Кромешный Веничка Ерофеев

Аманда Глумская
Венедикт Ерофеев всегда вызывал у меня животный ужас. Как в детстве, когда заходишь в тёмную комнату в незнакомом доме и понимаешь, что тьма скрывает нечто страшное и бесформенное. Так и с его прозой. Он гениально создал мир пьющего интеллигента, вот только в мир этот попасть не дай бог.

Нет-нет, я ни в коей мере не умаляю великости Венички Ерофеева и не осуждаю его способа саморазрушения. Как говорится, в России от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Я исключительно о беспросветности созданного им мира.

Сергей Довлатов жил с ним примерно в одно и то же время в одной и той же среде, и тоже создавал образ пьющего интеллигента. Но после его прозы нет того тяжелого похмельного синдрома, который наблюдаю у себя всякий раз, прочтя что-нибудь из Ерофеева.

Сознание у обоих катастрофичное, но Довлатов - светлый, а Ерофеев - кромешный. Здесь слышится и тонкая кромка льда, по которой он шёл всю свою жизнь, и адская мешанина образов и спиртного пойла, и его изолированность от повседневного мира - он - тот, кто "кроме". И  кромешная тьма его души.

Но ангельское тоже было. Сквозь бездну тьмы иногда прорывается сияние недостижимого света.