Он был, пожалуй, самым удачным. Результат был налицо. Можно бы обыграть слово « налицо» – на лице .
Кровавая полоска тянулась из уголка рта, слюну приходилось сглатывать осторожно, а о том, чтобы чтобы выпить вечером любимую кружку чая пришлось сразу и надолго забыть .
Кожица с кончика языка осталась на поверхности замка. Именно им закрывали начальную школу, именно его оставили висеть в щеколде входной двери в холодный декабрьский день, именно его она лизнула, потому что...
Вот в этом « потому что « и кроется её секрет. Секрет девчушки, вдруг почувствовашей себя старше своих одноклассников – первоклассников, с трудом читающих по слогам на уроке родной речи.
Глубина отчуждения, внезапного одиночества была такой сильной, что ей захотелось уйти куда глаза глядят. Глядели они в сторону дома, путь к которому лежал ещё через три урока и перемены, которые она любила ещё меньше, чем уроки. Поднятая рука была увидена учительницей, под смешки одноклассников она вышла в коридор, где и был этот замок, криво висевший в заиндевевшей петле щеколды. Она прислонилась к косяку двери, и замок оказался на уровне её губ. Какое-то ясное знание об опасности, как будто страница прочитанной книги, промелькнуло в голове.
- Нельзя, будет больно. Очень больно, - она сказала эти слова шёпотом, а потом громко, очень громко:
- Хочу, чтобы было больно.
Я пишу в этой истории « она», могла бы написать « я». Это – история, это – литература, это – протокол эксперимента с проверкой очевидной гипотезы. Это – рождение женственности, где боль не рождает страх, а страх – боль, потому что женская боль может быть сладкой.