Я пристально всматриваюсь в глаза художника. В них мелькает безумный блеск пагубной склонности к одуряющим радостям бутылки. Я смотрю, не отрываясь, и проникаю ещё дальше: меня ужасают открывшиеся бескрайние просторы морального разложения. Здесь сосредоточено всё: предательства, воровство, обманы. Но что стоит за этим, где истоки? Я смотрю дальше… И в этот момент меня накрывает волна безграничной тоски и скорби. Мне открывается весь ужас мрачного состояния его души. Там вопиёт беспросветное одиночество в великом безмолвии вечной ночи. Замогильная грусть пеленает сознание. Израненная душа яростно мечется в замкнутом круге человеческого бытия: как преодолеть эту изначальную скорбь? Его взгляд, словно кинжалы, ранят в самые потаенные глубины сознания.
Я более не в силах видеть это и закрываю глаза. « Может быть, мне, медэксперту вытрезвителя, и не следует заглядывать так далеко» - проносится мысль. Я поворачиваю голову к двери и открываю глаза. Здесь стоит санитарка Клава, стопудовая баба, и вопросительно смотрит на меня.
– Ну, что, доктор, с ним делать? – спрашивает она.
– Поместите его в самую холодную комнату. Только почувствовав веяние смерти, он вернётся к жизни.
Клава идёт к кушетке, поднимает художника, на котором только семейные трусы и майка. Она берёт его под мышки и уводит.
– Пойдём, пойдём, милок, – приговаривает она.
– Я – Гамлет, принц Датский, – вдруг восклицает подопечный.
– Здравствуйте, я ваша тётя, – скептически замечает Клава, еще крепче схватив его за руку.
– У меня не было тёти,– говорит он после некоторого раздумья, – только коварный дядя, братоубийца и кровосмеситель.
Клава остановилась и смотрит озадаченно на меня:
– Может, ему пора в дурку? – с сомнением на данный мною диагноз спрашивает она.
– Нет. Просто он так выражает мысли. Я видел всё это в его глазах. Творческая натура – так много чертиков скачет в его голове.