в счастливые времена, ели мороженое.
Может, они уже вернулись?
Рука сама потянулась к телефонной трубке.
Нет, рано! Нужно выждать еще.
Лариса позволила руке безвольно упасть на стол и снова расслабилась.
                Ей необходимо справиться с этой тревогой, обретающей в последнее время навязчивый характер. Иначе ее дорожка – вслед за Кириллом, в психушку.
Она попыталась думать о приятном: чудесная погода. Осень – ее любимый сезон. Листья стали разноцветными, словно кто-то  красит их ночами. Каждое утро Лариса замечала новые оттенки в багряно-золотой палитре.
Раньше они часто уезжали за город, на дачу. Теперь, когда Кирилл болен, удаляться от помощи далеко не стоит...
Куда же они направились?
                А если он нарочно ввел ее в заблуждение? Если он действует так, чтобы успокоить ее подозрительность, а сам уже едет с Полиной на вокзал? 
Он ведь хотел увезти ее!
Господи, где была ее голова? Она совсем потеряла рассудок, если оставила девочку наедине с Кириллом!
Дрожащие пальцы соскальзывали с кнопок. Наконец, ей удалось набрать номер.
Длинные печальные гудки стонали набатом.
Лариса бросила трубку и сжала виски руками.
Спокойно, спокойно! Не паниковать! Нужно позвонить Нелли.
    -      Она на совещании, - информировал профессионально-доброжелательный голос. – Что передать?
    -      Ничего!
Лариса бросила трубку, потом снова схватила ее:
    -      Рита, Рита, он увез Полину!
    -      Что? Кто?
Рита, кажется, не смогла сразу понять, кто говорит.
   -      Это я! – крикнула в трубку Лариса. – Я звонила домой, там никого нет! Кирилл увез Полину.
    -      Брось, - не поверила Рита. – Вы ведь все, вроде, выяснили, договорились, успокоились....
    -      Ну и что? Ну... и... что?
    -      Стоп, стоп! Не ори! –  голос Риты зазвучал сердито. – Ты где? На работе? Накручиваешь себя? Молодец!
    -      Ты что, не понимаешь? Их нет дома уже почти два часа! Все! Какая я дура....
    -      Ну, как они могут быть дома, когда я их вижу? Вон, идут сюда. Насчет дуры – склонна согласиться.
    -      Куда? К вам?
    -      Да!
    -      Слушай, Рит, не отпускай их, ладно? Я освобожусь скоро и подъеду....
    -      Лар, не бесись! Как я их задержу? До конца работы – четыре часа. Полина с ума сойдет от скуки. Да и пациенты у меня.... Слушай, давай договоримся: если я что-то замечу, то мы с Володей их не отпустим.... Привет, привет!
Лариса услышала в трубке звуки поцелуев.
    -      Не говори, что я звоню! – попросила она, охваченная паникой и стыдом. – Перезвони, когда сможешь. Я буду ждать!
Она положила трубку и вздохнула: дошла! Выслеживает мужа и дочь, всех подозревает. Она провела рукой по щеке и непонимающе посмотрела на мокрую ладонь.
Слезы?
Зеркало неумолимо подтвердило: лицо залито слезами.
Лариса не заметила, когда начала плакать.



Глава вторая.                Нелли.

                Нелли с участием смотрела на осунувшееся лицо Лары. Дела плохи. Ей, конечно, жаль Кирилла, но этой семье уже не выжить. Они должны разойтись. Должны, иначе у Ларисы будет нервный срыв.
Ее беседы с психологом, похоже, лишь отсрочили неминуемое.
Интересно, интересно....
Ей - особенно. Как профессионалу.
                Невозможно заставить человека делать что-то против его воли. Силой - невозможно в принципе, но и тем способом, который избрала Лариса – тоже.
Когда-то, по большому счету, она совершила над Кириллом некое насилие, поманив его призраком счастья.
Психологическое насилие.
И теперь расплачивается за это.
Воистину, благими намерениями вымощена дорога в ад....
                Сумев отказаться от любви к Валерию, она предложила тот же вариант Кириллу. Но он – совсем другой тип. Совсем другой. Более романтичный, более мягкий, более нерешительный....
Он поддался искушению или, может быть, пытался бороться таким образом с чувством, причиняющим боль....
                Теперь очевидно: его брак с Ларисой – ошибка. Сейчас нужно постараться не превратить ошибку в трагедию, к которой она тяготеет.
    -      В этой ситуации только ты, Лара, обладаешь необходимой силой и волей. В твоих руках находятся все нити. Ты должна собраться и сделать так, чтобы всем было хорошо.
Нелли сжала ледяные пальцы Ларисы. Та поняла на нее глаза, обведенные коричневыми кругами.
    -      Я знаю, ты устала, - мягко произнесла Нелли, отвечая на немую просьбу подруги.
- Ты устала, но ты должна. Постарайся взять себя в руки. Кирилл еще не полностью здоров. Твоя первоочередная задача – сделать все для восстановления его здоровья и здравого смысла. Мы тебе поможем, не сомневайся! 
Потом, я полагаю, вы найдете правильный выход из положения.
Сейчас главное – ты. Ты стержень, опора ситуации. Если ты дрогнешь, она развалится с непредсказуемыми последствиями.
    -      Она уже развалилась....
    -      Знаешь, в саперном деле есть такое понятие, как направленный взрыв. Ты сможешь сделать его управляемым. Для этого нужно только не делать резких движений.
    -      Я ему не доверяю....
    -      Это понятно! Но если ты будешь демонстрировать свои негативные чувства, ты все только усугубишь. Я предлагаю тебе поговорить с Андреем. Он пока в отпуске и может позаниматься с Полиной и Петром Андреевичем. Кстати, они всегда любили общаться друг с другом.
    -      Думаешь? Неудобно как-то обременять чужого мужчину....
    -      Мы дружим столько времени, что стали почти родственниками. Тем более что подобные ситуации случаются не каждый день.
    -      Слава Богу, - добавила про себя Нелли.
    -      Я позвоню вечером Андрею. - Согласилась Лариса, чувствуя некоторое облегчение, что нашелся хоть какой-то, пусть временный, выход.
    -      Отлично! – подбодрила ее Нелли.
Она поднялась.
    -      Тебе пора. Люди уже собрались.
Из-за двери раздавался приглушенный гул голосов.
    -      Последнее усилие сегодня!
Лариса устало повертела головой, разминая мышцы шеи обеими руками.
    -      Приходите вечером, посидим, как раньше....
    -      Постараюсь. Как раньше – это здорово! Я позвоню тебе, когда освобожусь, и поговорю с Володей...
Нелли махнула рукой, когда выходила через запасной выход.
                Лариса проводила ее взглядом и направилась к выходу. По пути заглянула в зеркало и натянула на лицо привычную жизнерадостную маску.   


Глава третья.                Кирилл.

                Кирилл сидел в своем любимом кресле, в спальне, с открытой книгой в руках. Это был  детектив в мягкой обложке, которые  любила Лариса. Она утверждала, что отдыхает, читая беллетристику.
Кирилл, поначалу скептически относившийся к увлечению жены, неожиданно для себя втянулся и даже стал получать удовольствие от этого незамысловатого чтения, не требующеге даже минимального напряжения мысли. Вот и сейчас, сидя в собственной уютной спальне, в мягком кресле, с пятном от торшера на листах из серой газетной бумаги, он чувствовал умиротворение.
Вкусный ужин, заботливая жена, тихий лепет дочери.
Идиллическая картина, идиллическая жизнь.
Мечта современного  горожанина.
                Он ухмыльнулся себе, своим примитивным потребностям и посмотрел на картину, висящую в изголовье их супружеской кровати. Он искал утром в кладовке резиновые сапожки Полины и увидел там ее. Картина стояла, сиротливо прислонившись к стене лицевой частью. Покопавшись в коробке с детской обувью и выудив оттуда пару розовых сапожек, он кликнул Полину. Та примчалась на зов, громко топоча ножками.
    -      Примерь, - велел Кирилл дочери. – Может, они уже малы….
    -      Сапожки, красивые сапожки, - запела радостно Полина. Она уселась тут же на пол и надела их. – Не малы, не малы!
    -      0тлично! Пойдем в них сегодня гулять. На улице дождик заходит.
    -      Дождик заходит! – рассмеялась Полина. – Куда заходит? К нам в гости?
Не дожидаясь ответа, она вскочила на ноги и умчалась в свою комнату. Кирилл машинально отметил, что  сапоги приглушили гусарскую поступь девочки.
                Он стоял у распахнутой двери кладовой и медлил.
Он должен был что-то сделать. Что-то важное. Важное…
Его взгляд снова и снова возвращался к деревянной раме со светлыми шрамами трещин.
Он недавно склеил треснувшую раму. Когда Полина…
что?
Когда он…
Он еще не был в больнице.
Лариса убрала ее, когда его не было дома.
Засунула в кладовку.
Отвернула от мира, от света. Как его, Кирилла.
Засунула в лечебницу.
Отправила его, Кирилла, туда, а сама сняла эту картину. Картину, которая ему всегда нравилась…
                Мысли текли вяло. Даже не текли, возникали прыжками. Ниоткуда. Странные, путанные…
Она сняла картину и теперь на ее месте торчит гвоздь. Безобразный гнутый гвоздь. Он портит весь вид. Стена кажется голой…
Беззащитной.
Кирилл сейчас все исправит. Он  украсит комнату. Сейчас. Сейчас…
Лара будет довольна.
Она что-то говорила о Рите и Володе, о том, что они обнаружили какую-то аномалию… Аномалию…
                Кирилл болезненно скривился. Все аномалии - порождение его фантазии. Из-за того, что он дал ей волю, он и попал в клинику. Теперь все будет по-другому. Теперь он не позволит своим глупым и неосуществимым мечтам властвовать над его разумом. Не позволит втянуть себя в иллюзорную жизнь с иллюзорными отношениями. И первый шаг к светлому разумному будущему – это возвращение картины на стену.
Вернуть картину на стену. Прикрыть наготу и беззащитность стены.
Нет, скрыть безобразный гвоздь, который портит интерьер!
                Далее. Выбросить из головы весь бред о Наташе, о своем несостоявшемся будущем с ней и о любом сослагательном наклонении. Он взрослый здоровый мужчина, ответственный и разумный. Все будет так, как он захочет. А хочет он одного: спокойствия.
Никаких фантомом прошлого.
Только настоящее.
Счастливое и прочное настоящее.
                Кирилл решительно взял картину, аккуратно повесил ее на гвоздь и выровнял, прижимаясь щекой к прохладной гладкой стене. Отошел, полюбовался проделанной работой, потом сел в кресло и задумчиво стал разглядывать ее.
Чего ему  померещилось?
Нормальная картина. Современная.
    -      Все-таки, авангард, - скользил он глазами по переплетению геометрических фигур, выполненных в желто-коричневой гамме с небольшими вкраплениями синего цвета.
Он так и не разгадал, что на ней изображено.
Все, что хочешь, все, что пожелаешь увидеть....
Его взгляд переместился на темноволосую головку дочери. Полина играла со своей любимой куклой. У кровати стоял  кукольный домик, но девочка укладывала спать одну из  них на родительскую кровать.
                Прислонившись затылком к стене под картиной, Полина напевала в полголоса, покачивая куклу. Потом она осторожно положила куклу на подушку и прилегла рядом, продолжая что-то тихо приговаривать. Глаза ее закрылись.
Укачивая куклу,  уснет сама, - подумал Кирилл, с любовью глядя на девочку.
Он поднял глаза и снова посмотрел на картину.
                Мягкий свет торшера делал объемными, изображенные на ней круги и трапеции.
    -       Нет, определенно, в этом что-то есть, - мелькнула ленивая мысль. – По крайне мере, на нее не устаешь смотреть!
                Вкус Ларисы никогда не раздражал Кирилла. Он был достаточно консервативен и спокоен. Она всегда угадывала, что нужно ему.
А что нужно ей?
Кирилл задумался.
Смог бы он так безошибочно угодить ее вкусам?
Что, на самом деле, предпочла бы она, не имея нужды оглядываться на него, Кирилла?
Эти мысли слегка озадачили его. Он никогда не думал об этом. Он никогда не думал так об этом.
Как, все же, она называется?
Кирилл расслабленно развалился в кресле, однако эта мысль, уже появившись, не давала ему покоя.
Как она называется?
Досадливо хмыкнув, он поднялся, собирая разбросанные руки, ноги, собирая силы. Слегка потянулся, чтобы размяться и, стараясь ступать тихо, подошел к изголовью кровати.
                Полина приоткрыла глаза и сонно посмотрела на него.
Кирилл замер в неудобной позе,  согнувшись, едва не теряя равновесие. Полина закрыла глаза, сладко причмокнула и тихо засопела, а Кирилл наклонился ниже, вглядываясь в мелкую надпись.
«Полнолуние». А. Лукашин.
Он отошел, мягко ступая на носках, не отрываясь от завораживающей какофонии линий. Нащупав руками кресло, присел.
                Теперь, среди хаоса и геометрии, Кирилл  различил в струящемся горчичном цвете, который, видимо, по замыслу художника должен был изображать лунный свет,  женскую фигуру.
Нагую женщину, с поднятыми к затылку руками.
Ого! Эротика? Он не замечал этого раньше.
Легкое движение тени под рамой картины отвлекло его внимание.
Что там?
Он присмотрелся.
Показалось.
М-да, определенно женщина.
Женщина на берегу пруда? Озера? Моря?
А, может быть, это – горы?
                Он вглядывался в коричневые тени и эллипсоидные, вихрящиеся мазки краски.
Что такое?
Из под нижнего края рамы появились две тонкие нити. Сотворенные словно из черной проволоки, они суетливо ощупывали стену перед собой.
Что это? Там же ничего не было!
Видения? Опять? Он снова сходит с ума?
Растерянные мысли скакали испуганными зайцами.
Усы,
а это, конечно, были усы насекомого, он сразу понял,
тем временем, удлинились.
Следом показалась крошечная головка с большими черными глазами и мощной, сдвинутой назад челюстью.
В непрозрачной черноте глаз отразился свет торшера.
Существо
жук?
пыталось выбраться из под картины.
                Его усы-проволоки ощупали часть рамы и, по всей видимости, он был удовлетворен осмотром. Удовлетворен, потому что почти сразу показались две тонкие, хрупкие в своей надломленности ножки.
Они настойчиво скребли, перебирали стену.
Кириллу даже услышал тихий шорох,  производимый ими.
Завороженный, он продолжал наблюдать.
Существо протискивалось между стеной и рамкой картины. Под его мощным напором деревянная рама приподнялась, пропуская непрошенного гостя.
Кто это?
                В детстве, Кирилл с матерью, жили в тесной комнатушке коммунальной квартиры. Кроме них, в квартире располагалось еще три семьи, однако настоящими хозяевами жилища были тараканы. Наглые, рыжие, огромные, они выходили ночами на охоту и осмотр своих владений.
Кирилл просыпался ночью от сухого шума  крыльев, которые терлись о препятствия, через которые пробирались эти вездесущие существа.
                Потом тараканы придумали себе новое развлечение. Они забирались на потолок и  планировали оттуда вниз, растопырив наружные, жесткие крылья и распустив светло-кориченевые, исподние.
Тараканы с громким стуком приземлялись на мебель, на стол, сыпались на кровать. Маленький Кирюша громко кричал, чувствуя на лице их жадные крохотные лапки.
Некоторое время они даже принуждены были спать со светом…
Тихий скрежет хитинового панциря был знакомым звуком. Слишком знакомым.
                Кирилл заворожено смотрел, как таракан высвободился из под картинной рамы, злобно огляделся и осторожно двинулся вниз по стене.
Вниз, к изголовью кровати, где на подушке  спала Полина.
Движения его были неторопливыми, осторожными.
                Таракан цеплялся своими цепкими  лапками за малейшие выступы стены,  осторожно спускаясь  ниже и ниже.
Его  чуткие усы непрерывно шевелились, ощупывая все, что встречалось на их пути.
Кыш, - прошептал Кирилл.
Его шепот был неуверен и слаб, но таракан услышал. Он на мгновение замер, шевельнул усами в сторону Кирилла, а потом продолжил  движение.
Кирилл не представлял для него опасности.
                Он уже достиг спинки кровати. Его  усы-антенны исследовали резное дерево.
Он сейчас заползет в кровать и найдет там Полину!
Кирилл в панике, ухватился мокрыми ладонями за ручки кресла.
                Таракан приблизился вплотную к спинке. Он склонил голову, и несколько раз клюнул ее, то ли принюхиваясь, то ли пробуя на зуб. Кирилл с ужасом увидел, как распахнулись мощные челюсти
снова этот отвратительный хитиновый звук
и вонзились в мореный дуб.
Эта тварь умудрилась отхватить здоровенный кусок. На месте  укуса виднелся косой, свежий срез. Таракан приподнял голову и быстро задвигал челюстями.
                Кириллу показалось, что он наклонил голову набок, словно пытался определить на вкус попавшее в пасть.
Убирайся!
Таракан замер. Он быстро зашевелил усами, устанавливая направление и степень угрозы.
Его отвратительные усы замерли.
Кирилл тоже застыл от отвращения и ужаса. Прошло несколько томительных мгновений.
Существо и Кирилл ждали.
                Наконец тварь пошевелилась. Усы нацелились на Полину.
Таракан определился с направлением.
Он изготовился, присел,  разведя жесткие, хитиновые пластинки.
Под ними появились и завибрировали прозрачные, похожие на стрекозиные, крылья.
Проваливай, сволочь! – крикнул Кирилл и запустил в таракана книжкой.
Книга, шелестя страницами, ударилась о стену и упала прямо на сонную Полину. Девочка закричала.
Кирилл, как в страшном сне видел, что она вскочила, держась рукою за лицо.
В тот же миг со стены упала картина.
Ее острый угол вонзился в подушку, еще хранящую углубление от головы ребенка.               
                Стряхнув оцепенение, Кирилл бросился вперед и подхватил дочь на руки. Она захлебывалась слезами.
На крики прибежала  Лариса.
    -      Что? Что случилось?
    -      Папа, - рыдала Полина. – Папа…
    -      Что папа? – наклонилась к ней Лариса.
    -      Ударил…
Девочка отвела руку. На щеке краснела, быстро вспухая, красная полоса – след от переплета книги.
                Лара выпрямилась, не веря своим глазам.
    -      Ты? Как ты мог?
    -      Я? Я хотел убить таракана…
Кирилл растерянно смотрел на жену поверх головы плачущей дочери.
    -      Какого таракана? Очнись! У нас нет тараканов!
Лариса забрала у него  дочь.
    -      Что ты выдумал? Зачем ты ударил ее?
    -      Я не бил…
    -      Свинья! - Лара чувствовала, как праведный гнев необычайной силы расцветает в ее груди трепещущим красным цветком. – Скотина! Ты избил ребенка!
    -      Лара, постой,  не горячись…
    -      Это ты не горячись, ничтожество! Я могу терпеть бесконечно твои выходки, но ни-ког-да! Заруби это на своей паршивой физиономии, - никогда! - не позволю тебе прикоснуться пальцем к дочери!
    -      Да не бил я ее! Так получилось! Случайно!
    -      Мерзавец! – не слушая его, кричала Лариса. - Мало тебе издеваться надо мною, ты  решил взять реванш над Полиной!
    -      Не смей орать на меня! – сорвался Кирилл.
                Он не понимал, что происходит. За  неполных шесть лет их жизни Лариса не то что никогда не кричала на него, но даже никогда голоса не повышала. Никогда!
А теперь… теперь он не узнавал свою жену в этой разъяренной фурии с горящими от злобы глазами и растрепанными волосами.
С новой силой, взахлеб, зарыдала Полина.
                Лариса, почти в беспамятстве, продолжала бросать обвинения. Кирилл слабо отбивался.  В какофонии звуков совершенно потерялась трель дверного звонка.
Ненавижу! Ненавижу! - Рыдала Лариса. – Сколько ты еще будешь меня мучить?
Я? Тебя?
Да, да, да! Садист! Ненавижу!
Кирилл развернулся и пошел к выходу,  срывая с вешалки куртку. Он рывком распахнул дверь и выскочил на улицу, не замечая застывших на пороге Риту и Володю.
Те ошеломленно смотрели вслед умчавшемуся Кириллу, а потом осторожно заглянули в квартиру, наполненную звуками рыданий.
Кажется, здесь нужна Нелли. - Володя достал мобильный телефон и набрал номер.
Да,- согласилась Рита, тщательно запирая входную дверь, – здесь нужен специалист.
Она  заспешила  в глубь квартиры, туда, откуда доносились  бессвязные выкрики.



Глава четвертая.                Совет.

                Кухня плавала в клубах голубого дыма. Курила все. Даже Нелли и Рита ухватились за сигарету, как за спасательный круг. Володя только что закончил отчет о том, как нашел Кирилла на скамье возле пруда, как отвез его в лабораторию, напоил успокоительным и уложил спать.
    -      Он уснул?
Лариса не могла поверить, что такое возможно. После всего, что случилось, ее колотила нервная дрожь.
    -      Уснул,  - в сотый раз ответил ей Володя. – Я дал ему таблетки.
Он перехватил предостерегающий взгляд Нелли.
    -      В самом деле?
    -      Он действительно, спит!
    -      Сумасшедшие умело претворяются....
Лариса погасила сломавшуюся сигарету в пепельнице, полной окурков.
    -      Лара, он не сумасшедший! – раздельно произнес Володя.
    -      Неужели?
    -      Да, у него есть проблемы, но проблемы есть и у тебя. Эти проблемы общие у вас....
    -      Нет! У меня нет проблем! Я не собираюсь убивать ребенка! И я не избиваю свою жену!
    -      Он тоже не хотел убивать Полину, - Володя изо всех сил старался сдерживаться. – Он пытался защитить ее....
    -      Вот! – воскликнула Лариса, обращаясь к Нелли и Рите. – Вот! Володю он уже обработал! Он верит ему!
    -      Слушайте! - Рита решительно встала. – Все можно узнать.
    -      Полина спит, - поспешно вставила Нелли.
    -      Я не о том. Я пойду в спальню и попытаюсь узнать, в чем дело....
    -      Ты думаешь? – с сомнением протянул Володя. – Мне кажется, это бесполезно сейчас. Если там что-то и было, оно не проявит себя сейчас. Слишком опасно. Оно хитро...
    -      Я попробую!
    -      Тогда я подежурю под дверью. Так, на всякий случай, - поднялся вслед за нею Володя.
    -      Подождите, ребята! – Нелли подняла к ним загоревшиеся глаза. – У меня идея! Володя, а нельзя ли использовать ту штуковину, о которой ты мне рассказывал.
    -      Какую?
    -      Ну, ту,  которая измеряет аномалии...
    -      Измеритель! – первой догадалась Рита. – Конечно!
    -      Мне кажется, что лучше обследовать спальню прибором. Так будет безопаснее. Слишком много волнений и происшествий случилось сегодня....
    -      Нелли, ты умница! Володя поцеловал жену. – Я слетаю в лабораторию, возьму его, а заодно проверю: как там Киря.
    -      Давай! А мы пока осмотрим комнату. А вдруг там и впрямь тараканы завелись?
    -      Ты серьезно? – Лариса  удивленно подняла глаза. – Я уже смотрела. Никого нет.
    -      Ну, еще мы посмотрим. Непредвзято...
Лариса заметно обиделась, но промолчала.
                К тому времени, когда Володя вернулся с прибором, каждый сантиметр пола и стен был исследован Ритой и Нелли под язвительным взглядом наблюдающей за ними Ларисы.
Никаких следов насекомых обнаружено не было. Рита только обратила внимание на то, что на картине, по которой она провела пальцем, не было ни пылинки. Она многозначительно показала чистый палец Нелли, но та только пожала плечами. Для нее присутствие пыли было странностью, а не ее отсутствие.
                Держа перед собою  прибор, размером с портативный магнитофон, с короткими управляемыми антеннами, Володя вошел в спальню. Он начал от двери и исследовал стены по часовой стрелке. Окошко дисплея на приборе светилось ровным зеленым светом. Тихое гудение и редкое попискивание свидетельствовало об отсутствии аномального излучения.
                Первые признаки неблагополучия прибор показал возле окна. На короткое время на дисплее вспыхнул красный разряд и тревожно пискнул сигнал, но уже через мгновение все успокоилось. Затаившие дыхание зрители облегченно перевели дыхание и переглянулись.
Неожиданный и истошный  звук заставил всех подпрыгнуть. Окошко на приборе мигало алым светом, усики антенн дрожали, а сам прибор заливался крысиным писком, усиленным в сотни раз.
Володя двигался вдоль стены с картиной, к которой своим изголовьем была приставлена кровать.
    -      Вот оно! Вот! – ликующе закричал он, перекрывая писк измерителя.
В детской заплакала разбуженная Полина. Лариса бросилась к ней.
    -      Убери, - замахала  руками Нелли, – или сделай потише!
Володя постепенно отходило от стены. Писк затихал, но экран продолжал мигать красным огнем.
    -      Видишь? Интенсивность резко возросла по сравнению с предыдущим исследованием. Площадь аномалии уменьшилась, но интенсивность выросла...
    -      Выключи! – взмолилась теперь Рита. – Мы весь дом перебудим.
    -      Похоже, я нашел «точку холода». Нужно будет прийти сюда завтра днем и еще раз тщательно все измерить.
    -      Но только завтра!
    -      Конечно, нам всем пора отдохнуть! – поддержала Нелли Риту. – Давайте разойдемся по домам. Нужен тайм аут для осмысления.
Володя нехотя выключил прибор.
    -      Володь, оно никуда не денется, - успокаивала его Рита. – Ларе и Полине, действительно, нужно прийти в себя....
Они покинули квартиру уже за полночь, тщательно проинструктировав Ларису, как себя вести. Она  получила, в числе прочего, категорический запрет на вход в спальню и постелила себе в детской на полу.
Наутро Ларисе предстояло отвезти Полину к маме, а Володя обещал, без задержек приехать и продолжить исследования.

 
Глава пятая.                Елена Игоревна.

                Мама Ларисы, Елена Игоревна,  закончила перетирать стаканы и устало провела рукой по лбу. Домашняя работа, с возрастом, занимает все больше времени. Кажется даже, что она растет и распухает, вместе со своей хозяйкой.
А может быть, с годами уходит сноровка, ловкость?
Елена Игоревна сжала пальцы в кулак и посмотрела на припухшие суставы. Скоро она уже не сможет удержать скользкий стакан в пальцах. Придется Ларисе приезжать к ней на помощь.
                Елена Игоревна поморщилась. Она не любила обременять дочь своими проблемами. Пока еще в силах, решила она, буду скрестись потихоньку, а когда уж совсем станет невмочь, тогда придется....
Но что ей тогда придется делать, Елена Игоревна  не додумала. Она решительно оборвала мысль и прислушалась.
Что толку заранее  беспокоится о будущей проблеме?
Сейчас, пока она помогает дочери. Никогда не отказывается присмотреть за Полиной. Никогда, хотя в последнее время уследить за живой, подвижной девочкой ей становится все труднее. Впрочем, Елена Игоревна нашла выход: она занимала Полину долгими рассказами о своей молодости.
                Полина с интересом внимала бабушке и живо интересовалась подробностями детства Ларисы, своей матери. «А она была такой как я? – спрашивала Полина и Елена Игоревна, в зависимости от ситуации, и от важности воспитательного момента или подтверждала схожесть матери и дочери, или тактично направляла мысли девочки в иное русло.
                Положа руку на сердце, Елена Игоревна находила более сходства между Полиной и Иришей – ее трагически погибшей дочерью. Странно, но она никогда не говорила о ней с Полиной. Она даже не знала: знает ли Полина о своей юной тете.
Вечно юной....
Елена Игоревна тяжело вздохнула: годы не притупляют боль, они формируют привычку к ней.
                Она растерла свои разболевшиеся от воды суставы и прислушалась: в доме было тихо.
Где Полина?
Когда Елена Игоревна отправлялась мыть посуду, девочка сидела в уголке и играла с большой, нарядной куклой. По прикидкам Елены Игоревны, этого занятия ей должно было хватить минут на тридцать. Однако прошло уже больше часа – приходилось действовать осторожно, чтобы не переколотить посуду своими неуклюжими руками, - но девочки так и не было слышно.
                Елена Игоревна заспешила. Она прошла через столовую, поправив на ходу скатерть на столе, и заглянула в комнату.
Полина сидела в своем уголке, специально оборудованном для нее и застланным теплым цветастым одеялом, спиною к двери, и с чем-то сосредоточенно возилась. Ее пыхтение было слышно от самых дверей.
    -      Снова насморк, - машинально отметила Елена Игоревна, подходя ближе. – Нужно попарить ножки....
Ее мысль споткнулась и замерла, как замерла и сама Елена Игоревна, прижав руку ко рту.
                Полина где-то раздобыла ножницы и старательно ковыряла у куклы в глазу. Другой глаз, мерцая голубой радужкой, лежал рядом.
    -      Полина, деточка, что ты? – испуганно охнула Елена Игоревна.
Девочка вздрогнула. Она повернулась к бабушке.
Елена Игоревна отскочила в сторону и закричала.
                С пухлого, курносого личика девочки на нее смотрели черные, без белков, глаза. 
    -      Хочу синие глазки! – кривляясь, гнусаво пропела Полина. – Хочу такие, как у тебя! Она подскочила, словно подброшенная пружиной и двинулась на Елену Игоревну, выставив вперед острые концы ножниц.
    -      Боже, боже, - стонала Елена Игоревна, отступая. Она наткнулась на стул и неловко упала на бок.
    -      Глазки, глазки, синие глазки, – распевала девочка, - как у королевы в сказке...
                Елена Игоревна чувствовала, как мелко дрожит ее подбородок, как стали ватными ее ноги, безуспешно елозящие пятками по полу, как подламываются ослабевшие руки.
Она запрокинулась на спину, стараясь отодвинуться как можно дальше от надвигающихся на нее острых лезвий.
    -      Не надо, не надо, - молила она, едва слышно. – Полинушка, не надо!
    -      Глазки, глазки, синие глазки, - продолжала твердить Полина, не отводя от нее своего нечеловеческого взгляда.
                Ножницы придвинулись почти вплотную к ее лицу. Елена Игоревна отвернулась и закрылась согнутой в локте рукой. Кажется, она закричала, потому что следом за ее криком, эхом, раздался высокий детский крик. Это кричала Полина. Ее крик что-то напомнил, что-то давнее, старательно забываемое, но так и не забытое.
     -      Мама, мама,  а-а-а-а-а..., - сопровождаемое визгом тормозов и глухим ударом.
Ириша, Иришенька.
Елена Игоревна, собравшись из последних сил, отбросив свой страх и немощь, тяжелым рывком развернулась на полу и стала на четвереньки. Она не задержалась в этой нелепой и неуклюжей,   позе, а, постанывая, помогая себе руками, поднялась на ноги.
В критических ситуациях ее отличала способность мгновенно концентрироваться, собираться с силами для решающего рывка.
Как тогда, после той аварии.
                Именно она, Елена, сама тяжело раненая, смогла выбраться из перевернувшейся машины и, рухнув среди дороги, остановить проходивший мимо автобус. Ни одна из легковых машин не остановилась при виде истекающей кровью женщины...
                Она повернулась к внучке, готовая встретить ножницы, направленные ей в живот. Повернулась, готовясь  придержать тонкую ручку и
не сделать, не в коем случае не сделать больно....
Разница в росте сразу придала ей уверенности. 
Она, с высоты, посмотрела на Полину. Та уже не кричала, а медленно оседала на пол.
                Елена Игоревна подхватила расслабленное тельце девочки и с облегчением увидела между веками голубоватую полоску белка.
    -      Почудилось, старой, слава Богу! 
Елена Игоревна быстро уложила девочку на диван, позвонила в «скорую» и, пока не подъехали врачи, чутко вслушивалась в едва заметное дыхание. Она повернула головку девочки на бок, растирала ставшие ледяными ручки и ножки, тихонько дула в лицо.
                Врачи подъехали быстро. Они действовали слаженно и четко. Уже через десять минут Полина была доставлена в реанимационное отделение, где целая бригада врачей и медицинских сестер колдовали над нею. Потом из палаты вышел молодой доктор с усталым лицом и сказал, что опасность миновала.
Только тогда Елена Игоревна почувствовала, как отпускает ее напряжение. Она села прямо на пол длинного слабо освещенного коридора и тихо заплакала...


Глава шестая.                Володя.

                Утро спутало все заготовленные накануне планы. Александр Иванович затребовал все отчеты за полгода. Он готовил проект на финансирование и был невероятно раздражен задержкой сведений. Так что Володя провозился до обеда с бумагами, своими и Ритиными, поскольку Рита не могла прервать прием.
Он едва успел переброситься парой слов с Кириллом, который наутро выглядел немного мрачновато, но вполне прилично.
                Кирилл собирался ехать к брату. Володя одобрил его решение. В любом случае Ларисе и Кире нужно было отдохнуть друг от друга.
    -      Как ты?
    -      Пробьемся. - Буркнул в ответ Кирилл и  Володя обрадовался этой вполне человеческой реакции.
Кирилл уехал, а Володя погрузился в бумажные дебри.
                Около полудня к нему за ширму влетела Рита с широко раскрытыми тревожными глазами:
    -      Звонила Лара. Она едет в больницу.
    -      Кирилл?
Володя вскочил со стула, проклиная себя, что отпустил Кирилла одного.
    -      Нет, Полина. Она потеряла сознание. Ее отправили по «скорой»....
    -      Но она же у бабушки....
    -       Вот именно!
Они смотрели друг на друга и чувствовали, как ужас скручивает в тугой узел их внутренности.


Глава седьмая.                Кирилл.

                Кирилл не попал к брату. На звонки с мобильного никто не отвечал ни дома, ни на работе. Он, для очистки совести, приехал к большому многоэтажному дому, где жил его старший брат и родители, поговорил с консьержкой. Оказывается, они укатили на Кипр. Все вместе.
Кирилл почувствовал глухую обиду: даже не предупредили, словно его не существует.
А если предупреждали?
Ехидный комариный голосок насмешливо вопросил: что из последних событий Кирилл помнит четко? Что?
Кроме этих полубредовых грез о Наташе? Вернее, с Наташей?
                Он чувствовал физическую усталость. Усталость и туман в голове. Нужно было срочно отдохнуть, поспать. Поспать, чтобы четко мыслить. Ясность нужна была ему сейчас позарез.
                Он попал в тяжелейшую ситуацию. Ситуацию, в которой ключевым моментом становилось убеждение Лары в том,
что он еще не окончательно спятил.
Она была уверена, что он находится в здравом уме и твердой памяти. Находится и находился, когда избивал ее, когда запустил в Полину книжкой…
Но так ли это?
                Несомненно, во время происходящего присутствовала его здравая часть. То его «я», которое возмущалось и ужасалось его поступкам. Но слышал ли он его забитый, загнанный вглубь голос? Нет, конечно, нет! Им руководило что-то иное. Что-то темное и решительное. То, чему под силу было заглушить голос разума и заставить его, Кирилла быть марионеткой.
Мягкотелой тряпичной куклой с веревками на руках и ногах…
                Но он больше не хотел чужой власти над собой. Над своим телом и над своею душой. Он намеревается дать бой этой темной силе. Дать бой, даже если в этой схватке победителем будет не он. Иного пути нет. Кирилл понимал это также четко, как и то, что ему необходим отдых. Поколебавшись несколько минут, Кирилл решительно направился к метро.
                Поднимаясь по знакомой лестнице и звеня ключами, он старательно убеждал себя, что за те несколько часов, которые прошли после его ухода из дома, Лариса не успела сменить замки.
                Ключ легко вошел в замочную скважину. Кирилл на мгновение замер, потом глубоко вздохнул и мягко повернул его. Щелчок дверного замка словно распустил сжатую внутри пружину, но Кирилл не стал анализировать свои ощущения.
Он быстро вошел, бросил куртку прямо у порога, не заботясь о том, что она упала на пол, нарушив порядок, прошел в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать.
Сон навалился сразу, легкой подушкой из гагачьего пуха...

* * *
                Звонок вырвал Кирилла из сладких объятий сна. Только что он бродил вместе с Наташей по золотистому пляжу, нагретому солнцем. Они любовались бескрайней морской перспективой и болтали.
Наташа была неотразимо мила и кокетлива. Она без умолку щебетала о чем-то и смеялась, а Кирилл, счастливый одним ее присутствием, смотрел на нее влюбленными глазами и ощущал полное, бесконечное счастье.
Он только кивал головой, в ответ на ее вопросительные взгляды и улыбался, в ответ на ее улыбку.
                Неожиданно Наташа остановилась и прислушалась. Она сдвинула брови и забавно оттопырила нижнюю губу:
    -      Ну, вот! Опять она!
    -      Кто?
    -      Да эта, ухажерка твоя, Тина.
    -      Тина?
Его удивление было так же безгранично, как океан, на берегу которого они находились.
    -      Она!
Он молчал, не в силах придумать, что могло понадобиться от него Тине здесь, на пляже.
    -      Ты ей помоги, - неожиданно посоветовала Наташа. – Ей тяжело одной его таскать. Не отказывайся! Ты ведь у меня джентльмен!
    -      Что таскать?
Что...?
                Кирилл проснулся и потряс головой, прогоняя остатки сна. В дверь настойчиво звонили. Он прошлепал в прихожую, еще находясь под впечатлением слов Наташи, неожиданности и слабого отзвука того покоя и счастья, что так осязаемого наполняли, недавно, его душу.
    -      Я не помешала? Вы спали? Простите....
Кирилл молча смотрел на Тину. Она заметно смутилась:
    -      Простите, я не вовремя.... Зайду в другой раз.
Женщина повернулась и направилась к своей двери.
Ты ей помоги. Не отказывайся!
    -      Подождите, Тина! – Кирилл виновато улыбнулся. – Я спал и не совсем быстро соображаю. Вы что-то хотели? Еще соли? Или сахара?
Тина смотрела на Кирилла. Его лицо, озарившееся улыбкой, стало вдруг совсем мальчишеским.
    -      Нет, конечно. Я хотела.... У меня в спальне упало зеркало. Мне его одной не повесить.
    -      Зеркало? Разбилось?
    -      К счастью, нет. Удачно соскользнуло с гвоздя. Я попробовала сама, но рама тяжелая... ничего не выходит....
    -      Я помогу.
Кирилл шагнул за Тиной.
- Спасибо, - она повернулась и, уже не торопясь, словно давая ему возможность оценить ее фигуру, двинулась через площадку к своей квартире. Блестящий шелк черного китайского халата, расписанный большими алыми розами, плотно обтягивал бедра.
                Кирилл отметил, что Тина  привлекательна и женственна, хотя, Лариса бы предложила ей похудеть на пару-тройку килограммов. Мысль о жене  показалась ему неприятной, и он поморщился.
Тина оглянулась через плечо. Она заметила его гримасу, приостановилась, приподняв плечи и напрягшись спиной. Кирилл виновато улыбнулся:
    -      Все еще не проснусь...
Они вошли в прихожую. Кирилл помнил ее как стандартную комнату с вешалкой и тумбой для обуви. Но теперь повсюду  стояли толстые белые свечи, придавая банальной обстановке таинственность и интимный уют.
    -      Люблю свечи. Они помогают забыть об одиночестве....
Тина роняла слова вполголоса, не поворачивая головы. Кирилл, чтобы слышать, что она говорит, придвинулся почти вплотную и теперь различал и тихий шорох шелка, и аромат женского тела.
Тонкий и теплый аромат, в котором смешались желание и страх.
Неожиданно он почувствовал возбуждение. Задохнувшись, Кирилл приотстал, но они уже входили в спальню.
                В отличие от прихожей, спальня была современной и стильной, с минимумом мебели, огромной полукруглой кроватью, занимающей почти всю комнату, встроенным шкафом и низким стеклянным столиком, приткнувшимся в углу на кривых металлических ножках и свечами. Белыми свечами повсюду.
    -      Сюда, пожалуйста.
Тина протянула руку, указав на большое, в бронзовой, витой раме, зеркало.
    -      Увидела этого монстра и влюбилась. Теперь вот мучаюсь.
Кирилл подошел ближе, утопая почти по щиколотку, в мягком ворсе ковра. Металлический штырь, на котором висело зеркало, был согнут под углом и развернут вниз.
    -      Понятно, почему оно соскользнуло.
Кирилл ощупал стену вокруг штыря и попытался пальцами развернуть его.
    -      Инструменты есть?
    -      Сейчас принесу.
Тина подала ему набор новеньких инструментов, сложенных с необычайной тщательностью. Каждый из них был натерт до блеска и занимал собственное место в черной пластиковой коробке.
                Кирилл, захватив щипцами штырь, осторожно развернул его и подергал. Штырь качался, как гнилой зуб. Он взял молоток и несколько раз легко постучал по нему. Штырь с трудом поддался, глубже вошел в стену и
что-то теплое и влажное упругой струей прыснуло в его ладонь.
Инстинктивно, он отдернул руку, и опустил глаза.
Ладонь была залита кровью,
настоящей теплой кровью
но боли он не чувствовал. Кирилл осторожно потер ладонь о джинсы, на которых мгновенно проступили темные неряшливые полосы, и, еще раз,  внимательно осмотрел руку. Повреждений  не было. Тогда он посмотрел на стену. На обычную аккуратно покрашенную стену.
Кровь сочилась из под штыря.
Алая полоса становилась шире, струилась, закручиваясь винтом вниз.
Кирилл испуганно оглянулся.
                Тина стояла рядом. Заметив его взгляд, она ободряюще улыбнулась:
    -      Я помогу.
    -      Что?
Она не видит?
Страх липкой ватой  залепил легкие, стало трудно дышать.
Она не видит?
Он снова посмотрел на стену. Та была девственно чиста.
Почудилось?
Что со мной?
Он уронил молоток и на мгновение прижался лбом к горячей, пульсирующей стене.
    -      Осторожно берите с той стороны, - командовала Тина.
Она ухватилась за раму.
    -      Оставь, - Кирилл решительно отодвинул женщину в сторону. – Я сам.
Он обхватил фигурную раму пальцами как можно плотнее, поддернул несколько раз, чтобы убедиться, что руки не соскользнут, приподнял тяжелое зеркало и, прицелившись, одним махом, взгромоздил его на штырь. 
Стена поддалась, изогнулась, затем медленно выпрямилась, плотно прижимаясь к зеркалу.
Кирилл помедлил несколько мгновений, прислушиваясь к живому теплу стены, ощущая его раскрытыми ладонями, и отступил  назад.
    -      Замечательно! - Тина  любовалась его работой.
                Кирилл увидел в зеркале отражение собственного бледного лица и темных провалов глаз. Дикий взгляд блуждал по стене, по раме зеркала, стараясь найти хоть что-то, что доказало бы ему, что все, происходило с ним в последние несколько минут не были плодом его расстроенного, больного воображения.
Но стена была ровной, гладкой, пустой. Гнутая рама зеркала плотно прилегала к ней. Плотно и надежно.
    -      Замечательно! – повторила Тина, не замечая его беспокойства. – Спасибо.
Она повернулась к Кириллу. Лицо ее оказалось очень близко. Теплое дыхание, вырывающее из полуоткрытых губ, ласкало кожу шеи.
                Тина запрокинула голову. Ее кожа оказалась тонкой и пахла жасмином.
Кирилл склонился, вдыхая нежный аромат. Его губы нашли ее рот и несмело коснулись его. С тихим вздохом, похожим на стон, Тина прильнула к нему.
Ее поцелуй, робкий и нетерпеливый одновременно, вновь разбудил в Кирилле желание. Он с удивлением прислушался к себе: подобного он не испытывал с той самой незабвенной ночи в больнице. Но теперь ему не хотелось думать о прошлом. Сейчас, впервые за долгое время, настоящее заслонило все. И это понравилось Кириллу.
                Он обнял трепещущее тело женщины, ощущая каждый его изгиб под тонким шелком халата, и медленно, с наслаждением, погрузился в жаркую пучину страсти.


Глава восьмая.                Кирилл.

                Кирилл очнулся  в сгустившейся темноте. Большинство свечей догорело и только последние из них, тихо потрескивая, еще давали немного света.  Он проснулся от холода.
Стылый воздух окружал его обнаженное тело, заставляя подниматься волоски на коже.
Еще не окончательно придя в себя, он зашарил вокруг в поисках одеяла или покрывала. Его рука наткнулась на грубую ткань джинсов.
                Кирилл сел на кровати и принялся торопливо одеваться. Движения немного согрели его. Он уже застегивал рубашку, когда необычность окружающей обстановки  дошла до его одеревеневшего сознания. Он медленно распрямился и огляделся.
Комната посветлела, несмотря на исчезающий свет догорающих свечей. Ее стены покрывал тонкий слой инея. Белоснежное  кружево искрилось на стеклянной поверхности низкого столика, на тяжелой раме зеркала. Суставчатые сосульки повисли на легких занавесках и краю столика.
                Кирилл протянул руку и тронул стену. На ней появились овальные темные пятна – следы его пальцев. Он поднес руку к глазам и растер влагу на кончиках пальцев, потом зачем-то понюхал их.
Вода. Настоящая вода. Снег.
Зеркало снова привлекло его внимание.
Иней осел  по  его краям, образуя фестончатую рамку для абсолютно чистой поверхности в  центре.  В его равнодушной холодной пустоте отражались стены и потолок.
Кирилл придвинулся ближе.
Словно из небытия выплыл столик на металлических, изогнутых как у таксы, ножках, край кровати.
На кровати что-то белело.
Кирилл склонился почти к самому стеклу, стараясь разглядеть – что?
От его дыхания зеркало запотело, покрывшись множеством мелких круглых капелек.
Тогда Кирилл  медленно повернулся.
Его движения были тяжелыми и неуклюжими, словно он превратился в робота с заржавевшими суставами.
                Тело лежащее на кровати было прикрыто тонким покрывалом. Голова с короткой стрижкой, четкий профиль выделялись на голубой подушке.
Кирилл стал на колени у края кровати и прикоснулся пальцем к холодной щеке Тины. На ней, так же как на стене, осталось темное пятно. Оно выделялось особенно четко на фоне изящного сплетения пушистых нитей инея. Серебристый слой его покрывал ее волосы, делая их седыми. Толстый слой осел на бровях и ресницах.
Кирилл попятился.
                Страшась повернуться спиной к ледяной фигуре на кровати, он вышел из комнаты, поскользнулся в прихожей, чуть не упал. Ухватившись рукой за тумбочку с телефоном, он некоторое время балансировал, удерживая равновесие, потом выпрямился и заторопился к выходу.
                Открыв входную дверь, он развернулся всем телом, окинув взглядом прихожую, полную нагретого свечами воздуха. Некоторые из свечей еще догорали, разбросав красные блики огня по стенам. В дальнем конце прихожей белел проем в спальню.
Кирилл несколько мгновений смотрел на него, потом решительно переступил через порог и мягко прихлопнул тяжелую входную дверь.
                Облегчение охватило его. Он прислонился спиной к двери и постоял, приводя в порядок дыхание. Его голова была пустой и гулкой, словно сделанной из хрупкого чугуна.
Он посмотрел на дверь собственной квартиры пустым взглядом. Она казалась чужой и неприветливой. Насупясь, она подозрительно смотрела на него круглой пуговицей дверного глазка. Кирилл отвернулся от двери и суетливо стал приводить в порядок одежду: застегнул и заправил рубашку, всунул руки в рукава куртки. Бездумно, механически, он  спустился вниз по лестнице.
                Свежий ветерок, поднявшийся перед рассветом, неожиданно унял легкую дрожь, сотрясавшую его тело. Кириллу  сильно захотелось вернуться. Вернуться и убедиться в том, что все, что он видел только что у Тины: холод, иней и застывшее тело – были лишь плодом его воспаленного воображения.
Он согласился бы сейчас признать правоту Ларисы.
Он согласился бы сейчас записаться в сумасшедшие, только бы все, что случилось с ним и... с ней было бы неправдой, сном, вымыслом...
Кирилл с трудом подавил в себе это желание. Подавил усилием воли, вызвав в себе еще больший страх.
Если там ничего нет, то произошедшее яснее ясного обнаружит его помешательство. Что тогда? Клиника? Уколы?
                На самом деле, он в порядке. Он не сошел с ума. Он мыслит четко и ясно как никогда. Он вполне осознает, что он делает
и сделал.
Интересно, как он сможет объяснить все произошедшее Наташе?
Впрочем, едва ли она будет ревновать. Она ведь понимает его....
      
Часть шестая.


Глава первая.                Марк.

                Десятки чудовищ ухмылялись из мрака и тянули к нему свои щупальца, клешни, покрытые струпьями руки. Их глумливые рожи надвигались, накладывались друг на друга, образуя иные физиономии, отстраненно и давно знакомые, виденные ранее или придуманные в горячечных снах-бредах.
                Марк пытался отбиваться, пытался отмахиваться руками или ногами, но тело его было погружено в тягуче-вязкую субстанцию: то ли грязь, то ли топь и совершенно не повиновалось ему. Он просто чувствовал, как смыкается вокруг него круг этих существ, как они, их присутствие, забирает у него воздух, силы, надежду, саму жизнь.
                Он попытался сконцентрироваться на единственной прочной точке опоры – его собственном внутреннем мире, но всегда прочная эта опора, сейчас утратила определенность. Она расплывалась и расползалась под тяжестью существ, теснившихся вокруг.
Это они попирали своими ногами, копытами, обрубками и лапами его душу.
Это ее порождением они были.
Как только Марк осознал это, он перестал сопротивляться.
Зачем?
Перед пропастью и чернотой собственной души он был бессилен.
Ее не удавалось преодолеть никому. Никогда.
                Все живут с демонами, порожденными собственным воображением. Все живут и все борются с ними всю жизнь.
Бесплодная борьба.
Бесплодная, потому что на смену побежденным, приходят еще более отвратительные и ужасные существа, еще более мерзкие образы. Такова сущность человеческой натуры. И если уж наивному человеколюбу из Назарета не удалось улучшить ее, то ему, Марку, и пытаться нечего.
                Марк втянул в себя тяжелый, смердящий воздух и устало расслабился.
Все, конец.
Не надо было затевать эти глупые испытания. С таким грузом опыта общения с бездной, какой был у него, не надо было будить спящих монстров.
Теперь поздно.
Теперь можно только пожалеть о том, что не успел сделать. Например, о Ларе и Кирилле. Он не помог им, хотя мог бы.
Мог бы, если бы отказался от этого испытания.
                По большому счету, оно не было нужно ему. Он просто хотел, чтобы этот плешивый эвенкийский шаман поделился с ним знаниями. Хотел, надеясь, что тот поведает ему о чем-то, что еще не известно ему, Марку, чего не показали ему ни перуанские колдуны, ни последователи друидов, ни хранители тайн Вуду.
Оказывается, ничего этого и не нужно.
Все отступает перед запредельным мраком, который окружает душу на пороге перехода. И мрак этот рожден не бездной хрестоматийного ада, а собственной душою.
Глупо. Нужно было идти в монастырь.
                Марк слабо улыбнулся этой мысли, вяло уклоняясь от настойчивой рачьей клешни, пытающейся выколоть ему глаза. Он всмотрелся в ее обладателя. Точнее, обладательницу.
Тело змеи, снабженное тремя парами членистых лап и клешни с острыми, как бритва краями.
Где он видел это истовое  худое лицо, голову, облепленную темными волосами и близко поставленные черные глаза? Уж не Ритина ли это сиделка? - Она! Значит, он тогда хорошо сделал свою работу, если ее сущность все еще заключена.
                Он старался всегда хорошо выполнять свою работу. Грязную работу, чего уж там. Экскременты, гной и язвы – благоухающие цветочки по сравнению с теми  миазмами человеческих душ, с которыми ему приходилось иметь дело.
Марк представил себе сияющее пространство монашеской кельи, освещенной лишь слабым светом свечей. Тишина, покой и... никаких демонов.
                Он снова откинулся подальше назад теперь уже от полуистлевшей руки, норовящей вцепиться ему в горло, но вглядываться в ее хозяина не стал. Он стремился удержать мерцающий образ свечного пламени.
Красно-желтый треугольник повис в воздухе, прямо над ним и вся нечисть, клубящаяся вблизи, отшатнулась.
Он видел в слабеньком, бледно-оранжевом свете их кривляющиеся рожи, но приблизиться они, явно, не решались.
                Марк повел глазами вправо. Огонек послушно последовал за ним.
С визгом шарахнулась во тьму ведьма в истлевшем платье, едва прикрытая спутанными волосами.
Марк посмотрел влево, и уже чеченка-ракиня с воем исчезла во тьме. Тогда он заставил огонек метаться вверх, вниз, по сторонам, распугивая оставшихся чудовищ, которые перестали быть устрашающе-реальными, а превратились в бесплотные тени, тающие от желтого света бессвечного огонька.
                Марк задыхался и потел, но теперь не от недостатка воздуха, а от усилий, которые он прилагал, чтобы передвигать это невесомое пламя.
Пот тек у него по лицу, капал с кончика носа и заливался за уши.
Он почувствовал, как кто-то жесткой тряпицей вытирает его лоб, и открыл глаза, медленно приходя в себя.
                Над ним склонилось лунообразное лицо с раскосыми глазами эвенкийского мальчика – то ли ученика, то ли слуги шамана.  Мальчик приподнял голову Марка и приставил к его губам кружку с водой.
Марк сделал несколько глотков чуть отдающей железом воды и снова откинулся на спину. У него не было сил, чтобы встать.
В круглом чуме горел костер. Далеко раздавались людские голоса.
Где же сам хозяин?
                Он увидел массивную фигуру, надвигающуюся на него из темноты. Фигура приземистого мужчины казалась  больше из за множества одежд, шкур и талисманов, навешанных на нее.
Шаман тяжело опирался на длинный посох с крюком на конце и лопотал что-то сердитым голосом. Он приблизился к Марку и ткнул его в бок концом посоха. Вслушавшись в поток сердитых звуков, Марк понял, что шаман хочет, чтобы он убирался из чума.
Но почему? Ему казалось, что он выдержал испытание.
По крайне мере, он не умер, хотя мог бы, не сошел с ума, хотя был близок к этому, вернулся....
Может быть, именно это стало такой неожиданностью для шамана?
    -      Что такое? Что он говорит? 
    -      Он говорит, что прилетел вертолет и он хочет, чтобы ты уехал на нем. Он говорит, что ничему не может научить тебя. Он говорит, что ты все знаешь. Даже больше, чем он. Он сердится, потому что думает, ты хотел посмеяться над ним....
    -      Нет, нет! – Марк повернулся к шаману. – Я хотел, чтобы ты поделился со мной мудростью.
Шаман замахнулся на него посохом.
    -      Ладно, ладно.
                Марк с трудом поднялся и, пошатываясь, побрел к выходу. Откинув полог, он с наслаждение дышал чистым воздухом, который, словно живительный нектар разливался по его телу.
    -      Все равно спасибо, - бросил он в полумрак чума с застывшей в глубине его фигурой, и побрел к центру маленького поселения оленеводов.
Он не был расстроен или удивлен. Он давно уже стал фаталистом:
получилось – отлично, а нет – так значит, ему это и не надо.
                Он прихватил на ходу свой нетяжелый рюкзак, поблагодарил маленькую кривоногую эвенку, оказавшую ему гостеприимство, и направился к месту посадки вертолета. Уже через полчаса он стоял у трапа стрекозиного вида машины и договаривался с летчиками о том, что они довезут его до ближайшего районного центра, откуда  на попутной машине можно будет доехать до привычной цивилизации.
                Кто-то тронул его за плечо. Марк обернулся. Мальчик шамана робко улыбался ему.
    -      Ну, прощай, - сказал Марк, пожимая его тонкую руку. – Возьми, вот, на память.
Он порылся в карманах и протянул мальчику маленькую, величиной с мизинец, статуэтку из черного дерева. Она изображала какого-то неведомого африканского божка, и, неизвестно каким образом, вдруг завалялась у него в кармане куртки. Наверное, еще с «африканских» времен.
Мальчишка отступил назад, мотая головой.
    -      Возьми, возьми. – Марк вложил ухмыляющегося божка в ладошку пацана, и сжал ее. - Будешь в Москве, заходи.
    -      Он просил сказать, чтобы вы не обижались. – Быстро проговорил мальчик. – Он сказал, что вам нужно возвращаться. Он сказал, чтобы вы взяли вот это.
Он протянул Марку мешочек из оленьей шкуры, перехваченный бечевкой.
                Марк развязал шнурок и заглянул внутрь. В мешочке была небольшая бутылка из под водки, так называемый в народе, «мерзавчик», полный темной жидкости. Марк вытащил зубами пробку и понюхал. Пахло мерзко.
Это была та самая жидкость, которую он выпил перед испытанием. Марк знал, что состав ее представлял собою такой же секрет, как и способ получения обогащенного урана, и то, что шаман дал ему ее, свидетельствовало о признании его уровня. Это было сложно, но походило на дружественный знак.
                Марк закупорил бутылочку и оглянулся. В отдалении он приметил коренастую фигуру, опирающуюся на посох и, прижав руку к груди, отвесил полупоклон в ее сторону. Шаман надменно, едва заметно, кивнул в ответ, повернулся и исчез среди провожающих. Они небольшой кучкой толпились на безопасном от вертолета расстоянии.
Марк потрепал мальчика по прямым, черным волосам и, уже не мешкая,  поднялся в вертолет.



Глава вторая.                Рита.

                Рита внимательно следила за неспешными действиями Марии. На душе у нее было неспокойно. Слишком непредсказуемо развивались последние события.  Непредсказуемо и неуправляемо.
Рита, как ни старалась, не могла предугадать, что произойдет дальше. Подобное  предвидение, как правило, сильно облегчало жизнь, но в сложившейся ситуации  было  просто жизненно необходимо. Необходимо для предупреждения негативных последствий, прежде всего для прямых участников событий. Но последствия наступали, а Рита все не могла понять, к чему они ведут. Не могла,  хотя ощущала за происходящим чужую, упрямую логику.
                Вся цепочка происшествий и изменений, происходящих с Кириллом, Ларисой и Полиной, имела четкую, определенную цель. Но, какую? Конечный пункт назначения, к которому настойчиво  и умело подталкивали ее друзей, оставался для нее загадкой.
                Попытки включиться в ситуацию, используя свои способности и навыки экстрасенса, приводили к тому, что Рита ощущала себя крысой, загнанной в лабиринт, вынужденной бежать туда, куда ведет единственная, плавно изогнутая  пластиковая дорожка. Шаг  в сторону угрожал ударом тока, приступом безумия или  иным разрушением.
                Нет, конечно, Рита могла строить предположения и делала это. Она понимала, что некоторые из событий имели, очевидно прикладной характер. Сущность, которая чувствовала себя весьма некомфортно, пыталась добыть энергию для существования.
                Эффективное функционирование в плотном мире затратно. Оно требует большого расхода чистой духовной энергии. А где ее взять? Люди вырабатывают некоторую часть  такой энергии самостоятельно, другую часть берут из окружающей среды.
Охотнее всего энергиями обмениваются живые организмы — растения и животные,  менее охотно отдают ее неживые объекты — камни, здания, металлы. Человек чувствует это и  интуитивно использует элементы живой природы как средство скорой помощи при энергетических потерях больших объемов. Поэтому у горожан большой популярностью пользуются вылазки на природу, обзаведение домашними животными — доступными аккумуляторами живительных сил.
                Для подзарядки энергией камней или металлов требуется гораздо больше времени. Эти энергии более тяжелые, медленные и вязкие. Они подходят не всем. Многочисленные истории о камнях-оберегах и камнях-вредителях дают самое общее и весьма приблизительное представление о взаимодействии живой и неживой природы.
                В человеческом сообществе, конечно, главную роль играют энергии, вырабатываемые самими людьми. Некоторое количество их  расходуется на функции самого организма, остаток изливается вовне. К несчастью,  энергии, проецируемые наружу, не всегда незут позитивный заряд оптимизма, жизнелюбия, радости. То, что выплескивается из людей часто пачкает ноосферу не меньше, чем выхлопные газы или неисправная фекальная канализация.
                Желание не допустить повсеместного распространения духовных нечистот  заставило человечество выработать защитный механизм в виде библейских заповедей, мусульманских сур или даосиньских истин, направленных на очищение потоков энергии.
Эти ручейки, берущие начало в каждом из одухотворенных, мыслящих существ, постепенно сливаются в единый поток, образуя Энергетический Океан, омывающий Землю и являющийся не менее ценным ее достоянием, чем Океан Мировой.
                Энергетический Океан существует по своим законам, имеет свой круговорот и является источником информации и энергии для всего живого и неживого.
Знание законов Океана дается людям гораздо труднее, чем знания о живой природе вообще. И это — логично.
Человек живет в плотном мире, а энергия — есть нечто иное. Ее можно ощутить, можно измерить, но нельзя взять в руки или придать ей форму...
Но, кто знает, может быть обретение формы и является конечной целью сущности, разбушевавшейся в квартире у Лары? Может быть этот самый Артур решил, что ему рано становиться частью ноосферы и захотел  порезвиться еще некоторое время в человеческом теле? 
                Справляясь с волнением, Рита поерзала, устраиваясь в кресле
любимом кресле Кирилла, с которого открывался прекрасный вид на шедевр современного абстракционизма.
Она наблюдала, как Мария раскладывает на тумбочке у кровати нож с черно-белой  резной рукоятью, выставляет флаконы и самодельные мешочки из черного бархата, похожие на кисеты.
    -      Что в них?
Мария искоса, через плечо взглянула на нее:
    -      Травы, - обронила она коротко.
Рита поняла, что разговаривать не нужно. Она затаилась, стараясь  дышать как можно реже. Мария, тем временем, вышла в соседнюю комнату. Через несколько минут, она вернулась.               
                Облаченная в длинный балахон из небеленого льна, с бледным лицом и широко раскрытыми глазами, Мария выглядела слишком юной, чтобы справиться со своей задачей.
Юной и беззащитной.
Беззащитной, со своими тонкими запястьями, нежным изгибом щеки и жилкой, мечущейся под тонкой кожей на шее.
Для ножа эта кожа не станет препятствием. Даже кухонный резак, затупленный твердой плотью овощей, вскроет ее одним движением. А тонкое лезвие, что матово блестит на столике перед нею, нужно только приложить и легко надавить….
                На Риту снова накатила волна страха. Тошнота подкатила к горлу мохнатым удушливым комом. Она сжала подрагивающие пальцы, влажные и липкие, и заставила себя не думать. Не думать о крови, горячей и красной.
Особенно красной на бледной коже.
О крови полной молодых сил, молодой энергии. О крови, полной жизни.
                Рита не могла полностью заблокировать свой мозг от внешнего влияния, вкрадчивого и настойчивого, вползающего в мысли щупальцами агрессии и страха. Страха и надежды. Надежды и желания.
Блокировка почти наверняка помешает им с Марией, помешает их делу, но и идти на поводу у чужого извращенного сознания  она не собиралась.   
                Балахон на Марии был широким и, как показалось Рите, без швов. Круглая дыра для головы и две такие же или поменьше, для рук. Без пояса, без украшений. Только на груди, оттягивая шею, висел на толстой серебряной цепи большой круглый амулет.
Со своего места Рите не видела, что изображено на плоском круге.  Она стала гадать, что там может быть.Скорее всего, изображения символов стихий, которым преклонялись все или почти все народы на заре цевилизации...
Рита старательно представляла, что могло быть изображено на амулете: славянские охранительные знаки, кельтские письмена или иероглифы неведомой ей защитной магии…
    -      Твоя задача, - повернулась к ней Мария, - постараться воссоздать те картины, которые ты видела здесь. Воссоздать как можно более детально. Со всеми эмоциями, их сопровождающими.
Голос Марии звучал глухо и напряженно. Зрачки расширились, закрыв черными провалами светлую радужку. Она готовилась войти в транс.
Рита молча кивнула. Ей, Рите, это не составит большого труда. В последние дни ей часто снится огромный пласт слежалого песка, обрушивающегося на голову.
                Мария, между тем, подняла руки и выдернула заколку. Волосы, густым водопадом скользнули вдоль спины, закрыв бедра.
    -      Ух ты, - восхищенно прошептала Рита.
Мария дернула плечом, но не обернулась. Она запрокинула голову, обратив лицо к потолку, и начала что-то быстро говорить. Рита прислушалась. Слова звучали диковинно и не походили на латынь, который она, как любой врач, изучала в институте. Язык был глуховатый и круглый, словно у Марии во рту перекатывались гладкие камешки.
    -      Что это? Какой это язык?
Мария развернулась к Рите, с ожиданием глядя на нее.
    -      Арамейский...
    -      Да ты что? Это же язык Христа.
    -      Марк перевел на него некоторые заговоры. Давай, - нетерпеливо сказала Мария.
    -      Чего?
    -      Работай, - густые брови сдвинулись, глаза угрожающе блеснули. Рита торопливо сомкнула ресницы и
                ... она бежала по черному лесу с яркими точками молодых листьев на изломанных зимою ветках деревьев. Дыхание со свистом рвалось из ее груди. Прохладный воздух, напоенный запахами пробуждающейся природы, заполнял всю грудь так, что в ней ломило от его свежести и чистоты.
                Сильный толчок, прыжок, несколько мгновений свободного падения, от которого желудок подступил к горлу, мягкий удар.
Она заползла под невысокий уступ, нависающий над краем карьера, и попыталась перевести дыхание.
Пот струился по щекам. Рита вытерла его и почувствовала боль в оцарапанной щеке.  Она опустила глаза и увидела в руках куклу. Голубые куклины глаза бессмысленно таращились, пухлые розовые губы приоткрылись в безмолвном вопросе.
Она прижала куклу к груди и прислушалась. Над головою послышались шаги, потом голоса. Два голоса. Мужские. Она затаилась, старясь расслышать слова, но тут песчаная глыба, нависающая над нею, вздрогнула и обрушилась с тихим шорохом. Стало темно и тихо....
    -      Рита, Рита! Ты в порядке?
Над нею склонилось встревоженное лицо Марии.
    -      Почти, просипела Рита, с трудом переводя дыхание. – А ты?
    -      Нормально.
Рита снова посмотрела на Марию. Та была мрачна.
Что? Что было?
Он слишком силен. Я смогла только изолировать его. На время.
На время?
Заклинание не будет действовать долго.
Сколько?
Пару дней, не больше. За это время я постараюсь что-нибудь придумать.

* * *
    -      Ну, как? - Встретила их Нелли в кухне, включая кофеварку.
    -      Она говорит на арамейском, - кивнула Рита в сторону Марии.
    -      Но это же....
    -      Древнееврейский. На нем говорил Иисус.
    -      Я думала, на нем говорят только археологи.
    -      Археологи и Марк. Он достаточно свободно изъясняется и переводит.
    -      Даже заклинания, - встряла Рита, явно гордясь обнаруженным талантом Марка.
    -      Здорово, но я хочу знать: получилось?
    -      Частично, - опередила Рита Марию. – Кажется, Мария смогла нейтрализовать этого засранца...
    -      Кажется?
    -      Ничего нельзя сказать определенно. – Мария устало опустилась на стул. – Ничего. Или он слишком хитер, или его там нет...
    -      Нет?
    -      Конечно, он там!
                Рита содрогнулась, вспомнив ощущения, которые возникли у нее, когда она прижимала к себе куклу. Потребность, родившуюся спонтанно.
Она хотела вырезать глаза у куклы и положить их себе в карман.


Глава третья.                Кирилл.

                Кирилл ощущал себя существом, загнанным в угол. Именно существом, тварью, напуганной и агрессивной. Он видел отовсюду направленные на него взгляды. Одни были наполнены ненавистью, другие – презрением, третьи – любопытством.   
Что им  от меня нужно?
Он затравленно оглядывался по сторонам, стараясь не выдавать своего страха.
                Поведение толпы становилось все более угрожающим. Они сдвигались вокруг него, сплачивались, готовясь нанести удар. Он чувствовал это. Чувствовал кожей, тем особым стеснением в груди, которое всегда возникает в минуту опасности. Не вымышленной опасности, а реальной. Той, которая вливает в кровь изрядную порцию адреналина. Той, которая мобилизует все силы организма и направляет их к единой цели. Цели, не подвластной разуму. Цели, определенной инстинктом.
 Выжить. Выжить любой ценой.
                Почему эта женщина смотрит на него так пристально? Посмотрела и, заметив его взгляд, отвернулась, прижимая левую руку к уху, шевеля губами.
Она следит за ним. Следит и сообщает, что он делает.
Кирилл, исподлобья, взглянул на молодую темноволосую женщину. Она снова, мельком, глянула на него и  повернулась спиной. Кирилл незаметно приблизился к ней.
    -      Хорошо, я буду готова, - говорила она. – Дай мне еще полчаса.
Полчаса! У него только полчаса!
                Кирилл резко изменил направление движения и бросился ко входу в метро. Там, в толпе, ему будет легче затеряться, легче оторваться от преследователей.
                Он мчался по подземному переходу, налетая на людей, отталкивая их и не замечая недовольных выкриков и угроз, летящих  вслед. Вдруг кто-то схватил его за руку. Кирилл рванулся вперед, но этот кто-то крепко вцепился в рукав.
    -      Дяденька, подайте Христа ради.
Мальчик, лет десяти, причитал плаксивым голосом, скосив глаза.
    -      Ты что?  Тебе кто приказал...?
    -      Пода-а-айте, - плаксиво гундосил парнишка.
Кирилл перехватил его руку и крепко сжал тонкую, как палочка, кисть.
    -      Кто тебе приказал задержать меня?
    -      Ай, больно! – завопил мальчишка.
    -      Кто... приказал...?
Кирилл выворачивал мальчишке руку, не обращая внимания на его вопли.
    -      Мужчина, вы что? Прекратите!
Он безумным взглядом обвел замедлившую ход толпу. Из нее выплыло лицо строгой пожилой женщины.
    -      Отпустите мальчика!
Они уже собрались, изготовились. Сейчас они его схватят.
Кирилл, с глумливой улыбкой выпустил  мальчишку и предъявил им обе ладони с растопыренными пальцами.
                Мальчишка отступил к женщине, хныкая и нянча   руку.
    -      Как не стыдно, - в голосе женщины звучало  негодование. – Взрослый, сильный мужчина, а применяете силу к ребенку....
Они сужают кольцо, совсем прижимают его к стене. Через минуту уже не будет выхода.
Он заметил небольшой просвет  в группе людей. Щель.  В ней – спасительный вход с турникетом.
Не дослушав, он рванулся туда, и люди шарахнулись в стороны перед его исступленным лицом.
                Кирилл мчался  вперед по кафельным плиткам, перескакивая с эскалатора на эскалатор, кружа и запутывая следы. Наконец, он оказался на платформе. С одной стороны вздыбились темные гранитные стены, с другой – отвесно оборвался на рельсы пол.
Он оглянулся вокруг острым, затравленным взором. Вокруг – только равнодушные лица, погруженные в себя, в свои проблемы.
Оторвался!
Кирилл попятился к каменной скамейке и рухнул на нее, стараясь отдышаться.
Ему нельзя выглядеть странно. Ему нельзя тяжело дышать. Иначе, они найдут его.
Они ищут его,
он знает.
Они везде. И если он оторвался от них, то это не надолго,
он понимает.
У него почти нет шансов.
Может быть, только самый крошечный.
Его шанс – опережение. Опережать их на один шаг.
Всего на один шаг.
Пока у него получилось. Сейчас главное – не суетиться, не выделяться, залечь на дно.
Где это дно? Где они не будут его искать?
Дома, конечно, дома!
                Лариса, наверняка, вместе с их главным. Помогает координировать....
Она предала его. Продала.
Говорила ему Наташа.
Дурак! Он не слушал ее. Никогда не слушал.
Но теперь он все понял. Он понял, и все будет по-другому.
Он все сделает правильно.
Он сделает так, как нужно.
Все, нашли.
                Кирилл, краем глаза  увидел пожилого мужчину в длинном черном пальто.
Он сразу распознал это пальто.
Только они носят такие. Придурки! Разве можно не узнать  пальто? Даже если  лицо опухшее от перепоя и нос отливает цветом зрелой сливы.
Подсунули ему в филеры пропойцу. Хотят обмануть.
Этот, в пальто, суетится очень. Поглядывает на Кирилла.
Хочет подойти? Я сам подойду!
Кирилл выпрямился и смело пошел на мужчину.
Вдали свистит поезд и из тоннеля появляется призрачный электрический свет. В нарастающем гуле приближающегося состава, он подходит к соглядатаю.
    -      Ты че, парень, ты че? – пятится от него пальто.
Кирилл молча приближается.
У мужика слишком испуганное лицо для человека, занимающегося наблюдением. 
    -      Че я тебе сделал-то?
Состав надвигается с гулом и грохотом, тревожно посвистывая. Пальто балансирует на краю платформы, потом резко берет в сторону и исчезает среди тяжелых темных гранитных колонн.
Сквозь лобовое стекло электровоза маячит рассерженное лицо машиниста. Кирилл судорожно оглядывается, но мужчины в пальто нигде не видно.
                Кирилл протиснулся в вагон между сдвигающимися дверьми и стал, прислонясь всем телом к поручню.
Опять оторвался! Ему сегодня везет! Сегодня – его день. 
Значит, повезет и дома. Главное – не отвлекаться. Он должен довести дело до конца.
Главное дело в его жизни.
Он должен освободиться, наконец, от того, что мешает ему жить. И он сделает это.
Сделает обязательно...


Глава четвертая.                Рита.

                Рита уже несколько раз пересмотрела содержимое сумки. Было ощущение, что она что-то забыла.
Но что? Что?
    -      Андрюш, как ты думаешь, ей нужны игрушки сейчас? Она, все-таки, без сознания....
    -      Думаю, что ее любимые куклы Лара уже отвезла ей, а новые...
Андрей пожал плечами. Он мрачно наблюдал за суетой Риты, прислонившись плечом к стене и скрестив на груди руки.
    -      Понимаешь, мне хочется сделать для нее что-то приятное, значимое. От чего Полина, быть может, придет в себя...
    -      Рита, ты насмотрелась сериалов. В жизни все прозаичнее и грубее. Девочка в коме. Ты ей не поможешь.
Андрей выделил слово «ты» и Рита, с болью в сердце поняла, каких усилий требует это показное спокойствие от ее мужа.
                Она ведет себя неправильно. Поглощенная чужими проблемами, она совсем забросила семью.
Теперь, когда муж и сын были с нею рядом, она забыла, как ей не хватало их, как она тосковала. Наконец, когда они соединились, она не нашла ничего лучшего, чем свалить Петра Андреевича на отца, а самой – пропадать день и ночь на работе.
А, между прочим, у Андрея - отпуск. Он, наверное, хотел провести его  иначе.
                Рита подошла к мужу и прижалась лбом к его плечу.
    -      Прости меня, пожалуйста.
Андрей молча обнял ее, прижал к себе.
    -      Если ты думаешь, а ты, наверняка это думаешь, что мне безразлична судьба Лавровых, ты - ошибаешься. Я беспокоюсь о тебе. Ты слишком глубоко внедряешься в их проблемы. Они становятся твоими. Ты проживаешь чужую жизнь.
    -      Правда? Это, правда, так выглядит?
    -      Это не только так выглядит. Ты знаешь, что все так и есть! Но так же ты знаешь, что этого делать нельзя. Вспомни Марка. Он предупреждал. Он говорил, что главной твоей задачей является условие оставаться в стороне от ситуации. Это важно для тебя, твоей безопасности, но это же важно и для результата. Ты не сможешь помочь, если будешь наблюдать процесс изнутри. Важно видеть развитие со стороны, сверху.
 Сейчас, решая проблему Лавровых, ты никак не хочешь подняться над нею. Ты постоянно лезешь внутрь. Я не могу понять, почему. Из-за Лары?
    -       Когда-то я обидела ее. Я сказала, что Кирилл ей не нужен. Ее место, по-моему мнению, было рядом с Валерой.
    -      Ну и что? Я тоже так считал. Если кто и мог обуздать Валерку, то только Лариса. Тем более, он любил ее....
    -      Но она собиралась выйти замуж за Кирилла и сочла мои слова за пожелание ей несчастливого брака.
    -      Глупости. Во-первых, ты сказала ей то, что на самом деле чувствовала.
    -      Она всегда советовалась со мною в важных делах, а тут.... Я сама вылезла.
    -      Тем более...
    -      Нет, понимаешь, она не спрашивала, я сама решила ее предостеречь...
    -       Рита, не бери на себя слишком многого. Ты хотела как лучше. И потом: ты нарисовала ей только картину возможного развития событий. Они, кстати, развивались несколько иначе. 
    -      Да, это меня и смущает. Получается, что я действительно не желала ей счастья.
    -      Если тебя это сильно беспокоит, поговори с Марком. Он, возможно, более сведущ в ваших делах. Ты меня не хочешь услышать.
    -      Нет, для меня очень важно то, что говоришь ты. Правда! Просто сейчас все так трагично.... Я чувствую себя бессильной.
    -      Это проблема, в первую очередь, Лары и Кири. Они должны прилагать усилия. Они! От тебя требуется только легкая корректировка их действий.
    -      Нет, здесь все немного не так. Там враждебная сущность....
    -      Откуда она появилась? Чем питается? Ими! Их страхами и комплексами, их одержимостью! Они ее поддерживают, и я совершенно не понимаю, почему ты должна рисковать жизнью....
    -      Давай поговорим об этом после. После моего возвращения от Полины.
                Рита оглянулась и заметила Петра Андреевича. Ее сын стоял, насупившись, в той же позе, что и отец, и слушал их разговор.
    -      Сынок, ты давно здесь стоишь? А хочешь....
Рита почувствовала внезапное озарение. Полина и Петька всегда ладили. Может быть, его визит будет ей приятен?
    -      Хочешь поехать со мной к Полине?
    -      Куда?
    -      В больницу. Ты же слышал, она в больнице.
    -      Я не поеду.
    -      Почему?
    -      Ее там нет.
    -      Петенька, Полина заболела. Она без сознания, конечно, но может быть, она услышит, кто к ней пришел и ей будет приятно....
    -      Ее там нет.
Петр Андреевич опустил руки и с вызовом посмотрел на мать.
    -      Где она?
Рита почувствовала, как страх сжал ей сердце. Страх и предчувствие.
    -      Она не там...
    -      Рита, отстань от сына. Он хочет сказать, что Полина не осознает, кто  ее навещает. Не понимаешь?
    -      Да?
Рита растерянно посмотрела на своих мужчин.
    -      Ну, ладно, я и так задержалась. Поеду, пожалуй. Я на связи.
Она махнула на прощание рукой, с зажатым в ней мобильным телефоном.
Звонок домашнего аппарата был ей ответом.
    -      Если это Лара, скажи, что я уже ушла.
Она прихлопнула дверь, а Андрей поднял трубку.
    -      Алло, алло! – раздался далекий голос Марка.
    -      Привет, Марк! Я только что тебя вспоминал!
    -      Я уже еду! Звоню из поезда. Мне разрешили.... - последние слова потонули в треске разрядов.
    -      Повтори, не слышу!
    -      Кирилл... Кирилл...
    -       Что? Что?
    -      Его нельзя оставлять без присмотра.
    -      Кого?
    -      Кирилла. С ним нужно побыть до моего приезда.
    -      Найди его и... я приеду завтра... пусть Володька....
Дальнейшие слова окончательно потонули в треске и грохоте разрядов. Потом в трубке запищало, и раздались короткие гудки.
Так! Еще одна проблема!
Андрей быстро набрал номер лаборатории.
Володе срочно нужно найти Кирилла. Найти и быть рядом с ним.


Глава пятая.                Володя.

                Володя несколько раз нажал на кнопку звонка. Он чувствовал, как накаляется ситуация. Он ощущал опасность. Ту опасность, от которой холодеет внутри и которую невозможно осмыслить, потому что не понимаешь ее.
                Она существует, это бесспорно. Он чувствует ее зябкое дыхание, ее пьянящее присутствие, но эта невозможность увидеть, взглянуть ей в лицо, эта невозможность понять: откуда? – заставляет сердце трепетать как заячий хвост.
                Еще Володя ощущал страшную неловкость от того, что он вынужден будет сделать.
Он откладывал этот момент. Откладывал и откладывал...
Но теперь, когда на дворе была ночь, когда несколько раз звонила Лариса с сообщениями о том, что Полине не стало лучше, что она не приходит в себя и не подает никаких признаков жизни, кроме тех, что могут фиксироваться многочисленными приборами, пленившими маленькое тельце, он больше тянуть не мог.
                Володя вздохнул и вставил ключ в замочную скважину.
Он ненавидел такие ситуации. Он ненавидел себя в такой ситуации.
Никогда в других обстоятельствах он не стал бы входить в чужую квартиру.  Как вор. В квартиру, брошенную ее хозяевами. Ему нужно было проверить: не вернулся ли Кирилл, а если вернулся, то действовать по обстоятельствам, - либо вызвать бригаду психиатров, либо милицию.
    -      Черт, черт, черт, - бессильно ругался Володя. – Почему я?
Но он понимал почему.
Просто больше было некому.
                У Кири, точно, съехала крыша.
И это - через несколько дней после проведенного лечения!
Сами факты говорил об этом. Либо лечение было проведено неверно, либо диагноз был ошибочным.
Правда, оставалась еще возможность того, что Кирилл, как всякий уважающий себя сумасшедший, смог обмануть окружающих.  Причем, самых опытных и знаменитых докторов.
Володя покрутил головой и улыбнулся:
Киря в своем, неподражаемом репертуаре.
                Он вошел в темную прихожую и щелкнул выключателем. Мягкий свет высветил  уютную обстановку, полную милых мелочей и удобных приспособлений в виде тумбы для обуви, исполняющую, одновременно, роль мягкого пуфика. Или ажурной салфеточки на столике под зеркалом.
У них с Нелли никогда не будет такой славной прихожей. Никогда.
                Его жена была лишена недостатка, присущего большинству женщин – страсти к собирательству салфеток, фарфора, мебели и еще множества  дорогих для женского сердца вещичек.
Она была приверженицей аскетизма. Впрочем, как подозревал Володя, не без тайного умысла: скромно и строго обставленную квартиру было легче убирать. На это неблагодарное занятие, а, по словам Нелли, – убийство времени - она тратила минимум сил. Зато и их дом больше походил на мотель за городом, чем на семейное гнездо.
    -      Есть кто живой? - окликнул Володя. Он не ожидал услышать ответа, просто проверял, на всякий случай. 
                Конечно, Кирилла здесь нет. Он долго звонил и если бы Кирилл был здесь, он бы уже обозначил свое присутствие.
Однако для очистки совести, Володя решил заглянуть в спальню. Куда же еще?
Заколдованное место.
                Он прошел  по коридору, нащупал круглую ручку и повернул ее.
Дверь тихо отворилась. Легкие шторы, закрывающие окно, почему-то пропускали совсем мало света. Володя опустил кнопку выключателя и застыл, затаив дыхание.
Казалось, сверху на него обрушился ушат ледяной воды, заставивший замереть сердце и остолбенеть от внезапного шока.
Кирилл был дома. Он лежал в кровати и спал сном младенца. Спал, прижимая к груди картину.
Но не это поразило Володю, не это заставило его задохнуться и схватиться за ручку двери, в поисках какой-либо, пусть шаткой опоры.
                Над головой у Кирилла, на стене, где прежде висела картина, высилось чудовищное сооружение, неизвестно какими силами держащееся на вертикальной поверхности. Володя заставил себя отлепиться от двери и сделать шаг в комнату, чтобы рассмотреть его.
                Сооружение представляло собою большую полку, прибитую двумя громоздкими держателями. На полке размещались несколько погасших свечей, дымящаяся курительница, источающая  навязчивый запах восточных благовоний, лежал увядший букетик мелких полевых цветов и, главное, – стояла большая фотография Наташи.
                Володя присмотрелся: края фотографии были неровно обрезаны, словно Наташино изображение было вырезано откуда-то. Он перевел взгляд на пол и увидел обрывки и обрезки искромсанной фотографии. Как во сне, Володя поднял обрывок и всмотрелся. На нем виднелся глаз и часть щеки. Несомненно, это была ... Нелли....
                Володя несколько секунд обозревал разгром, учиненный в спальне: перевернутое кресло, опрокинутый столик с косметикой, разбросанные всюду флакончики и баночки, разбитый торшер. Он смотрел и чувствовал, как иррациональная паника охватывает его.
Где Нелли? Что с ней?
Он должен немедленно найти ее и убедиться, что все в порядке!
Почему Кирилл изорвал фото с ее изображением? Что если в его истерзанном мозгу родилась невероятная идея, и он решил навредить Нелли?
Володя оглянулся вокруг, ища подтверждение своим страшным подозрениям.
                У кровати он увидел шелковый шарфик. Он поднял его, и ком тошнотворного страха перехватил ему горло. В его вздрагивающих пальцах был тот самый шарфик, который завязала вокруг шеи  Нелли, сегодня утром.
Он точно помнил этот момент.
Она надела черную трикотажную кофточку с глубоким вырезом и прикрыла декольте этим кокетливым ярким шарфиком.
                Володя развернулся и бросился прочь из квартиры.
Он должен был немедленно найти Нелли и убедиться, что с нею все в порядке.


Глава шестая.                Рита.

                Рита поднялась на рассвете. Накануне она поздно вернулась домой из больницы и еще долго, лежа в постели, перебирала в уме впечатления. Она вспоминала постаревшее лицо Елены Игоревны, ее виноватый и одновременно умоляющий взгляд, каменную Лару.
Рита понимала ее подчеркнутую неприступность. Если Лариса расслабится, позволит  пожалеть себя, то уже не сможет собраться.
Она сейчас единственный человек, который еще может брать на себя ответственность. Ответственность за мужа, ребенка и совершенно потерявшуюся мать. 
Как бы Рита хотела ошибаться во всем, что касалось Ларисы! Она бы пережила даже ее смертельную обиду и разрыв отношений. В обмен на собственную неправоту.
                На кухню заглянула заспанная физиономия Андрея, послышалось шлепанье босых ног Петра Андреевича и вот он, теплый и  розовый со сна, забрался к ней на колени, прижался  и тихо засопел носом, досматривая последний сон.
    -      Ты рано уходишь.
Сын невнятно выговаривал слова, зарываясь лицом в свитер на ее груди.
    -      Мы с Нелли  снова едем навестить Полинку. Она в больнице, помнишь, я вчера говорила?
    -      Угу, - Петр Андреевич глубже вжался лбом в ее грудь. – Она в садике.
    -      Петь, а Петь, просыпайся! Полинка не дома и не в детском саду. Она – в больнице. Вторые сутки.
    -      Нет, она – в садике.
    -      Мы с Нелли сегодня поедем к ней.
    -      Нет, Нелли – не едет....
Рита, в недоумении, развела руками. Ее назидательную речь, которую она приготовилась произнести, прервал звонок.
                Из прихожей послышались голоса Нелли и Володи. Рита прислушалась. Интонации были приглушенными, но, кажется, ничего срочного. Тогда она снова перевела взгляд на сына и с укоризной покачала головой. Петр Андреевич ответил ей упрямым взглядом. Рита пожала плечами и обернулась к друзьям:
    -      Петр Андреевич утверждает, что Полина в детском саду!
    -      Она в больнице, - Нелли  вошла в кухню, нервно потирая руки. – Я звонила сегодня Ларе. Пока без перемен.
    -      А еще он говорит, что мы туда не поедем?
Тон Риты, нарочито-насмешливый вначале, к концу фразы поднялся так, что прозвучал вопрос.
    -      Боюсь, Рита, что нам, действительно, незачем туда ехать. Нужно посоветоваться, что делать с Кириллом.
Вошедший следом за женой Володя, рассказал о том, что он видел в квартире у Кирилла и Ларисы.
                Алтарь с фотографией Наташи не очень удивил Риту, остальные, похоже, находились в шоке. Их молчание было прервано звонком в дверь.
    -      Кто это? В такую рань? – удивилась Нелли.
В прихожей громко-радостно зазвучали мужские голоса и в кухню,  уже перегруженную посетителями, втиснулся Марк.
    -      О, Марик! Ты откуда? – Нелли выразила общее замешательство при виде их исчезнувшего товарища и облегчение, которое все испытали. – У нас тут дела творятся, как раз по твоей части.
    -      Значит, я не опоздал?
    -      Не известно.... Хотя, в любом случае, замечательно, что ты приехал.
Рита спустила на пол Петра Андреевича и подтолкнула его в комнату:
    -      Шлепай, включи мультики.
Малыш с готовностью отправился к телевизору, а в маленькой кухне, зажатые между столом и плитой, друзья устроили настоящий военный совет.
                Володя коротко отчитался о своем вчерашнем визите к Кириллу, Рита поведала о странных видениях в квартире, Нелли посвятила Марка в подробности исчезновения Артура Комова, а Андрей, охраняющий вход в кухню от любопытства Петра Андреевича, выразил свое возмущение всей чертовщиной, которая творится вокруг и в которую вновь оказалась втянутой его жена.
                Марк молча слушал все версии и излияния своих друзей, покачивая головой. Наконец, не выдержав, Володя спросил:
    -      Ты понимаешь что-нибудь в этом? В самом деле, что за хрень  творится с Ларкой и Кирей?
    -      Понимаю. Им не повезло встретить «потерянного».
    -      Какого?
    -      «Потерянного». Понимаешь, существует поверье, что часть людей не понимает или не принимает факта своей смерти. Их сущности или души не могут смириться с этим. Такие фантомы находятся в пространстве, затерянном между мирами. Его называют «сумеречной» или «серой зоной». Обитатели этого пространства связаны временем. Они находятся в неком тупике, ограниченном их земными страстями.
    -      Чушь какая-то, - фыркнул Андрей.
Отнюдь, - доброжелательно улыбнулся ему Марк. – Об этой зоне известно очень давно. Вспомни Сизифа и его бесконечные усилия, мгновения призрачного успеха и печальный поворот судьбы. Или Тантала. Каждый раз, когда он тянулся к пище или воде, он не мог взять их, чтобы утолить  терзающих его голод и жажду. Или водоносов из Гадеса. Они носят воду в дырявых кувшинах....
Конечно, можно возразить, что эти мифы – лишь аллегория к земной жизни, но поверь, о странной и мрачной промежуточной зоне давно известно людям. Возможно, эта зона – лишь воплощенное человеческое разочарование..... Судя по вашим рассказам, вы, ребята, столкнулись с обитателем именно этой зоны. Его оригинальность состоит в том, что он продолжает  «развлекаться» тем же, чем и при жизни.
    -      От него можно избавиться? – Володя первым пришел в себя и проявил уже профессиональный интерес.
    -      Можно попробовать..., - обронил Марк, не глядя на друзей.
    -      Как?
Рита чувствовала возбуждение. Наконец, что-то начало проясняться,  и она жаждала полной ясности в вопросе.
    -      Можно будет попытаться войти в эту зону и выкурить его оттуда.
    -      Ничего себе!
    -      Хорошенькое дело!
    -      Кто этим будет заниматься? – возбужденно заговорили все разом.
    -      Как это сделать?
    -      Хорошие вопросы, - усмехнулся Марк. – И главное, все по существу. Однако, по порядку: я знаю, как это сделать, но не знаю: кто?
   -      А ты..., - Нелли смотрела на него с надеждой. – Ты не мог бы сам? Лучше тебя никто не справится....
    -      Дело в том, что попасть в зону можно с помощью пары капель одного средства. Его дал мне шаман, у которого я ... гостил. – Запнулся Марк. - Ты права, Нелли, лучше меня никто бы не справился, но я не могу принимать его.
   -      Почему?
    -      Часто им нельзя пользоваться. Так что давайте подумаем: кто это может быть.
    -      Сначала расскажи, как оно действует.
    -      Как и все средства подобного рода.
 Марк пожал плечами, стараясь говорить небрежно.
    -      С его помощью человек входит в состояние измененного сознания, состояние перехода....
    -      То есть, клинической смерти, - уточнила Нелли.
    -      Ну, не знаю, является ли оно состоянием смерти, - уклончиво ответил Марк. - Только  других способов проникнуть в Зону человечество не знает.
    -      Так, ясно. – Володя возбужденно вскочил и заметался в тесном пространстве. – Пойду я.
    -      Нет, постой! – Нелли сжала руки. – Никуда ты не пойдешь! Как ему можно будет помочь, если он не сможет вернуться?
    -      Он вернется! Я же вернулся....
    -      То – ты, а то – он! Я против кандидатуры Володи в принципе, но хочу знать: как можно будет вернуть его?
    -      Может, провести реанимацию? – неуверенно предложила Рита.
    -      Конечно! Это так легко! – в голосе Нелли звучала истерика.
    -      Не легко, но и не невозможно, упрямо нахмурилась Рита. – Вызовем Котьку Большакова. Он работает в Склифе. Присутствие специалиста не повредит....
    -      Решено! – поднялся Володя. – Рита, позвони своему реаниматору...
    -      Реаниматологу, - поправила его Рита.
    -      Все равно. Позвони ему, попроси приехать в лабораторию. Думаю, там нам будет удобно.
                Володя вопросительно посмотрел на Риту и, дождавшись ее одобрительного кивка, продолжил:
    -       Я предлагаю Марку все же съездить со мной к Кириллу. Во-первых, посмотрим, как он там, а во-вторых, сам все увидишь.
    -      Принято, - коротко ответил Марк.
    -      Тогда я поеду в лабораторию, и все приготовлю там, - предложила Рита.
    -      Поедем лучше с нами, - не согласился с нею Марк. – Ты уже вступала с ним в контакт. Может быть, он захочет сделать это еще раз.
    -      Тогда я тоже поеду, - вмешался Андрей. – Вообще, я Риту одну не отпущу...
    -      А Петр Андреевич?
    -      Я могу взять его с собой. – Нелли обняла мальчика за плечи. - Мы сначала договоримся с Большаковым, потом поедем в лабораторию и приготовим все там к вашему приезду. Тем более, я на машине. Мы должны быстро управиться.
    -      А твой шеф? – с надеждой спросил Андрей. – Он не будет против?
    -      Не будет. К тому же сегодня он с отчетом на ковре у начальства, выбивает финансирование. Так что едва ли в течение ближайших пары дней его можно будет увидеть на работе.
    -      Точнее, выпрашивает финансирование и ублажает спонсоров, - засмеялась Рита.
    -      И почему эта дрянь не завелась в доме кого-нибудь из них? Сразу бы отстегнули кругленькую сумму....
    -      Лучше не смешивать божий дар с яичницей, - заметил Марк. – Если думать о материальном, о вознаграждении, то, невольно, помогаешь другой стороне....
    -      Это имеется в виду сатана, под прикрытием золотого тельца? - ерничал Володя.
    -      А ты кому служишь? – не остался в долгу Марк.
    -      Не поминайте черта! – сердито заметила Рита.
    -      Ну, определенно не тому, о ком говоришь ты! – Володя дружески пихнул Марка.
                Шутливо препираясь, одергиваемые Нелли и Ритой, они, наконец, разошлись по своим делам.


Глава седьмая.                Консилиум.

                Переступив порог квартиры Лавровых, Володя, первым делом, направился в спальню.
Кирилл был там. Он лежал на кровати и спал. Все оставалось в том же виде, как и накануне, но сегодня, при свете дня,
или в присутствии Марка
обстановка казалось немного другой. Об этом Володя поведал Марку, который подошел к комнате, но не спешил войти в нее. Он остановился на пороге, мельком взглянул на спящего Кирилла, а потом направился обратно, к входной двери.
                Рита и Андрей, не рискнувшие пройти без разрешения в квартиру и топтавшиеся у порога, с интересом следили за Марком. В его поступках просматривалась логика плановых действий.
                Сначала Марк осмотрел кухню. Он поводил руками над раковиной, обеденным столом, исследовал поверхность стены, смежной с гостиной. С непроницаемым, суровым видом, он посетил ванную, быстро вернулся оттуда, заглянув по пути, в туалет. Затем обследовал, подобным образом, гостиную и детскую.
В детской его внимание привлекли куклы, сидящие в ряд у кровати Полины. Он потыкал им пальцем в глаза, словно пробуя на прочность. Голубые, зеленые и коричневые, с черными кружками зрачков и прорисованными радужками, они, заметила Рита, выглядели вполне натурально.
В ее детстве не было еще таких технологий, и куклы взирали на мир пустыми пуговицами равнодушных глаз.
Наконец, они добрались до спальни.
                Потолкавшись в тесном пространстве коридора, сгрудились у входа, глядя на Кирилла. Если бы не мерное дыхание, иногда прорывающееся легким сопением, если бы не равномерное, в такт ему, колыхание грудной клетки, можно было бы подумать, что Кирилл  уже свел счеты со своей печальной жизнью.
                Марк прошел вперед и, наклонившись, внимательно всмотрелся в спящего. Он тронул его прохладный лоб, приложил пальцы к сонной артерии, словно пробуя пульс, и взял за руку.
Рита вытянула шею, чтобы не упустить ничего из происходящего, но Марк только осторожно разжал пальцы Кирилла и вынул из ладони большую перламутровую пуговицу. Серую, с розоватыми разводами и двумя крупными дырками посередине. Рита удивленно моргнула: пуговица была ей откуда-то знакома.
Где она видела такие?
Впрочем, последующие действия Марка не дали развиться этому вопросу. Он небрежно уронил руку Кирилла и, поставив на кровать сумку, извлек из нее глиняную чашу на ножке,  деревянную дудочку и мешочек, похожий на кисет.
                Он взгромоздил чашу на полку с фотографией Наташи, отмерял в нее, аккуратно щепотку мелкой сухой травы и поджег ее.
Воскурился пряный, сладковатый дымок.
Марк влез  ногами на постель и ощупал стену, потом подвинул чашу ближе к двери и, пятясь, едва не наступил на спящего Кирилла.
    -      Осторожно, - вскрикнула Рита, сделав движение по направлению к ним. – Ты его разбудишь!
    -      Едва-ли, - пробормотал Марк, занятый собственными мыслями. Он спрыгнул с кровати и, отвечая на немой вопрос Риты, сильно потряс Кирилла. Тот никак не отреагировал на это  бесцеремонное обращение.
    -      Он что – того? – почему-то шепотом спросила Рита.
    -      У него не обычный сон. Нечто вроде летаргического состояния, - Марк снова думал о чем-то. – Располагайтесь удобнее. Нам придется побыть здесь некоторое время.
                Володя и Андрей,  до этого молча стоявшие в дверях и наблюдающие оттуда за Марком, прошли вглубь комнаты. Володя поставил перевернутое кресло на ножки и вежливо предложил его Рите. Сам он присел рядом на ковер, скрестив ноги по-турецки. Андрей сел у стены, с другой стороны кресла. Марк  отступил к изножию кровати и подул в потемневшую от времени дудочку.
                Полилась странная тоскливая мелодия. Она струилась, волновалась, переливалась и закручивалась, оставаясь непрерывной. Создавалось впечатление, что из инструмента - отдаленного подобия старой свирели выливается широкая струя звука, которая начинает жить собственной жизнью, образуя родник музыки.
Родник живет своею жизнью. Он стремится туда, где  сольется с другими  родниками и они вместе, широкой звуковой гладью, побегут по бесконечному океану акустического эфира.
Володя чувствовал, как отяжелела голова, как начали смыкаться ресницы. Эта музыка действовала на него завораживающе. Он тряхнул головой и широко раскрыл глаза, но это мало помогло.
Непрерывная, тягучая мелодия. Паутина снов. Мир грез и фантазий.
                Он взлетает в седло, которое оказывается слишком высоко над землей. Так высоко, что Володя вздрагивает, морщится и протягивает руки вперед, готовясь зареветь во весь голос, только бы не оставаться на этой пугающей высоте. Снизу на него ободряюще смотрит отец.
    -      Я здесь, сын.
Его теплая рука ложится ему на ногу. Она такая сильная, надежная, эта отцовская рука, что Володя мгновенно успокаивается. Он оглядывается вокруг и не может сдержать удивленного возгласа.
                Отсюда, сверху, мир кажется иным. Он оказывается больше, ярче и увлекательнее, чем если смотреть на него с его, Володиных, метра с кепкой.
Он сам чувствует себя больше и значительнее.
Конь под ним всхрапывает, подергивает шелковистыми боками, но Володя не боится. Он знает, что конь не сбросит его, пока отец рядом, пока он ведет этого роскошного жеребца под уздцы, оглядываясь на сына и улыбаясь ему.
                Володя осматривается, машет знакомым ребятам и маме, которая стоит поодаль, с тревогой и гордостью  на лице. Рядом с мамой он замечает другую фигуру. Страшно знакомую.
Кто? Кто это?
Он поворачивается в седле, следя за фигурой глазами. Поворачивается слишком сильно, теряя опору и понимая, что упадет.
Он резко выпрямляется, стараясь восстановить равновесие, но соскальзывает с коня. Соскальзывает неудержимо,
падает, падает, падает.....
Володя встрепенулся и открыл глаза. Он тяжело дышал, по лицу текли крупные капли пота.
                Музыка еще звучала, медленная и колдовская, но теперь она не имела над ним власти. Постепенно приходя в себя от своего короткого и странно реального сна, Володя оглянулся.
Его друзья были все еще в плену у музыки. Андрей дремлет, сильно наклонившись в бок. Вот-вот упадет. Глаза Риты, напротив, широко раскрыты. В них плавает удивление и ужас. Она напряженно смотрит в угол, протягивает руку и что-то шепчет.
    -      Рита, кто там?  Кого ты видишь?
Володя потянулся вперед и тронул холодное плечо Риты.
    -      Наташа! Там Наташа!
Марк перестает играть и оборачивается к ним. Голос его напряжен:
    -      Рита, что она делает?
    -      Она смотрит....
    -      Попробуй поговорить с нею.
    -      Ната, это ты?
    -      ...
    -      Почему? Что я тебе сделала?
    -      Что она говорит?
    -      Она злится. Говорит, что мы лишили ее покоя.
    -      Нет, это ты лишила покоя невинных. Ты сама не понимаешь, во что превратила жизнь Кирилла и Ларисы!
Володя чувствует себя немного глупо, поскольку обращается к пустому месту,
но так ли это?
Похоже, Рита, в самом деле, видит и слышит кого-то.
    -      Она говорит, что они сами этого хотели.
    -      Хотели? Лара хотела комы для Полины и психбольницы для мужа?
    -      Она говорит, что это был его выбор. Она только помогла ему понять, что он хочет. Только помогла ему....
    -      Чушь! Это – бред! Никогда Наташа не сделала бы подобного. Она было доброй. Ты помнишь, Рита, какой она была?
    -      Да, она была доброй, - подтверждает Рита, напряженно глядя в угол.
    -      Так скажи ему, Рита! – Голос Марка звучит напряженно. – Скажи, что мы знаем, что он - не Наташа. Скажи, что мы знаем, что это он....
В ответ раздается громкий хлопок, похожий на выстрел. Это лопается незажженная лампочка в торшере. Мелкие осколки дождем  фейерверка разлетаются вокруг. Они острыми блестками усыпают ковер и мерцают, словно алмазная пыль.
                Андрей подскакивает от громкого звука и удивленно оглядывается вокруг. Кирилл продолжает спать, словно ничего не происходит. Он даже не вздрогнул, не повернулся, не вздохнул. Володя отметил это автоматически, краем сознания, занеся этот факт в  несуществующий протокол ситуации.
    -      Мы знаем, кто ты. Вернее, предполагаем, - умиротворяющее говорит Рита. – Скажи, что  тебе нужно? Чего ты хочешь? Может быть, мы можем тебе помочь?
    -      Рита, с кем ты разговариваешь?  - Голос Андрея дрожит. Он напряженно всматривается в угол. – Кто там?
    -      Тише, - обрывает его Рита, предостерегающе подняв руку.
Она испуганно оглядывается и срывается с места.
    -      Ты куда? – кричит Володя.
Он мчится за нею. Рита врывается в кухню. Там из повернутых на максимум горелок сильной струей бьет газ.
    -      Ребята, сюда!  Мы сейчас все взлетим на воздух.
                Володя пытается завернуть краны, но они, словно припаянные, не двигаются с места. Газа становится все больше. Володя чувствует его сильный запах, ему кажется, он видит, как воздух в комнате постепенно вытесняется им. Кто-то бесцеремонно толкает его и  Андрей, орудуя откуда-то взявшимся ключом, перекрывает газ на центральной трубе.
Марк открывает окно. В кухню врывается вместе с воздухом, запах выхлопных газов и шум городского дня: гомон людей, детский смех и плач.
    -      Вот черт. - Только и смог сказать Володя, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
    -      Тише! – Марк поднимает ладонь, требуя всеобщего молчания.
                Шум воды, широкой струей бьющей из крана, заставляет их броситься в ванную. Но теперь Андрей действует неспешно. Он тщательно перекрывает воду на основных стояках и, постепенно, ее бурление затихает. Из комнат снова раздаются громкие хлопки и звон разлетающихся стекол. Рита смотрит на Володю потемневшими глазами.  Он угрюмо качает головой.
    -      Пойдем, Рита. - Голос Марка мрачен, но решителен. - Он объявляет нам войну, пытается запугать нас. Значит, он сам нас боится.
                Марк возвращается в спальню, и остальные бредут за ним, чутко вслушиваясь в тишину квартиры.
    -      Где он? Ты видишь его?
    -      Да, но теперь он... она стала такой...
    -      Какой? Ну, быстрее, - поторопил Марк Риту. – Он стал плохо виден? Он разрядился?
    -      Да, кажется, - неуверенно бормочет Рита.
    -      Хорошо. Это – хорошо.
Марк задумывается.
    -      Так, ребята. Нам нужно возвращаться в лабораторию сейчас же.
    -      Но как же Кирилл?
Они посмотрели на спящего. Он все еще спал, но теперь беспокойно. Дыхание его сделалось прерывистым, он вздрагивал и стонал во сне.
    -      Думаю, в таком состоянии тот ничего ему не сделает. Нужно идти.
                Пока Володя возился с дверным замком, а Марк и Андрей давали ему советы, Рита прошла в кухню, открыла холодильник и налила себе стакан воды. Ее зубы стукнулись о край стакана.
Пока все идет так, как они хотят, но это благополучие кажущееся. Она знает, она чувствует: сегодня настанет час икс. Час, когда им придется встретиться с «потерявшимся» лицом к лицу.
Им? Или ей?
Она повернулась, чтобы поставить стакан на полку, аккуратно закрыла шкаф и обвела взглядом кухню.
Ларину кухню, сумевшую сохранить почти безупречный порядок даже в тяжелые времена.
                Рита вышла в прихожую и наклонилась, чтобы взять сумку, брошенную, в спешке, на пуфик. Движение в глубине узкого коридора, ведущего к спальне, заставило ее поднять глаза.
     В дверях спальни возник силуэт. Кирилл шел к ним широко раскрыв невидящие глаза, покачиваясь и размахивая руками в такт шагам.
                Рита уже видела однажды такую походку. Она сможет узнать ее из тысяч других. Это механическое движение вперед, размеренное и неотвратимое.
Зомби. Так ходили зомби, возглавляемые их хмурой предводительницей Мартой.
Рита снова издала бессвязный звук. Она хотела сказать что-нибудь, обратить внимание мужчин, занятых дверью и замком на то, что приближалось к ним сзади, но не могла произнести ни слова.
Рот ее наполнился вязкой слюной, похожей на  расплавленную жвачку.
Единственный звук, который Рита смогла исторгнуть, было тихое мычание. Беспомощное, монотонное мычание. Такое тихое, что она сама могла едва различить его.  Но оно было услышано. Андреем. Он обернулся и, проследив  за ее, полным ужаса взглядом, схватил за руки Володю и Марка.
Остальное происходило в полной тишине.
                Кирилл, подойдя к ним на расстояние броска, не стал мешкать ни секунды. Он сильно рванул вперед, стараясь разбить их союз тяжестью своего тела. Если бы он весил больше, его маневр, несомненно, имел бы успех, но Кирилл  был худощав, и ребята устояли.
Они мгновенно перегруппировались, взяв в кольцо высокую фигуру Кирилла, с болтающимися вдоль тела руками. Кирилл двигался неуверенно, словно человек с атрофированными, непослушными мышцами. Такие мышцы бывают у людей, лежащих долго и неподвижно. Они, поднявшись с кровати, вынуждены учиться заново управлять своим телом, осваиваться с забытой длиной рук и ног, с положением центра тяжести. Их движения  - это движения марионеток, вынужденных проговаривать и осмысливать каждое сокращение мускула, каждое изменение тела в пространстве.
                Будто получив команду, Кирилл вяло согнул руки в локтях и попытался нанести удар куда-то вперед и вверх, но промахнулся. Еще миг и - он  исчез под грудой тел.
Рита, закусив ладонь, смотрела на возню у ее ног. Через минуту все было кончено.  Связанного Кирилла перенесли в гостиную и уложили на ковер. Иногда он  пытался подняться, дергал руками и ногами, а потом опять застывал, с закрытыми глаза. Бледный, недвижный, он походил на спящего...
или мертвого.
                Некоторое время они наблюдали за Кириллом: Андрей – настороженно, Марк – хмуро, Володя – с состраданием.
    -      Его нельзя оставлять одного. Он может задохнуться.
Володя повернул на бок запрокинутую голову Кирилла и поправил пальцами ему язык.
    -      Да, он задохнется. - уверенно подтвердила Рита. Она сказала это хладнокровно, безаппеляционно, констатируя факт и не глядя на мужа. Впрочем, даже так, не поворачивая головы, она ощущала на себе его напряженный, предостерегающий  взгляд.
    -      Тогда оставайся, Володька. Справишься?
Марк оценивающе посмотрел на Володю.
 –- Не беспокойтесь.
Рита почувствовала, как расслабился Андрей.
                Он боялся, что я захочу остаться? Но мне не справиться с Кириллом, если он вдруг очнется. А Володя – может. Бедный, он еще не догадывается, что  ждет его в лаборатории. Получается, что больше некому...
Она улыбнулась мужу ободряюще и просительно одновременно
Ты не сердишься на меня?
 и обрадовалась его ответной улыбке.


Глава восьмая.                Рита.

                В лаборатории собралось  пестрое общество: психиатр, реаниматолог, биофизик, колдун. Рита подумала о них и слабо улыбнулась. Она всю дорогу спорила с Андреем, который свистящим шепотом досаждал ей своими тревогами.
Было очевидно, что в свете последних событий единственным человеком, который мог отправиться в сумеречную зону, оставалась она. Володя выбыл из игры и Андрей то рвался заменить его на дежурстве у Кирилла, то принимался пилить Риту за ее «безответственность».
                На самом деле, Рита  понимала, он страшно боялся за нее. Боялся, что она не справится с ситуацией и не сможет вернуться.
    -      Там же будет врач, - отбивалась она. – Доктор, специалист. Он будет контролировать мое состояние и как только возникнет какая-то непредвиденные обстоятельства, он вмешается. Тем более, там будет Нелли. Уж она-то, будь уверен, точно проконтролирует всех: и Большакова, и Марка ....
Кажется, упоминание о Нелли, в самом деле, успокоило Андрея, правда ненадолго. Помолчав несколько минут, он снова принялся бубнить об опасности затеянного.
Наконец, Рита не выдержала:
    -      У тебя есть другие предложения? Андрюша, милый, мне самой не по себе, прошу: не усугубляй!
    -      Вот, видишь! – встрепенулся Андрей. – Ты беспокоишься, значит, сама чувствуешь провальность  плана.
    -      Нет, не провальность! Просто мне не по себе из-за необычности ситуации. Конечно, я боюсь, но вопрос решен, и я прошу тебя поддержать меня, а не запугивать...
Они так и не договорились, но Андрей замолчал, демонстративно отвернувшись к окну, за что Рита была ему благодарна.
                В лаборатории к ним бросился Петр Андреевич и, прижимая к себе пушистую головку сына, Рита внезапно поняла, что она, на самом деле, напугана. Сильно напугана. Она боится не вернуться к этому теплому, родному человечку, к Андрею, к друзьям, в этот мир.
                Марк, кажется, понял ее состояние. Он отвел ее в угол и подверг подробному инструктажу, больше похожему на психологическое давление тренера на боксера перед решающим матчем. Впрочем, его инструкции сводились к одному - настоятельной рекомендации не бояться.
Чего?
Всего, что она встретит или увидит там...
    -      А ты боялся? – прямо спросила его Рита.
    -      Было дело, - неохотно признался он. – Но главное – не поддавайся. Ты сильнее всего того, что может тебе там встретиться.
Он невольно вздрогнул, вспомнив отвратительных существ, окружавших его плотным, сжимающимся кольцом.
    -      Сильнее, - повторил Марк с нажимом. – Иначе, я не разрешил бы тебе отправиться туда. Ты только помни: мы отсюда окажем тебе поддержку.
    -      Какую?
    -      По обстоятельствам. Но мы тебя не бросим. Пожалуйста, запомни это:
не бросим!
    -      Хорошо...
Рита почувствовала облегчение.
Конечно, они помогут ей.
Конечно, все будет хорошо.
    -      Готово! – послышался бодрый голос  Большакова. – Можно начинать.
Рита торопливо поцеловала сына и подтолкнула его к выходу.
    -      Уведите его.
                Нелли взяла Петра Андреевича за руку, и, что-то шепча ему на ухо,  повела за ширму. Мальчик шел, не отрывая больших встревоженных глаз от матери.
    -      Андрюша, побудь с ним, - попросила Рита, укладываясь на стол.
Пока Большаков опутывал ее проводами и присосками, она попыталась выбросить из головы все мысли и тревоги.
В первую очередь, потемневшие, круглые глаза сына.
Все, что связывало ее с этим миром. С родным, домашним миром, полным друзей, любви и счастья.
                Боже мой, как она, оказывается, была счастлива! У нее было все, буквально все, что только может желать человек, женщина!
И она может потерять это «все»! Ради чего? Нужна ли ее жертва тем, кому она приносит ее?
Ларе? Возможно она брезгливо пожмет плечами: «Я же просила не вмешиваться!»
Кире? Станет ли он собой когда-нибудь, чтобы можно было спросить его об этом?
Полине? Вот Полине – может, нужна! Она слишком мала, чтобы бродить по сумеркам одна, без родителей, без друзей. Всеми покинутая, недоумевающая,
Где мама?
Папа, ты там?
Почему все молчат??
Кто-нибудь, ответьте мне!!!
испытывая то, что дети испытывать не должны: чувство потери и боль предательства. Предательства близких.
    -      Все, поехали! - Рита одним глотком проглотила вонючую жидкость из фарфорового лабораторского тигля, играющего роль чашки, и подавила рвотный позыв. Прижав ладонь ко рту, она старательно задышала носом.
    -      Терпи, терпи, - послышался удаляющийся голос Марка.
Это было последнее, что  услышала Рита.

* * *
                Она оказалась в темном гулком пространстве. Вокруг не было ничего, совершенно ничего, даже воздуха, только  абсолютная, льнущая к коже темнота.
Темнота и пустота.
По ощущениям, эта пустота распространялась бесконечно в стороны, вверх и вниз. Рита парила в ней, постепенно сливаясь с нею, растворяясь, сама превращаясь в пустоту, в темноту.
                Черный мрак, окружающий ее, был особенный, не похожий ни на что другое, что приходилось видеть или переживать Рите. Он был
совершенно точно
 живым. Движущимся и трепещущим. Возможно, разумным.
По крайне мере, Рита чувствовала, как он просачивается сквозь ее кожу, смешивается с ее кровью, заполняет ее тело, делая его тяжелым и гулким, как вползает в мозг....
                Ее сознание постепенно замещалось мраком, этой живой и голодной тьмой, с наслаждением пожирающей ее.
Свет! Здесь должен быть свет!
Рита прокричала это той малой частью сознания, которая еще сопротивлялась мраку, тем крошечным остатком разума, который желал вернуться, желал увидеть сына, желал жить....
Здесь, точно должен быть свет. Я знаю это, я уверена в этом.
Она зажмурилась изо всех сил, закрыв лицо руками, храня маленький островок своей личности, светящийся, словно крошечное чудесное солнце в абсолютной темноте.
Но тело ее, переполненное мраком, медленно  опускалось вниз. Оно погружалась в беспредельную глубину. Погружалась медленно и неотвратимо.
Погружалось.... 
Она не могла это остановить.
     -      Помогите, я падаю!
страх заполнил каждую клеточку ее тела.
    -      Я  падаю прямо
 в преисподнюю ...
Конец.

* * *
    -      Дыхание поверхностное, пульс нитевидный..., - услышал Андрей холодный голос реаниматолога.
Он рванулся из-за ширмы к столу. Рита лежала перед ним бледная, с приоткрытым ртом и закрытыми глазами. Он наклонился над ней и взял еще теплую руку.
Рука остывала. Это было ужасно. Он чувствовал, как она остывала, как падала температура тела женщины, которую он любил.
    -      Идите к черту со своими экспериментами, - закричал он, в беспамятстве.     - Она умирает! Сделайте  что-нибудь!
    -      Андрюха, - Марк сильно сжал его руку. - Пока все идет по плану. Она не умерла. Она просто перешла....
    -      Перешла? Ты называешь это так? Она не дышит! Ты сам сказал!
Орал Андрей, обращаясь к Большакову, со смущенным видом стоявшему у Ритиного изголовья. Тот изо всех сил сжимал край стола, чтобы скрыть дрожь в пальцах.
                Марк отодвинул Андрея в сторону.
    -      Сколько у нас времени? – спросил он у врача.
    -      Теоретически, двадцать минут.
 Большаков был бледен. Щеки его тряслись.
    -      Десять! – вмешалась Нелли. – Десять и ни минутой больше! Андрюша, тебе лучше пойти к Пете. Я пригляжу за ней здесь.
    -      Да?
 Андрей диким взглядом смотрел на жену. Тело ее начало мелко дрожать. По рукам и ногам пробегали судороги.
    -      Значит, она – жива?
    -      Тебе лучше уйти. Не нужно это видеть, - прохрипел Марк севшим голосом. – Иди!
Он подтолкнул Андрея за ширму.
    -      Поговори с Петром Андреевичем. Он напуган не меньше тебя. Постарайся, чтобы это все не травмировало его....
                Андрей, тяжело двигая ногами, словно во сне, медленно прошел за ширму. Он сел за стол, обхватив голову руками.
    -      Не волнуйся, пап, мама  вернется.
Тонкие руки  обвили его  шею и Андрей, взрослый мужчина, обрадовался этой поддержке ребенка.
Его ребенка.
Гениального Ритиного ребенка, который знал все.
 Он еще не ошибался. Он ни разу не ошибался.
Андрей поверил ему. Поверил, и понемногу стал приходить в себя.

* * *
                Окружающее изменилось. Рита почувствовала это. Оно стало менее агрессивным. Оно уже не старалось поглотить ее. Ощущение падения тоже исчезло, как исчез и страх. Рита почувствовала под ногами твердь. Она осторожно поскребла каблуком, потом топнула ногой. То, что было под ногами, не поддалось, не провалилось. Она отлепила, наконец, руки от лица и приоткрыла глаза.
                Рита стояла посередине чего-то. Чего-то заполненного туманом. Заполненного до краев,
если эти края имели место быть
под завязку.
Серая непрозрачная дымка окутывала ее со всех сторон, распространялась вверх. В бесконечность. Туда, откуда свалилась Рита.
Возможно, это было не так, но Рита так чувствовала, так ощущала и, поскольку вокруг не было ничего, что могло послужить опорой для ее последующих догадок и предположений – ни звуков, ни цветов, ни запахов, - то Рита доверилась своим ощущениям.
                Она старательно рассмотрела туман. Попыталась поймать его пальцами, растереть, но ожидаемых капель влаги на пальцах не осталось. Туман не имел вещественности, но был реален. Он был и его не было. Рита вздохнул: «Парадокс сумеречной зоны. Сколько такого здесь еще?»
                Она, все-же, постаралась найти сходство тумана с чем-нибудь знакомым, провести параллели с чем-то понятным. Она решила, что больше всего туман походил на густые клубы дыма
...или облака...
    -      Может быть, я в раю? – мелькнула шальная мысль, но Рита тут же отбросила ее.
В раю нет сумерек. Там - свет. Свет и любовь.
Она там, где должна быть. Она там, куда стремилась. В сумеречной зоне, в «terra incognita», куда закрыт свободный доступ. Рита с любопытством огляделась.
                Серая пелена легко клубилась и перемещалась, но, все равно, более чем на пару десятков сантиметров вокруг ничего не было  видно. Тогда она присела и пошарила руками под ногами. Шершавая поверхность, на которой она стояла, походила на асфальт, но даже так, сидя на корточках, Рита не могла разглядеть ее. Она наклонилась ниже, всматриваясь в темно серую массу под ногами.
                Мимо кто-то прошел,  зацепив ее краем одежды.
Или не зацепил, а просто взмутил этот туман, который был гораздо плотнее привычного земного тумана.
Или она была…легче, чем на земле. Разряженней....
Рита потеряла равновесие от неожиданности. Чтобы не упасть, оперлась на руки. В голове замельтешили мысли:
Я – призрак? Я не одна. Здесь есть обитатели. Призраки… Призраки? Опасны? Опасны… Могут причинить вред? Мне или Полине? Что делать?
Она вскочила на ноги и, первым делом, осмотрела свое тело.
Обычное тело. Вполне ощутимое.
Она поднесла к глазам руку:
не просвечивается….
Порядок! С ней все в порядке! Тем не менее, Риту не покидало странное ощущение. Она чувствовала себя более легкой, невесомой и...
более беззащитной, чем обычно.
                Рита поежилась и боязливо огляделась. Может быть, ей показалось, но туман, пока она исследовала себя, как будто, поредел. Сквозь него проступили предметы, контуры домов и деревьев.
Оказалось, что она стоит на обычной городской улице. Улице обычного туманного утра, когда ночь уже оставила город, но солнце еще только собиралось взойти из-за высоких домов. Прохожих, в такой час, конечно, бывает мало. Но сейчас они были.
                Молодой мужчина прошел быстрым шагом совсем рядом. Он двигался целеустремленно, слегка наклонив голову. Он не взглянул на Риту, стоявшую на его пути, просто обогнул ее, как столб, и исчез в  тумане. Рита, приоткрыв рот, смотрела ему вслед. Кто-то толкнул ее, довольно бесцеремонно. Она машинально посторонилась и обернулась.
Пожилая женщина, с растрепанными седыми волосами, что-то ворча себе под нос, прошаркала мимо нее.
    -      Э-э-э, - обратилась Рита к ней, - извините....
Но старуха не обратила на нее никакого внимания, продолжая вполголоса что-то бубнить.
    -      Извините, - Рита снова обратилась к фигуре женщины средних лет, волочивших тяжелую хозяйственную сумку. Та даже головы не повернула в ее сторону.
    -      Простите...
Старик, тяжело опираясь на палку, с загнутой крючком ручкой, простукал мимо.
    -      Так-так, - озадаченно протянула Рита. – Ладно, попытаемся по-другому.
                Она устремилась вперед, зорко поглядывая по сторонам. В тумане мелькнуло темное пятно. Подойдя ближе, Рита обнаружила  худощавого молодого человека, лет тридцати.
Он возраста Артура. Возможно, приведет к нему.
Она пошла за развевающимися полами его плаща, вокруг которых образовывались маленькие воронки-завихрения из серого тумана.
«Молодые парни всегда крутятся в одних и тех же местах. Они должны пересечься», - убеждала она себя, машинально потирая озябшие руки.   
Человек перешел через улицу и вошел в какое-то здание. Рита поспешила за ним, остановившись на секунду перед входной дверью, чтобы прочесть вывеску: «Бар «У Максима»».
Она шагнула через порог и...
                ...оказалась на земле. В привычном мире.
Это был материальный мир. По крайне мере, люди, которые ходили по залу, официантки и бармен были из плоти и крови.
Они были живыми.
Рита сразу поняла это: слишком разительным был контраст туманной улицы и  наполненного звуками и жизнью помещения. 
                Служащие, облаченные в  фирменные робы, сновали между столиками. В баре приятно пахло сигаретным дымом и коньяком. И здесь было теплее, гораздо теплее, чем на улице.
Ритин спутник присел за ближайший столик, уставленный бутылками разного калибра. За столиком уже сидели двое мужчин и девушка. Они болтали, смеялись и потягивали пиво из высоких запотевших стаканов.
Человек в плаще протянул руку, одним движением взял полупустой стакан и поднял его.  Его пальцы проскользнули сквозь стекло, ухватив воздух.
Он – призрак, - поняла Рита. – Мы с ним призраки.
                Словно подтверждая ее догадку, к столику подошла девушка. Она села на стул, на котором уже сидел мужчина в плаще. Он проскользнул сквозь нее, недовольно отряхиваясь и ругаясь сквозь стиснутые зубы. В это же самое  мгновение Рита поняла, что так разозлило его. Сквозь нее прошла рука бармена и какофония образов, мыслей и звуков, ярких и дисгармоничных, на мгновение оглушила ее.
Деньги…лед…ликер…Лизка – дура… снова деньги…
                Пока Рита приходила в себя, ее спутник ходил по бару, пытаясь ухватить бутылку или стакан. Тщетно! Его руки без задержки проходили сквозь стекло, сквозь столы и стулья, сквозь барную стойку. Однако он с маниакальным упорством пытался снова и снова.
Сумасшедший, - пожала плечами Рита, наблюдая как «плащ» опасно наклоняется в сторону, лавирует между столами, избегая любого, даже случайного контакта с людьми.
Нужно уходить, - решила Рита.  - Здесь нет того, кто мне нужен.
Но уходить не хотелось. В баре бвло все так привычно, знакомо, а за дверью ее ждал влажный холодный сумрак, полный неизвестных опасностей. Ей нужно было отыскать одну из них. Ту, что звалась Артур Комов, и попытаться...
Что попытаться?
                Только здесь, ощутив контрастность двух миров Рита поняла, насколько безуспешна, обречена на провал вся ее затея. Она поняла, насколько самонадеянно было явиться в призрачный мир с мирровоззрением и законами мира плотного.
Здесь они были ничем. Здесь не работали их законы и здесь они не могли ей помочь. Здесь их просто не существовало.
                Отчаяние вновь охватило ее. Отчаяние забирало ее силы, лишало воли, наполняло тяжелой густотой серого тумана. Рита слегка раскачивалась на стуле в такт своим невеселым мыслям, когда на стул напротив опустилась еще одна тень. Рита замерла и медленно подняла глаза. Ее взгляд наткнулся на горячечный блестящий взор. Черные глаза тускло мерцали в полутьме бара.
                Рита не любила черные глаза. Слишком живо они напоминали ей о самых тяжелых и страшных днях ее жизни. О первой встрече с неведомыми черными силами. Силами, превосходившими ее природные способности многократно.
Слишком живо они напоминали ей о существовании иной морали. Морали жестокости, мести, беспощадности.
Рита вздогнула, потому что мысли эти обрушились на нее огромным удушающим комом, неся эмоции испытанного отчаяния, боли, безысходности. Когда же женщина заговорила, Рита вообще забыла, что должна дышать.
                Слегка наклонившись вперед, часто оглядываясь женщина спрашивала громким свистящим шепотом
Он здесь? Он придет? Он послал тебя?
Кто? - Рита, наконец проглотила слюну, оцарапавшую ей горло и шепот ее был таким же сиплым, как и у ее собеседницы. Рита с изумлением рассматривала длинноватый, тонкий, с легкой горбинкой нос, высокий лоб и тонковатые губы. Не слушая ее, женщина говорила тихо, горячо
Передай Рашиду, что я все сделал, как он сказал. Она взорвалась сама. Раньше, чем я нажала на кнопку. Передай, что я не виновата. Я выполнила свою часть. Пусть он теперь сдержит свое обещание. Зареме нужны хорошие лекарства....
Неожиданно и торопливо, женщина вскочила и пошла к двери. Выходя она оглянулась, ища взгляда Риты и слегка, заговорщицки, наклоняя голову, словно они уже о чем-то договорились.
                Рита прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Ей срочно нужно уходить отсюда. Срочно. Иначе она снова ввяжется в историю, а у нее есть дело. То дело, ради которого она пришла сюда. 
Рита быстро прошла к двери и, не утруждая себя ее открыванием, скользнула прямо через  нее на серую улицу, полную клубящегося тумана.
Куда дальше? Куда?
Она оглянулась в тоске.
                Время поджимает. Она чувствует, что его остается мало. Совсем мало. Мир словно слегка уменьшился, разрядился. Улицы уже не казались такими же широкими, как в реальности, дома — такими же высокими.  Воздух ощутимо похолодел и вдали, в конце улицы, проглядывающей сквозь туман, Рита заметила небольшие завихрения, как будто у  поверхности асфальта зародились крошечные смерчи. В совершенно неподвижном воздухе...
                Рита заторопилась.
Где же искать Полину?
«Полина – в садике... Полина в садике». Она вспомнила, как Петр Андреевич упрямо твердил сегодня об этом.
В садике? Почему - нет?
Нужно пытаться.  Нужно действовать. И быстро. Это место выпивало из нее силы. Она чувствовала усталость и нарастающую апатию. Она чувствовала дрожь окружающей ее Зоны. Чувствовала, что та готовится измениться.
Рита видела истончающийся контур улицы и увеличивающиеся количества крошечных вихрей, кружащих как маленькие серые юлы.
Но как? Где найти этот «садик»? Может быть, это не детский сад, а сквер?
Рита пожалела, что не расспросила Петра Андреевича подробнее.
 Где же он?
                Рита снова огляделась. Справа от нее  просвечивала через туман  небольшая группка деревьев. Рита побрела к ней. Побрела  по инерции. Она помнила, что в ее собственном детском саду игровые площадки распологались в тени старых вязов. Петя, правда, ходил в сад, расположенный посреди многоэтажных серых домов, но даже там кто-то посадил несколько чахлых деревцев и кустиков.
                Рита перешла через дорогу и приблизилась к деревьям. Чахлым деревьям с изломанными черными ветками, лишенных листьев.
    -      С экологией в Зоне плоховато, - усмехнулась она занемевшими губами. - ну, что там у нас?
 Она не удивилась,
нет!
на это у нее уже не осталось сил. Она просто с удовлетворением констатировала: деревья, действительно,  росли на территории незнакомого детского сада. В глубине виднелось приземистое здание, вокруг которого, вперемешку с зелеными насаждениями теснились детские площадки.
                Рита взялась обеими руками за ажурную решетку забора, ограждающего территорию сада от улицы. Решетка заканчивалась заостренными, в виде пик, прутьями, протянувшимися на высоту в полтора человеческих роста.
Рита отметила это про себя, совершенно машинально, как и то, что на этой серой улице, полной серого смога, она  осталась единственной реальной фигурой.
Не смотря на ухудшающуюся видимость, Рита обнаружила, что не проходит сквозь предметы.
Этот  ее теперешний мир, мир призраков, не хотел ее. Он уходил, оставляя Риту одну. 
                Стараясь не поддаться пораженческим настроениям, Рита прижалась к решетке лицом и стала рассматривать копошащихся за оградой немногочисленных ребятишек. Конечно, Полина была  среди них. Она сосредоточенно ковыряла песок лопаткой, насыпала его в серое ведерко.
Рита почувствовала глубокую жалость к этой милой девочке. Девочке, волею обстоятельств, попавшей, сюда, в призрачный серый мир. Попавшей преждевременно, по чужой воле...
    -      Они прелестны, - неожиданно разделся у нее над ухом мягкий голос. – Я обожаю смотреть, как они играют.
Рита медленно повернулась. Рядом с нею, так же прижавшись лицом к решетке, в глубину площадки смотрел Артур....


Глава девятая.                Петр Андреевич.

                Громкий стук упавшего стула вывел Андрея из ступора, в котором тот пребывал с момента перехода Риты. Он обернулся.
    -      Нелли, скорее,  - закричал Андрей, подхватывая на руки бесчувственное маленькое тельце.
Сшибая стол, стоящий на пути, Андрей ринулся в лабораторию. Он увидел напряженные лица, округлившиеся глаза, обращенные к нему.
    -      Что случилось? -  Нелли первой пришла в себя.
    -      Я не знаю! Он вдруг упал.... Что с ним?
К ним уже спешил Большаков, на ходу вставляя в уши горошины стетоскопа. Он послушал сердце Пети, подняв верхнее веко, заглянул в глаза.
    -      Кома! – объявил он громко и благоговейно. – Ребята, мы так не договаривались. Реанимация детей – не моя специальность. Я не...
    -      К черту специальность! – воскликнула Нелли. Она побледнела, губы ее тряслись. - Клади его на стол, рядом с Ритой, живо!
Андрей послушно пристроил Петю рядом с матерью, тщательно поправляя его вялые ножки и складывая руки.
    -      Я вообще не понимаю.... Я требую... я... Реанимацию, сейчас же!
    -      Прекрати истерику! - Прикрикнула на Большакова Нелли. - Давай, начинай!
Она взглянула вопросительно на Марка. Тот посмотрел на часы и мрачно кивнул.
                Большаков стал вскрывать ампулы и набирать  лекарства в огромный шприц. Было видно, что привычная работа приносит ему облегчение.
    -      Для Петра Андреевича, - с трудом выговорила Нелли. Она тоже принялась готовить инъекцию. – Возьмем соответствующую дозу.... Марк, приготовь нашатырь!
Она бросила флакон Марку, показав ему взглядом на бледного, едва держащегося на ногах Андрея. Тот понимающе кивнул.
    -      Ну, с Богом!
Две иглы вонзились в руки и прозрачный раствор стал переливаться из шприцев в голубые веточки вен.

* * *
    -      Полина, деточка, иди сюда! – громко позвала Рита.
Полина оторвалась от своего занятия, посмотрела на нее сонными глазами, потом,  узнав, заулыбалась.
    -      Иди ко мне, иди к тете Рите. – Надрывалась Рита.
Наконец, Полина поднялась с земли и направилась к ней. Она шла неторопливо, немного косолапо, ставя ноги носками внутрь. Шла и улыбалась.
Рита попыталась улыбнуться ей в ответ, но улыбка примерзла к ее губам. Девочка радовалась не ее появлению.
Она улыбалась Артуру. Она шла к нему.
                Рита посмотрела на своего соседа. Он тоже улыбался, глядя на приближающуюся девочку. Он протянул ей руку и она, в ответ, тоже протянула ему свою.
    -      Стой! - Крикнула Рита. – Погоди! Зачем она тебе нужна?
Артур опустил руку и удивленно обернулся к ней.
    -     Зачем? – спросил он потрясенно. – Зачем?
Он покачал головою.
    -      Она такая красивая, посмотри! У нее чудесные волосы, правда! Ты видишь?
Рита, не отрываясь, следила за его горящим восхищением лицом.
    -      У нее чудесные глаза. Необыкновенного цвета. Совершенно необыкновенного....
    -      Они, вероятно, будут украшением твоей коллекции, - крикнула Рита, вне себя.
    -      Ну, да, - он удивленно оглянулся на нее, как будто это было слишком очевидно.
    -      Ну, нет! – голос Риты сорвался на визг. – Я не отдам ее тебе!
    -      Это плохо, - промурлыкал Артур, снова протягивая руку к Полине. - Возьми меня за руку, детка.
    -      Нет, не бери! Не бери! - мольба Риты не возымела действия.
Полина доверчиво вложила пальчики в раскрытую ладонь Артура.
    -      Вот так, раз, два, три....
Полина стояла теперь между ними, между Ритой и убийцей. Она стояла между ними, но вся была повернута к нему, к его обворожительной улыбке, к его сладкому, как патока, голосу.
    -      Полина, Полина, девочка, - взывала Рита. – Посмотри на меня! Тебя ждет мама. Она послала меня за тобой. Она хочет, чтобы ты пришла к ней....
    -      Мама? – Полина, словно просыпаясь от глубокого сна, оторвала глаза от Артура и посмотрела на Риту.
    -      Ну, да! Это я, тетя Рита! Ты узнаешь меня? Узнаешь? – заплакала Рита. Она заплакала от бессилия, понимая, что проигрывает этому сладкоголосому монстру. – Прошу тебя, прошу....
    -      Почему ты плачешь, Рита? - Полина освободила пальцы из руки Артура и вытирала  мокрые щеки Риты. – Не плачь, не надо....
                Рита осознавала, что настала решающая минута. Полина должна выбрать, куда и с кем ей идти.
Она хотела так много сказать девочке, так о многом предостеречь, но только бессильно плакала, не в силах произнести ни слова.
    -      Хватит, идем! -  Артур взял Полину за плечо. Голос его утратил обманчивую сладость и напрягся. – Пойдем со мной!
Рита схватила Полину за другую руку. Девочка теперь находилась между ними, удивленно и испуганно,  глядя на них.
    -      Идем! – Артур резко дернул ее к себе. Полина заплакала.
    -      Не трогай ребенка, дурак, - крикнула Рита. Она не решалась сильно тянуть Полину, опасаясь сделать ей больно, поэтому, постепенно, вся троица сдвигалась в направлении, которое выбрал Артур.
    -      Отвяжись от нее! – просила Рита. – Зачем она тебе?
    -      Я слишком много вложил... в... эту... девочку, чтобы теперь отказаться от нее.
Артур задыхался от напряжения. Его лицо покрылось мелкими бисеринками пота.
    -      Тем более, у нее такие чудесные...
    -      Заткнись! – в ярости заорала Рита. – Заткнись! Ты ее не получишь!
    -      Еще как получу, усмехнулся он в ответ. – Ты сама знаешь, что получу.
    -      Погоди! – Рита остановилась от неожиданной мысли, пришедшей ей в голову. – Погоди! А...нельзя заменить ее кем-нибудь?
    -      Кем? - Артур остановился,  заинтересованный неожиданным предложением. – Кем?
    -      Ну, мною...
На самом деле, Рита совсем не желала стать заменой Полине. Она тянула время, надеясь отыскать хоть какой-то выход. Она хитрила.
    -      Ты? – Артур рассмеялся.
Он хохотал долго и смачно, откинув голову назад. Его подбородок, с глубокой ямкой посередине, подрагивал от смеха, но рука, крепко вцепившаяся в плечо Полины, не разжималась.
    –      Нет, ты слишком...старая... Извини!
Он снова захохотал.
    -      Сволочь! – бессильно прошипела Рита.
                Отсмеявшись, Артур определенно утратил интерес к ней. Для него все уже было решено. Он сильнее потянул Полину за собой. Рита сделала несколько шагов, отчаянно моля о спасении, о маленьком шансе. Крошечной надежде.
    -      Артур!
Рита замерла. Ей почудилось, или она на самом деле услышала женский голос?
    -      Артур!
    -      Кто здесь? – Артур был явно огорошен. – Это ты, Тина?
Тина? Это еще кто?
Рита не помнила никакой Тины. Рита не знала никакой Тины.
Она  вся напряглась, не зная, чего ожидать от появления еще одного действующего лица.
Кто она? Друг или враг?
Судя по реакции Артура, они знакомы. В ее голосе слышится настойчивость, мольба и ...
Я, наверное, сошла с ума. Да, именно в такой последовательности: умерла и сошла с ума.
нежность.
Неужели кто-то может испытывать теплые чувства к этому уроду?
    -      Артур! – Из тумана выступила невысокая женская фигура. Рита успела заметить короткую мальчишескую стрижку и радость на лице женщины. - Ты перестал приходить, мне стало не хватать тебя... Никто больше не показывал мне мир. Я тосковала, Артур. Ты стал частью моей жизни. Я помню каждую минуту, проведенную с тобой...
Артур закатил глаза и покачал головой, словно призывая  свидетелей своего терпения.
    -      Тина! Ты навыдумывала себе глупостей. На самом деле, ты мне была нужна только для контакта. Ты давала мне энергию. Твои эмоции, твоя кровь....
    -      Нет, Артур! Все было гораздо глубже, чем ты думаешь. Теперь, здесь, я поняла, для чего ты занимался со мною, но эта кровь... она связала нас. Как и тебя с этой девочкой...
    -      Какая кровь? – лихорадочно думала Рита. - Кровь из порезанной руки Полины? Лара говорила, что Полина измазала ею стену...
    -      Теперь мы должны вместе пройти весь цикл. Мы вместе: ты, я и девочка. Но ей – еще не срок. Она присоединится к нам в ее время.
    -      Бред! Она будет с нами прямо сейчас!
    -      Артур, не упрямься! – в голосе Тины Рита услышала укоризненные, почти материнские нотки. – Ты знаешь, что все будет так, как должно быть. За нами уже пришли.
Две светящиеся фигуры выплыли из серого тумана и остановили поодаль от  Тины.
    -      Пойдем! У нас будет время все вспомнить и все обдумать....
    -      Нашла дурака! Я должен поверить во всю эту чепуху? Мне дадут время?! Оно у меня есть! Я не пойду никуда!
    -      Пойдем! Там ждут тебя те, кто любил тебя...
    -      Оставь свой сопливый бред для девчонки. Она пойдет с нами!
Он сильно дернул Полину, но Рита не выпустила ее руки.
                Полина по-прежнему безвольно болталась между ними.
    -      Мы сейчас разорвем ее на части, - с ужасом подумала Рита.
Она сделала еще несколько шагов к Артуру.
    -      Конечно, разорвем, - услышала она насмешливый ответ на свои мысли. – Тебе придется отпустить ее.
    -      Мы не можем заставить тебя, - услышала Рита незнакомый голос, - но будет лучше, если ты пойдешь с нами....
Голос был густой и мощный. Он заполнил собою все пространство вокруг. Даже туман, их окружающий и сжимающися вместе с пространством, отступил, освобождая место для этого голоса.
Говорила одна из светящихся фигур, которая появилась вместе с Тиной.
                Рита внимательнее всмотрелась в них. Они отличались от всех, кого Рита видела в этой сумеречной зоне. Прежде всего своею реальностью и внушительностью. Фигуры выглядели внушительными, хотя размерами не превышали ни Риту, ни Артура. Внушительность происходила от силы и уверенности, переподнявших их.
Уверенности облаченных властью.
Артур тоже знал это. Он еще сопротивлялся, но без азарта,  по инерции. Словно маленький испорченный мальчик, оттягивающий момент подчинения. Подчинения авторитету, силе, мудрости.
                Рита заметила небольшое, но совершенно определенное сияние белого света, окружающее загадочные фигуры. Она прищурилась,наводя фокус. Тонкая полоска-контур стала заметнее, но при этом появилось и странное ощущение.
Рита видела фигуры в длинных, свободных одеждах, развевающихся при ходьбе, но  не могла рассмотреть их. Они словно были вне поля ее не зрения, -  видения. Она не могла даже сказать, кем были эти фигуры – мужчинами или женщинами. Чем старательнее она их рассматривала, тем расплывчатее становились детали их облика.
                Рита прикрыла глаза ладонью, защищаясь от слепящего сияния, которое, определенно усилилось. Полина же, напротив, рассматривала фигуры спокойно, широко раскрытыми глазами.
    -      Хочу к маме, - неожиданно произнесла девочка.
При звуке ее голоса Артур сразу сник. Пропала его нагловатая самоуверенность, хамство. Он больше не играл роль сумасшедшего маньяка. Он заметно струхнул и выпустил руку Полину.
                Одна из фигур, скользя, приблизилась к нему.
    -      Пора, - прозвучал негромкий, спокойный голос.
    -      Пора, - эхом откликнулась Тина.
Артур рванулся, было, в сторону, но на его пути возник второй  «светящийся». Они не прикасались к нему. Они окружили его со всех сторон, отрезав  пути к возможному отступлению и отделив Риту с Полиной.
Теперь на пустой серой улице находилось две группы: она и Полина, и Артур с Тиной, окруженные «сияющими».
Как это произошло, когда, - Рита не могла  объяснить, но это было.
    -      Идем, - прозвучало снова, и Артур, понурившись, стал отступать в загустевшие клубы тумана.
    -      Дядя! – Полина рванулась  следом, словно очнувшись.
    -      Полина, куда?
Рита удержала ее за руку, а фигуры мгновенно растворились в густом тумане, который угрожающе заклубился.
    -      Дядя, - Полина заплакала. – Он хороший! Куда он ушел?
    -      Не знаю, - устало ответила Рита. Она вдруг почувствовала себя опустошенной. Совершенно без сил.
                Нужно было возвращаться. Возвращаться вместе с Полиной.
Как? Куда? 
    -      Не плачь, - повторяла она механически, гладя Полину по голове. – Не плачь...
    -      Хочу к маме, - хныкала Полина.
    -      Конечно, - бормотала Рита, все более поддаваясь панике.
Что дальше? Что делать дальше? Как им вернуться?

* * *
    -      Ничего не получается!
Большаков оттер пот со лба трясущейся рукой и растерянно посмотрел на Нелли.
    –      Мы убили их.
    -      Нет! – голос Нелли звенел отчаянием. – Нет! Марк! Сделай же что-нибудь!
Марк, молча, стоял у стола, глядя на безжизненное лицо Риты и застывшее личико Петра Андреевича.
    -      Уже восемнадцать минут! Через две минуты будет поздно, - Причитал Большаков.
    -      Давай попробуем прямую инъекцию в сердечную мышцу.
    -      Мы им уже засадили такой коктейль, в такой дозе, что инъекция уж точно убьет их....
    -      Будем ждать. - Словно очнувшись, жестко сказал Марк. – Будем ждать. Они вернутся.
Нелли с сомнением посмотрела на него, но другого выхода не было, потому она огляделась вокруг и спросила вполголоса:
    -      Где Андрюха?
    -      За ширмой, - тихо ответил Марк.
Нелли прошла за ширму. Андрей сидел за столом, опрокинув лицо в ладони.
    -      Ты как?
Он только покачал головой. Нелли сжала его плечо рукой и вернулась обратно в лабораторию.
    -      Реагирует. Значит, еще не сошел с ума. Но долго еще он сможет продержаться?
А она сама?
                Если Рита не вернется, она будет обречена провести остаток жизни с мыслью, что убила собственную подругу, почти сестру. Она будет вскакивать ночами, видя перед собою ее неподвижное тело и мертвое лицо.
Нелли никогда не будет покоя.
После смерти само адское пламя покажется ей теплой грелкой, отогревающей ее застывшую душу.
Нет! Так не должно быть! Это – несправедливо! 
Но кто говорит здесь о справедливости?
Справедливо было допустить Артура к невинным детям, позволить ему убивать их?
Справедливо было рисковать жизнями Риты и Петра Андреевича, чтобы укротить этого монстра?
Не справедливо и не милосердно!
Так же жестоко, как и обрекать оставшихся здесь на пожизненные муки. Муки воспаленной совести.
Не справедливо и не милосердно!
                Вне себя, Нелли потрясла Риту за плечо:
    -      Ты не можешь так поступить с нами! Не можешь! Вернись! Вернись сейчас же! Ты не можешь допустить, чтобы Петька не узнал этой жизни, чтобы он не съел мороженое, которое тает в руках. Ты не можешь лишить его радости солнечного света и страданий первой любви! Ты же любишь его, помнишь? Ты любишь его! Вернись и приведи его с собой!
                Рита, милая, подруга! Я прошу тебя! Очнись, черт тебя побери! Очнись и перестань думать только о себе! Не заставляй меня мучиться! Не заставляй страдать всех нас! Если ты не встанешь, мне придется убить себя, ты знаешь. Я не вынесу груза своей вины, не вынесу!
                Нелли рыдала взахлеб, трясла тело Риты, шлепала ее по щекам и, наконец, обессилев, рухнула на него и затихла.
В голове осталась только одна мысль:
все. Вот и все.
Обреченность была, как ни странно, легкой ношей. Легкой и светлой.
 Все закончится. Скоро все закончится.
    -      Не надо так!
Нелли почувствовала, как Костя Большаков тронул ее за плечо.
   –      Не надо. Я сделаю тебе транквилизатор...
    -       Отстань, - слабо отозвалась Нелли.
Большаков подошел к ней, держа перед собой наполненный шприц. Он протер  спиртом плечо Нелли. Она неподвижно лежала щекой на груди Риты.
    -      Подожди, - вскрикнула Нелли. – Тихо!
Он замер, не смея вздохнуть.
    -      Сердце... у нее бьется сердце!
                Нелли вскочила, сорвала с Коськиной шеи стетоскоп и приложила его к груди Риты. Та судорожно вздохнула, всасывая в себя воздух синими губами.
    -      Малец задышал! - радостно и недоверчиво гаркнул Большаков.
Марк отошел от стола, у которого он провел последние десять минут и отвернулся к окну. Он не плакал, но его душа, замершая от страха, постепенно расправлялась, омываемая теплыми волнами надежды.
Они возвращаются. Они возвращаются....   


Глава десятая.                Спасение.

                Рита мчалась вперед, таща за собою хнычущую Полину. Она не видела направления во все более густеющем тумане, не знала, куда они идут, но чувствовала неодолимую потребность двигаться вперед.
Идти, спешить,  бежать.
Она подчинилась этому зову инстинкта, ухватившись за него как за спасательную соломинку, как за последний шанс. Шанс на спасение.
                Двигаться, между тем, становилось все труднее. Туман превращался в более плотную субстанцию, все больше напоминающую жидкость. Они брели в ней, едва переставляя ноги, чувствуя, как с каждым шагом остатки сил покидают их. Наконец, Рита остановилась.
Полина рядом, в тумане жалобно всхлипывала. Рита присела рядом с ней, невидимой, и обняла ее. Из тумана выплыло заплаканное личико девочки.
    -      Мы заблудились? – тихо спросила она. Ее большие голубые глаза потемнели от слез.
    -      Кажется, немного. Но мы постараемся найти выход.
    -      Я хочу к маме.
Губы у Полины выпятились, она снова приготовилась заплакать.
    -      Не плачь! – строго сказала Рита. - Нам еще долго идти, а ты теряешь силы.
    -      Хочу к маме!
Рита бережно вытерла щеки Полины, и устало поднялась.
Надо идти.
Но куда?
Рита замерла, прислушиваясь к своим ощущениям.
                В этом мире все было непривычным, даже чувства. Чувства здесь были более реальными, чистыми и яркими. Рита знала: то, что она чувствует, происходит на самом деле.
Не кажется, а существует.
Теперь она чувствует, что они  движутся.
Движутся вперед, влекомые волнами тумана.
Куда? Куда он принесет их?
    -      Мама! – услышала Рита рядом мальчишеский голос.
    -      О, господи!
От неожиданности она едва не выпустила руку Полины.
    –      Как ты здесь оказался? Зачем?
    -      Я пришел за тобой, - просто ответил сын.
    -      За мной?
    -      За вами, - поправился он. – Привет, Полина.
Девочка вяло посмотрела на него заплаканными глазами.
    -      Ты знаешь, куда нам идти? – спрашивала Рита, чувствуя, как колотится ее сердце.
    -      Знаю. Иди за мной.
                Петр Андреевич взял мать за руку и, совсем как взрослый, зашагал вперед. Рита, пораженная этой неожиданной взрослостью в ее маленьком сыне и облегчением, смешанным с  благодарностью, последовала за ним.
Они шли вдоль уже знакомой серой улицы, с проступающими контурами домов, перекрестками и неработающими светофорами, мимо ажурной ограды с прутьями-пиками, уходящими в серый туман. Рита видела это
или ощущала?
своими странными яркими, перерожденными чувствами.
                Окрыленная, сжимая обеими руками маленькие ладошки детей, Рита рвалась вперед.
Вперед к теплу, свету, любви. Вперед в мир, в свой мир.
Они перешагнули невысокую ограду, сунувшуюся к ним под ноги, и...
 провалились в яму.
Рита вскрикнула и выпустила руку Полины.
                Падая, Рита несколько раз взмахнула своею рукой, пытаясь ухватить девочку, но ее пальцы цепляли только воздух.
    -       Мы  падаем, - мелькнула паническая мысль.
Куда-а-а-а-а....

* * *
                Рита очнулась от яркого, режущего света. Закашлялась, застонала. Она хотела вытереть рот рукою, но в руке что-то было. В вену была вставлена капельница с прозрачной трубкой, по которой  струилась бесцветная жидкость.
    -      Петя? Сынок?
Рядом с нею, на столе, лежал Петр Андреевич.
    -      Что с ним?
    -      Ничего, уже все в порядке, - услышала она усталый голос Нелли.
– Все в порядке, Рита. Ты можешь встать?
    -      Могу.
Рита поднялась и, поддерживаемая Нелли сделала несколько шагов вокруг штатива с капельницей.
                Постепенно произошедшее возвращалось к ней. Возвращалось яркими, киношными картинками. Приходило и осознание настоящего.
    -      Как Полина?
    -      Звонила Лариса, девочка только что пришла в себя, - объявил Марк, появляясь из-за ширмы.
    -      Слава богу, - облегченно выдохнула Рита. Она присела на край стола и взяла на руки Петра Андреевича. – Ты как? - шепнула она ему.
    -       Мороженого хочу, - прошептал он в ответ, слабо улыбаясь. - Того, что тает...
    -      Сейчас попросим папу.... Андрюша, что с тобой?
Рита смотрела на седую прядь в темной шевелюре Андрея и чувствовала как слезы
 настоящие, горячие слезы
струятся по ее щекам.
Она обхватила мужа обеими руками и заплакала:
Прости, прости....


Глава одиннадцатая.                Конец.               

                Нелли металась между кухней и гостиной с хрустальными бокалами и тарелками в руках.
    -      Лара, в этом ящике бьющийся фарфор. Просто не представляю себе, как вы его довезете целым. Здесь – кастрюли и то, что не бьется, здесь – книги... Рита, помоги, не сиди, как мумия!
Рита лениво повернулась к ней:
    -      Нелль, брось, а! Ну, зачем им переть все это барахло через два континента! Они там купят все, за копейки. Новенькое, как вся их жизнь.... Жалко, что Полинку теперь долго не увидим.
Она изловчилась и поймала пробегавшую мимо девочку. Та, с визгом, принялась отбиваться, но, услышав последние слова, обняла Риту за шею и прижалась к ней.
    -      Совсем-совсем не увидимся? – прошептала она.
    -      Конечно, увидитесь, глупенькая, - сказала Лариса, входя в кухню.
За время, прошедшее после  страшных событий, она похудела, но ей это шло. Она выглядела очень довольной собой. Глаза ее блестели, кожа золотилась   искуственным загаром.
    -      Киря уже взял билеты на самолет? – спросила Нелли. – Это безумие какое-то, не знать дня отлета!
    -      Взял, взял, - успокоила ее Лариса. – Он сам хлопотал об этом. Заботливый такой стал!
Она закатила глаза и скорчила гримаску.
    -      Вникает во все мелочи, не отходит ни на шаг. Девочки, я не верю, что это – наяву!
Нелли и Рита,  улыбаясь, смотрели на подругу.
    -      Мне кажется, я сплю: такого счастья не бывает...
    -      Кто здесь спит? - В руках у Кирилла, ввалившегося в кухню, была бутылка шампанского и огромный торт. – Будем будить. Я знаю лучшее средство для этого. Дамы!
Он сделал эффектную паузу.
    -      Шампанское «Дом Периньон» требует особой посуды.
    -      Надо же, а я уложила уже бокалы, - огорчилась Нелли.
    -      Доставай! – распорядилась Лариса. - Ритка, конечно, права. Мы ничего брать с собой не будем. Возьмем только одежду и книги. Остальное – раздам. Вот, Нель, тебе нравятся эти бокальчики?
    -      Еще бы, - откликнулась Нелли, любуясь переливами нежного золота вина в бокале настоящего богемского хрусталя.
    -      Это тебе на память.
    -      С ума сошла? Я не возьму!
    -      А Ритке... Ритке я подарю на память свою коллекцию фарфора.
Рита только молча улыбнулась. У Ларисы была приличная коллекция дулевского фарфора, которой она дорожила, потому все эти широкие жесты Рита отнесла на счет предотъездной ажиатации и эйфории.
    -      Девчонки! Если бы я могла, я бы сделала для вас все, все!
    -      Киря, Ларе больше не наливай, - командовала Нелли. - Иначе она раздарит все, включая тебя.
    -      У нее уже появились задатки миллионерши. - Рита с удовольствием наблюдала за счастливой подругой.
    -      Ну, уж нет! -  Кирилл обнял Ларису за плечи. Никогда! - Ей от меня теперь не избавиться!
    -      Правда?
Лариса кокетливо смотрела на мужа сквозь резную стенку бокала.
    -      Точно!
 Кирилл обнял Ларису и поцеловал.
    -      Пора!
 Рита встала, с сожалением поставила пустой бокал на стол.
    -       Все хорошее, имеет глупость кончаться.
    -      Куда? – оторвался от губ Ларисы Кирилл. – Сиди! Сейчас придут Андрюха и Петр Андреевич. Я их вызвал сюда.
    -      А Володя?
    -      Он тоже приедет. Сегодня мы будем гулять до утра. Потому что через три дня у нас самолет и это время мы хотим провести с вами.
    -      А дела? А сборы?
 Нелли не одобряла подобного безрассудства.
    -      Все уже собрано. С родственниками договорено, квартира сдана. Теперь мы в вашем распоряжении. Гуляем!
    -      За новую жизнь, новую работу, новую страну! Ура! Ура! Ура!
Они сдвинули бокалы и под тонкий тающий звон осушили их до дна.


Эпилог.

                Марк засмотрелся на  темноволосую голову Марии. Та, низко склонившись над столом и высунув от усердия кончик языка, покрывала защитными рунами шестиугольный талисман. Она ловко орудовала тонкой кисточкой, изредка макая ее в специальный состав, включающий чернила, толченые высушенные глаза лягушки, кровь летучей мыши и еще полтора десятка компонентов.
    -      Я, все-таки не могу понять:  кровь и таблетки..., - Мария оторвалась от своего занятия и посмотрела на Марка. Она успела заметить его взгляд, но сделала вид, что ничего не видела. - Зачем? И для чего?
    -      Мне понравилась теория Володьки об одержимости. И о памяти воды. Если взять их за основу, то все можно объяснить достаточно просто: эмоциональная сфера Артура Комова – маньяка и детоубийцы – сохранилась в микрочастицах воды и песка, входящих в состав бетона. Для активизации ему требовались несколько видов энергии: духовной и более плотной, физической. Полагаю, начальная активация произошла еще во время строительства и ремонта, когда стены смачивали, штукатурили, клеили.
                Он набрался сил настолько, что смог подавить сначала Кирилла, потом Полину, а в последнюю очередь - добрался до Лары. Он заставил их плясать под свою дудку, снабжать астральными токами.
                Кровь он использовал как источник физических компонентов для будущего тела. Так призрак смог визуализироваться перед Кириллом. Правда, в этих случаях чаще используется менструальная кровь.... но, вероятно, от Полины он мог получить только обычную....
    -      А таблетки? Зачем ему аспирин? Я читала, что для укрепления сущности можно использовать спорынью или пасленовые.... дурман, там или еще что, а здесь – аспирин!
    -      Я сам до конца не понял логики его действий. Очевидно, он хотел вернуться и очевидно, он использовал для этого все имеющиеся у него средства. Может быть, он ошибался? Или нам известно недостаточно об условиях перехода.
    -      Интересно...
Мария откинула назад тяжелую копну длинных темных волос.
    -      Я люблю ясность.
    -      Я тоже. Но больше чем ясность меня беспокоит  то, что, не разобравшись до конца в этом случае, мы рискуем угодить в сходную ситуацию с гораздо менее благоприятным исходом...
    -      А я этого не боюсь!
    -      Да? – Марк скептически приподнял брови и поджал губы.
    -      Да! Я, с каждым разом, все больше убеждаюсь, что главное оружие в борьбе с нечистью – любовь.
    -      Женская сентиментальность... или самоуверенность. Лично я предпочитаю  уверенность в партнере.
    -      Надеюсь, ты во мне не сомневаешься?
    -      Потому мы и работаем до сих пор. И, надеюсь, сделаем еще немало славных дел.
                Мария посидела молча, согласно покачивая головой и улыбаясь уголками губ, потом снова склонилась над столом и под ее кистью, снова, стали рождаться тонкие изящные линии.