Месяц пролетел как один день.
Школьную жизнь уже невозможно было представить без новой вожатой. Двери пионерской комнаты не закрывались. Сюда теперь по разным причинам приходили не только ученики.
- Александра Павловна, я хочу Вас попросить... Не могли бы Вы проводить уроки рисования в моем классе? - следуя неписаным правилам приличия, предварительно справившись о делах и здоровье, озадачила Шуру неожиданным предложением пожилая седовласая учительница начальных классов. - Видите ли, - торопилась она объяснить свою просьбу, - я совершенно не умею рисовать, а программа по рисованию теперь такая сложная! Это мой последний выпуск и... на пенсию. Мне уже поздно учиться рисованию... - и, словно опасаясь услышать отказ, быстро добавила:
- Я буду Вам платить...
- Ну что Вы? - смутилась Шура. - Дело не в деньгах. - В интернате ей не раз приходилось замещать болеющих учителей младших классах, но разговоры об оплате никогда не велись. - Просто я не знаю, как у меня это получится...
Прозвенел звонок на урок. Школьные коридоры быстро пустели.
- У Вас получится, я уверена, - поспешно заверила Шуру коллега и с неожиданной для её возраста расторопностью скрылась за дверью.
Дверь тут же открылась снова.
- Скоро праздники, Александра Павловна! - белым силуэтом нарисовалась в дверях пионерской комнаты Елена.
- Ну и что? - желая услышать объяснение этому неоспоримому факту, с недоумением посмотрела Шура на лукаво улыбающегося медицинского работника.
- Научи меня танцевать... Как его?.. Твист! - и молодая женщина в белом халате, чуть приседая, так энергично завертела крутыми бедрами, что белый цилиндр её шапочки и без того "на честном слове" державшийся на её пышных упругих волосах, свалился на пол и покатился подальше от своей легкомысленной хозяйки.
Именно в это время дверь в пионерскую комнату распахнулась, и взмыленный от быстрого бега пятиклассник звонко провозгласил: "Сан Пална! Вас в кабинет директора!", - и умчался так же лихо, как и появился.
Фельдшер и вожатая недоуменно переглянулись: мальчишка доверия не вызывал, но и не верить его словам тоже было рискованно.
Лена бочком проскользнула в свой кабинет, а Шура, медленно поворачивая упрямый ключ в замочной скважине, с опаской размышляла: "Что случилось? Зачем я ей понадобилась?"
- Вас, Александра Павловна! - с несвойственным ей ласковым оттенком в голосе показала директриса на снятую трубку белого телефона на своем рабочем столе.
- Гулявцева слушает... - сообщила Шура неизвестному собеседнику.
- Добрый день, Александра Павловна!
- Здравствуйте, Ксения Васильевна! - обрадовалась девушка знакомому, хрипловато простуженному голосу.
- Слушай меня внимательно, детка, - мягко, как тогда у себя в кабинете, словно продолжая только что прерванный разговор, заговорила заведующая гороно. - Собери все свои документы, что у тебя есть: паспорт, аттестат, школьную характеристику. Справку с места работы тебе ваш директор даст, и... завтра же с утра - к ректору педагогического института. Тебя зачислят по результатам выпускных экзаменов. Всё поняла?.. Да, - спешно добавила она, - ещё маленькие фотографии нужны. Знаешь? Как на паспорт...
- Поняла, Ксения Васильевна! Завтра же! Спасибо Вам! Спасибо за всё! - не выдерживая настороженно подозрительного взгляда школьного директора, торопилась Шура закончить разговор.
- Татьяна Петровна, - положив трубку, обратилась она к хозяйке кабинета, которая будто круглее стала от распиравшего её ревнивого любопытства, - можно я завтра на часок позже на работу приду? Мне документы в пединститут отвезти надо.
- Вы от нас уходите? - бросив на Шуру неодобрительный взгляд, вопросом на вопрос ответила директриса.
- Нет-нет! Я буду работать и учиться! - развеяла вожатая тревожные сомнения своего руководителя.
- А на работе это не отразится? - школа для директора была куда важнее Шуриного института.
- Нет, Татьяна Петровна! Сессии только два раза в год, как раз в каникулы.
- Хорошо... Задержитесь завтра по своим делам "на часок", только на работе тоже "на часок" задержитесь, - прозвучало в ответ, и директриса, потеряв к вожатой всякий интерес, углубилась в изучение бумаг в своей толстой кожаной папке.
Вожатая тихо закрыла за собой дверь, так, и не дождавшись ответа на свое прощальное приветствие.
...
Утром следующего дня Шура поднялась раньше обычного.
Неслышно, передвигаясь по комнате, чтобы не разбудить спящую Клавдию Даниловну, машинально выполняла она привычные утренние процедуры, а в голове одна за другой прокручивались сценки предстоящей встречи с ректором института. Девушка мысленно задавала себе вопросы сильным хорошо поставленным басом, и сама же отвечала на них.
Встреча с руководителем вуза оказалась на удивление краткой и прозаичной. Подписав Шурино заявление и положив её бумаги в красную тощую папочку, он слегка пожал холодную от волнения руку девушки, будничным голосом пожелал ей будущих успехов и, дав указание своей секретарше выдать новой студентке соответствующие документы, скрылся за высокой дверью соседней аудитории.
Мыслями вожатая была уже в школе. Медленно и задумчиво спускаясь по пустынной мраморной лестнице храма науки, Шура не сразу поняла, что откуда-то сверху привычно знакомый голос трижды и в разных вариантах повторил её имя. Она подняла голову - на просторной лестничной площадке второго этажа, крепко вцепившись побелевшими от напряжения тонкими пальцами в витую чугунную решётку перил, стояла худенькая стройная блондинка лет тридцати и глухим от волнения голосом звала её.
Это она, Маргарита Анатольевна, молоденькая выпускница педагогического института восемь лет назад приняла из рук в руки тридцать пять мальчиков и девочек девяти-десяти лет, жила и взрослела вместе с ними, щедро и бескорыстно делясь теплом души своей, принося им в жертву свою личную жизнь и молодость. Она была воспитателем, другом и старшей сестрой для всех без исключения своих подопечных, но Сашенька Гулявцева была самой младшей и любимой из них. И хотя любые виды внешнего проявления взаимных симпатий воспитателей и воспитанников не допускались строгой педагогической этикой и неуставными правилами детского коллектива, Шура стала не просто любимицей Маргариты, она стала её копией, её повторением.
- Это Вы, Маргарита Анатольевна? - всё ещё не веря своим глазам, неуверенно спросила девушка, остановившись в нерешительности на широкой ступени.
- Сашенька! Шура! Это ты? Что ты здесь делаешь? - голос учительницы, обычно твёрдый и уверенный, непривычно вибрировал и дрожал.
- Документы принесла. Учиться буду, заочно... - готовая поделиться своей радостью со всем миром, выпалила Шура.
- Вот молодец. Я здесь теперь преподаю русский язык и литературу, значит, будем часто видеться...
- Не часто, я на физико-математический факультет поступила, - сказала девушка потухшим голосом.
- На физмат? - удивилась Маргарита Анатольевна. - А как же твои очерки, стихи?.. - спросила она с таким огорчением, что бывшая ученица почувствовала себя предательницей.
- Литературу я просто очень люблю, а изучать хочу информатику и вычислительную технику, - уверенно заявила девушка.
Сомкнувшиеся на миг брови учительницы снова заняли своё обычное положение, красиво и чётко разместившись над серыми выразительными глазами.
- Удачи тебе, Александра. Кажется, ты твердо знаешь, чего хочешь, и это, пожалуй, самое главное...
...
А в полдень этого же дня Александра Павловна с гордостью показывала в школьном медицинском кабинете свой новенький студенческий билет сгоравшей от нетерпения и неизвестности Елене Николаевне.