Глава 4. Сны.
-… Он жив. Это точно. Но… Он сейчас в каком-то странном месте… Оно защищенное и Ваш сын там в безопасности, я чувствую силу, которая охраняет его. Но эта же сила не пускает меня туда, я не могу увидеть, где это и что с ним. Думаю, там опасно, Вы только повредите ему и себе… - Косма сказала это так убедительно, что старушка Соловьева всем своим видом выразила согласие, не стала и спорить, - Вы не волнуйтесь, я знаю, с ним будет все хорошо. Мы увидим это позже. Когда я увижу место, мы, я думаю, сможем с ним связаться, он сам позвонит. Просто он сейчас не может. Ему не позволяют. Давайте так: оставьте мне фотографию – я буду время от времени поглядывать, как там дела. Как только что-то изменится я Вам позвоню. А дня через два мы с Вами встретимся и подумаем, что делать дальше!
Косма произвела на старушку Соловьеву такое впечатление , что перед дверью она обняла и даже поцеловала девушку, и вдруг спохватилась:
- Господи! А это… - она показала пальцами циркуль, - где он?
Они обыскали всю комнату , где Косма проводила сеанс, но «циркуль» как сквозь землю провалился. Косму совершенно не радовало, что циркуль, который был ей теперь неприятен и даже страшен (она не стала загружать старушку деталями того, что видела пока лежала непритомная), поэтому Косма приложила все усилия чтобы найти пропажу. Выбравшись на четвереньках из-под стола и столкнувшись носом к носу со старушкой, которая тоже на четвереньках заглядывала под кресла и стулья, Косма поняла, что «циркуль» пропал всерьез и надолго. Она развела руками.
- Найдется! – преувеличенно бодро сказала она.
Соловьева покорно покивала:
- К Вам, кажется, обращаются в подобных случаях? – не без яда спросила она.
Впрочем расплатилась она щедро, а стало быть осталась довольна Космой.
Оставшись одна, Косма в задумчивости направилась на кухню. Требовалось перекурить то, что случилось. В ушах у нее звенело, во рту был привкус железа, на душе смутное беспредметное беспокойство. Остаток вечера она провела на кухне, уютно закутавшись в плед и глотая горячий ароматный кофе. Время от времени она курила, и скурила за весь вечер три сигареты. Она с удовольствием думала о деле Соловьева. Настоящее, серьезное дело. Не то, что раньше, - искать пропавших домашних любимцев, сбежавших с любовниками жен и мужей. Да и Данила был симпатичен ей. Открытое светлое лицо, прямой взгляд. У Космы было чутье на фотографии. По фотке она хотя и довольно смутно могла ощутить некое резюме человека, какой он – злой-добрый, холодный-теплый, светлый –темный… и более тонкие нюансы. Данила был как запах полыни, как ковыль, как весенний ветер, было в этом человеке что-то степное, вольное , солнечное. Впрочем это чутье имеют в большей или меньшей степени все женщины-эсперы, в просторечии именуемые гадалками. Ее снова передернуло, когда она вспомнила свое переживание, как громом поразившее ее в момент контакта с артефактом. Пропал артефакт? Чудесно! Значит, он пока не нужен. Она и сама чудесно все помнит. Ага, такое не забывается. Она откинулась на спинку кухонного диванчика и закрыла глаза, чтобы снова увидеть это:
Когда она коснулась «циркуля» словно ток пробежал по ее руке, и ярчайший, божественный свет вспыхнул в глазах, пережигая даже не сетчатку глаз, а само понятие восприятия света у нее в мозгу. Она судорожно, мучительно вздохнула и вытянулась всем телом, словно пыталась встать на цыпочки и вытянуть шею, чтобы подальше заглянуть за горизонт, только лежа. Затем свет погас, и когда она осмелилась открыть глаза , вокруг был уже серый сумрак безвременья, она шла по серому коридору, составленному колеблющимися нематериально-туманными поверхностями. В нем было сыро, и удушливо, воздух не двигался совсем. Туманные стены испускали слабый молочный свет. Косма чувствовала себя младенцем, следующим к свету таинственного внешнего мира по материнскому тазовому ходу. Серый мрак перед ней лопнул столь внезапно, и столь стремительно, что она едва не упала, и буквально ввалилась в этот таинственный внешний мир, и свет его зло хлестнул Косме по глазам. Когда отошли слезы, она увидела обычный день. Но этот обычный день был не в обычном месте. Она была в лесу. Светлом и прекрасном, но каком-то чужом лесу. Косма не поняла, что именно не так с этим лесом, то ли запахи, то ли формы растений, то ли солнце светило по-другому, черт его знает, что было не так в этом мире, только он был какой-то свежий, утренний, ранний, молодой. И еще он был опасный. Не место было человеку в этом лесу, само пространство этого леса отрицало присутствие человека в нем. Все вокруг словно бы безмолвно вопило: «Уходи! Убирайся, пока цел!!!» и адреналин в крови Космы тоже вопил : «Беги! Спасайся! Прямо сейчас!!! Беги сломя голову, уноси свои ноги! Скорее прочь отсюда, вон из этого дрянного места!» Поскольку прямо сейчас Косма не могла никуда убраться , а призывы адреналина становились все громче и мешали нормально воспринимать окружающее, пришлось отключить все эти навязчивые предупреждения. Заглушив воющую в голове сирену и потушив сигнальные огни (она умела это делать), Косма смогла осмотреться. Свежий густой смолистый воздух щекотал ноздри , пьянил , кружил голову, хотелось смеяться, да что смеяться, хохотать, танцевать! Легкие развернулись , и будто бы загудели, завибрировали, кровь горным ручьем зазвенела в жилах. Вокруг высились стройные высоченные сосны (кедры?), кора их отсвечивала золотом в лучах солнца. Понизу, у подножия стволов тянулось и заплетало все обозримое прострнанство зеленое кружево растений поменьше. На первый взгляд, они напоминали заячий холодок, только гигантский, их верхушки были метра на два выше головы, а стебли были травянистыми. Папоротники, - смутно пронеслась перед внутренним взглядом Космы картинка из учебника. Ну, отдаленное сходство было… Она споткнулась о ползучее растение, какими была здесь устлана земля, поверх слежавшегося плотного ковра хвои.
Внезапно Косме почудилось движение между стволами, метрах , пожалуй, в тридцати… Она резко повернула голову, пытаясь поймать движение глазами. Но там было пусто, только колыхались на легком ветерке переплетения хвощей. «Ну, и куда же мне теперь»? – спросила Косма у самой себя. Ей было ясно: Если она хочет что-либо узнать о Даниле, нужно двигаться. А угрозы, которую источают здешние места, она не боялась, ведь это всего лишь видение, сон. Сна бояться – спать не ложиться.
- Где здесь дорога из желтого кирпича? –
Она огляделась. Дороги не было. Лишь слабо отмеченная тропинка змеилась у ног. Косма пожала плечами. – Ну значит так… - за отсутствием лучшего выбора она пошла по тропинке. Не успев пройти и нескольких шагов, она снова отметила движение, на этот раз с другой стороны тропинки.
- Нет , так дело не пойдет! – громко сказала Косма, остановившись, - кто там прячется? Ну-ка выходите. – Никто не вышел. Ветер шелестел в зарослях папоротника, и в ветвях кедров. Где-то в далеке, за зеленой стеной растительности, просвиристела какая-то зверушка. – Не хотите показаться и не надо, - сказала Косма и пошла дальше. Она шла довольно долго, минут пятнадцать. Пейзаж не менялся. Наконец путь ей преградило небольшое болотце. Она в растерянности постояла, глядя на него. Над болотцем летали стрекозы. Косме захотелось протереть глаза – стрекозы были большими, даже очень большими, раз в десять наверное больше чем обычная стрекоза. Впрочем, в видениях бывает всякое и не такое еще, надо будет только потом подумать, что же это символизирует, если путешествие не даст ей конкретной информации по запросу пациента. Тут она присела, уклонившись в сторону, потому что на ухом с басовитым громким жужжанием пролетела стрекоза, сверкнув золотистыми глазами. Косма положила руку на грудь, стараясь унять колотящееся от испуга сердце, вздохнула и немного успокоившись решила пойти по тропинке в обратном направлении – похоже, болото было не обойти, с двух сторон его окружали непроходимые заросли высоких растений напоминавших камыш, с продолговатыми шишечками наверху и пушистыми листиками по всему стеблю. К ней вернулось хорошее настроение, вызванное видимо избытком кислорода в воздухе. Энергично шагая обратно, Косма даже запела:
- Если долго-долго-долго, если долго по дорожке… - у нее мелькнули неуместные ассоциации ведь это была песня Красной Шапочки из детского фильма, а раз есть Красная Шапочка, то неизбежно появится и серый волк. Эта мысль показалась ей смешной. Косма обвела смеющимся взглядом колоннаду кедровых стволов, таких красивых, будто бы истекающих медом на солнце, и стройных , вытянутых как струны, и будто бы даже поющих…
- Серый волк! – позвала она напевно, растягивая гласные, - Серый волк!
И серый волк не заставил себя ждать. На этот раз тень промелькнула между деревьями, слева от тропинки, так близко, что Косма отпрянула. – Подкрадывается! – панически подумала она. На этот раз ее зрение успело ухватить силуэт и цвет «призрака» - это было что-то темно-зеленое по окрасу, как военная форма, похожее на человека, во всяком случае, оно бегало на двух ногах, но у него явно был хвост! И морда! Вытянутая морда, с толстой горбатой, как у бультерьера, вехней челюстью! И оно двигалось нечеловечески проворно!..
Желудок Космы подкатил к горлу. Во, блин, накликала себе волка, Красная Шапочка! Ей вспомнился древнеиндийский анекдот, про одного мужика с открытой анахатой (а на этой чакре легко сбываются желания), который шел себе по пустыне, устал,страдал от жары и жажды и вот он думает: Вот бы оазис был – отдохнуть бы в теньке! Бац, видит – лес. Сел он под пальму, сидит в теньке. Думает, - эх, счас бы водицы! Бац, - видит, - рядом ручеек! Напился, и думает, - эх, счас бы поесть еще. Бац! Тут же перед ним скатерть смобранка, - стол полный харчей. Наелся он и думает – поспать бы! И совсем не удивился , когда вдруг оказался в роскошной кровати под балдахином. Просыпается он ночью. Кровать прямо в лесу стоит. Ночь темная, безлунная, деревья поскрипывают, птицы кричат тревожными голосами. Страшно. А ведь здесь вполне могут быть тигры! – подумал мужик с анахатой, - они могут меня съесть. И появились тигры и сьели мужика с анахатой.
- Не бояться! – приказала себе Косма, маленькими шажками пятясь по тропинке, и стараясь держать в поле зрения то место где скрылся «призрак», - не бояться! Ей оставалось совсем ничего пройти до исходного места, а там она, дай Бог, опять попадет в серый коридор из которого вышла и вернется по нему домой. – Да что он может мне сделать? Ведь это сон, только лишь сон…
Но отогнать страх не получалось, напротив, он становился только сильнее, как поднявшаяся река, которая давит на старую дамбу, угрожая размыть ее, а дамба старая и ветхая, потому что начальство украло деньги на ремонт, а вода все прибывает и прибывает. Сердце билось как бешеное, стало поташнивать, кровь стучала в висках, под ложечкой сосало так, будто она падала в лифте, во рту появился вкус железа.
Ее страх прорвал плотину воли, когда с другой стороны, справа от тропинки, тень, будто бы даже с хлопком крыльев, промелькнула на высоте метров пяти. Это поразило Косму.
- Он летает! – подумала она, и эта мысль была соломинкой сломавшей спину верблюду. Волевой контроль рухнул, на волю вырвались все ее детские страхи, она снова была маленькой девочкой, и была ночь, жутко светила луна и в шкафу сидел кто-то страшный и мохнатый, с клыками и когтями, со злорадными, безумно-глумливыми глазами, при одном взгляде на которого, если он покажется, разорвется от страха сердце, и не было сил даже закричать, и позвать родителей. С натугой разомкнув челюсти, она закричала и побежала, изо всех сил отталкиваясь ногами от мягкой, пружинящей земли, задыхаясь и исходя дурным холодным потом. Она, не оборачиваясь, знала, что за ней гонятся, и только не хотела видеть, что это. Пусть убьют, только бы не видеть… Ее ноги оторвались от земли, и она, потеряв равновесие, плюхнулась, покатилась, и замерла, уткнувшись носом в землю, ожидая, что вот сейчас ей прыгнут на спину, тяжко придавят, острые когти вопьются ей в ребра и клыки, как нож в масло, войдут в ее тонкую длинную шею, разрывая позвонки… Но ничего не случилось. Помедлив секунду, она подняла голову и облегченно вздохнула: она была в сером коридоре. Лесным призракам ход сюда, видимо, был заказан…
Косма поднялась на ноги и на цыпочках подкралась к колеблющейся мембране входа, соединяющей серый коридор с лесом и осторожно заглянула. Она едва успела отдернуть голову, втянув ее, как черепаха, под свод коридора, ее спасло только то, что «призрак» прыгнул с большой дистанции, метров с десятии у нее было время на реакцию. С придушенным хриплым воплем животного страха, Косма отпрыгнула назад и упала на спину. Все, что она успела увидеть это выставленные вперед зубы и когти, и сверкающие страшные глазищи, с холодным прицельным вниманием уставленные на нее. Зверь ударился о мембрану и кубарем отлетел в кусты, но его взгляд , казалось, навсегда заронил в ее сердце нетающий ледяной кусочек ужаса. Она совершенно не разглядела хищника, но внутренний голос в перепуганной тишине ее души, сухо ответил на невысказанный вопрос: Динозавр.
«Динозавр, Динозавр, - Косма покатала на языке звонкое словечко. Оно казалось жгучим и сухим, шершавым, как кусочек твердой углекислоты, какой когда-то засыпали мороженное на переносных лотках-термосах. Косма с отвращением сплюнула и на подгибающихся ногах побрела по коридору , прочь от леса. Вскоре она увидела ответвление тоннеля, в стене открылся ход, которого раньше вроде бы не было. Косма остановилась перед ходом, чувствуя как внутри все дрожит и молит о сигарете и чашке крепкого кофе.
- Ах да! - вяло подумала она. - Мне ведь надо еще увидеть Соловьева. Не заблудиться бы здесь… В голове промелькнуло вроде бы ни к чему: «динозавр»… и сердце екнуло.
Поколебавшись, она все же свернула, и пошла по новому ответвлению. Становилось все темнее, и когда Косма уже стала жалеть о том, что сунулась сюда, наступила совершенная темнота. Косма нерешительно сделал маленький шажок вперед, рефлекторно напрягая зрение в попытках что-то разглядеть, и вдруг взлетела. Было неясно падает ли она, или летит вверх, она одновременно испытывала и перегрузку и невесомость. И жгучее желание ругаться нехорошими словами… Впрочем, видно было с самого начала, что дело с подлинкой, она это знала. Любопытство губит кошку… Чего ж теперь ругаться… Она облегченно перевела дух, когда увидела знакомый радужный свет на желейно-хрустальных гранях «калейдоскопа» - это был ее обычный способ магической визуализации, через который она работала – ее способ ясновидения. Калейдоскоп показывал ей то , что ей хотелось бы увидеть: где лежат пропавшие вещи, что будет, что было, в общем, «свет мой яблочко скажи»… Она, как бывало и раньше, зависла в центре многоцветного додекаэдра и видела на гранях движущиеся картины. Сравнить это с кино, пожалуй, было нельзя, она действительно видела то, что показывали грани, видела , слышала обоняла, вопринимала, чувствовала события своей энергией. Внутренне собравшись, она направила внимание на одну из граней (не все и не всегда имели отношение к делу), на какую упал взгляд. Грань, тут же, расплывшись, растворила в себе восприятие Космы. Она, как обычно, увидела причудливый клип, составленный из событий, прошлого, будущего, и потенциального будущего, которого могло и не быть:
Древние окаменелые кости в красноватой земле, длинные умелые пальцы водят кистью, счищая с костей землю, в глаза ей бросился череп и у нее на мгновение остановилось сердце, ужас холодком пробежал по позвоночнику – череп напоминал своими очертаниями голову твари, только что охотившейся на нее – та же толстая верхняя челюсть!!! Затем Косма увидела звездное небо, падающую звезду, летящую как в сводке новостей про войну, ракету (или это был самолет?), затем взрыв, ослепительный, но совсем не страшный, мелькнула в панораме ее взгляда милицейская машина и наконец она увидела ряд образов , состоявший из колючей проволоки, сторожевых вышек , моря, подводных лодок, входа в подземелье, и наконец , она увидела искомое: Данила Соловьев, вполне живой и здоровый, нервно курил, сидя за монументальным кабинетным столом. Против него сидел мужчина в черной военной форме, и судя по тону, что-то доказывал Даниле.
В это время «трансляция с небесного телецентра для особо одаренных» прервалась, картинка со скрежетом погасла, словно задвинули ставню-ролет, Косма услышала из черноты мужской скрипучий недоуменный голос:
- А ты еще откуда взялась , голубка?
Затем Косму словно мягким пинком подбросило в воздух и вышвырнуло из калейдоскопа. Она падала в густом, молочном тумане, как вдруг туман этот разорвался, и из него со злобным ревом, переходящим в шипение, рывком высунулась оскаленная пасть давешнего динозавра, длинные когти потянулись ей в лицо, на острейших клыках блестела слюна. Косма завизжала, что было сил, разрывая легкие, и очнулась…
Всего этого не следовало, конечно, знать Соловьевой. Пациенту, главное, не говорить лишнего. Свой обморок и шок после пробуждения, Косма объяснила ей, тем , что так, мол , у нее всегда бывает после акта ясновидения. Поглядев на окурки, Косма ссыпала их в мусорное ведро, и вспомнила, как Холмс говорил: «дело на две трубки», имея в виду, что выкурив две трубки, сможет разрешить дело за это время. «Я стала часто поминать Холмса», - подумала Косма. – К чему бы это? Следы лап огромной собаки... Ну-ну…
В первую же ночь после сеанса Косме снился лес. Тот самый… Тени, летучие и ползучие, снова преследовали ее, таясь за стволами деревьев. Она снова спасалась от них в сером коридоре безвременья, но теперь, во сне, они проникали в коридор следом за ней. Косма мучительно пыталась проснуться, вырваться из сна-ловушки, она с криком билась под одеялом, как муха в паутине, но сон, тягучий и липкий кошмар, не отпускал ее. Наконец она проснулась, скатившись с кровати, задыхаясь, держась руками за горло… В тот день она опоздала на работу.
На следующую ночь сон приснился снова, в новом варианте кошмара, она бежала до тех пор, пока не уткнулась в глухую стену, теперь коридор не отпускал ее, а монстры подходили ближе и ближе, готовясь броситься и пожрать ее. Во сне она не видела деталей, твари казались состоящими только из зубов, когтей и глаз, полных холодной злобы.
На утро, позвонив в банк, она сказалась больной: идти на работу не было сил. Точнее сказать ей было страшно покидать квартиру. До обеда она сидела на кухне в полной прострации. Звонила Соловьева, но Косма не ответила на звонок: было страшно и не было сил. К тому же нечего было сказать. Временами бессмысленный страх накатывал на нее волнами, заставляя внутренне корчиться.
Голод вернул ее к жизни. Молодой здоровый организм настоятельно требовал, чтобы в топку подкинули дровишек. Она заглянула в холодильник – пусто. Тогда Косма решилась выйти за провиантом. Она шла, оскальзываясь, по обледеневшей улочке. Периферическим зрением она неожиданно заметила движение – будто темная масса прыгнула на нее с балкона второго этажа старенького сталинского дома. Косма, вскрикнув , шарахнулась в сторону и , естественно, поскользнувшись , упала в лужу, больно подвернув ногу. Никто на нее конечно же не бросался. Показалось… Она заплакала от боли страха и обиды, сидя в холодной воде. К ней склонился, высокий широкоплечий мужчина в светлом пальто, чистенький, аккуратный, с улыбчивым лицом, располагающим к доверию.
- Могу я Вам чем-нибудь помочь? – сказал он, подымая ее из лужи. Косма категорически отказалась провожаться домой, не побывав сначала в гастрономе. Покладистый мужчина (какое у Вас красивое имя – Косма, кстати, а я - Евгений!) любезно сопроводил ее в магазин и , затем до подъезда, бережно придерживая под руку. С ним было не страшно, но Косма косилась на подворотни и открытые двери подъездов. Там время от времени будто бы прошмыгивали тени. У нее появилось гадостное, ранее никогда не испытанное ею, чувство, что за ней следят ( Динозавр?). Евгений успел сообщить ей, что сам он из России, а в Киеве – в командировке, в свободное время осматривает достопримечательности в высшей степени достопримечательного города. Они простились у подъезда (Косма, если уж быть честной, ожидала от него попытки к продолжению знакомства), глядя в глаза своему «спасителю», Косма подала ему руку на европейский манер и искренне поблагодарила за поддержку. Евгений улыбнулся и задержал ее руку в своей.
- Знаете, - сказал он, - я хотел бы с Вами пообщаться в более комфортной для Вас обстановке. И мне кажется , что мы с Вами скоро встретимся…
Подмигнув , он коротко поклонился и, мягко отпустив ее руку, пошел вверх по улице. Шагал он уверенно и твердо, без опаски ступая по самым коварным и скользким местам.
- Такой не поскользнется, - с некоторой даже завистью подумала Косма, глядя ему вслед.
Третью ночь Косма просыпалась с криком ужаса.
На этот раз ей приснился лес, и по лесу бежал зверь (опять динозавр?), он несся по лесу, как собака, припав носом к земле, ловко подныривая под свесившимися над тропой ветвями. Время от времени, видимо, потеряв след, он подымал голову и шумно тянул в себя воздух, кружил, отыскивая его, потом снова мчался по тропе. Косма во сне знала: динозавр ищет ее, он ищет именно ее, он думает о ней, размышляет , как бы отыскать ее , скрывшуюся в другом времени и… Не хотелось ей думать, что он хочет с ней сделать. Потом лес сменился городом, но динозавра это не смутило, он так же целеустремленно искал Косму в городе. Он рыскал по площади Незалежности, легкой рысцой трусил по Крещатику, искал ее на рынках, на станциях метро, ловко лавируя между толпами пассажиров, во дворах… и он приближался… Да, он приближался к ее району, к Левобережью. Косма во сне чувствовала обреченность. Рано или поздно он найдет ее и… Она видела саму себя, безмятежно спящую в своей постели, она физически чувствовала, как сокращается расстояние между нею и динозавром, и ей хотелось кричать, трясти саму себя как куклу: Беги! Он приближается! Не спи! Спасайся!
Но у нее во сне не было легких и связок, и она только беззвучно разевала рот, как рыба, выброшенная на жаркий сухой песок и бесполезно глотающая жгучий, смертоносный воздух.
Утром, стремительно собравшись, Косма, даже не позвонив отправилась к старику Каховскому. Чего звонить? Она и так знала , что старик дома и примет ее. Ясновидящая она или где? Она теперь четко осознавала , что находится в опасности – кошмар развивается и явно принимает угрожающие формы. Ну, ясно, что никакой динозавр за ней не явится, но сны явно предупреждали о том, что приближается некая опасность, вполне реальная и предметная. Нужно было срочно посоветоваться. Вернее, просить помощи.
Старик внимательно выслушал ее. Положил сухую коричневую руку на ее предплечье. Чуть откинул голову назад-влево (он так всегда делал, когда сталкивался с затруднением) , нацелился на нее остреньким , как птичий клюв, тонким носом:
- Девочка моя, я даже не знаю… - он помолчал, - Динозавр?.. Я впервые сталкиваюсь с этим… И я не знаю… как тебе помочь…
Видно было, что эти слова дались ему нелегко. Старик никогда не бросал своих в беде. По крайней мере , Косма знала его таким. Он всегда находил, чем помочь. Связи, деньги, совет, информация, доброе слово, если ничто больше не помогало… Повисла тишина. Буквально давящая тишина. Косма слышала, как в этой тишине бьется ее сердце, отбивая время (возможно недолгое) , оставшейся ей жизни.
- Но я знаю того, кто, тебе поможет… - продолжил старик по размышлении.
Косма просияла и набросилась на него с поцелуями
- Ну я же знала, я же знала, - Вы меня не бросите.
Старик хмыкнул и потянулся к телефону.
- Но учти, - сказал он, строго поглядев на Косму, - это сильнодействующее средство…