Фактор Фа. Альфа-Фаэтон. В коме-3

Орлов Игорь Борисович
 
    Звонок из преисподнии.


 Юрка принял душ. Вытирая голову полотенцем, вышел из ванной, пошёл к себе в комнату. У себя на столе просмотрел новые учебники, и восьмой номер «Вопросы психологии».   Журнал отнёс к отцу в кабинет, засунул его в  верхний ящик стола.  Быстро пробежался глазами по всему, что было на столе. Искал тот самый журнал, который разглядывал Вихров, находясь у него в гостях. Выйти погулять во двор не пришлось, пришла мама с работы, и началось: обнимания, целования, расспросы.   
- Как похудел, куда, только отец смотрел?  Она подвела сына к косяку. 
- Становись, посмотрю, насколько подрос. Шесть сантиметров, за три месяца. Думала, похудел, а это ты так вырос, одни глаза и чуб, остальное кости. Ничего, тетерь я за тебя возьмусь, как миленький овсянку будешь, есть, сэр.    
- Мам, я во двор, там  ребята футбол гоняют.
- Не набегался? Смотри телевизор, твой любимый «Спартак» играет.   
- Мам, я во двор. 
- А кушать?
- Потом. Юрка  хлопнул  дверью. 
Вера Венедиктовна вернулась в комнату. Зазвонил телефон.  - Алло!      
В трубке тишина. 
- Пожалуйста, перезвоните, вас не слышно.   

Она положила трубку. Вера Венедиктовна вышла в передний холл, открыла дверь на лестницу. Юра стоял на площадке в ожидании лифта.   
- Юра, кто-то позвонил. Молчат, может тебя, я попросила перезвонить.
Юра нехотя вернулся в квартиру. Сразу зазвонил телефон.
-  Алло! Говорите, я на проводе.
Юра молчал, пожал плечами, положил трубку. - Мама, если будут ещё звонить, и спрашивать меня, скажи, что я уже повесился, а если будут молчать, щёлкни по трубке, чтобы у того в ухе зазвенело.   
- Юра, разве, так можно.
- Вчера  звонили?
- Я на работе целый день.
- А вечером?   
- Вечером бабушка подходит к телефону. Она мне ничего не говорила.
    
Снова зазвонил телефон. Юра, молча взял трубку, приложил к уху. Вере Венедиктовна стояла рядом, и наблюдала за сыном. Юра, закатив глаза, смотрел в потолок, и молчал. Он щёлкнул пальцем по трубке, и положил её на аппарат. Снова звонок. Юрка схватил трубку.
   
- Сейчас в ухо дам. Но, тут же широко открыл рот и  захлопал  глазами. -  Да, это я. Извини меня. Меня тут заколебали звонками и молчат. Это не ты звонишь, и  в молчанку играешь? Только, что четвёртый раз за час. Ты, честно сегодня мне звонишь первый раз? Ты сам, как? Нормально? Я-то «нормуль». Слушай, тут ещё один звонок был - с преисподней. Смерть звонила по чью-то душу. Как? Клёво?   

... Мать стояла, и тихо ахала  -  Ума так и не набрался. Как был шалопаем, так им и остался.    Она пошла на кухню.   

- Слушай, Янек, у меня к тебе дело.  Идея. Вот, такая, но это не по телефону. Давай завтра в 12 в «Луже» поплаваем.  У входа, слева у касс.  Можешь приходить не один, я разрешаю. С подружкой, но чтобы не очень высокого роста ... Сейчас не могу, при встрече. Я во двор мяч гонять. Пока. 

  Фаталист.
    
   Юрка выбежал во двор, направился за трансформаторную подстанцию, где  играли в футбол. Здесь уже играли мальчишки с его двора и ему пришлось быть зрителем. К нему подошёл парнишка.
- Фасоль, привет! Когда приехал? Мы здесь второй день все в сборе, кроме тебя. 
- Здорово, Колян! Сегодня приехал, час назад. Как у вас тут?   
- Сейчас наши придут, малышню прогоним, сами сыграем. Мы новый мяч купили, скинулись. С тебя пятьдесят копеек.

  Постепенно к ним подходили старшие ребята. Они держались особняком, курили. Все ждали Вадима с мячом. Юра сидел на траве вместе со своим соседом по подъезду и обменивался последними новостями. Они были младше тех ребят, что курили и особо к ним не тянулись, но играли с ними в футбол на равных.
 
  В этой компании старших ребят был свой лидер. Он старше всех, курящий, от него несло за версту «Солнцедаром». Матерился через слово, на руке наколка, которая   всем говорила, что он уже побывал в колонии. Для пацанов он был авторитет - сильнее всех. Его слово - закон для всех дворовых мальчишек, и никто не оспаривал это.

  Двор - это не лагерь, где твой отец начальник, здесь нет дисциплины и режима дня. Здесь кулаки решали все вопросы. Для Юрки двор, совсем другая среда обитания. Он прекрасно понимал, что жизнь заставляет его спуститься с небес на землю. Во дворе ему не простят ни малейшего зазнайства, и какого-либо превосходства над другими ни в чём, ни в знаниях, ни в умении считать миллионы в уме, ни в чём. Он понимал, что в случае чего, ему не придётся бежать за помощью к отцу, которого никто и не видел во дворе и кто он такой всем наплевать.  Поэтому Юрка и не высовывался, держался строго в своей возрастной группе, но его группа была уже под влиянием, более старших ребят.   

 Читатель знает, нашего героя. Знает, что Юрка не может долго оставаться в тени, ему нужен простор действий для его неукротимой энергии и фантазии.   
 Юрка рассказывал Кольке про лагерь, про тот случай, когда ночью у забора отец обнаружил два трупа и одного полуживого. Про ту суматоху, происшедшую после. Как зачарованный, Колька слушал товарища, открыв от изумления рот. Юрка рассказывал, кое-что привирал, а сам следил за компанией старших ребят. 
 Юрка умел делать сразу несколько дел, как Юлий Цезарь. Он рассказывал, и одновременно слушал, о чём вели разговор старшие. Из разговора старших он уловил то, что ему было интересно.  Старшие в ожидании своего товарища, собрались играть в карты. Когда они сдали карты, Юра и Коля подошли к парням.   
    
 - Мужики, можно я с вами сыграю? Парни играли в карты, а не в футбол, где были все на равных. Здесь соблюдалась иерархия - дворовая подчинённость. «Старший» с наколкой на руке, повернув голову, презрительно посмотрел на пацана - шпингалета, буркнул,  - Отскочь, сопля, и не тикай, как хронометр.   
 
 - Я на деньги. Как и вы, у меня «чирик». 
При слове «чирик» долговязый смягчился. - Чирик, говоришь? Тогда, садись. Был твой - станет мой. 
- Твой чирик, будет мой, - заявил Юрка.   
   
 Парень исподлобья посмотрел на юного нахала, и перестал тасовать. Все посмотрели на Юрку. Авторитет жестом показал, чтобы его напарник освободил место наглецу. Юра сел напротив. 
- Готов? спросил парень, не сдавая карты, - в очко? 
- Во что, хочешь.    
- Ты, уверен? Деньги на бочку, - и сам положил на чурбан красную бумажку.   
Юра полез в карман за червонцем. - Я выиграю, вот увидишь, - сказал Юра, - примета есть стопроцентная.

- Насрать, не верю, а впрочем, какая примета?   
- Разве не знаешь, если у «сдающего», случайно падает карта, то он её запоминает, а это значит, что он шулер, и тебе об этом говорили паханы. Либо, если ты честный игрок, то это предупреждение, твоя роковая ошибка. У тебя случайно упала карта, она в конце колода, в конце игры она сыграет особую роль. 
       
 - Заглохни шкет, я не шулер, она случайно выпала. В морду дам за базар.    
 Этого Юрке и надо было - разозлить парня. В это время подошёл ещё один парень, который всё слышал. Он бесцеремонно встрял в разговор.    
- Сдавай сам, случайно уронишь - тебе кранты.   

 Долговязый с наколкой  повернулся. - А, это ты? - и отдал колоду Юрке.
Юра добился своего - колода в его руках.  Он посмотрел на небо и не глядя, стал тасовать карты. 
 
 - Короче, верим, что не мухлюешь, сдавай, - в приказном тоне, сказал вновь пришедший парень. Юрка сдал две карты, две положил перед собой.
- Ещё?
- Ещё.
- Пожалуйста. 
- Ещё.  Юрка смотрел на небо.   
- Себе, - прикрывая карты, сказал долговязый парень.   
Юра не глядя, кинул себе ещё две карты.  - Всё, ты проиграл - и стал переворачивать свои карты. Король виней, дама виней, семёрка пик и шестёрка  бубён - итого 20. Улыбка слетела с лица парня. 
 
- И у меня 20.   
- В пользу сдающего, - моментально заявил Фасолин. 
- Я сдаю, ничья.      
- Почему, ты?  В мою пользу.   
Юрка стал, вновь тасовать.  Сдал по две.   - Ещё, - спросил он?  Может две?   
- Себе.    
- А мне не нужно, у меня очко, десятка и туз - и он перевернул свои две карты, - я же сказал, стопроцентная примета, а у тебя, снова 20 очков. 
   
 Все возбуждённо зашумели. - Гони пацану выигрыш и айда в футбол, - сказал верзила проигравшему, когда из-за угла показался ещё один парень в майке с цифрой 9 и мячом.

- Я отыграюсь, мне отец голову оторвёт, он дал мне десятку, чтобы я ему пива купил. 
- Я в долг не играю, - сказал Юра, и сунул деньги в карман.   
- У меня ещё одна десятка, вчерашняя, - не унимался проигравший долговязый  парень.   
- Ещё  раз хочешь проиграть?

 Парня с мячом звали Вадимом. Он жил в соседней «девяти этажки», тоже ходил в авторитетах.   
- Эй, малыши по домам - уроки делать. Крикнул он футболистам.   
- У нас каникулы.  Мальчишки со своим мячом покинули поле.

 Парни разделились на команды, Юрка был в команде с новым авторитетом, не с Вадимом, а с тем, кто пришёл до него. Вадим бросил мяч парням разминаться, а  сам стал расширять ворота, расставлять кирпичи. Он побежал в центр поля, и на что-то наступив, упал на ровном месте. Все засмеялись.

 - Они проиграют, примета, - громко заявил Юрка.   
Играли полчаса. Юра оказался прав, их команда выиграла, та проиграла. Меняться воротами не стали, надоело бегать в пылище. Собрались у трансформаторной будки, закурили.   

- Фасоль, что за примета, о которой ты, говорил перед игрой. Предсказатель, какой, ты.    
- Эта примета, - начал Фасолин, - со времён Великой Римской империи.   
- В лагере врать научился? Ну, и загнул, Фасоль.   
- В чём примета?  Спросили другие парни.

 -  ... Римский император Юлий Цезарь говорил, - не падай перед боем, оно равносильно поражению, а сам перед Сенатом споткнулся и упал на мраморной лестнице, и был убит на том же самом месте после заседания в Совете. То же самое случилось и у тебя, и в картах. Весь наш жизненный путь - цепочка не случайных явлений, а заранее предсказанная нам всем судьба - рок.

 - Мужики, - сказал всем Вадим, - я знаю этого Юрку, он живёт в «высотке», он всем голову дурит, он чудила ещё тот.   
- Не веришь? Мне не веришь? Возмутился Юрка - я знаю случай, один другому говорит - ты, сегодня помрёшь, мне не нравится цвет твоего лица.
- И что?  Помер мужик?
- Парни, он вам всё заливает, а вы слушаете. И кого? Малыша?   
- Проценко, помолчи, дай слово малышу. Фасоль, говори что с тем  мужиком стало? Помер? 

Юра продолжал. - Это не просто мужики были, а офицеры.  Так вот один, и говорит  другому. - Вы нынче, умрёте - может быть, да, а может быть и нет, - ответил тот офицер.   Первый офицер спрашивает у майора, - заряжен ли его пистолет?      
- Глупая шутка, - ответил  майор. 
Отнюдь, - завёлся второй, - дайте мне свой пистолет.
- Спорю, что пистолет не заряжен, - выкрикнул ещё кто-то из сидящих за карточным столом, офицеров. - Словом, заключили  пари.   
   
- Мужики, это же русская рулетка, - сказал Проценко.
- Фасоль, продолжай, - зашумели парни, обступив Юрку. 
   
- ... Все окаменели. Тот взял пистолет, и наставил дуло себе в висок. 
- Вы, болван, сударь, что вы, этим поступком хотите, сказать? 
- Я хочу, сказать, что вот этот офицер лгун, фразёр, - и он ещё наговорил немало гадостей в его адрес.   
- Кто знает, судьбу человека? Он? Он что, Перун из «Вещего Олега»? Никому не дано, знать этого, и я докажу вам это.
- Что он говорит, он не отвечает за свои слова, - и он нажал на спусковой  крючок пистолета. Раздался щелчок, выстрела не последовало. 
 
 - Вы, сами не честный человек, вы знали, что пистолет не заряжен, и подло играете на наших нервах. С этими словами офицер наставил пистолет в лоб другому офицеру. Наступила гробовая тишина. 
- Вы, уверены?

- Мужики, я же говорю, это русская рулетка, - снова вставил слово Проценко.   
- Фасоль, так он вышиб мозги тому обалдую?
- Нет, все прибз ... сразу, все замолчали, а тот нацелился на дверь, рядом на вешалке висела фуражка, и он вторично нажал на спуск. Раздался выстрел, в зале
запахло порохом. Все присутствующие офицеры увидели в фуражке дырку, и в стене след от пули.   
- Что, господа!? - сказал он - вот, я и доказал вам, что он не прав, а первый раз была осечка. 

- Интересно, - зашумели вокруг Фасолина ребята.   
- Фасоль, а тот точно, себе в лоб, хотел стрелять, а не в карту? Я это уже, где-то читал.   
-  Точно в висок, - поправил Юра.   
-  А ты, намекаешь на Пушкина - «Выстрел»? 
-  Пушкин здесь не причём. Я рассказывал другой хрестоматийный случай.
-  Они, случайно не на 50 баксов спорили?   
-  На 50 царских рублей.   
-  Всего-то?! Тогда, я знаю того офицера и того  мужика - сказал Проценко  Вадим. 

-  Ты знаешь?  Старший авторитет посмотрел на Фасолина.
Юрка ухмыльнулся. - Вы все должны знать, этих балбесов. 
- Знаешь, так, говори.   
- Одного звали Вулич, - сказал Вадим, - верно? 
Юра загадочно улыбнулся.    - Верно.
- Говори, кто второй?   
- Второй был сам Гришуня.   
- Какой  ещё  Гришуня?   
- Преподобный Печорин, - сказал за Юрку Проценко.      
 
- Рёба! Эти два придурка из нас идиотов делают. Надо им вложить.   
- Я не из кого дурака не делаю, в школе проходили «Герой нашего времени», а Фасоль, настоящий фаталист, он верит в злую судьбу, в рок.    
- Ребята, точно, помню что-то. Был по литературе такой Печорин. Проходили, я даже читал, но не дочитал.
   
- Юрка, ты нам туфту гонишь, говорил, случай был.   
- Я и говорю, хрестоматийный случай, только теперь у Миши Юрьевича  Лермонтова.    
- Вадим, почему, Фасоль фаталист? Тот мужик живой остался. 
- Нет, ребята, фаталистом был Печорин, он правду предсказал, того офицера в тот же вечер один пьяный казак зарубил шашкой, как свинью. Я предлагаю Фасоля, теперь фаталистом назвать. Кто согласен?   
- Давайте, Печорин. Все решили, что нашего Фа-Фа теперь называть - фаталист.           С  этим  и разошлись.

                «А МЫ ИХ ЖАЛКИЕ ПОТОМКИ …»

       Юрка шёл домой, и вспоминал игру в карты и футбол.    
«Почему, они такие тупые? Неучи. Карты, водка, бабы на уме. Ничего их не интересует. Интеллект нулевой. В редком случае на уровне пятого класса. Слепо идут по жизни, ничего не зная, а каждый думает, что сам хозяин своей судьбы. Ничего не признают, кроме самих себя. Живут одним днём. А жизнь - это цепочка ... 
   Может, в самом деле, я фаталист? Вбил себе в голову чушь собачью, и учу других, надо жить проще. В жизни надо опираться на четкие знания и опыт стариков. Надо, что-то приносить в жизнь, а не прозябать её. Как там, здорово, сказано у Лермонтова» 
Юре нравились, мысли Печорина на сей счёт. Он часто вспоминал их.

  « ...А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждений и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы неспособны более к великим жертвам ни на блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья. Потому, что знаем его невозможность, и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они надежды, ни даже того неопределённого, хотя истинного наслаждения, которое встречает душа во всякой борьбе с людьми или судьбою».
«Что здесь можно, сказать ещё?»   

  Юрка чувствовал себя сейчас Печориным или Чадским. Его мало кто понимал, друзья, взрослые, порой даже отец.  Настоящее горе от ума. Он, как и Печорин,  даже ещё моложе на десяток лет, а то и более, пребывал в своём детстве, ещё не в юности, был мечтателем. 

 «... любил ласкать попеременно, то мрачные, то радужные образы, которое мне рисовало беспокойное и жадное воображение. Но что мне от этого осталось? - одна усталость, как после ночной битвы с дьявольским привидением, и смутное воспоминание, исполненное сожалений. В этой напрасной борьбе я истощал, и жар души, и постоянство воли, необходимое для деятельной жизни; я вступил в эту жизнь, пережив ужас мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно ему известной книги».

 Его так одолели философские мысли Печорина, что не заметил, как лифт остановился на четвёртом этаже, на его площадке. Бабушки не было дома, он включил магнитофон на полную катушку. Мама терпела. Он достал копилку, засунул в щель десять рублей, задёргался руками и ногами под визжащую музыку.

 Он расслаблялся, уходил от взрослых мыслей, освобождал рабочую память своего мозга от ненужной на данный момент, информации. Громкая ревущая музыка помогала  ему складировать эти мысли, в самых задних уголках мозговых хранилищах, и главный его аналитический и думающий центр, снова готов к приёму всего нового, чтобы в его недрах рождались новые идеи, и их решения.

 Музыка оборвалась. Юра повернул голову, мама выключила звук, нажав кнопку на магнитофоне.    
- Юра, к телефону подойди, папа звонит.
- Пап, привет! Да, всё нормально. Всё хоккей. Мама дома, бабушки нет. Когда  будешь? 
-  Юра, Юра не тарахти, я с мамой уже поговорил. Приеду завтра после шести. Ещё, Костик Алябьев нашёл Лёшины чёрные очки, хотел их отвезти Малафееву, а когда узнал, что Лёша живёт рядом с нами, попросил тебя съездить к нему в свободное время, а у него времени нет. Я согласился, передать тебе очки. Ещё тебе привет от Олега Столицына. Пожалуй, и всё, дай ещё разок маму.         
 Юра передал трубку маме.

Опять, полезли в голову мысли.  «Олег передаёт привет. Что, это значит? Странно, всё это, надо разобраться. Кто приходил к Вихрову в институт? Кто? Если Олег был в лагере. Зачем? Вопрос простой. Олег в лагере, его не было в автобусе, и в других автобусах, тоже не было. Второе - папа передаёт от него привет. Странно,  кто под видом Олега навещает Вихрика? Люцифер или его слуга, с одной  целью довести 97% до 100% ? Это и ежу понятно. Ещё меня сбивают с толку эти телефонные звонки. Какая-то смерть мне в ухо дышит. Завтра встреча с Янеком, он мозговитый, поможет мне во всём разобраться. Ещё ночь впереди.