7.МОСКВА
Две недели пролетели, как два дня... Я уже превратился в «нор-мального» лояльного заключённого-лагерника; хождение на «служ-бу» заключалось в подметании барака, прерываемом ежедневными беседами в кабинете майора, который оккупировали прилетевшие из самой Москвы немаловажные чины в форме НКВД и в штатском...
...Меня «потрошили» вежливо, но настырно и почти безостановочно... Как-то я упомянул о «детекторе лжи», и новый прилетев-ший комиссар «медицинской службы» пытался у меня вытя-нуть хоть какие-то специфические детали этой технологии допроса... Похоже, вокруг меня собрался целый мозговой штаб обороны, экономики и политики страны... Я еле успевал подписывать протоколы допросов...
Внезапно всё закончилось...
Меня переселили в медицинский флигель, в отдельную палату; назначили особое – более калорийное – почти ресторанное питание и ежедневный двухразовый докторский осмотр, и подготовили, тща-тельно вычистив и отгладив, мою когда-то (как давно это было! И было ли вообще?) замызганную на сопке одежду... Заодно отремон-тировали и мои полусапоги..
Не успело рассвести дорогое для меня утро 13-го октября 1943-го года (день моего рождения, как-никак!) меня в серьёзной компании четырёх полковников и коммисаров уже довезли до воен-ного аэродрома вблизи огромной новостройки на берегу знакомого мне озера Кыштым...
Американский «Дуглас», не обременённый излишним грузом, быстро взлетел, ласково нас встряхнув при этом пару раз, и мы быстро стали улетать от восходящего солнца...
Я давно уже понял, что вся суета вокруг меня может закончиться лишь двояко: либо пожизненной «консервацией» меня в лагере, либо «смотринами» на самом верху Советской Власти...
После комфортабельных полётов в реактивных лайнерах ХХ-го и ХХI-го веков летанье в турбовинтовой военной колымаге, хоть и американского производства, сравнимо лишь с начальным допросом в СМЕРШе... Не помогали и мятные конфетки-карамельки (тоже аме-риканского производства – подарок фирмы «BOING»)…
....Вот и долгожданный аэродром Тушино... Пока выруливали и раскрывали самолёт, к лесенке уже подогнали небольшой автобус... Весь пассажирский состав и все мешки с «моей» доку-ментацией погрузились и мы помчались в центр города...
Боже мой, какой же маленькой была Москва каких-то семьдесят лет тому назад! Где метро «Тушинская», где «Сокол»... Слава Богу – проехали стадион Динамо, «Бега» , а вот и Белорусский вокзал... Моя родная площадь Маяковского (ещё без могучего
«лучшего и талантливейшего», вот и Пушкин, стыдливо наклонив-ший свою курчавую голову от взметнувшейся юбчонки балеринки на угловом здании справа...
...«Националь», «Манеж»... Неужто нас пропустят аж через знаме-нитые «Спасские врата»?. Как самых почётных гостей...
Но нет... Автобус (и едущие за ним две «ЭМКИ» - я их только сейчас и заметил...) круто повернули влево, через Никольскую, мимо ГУМа, мимо «Славянского Базара» прямо на Лубянскую площадь... И что дальше....
Через полчаса нас вводили в кабинет Наркома Внутренних Дел... В кабинет Лаврентия Павловича Берии допущены были только трое: я и два самых главных из сопровождающих...
Оставив меня одного у входной двери в кабинет, оба комисса-ра, подойдя к столу сидящего Наркома, негромко доложили обста-новку и, после немногих реплик Наркома, подозвали меня к его столу...
Я помню выступление Лаврентия Павловича при прощании с телом Сталина... Его одиозная чёрная шляпа, многозначительный акцент явного продолжателя дела «Вождя всех народов», зловеще блику-ющие очки и зловещие паузы и клятвы, напоминающие скорее угрозы всем своим врагам....
– это всё затаилось в памяти студента 1953-го года...
Здесь, в кабинете, Берия был моложе на десять лет и более уверенней.Всесильный Хозяин всех заключённых Страны Советов.
Выслушав комиссаров, он лёгким жестом отодвинул их в сторону и внимательно стал вглядываться в меня...
Я ждал окончания «первичного» осмотра, не произнося ни слова.
Не очень довольный (Чем же? Моим молчанием?) Берия опять жестом, не без властности, подозвал меня к своему столу...
Я подошёл и, искренне говорю, не без любопытства стал в упор рассматривать Наркома...
Наверное никто из низших чинов, а тем более из «опекаемых» не смел так вглядываться в него... Я чувствовал, что на данной встрече мне терять было нечего!
Слишком много я знал из будущего всех «вершителей» судьбы Страны Советов... И эти знания были им нужны, и именно их они боялись...
Лаврентий Павлович наклонился слегка к моим бумагам, взял один из листков (скорее краткую справку-объективку, как это называлось и в мои времена) и довольно дружелюбным бархатистым голосом произнёс:
– Вы, Иван Денисович, отдыхайте, вам помогут вспомнить Москву, а затем нам предстоит ответственное собеседование ...
Счастливо...– Я попрежнему молча в согласии наклонил голову и повернул к выходной двери...
Но Нарком вдруг рассмеялся и повернулся к стоящим в стороне комиссарам:
– Вы что его так запугали? Он что – говорить разучился... Ни здравствуйте... Ни досвидания, ПАНИМАЕШЬ – (на долю секунды прорезался кавказский акцент)...
– Идите, Иван Денисович, и ни о чём не беспокойтесь... –
...Прошла ещё одна московская неделя... Проверка продолжа-лась, но как бы «исподволь»... Мы посетили мою квартиру №3 в доме №6 по Садово-Триумфальной улице... Как они организова-ли «отсутствие моё» и моей семьи, а также и прочих жильцов нашей пятикомнатной «коммуналки» – я не понял, но я вновь вошёл в свою 12-метровую комнатку, увидел и тахту, и свою раскладуш-ку, и могучий квадратный стол на дубовых ножках и то самое окно, которое когда-то вышибла взрывная волна... В коридорчике стоял ларь с картошкой из моей Каширы (интересно, повезут ли меня на станцию Кашира в наш дом № 22 по Комсомольской улице...
...Повезли и спасибо им... Издалека полюбовался и своей бабушкой Анной Васильевной, да и приручённым как раз в эти годы огромным псом Полканом)... Потом я побывал в своей 167-ой шко-ле, что до сих (то есть в моём мире) стоит в Дегтярном пере-улке... Был и в своём классе и даже посидел на своей парте и увидел вырезанные мною же инициалы... Справа тогда (то есть теперь что ли – как не запутаться) сидел мой многолетний одно-кашник Юлик... А вот там я сидел, когда читал классу странич-ки из «Золотого Ключика», за что и получил на многие годы «кли-куху» Буратино! ...
...Мои «сыскари» были потрясены, услышав от меня подробности размещения чуть не под окнами «моей» квартиры будущего элитно-го дома НКВД (я неоднократно путал аббревиатуры: НКВД и КГБ)... Узнав, что строить этот дом будут пленные немцы, все мои «опекатели» расстрогались чуть не до слёз...
Война ещё шла по Советской земле, а я уверенно говорю им о деталях послевоенной жизни.
8. КРЕМЛЬ
И вот настал финальный московский день... Точнее, это был не день, а поздний вечер, чуть не полночь...
Машина с нашей «командой» въехала в Кремль через Спасские ворта и, поблуждав по переходам Большого Дворца, мы (я и ведущие меня сопровождающие) приблизились к «святая святых» – кабинетам Иосифа Виссарионовича...
Обычная штатная процедура досмотра... И все допущенные входят в кабинет Вождя...
...За стоящим у окон столом сидит Сам – «ХОЗЯИН»...
Невдалеке – Берия и, кажется, Поскрёбышев (в этом я не сов-сем уверен, так как его незапоминающееся лицо не мелькало по страницам «Правды»).
Сталин выглядел слегка усталым... Знаменитая трубка лежала на столе... Отдыхала, вероятно...Сам же Он перелистывал началь-ные страницы моего, до-безобразия разбухшего за последние недели, «досье».
Мельком оглядев всех вошедших, Сталин «устремил свой взор» на меня...
Я, памятуя встречу у Берии, произнёс;
– Здравствуйте, товарищ Сталин...
– Тот кивнул и пригласил жестом к столу...
– Лаврентий Павлович – познакомьте, пожалуйста, нас с вашим гостем... – Берия уложил всю предисторию чуть ли не в три строки – предельно лаконично, чуть ли не афористично и совершен-но непонятно (по крайне мере мне)...
Но все, повидимому, были в курсе дела и ждали какого-то очередного действия... И оно наступило...
Из открывшейся слева двери к сталинскому столу вышел... Вольф Мессинг! Я сразу же узнал его...
...Много, много десятилетий назад я с приятелем был на его сеансе по психотехнике... Мы с Мишкой Шепелёвым загадали вопрос (довольно пошлый и тривиальный), и Мишка полез на сцену «ассис-тировать» профессору...Мессинг должен был найти спрятанную в моём кармане записку весьма абстрактного, но актуального содер-жания... Держа Мишку за руку, весь напряжённый, слегка посапыва-юще-похлюпывающий, Вольф Мессинг спустился в зал, чуть не со второго шага свернул в «наш» проход и быстро, не размышляя и не останавливаясь, пошёл вплоть до нашего ряда, прошёл один ряд, потом резко повернулся и чуть не в упор указал на меня:
– У вас в левом кармане лежит записка с важнейшим текстом! Вы сами отдадите, или прикажите мне достать?! –
Я немного (точнее говоря – весьма) струхнул (Мишка трясся, как на экзамене по Истории Партии) и быстро выполнил «категори-
ческую» просьбу «волшебника».
Тот развернул плакатик лицевой стороной к публике... Там был изображён голубь мира (похуже, чем у Пикассо) и написано: «МИРУ МИР!»
– Так и будет! – пафосно воскликнул Мессинг и под бурные аплодисменты вернулся на сцену...
Этот микроэпизод ещё не произошёл в реальной жизни мага-и-волшебника, и моего лица он знать не мог...
Но «профессор психологии» мельком, именно мельком, взглянул на меня, затем на «вещьдоки», привезенные с Урала и, отвернув-шись, стал о чём-то молчать минуты две-три...
Все затаили дыхание. Я – тоже...
Вдруг Мессинг произнёс (тем же резким, нервным, эстрадным голосом): – Я ничего не вижу в этом, с позволения сказать, человеке! И ничего не могу о нём доложить... У него нет ауры.
... Нет астрального тела... Нет ...ДУШИ!
И хотя он живой и здоровый, но это не из нашего мира человек... Я таких ещё ранее не видел... –
Как говорили классики-драматурги – «На сцене наступило замешательство....»... Но, как и в классической пьесе, слегка заскрипев, шире отворилась та дверь, из-за которой вышел Вольф Мессинг, и... появился...новый Сталин...
Он ничем не отличался от принявшего нас «Хозяина», только трубка, та самая традиционная трубка, слегка дымилась в левой руке, и по комнате распространился хороший аромат... «Герцеговины Флор»... Это было зрелище, достойное небожи-телей! Очевидно, все, кроме меня, знали «Who is who!», но и сидящие и стоящие как-то подтянулись и насторожились...
Пришёл истинный ХОЗЯИН! А прежний отошёл в сторонку и как –то незаметно и вышел прочь...
– Так кто же вы и откуда? – спросил И.В.Сталин, усаживаясь по-хозяйски и слегка по-стариковски в своё освобождённое «дублё-ром» кресло.
Я подошёл вплотную к столу и решил прежде всего поздоровать-ся: – Уважаемый товарищ Сталин... Я рад был бы ответить на Ваш вопрос, но со мною это случилось и случайно и впервые...У меня нет ни опыта в подобных передвижениях ВО ВРЕМЕНИ (я решил чётко сформулировать ситуацию), и я не слышал о подобных опытах в реальности, а не в книжной фантазии...
Как говорит немецкая пословица – „Ein Versuch – kein Versuch“: «один опыт – это никакого опыта»!, но я не могу повторить его, хотя и хотел бы теперь!
- ПАЧЕМУ ЖЕ НЕ ПАВТОРИТЬ - МОЖЕТ ПАПЫТАТЬСЯ АБРАТНО ВЕРНУТЬСЯ, А?? – Может и экспедицию послать с вами же... Туда... В ЗАВТРА!!! Как говорят в народе – «папытка – не пытка!»...
– его глаза на миг стали по-рысьи желтыми и злыми... Но затем опять на рябоватом несвежем лице Вождя появились морщинки-смешинки...
– Мы проверили все ваши, конечно, в принципе проверяемые, сведения... Вам можно доверять! (Я слегка покачнулся)
– Не надо слишком волноваться – вам чрезвычайно повезло с этим открытием... К сожалению, никто из наших учёных не может объяс-нить на научном, материалистическом, языке сущность «эффекта Ивана Денисовича» – хорошо звучит, не правда ли, товарищи!?
...А наш профессор, товарищ Вольф Мессинг тоже не может нам помочь, хотя факт и не отрицает...(Обращаясь к Мессингу) – Шарлатанство вы тоже не обнаружили? –
(Мессинг отрицательно покачал головой, но промолчал)...
– А что такое произошло с деньгами, Иван Денисович?... Может, вы повторите этот же номер, что ли, как назвать то, что наблюда-ли вполне нормальные люди?
– Я возражаю против повторения этой ситуции в прежнем масшта-бе... Слишком большой выброс энергии наблюдался тогда... Если только посмотреть поведение не всей пачки банкнот, а лишь одной купюры... Я очень надеюсь, хотя это будет лишь ВТОРОЙ опыт, не более, на его успех...
Сталин – Так проделайте это! Сейчас же, при всех нас – вполне вменяемых свидетелях. Кто будет вам ассистировать? Выбирайте...
... Я заколебался... Лагерный майор явно согласился бы, но мне захотелось пойти «ва-банк»... – -
– Я выберу из рублёвой пачки лишь одну купюру – и положу её на ваш стол, Иосиф Виссарионович! -
(Я впервые и почти машинально его назвал так вот, почти по-домашнему, но ни он, ни его команда на это пока не обратили внимания... Всё напоминало сцену в Kasino Royal, а ставку делал сам Джеймс Бонд! (Это я что ли!?)
– Ну что ж, начинайте, а далее мы сами разберёмся... – произнёс Сталин, усмехнушись в свои знаменитые усы и пыхнув в очередной раз трубкой...
...Я взял давно расклеенную пачку «стотысячерублёвок», вынул один листик и аккуратно положил на краешек сталинского стола и отошёл метра на полтора... Сталин посмотрел на меня, на помрач-невшего Мессинга, на Лаврентия Павловича и затем коротко взгля-нул на всех остальных...
Сталин: – Так кто желает испытать Судьбу, товарищи? –
Секунду... Нет, полсекунды все молчали, а затем дружно сделали шаг к столу!
Сталин: – Как я понимаю, все готовы участвовать в опасном, но чрезвычайно интересном эксперименте... Не так ли, товарищи?!–
Прозвучали многочисленные голоса:
– Так точно, товарищ Сталин!–
Сталин: – И никто не боится?! – «Так что говорил наш Чапаев – где должен быть командир при преследовании врага?» –
И, наклонившись к столу, Сталин быстро протянул руку к банкноте... Все затаили дыхание...
Лишь я и, наверняка, майор из лагеря проявляли здоровое любопытство исследователя, позабыв, кто был «лаборантом»!
Оказавшись в руках Сталина, банкнота слегка зашевелилась, и в руке Вождя, как в руке профессионального фокусника, стали появляться стандартные довоенные «сторублёвки»...
Это не было столь ошеломительным, как на столе лагерного майора, да и энерговыделения, как ранее, почти не было...
Сталин не без восхищения смотрел на свою руку, цепко держа-щую деньги... Не исключено, он и в жизни (советской, разумеет-ся!) не часто их держал – было кому считать деньги и расплачи-ваться...
Взгляд ко мне: – Так всё и было, я ничего не испортил? –
– Нет конечно, теперь их можно вернуть в исходное состояние... Разрешите? – Я протянул было руку, но Сталин отвёл свою в сторо-ну и приказал:
– Достаньте, пожалуйста ещё один листок, а может и побольше - не так ли товарищи – увеличим число опытов! Не всё учёным трудиться, и мы внесём свой вклад в науку о Будущем!
Не так ли, Лаврентий Павлович!?
– Я послушно вытащил ещё три купюры и разложил их рядком на краю стола... Раздался голос Берии:
– Разрешите и мне, товарищ Сталин!– .... – И мне ... – И мне. – Кто-то поднимал руку, кто-то уже подходил к «рулетке»... Но Сталин остановил всех, махнув своей трубкой и подозвал меня – – И что происходит дальше?
– Я попросил повторить опыт со вторым листочком, и как толь-ко он «размножился» в руках Вождя, протянул к полученным «сот-
кам» свою руку и они опять, как и на Вишнёвых горах, преврати-лись в листок «стотысячной» банкноты...
...Опять несильно пыхнуло жаром, и в кабинете установилась абсолютная тишина...
...Все ждали финала...Что-то над постановлять...
И принимать особые меры... Но какие?
Молчание нарушил И.В.Сталин: – Здесь прозвучала неплохая, как мне кажется, идея о посылке экспедиции в Новое Время... Давайте её проработаем поподробнее.... Я думаю, товарищ Майор сможет её возглавить (а по возвращении он должен стать полков-ником, не правда ли, товарищ Берия?) – Берия кивнул – Ну и хорошо... Вы оба проработайте все детали, а мы пока с нашим первооткрывателем выясним некоторые частные вопросы... Все свободны...Прошу вас, Иван Денисович, к столу...
– Я подсел, как говорят о робких чиновниках, на краешек стула, и мы не менее получаса обсуждали важнейшие для Вождя проблемы...
Я пообещал никогда – ни в Настоящем (каком?), ни в Будущем (а будет ли оно у меня?) не разглашать наш разговор и не собира-юсь делать это и сейчас... Как бы я не относился к нему как по-литику, слово я дал искренне и честно, увидев душевное волне-ние в его глазах – глазах и Политика и Человека одновременно... Да простят меня современники...
И мы расстались... Я надеюсь – навсегда...