Надя шла на работу и в мыслях была уже там, у своих бабулек и дедулек. Распределяла уже, чем займется в первую очередь. Хоть и знала по опыту, сейчас, стоит войти, и столько всего может навалиться, про все свои планы сразу забудешь. Но надеялась, все стабильно, когда уходила, сутки назад, во всяком случае, так было.
Ингрид немного простыла- кашляла, но доктор Хартман сказал, что ничего страшного. Ему можно верить. Она привычно подумала о нем: „Хороший доктор, у него руки теплые.“
Еще когда ее дети были маленькими, она определяла так- хороший врач или плохой, своим способом, греет ли он руки и стетоскоп, перед тем, как ребенка слушать. Так у нее это и осталось в привычке.
Осталось перейти мост через Дунай, этот отрезок своего пути на работу, Надя особенно любила, особенно, с тех пор, как здесь запретили автомобильное движение, можно идти потихоньку, не озираясь на транспорт. Днем, правда, всегда много прогуливающихся туристов, но сейчас в такую рань- никого. Солнце еще не взошло, только- только светает, город такой пустой и особенный в это время.
Вспомнилось,
как приехали сюда, как жили в общежитии для переселенцев. И как во всех таких общежитиях, частенько к ним наведывались разного рода представители фирм: страховых, торговых. Предлагали и ей заняться продажей или распространением страховок. Особенно, одна дама так самозабвенно уговаривала,-
- Вы интеллигентная женщина, учитель, умеете с людьми говорить, вы сможете открыть свое дело, неплохо зарабатывать. Не так как, в основном, наши женщины зарабатывают тем, что ухаживают за стариками,немецким бабушкам попы моют, мы ведь на большее способны.
Тогда и ей показалось оскорбительным это, что многие наши женщины, действительно, как будто не способны ни на что большее. Но не получилось из нее мененджера и агента по страховкам. Не могла она себя переломить, ей все казалось, она как просит чего –то, когда предлагает купить у нее товар или страховку. Недолго продлилась тогда ее карьера.
В агенстве по трудоустройству ей действительно предложили курсы обучения сестер-сиделок. Нужен был заработок, дети учились неплохо, несмотря на то что, пришли в гимназию без знания немецкого. Хотелось дать им образование. Инна уже в седьмом, Антон в шестом. Помощь ее им не требовалась. Пыталась обьяснять математику, учительницей которой была, но только запутывала их своими обьяснениями. А ей всегда казалось математика- точная наука. Решила закончить курсы, платили неплохо, а там видно будет, может и не придется работать по этой специальности. Но обучение было не только теоретическим, как она себе представляла. С первых дней всех распределили по домам престарелых. Она наобум выбрала поближе к дому. К тому времени уже вьехали в квартиру социального фонда, почти в центре города.
Да, вспоминая свое появление в этом доме, со странным названием- госпиталь у подножия моста, она улыбнулась. Теперь уже можно и улыбнуться. А тогда, хоть и удивилась идеальной чистоте, не знала куда руки деть, старалась не дотрагиваться ни до чего. Не замечала за собой брезгливости особой раньше, но была в шоке, не представляя, как можно дотрагиваться к совершенно чужим людям. Помогла пожилая сестра-монашенка. Она сразу заметила Надино замешательство, подошла и шепнула,
- Пойдем, я тебе покажу, как нужно переодевать памперсы. И спокойно так поставила Надю перед собой и показала все движения.
Первые дни Надя подолгу стояла на этом мосту, собираясь с силами, чтобы войти в здание . Может быть и эта карьера закончилась бы скоро. Но Сестра Анна терпеливо и спокойно обьясняла ей в чем состоит их работа. Не такими предствляла себе монахинь Надя.
Анна умела все в шутку превратить. Ее заливистый смех было слышно издалека.
Казалось самым трудным, преодолеть в себе брезгливость, от запахов тошнило.
И здесь Сестра Анна, пришла на помощь, просто молча подала разовые перчатки и сказала ,-
-Это пройдет, Надйа, это не самое тяжелое.
Имя ее так выговаривали здесь все- Надьа.
Как то Надя, сказала, что такую работу, не согласилась бы раньше делать ни за какие деньги. На что монашенка ответила,
- Я читала о Матери Терезе, она на это сказала:" За деньги, даже за миллион и я бы не согласилась, только из любви."
Тебе все будет легко, если ты полюбишь этих людей.Они ответят тебе такой любовью и благодарностью.Засмеялась ,
-Даже в памперсы постараются не делать, только для тебя.
Но самое трудное, это не это.
А после обеда, когда вывезли на терассу всех жильцов, как их здесь называли, достала вдруг скакалку и во всем своем наряде монашеском, попыталась прыгать.
Надя, тогда еще и помоложе была, сорок лет, что для нас!. Взяла у нее скакалку и показала класс. Не люли –люли, когда скакалочка из стороны в сторону чуть не по земле, а ты подпрыгиваешь, а все десяты и „Опа-опа, Америка-Европа, Индия, Китай, кто хочет забегай!“ И крестиком и назад и даже два раз подпрыгнуть на один взмах.
Раскраснелась, выдохлась. А старички-старушки, все кто мог тоже что-то попытались изобразить.
А потом Анна устроила праздник, заказала всем по бутылочке пива, благо пивоварня за стеной. Все раскраснелись, повеселели. Тогда Надя и поняла, она здесь своя и родная.
Десять лет прошло, сейчас такое шоу уже не смогла бы устроить. И сама же Сестра Анна и показала ей, что самое трудное в этой профессии.
Прощались с ней в церкви, рядом с госпиталем. Надя не могла сдерживать слезы, удивлялась, как это удается всем другим.
Вся заплаканная, зашла к лежачей Фрау Бахль, Эммочке, как Надя ее называла.
Эмма, поняла ее слезы и сказала, этому тоже можно научиться, мы с близкими, такими как Сестра Анна, не прощаемся, мы разлучаемся, до встречи.
Да, это самое трудное, принимать в свое сердце и потом отпускать. Для себя она решила, как в школе будет ними, как когда-то с учениками, отпускала в другую жизнь. Вере, тоже училась у них, у своих Эммочек и Карлов. Многому училась, училась завоевывать доверие. Многие, услышав ее русский акцент, отворачивали лицо. У каждого был кто –то, кто пропал на войне, погиб. Она и не пыталась обьяснять, что немка русская, что отец и мать в лагерях были. Русская, так русская. Молча клала пуку на голову и стояла молча, молча, в мыслях, обьясняла,-
-Теперь уже все равно кто я. Для тебя я твоя дочь теперь, которой или нет у тебя, или не смогла за тобой смотреть.
Этот ритуал, проходили у нее все. Она не знала, что происходило в это время, но чувствовала, как менялось к ней отношение. Появлялось родное в каждом. Они были разные и любила она всех по-разному. Они не были похожи на ее школьников, эти умудренные жизнью люди, они были несчастными и покинутыми. Она же и примиряла их со всем миром, обьясняя, что здесь не конец света и не умирать они сюда приходят, а жить, жить, столько сколько Бог дал.
Раньше думала, все кто стариков отправляет в дом престарелых, изверги. А сейчас, с коллегами смеясь говорили,
- Ну вот настанет наш черед и мы сюда придем, займем комнатку одну, будем пиво в комнату заказывать, музыку слушать, болтать, вспоминать. Только пусть нас поменьше пестают, ведь покоя нет старичкам, ну просто лагерь пионерский, все какие –то мероприятия, весь день по коридорам инвалидные коляски, движение как на автобане.
С коллегами везло, иногда попадались такие, которые пытались ловчить, быстрее накормить, пропустить какую-нибудь процедуру у тех, кто и сказать не может. Но такие не задерживались. Надя, за это время ставшая старшей сестрой, видела это моментально. Она даже по тому как кружечка с носиком стояла раньше, могла определить давали ли „Вewohner“у попить. Часто, улыбаясь, повторяла советский лозунг:
„Совесть- лучший контролер“. Как-то спросил ее кто-то, чьи это слова, и почему она улыбается, когда их произносит. Поди обьясни, что жила когда то в другой стране, которой больше нет на карте, и теперь вспоминается все, как сон. Как была учителем математики, как ее любили ученики, как она любила этих сорванцов. Как расскажешь, что такое коммунистическое воспитание? Моральный кодекс строителей коммунизма, сколько всяких лозунгов было, которые не так уж и отличаются от проповедей, что слышишь на службе в церкви, куда Надя возила своих подопечных на инвалидных колясках.
Много передумалось за эти годы.
Старалась не приносить свое плохое настроение за толстые средневековые стены госпиталя. Горя здесь и своего хватает, не самое веселое место. В коридоре стояла большая клетка с канарейками и часто ей говорили ее дедульки -бабульки –
-Ты щебечешь как эти птички.
Она и старалась.Например, для Барбары у нее всегда был цветочек с собой, даже травинка просто если, видела как меняется ее лицо. В ее комнате и уборка занимала много времени, везде комнатные цветы.
Зато у Андрюлички, как она про себя называла бывшего коммисара полиции Андре фон Кауца, все только необходимое в комнате.
Вспомнилось, как он появился у них. Озлобленный, молчаливый человек. Такая отталкивающая энергетика шла от него. Родственники просто не могли справиться с его злобными выпадами. Когда Надя попыталась все-таки положить, как обычно, руки на голову ему и пошептать свою молитву, он оттолкнул руку,
-Что вы себе позволяете?
Надя не настаивала. Но ему приходилось принимать ее помощь. Однажды она заплакала от бессилия. Попробуйте приподнять человека, когда он сам этого не хочет. Она ругалась шепотом, он не мог понять все слова, которые она в жизни и не говорила, но каждый из нас их знает, откуда-то всплыли вот, да такие что любой грузчик бы ахнул. И вдруг увидела- он улыбается. Расхохотались оба.
-Теперь вы мне переведете, то что сейчас мне шептали с огнем в глазах.
Андрюля стал ее настоящим другом. Она забегала к нему первому. Специально пораньше являлась на работу. Потом уже шла на сестринский пост. Свою нехитрую жизнь она ему рассказала скоро. А он мог часами рассказывать о расследованиях, интригах.
Постоянно повторяя,
- Не доверяйте всем подряд свою душу. Вы- воробышек.
Надя хохотала только в ответ,
-Кому нужна я, канарейкой меня уже звали, теперь воробышком буду .
Андре настолько переменился! Он встал с инвалидной коляски, правда с костылем, но сам стал выходить в столовую. Сама галантность и воспитанность. Его не узнавали ни сестры ни родственники. А Наде так не хотелось иногда уходить из его комнаты, слушая его рассказы. Она понимала, как мало она знает об искусстве, о людях, о вере.
А руки ему на голову, она так и не решилась положить.
Но Андре, как-то, поймал ее руку и поцеловал.
-Вы подарили мне снова ощущение жизни, показали, что я нужен кому-то, если бы вы в жизни не сделали ничего другого доброго, то уже за это просил бы Бога вас наградить.
Смешливая Надя, хотела в ответ пошутить,
- Наградите меня одной из ваших медалей.
Но вдруг поняла, все сказаное- не шутка.
Руки сами легли ему на голову.
Он сказал,
-Какие теплые у вас руки.
-И еще, Воробышек, впервые обратился к ней на ты,
- Провожай меня без печали, мы, уходя, уходим в свет, а не во тьму…