Серой мышкой проскользнула девушка по слабоосвещенному коридору и, используя все меры предосторожности, неслышно вошла в комнату, но настороженный чуткий слух Клавдии Даниловны, казалось, уловил присутствие дочери ещё до её появления.
- Ты где была? - хозяйка дома стояла посреди комнаты подбоченясь, казалось, она была готова, как разъяренный бык на корриде, броситься и в клочья растерзать свою жертву, и обычный ежедневный вопрос дочери: "Писем не было?" так и остался не произнесенным.
- Я тебя с самого утра жду. Ты знаешь, сколько сейчас времени? Теперь из-за тебя я заказ вовремя не сдам! Понимаешь ты это? - не скупясь на упреки, резко, наотмашь била Клавдия Даниловна вопросами, в ответах на которые совершенно не нуждалась.
Шура стояла молча, время от времени то открывая, то закрывая рот, безуспешно пытаясь вклиниться в коротковременные паузы и потеряв всякую надежду получить "слово для своей защиты".
- Что молчишь? - наконец сделала мать передышку.
- В школе задержалась, потом пешком шли. Гуляли. Такая погода хорошая!.. - не находя криминала в своем поступке, желая поделиться своей радостью и твёрдо убежденная в том, что мама просто не может этого не понять, - охотно ответила девушка.
- Они гуляли!.. А я тут с утра жду...
- Зачем с утра? - осмелилась дочка перебить зациклившуюся речь своей матери. - Ведь ты же знаешь, что утром я на работе.
- Твоя работа! Твоя работа! Из-за твоей копеечной работы тысячи теряем! Я свадьбу снимала. Обещала, что завтра готово будет, а ты где-то до ночи неизвестно с кем шляешься! - следуя благому намерению достучаться до сознания виновницы срыва своих вожделенных планов, не скупилась на колкости Клавдия Даниловна.
- Прости меня, мама! - еле слышно произнесла Шура, опустив голову и с трудом удерживая на глазах слёзы обиды, готовые низвергнуться по щекам Ниагарским водопадом. - Я больше не буду так делать, - прошептала она дрожащими губами уже совсем по-детски.
- Уж не реветь ли ты надумала? - категорично исключила мать своим вопросом утвердительный ответ. - "Москва слезам не верит". Работать надо!
- Давай... - выдохнула дочка, глотая застрявший в горле колючий комок.
К четырем утра заказ был готов, а в семь ноль-ноль уютно расположившийся на Шуриной подушке электронный будильник честно отзвенел положенную минуту и затих. Шура перевернулась на другой бок.
- Шурочка! Внученька! Тебе идти ли сегодня на работу? - тихо и осторожно, опасаясь нарушить крепкий сон Клавдии Даниловны, теребила бабушка укрывшуюся с головой внучку.
...
Звонок на урок уже прозвенел. Шура впервые опаздывала. Бегом через две ступени поднялась она по лестнице и в коридоре второго этажа чуть не сшибла с ног школьного директора.
- Александра Павловна, сейчас у меня занятия. Зайдите ко мне на следующем уроке - надменно, свысока, почти не разжимая узких губ, пригласила директриса пионерскую вожатую.
- Татьяна Петровна, простите, я нечаянно...- послала Шура свои извинения в спину уходящего директора.
На ходу сбросив пальто и схватив в пионерской комнате первое, что попалось под руку - коробку шахмат, замедлив дыхание перед табличкой "4А", Александра Павловна степенно переступила порог класса.
Ученики встали. Добрая седая учительница, как ни в чём ни бывало, приветливо поздоровавшись со своей молодой коллегой, вышла за дверь, доверяя своих питомцев учителю рисования.
- Здравствуйте. Садитесь. Дежурные, раздайте шахматы. Сегодня будем рисовать шахматные фигуры.
Урок начинался как обычно. Звонок, возвестивший о конце урока, вернул девушку к действительности, которая сулила ей сегодня массу неприятностей.
- Татьяна Петровна, извините, я опоздала сегодня на пять минут, так я после работы на пять минут задержусь, - вспомнив свой разговор с директором о поступлении в институт, прямо с порога кабинета заявила вожатая, полностью признавая свою вину и готовая понести заслуженное наказание за нарушение трудовой дисциплины.
- Да, кстати, а почему Вы сегодня опоздали, Александра Павловна? - сурово прервала "железная леди" свою подчиненную.
- Поздно легла. Будильника не слышала, - честно, как на духу, призналась девушка.
- Вот то-то и оно... Хоть бы чуть покраснела, - осуждающе пробурчала себе под нос директриса, а вслух сказала:
- Мне поступил сигнал, и я обязана на него отреагировать. Может, что сами скажете?
- Что за сигнал? О чём Вы говорите, Татьяна Петровна?
- Понятно... Значит, сама не хочешь, - переходя на "ты" деревянным голосом продолжала директриса. - Ну, так слушай, что я скажу...
И Татьяна Петровна долго и с удовольствием говорила об авторитете учителя, о том, что учитель всегда на виду и должен служить примером для учеников всей своей жизнью, а не только в школе, о том, что платье надо беречь снову, а честь смолоду, и о том, что вожатая еще слишком молода, чтобы не думать о своем будущем...
- Я всё это прекрасно понимаю, - не выдержала Шура, - но какое это имеет отношение ко мне?
Шуре было известно только одно, что вчера после работы она возвращалась домой пешком с мальчиком, который, как и она, был просто не способен на дурные поступки.
- Пожалуйста, не перебивай старших. Веди себя прилично! - как младшую школьницу осекла Шуру директриса. - Тебя уже знают многие родители. Мне сказали, что тебя постоянно видят в ресторане. Ты приходишь туда одна, садишься за пустой столик и сидишь там с одной чашкой кофе.
Шура вспыхнула, как будто её обнаженную с головы до ног окатили кипятком из огромной ёмкости, которой и название то ещё не придумано.
Но, как уже случалось в подобных ситуациях, каждая жилочка её напряглась, кровь отхлынула от лица, девушка выпрямилась, как струнка, высоко подняв голову и чуть прищурив глаза, посмотрела на "своего старшего товарища" и звенящим от гнева голосом неожиданно спокойно и четко произнесла:
- Во-первых, Татьяна Петровна, не смейте мне тыкать, а во-вторых, кроме вашей школы и своего дома я нигде не бываю. Я даже в кино ни разу не ходила с тех пор, как школу закончила, а тут ещё сессия на носу... - и, выполнив четкий поворот "кругом", Шура, не прощаясь, вышла из кабинета не закрыв за собой дверь.
Пересекая коридор по пути в пионерскую комнату, она размышляла:
- Ну, что такого, если девушка в ресторане кофе пьет? Что в этом плохого? Ведь не вино же? Только зачем мне в ресторане кофе пить, словно у меня дома нет... - она никак не могла понять, в чём же, в конце концов, её сегодня обвиняли, но то, что ходить в ресторан даже на чашку кофе - это плохо, Шура запомнила теперь, пожалуй, на всю жизнь.
Опершись локтем на подоконник напротив пионерской комнаты, стоял Андрей Орловский и во весь рот улыбался идущей навстречу пионерской вожатой.
- Доброе утро, Александра Павловна! - погасив улыбку, поздоровался он поникшим голосом, почувствовав, что для Шуры это утро не совсем доброе. - Что случилось? - мягко спросил он с таким заинтересованным участием, что Шура не выдержала, упала на стул и, уткнувшись лицом в рукав своей белоснежной шёлковой блузки, беззвучно залилась горючими слезами.
- Ну, будет тебе, - Андрей легко, как дуновение ветерка, коснулся рукой нежных беззащитных белокурых завитков на длинной девичьей шее. - Слезами горю не поможешь. Лучше расскажи, что случилось.
- Она говорит, что я... что я... И мама тоже... - и она заплакала ещё безутешней.
Бессвязно, всё ещё всхлипывая, Шура поведала своему новому другу о притязаниях матери и "душевном" разговоре с директором.
- Чертовщина какая-то! А ведь взрослые люди! - удивился Андрей, решительно не понимая, как можно так поступать с его Снегурочкой. - Ну, не горюй. Что-нибудь придумаем. Я тебя в обиду не дам.
Шура подняла на него заплаканные глаза и благодарно улыбнулась.
- Хорошо, что ты есть! - сказала девушка, прижимаясь разгоряченной щекой к лежавшей на её плече прохладной руке юноши.
- Я буду всегда, - тихо заверил Андрей.