Ни себе, ни людям

Ольга Голуб
         Заехал я как-то к своему бывшему однокласснику Витьке. Возвращался из командировки, да и заехал. А чего было не заехать, если по пути, если настроение отличное, если билет оплачен и суточные рассчитаны.
         Было время, мы с Витькой давали жару… Дипломат его до сих пор помню. Дерматиновый такой, с металлическими заклепками. Я его просил после уроков, чтобы дал пронести до дома. Он кобенился сначала, но потом соглашался. И я гордый устраивал свой ненавистный ранец за спину, а в руках тащил Витькин дипломат. Худые плечи проседали под ношей, но счастливее меня не было на тот момент никого. Потом я в город уехал учиться, а он в армию пошёл.
        Подхожу к калитке чуть растерянный. Ведь калитка была пятнадцать лет назад не голубая, а зеленая, и не из новых ровных досок, а покосившаяся, с гнильцой. Постучал и отошел, чтобы собака зря голос не срывала, не кашляла. Галстук поправил, с ноги на ногу переминаюсь. Хозяин вышел и не сразу признал меня, школьного товарища, с которым в седьмом классе отбирал у отличниц портфели и топил в лужах. Не отличниц, конечно, а портфели, набитые учебниками и тетрадями с пятерками. Бросились друг другу на шеи, расцеловались брежневским способом и ушли в дом.
        Выпили, как полагается за встречу. Альбом перелистали с фотографиями. Вспомнили свои мальчишеские геройства. Закусили. Снова выпили. Баньку протопили и там свои воспоминания тоже  настойкой запили да занюхали берёзовыми вениками.
        Поужинали. Кот хозяйский плешивый, весь такой из породы «Сам по себе», пристал, то о ноги трётся, то на колени просится. Хозяин ему шкуру от сала бросит, тот её мусолит как галошу, всё при деле животина.
        После расстелили кровать в дальней комнате, и я моментально забылся сном. Ближе к утру растревожили странные звуки, вроде как шорохи в углу. Глаз один приоткрыл, моргнул пару раз в темноту и опять захрапел. Приснилось будто бегу пацаном по ромашковому полю, а за плечами ранец дребезжит. Не досмотрел, вздохнул кто-то под ухо. Открыл на этот раз оба глаза и даже привстал. Комната не прочертила ни одного силуэта. Прислушался, но, не услышав ничего, улегся вновь.  Когда сознание с новой силой потянуло к ромашкам, в  подозрительном углу кто-то громко испустил газы. Тут уж  не стерпел, поднялся и включил свет. В углу стоял шкаф. За ним проживала долгую и счастливую жизнь плесень. Внутри висели вещи, а на голове у шкафа лежал дипломат, а на дипломате преспокойно спал кот.  Я схватил его за воротник и сбросил на пол. Кот громко шмякнулся и удрал прочь. Обтянутый мягким коричневым дерматином, дипломат блеснул в глаза металлическими заклёпками и резанул по старой душевной ране. Предмет мальчишеской зависти – дипломат товарища, служил лежанкой для безмозглого кота! Сколько раз мне думалось о нём. Выучился в ПТУ, устроился на работу, чтобы заиметь такой же коричневый, мягкий, дерматиновый, с заклёпками. Эх, да что скрывать, топив ранцы отличниц, я со злостью представлял, как опускаю в грязь эту дорогую Витькиному сердцу  вещь. Чтобы не выпендривался, чтобы ходил как все пионеры с чёртовым ранцем.
        Утром хозяин удивился моей просьбе подарить  свой старый, подранный котом дипломат, но согласился. Снял со шкафа, обтер тряпочкой, вытряхнул ненужный хлам и отнёс на завалинку проветрить и подсушить. А только как мимо не пройдет, всё видит что на нём кот присутствует: спит, моется, просто за птичками наблюдает, а с места не уходит. И голосом его сгоняли, и рукой замахивались, и полотенцем били, только кот через минуту возвращался на свой лежак. Я, прибывая в хорошем духе, насвистывал, слонялся без дела, морду солнышку подставлял. Как засобирались на вокзал меня провожать, так вспомнили о дипломате. Вышли к завалинке, а дипломат лежит, греется одинёшенький, кота и близко не видать. Потянул я за ручку, а с дерматина лужа прямо на брюки вылилась. Запах разнесся до соседних улиц, на дипломате засияло бурое пятно.  Я охнул, Витька выпустил на ветер пару не лестных слов в адрес всего кошачьего рода, хозяйка руками всплеснула, мол, не случалось такого никогда.
        Так и укатил я, даже спустя пятнадцать лет не осуществив своей мечты – заиметь коричневый дерматиновый дипломат. Много кожаных портфелей  сменил за годы, а всё покоя не давал тот, с которым друг щеголял. Снился он  мне неоднократно ночами и теперь не перестает во сне являться, такой мягкий, с металлическими заклёпками и мокрым пятном по центру.