Да здравствует солнце, да скроется тьма!. гл. XXVI

Глава XXVI

Чистилище.

- Добро пожаловать на станцию «дорога в Ад» - Снова пошутил китаец. – Ну что, двинулись?
Саша обнял меня и повлёк к лестнице. Я подчинилась, жаркие слёзы жгли мне лицо, я даже не пыталась их остановить.    
- Не печалься, красавица, скоро эта боль пройдёт. И ты ничего не будешь чувствовать. Здесь не так уж плохо. Впереди у вас целая вечность, жаль, вы об этом знать не будете. – Мали, довольный собой, с наслаждением расписывал наши перспективы, я была совершенно опустошена, Саша крепился и поддерживал меня. – Начнём экскурсию?
- Дай отдышаться. – Саша остановился, заглянул мне в глаза.
- Люба.
- Саша.
- Отдышишься после, - рыкнул китаец. – Скоро вы сдохните и потеряете ко всему интерес. А я потеряю интерес к вам. Так что, идём, познакомлю вас со своим хозяйством.
Мали обогнул нас и зашагал первым, мы потянулись за ним.  Лестница казалась бесконечной. Винт за винтом она спускала нас в пропасть, мне с трудом удавалось не думать о глубине и том, что я оставила наверху. Сашины руки были единственной опорой для меня. Кромешная тьма скорее радовала. Я не хотела видеть окружающих меня предметов. Даже невидимые они были мне  отвратительны и, более того, ненавистны. Запах мертвечины воспринимался как должное. А чем ещё может пахнуть преисподняя. Наконец, Мали остановился.
- Сейчас будет коридорчик, не споткнитесь – пол неровный, камни, ямы, мусор. – Вы, надеюсь, не честите меня за отсутствие свечей, факелов или электрических ламп? Не люблю света. Да и вам полезно посидеть в темноте. Скоро вся ваша жизнь погрузится во мрак. Б-р-р-р. Самому жутко становится.
Саша по-прежнему придерживал меня. И только его близость, его тепло, его ровное дыхание не давали мне упасть духом, поддаться панике, превратиться в дикое, потерянное животное.
- Мне показалось, что ты знаешь меня. – Шепнул Саша.
- Я знаю тебя. – Собственный шёпот ободрил меня. – Ты половинка Наташи, так же, как Рамир моя половинка.
Наверное, там, наверху, мои слова прозвучали бы глупо. Но здесь, в кромешной мгле подземелья они звучали с мистической истинностью. Жаль только, что ни мне, ни Саше теперь не суждено присоединится к нашим половинкам. Мали ясно выразился – мы станем вечными узниками мрачного мира возмездия, его бесчувственными тенями воплоти.   
- Но ты не застала Наташу?
- Что вы там шепчетесь? – Вопросил Мали откуда-то издалека. Выходит, мы от него отстали.
- Знакомимся. – Заверил Саша.
- Да, при другом раскладе из вас бы получилась чуесная пара. Ещё не влюбились? – Голос китайца приобрёл издевательские нотки. Саша предпочёл промолчать.
- Есть вещи, Мали, которые ты не смог усвоить в бытность человеком, а тем более не поймёшь их сейчас. – Я не собиралась глотать обиды.
Впереди злобно засопели. Мой намёк понят, я считаю демонов неполноценными. Более того, раз он разозлился, значит, в глубине души (хотя, откуда у него душа) готов со мню согласиться.   
 - Кое-что о вас, людях, я всё-таки знаю. – Мали смаковал каждое слово, потому я приготовилась услышать какую-нибудь гнусность. – Например, непостоянство женской любви, падкость слабого пола на красоту. Любая из вас и все поголовно становятся лёгкой добычей, если применить чуточку изобретательности. Прежние привязанности, коли их нет поблизости, для вас не имеют абсолютно никакого значения. 
Саша напрягся, мне стало жаль его. Мали намекал на Наташино к нему чувство, заодно и напоминал мне моё недолгое помешательство.
- Наташа влюбилась в меня без памяти. – Победоносно выкрикнул Мали. – Я мог делать с ней всё, что заблагорассудиться.
Саша остановился.
- «Будь осторожен, как бы не повстречать тебе сынов Асторотовых. Ибо мало устоявших, а выживших и того меньше. Ловушка для разума сети их, слова их лживые смятение пробуждают,  дух порабощают, волю сокрушают. Чёрное  мнится  белым, а белое становится тучи темнее.  И  не будет избавления застигнутому врасплох». – Я уверенно процитировала строки из тетрадки, некогда попавшей мне под руку. Влезть в записи незнакомой попутчицы было бесчестным с моей стороны. Тогда я стыдилась, а сейчас от души благодарила старую женщину. То, что показалось бредом, оказало мне неоценимую услугу. Именно благодаря украдкой прочитанным строкам я, в отличие от Наташи, не была «застигнута врасплох». Потому чары Мали так быстро рассеялись. Не зря же я запомнила текст слово в слово. Он предназначался для меня. Возможно, если бы я не чуралась чудаковатых попутчиц и внимательнее к ним прислушивалась, мы бы не проиграли.   
- Это что ты только что сказала? – Тьме оказалось не под силу скрыть замешательство Мали.
- То, что обеляет Наташины погребальные одежды. Она была околдована тобой. И я тоже…
- Так вот почему ты устояла.
- Да, меня не застигли врасплох.
- Я бы оскорбился. Но там, где не сработали мои чары, сыграла роль твоя глупость.
Саша расслабился, я, понимая, что Мали прав, промолчала.
Вдали забрезжил тусклый неприветливый свет. От близости открытого пространства воздух не стал чище.
- Держи. - Что-то малюсенькое и влажное коснулось моей ладони. – Устрой это понадёжней, чтобы не потерять.
- Что это? – Я попыталась на ощупь, хотя бы приблизительно, определить, чем одарил меня Саша.
- Ягодка-индикатор и наш путь на свободу. Подарок твоего друга Августина. У меня такая же имеется.
- Великий Издатель?
- Он рассказал мне, как надо действовать. Если повезёт, мы ещё порадуемся солнышку. – Прошептал Саша голосом, полным надежды.
Силуэт Мали выделялся далеко впереди, вряд ли он мог расслышать, о чём мы говорим. И не думаю, что его беспокоили наши суетные перешёптывания. Китаец праздновал победу, наслаждался предвкушением обещанных привилегий и наград. До нас ли ему было.
Я шарила по телу в поисках надёжного места. Не нашла ничего лучше кармана. Туда и определила сокровище.
- Ягодка засохнет, когда мы начнём умирать. Тогда её надо проглотить и ты растворишься здесь, вновь появившись наверху.  – Сообщил Саша.
- Как всё просто. – Я не верила своему счастью. Неужели, увижу Ванечку.
- Не спеши радоваться. В самый решающий момент мы будем находиться в состоянии «уже не здесь, ещё не там». Тогда станет трудно принимать решения. Более того, здесь не так просто выжить. Ягодки – это лишь надежда, призрачная, трудно осуществимая. – Саша говорил, гладя мою руку, боясь расстроить меня или напугать.
Но нет.  Никому не под силу разрушить непоколебимый замок решимости и упорства, в одночасье выстроенный усилиями маленького существа, покоящегося у меня в кармане. В моём сердце затрепетал счастливый лучик. Утопающий хватается за соломинку. Интересно, это спасает его? Конечно, если свято верить, что и соломинка способна вытащить со дна океана. Моя соломинка сейчас находилась в моём кармане, и я сумею нею воспользоваться.    
- Мали! – Саша ускорил шаги, мне пришлось последовать его примеру. – Как всё произойдёт?
- Не понял? – Как я и предполагала, китаец витал где-то в дальних далях. Похоже, он напрочь забыл о нашем существовании.
- Ну, с нами.
- А, - Мали оживился, ему нравился садизм во всех проявлениях. А слова порой причиняют несравнимо большую боль, чем действия. – Тут особо не о чём говорить. Ваши страдания не продлятся долго. Скоро ваши чувства и ощущения ослабнут, в душевном плане вы охнуть не успеете, как очерствеете и превратитесь в камень. Безразличие – вот состояние, которое станет вашим неизменным спутником, только с одним отступлением: физическая боль не отменяется. Слабость и усталость тоже в силе. Сами понимаете – первая ступень Ада. Здесь вам не курорт. 
Мы добрались до источника света. Им оказалась огромная дыра с неровными, обсыпающимися краями. Мали шустро перешагнул каменный выступ и замаячил на той стороне.
- Ну что же вы? – Обернувшись к нам, китаец поманил рукой.
Саша помог мне преодолеть последнюю преграду. Когда мы вышли на неприветливые просторы преисподней, проход исчез. Мы стояли на высоком холме. Серое, капризное небо, никогда не озаряемое солнцем, касалось наших волос, всё вокруг было окрашено в неброские депрессивные цвета, на земле таких и не встретишь. Природа, если можно так отозваться о пожухлой бесцветной траве и редких корягах, претендующих именоваться деревьями, таила в себе угрозу. Перед нами расстилалась бледная равнина, по центру которой протекала река. Водную гладь невозможно было разглядеть из-за окутывающего русло грязного тумана. Вдали прорезали небо острые шпили розовато-белых гор, прямо по курсу, на приличном от нас расстоянии топорщилось нагромождение каких-то зеленоватых кубов, по правую и левую сторону от скопления геометрически-однообразного, как я определила, бетона темнели два леса-близнеца. Никакой зелени, всё те же обглоданные палки. Будто рощу настиг вспыхнувший в одночасье и одновременно во всех уголках пожар, по какой-то причине не успевший довершить своё разрушительное деяние.
Мали чуть не подпрыгивал от счастья, глядя на наши ошарашенные лица. Похоже, ему не часто приходилось выступать в роли экскурсовода. Сюда, как правило, попадают уже мёртвыми.
- Как жаль, что вы скоро превратитесь в инфузорий. – Искренне пожалел наш проводник.
Мы предпочли промолчать. Если бы не зёрнышко в моём кармане, я бы согласилась не тянуть и увянуть прямо сейчас. Обозримый мир не предназначался для взоров живых, он был для нас чужд и противоестественен. Даже пытливые разумом импрессионисты не заходят в своих фантазиях так далеко.
- Ну, как вам мои владения? – Мали растопырил руки. – Я здесь царь, Бог и господин.
- Жаль твои подданные об этом не догадываются. – Съязвила я.
- Потому и приходится колотить их больше, чем требуется. Так сказать, компенсация за полное неведение. – Хмыкнул китаец, с плохо скрываемым раздражением.
- И где же твои подопечные? – Саша устремил взор к кубам. Мне тоже подумалось, что людей надо искать именно там.
- В городе, - изящная рука Мали взметнулась в ожидаемом нами направлении. – Сейчас они отдыхают.
- Спят? – Мой вопрос был и утверждением.
- О нет, тут не Рай, чтобы спать. Сидят под стеночкой и ждут, когда надсмотрщики выгонят их на работу.
- А что за надсмотрщики? – Саша без труда разыгрывал роль туриста, думаю, старался, чтобы меня успокоить. Наташа ни на грамм не покривила душой, отображая портрет своего жениха. Он был лучшим представителем человечества. – Что за работу выполняют здешние обитатели?
- Надсмотрщики очень колоритные ребята. – Мали вперился в меня своими обворожительными глазами, и я догадалась:
- Каракатицы! И белочка тут? 
- Фи, как ты моего заместителя окрестила. Назибо его кличут. Очень злобное, бесполое существо. Имена я даю только самым заметным, твоя Белочка ещё та! Она в бесконтрольной ярости умудрилась нескольких мёртвых убить. Вы себе представляете, как это возможно? Вот и я до сих пор голову ломаю. Есть ещё парочка индивидуумов, я их выделяю среди прочих. Остальные каракатицы у меня на «эй ты» откликаются. Тоже были когда-то людьми, но так низко павшими, что даже нам, демонам, противно с ними возиться. Но с работой своей они справляются. Плети свистят, как оркестр, музыка не на миг не прерывается.
Мали призадумался. Я растерянно посмотрела на Сашу, он улыбнулся. Мне стало стыдно за себя, так быстро упавшую духом. Я же здесь не одна, а с Сашей. Ванечке моему куда как туже пришлось. Невинное дитя столько времени провело в этом кошмаре, в обществе покойников и каракатиц.
- Работа здесь скучная и бесполезная. Карьер роют. – Очнулся Мали от размышлений.
- А когда выроют? – Отстранённо спросил Саша, будто местный распорядок его никак не касается.
- Зарывают обратно. И так бесконечно. Говорю же – скука беспросветная. – Пожаловался Мали и тут же добавил: – Кстати, мальчонка не работал, я его приберёг. Кто-кто, а он проживёт праведную жизнь. Для него слова «Ад» и «возмездие» не пустой звук.
Даже выскользнувшие из уст Мали воспоминания о Ванечке накрыли меня тёплой волной. Из сказанного я поняла, что мой сын не будет больше мишенью. Его жизнь вне опасности.
- Скука удел бездарностей. – Заговорил Саша. – Ты же не такой. Придумай что-нибудь.
- Например, театр, или художественную мастерскую, а может, танцевальную студию.  – Я вспомнила, сколько всего интересного существовало в моём родном городке.
- Где нет чувств, нет дороги к творчеству. Скоро вы это поймёте. – Мали осёкся. – Нет, не поймёте. Я же сказал, духовному здесь не место. В цене только физическое. Боль. Но когда кому-то больно, остальным всё равно. Они даже бояться не умеют. Бьёшь их – они кричат. Прекращаешь истязать – они через минуту забывают, что терпели страдания и бросают работу. Управляющие из сил выбиваются, руководя этим безмозглым стадом.
Мали пригласил нас спуститься. Мы медленно пошли по склону. Постепенно я утрачивала бодрость духа, уныние вновь овладевало моим сердцем. Внизу каракатицы уже гнали людей на работу. Так как мы находились далеко от арены действий, бедные рабы, погоняемые щедро раздаваемыми плетями, выглядели серой копошащейся массой. Чёрные надсмотрщики чётко выделялись на тусклом фоне своих подопечных. Армия каракатиц была пугающе многочисленна.
- Мали, а эти несчастные здесь надолго? – Саша щурился, всматриваясь в картину пробуждающегося города.
- Нет. У нас перевалочная база. Кое-кто останется на какой-то срок, но большинство уйдёт ниже. Там всё более осмысленно. Есть память, духовные страдания, физическая боль. Кого-то заберут вверх. Их дела пересмотрят, дадут шанс исправиться.  - Раскосые глаза поднялись на нас. - Вам же я не завидую. Вы тут навсегда. Я предлагал тебе, Люба, покончить собой, как это сделала Наташа. – Саша побледнел. Я промолчала. В этом мире дышалось не так легко, как наверху. Мне приходилось уговаривать свои лёгкие не задыхаться. – Теперь вы никогда не встретитесь со своими любимыми. Даже мне вас жаль.
Наконец, мы достигли города, который вблизи казался всё тем же абсурдным нагромождением геометрических фигур, с отклонением на усиление хозяйничающего повсюду зловония. Люди и каракатицы уже скрылись за лесом, потому в городе царила противоестественная тишина. Повсюду валялись обрывки одежды, на стенах темнела разбрызганная кровь, иногда с кусками плоти. Прямо под моими ногами запутался в траве человеческий палец. Я зажала нос и отвернулась. Мерзее места представить себе не возможно. Мали повёл нас вдоль кубов, которые оказались домами. В один из них мы заглянули. Внутри смрад достигал точки, при которой меня уже не мутило, а рвало, что я и сделала в ближайших кустиках. Никакой мебели не предусматривалось. Окна тоже отсутствовали. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять: на полу не ковёр, а присохшая жижа, что-то подобное образуется в свинарниках, если их не чистить.
- Гостиницы у нас самого низкого класса, - язвительно сообщил Мали, - но никто не жалуется.
- А на травке отдыхать можно? – Спросил Саша.
- Ну, если согласен терпеть непрерывно наносимые удары плетью, то пожалуйста. – Улыбнулся Мали, изображая гостеприимного хозяина.
Я отошла в сторонку, чтобы отдышаться. Близость к жилищам выворачивала мой желудок наизнанку.
- И много пленников здесь проживает? – Не унимался Саша, беспокойно поглядывая в мою сторону. Я понимала, интерес его не праздный, любая информация может сослужить нам службу.
- А кто их считает? – Хмыкнул Мали. – Здесь нет канцелярии. Учёт прибывающего и убывающего скота не моё дело. Я обеспечиваю их работой. Иногда наведываюсь на землю, чтобы урезонить какого-нибудь новатора, типа Рамира. Подобные ему смельчаки могут оставить нас не у дел. Сам понимаешь, такой поворот событий не устраивает моего господина. Надо придерживаться равновесия.
Впервые после смерти Рамира, упоминание о нём, не вызвало во мне горечи. Вот оно доказательство существования после смерти. Разве не прекрасно, что мой любимый существует. И не здесь, в царстве уныния, а в высших слоях, где всё живёт по законам радости.
- Хочешь сказать, что вы никогда не пытались захватить мир? – Саша говорил так, будто обсуждал с приятелем мировую политическую обстановку.
- Не без этого, – хохотнул Мали. – Но покуда не удачно.
- А как же равновесие?
- Вот и я о том же, – тут же нашёлся Мали. – Все кричат о равновесии, а сами лезут со своими книжками. Но вернёмся к теме: если говорить о количестве мертвяков, так тут таких городов сотни тысяч. Сам не знаю точную цифру. Повсюду одно и то же – карьеры роют, а потом зарывают. Пойдём, полюбуемся. А потом вам придётся включиться в общее дело.
Мали повёл нас вдоль мёртвого леса. Сухие ветви, тревожимые ветром, непрерывно трещали. Стоял невыносимый стрекот, и он был единственным звуком. Ни птиц, ни зверей в стране грешников не обитало. Ужас леденил моё сердце. Вечность в этом мире! Нет в природе греха, чтобы заслужить такое немыслимое наказание. А местные бедолаги, превращённые в овощи, и ведать ничего не ведают. А ведь там, над земными толщами, кто-то оплакивает их, молится за них. Как печально. Хоть бы нас с Сашей не постигла такая участь. Я с нежностью посмотрела на своего спутника. Влачить существование рука об руку с этим прекрасным мужчиной и не осознавать выпавшего на долю счастья. Нет, никогда мы не станем спутниками, не узнающими друг друга. Это хуже любой смерти. Мы выберемся отсюда.
Тропинка привела нас к реке.
-  Это  Непороченка. – С экскурсоводовским энтузиазмом сообщил Мали. – Она протекает во всех слоях. Ниже её воды темнеют, выше – искрятся, в самых глубоких слоях она похожа на раскалённый асфальт. У нас, как видите, вполне сносная речушка. Пойдём вброд.
- Столько бесполезной работы, а мост никому не пришло в голову построить. – С упрёком выговорил Саша.
- Сооружение моста тоже бесполезная трата времени. Вот туннель не помешал бы. – Без обиды парировал Мали.   
Я ступила в русло Непороченки и тут же поняла, почему нужен именно туннель. Ступни моих ног так и не нашли воды. Туман, который, как мы думали, клубился над рекой, на самом деле и был рекой. Увы, а я мечтала погулять по воде, ощутить её нежные касания на щиколотках.  Вместо этого меня объяла ледяная зловонная морось, ноги увязли в трясине. Грязь пудовыми комками налипла на обувь, одежда не просто промокла, теперь она походила на линялый гардероб, сшитый из набора половых тряпок. Выйдя из реки, я с досадой оглядывала себя, словно побывавшую в барабане стиральной машины, куда вместо порошка чья-то проказливая рука намешала кислоты. Надо уносить ноги из этого проклятого мирка. Ничего в нём примечательного нет.
Похоже, Саша думал  о том же. Порча одежды не столь бы его расстроила. Мужчины легче переживают, когда приходится расстаться с какой-нибудь полюбившейся вещицей, будь то дорогой костюм, бельё или аксессуар. Но сейчас он утратил нечто большее – тряпки, болтающиеся на наших телах, минуту назад были одним из звеньев, связующих своих владельцев с прошлой жизнью, делали нас людьми, принадлежащими законам верхнего общества. Скорее всего, теперь мы походили на жалких обитателей слоя возмездия.       
- Ну вот, вы готовы к грязной работе. И переодеваться не нужно. – Пошутил Мали.
Я едва сдержалась, чтобы не броситься на китайца с кулаками. Саша пропустил замечание мимо ушей, его скучно-сосредоточенный взгляд перебегал с предмета на предмет, не находя, за что зацепиться, лишь устремляясь на меня (страшно представить, как я выглядела), он вспыхивал искорками надежды. И тогда я благодарила небеса, что оказалась не одна в этом царстве, что мне есть на кого положиться, с кем коротать унылые и страшные дни в чистилище, с кем бежать отсюда, а если не удастся - с кем разделить незавидную участь. Что есть красота? Я когда-то едва не упустила её, укутанную в рваньё, забившуюся под садовой скамейкой. Теперь она раскрывалась передо мною во всём своём великолепии. Никакая грязь не укроет от меня величие человеческой души и разума. Саша воистину блистал, даже разреженные краски Ада сгущались и приобретали яркость в его присутствии. «Какая же Наташа счастливица», - подумалось мне. Саша – совершеннейшее создание, гордость человечества, впрочем, как и мой Рамир.
Мали повёл нас дальше. Тропинка углубилась в другой, ещё более коварный, лес. Если роща на той стороне реки просто трещала, то новый лесок ещё и ронял ветки, причём, аккурат концами вниз. И минуты не прошло, как наши тела покрылись кровоточащими ранами. Мали оставался неуязвим. Когда мы шли по деревянному ковру, хворост под нашими ногами елозил. Верхние веточки ломались, те, что пониже рассыпались, а самые нижние, порядком подгнившие, размазывались в зловонную жижу. Создавалось впечатление, что идёшь по болоту и вот-вот провалишься.
- Ну, как ощущения? – Мали испытывал редкое наслаждение, наши вытянутые лица до боли забавляли его. Всё здесь для нас было ново, и с каждым шагом возрастала наша ненависть к подземному царству, где мы оказались не за содеянные грехи, а по воле коварного случая.
- Жаль тебя. – Ответил Саша. – Мы тут каких-то пару часов находимся, а уже волками хочется выть. В этом мире смерть воспринимается как дар. Я уже хочу умереть.
- Я тоже. – Включилась я в разговор. – И как ты здесь живёшь, вернее, влачишь существование?
Мали болезненно поморщился. Ему нравилось, что нам плохо. Он не ожидал перевода стрелок на свою персону.
- Очень даже не плохо. А что касается смерти…Что ж, скоро это случится. Тут я не властен. Была б моя воля, вы бы ещё пожили, но…
- А как тебе, мёртвому, удаётся оставаться в здравом, хм… почти здравом уме? – Поинтересовался вдруг Саша.
Глаза Мали поползли на лоб. Такой наглости он не ожидал. Не являясь человеком, он всё-таки не причислял себя к покойникам. Но и живым назваться был не в праве.
- Всё! – Отрезал китаец. – Экскурсия окончена. Сейчас придём на место, будете карьер рыть.

Глава XXVII

Падший демон.

Оставшийся путь Мали пребывал в глубокой задумчивости. Мы шли за ним, сосредоточенно глядя себе под ноги, боясь упасть. Ветки ездили в жиже, что превращало наше передвижение в предприятие неприятное и рискованное.
Когда, наконец, мы вышли на опушку, перед нами вновь раскинулась равнина. Но если с холма она, не взирая на тусклость красок, и казалась грандиозной, то сейчас я её даже в посредственности определила бы с натяжкой. Если искать ей аналоги, то ничего, кроме помойки на ум не приходит. В левой стороне пейзажа топорщились груды камней, шлака и прочего мусора, всё это было облеплено мокрой грязью, утопало в ней и отвратительно пахло. Справа, нет, вру, не справа. Большую часть видимого пространства занимала пропасть – обещанный карьер.
Теперь ничто не препятствовало нашим ногам нести тела к цели быстрее. Карьер приближался, и у нас появилась возможность вдоволь наглядеться на грешных представителей человеческого рода. Зрелище, скажу я вам, впечатляющее. Слово «уныние» для описания моих чувств это лишь сотая доля от того, что творилось у меня в душе. Окончательная смерть и полное неведение, обещанные атеистами – на самом деле не так страшны, как та участь, что выпала на долю несчастных узников чистилища. Хорошо, что они ничего не понимают, в противном случае, никто бы не стал мириться с таким унизительным положением. Даже последний трус наложил бы на себя руки. Так мерзко  мне никогда не было. О люди, до чего же вы докатились?!
Постараюсь в нескольких словах обрисовать образ среднестатистического постояльца преисподней. Если вы помните портрет неандертальца из учебника по истории, вам не сложно будет представить выражение лица, в котором нет места эмоциям и переживаниям. Тупая несообразность, полное отсутствие понимания и патологическая, я бы даже сказала, патологоанатомическая неспособность думать, как свидетельство абсолютной и бесповоротной смерти разума - вот что я прочла на лицах. Печальная картина, особенно если знаешь, что такой исход уготован и для тебя. Рука сама собой потянулась за зёрнышком, дабы убедиться, что оно на месте и ждёт подходящего момента, чтобы свершить своё предназначение. На одежде не стану останавливаться. Серые, бесформенные лохмотья повсюду трепыхались на ветру и, порой, прикрывали только то, что рознит мужчину от женщины и наоборот. Я заметила так же нескольких обнажённых женщин, стыдливо глянула на Сашу, но он успел опустить глаза. То, что он тоже увидел возмутительное непотребство, поняла по розовым пятнам на его щеках. Как стыдно.
Все головы прятались под взбитыми, всклоченными причёсками, отчего казались огромным и неуместным завершением тощих мощей, на которых держались. Толстяков в копошащемся повсюду стаде я не заметила. Пожалуй, я была самой упитанной и впервые гордилась этим. Инстинктивно я потянулась к Саше, и он охотно принял меня в обхват своих горячих рук. Как же приятно видеть человека, касаться его, нюхать. Неужели, чтобы понять, как мы, люди, нужны друг другу, надо спуститься в Ад?
Я испытывала неописуемое отвращение, глядя на то, во что превратился род людской. Ища поддержки своим ощущениям, я запрокинула голову и посмотрела на Сашу. Мой спутник созерцал соплеменников с глубокой, вселенской скорбью в глазах. Он жалел их, казалась, хотел защитить и обогреть всех до единого. Мне стало стыдно. Я постаралась по-другому взглянуть на единоплеменников, одиноких и жалких. Что же такое надо натворить, чтобы попасть сюда? А ведь есть миры и похуже.
Мали прочёл мои мысли.
- Тут такой контингент: закоренелые вруны, родители, отказавшиеся от детей, прелюбодеи, дети, отказавшиеся от родителей, мелкое жульё. Короче, жалкие людишки. – Китаец брезгливо сморщился. – Смотреть не на что.
- А ты в каком слое отбывал наказание? – Саша явно нарывался на неприятности. Лицо Мали вытянулось.
- Так. Приступайте к работе. – Мали кликнул ближайшую каракатицу, и та не замедлила явиться, одной клешнёй она вцепилась в моё плечо, другой - схватила Сашу за руку. Не успела я сделать вдох и выдох, а нас уже волокли к карьеру.
- Должен предупредить вас! – Кричал вслед Мали. – Тут не кормят. И спать во время отдыха не советую. Заснёте живыми, проснётесь мёртвыми. Без сна дольше протянете. – Закончив смаковать напутствия, Мали громогласно заржал.
До того момента меня согревала уверенность, что нас с Сашей не разлучат, однако, как мы узнали впоследствии, наше партнёрство противоречило правилам загробного мира. Мужчинам и женщинам назначались разные по трудности задачи и на различных участках территории. Сашу каракатица столкнула на хлипкую дощатую платформу, закреплённую (вопиющее нарушение техники безопасности) на жидкой, потрёпанной верёвке. Получив груз, платформа обрушилась вниз, я вскрикнула от неожиданности и страха за Сашу. Он не издал ни звука. Мне каракатица вручила тачку и пристроила в хвост одной из множества очередей, состоящих из  людей, снабжённых такими же, как у меня тачками. Я была новенькая и сильно отличалась от окружающих, однако, это обстоятельство никого не заинтересовало. Меня упорно не замечали. Я попыталась дружелюбно улыбнуться полуобнажённой женщине, занявшей за мною очередь, но выражение последней стадии дебильности, прилипшее к её лицу, убедило меня избегать контактов с «сослуживцами» и вообще стараться не глядеть на них. Оставшись одна, то есть, без Саши, я вдруг сделала неприятное открытие – люди вокруг меня вовсе не были безмолвными, все поголовно издавали некие звуки, этакий бубнёж, не имеющий ничего общего с человеческой речью, что-то наподобие внутреннего монолога инопланетных пришельцев. Да что же это такое? Жутко-то как!
Очередь двигалась медленно. Вопреки своему желанию, я то и дело всматривалась в соседей и скоро пришла к выводу, что  стою среди женщин. Значит, все мужчины в карьере. Оставалось только догадываться, как каракатицам удаётся определять пол того или иного работника. Им же день ото дня приходиться сортировать однообразную массу, распределяя обязанности.   
Карьер приближался. Теперь я сосредоточилась на платформах. Как и очередей, их было множество. Со стоном и скрипом они волочили свои деревянные тела, а вместе с ними и груз – камни, шлак и землю,  на поверхность. Половина поклажи из-за плоских краёв платформ по дороге просыпалась вниз, на головы трудяг. Глядя на это безобразие, я не могла не думать о Саше, каково ему там, в грязи под камнепадом. Что за идиот придумал такие дурацкие грузоподъёмники?
- Неужели нельзя было соорудить ковш или чашу?
- Так веселее.
Я вздрогнула и обернулась. Рядом стоял Мали. Мне стало неловко, неужто, я так быстро заразилась всеобщим умопомешательством – бубню себе под нос всё, что в голову придёт?
- Не смог уйти. – Оправдался китаец.
- Ты тут инженер?
- Ага.
- Идиотская конструкция. Впервые вижу такую тупость.
Мали ни сколь не обиделся.
- Это же тормозит работу. – Продолжила я.
- А нам спешить некуда. – Мали хищно улыбнулся. – Тебе следовало свой рациональный подход оставить на поверхности. А то чего доброго устроишь мне тут стахановское движение.
- Но камни, падающие с платформ, могут убить людей, находящихся в карьере.
- Только живых. – Мали с деланной печалью покачал головой.
Мне захотелось вцепиться в его поганую глотку. Никогда не встречала подобных уродов.
Моя очередь подошла. Камни прибыли. И, благодаря сделанным наблюдениям, я уже знала, что накладывать их в тачку мне придётся самой. Так поступали все, кто стоял передо мной. Так делали и женщины из соседних очередей. 
Я приблизилась к платформе, подняла первый камень. Он оказался тяжелее, чем я ожидала. Мне пришлось придерживать его коленкой. Может, причина в разнице тяготений? Здесь для осуществления таких необходимых для человеческого существования действий, как ходьба и дыхание требовались, хоть и не слишком обременительные, но всё же усилия.  Почти сразу резанула боль в низу живота, а в плечах появилось болезненное напряжение. Уронив булыжник в тачку, я с ненавистью посмотрела на Мали. Он в ответ радушно улыбнулся.
- Помочь?
Я промолчала, взялась за следующий камень. Тем временем, Мали высмотрел на платформе камушек размером с кулак, демонстративно вынул его из груды прочего мусора и бросил в тачку.
- Видишь, я стараюсь облегчить твою участь.
- Она станет легче, если ты сгинешь куда-нибудь. – Я едва дышала.
Третий камень оказался неподъёмным.
- Прости. – С почти искренним сожалением протянул Мали. – Не могу отказать себе в удовольствии видеть, как ты горбатишься. Постараюсь не пропустить момент твоего ухода из жизни. Будет что вспоминать следующие сто лет.
- Ох, и скучно же тебе живётся. – Съязвила я.
Справившись с камнями, я взяла лопату, что валялась тут же, и закидала землю с платформы в свою тачку. Опустошённая платформа полетела вниз. А я потолкала тачку в направлении, куда, как я ранее заметила, двигались мои предшественницы. Нелёгкое же было это задание. Приходилось идти медленно. Под колёса вечно попадались мелкие камушки, неудачный наезд на них мог опрокинуть тачку. Да ещё Мали непрерывно трещал что-то то в одно, то в другое моё ухо. Будто хотел, чтобы я отвлеклась и свалилась. Но я назло ему не падала, не слушала его речи и сосредоточенно смотрела на дорогу. В какой-то момент китаец ловко вывернулся и подставил мне ногу. Такой подлости я никак не ожидала, не успела притормозить и вместе с тачкой и камнями повалилась на землю.
- Надсмотрщик! – Повелительно заорал Мали у меня над головой.
Тут же примчалась каракатица и от души наградила меня парой неслабых тумаков, после чего дёрнула за живот и поставила на ноги. Я выровняла тачку и снова взялась грузить камни. Так как лопаты не было, высыпавшуюся землю пришлось черпать ладошками. За мною уже выстроилась очередь с тачками. Женщины могли б и обойти, но, с их патологической тупостью догадаться, с какой стороны это лучше сделать, не представлялось возможным. Мали изображал раздосадованное нетерпение, истошно орал не на меня, а на каракатицу, и та с пристрастием пинала меня куда ни попадя. В общем… хорошо, что Саша не видел этого унижения.
Опрокинув содержимое тачки в кучу мусора и камней, я поплелась в обратном направлении, к карьеру. Мои ноги едва переступали, все члены ныли от полученных ударов, но я шла назло Мали. Человек удивительной силы существо. Не физической. Как раз тут мы слабаки из слабаков. Наше богатство – сила духовная. Именно сила духа, в тот момент подкреплённая злобой, вела меня к карьеру. Я набирала тяжёлые камни и уходила и снова возвращалась за новой порцией груза. Я потеряла счёт своим мучительным ходкам и счёт времени. Мали всё ещё волочился за мной, но теперь лицо его вытянулось и стало унылым. Он, давно не человек, оказался не способен понять, почему я до сих пор не рухнула обессиленная. Мали всегда умел ловко разыгрывать великодушие, но сейчас маска оказалась отброшенной. Ненависть сквозила в каждой чёрточке пергаментного лика.
Когда каракатицы пронзительно засвистели, я поняла – рабочий день окончен.
Надсмотрщики принялись выстраивать нас в шеренгу и по тропинке вести в город. Из карьера на платформах поднимали мужчин, я вытягивала голову, но не находила Сашу.  Попробовала сделать шаг от остальных, чтобы в сторонке подождать друга. Но, получив толчок в спину, обязана была вернуться. Колонна двинулась, слишком медленно, чтобы унять мою нервную дрожь. Где же Саша? Почему до сих пор не появился? Карьер скрылся из виду, мне осталось только мучаться предположениями и тешиться надеждой, что подъём людей из карьера завершится ещё не скоро. Саша может оказаться среди последних. Мои спутницы то и дело спотыкались. Их мёртвые тела были измождены до предела. На лицах появилась искра осмысленности, но заключалась она в страдании, невысказанной и не до конца осознанной муке.
- Люба. – Я протянула руку ближайшей соседке. А что, если она пойдёт на контакт?
Увы, не последовало никаких приветственных жестов, мимо меня прошествовали равнодушно, с отрешением. Показалось. Все мертвы. Мертвее мёртвых. Я осталась растерянно стоять, как попрошайка, с вытянутой конечностью. Пробегающая по делам каракатица аккуратно воткнула меня обратно в шеренгу. Надо же, не ударила.  Я продолжила путь.
В бараке я пристроилась к стене. Так устала, что теперь не замечала ни вони, ни грязи. Я сама превратилась в вонь и грязь, стала одной из составляющих мерзких символов преисподней. Мне хотелось есть, от голода кружилась голова, но это было не самым страшным. Мне с трудом удавалось держать голову ровно, сон наваливался, оглушал, ослеплял, я готова была поддаться ему. Спасали шрамом врезавшиеся в память слова Мали: «Еды нет. Уснёшь – умрёшь». Ну где же Саша? Оказавшись в состоянии покоя, я прислушалась к своим чувствам,  поняла - он жив. Камни, падающие с высоты, сегодня миновали его голову. 
В очередной раз тряхнув головой, изгоняя сон, я решила, что если Саша не появится в ближайшее время, я займусь его поисками. Только отдохну немножко.
Искать никого не пришлось. Очень скоро в бездверном проёме появилась знакомая фигура, немного согбенная и будто похудевшая, не так шикарно, как прежде одета, но, я узнала бы его и в худшем состоянии. Сердце моё уловило второе сердце, что бьётся в этом глухом мире, где сердцам не должно чертыхаться по причине мёртвости. Заметив меня, Саша улыбнулся своей лучезарной, притягивающей улыбкой и вошёл. При виде его, идущего кособоко, с уклоном направо, припадающего на правую ногу и прижимающего левую руку к телу, но всё ещё улыбающегося, я сжалась от жалости. Может, голове и не досталось, а вот остальному… Мой друг осторожно присел подле меня, но прежде чем начать говорить, судорожно вдохнул.
- Ну, как тебе трудовые будни? – Надо же, у него получилось спросить с иронией.
- Отлично. – Я обернула к нему лицо и тоже улыбнулась, но тут же отворотилась, сглатывая слёзы. Вблизи Сашино лицо напоминало геологическую карту, сплошные тёмные пятна, обозначающие горы и царапины, обозначающие реки. На руках я заметила разного размера синяки и порезы. Похоже, Саша и без вмешательства Мали здорово натерпелся.       
- Тебя били? – Спросил он участливо.
Я не поворачивалась к нему. Что мои болячки в сравнении с его повреждениями.
- Нет. – Я решила не расстраивать его.
Саша ласково взял меня за голову, повернул лицом к себе, заглянул в глаза.
- Врунишка. Так вот почему ты здесь. Ты у нас закоренелая обманщица. Я же вижу, надсмотрщики занимались тобой всерьёз.
- А внизу, надеюсь, нет каракатиц? – Меня посетила уверенность, что чёртовы кляксы в карьер не спускаются. По крайней мере, я не замечала их на платформах.
- О, ещё сколько! – Саша развеял моё заблуждение. – Представь себе, они носятся по стенам, как горные козлы. Не удивлюсь, если увижу их разгуливающих по потолку вниз головой.
- Значит, это не камни. – Я осторожно прикоснулась пальцем к Сашиному лицу.
- И камни тоже. – Он приютил мою руку в своей шершавой ладони. – Мы в этом мире, как Адам и Ева в начале человеческой истории. Единственные мужчина и женщина.
- Да. Только это Эдем наоборот. – Прошептала я и осмотрелась. Повсюду, словно черви, неуклюже ворочались бледные, почти прозрачные существа. Надо бы пожалеть их, но у меня не получалось. – Как ты думаешь, мы ещё долго протянем?
Мы одновременно вспомнили про ягоды. Я запустила руку в карман. Моя ягодка уже малость поистрепалась, но выглядела вполне сносно. Сашина оказалась намного дряхлее моей. Он вернул её на место, не надолго задумался, а потом рассеянно произнёс:
- Нам бы желательно умирать одновременно.
- Почему?
- Если один уйдёт, у второго может не оказаться сил на возвращение. – Вздохнул. - А ещё надо постараться не погибнуть на работе. Тогда всё пропало. Но если это случится, если вдруг ты останешься одна, пожалуйста, найди в себе силы проглотить ягоду, когда она высохнет. Сделай это ради сына.
- Я сделаю. – Мне хотелось разубедить его, ничего с ним не случится, но любые мои попытки выглядели бы глупо и лицемерно. И я решила промолчать.
Не знаю, как это случилось, но мы заснули. Как сидели, привалившись спинами к стене, так и провалились в сон. Наши головы касались друг друга. Моя рука так и не покинула его ладонь.   
Грубый толчок пробудил меня. Рядом жмурился и тёр воспалённые глаза Саша. Мы испуганно посмотрели друг на друга и, не обращая внимания на пищащих и пинающихся каракатиц, повынимали ягоды-индикаторы. Живы. Хотя глупо, конечно. Мы же ещё чувствуем, а это и есть главный признак того, что мы пока не присоединились к окружающей фауне.
На работу мы шли, поддерживая друг друга. Несколько раз я видела Мали. Он глядел на нас издалека. По его лицу я не могла понять, что он чувствует – радость оттого, что мы страдаем, или разочарование оттого, что весь наш облик кричит о скором отходе в мир иной. И я, и Саша твёрдо знали, нам не долго осталось.
Потом за Сашей пришла каракатица, чтобы спустить его в карьер на одной из сотен платформ. Я вцепилась в его руки мёртвой хваткой, сердце моё готово было разорваться в клочки, губы дрожали, слёзы катились из глаз. Что это? Каракатица ударила меня, Саша оттолкнул каракатицу, на миг прильнул ко мне, уста наши сомкнулись. Его оттаскивали, упираясь, он улыбнулся мне.
- Не плачь, моя Ева. Бог никогда не оставит нас. Ты только верь. – Сашу грубо швырнули на платформу. Он едва удержался и не упал в карьер.
Скоро я стояла в длиной очереди с тачкой в руках. Как ни странно, меня не избили.
Пока мужчин транспортировали на дно карьера, женщины находились в состоянии ожидания, равнодушные и безучастные, как зависшие компьютеры. Я растирала слёзы по лицу, уже стыдясь своего странного порыва. Что Саша подумал?
Мали подкатил ко мне откуда-то сбоку. Я не сразу его заметила.
- Ну, что, нравится у меня? Не жалеешь, что не наложила на себя руки, когда была возможность? Сидела бы сейчас в райских кущах, бананы поедала. – Раскосые глаза устремились вверх, будто названные райские кущи висят прямо у нас над головой.
- Мали, - мне не хотелось отвечать на его вопросы, пусть лучше он отвечает на мои, - я понимаю, почему ты в нашем мире принимал человеческий облик. Ты хотел ввести нас в заблуждение, очаровать. Но здесь-то тебе это зачем? Точки над «и» расставлены, всем известно, кто есть кто. А ты всё цепляешься за образ восточного принца. Почему?
Он побледнел. Я угодила в яблочко. Мали стесняется своего истинного обличия, оно ему противно.
- Не твоё дело. – Китаец оскалился.
- Признайся, тебе ведь нравятся люди? Ты хочешь быть человеком. Помню, помню, за книгу и нас тебе пожалуют жизнь, а значит и тело. Человеческое. Как же опротивело тебе твоё ослиное естество. А почему именно китаец? Почему не европеец, не африканец?
- Потому что дуры, вроде тебя, быстрее западают на китайцев. – Выпалил Мали уязвлено. И я не могла с ним не согласиться. На перроне (как давно это было) он потряс своей сногсшибательной внешностью всех, без исключения, представительниц слабого пола.
- И всё-таки глупо стыдиться себя самого. – Кажется, я перешла на учительский тон.
- Ты уверена, что хочешь видеть его?
- Кого? – Я опешила.
- Демона.
- А что это изменит?
- Что ж. – Кожа поползла с Мали, как змеиная шкура. Прозрачные кусочки падали на землю, обнажая всклоченную шерсть непарнокопытного. Жуткая морда уже скалилась огромными зубами. Чудовище росло и формировалось на моих глазах. Я пятилась, усилено борясь с наползающей на лицо миной отвращения. Мали не страшно было оскорблять, но вот то, во что он превращался, не стоило даже чуточку расстраивать. Вот он, перевоплотившийся, навис надо мною, а я зажмурилась не в силах смотреть на противоестественное существо, мутанта-переростка.
- Нравится? – Прорычало у меня над головой.
- Лучше навеки сгинуть, чем стать таким… - Потихоньку я открыла глаза и набралась смелость взглянуть на Мали. Я ожидала гнев, ярость, бешенство. Но в красных глазищах застыла мука. И со мной случилось то, что я считала невозможным – я от всей души пожалела своего мучителя и тюремщика. На какой-то миг его боль током пробежала по моим членам. Видимо все мои чувства отразились на лице, чудище застонало и с отчаянным криком бросилось прочь.
Я смотрела ему вслед озадаченная, ничего не понимающая. Скоро ко мне подскочила каракатица и я, не дожидаясь пинков, стремглав заскочила в очередь и потащила свою тачку к карьеру. Успокоившаяся каракатица отошла. От дня наступившего я ждала нестерпимой муки, а он оказался на удивление сносным. Я втянулась в работу. Самым трудным было нагружать тачку. Толкать её я приноровилась так, чтобы не тратить много сил. А во время обратного хода с пустой тележкой и стояния в очереди, я и вовсе отдыхала. Правда, мука всё-таки была, нестерпимо хотелось есть. Я даже подумывала слопать ягоду. Но, вспомнив слова Саши, что ягода единственная надежда на возвращение и подействует только в момент умирания, сдержалась. Ещё рано. Пока что я не утратила способности дышать полной грудью и чувствовать жизнь каждой клеточкой своего голодного и избитого тела. Как всё-таки здорово жить, понимать, осознавать.
Позднее, когда каракатицы пропищали окончание работы, я смешалась с толпой, да так, чтобы постепенно быть оттеснённой и оказаться в хвосте женской колонны. Я неустанно следила за снующими повсюду надсмотрщиками, формирующими строй и ускользала от них, умудряясь избежать битья. С момента бегства Мали каракатицы перестали замечать меня, правда, не на столько, чтобы я могла позволить себе праздные прогулки вдоль карьера, но, не выделяясь средь прочих, можно было рассчитывать на удачу добраться до города без новых синяков и ушибов. Все мои уловки имели лишь одну цель – наблюдение за платформами, поднимающими мужчин. Единственным, что волновало меня в этом заблудшем мире, был Саша. Я нуждалась в нём, как удушаемый в глотке свежего воздуха, мои лёгкие слипались, моё сердце билось в полсилы. Губительное одиночество толкало меня в объятия, такого же, как я, уникального в окружающей нас среде,   человеческого существа. Но где же он?
Платформы поднимались, мужчины пристраивались  к колоне, голова которой медленно вползала в лес. Но Саша всё ещё не появился. Скоро моему взору предстало противоестественное зрелище – из карьера, словно зернистая нефть, полились орды каракатиц. Полчища надсмотрщиков оказались столь многочисленны, что у меня потемнело в глазах, к горлу подступила тошнота. Да только блевать было нечем, потому я лишь отрыгнула воздух и собралась отвернуться, чтобы не потерять сознание. Хорошо, что замешкалась. Поток каракатиц редел, на поверхность выбралась последняя с ношей на руках.  Что же такое прижимает она противной клешнёй к своему несуразному плечу? Тело. Неужто хладный труп того, с кем связанны мои надежды?
- Саша?! – Крикнула я и хотела бежать к каракатице, мне показалось, что это моя Белочка. Она была крупнее остальных своих собратьев и держалась, как и подобает заместителю демона, особняком. Эта громила всегда находилась поблизости, я заметила её внимание к своей персоне, но, боясь обмануться, не выказывала к ней интереса. – Белочка, что с ним?
На меня напирали, меня толкали. Между тем, Белочка с Сашей скрылись из виду. Мои глаза слепли от слёз, теперь я пробиралась вопреки напирающему движению, врезаясь не только в людей, но и в каракатиц. Те, отчего-то, игнорировали меня.
- Саша! Белочка! – Кричала я, суматошно оглядываясь по сторонам. – Саша! Белочка!
Я знала – Саша жив. Был бы мёртв - ходил.  Скорее всего, друг мой ни жив, ни мёртв. В таком состоянии он не сможет принять ягоду.
Сопротивление течению совершенно выбило меня из сил. В конце концов, волна людей внесла меня обессиленную в барак. Теперь я не плакала, а рыдала. Моё, близкое к истерике, состояние никого не волновало. Равнодушные маски проплывали мимо меня, пустые глаза искали место подле стены. Когда все, наконец, расселись, я выбежала на улицу.
- Саша! Белочка!
Их нигде не было. Я бегала по баракам, расталкивала людей. Всё тщетно. Саша пропал. Что же мне делать? Как жить без него? Самой страшной была мысль о том, что если Саша не придёт в себя, он навсегда останется в этом призрачном мире.
- Где же ты? – Руки мои опустились. Неужели всё потерянно?
Со стороны тропинки, из-за холма раздался странный звук. Будто барашек блеял. Я узнала голос Белочки. Даже в самых фантастических мыслях не могла себе представить, что так мил и дорог станет мне контральто демонического создания, что он послужит мне маяком, когда я заплутаю и потеряю надежду. Я бежала на зов. И успела.
Белочка, Мали говорил, что на самом деле её зовут  Назибо, сидела в стороне от тропинки на небольшом земельном возвышении. У её ног, если можно было так назвать кляксообразный подол, лежал Саша. Вся голова в крови, цвет разметавшихся волос определить невозможно, глаза прикрыты, мертвенная бледность, слабое дыхание. Я дотронулась до его щеки, стон заставил меня отдёрнуть руку. Прижав пальцы к губам, я дрожала, ужас парализовал моё сознание. Я не знала, что делать. Тем временем, Белочка взяла в конечности Сашину голову и, не обращая внимания на агонию, охватившую при этом всё его тело, повернула так, чтобы я увидела главное – зияющую рану в черепе с осколками кости и грязи. Один из многочисленных камней, улетевших в карьер, достиг цели. И как только Саша не умер сразу от такого удара? Я продолжала сидеть рядом с потухающим другом, ловить его гаснущее дыхание и ничего не делать. Всё, на что я отважилась, это бессвязные молитвы, вытьё и выдирание волос из собственной головы.
- Сашенька, Саша, что же ты творишь со мною?! Как же я без тебя буду?
Его щёки чернели, веки будто сжимались. Он умирал, порой мне казалось, что он уже умер. Ну нет. Когда умрёт, тогда встанет, посмотрит на меня равнодушно и пойдёт в барак, в стадо. Вдруг я вспомнила о ягоде. О Господи! Надо спешить! Я принялась шарить по Сашиной одежде, боялась, что не найду, не успею. Белочка внимательно наблюдала за моими дерзаниями. Наконец, ягодка нашлась. Она застряла в нитках, торчащих внутрь изодранного кармана. Я достала сухой, сморщенный плодик, поцеловала его и вложила в тёмные губы Сашеньки. Ничего не произошло. Неужели я опоздала?
- Нет! Нет! Не может быть!
Саша пошевелился. Сейчас встанет и навсегда уйдёт от меня, от себя, от Наташи, от всех.
Невыносимо было это видеть. Я бросилась к Белочке, и она приняла меня, обвила своими хлипкими конечностями, прижала к холодному, желеобразному телу. Я рыдала, Белочка гладила мои волосы. Когда моя истерика подошла к завершительной стадии, я обернулась. Саши не было.
- Где он? – Я впилась взглядом в круглые глаза каракатицы.
- Он не ушёл. Он исчез. – Ответила Белочка. Я принялась её зацеловывать и обнимать.
- Спасибо! Спасибо! Родная ты моя!
Я не пошла отдыхать в барак, устроилась возле Белочки, гладила её, говорила ласковые слова, жалела. Мне хотелось, чтобы Белочка жила наверху, была моей подружкой. Мы бы поладили. Белочка внимала моему голосу, но ничего не отвечала.
Весь следующий рабочий день Белочка не отходила от меня. Иногда выводила меня из начала очереди и устраивала в её конец. Я почти не работала, всё больше ходила с тачкой вдоль строя. Пару раз, когда никто не видел, Белочка поднимала с платформы самые тяжёлые камни и клала в мою тележку. Ночь мы снова провели вместе. Следующий день она вновь оберегала меня, но я заметно ослабла. Силы покидали измотанное тело. Так прошло несколько дней. В последний мой трудодень к вечеру, я уже не могла стоять на ногах. То и дело присаживалась, но легче не становилось. Мною овладевала апатия. Может, потому я так легко перенесла страшное открытие: решив удостовериться, что ягода ещё не дошла до нужного состояния, я привычным жестом запустила руку в карман и обнаружила, что рука провалилась в дыру. Я расчёсывала пальцами нитки – обрывки былой ткани, но тщетно. Ягода пропала. Верно, это случилось в лесу, когда меня задела обвалившаяся с высоты ветка, или раньше, когда я оказалась на пути у падающей женщины, была схвачена за одежду и повалилась в грязь, или когда зацепилась за крюк, торчащий из платформы, и едва не улетела в карьер. Слава Богу, Белочка вовремя подоспела, выволокла из провала. Или… это могло случиться когда угодно, вариантов несчастия много, а финал один – я здесь навсегда. Проглотив понимание свершившейся катастрофы, я приняла всё, как есть. Глупый конец. Так мне и надо.
В тот решающий день колона людей, как обычно, текла через лес, в город. Позади всех шла Белочка со мною на руках. Мали так и не появился. А кроме него, некому было осадить своевольничающего зама. Никто не посмел препятствовать Белочке носиться со мной. Когда мы достигли города, моя каракатица уложила меня на жухлую траву на нашем месте. Я глядела в никогда не темнеющее небо и мне казалось, что сияние звёзд пробивается сквозь толщи земли. Как странно и противоестественно звучали молитвы в этом, Богом забытом, месте. Но я шептала их, впервые понимая силу, которой обладает слово. Белочка подвывала мне грустным контральто. Я умирала. И это было не больно и не страшно, это было печально. Мне казалось, что я покидаю, дом, родных, друзей, мою Белочку. Да, здесь у меня была только моя каракатица. Теперь я отчётливо видела звёзды, а белочка меркла и рассыпалась. Её подобие рук зашуршало по моей одежде и, как и я прежде, нашло оборванный карман.
- Не ищи. – С усилием прошептала я. – Её нет. Ирония судьбы…
Мне вдруг стало нестерпимо жарко. Началось…
               
Глава XXVIII

«Да здравствует Солнце, да скроется тьма!».

- Мама! Мамочка! Ответь мне, пожалуйста! – Меня звал Ванечка, а я никак не могла пробудиться.
- Мама! Я люблю тебя, мама.
Усилием воли я открыла глаза и увидела сыночка, его чернявенькая головка была окутана нимбом солнечных лучей, врывающихся в окна вестибюля.
- Ваня?! – Мне показалось, что у меня во рту ворочается не один язык, а штук пять.
Ручки сына обхватили мою шею. Он заплакал.
- Ну, здравствуй, невестушка. – На фоне потолка замаячила всклоченная голова дяди Лойзы. Слава Богу вернулась.
- Я живая? Снова живая? – Мне захотелось вскочить, но чья-то сильная рука припечатала меня к дивану.
- Тихо. Тихо. Капельницу выдернешь.
- Роман Эрнестович?! – Взгляд фокусировался с трудом.
- Я. Я. – Мой свёкор деловито почесал затылок. – А ты умеешь, девушка, друзей заводить. Тебя принесла какая-то клякса. Прямо из преисподней доставила.
- Белочка. – Во рту осталось всего два языка. Говорить стало проще. – А где Саша?
Я обняла Ванечку и со страхом ждала ответа.
- Его пришлось отвезти в Ленинград. – Ответил незнакомый женский голос откуда-то издалека. Я не без труда повернула голову и увидела женщину в белом халате. – Ваш товарищ сильно пострадал. Что, позвольте узнать, приключилось с его головой?
- Я не видела, как оно было. Но, думаю, камень упал с большой высоты.
- Похоже на то. – Женщина готовила шприц.
- Он будет жить?
- В Военно-медицинской академии и не таких поднимали. – Докторша уже шагала ко мне со шприцом в руках.
Я поморщилась.
- Вы что уколов боитесь? – Она усмехнулась.
- Нет, конечно. – Проскулила я, готовясь к экзекуции.
- Странно. Через такое пройти и дрожать перед маленькой иголочкой. – Маленькая иголочка воткнулась мне в руку. Я вздрогнула.
- Ну, что? – Докторша с уважением смотрела на дядю Лойзу. – Капельницу я снимаю. Больная ваша вне опасности. Ей нужен режим плюс хорошее питание. Через неделю может друга проведать. Или кто он ей.
Я на миг задумалась, кто теперь мне Саша. Уж точно не друг. Куда как роднее.
С улицы в вестибюль библиотеки вошла медсестра, взялась снимать капельницу, то и дело, с любопытством поглядывая на меня. Интересно, что им такого понарассказали?  Медработники складывали медицинские чемоданчики, звонко щёлкали замочками. Скоро женщины попрощались и ушли. На улице хлопнула дверь автомобиля. В окно я увидела, как скорая помощь отъезжает от нашего здания. Ещё миг, и она скрылась за зеленью дерев. Надо же, пока меня не было, не хвойная часть леса распустилась сочной зеленью. Не рановато ли?
- Можно сесть?
- Садись. – Роман Эрнестович подставил руки, помогая мне приподняться.
Дядя Лойза устроил подушку так, чтобы обеспечить меня наилучшим обзором.
- А где все? – В вестибюле находились только я, Ванечка, Роман Эрнестович и дядя Лойза.
- На могиле. Сегодня уж девять дней. – Грустно напомнил Роман Эрнестович.
- Девять дней от чего? – Я не понимала, о чём речь, но трепетала всем сердцем.
- Девять дней, как погибла Пенелопа Витальевна. – Дядя Лойза уставился на тумбочку, и я рядом с Наташиным портретом разглядела ещё один.
- Нет.
- Разве это случилось не на твоих глазах?
– Но я думала… мне показалось. – Я вспомнила, как Пенелопа Витальевна, отброшенная выпадом Мали, мешком повалилась на пол. – Я надеялась, она потеряла сознание.
Я не могла оторваться от улыбающегося лица на фотографии. Вот. Ещё одна жизнь принесена в жертву ради книги Рамира.
- Она умерла сразу. Не мучилась.
- О Господи! – Я крепче вцепилась в Ванечку. Заплакала. – Она хотела защитить нас. А он…убил её. Он убил Наташу, Рамира, его друзей… Я иду к ней. Где её могила?
- Завтра. – Теперь дядя Лойза прижал меня рукой к дивану.
Роман Эрнестович достал из кармана носовой платок и принялся промокать мои слёзы. За мной ухаживали, как за малым дитятей.
- Ты вот что, внучка, скажи мне, - дядя Лойза напряжённо всматривался в мои черты, - когда ты в последний раз видела того демона?
- Ну, дня три, четыре назад. Я там, - мой указательный палец выровнялся вниз перпендикулярно земле, - времени не замечала. Всё слилось воедино. Не знаю, как это девять дней так быстро пролетели.
- Вероятно, там время подчиняется иным законам. – Высказал гипотезу Роман Эрнестович.
- Ну, а если те сутки наложить на наши? – Настаивал дядя Лойза.
- Тогда, суток пять назад, не меньше.
- Получается, Саша исчез, а китаец и не заметил?
- Китайца самого уже след простыл. Да и там все на одно лицо. – Я с содроганием вспомнила своих братьев и сестёр по несчастью. – Вернее, так кажется поначалу. Я мужчин и женщин не сразу различать научилась. 
- Думаешь, Мали не станет вас искать, когда вернётся?
- Непременно станет. Наверное, прикинет время, когда нам должен настать конец и придёт полюбоваться. – Да, Мали не упустит возможности позлорадствовать над нашей участью.
- Это значит что, возможно, уже сейчас он обнаружил вашу пропажу. И что же он предпримет? – Дядя Лойза сложил руки на груди, беспокойно посмотрел за окно.
- Найдёт нас и убьёт. – Я погладила Ваничкины волосы. – Сашу надо срочно забирать из больницы. Только в стенах библиотеки мы сможем пережить ночь.
- Марья Дмитриевна и две цыганки с ним. Его палату надёжно охраняют. – Заверил Роман Эрнестович.
- Для Мали ваша надёжная охрана на один зуб. – Меня начинало колотить от страха за Сашу.
- Не переживай. Августин научил их, как надо действовать в случае чего.
- Великий Издатель?
- Да. – Роман Эрнестович забарабанил пальцами по спинке дивана. – Завтра мы совершим ритуал передачи книги Великому Издателю. И тогда охота на вас потеряет смысл.
- Нет никакой книги! – Обиженно воскликнула я. Неужели, они не догадались, что случилось с книгой Рамира?
- Есть, мама. – Ванечка уверенно посмотрел мне в глаза. – Я отдал дяде Мали какие-то бумажки со стола Пенелопы Витальевны. А от рукописи приложил только первый лист и последний. Я не мог погубить папин труд. А дядя Мали так психовал, что ничего не заметил.
- О, Господи! – Я взялась за сердце, боясь поверить в своё счастье. Если бы только Пенелопа Витальевна осталась жива.
- Когда «Что есть красота» окажется в руках Великого Издателя, вы с Сашей будете в безопасности. – Дядя Лойза встал, взял бумагу и ручку с подоконника.
- Не думаю, Мали ещё больше взбесится. – Но это почему-то меня мало беспокоило.
- Мали за провал разжалуют и опустят в слой пониже. Так сказал Великий Издатель. Китаец попросту не сможет до вас добраться. – Улыбнулся Роман Эрнестович, я отвернулась. В улыбке свёкра я узнала черты Рамира.
Дядя Лойза положил мне на колени два листа бумаги, воткнул между пальцами ручку.
- Зачем это? – Неужели меня заставят писать письмо родителям. Как же давно я им не писала. Они, наверное, с ума сходят.
- Нужно начало и окончание книги Рамира. Завтра ритуал. – Напомнил дядя Лойза.
- Но я не…
- Пиши от сердца.
- Хорошо.
Три моих собеседника оставили меня. Я прислушалась к своему сердцу и услышала голос Рамира. Строчки побежали одна за другой. Иногда мой муж замолкал и тогда я писала от себя. Наверное, мой вариант заметно отличался от того, что было первоначально, но в нём теперь жила частичка женского мировоззрения, зёрнышко моей вечной любви к Рамиру и росток зарождающегося чувства к… Впрочем, тогда я ещё не осознавала этого. Но разве чувства нуждаются в осознании?
Когда зашаталась земля под библиотекой, я ставила последнюю точку.
- Мали обнаружил пропажу. – Роман Эрнестович вошёл в вестибюль.
- Знаю. – Я протянула свёкру исписанные листы. – Готово.
- Молодец.
- Кстати, - мне неудобно было говорить о таком, но если до сих пор никто не догадался… - в этом доме кормят?
По меркам верхнего мира я не ела уже девять дней.
- Потерпи ещё немножечко. – Роман Эрнестович присел подле меня. – Для ритуала лучше тебе оставаться голодной. Ваня наш тоже три дня не прикасался к пище.
Шатание прекратилось. Вероятно, Мали взял себя в руки и обдумывает, как всё исправить. Теперь-то у него нет козырей.
- А где Ваня? – Встрепенулась я.
- Сейчас придёт. Не переживай.
- Я хочу нарушить правила. Мы с Ваней будем ночевать в библиотеке. – Потребовала я.
Моё заявление вызвало улыбку на лице Романа Эрнестовича.
- По правилам библиотеки, когда приходит Великий Издатель, чтобы взять избранную книгу, до совершения ритуала все жрицы должны ночевать в храме. Кроме того, сюда допускаются и те, кто хочет охранять книгу. Так что, нас ожидает ещё та ночка. Табор войдёт под своды библиотеки вместе с лошадьми. Не оставлять же их на растерзание нечисти.
У меня отлегло от сердца. Но не на долго. В вестибюль вошла Маша, похудевшая, осунувшаяся, за нею переступили порог такие же душевно измотанные Нина и Галя. А следом шла…
Я едва не задохнулась в горловом спазме. В проёме двери стояла Пенелопа Витальевна. Да, да, именно та, которую я ещё минуту назад оплакивала. Или у меня галлюцинации?
- Люба, - взволнованно позвал Роман Эрнестович, - Прости, что не предупредил тебя. Ты ведь знакома с Патрицей Витальевной?
Как же я могла забыть? Пенелопа Витальевна и Патриция Витальевна сёстры-близнецы.
Патриция Витальевна обняла меня, как умеет делать только она, заплакала. Я присоединилась к ней. Остальные библиотекари молча стояли над нами. Скоро вернулись Ванечка и дядя Лойза, за ними все оставшиеся в Непорочном цыгане, дядя Селиван и дед Захар. Валера этим утром отбыл в Ленинград. Позже в вестибюль завели лошадей, и засов с грозным грохотом был задвинут.
- Идите с Ванею наверх. – Настоятельно попросила   Патриция Витальевна. – А мы будем охранять ваш сон.
- Да. – Безропотно согласилась я. Меня одолевала смертельная усталость. – Пойдём, Ваня.
Я взяла сына за руку, и мы ушли.
В детском отделе я сдвинула кресла, получилось две кровати. Уложила Ванечку. Сама я не удержалась, подошла к тому креслу и окну, где познала книгу «Что есть красота». К моему удивлению кресельная подушка топорщилась. С замиранием сердца я запустила руку в разрыв и извлекла рукопись Рамира с двумя листами, исписанными моим почерком. На окно бесшумно запрыгнула каракатица. Здесь она была намного меньше, чем в своём родном мире.
- Привет! – Я прильнула к стеклу. Спасибо, что спасла меня, подружка.
Белочка приветливо подняла щупальца и ласково застрекотала.
- Что это? – Я не заметила, как Ванечка выбрался из сооружённого мною гнёздышка и приблизился ко мне.
- Познакомься, Ваня, это моя подружка Белочка. Благодаря ей мы снова вместе.
- Спасибо тебе, Белочка, за маму. – Мгновение он сосредоточенно наблюдал за каракатицей, старательно выражающей своё приятие, а потом обернулся ко мне. – Мама, не хорошо, что она за окном. Впусти её.
Я посмотрела на белочку, та моталась из стороны в сторону, изображая отказ.
- Нет, Ваня, сегодня она будет нашей единственной защитой с наружной стороны. Ей пока нельзя внутрь. Ещё рано.
Белочка согласно закивала.
- Пойдём спать. – Я коснулась его тёплых пальчиков. – Завтра мы должны быть бодрее бодрых. Ваня подчинился.
Я не видела снов, не слышала грохота, разносящегося с первого этажа, не чувствовала нешуточной дрожи, сотрясающей всё здание. В креслах, соседствующих с моим ложем, мирно посапывал ребёнок. Мы набирались сил, пребывая в царстве грёз, охраняемые жрицами и цыганами, трепетно оберегаемые тёмным существом, бдящим на подоконнике. Всю ночь я прижимала к груди рукопись Рамира. Завтра я расстанусь и с этой его частицей прошлого и вступлю в новую жизнь, где не будет боли и сожалений. Впереди у меня вечность, я смогу исправить прежние ошибки. Теперь я знаю, что за порогом смерти ничего не заканчивается. Там не так, как здесь, но это не означает, что за пределами человеческой жизни нет места любви и счастью.
Я проснулась поздним утром. Последние события пронеслись чередою перед моим мысленным взором. Не спеша вставать, я вспоминала пережитое, раскладывала его по полочкам, давала хладнокровную оценку. Так надо было, именно с этого и начался ритуал. К священному моменту передачи книги в моей голове не должно быть никаких вопросов и сомнений. Я очищалась, Ваня спал, я слышала его дыхание. Справившись с мыслями, я вылезла из кресел, улыбнулась солнцу, буйствующему за окном. Вспомнила Пушкина:
- Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты Солнце святое, гори!
- Что? – Ванечка приподнялся, часто заморгал своими эльфийскими глазищами.
- Да здравствует Солнце, да скроется тьма! – Продекламировала возбуждённо. – Ты готов к великим свершениям?
- Всегда готов! – Поспешно отрапортовал Ваня.
- Тогда в путь! – Прорвавшись между сдвинутыми подлокотниками, я закружилась по комнате. Подлетела к окну, распахнула створу и подхватила на руки Белочку, теперь в танце участвовало двое. Белочка весело стрекотала, а Ванечка заливался золотистым смехом.
- Так, я вижу, вы готовы к церемонии! – На пороге стоял дядя Лойза, не выспавшийся, но очень довольный. – А это, как я понимаю, твоя спасительница. Тот самый демон?
- Да! – Я уже протанцевала к дяде Лойзе и, чмокнув его в щёку, вручила ему свою каракатицу. – Знакомьтесь, Белочка, заместитель Мали и моя верная подружка.
Руки дяди Лойзы подрагивали, но он удержал Белочку, и даже нашёлся спросить:
- Как же она тебя вынесла, такая малютка?
- Она способна быть и большой, и маленькой.  – Гордо сообщила я. Моя Белочка много чего может. Правда?
Белочка застрекотала.
- Наверное, нам с Ваней надо привести себя в порядок?
- Да. – Согласился дядя Лойза. – Идите в ванную, там вас ждут. Я побуду с Белочкой и познакомлю её со всеми.
- Под вашу ответственность. – Я игриво погрозила пальцем дяде Лойзе и повлекла Ваню на первый этаж. Мне пришлось побороть желание посетить вестибюль, где, судя по шуму, нас уже ждали, чтобы отправиться на встречу с Великим Издателем.
В ванной нас ожидало чудо – всё свободное пространство не малого помещения занимал бассейн, наполненный благоухающей травами водой.
- Что это? – Я подняла глаза на Машу и Галю, стоящих у края чудесного водоёма.
- Валера соорудил по заказу Великого Издателя. – Мягко улыбнулась Маша. Какой бы прекрасной она мне не казалась прежде, нынешний её блеск затмил все предыдущие. – Эта вода смоет с вас грязь преисподней, где вы провели столько времени, и очистит ваши тела и души для предстоящего ритуала.
Не глядя друг на друга и, очень надеясь, что девушки смотрят не на нас, мы с Ваней, не сговариваясь, сбросили одежды и ступили в бассейн. Густая травная амбра безжалостно вонзилась в ноздри, я покачнулась, но нашла Ванину руку и устояла. С каждой минутой становилось всё жарче, кожа горела и истекала желчью, с меня лились потоки мерзости, дрожь сотрясала все члены, перед глазами всё плыло. Падая, я ощутила прикосновение нежных девичьих рук.
- Для того мы и здесь. – Прошептал отдалённый Галин голосок. – Чтобы поддержать вас. Надеюсь, это не больно?
Ничего не видя, я отрицательно помотала головой. Это не больно, это приятно, будто погружаешься в нирвану, сбрасываешь себя суету и всё, что прежде беспокоило.
Постепенно я приходила в себя. Галя, промокшая до нитки, вернулась на свой пост у края бассейна, подле неё стояла Маша.
- Что ж, наверное, пора? – Спросила Галя у Маши, и они вышли из ванной, чтобы вернуться с золотыми мантиями в руках.
Мы с Ваней раскованно и легко покидали воду, жрицы накинули на наши плечи царственные одеяния. Мне хотелось нестись вприпрыжку по коридору, но ритуал начался, от нас требовался мерный шаг и торжественность. В ярко выкрашенном солнцем вестибюле находились только библиотекари. С нашим появлением они повставали с мест и поклонились, что меня сильно смутило, однако, удалось не подать виду.
Патриция Витальевна вручила мне рукопись, упакованную в папку с золочёнными краями. Урезонивая дрожь в руках, я двинулась дальше, Ванечка неотступно следовал рядом. На пороге дядя Лойза усадил Белочку на моё плечо. Крохотное дрожащее существо прижалось к моим волосам.
- Всё хорошо, - прошептала я. – Я не дам тебя в обиду.
У ступеней нас ожидали цыгане в праздничных нарядах, восседающие на горделиво перебирающих ногами и потряхивающих богатыми гривами лошадях. Позади нас следовал эскорт жриц и жрецов. Все жители Непорочного служили единому Богу, у которого тысячи имён и всего одна сущность. Мы спускались по ступеням белокаменной библиотеки. Боже, как же прекрасно утро, как хороша жизнь, каждый вдох, каждый миг священного бытия полон счастья. И я научилась видеть это счастье, принимать его с благодарностью и дарить окружающим. Если бы меня научили этому ценнейшему умению в первые дни моего земного существования, мне не пришлось бы платить такой дорогой ценой за самое ценное на планете знание. Все, кто участвовал сейчас в ритуале, понесли невосполнимые потери. Наша радость была омыта и очищена горем, отшлифована страданиями и теперь сияла, как драгоценный бриллиант. Я шла путём своего мужа Рамира, Ваня продолжал дело отца. Сегодня мы подняли знамя, оброненное Наташей. Я знала, что погибшие друзья и любимые глядят на нас с небес и ликуют, нынче мы перевернём великую страницу. И пускай пока человечество не поймёт величия свершившегося чуда, даже не узнает о нём, мы вложили ещё один камень в фундамент будущего Человека, близкого к совершенству, приближённого к Богу.      
Всадники разъехались в разные стороны, я вздрогнула. Посреди разорённой аллеи сидели мои старые знакомые: медведь и три великолепных волка. Ваня замедлил шаги, я впервые после нашего совместного купания, повернула к нему голову. Мой принц медлил не из-за страха, глаза юного цыгана пылали восторгом.
- Садимся, - скомандовала я, и мы приблизились к медведю. Белочка на моём плече задрожала, я погладила её свободной рукой. Благодаря предусмотрительному мишке, подогнувшему лапы, наше приземление на его спину прошло не менее торжественно, чем все предыдущие события. Ваня сидел впереди, одной рукой я прижимала его к себе, в другой была рукопись, её я держала возле груди, рядом с сердцем. Мишка выровнял лапы, волчьи тела прогнулись, готовые пуститься в путь. Процессия двинулась. Впереди всех мы на медведе, следом три волчьих жреца за ними непорочненская магическая братия, позади верховые цыгане, возглавляемые Романом Эрнестовичем.   
Помпезность хода строго сохранялась, двигались мы медленно и величаво. Мимо проплывали знакомые места, каждое заставляло трепетать моё сердце. Сегодня наша миссия в Непорочном закончится, мы с Ваней покинем эти места навсегда, оставив здесь свою боль, много боли.
Наш путь лежал к Велесову капищу. Скоро. Мои волосы, не заплетённые в косу, развевались на ветру. Как никогда прежде я чувствовала себя единым целым с лесом, с его обитателями, каждая былинка была мне сестрою, деревья приветственно склоняли зелёные головы, природа, не в силах оставаться безучастной к свершениям человеческого мира, пела нежнейшую мелодию, птицы сообщили мне, что Великий Издатель на месте. Он ждёт.   
У Велесова капища медведь снова подогнул лапы, и мы сошли на землю.  Я не знала, что нам дальше делать, никто не подсказывал нам, стоять ли, идти ли. За частоколом среди деревянных скульптур древнеславянских Богов возвышалась фигура Великого Издателя. Чёрные пронзительные глаза зорко следили за нами. Но он не звал, и потому мы не спешили переступать порог старинного храма. Я слушала лес и теребила холку присевшего медведя, Ваня отдавал предпочтение волкам. Ни капли не беспокоясь, я наблюдала за тем, как его пальчики скользят по страшным зубам одного из зверей. Остальные наши спутники стояли поодаль, цыгане спешились и отпустили лошадей пастись, но те отошли немного от людей и остались следить за тем, что будет дальше. С разных сторон леса подтягивались зверюшки, их любопытные головки мелькали за стволами. Птиц с каждой минутой становилось всё больше, много певчих, однако, не поющих. Никто из присутствующих не издавал не звука. Более того, привычное шуршание леса затихало. Тишина становилась противоестественной. Августин чего-то ждал. Я то и дело смотрела в его сторону, надеясь уловить хоть какой-нибудь знак, может окликнет, может, жестом поманит. Пока ничего.
Нежданно-негаданно случилось чудо – требище засияло золотом, а над головами богов искрами вспыхнули шафрановые нимбы. Янтарное мерцание озарило лес и поляну, солнечный диск всплыл и завис над нашими головами, никогда прежде я не лицезрела его таким огромным. У меня дух захватило, Ванечка оставил волков и подскочил ко мне. Потрясённая, я не сразу уловила тихий напев глубоким бархатистым басом. Великий Издатель возвёл руки, в одной из которых пылал переливистым пламенем оживший жезл. Его голос окреп, но оставался предельно нежным, я расслышала слова, несомненно по-русски, но я не узнавала их, лишь некоторые когда-то слышала или читала на уроках по древне-русской литературе. Однако, как божий день было ясно – Августин восхваляет Ярило-солнце. Догадалась не только я. Все без колебаний обратились лицами к светилу, всегда великолепному, всегда желанному.
Вдруг рукопись затрепетала в моих руках, словно ожила. Я поняла - пора.
- Ваня. – Едва слышно шепнули мои губы. Вмиг он сосредоточился и взял меня за руку. Под волшебное пение Великого Издателя мы двинулись к капищу. У ворот святилища я, помня пророчество дольмена, остановилась.
- Дальше пойдёшь сам. – Я вложила в руки сына рукопись. Он прижал пульсирующее творение отца к груди, взглянул мне в глаза и всё понял.
- Спасибо, мама.
Я выпрямилась. Ваня вступил в капище, сделал несколько шагов к центру и застыл. Августин замолк и в оглушительной тишине воткнул жезл в землю, яркая вспышка ослепила нас, земля под ногами задрожала. Мне снова пришлось погладить разволновавшуюся Белочку. Теперь казалось, что солнце светит не сверху, а прямо из древнего святилища, где находились высокий мужчина и крошечный мальчишка. Августин казался Богом, Ванечка ангелом, сложившим золотые крылышки. Сквозь слёзы я следила, как моё дитя шагнуло к Великому Издателю. Ваня лишь приподнял руки с рукописью и книга взлетела над требищем, листы вырвались из золотистой папки и устремились к Великому Издателю.  Новая вспышка, ещё более яркая, заставила всех зажмуриться. Когда мы открыли глаза, всё вокруг выглядело как в обычные дни, не было ни Августина, ни рукописи. Посреди капища стоял только Ванечка, немного растерянный.
- Иди ко мне, сынок. – Позвала я, и он ринулся в мои объятья. Скоро к нам приблизились и остальные наши спутники, все обнимались и поздравляли друг друга. Трудно было сдерживать слёзы, но мы старались.

Глава XXIX

Адам и Ева.
       
   Ближе к вечеру я сидела у свежего могильного холмика, последнего земного приюта Пенелопы Витальевны, уместившегося между берёзкой и ольхой. Тут же в пяти шагах жались друг к другу могилки Дойны и Мети. Над каждой качается по стройной берёзоньке, лёгкий ветерок теребил листву и та шумно отзывалась золотистым перезвоном, а мне казалось, что то вздрагивает в танце праздничное монисто влюблённой Дойны. А вот и осина подхватила напев, о нет, то тихо и ласково запела гитара юного цыгана.  Где-то совсем рядом у  Велесова капища всхлипнула Жасмин, кобыла, пронзённая демоническим копьём Мали. Час прощания с призраками. Мой час. Я беспокойно гладила пока не тронутую травою подзолистую почву, боролась с желанием упасть в неё лицом, заливаясь покаянными слезами. Подле меня притихшая сидела Белочка, пышный хвостик расстелился по траве, лапки прижаты к ротику. Хорошо, что она со мною, самой бы не по себе было, до смерти муторно. Как хотелось мне поговорить с дорогой сердцу и душе Пенелопой Витальевной, поблагодарить за всё, вспомнить что-нибудь смешное, насмеяться вдоволь. Да скоро ли я смогу беззаботно хохотать? Случится ли такое? 
- Спасибо, Пенелопа Витальевна. Благодаря вам, я многое смогла понять. Жаль, что не сумела сразу вам довериться. Может, тогда бы вы остались живы. Помните, в первые дни нашего знакомства вы учили меня, что библиотекой нашим предкам служили Чистые Поля Вселенной? Я тогда думала, что вы странная тётка, одержимая бредовыми идеями. Теперь я знаю, Чистые Поля существуют. Люди не ведают дорогу к ним. Но это не значит, что её нет. Человечество ищет эту дорогу и обязательно найдёт. А пока поиск не завершён, роль Чистых Полей выполняют книжные библиотеки. И я уверенна, что новый, светлый путь заблудших человеков начнётся именно там, где живут книги. Видите, я усвоила урок.
Словно соглашаясь со мною, по склону холма покатились земляные комочки, один запрыгнул мне в подол. Я приподняла его и раскрошила на могилу. 
Здесь, на мягкой траве  подле вечного упокоения моих защитников в лучах заходящего солнца безутешная Белочка оставила меня. Ад призывал, а я больше не нуждалась в её покровительстве. Теперь никто не станет преследовать нас с Ваней. Я не боялась приближающейся ночи, в этих краях медлительной и не тёмной. Но как же трудно оказалось расставаться со ставшим родным существом, я любила её в любом обличии и содрогалась при мысли, куда отпускаю хрупкое создание.
Когда ночь оседлала звёздную колесницу, я поняла, что время вышло, мой час истёк. Пора. Мне легко дышалось.  Я брела по широкой тропинке, радуясь ранним звёздам и тоскуя о прожитых в Непорочном днях. Это была последняя моя ночь в тайге. Завтра Валера отвезёт нас на своём бобике-библиобусе в Ленинград. Я снова увижу Сашу. Как он? Сердце взволнованно затрепетало. Тогда, в преисподней, нас разлучила его мучительная смерть. Я положила руку на грудь и твёрдо заверила себя – теперь его жизнь вне опасности. Всё позади.
В родную избушку я вернулась непростительно поздно, мой маленький сын, доселе часовым бдевший на ступеньках, вскочил мне навстречу.
- А где Галя? – Неужели она позволила ему так надолго засидеться вне дома?
- На дежурстве.
- Точно! – Как я могла забыть? – Что же ты, Солнышко, не ложился?
- Мне и тут хорошо. А спать совсем не хочется. – Он с жадностью окунулся в тепло моих объятий и так, не отпуская, усадил меня на порожек. Заворожённая волшебством уходящей ночи, я не стала противиться. Будет ещё время, отоспимся. 
Привычно лаская чёрные пряди, я дивилась, как они отросли. Мне не хотелось думать, что и Ванечка подрос, не сравнить с тем забавным малышом, что прибыл в Непорочное вслед за командированной мамочкой. Я называла его своим рыцарем и не подозревала, насколько близка была к истине.
- Мой рыцарь. – Прошептала и застыла потрясённая. В лунном свете на меня взглянули два чёрных ока, принадлежавших когда-то Рамиру, теперь безраздельная собственность нашего сына. Потрясающее сходство, усиленное серьгой, блеснувшей в ухе и яркой отцовской косынкой, охватившей ещё детскую шейку.  Как же подрос мой Ваня за последние дни! Присмотрелась внимательнее, заметила слезинку на загнутой реснице. Всё-таки ещё маленький.
- Милый, - простонала я, прижимая сына к груди. - Мы победили, жизнь победила. Не плачь… - Всхлипнула, не сдержавшись.
- Завтра кончится эта сказка…
- Нет, Солнышко, если однажды ты сумел приоткрыть двери сказки и впустить её в свою жизнь, она уже никогда не покинет тебя. Завтра мы начнём новую сказочную жизнь. Веришь мне?
- Да.
Всю ночь мы просидели у нашей избушки. Ваня, согретый и обласканный, задремал, прислонившись к моему острому, исхудавшему плечу. Я осторожно переустроила его, уложив голову себе на колени.  Сама я не могла спать. Словно одержимая, я листала страницы своей жизни, вчитывалась снова и снова, иногда плакала, порой улыбалась. Сколько сделано ошибок! А непростительных глупостей! И, всё-таки, я ни разу не покривила душой, даже когда откровенно трусила, охваченная предательской  дрожью, шла напролом. Что же я такое, если даже Ад не смог меня разжевать? Обладательница неказистой внешности, я покорила сердце прекраснейшего мужчины. Помнится, я всё думала, за какие такие достижения мне даровано это неслыханное  счастье? Зря думала. Напрасно сомневалась. Дары надо принимать с благодарной радостью, в противном случае, их отбирают. Раз сам себя недостойным считаешь, почему другие должны думать иначе? Извольте вернуть подарочек-с, с адресочком неувязочка вышла-с. Сейчас исправим.
Я посмотрела на лицо ангела, уснувшего в моих руках, лунный отлив делал его кожу похожей на мрамор, точённые черты безупречного профиля будили в памяти читанные в детстве сказки о чудесных эльфах, совершеннейших созданиях, тёмные волнистые пряди, разметавшиеся по юбке, ласкаемые осторожным ветром, дополняли волшебную картину. Может ли кто-нибудь считать себя достойным касаться руками этого венца творения? А именовать себя его матерью? Я достойна! Никакая сила не убедит меня в обратном. Чтобы утвердиться в своём новом убеждении, а главное доказать свою правоту неведомым силам, без сомнения, наблюдавшим за мною, я склонилась над Ванечкой и прижалась губами к его прохладной щеке.  Вот так!         
Утром, когда я собирала вещи, чтобы, не мешкая, уехать при первой возможности, кто-то робко постучал в дверь.
- Входите, у нас не заперто. – Я удивилась, кто бы это так культурничал? Давно усвоив, что в Непопорочном принято входить по-свойски, перед дверью особо не расшаркиваясь, я немного растерялась.
- Это я пришла. Захотелось пообщаться. Другого случая может и не представиться. – Патриция Витальевна неуверенно топталась перед входом в комнату.   
Я захлопнула видавший виды чемодан, присела на кровать.
- Вы на меня зла не держите? – Мне казалось это так естественно.
- За что? – Она насторожилась.
- Разве вам не рассказали как…погибла…Пенелопа Витальевна?
- Я всё знаю…
- И?
- Ты-то тут при чём?
- При всём. Моя глупость – источник всех бед. Таких, как я, ещё в детстве душить надо. Впоследствии меньше жертв будет. – Мои глаза вмиг извергли порцию солёной влаги.
- Ну, ну, - Патриция Витальевна подсела ко мне. – Не вини себя. – Промокая мои слёзы салфеткой,  она, знакомо, по-матерински, прижимала меня к роскошной груди. – Не ты, я во всём виновата. Ведь знала, в какое пекло тебя толкаю, и ребёнка постаралась привязать к тебе. Иначе нельзя было.
- Но Пенелопа Витальевна…
- О, это было предопределено.
- Но…
- Пени предвидела, что так случится и была готова уйти. – Голос Патриции Витальевны слегка подрагивал.
- Но как же вам без неё?
- Не спрашивай. Я всегда чувствовала её. Расстояние не помеха. Теперь словно сердце надвое раскололи. Всё вокруг о ней напоминает – её кабинет, её дом, на трюмо расчёска с волосинкой, дырявые тапки в прихожей. С каждой приметой словно тупая игла в плоть проникает. Зря я в её дом вселилась. Наверное, перееду к Гале. Поживу с ней какое-то время. Как считаешь?
- Так будет лучше. – Я смущённо поморщилась. С сегодняшнего дня Патриция Витальевна вступает в должность директора Непорочненской Кордонной библиотеки. Так что, где бы она не жила, боль будет преследовать её на каждом шагу. Потому что, каждое деревце, каждая самая захудалая травинка Непорочного, каждая былинка хранят в себе образ Пенелопы Витальевны и невольно служат напоминанием о ней. Но самое страшное, это глаза библиотекарей. Когда они научатся не наполняться слезами при виде знакомого лица незнакомки? Когда Патриция Витальевна станет для жриц тем, кто она есть, а не тем, кем была её сестра? Тяжко мне было оставлять подруг, зная, как туго им придётся. Но это их выбор, а для себя я всё решила. Магическое поселение, упрятанное в глухой тайге, не лучшее место, чтобы растить Ваню. Ему столько всего нужно, и первым делом необходимы сверстники, друзья. Здесь он единственный ребёнок.
Я задумалась, Патриция Витальевна рассеянно бороздила взглядом моё лицо, может, считывала мысли, уж слишком вымученной получилась её улыбка, когда я, отвлекшись от размышлений, решила поздравить её со вступлением в должность. Надо сказать, что и у меня  вышло скомкано и неискренне. Оно и понятно, я в отличие от прочих своих коллег была свидетельницей гибели Пенелопы Витальевны. В тот момент  я оказалась не в силах понять,  что неподвижное тело, распростёртое в нескольких метрах от меня, уже никогда не вздохнёт, не пошевельнётся, смерть склонилась над ним.  А я, поглощённая собственными переживаниями, ничего не заметила. Зная кровожадность Мали, я рискнула оставить себе надежду, что моя директриса всего лишь в обмороке. Напрасная надежда. Глупая. Сколько их было?
- Я думаю, Галя очень обрадуется вашему соседству. – Меня перенесло на прежнюю тему разговора. Внутри всё горело, словно прижженное калёным железом. Нет. Так нельзя.
Патриция Витальевна заметила перемены, произошедшие во мне, меня будто надломило, голова упала на грудь. Её горячие руки вцепились в моё лицо. Она приблизилась ко мне близко-близко. Мои губы дрожали, по щекам катились потоки слёз.
- Всё позади. – Прошептала Патриция Витальевна.
- Да. Да. – Промямлила я. Подумать только, ещё недавно я пыталась в том же убедить расклеившегося Ванечку.
- Есть хорошие новости: Саша в сознании. Его жизнь вне опасности. Но в сиделке он ещё нуждается, причём остро. 
- С ним же Марья Дмитриевна и…
- Они приехали ночью. Валера готов отвезти вас в Питер.
- Не проспавшись?
- А кто нынче спит? – Патриция Витальевна крепко обняла меня, и я снова приняла её объятия не отстраненно, а с благородной горячностью.
- Мне надо устроиться в Питере… - Ах, как хотелось побыстрее убедиться, что Саша не сказочный мираж, приснившийся мне.
- Всё уже устроено.  Поживёте у Николая Владимировича, он будет ждать вас в назначенном месте…
Мои глаза округлились от удивления.
- Что за Николай Владимирович?
- Привет. – Патриция Витальевна помахала рукой перед моими глазами. – Телефон за твоей иконой лежал. Обнаружили его, когда брали икону для молитвы. Валера звонил ему, узнавал, сможет ли он вас приютить. Кстати, икона твоя, ой шикарная и не простая. Таких по всему миру единицы.
- Знаю. – Я погладила чемодан, там она милая. Там. Снова переезжает со мною. – А, Николай Владимирович - папин друг. Я никогда в жизни его не видела, потому и запамятовала. Но Валера же думал, что я не вернусь из…
- Великий Издатель ему посоветовал позвонить на всякий случай.
- Но условленное место…
- Тоже на всякий случай. День назначен последний из возможных. Ты долго продержалась. Большее не возможно.
Всё встало на свои места. Мои товарищи применили систему всеобъемлющей подстраховки. Знакомая тактика, мама мастерица в этой области.
- А как мои родители? – Мои щёки невольно порозовели.
- Вспомнила! – Воскликнула Патриция Витальевна, шумно отстраняясь от меня. -  Думаешь, одно письмо – это всё, что они заслужили?
Я затравленно посмотрела на пальцы ног. Да, тут мне есть в чём виниться.
- Ладно, не грусти. Знаю, не до того тебе было. Я им регулярно передавала приветы от тебя. А перед уездом на похороны…смогла скрыть правду, сказала, что вашей командировке скоро конец.
- Но вы же только узнали о…
- О Пени, - она горестно вздохнула, - а ты была в Преисподней. Нам оставалось только молиться.
- И вы молились?
- Твоя мадонна с младенцем переходила из рук в руки. Молитва не на миг не замолкала. Разве что…когда Сашу нашли,…думали, ты тоже где-то лежишь поблизости.
Я вздрогнула. Саша умер вблизи жуткого авангардно-несуразного города.
- А где его нашли?
- В лесу. Если б не волчий вой, нам бы и в голову не пришло искать вас так далеко. Захар решил проверить и… Он поначалу подумал, что мальчишка мёртв, но когда прислушался, уловил захлёбывающиеся всплески сердечной деятельности. Марья Дмитриевна спасла твоего Сашу, если б не её умение,…а он всё твоё имя шептал…
Я сглотнула. «Шептал моё имя», отчего от этих слов по телу, словно тёплый сладкий сироп разлился?
- Лес прочесали, тебя не нашли, в общем, впору было предаться отчаянию. Все рыдали, только дядя Лойза и Роман Эрнестович вернулись к молитвам. Они-то первые и заметили мерзкого демона с тобою на руках.
- Белочка не мерзкая.
- Тебе виднее.
- Николай Владимирович относительно в курсе ситуации. Его жена домохозяйка, ей не в тягость присмотреть за Ваней, пока ты будешь находиться в больнице. Валера сказал им, что Саша попал в аварию,… - она лукаво подмигнула мне, - и что он твой жених. Так что, можешь не переживать. Всё устроено.
- Спасибо.
- Не за что. Вещи собрала?
- Так точно.
- Мы уже уходим? – В спальню влетел запыхавшийся Ваня. Утром, выспавшись, насколько это возможно в неудобном положении, он заявил, что хочет попрощаться с лесом. Я не стала возражать. Тайга теперь не таила в себе угрозы, я без страха доверила ей своего сына, зная, что нигде он не будет в большей безопасности, как под прикрытием волшебного леса и его обитателей.
Патриция Витальевна помогла нам отнести вещи к библиотеке. Дорогой я старательно думала о предстоящих радостях, избегая размышлять о скором прощании с Непорочным, директриса помалкивала, уважая мои чувства, Ваня посапывал следуя позади нас, скорее всего, плакал. Я не оборачивалась к нему. Когда рыцари плачут, лучше не подавать виду, что слышишь.
- Можно я пройдусь по библиотеке? – Я бросила чемоданы под ступеньки. Ваня отошёл за колону, наверное, прячет красные глаза.
- Что ты спрашиваешь разрешения? – Удивилась Патриция Витальевна. – Ступай. Твоё право.
Сама не знаю, отчего мои ноги подгибались, а сердце колотилось, будто спешило вырваться из телесного плена. Вот он, прохладный вестибюль. Беглый взгляд к фотографиям. Нет, не могу. Слишком дороги мне лица, запечатлённые на глянцевых снимках. Коридор. Дверь директорского кабинета. Я застыла. Ах, если бы чуть-чуть отворить её и увидеть в узкую щёлочку Пенелопу Витальевну, склонившуюся над бумагами, неумело нахлобучившую на нос громоздкие очки, свой секрет от всех нас.
Куда дальше? Налево, или направо?
Одинокая и печальная я бродила в прохладных комнатах, скользила кончиками пальцев по книжным корешкам, вздыхала, вспоминая, как в первый раз переступила порог библиотеки.  Почему-то меня ни капельки не удивляло отсутствие библиотекарей. Сама бы я тоже не смогла работать. Досадно было, что никто не пришёл попрощаться.
- Люба! – Позвала Галя с улицы, я выбежала на ступеньки. Слава Богу, хоть с нею прощусь.
- Галя! – Педантичная и строгая, она стала мне сестрой. Я надеялась обнять её, но Галя махнула рукой и поманила меня на тропинку.
- Бежим, там табор срывается с места.
Меня кольнула обида. Они же родственники, отчего не пришли повидать нас напоследок. Почему никто не провожает нас с Ванечкой? Одна Патриция Витальевна с безучастным видом сидела на ступеньках. Первым порывом было сесть рядом с ней и не двинуться с места.  Пусть едут, если им так хочется. Но Ванина чернявая головка уже скрылась за углом усадьбы и я, не умеющая долго дуться, ринулась за ним.
Кони были запряжены в кибитки, но цыгане не спешили рассаживаться по местам, стояли тесным кружком с библиотекарями, ожидая нас. 
Роман Эрнестович и дядя Лойза отделились от группы соплеменников и пошли нам навстречу.
- Ну что, родственнички, тут наши дороги разбегаются. – Грустно констатировал дядя Лойза. - Вам в город, нам в лес. Даст Бог, свидимся ещё.
Мы обнялись сразу вчетвером. Мои глаза снова оказались на мокром месте.
- Не плачь, девочка моя. – Роман Эрнестович промокнул платком мои слёзы. – Победителям не пристало плакать.
- Я не считаю себя победительницей. Одни бы мы ничего не смогли…
- Не принижай свои способности. – Попросил дядя Лойза.
- А разве не правда? Все вы оберегали нас, наставляли, а я, вместо того, чтобы слушать, только и делала, что глупости.
- Было дело. – Дядя Лойза почесал затылок.
- Без поддержки цыган и библиотекарей, без Саши и Ванечки, я бы проиграла. А там, внизу, у меня не хватило ума даже на то, чтобы сохранить спасительную ягодку. Если б не Белочка…
- Ты отдаёшь себе отчёт, что твоя Белочка страшное демоническое создание из Преисподней? – Серьёзно спросил Роман Эрнестович.
- Да нет же! – Воскликнула я. – Она добрейшее существо. Я люблю её, а она меня.
- Вот видишь, - теперь Роман Эрнестович улыбался, - ты не закрыла своё сердце для демона, и он откликнулся на щедрость твоей чистейшей души. Много ли на земле людей, способных на такое?
- Не знаю.
- Зато я знаю. Единицы. – Роман Эрнестович вздохнул, печально посмотрел на отца. - Что ж, нам пора. Цыгане не могут долго оставаться на одном месте, душа простора просит, кони заскучали, взгляды цыганок померкли, песни утратили мелодичность.
- Прими от нас на память скромный подарок. – Дядя Лойза протянул мне что-то маленькое, завёрнутое в платочек. Я осторожно развернула ткань.
- Колечко? – Простенькое, но очень милое украшение приютилось на моей ладони. По гладким бокам, навострив ушки и вытянув пышные хвостики, спешили куда-то три аккуратно выгравированные белочки. – Спасибо.
- Надень. – Посоветовал старый цыган. – Это первая работа Рамира, для матери старался.
Вытирая слёзы, я поцеловала и только потом надела колечко. Впору пришлось.
Вслед за старейшинами к нам допустили прочих цыган попрощаться. Библиотекари не тронулись с места, словно существовал некий регламент прощания, согласно которому, их очередь ещё не настала.
- Ну, что, братья ромалэ, домой пора! – Скомандовал дядя Лойза. – По коням!
- Как домой. – Заволновалась Маша. Я услышала её громкий шёпот и посмотрела в сторону коллег. Самая прекрасная из них выглядела сегодня лет на десять старше своего паспортного возраста. В её глазах блуждали растерянность и тревога. – Разве у них есть дом?
Роман Эрнестович приблизился к красавице. Взял в ладони её тонкие пальчики, прижал к губам.
- Наш дом дорога. Другого дома цыгану не надо.
Размазывая влагу по щекам, мы долго стояли с Ванечкой, прижавшись друг к другу. Табор отбывал, нетерпеливо постукивали копыта, скрипели на ухабах колёса, ветер шумно трепетал в матерчатых пологах кибиток. Лица цыган счастливые, непринуждённые, открывались навстречу свободе.
Я смахнула последнюю слезу, крепче обняла Ванечку. Он тихо переживал разлуку с недавно обретёнными родными. Мой маленький цыган уходил со мною в цивилизацию, в то время, как его племя возвращалось в свою стихию. Может быть, когда-нибудь наши дороги пересекутся. Нет, не может быть, а точно, я знаю, обязательно пересекутся.
Когда последний цветастый тент скрылся из виду, мы побрели в библиотеку.
Новое прощанье, размывчатые лица, напутствия и слёзы, слёзы, слёзы.
Мы садились в машину убитые горем. Скоро Непорочное скрылось за густыми шапками молодой листвы и из моей жизни. Навсегда.
Через несколько месяцев в моей родной библиотеке состоялась премьера книги  Прокопа Ерохина «Быть, или не быть». Не знаю, как она попала в издательство. Последний её экземпляр я отдала Великому Издателю. Вероятно, он решил сделать мне подарок. Исполнить заветное желание.
После премьеры я, Ванечка и мои родители навсегда покинули городок…
***
Вот и закончилась моя повесть. Я закрыла последнюю страницу и подошла к окну. Утро. Геленджикская бухта, объятая сиянием восходящего светила, казалась сказочной цитаделью. Губы дрогнули в улыбке. Я же обещала Ване, что сказка всегда будет с нами. Обещание сдержано.
Дом просыпался. Его обитатели звонкоголосо перекрикивались, не переживая, что могут кого-нибудь разбудить. Живя в такой красоте, невозможно подолгу залёживаться в постели. Это непростительная расточительность времени, мы рождены для радости, ничто другое не стоит наших минут, часов, секунд.      
 Сейчас мои родные подхватят полотенца и ринутся к морю. Может, присоединиться к ним? Я представила, как мой папа, соревнуясь с Ваней, понесутся впереди всех. Сердце едва не захлебнулось от счастья предвиденного мгновения. Через три коридора, на кухне, мама шумно открывала дверцы шкафчиков и гремела посудой. Планирует сообразить что-нибудь аппетитное, нет, планы составлены накануне. Кажется, я уже слышу запах жасмина, мой любимый чай. Минут через двадцать мама накроет на стол и забегает между окнами в ожидании голодных купальщиков. Она у меня, как пушкинская повариха, в лучшем понимании этого образа, жаждет весь мир накормить. Обладатели слабого аппетита сущее наказание для неё. Человек, который мало ест, не иначе как болен. Милая моя мамочка, весь мир я готова бросить к твоим ногам только за то, что ты есть, ты существуешь.
Лёгкий ветерок пронёсся по комнате. У меня гости. Я решила не оборачиваться, сделать вид, что не догадываюсь о вторжении. За спиной шумно и с аппетитом вздохнули. Мой человеческий нюх пока не разобрал, что за волшебное блюдо рождается за прозрачной дверцей микроволновки. Но обонянию моей гостьи позавидовало бы любое из земных существ. Вдруг, позади раздался горький, жалобный всхлип. Не в силах притворяться, я развернулась.
Она сидела у монитора, вчитываясь в строки незавершённой книги. Хрупкая ручка легла на грудь. Моя подружка во всём была совершенством, увы, иногда это приносило ей больше вреда, чем пользы. С такой чуткой душой человек бы в два счёта загнулся, достаточно сходить на спектакль «Ромео и Джульетта». И в финале вынесут три трупа вместо двух. Слава Богу, Белочка не принадлежала к роду людскому.
- Что ты, милая, не плачь. – Я нежнейшим образом погладила её мягкие волосы. – Всё же хорошо. Тебе-то это известно.
- О. Так больно вспоминать. – Она часто-часто заморгала восхитительно пышными ресницами.
Я присела на корточки, положила локти на её колени.
- Ты моя боевая подруга. Воинам света не по чину слёзы проливать.
- Но я в последнее время только и делаю, что плачу. Ты видела новый фильм Спилберга…
Ну вот, понеслась.
- Надя, - произнесла я строго. – Я же предупреждала тебя. Мультфильмы! И ничего больше!
Белочка посмотрела на меня виновато из-под руки.
- Не сдержалась. Такую рекламную кампанию развернули…
- Ну ты, Белочка, даёшь.
- Я же просила называть меня Надей.
- Да. Да. Извини. – После низвержения Мали, Белочка заняла его место. Не скажу, что благодаря перемене власти верхний слой Ада сильно преобразился. Мир возмездия есть мир возмездия. Тут ничего не попишешь. Однако, рассмотрения дел заключённых в нём людей теперь продвигались куда как быстрее. Часто Белочка оставалась недовольна решениями вышестоящих служб и подавала апелляцию в Небесную Канцелярию, почти всегда оставаясь в выигрыше. От Белочки я узнала, что Мали одевался в тело некого великого китайского философа, борца за торжество Света. Разжалованный демон лишился своей пленительной человеческой оболочки. Получившая повышение Белочка, некогда тронутая строками Наташиного дневника (я позволила ей прочесть), тут же перевоплотилась в Наташину сестру Надю. Теперь ходит по мирам памятником чудесной девушке.
- Ты закончила писать? – Белочка понемногу успокаивалась.
- Да. Почти. – Теперь волнение захватило меня. – Как будто пережила всё заново. Как же близка я была к гибели. Если б не ты…
- Ладно, ладно. Это я тебя должна благодарить. Ты вдохнула в меня жизнь, поделилась любовью. Не знаю, как меня в Преисподней терпят?
- Это потому что ты достала Небесную Канцелярию своими бесконечными протестами. – Я гордилась Белочкой. Уверенная в своей правоте, она неотступно шла напролом.
- Ты же знаешь, как живётся в моём мрачном царстве. Разве это не бесчеловечно обрекать людей на такое?
-  Согласна с тобой. Как, кстати, твои успехи?
- Вчера пятерых забрали наверх. – Белочка гордо вздёрнула Надин подбородок.
- Не перестаю удивляться твоей прыти. – Воскликнула я. – У Мали за всю историю его деятельности пересмотренных случаев были единицы.
- Кстати, можешь передать свои поздравления Мали. Он снова выбился в начальники. Теперь главный надзиратель во втором слое.
Я вздохнула. Не могу простить проклятому демону убийство Рамира.
- Передай поздравления. – Процедила я сквозь зубы.
- Как у тебя с Сашей?
- Ждём пополнения. – Я вдохновенно погладила живот. Ещё маленький. Но Белочка не человек, она увидела.
- Как назовёшь малышку?
- Это девочка? Зачем ты сказала?
- Очень здоровая девочка, на Руфь похожа.
Я шумно втянула воздух, Руфь умерла в прошлом году.
- Мама. – В кабинет влетел Ванечка, глянул на Белочку, слегка оробел, но быстро справился. – Привет, Белка. Классно смотришься.
- Ну, ну, нечего на демонов засматриваться. – Пошутила я.
- Привет! – Белочка восхищённо уставилась в атлетический торс моего семнадцатилетнего молодца.
- Демонам тоже советую не таращиться на людей, как вошь на псину.
- У меня есть для тебя… для вас новость. Потрясающая. – Мой красивый сын тряхнул мокрыми смоляными волосами. 
- О нет. – На пороге появился Саша. – Я надеялся сказать маме первым.
- Да что случилось? – Я сгорала от нетерпения.
- Пожалуй, я схожу на кухню, займусь дегустацией блюд. Твоя мама изумительно готовит. – Белочка покинула моё писательское кресло.
- Сходи. – Я не отрывала взгляда от Саши. Он, безгранично любимый, не является моей половинкойой. Моя, Богом назначенная, половинка ждёт меня на небесах. Часть Сашиной души – Наташа, тоже не по своей воле покинула этот мир. Разлучённые с любимыми, мы нашли друг друга. Мы научились любить по-новому, мы постигли науку радости, мы сумели сделать счастливыми всех, кто нам близок, мы, долго не решаясь, всё-таки пошли на смелый шаг и пригласили в жизнь ещё одного человечка (по утверждению Белочки – девочку). Когда-нибудь наше земное существование закончится, и мы сможем объединиться с Рамиром и Наташей. Но пока… 
- Я тоже пойду, порадую бабушку. Что-то аппетит разыгрался. – Ваня всегда испытывал неловкость, когда мы с Сашей вот так смотрели друг на друга.
- Иди, порадуй бабушку. – Подождав, пока Ваня скроется за дверью, я спросила: - Ну, что там за потрясающая новость?
- Только что в город въехал цыганский табор. Мы видели с холма…
- Что же вы раньше… - Мой голос дрогнул, глаза наполнились слезами.
- Да вот спорили. Я считаю, что лучше сперва позавтракать. Не хочу получить скалкой по темечку от твоей мамы.
- Какой завтрак. – Я спешно завязывала косынку. – Мама поймёт! Мы столько лет этого ждали. 
Вмиг я стояла на холме, безграничное счастье переполняло меня. В золотом пламени солнечных лучей неспешно и чинно по дороге двигался цветастый строй цыганских кибиток. Молодые цыгане, не пожелавшие прятаться в тени тентов, ехали по бокам повозок, нарядные, верхом на породистых лошадях.
Это был табор Рамира, богатый разросшийся, несущий в Геленджик сказку. Люди выходили на дорогу приветствовать гостей.
- Цирк приехал! – Кричали дети. И только тогда я обратила внимания, что тенты одновременно и афиши. Нет, это не цирк, а бродячий театр с волками и медведями. О чём же поведает горожанам удивительная труппа?
- Смотрите, красавица какая! – Завопила женщина, стоящая ниже, в десяти метрах от нас. Горожанка нетерпеливо указывала вперёд колоны. – А что за мужчина рядом с нею! Никак, сам Зевс с Олимпа спустился.
Мой взор лишь на миг приковало к указанным объектам, дальше я не смогла удержаться от слёз и уткнулась в плечо Саши. Конное шествие цыган возглавлял ни капельки не постаревший Роман Эрнестович. Его спутницу я тоже узнала. Это была Маша.
Солнечное утро набирало обороты, табор двигался к центру города, собирая всё больше народу. Потрясённые, околдованные, люди шли следом за обещающим волшебство театром. А мы с Сашей стояли на холме и смотрели вдаль за горы, откуда летели целые тучи, полчища птиц. Большие и малые, они срывали по дороге цветы, красные, синие, жёлтые, фиолетовые. Вместе с пернатыми в Геленджик ворвалось благоухание природы, её мощь, её красота и любовь. Мы подняли руки к небу и указали птицам на табор. Когда кибитки остановятся, цветочный дождь накроет их. И тогда наши родные узнают, что мы здесь, в Геленджике. Что нашей разлуке пришёл конец.
 
               
Послесловие.

Милый читатель, вот мы и дошли с тобой до конца моего нехитрого повествования. Не суди меня слишком строго. Я писала, как оно было, надеясь понять смысл многих событий, слов и переживаний, но кое-что так и осталось для меня неразгаданным. Дни в Непорочном пролетели с головокружительной быстротой. За каких-то два неполных месяца я пережила столько страху, что хватило бы на две жизни. Я не всегда вела себя достойно. Но время не поворотить, содеянного не исправить. Пусть мои мнительность и безрассудство станут уроком для тебя. 
Помнишь, как сказала знаменитая немецкая писательница баронесса Мария фон Эбнер-Эшенбах «В хорошей книге больше истин, чем хотел вложить в нее автор»?
Я не знаю, на сколь хороша моя книга, тебе судить. Но то, что, написав её, я поняла гораздо больше, чем во время деятельно участия в описываемых событиях - непреложный факт.
Я желаю тебе счастья, дорогой читатель. Живи и помни, что красота – это не то, что ты видишь, а то, что ты чувствуешь. Твори красоту, наполняй свой мир её светом. Красота есть любовь. Научись любить и сердце твоё взорвётся фейерверком самых ярких и красочных ощущений. Поначалу это будет больно. Но новое рождение не бывает без боли. Обновлённая реальность откроет перед тобой такие возможности, о которых ты раньше не смел и мечтать. Всё в твоих руках. Всё тебе под силу.
Но что же такое книга? Думаю, для ответа на этот вопрос не хватит даже фолиантового десятитомника. Слишком многое заключает в себе это многогранное  понятие. Но мне на этот счёт не нужны глубокомысленные мудрствования и философские заумничания.  Я библиотекарь. Я доверяю своим чувствам. Я не мыслю своей жизни без книг. Я всегда там, где они. Я вечно жду тебя в моём храме. И когда ты войдёшь, не пугайся, что стол мой пуст. Я здесь, я смотрю на тебя. Мои глаза смешались с глазами книг, мы изучаем тебя, учимся тебе доверять. А ты готов довериться нам?