«Кизил зацветает ранней весной,
но плоды его созревают поздней осенью».
Заурбек Хардзиани
- Дядь Заур, вот ты говоришь, в Верхней Сванети были только гости. Поэтому она и Вольная. А Князь Пута Дадешкелиани? Разве не был вашим гостем!
- Это другое дело. Князь Дадешкелиани не однажды приходил к нам. С нукерами. И совсем не в гости. Он же и в тот раз заложников взял. Из каждого рода по мальчику! Видно, чувствовал. Так и пулю отливали все ушгулинцы. Из каждого рода сван немножко свинца соскоблил со своей пули. Для Путы пулю отлить. Из каждого рода сван немножко пороху отсыпал. Из каждого рода сван на курок нажал. Как?
Привязали к курку шнурок и по одному из каждого рода сваны за него взялись… Род Путы никогда бы не простил… Но Пута не просто так ездил в Ушгули… Не просто так ходила за Ингури Серминаз - дочь Кохо Чажашиани…
* * *
Поросшие облепихой, боярышником, ежевикой и цветущим кизилом скалы, обрывались к Ингури. Река, гневно рыча, бросалась на них и, опрокидываясь, устремлялась в узкий, будто пробитый сванским кинжалом, проход.
«Так это здесь, спасая Ушгули от потопа, пробили горы бараны Святой Ламарии*, - подумала Серминаз, - Далеко же я зашла! Немного отдохну и назад»
Она села на вязанку хвороста. Интересно, а где могли бы эти бараны разбежаться? Места-то нет совсем. Надо спросить бабушку. Или Биро, он умный… Не зря его «урусом» кличут… Даже их язык понимает… А птичий, тот только Карах* понимал… А вот хорошо бы…»
Обрывки мыслей путались, сливались…
Монотонный грохот Ингури почти убаюкал Серминаз, когда ее насторожил перекрывший шум реки резкий птичий свист. «Похож на писк шдавал*…, но очень уж громкий… Да и они-то еще не прилетали… Гугули только-только из своей страны весну принесли…», - подумала девушка окончательно приходя в себя. «Как бы не каджи*, или дэв*, тот, который здесь Ингури перегораживал». Девушка на всякий случай шагнула к реке, рискуя сорваться в кипящий поток.
Из-за деревьев вышел высокий широкоплечий человек в белой красивой чохе с подоткнутыми полами. Поздоровался.
- Шени чириме!* Не бойся, девушка. Не вздумай в Ингури прыгнуть. Купаться в такой холод … – голос незнакомца успокаивал, - не бойся, я на шаг не подойду.
Он снял тяжелое ружье, сел на брошенную на камни гуду*.
- Кто ты, красавица? Не сама ли Дали* заблудилась в моих землях?
- Нет, батоно*, у Дали золотые волосы… И она никого не боится… Она взрослая, а мне еще нет пятнадцати…
- Так кто же ты, если не Дали? Уж не Кудини* ли?
- Нет, батоно, у меня хвоста нет, сам видишь. Серминаз я, батоно, дочь Кохо Чажашиани.
- Уважаемый человек твой отец. Как же он дочь послал за хворостом, да еще в чужой лес?
- Он не посылал, батоно, он с барантой, а мама захворала, кому еще идти как не мне? А Биро и Курши дома не оказалось…
- Ну, что же, раз так. Бери вязанку и иди спокойно. Я к тебе ближе не подойду, а в Ингури прыгнуть всегда успеешь…
Девушка прошла немного и остановилась. Ноша оказалась не по силам. Она, поминутно оглядываясь, вытащила из вязанки половину хвороста. Но вязанка, казалось, легче не стала. Да к тому же ремешок каламани* развязался. На секунду отвлеклась, завязывая, а спутник уже рядом, на всякий случай за рукав удерживает, сильный, не вырваться, если и захочешь.
- Вот видишь, не каджи я, не очокочи*, не съем, не надругаюсь. Дай-ка сюда вязанку. Лучше подержи пока ружье, - добавил хворост, что за ней собрал, затянул веревки, легко закинул на спину, прямо на белую чоху:
- Завязала каламани? Пошли. До мостков. Дай Бог, никто не встретится. Видано ли? Князь дрова носит! Пута я. Дадешкелиани. Это мною детей до сих пор пугают. И тебя ведь в детстве пугали. Пугали ведь? А я свистел-то как раз, чтобы не напугать тебя, Серминаз.
Он первый раз назвал ее по имени. И видя, что она смутилась и надвинула плат еще глубже на глаза, попросил:
- Пожалуйста, не прячь лицо, Серминаз. Ты очень красивая. Одна, пожалуй, во всей Сванети, а может, и не только в Сванети… А за хворостом, Серминаз, приходи хоть каждый день, лучше во вторник.
- Серминаз, - ему доставляло удовольствие произносить ее имя, и девушка это почувствовала, - Серминаз, а Биро и Курши – кто это? Ну, Курши* – это собака, а Биро – тоже?
Серминаз, хотя все еще была напряжена и смущена, не выдержала и рассмеялась:
- Какая собака? Биро – сосед. Сын Наскида-старейшины. На год старше меня.
- Жених?
- Не знаю. Может быть.
Уже у самых мостков он попросил:
- Ну, вот и все. Хворост отнесешь за два раза. Я постерегу. И, пожалуйста, никому не говори, что меня встретила. Ни дома, ни Биро, и даже Курши не говори.
Всю неделю мучилась Серминаз: «Святая Ламария! Пута Дадешкелиани! И не страшный совсем. Наоборот, как святой Георгий, красивый. «Нет, никому не расскажу, и Биро не расскажу, но за реку завтра не пойду» – твердо решила. Но во вторник ноги сами понесли ее. Да так, что и веревку взять забыла. Вспомнила только тогда, когда увидела готовый и уже увязанный хворост. Рядом никого не было. Она постояла и решила уже уходить, когда услышала знакомый громкий птичий свист. Конечно же, он. Высокий, стройный, все в той же белой чохе, с тем же тяжелым ружьем. Подошел, что-то спросил, она что-то ответила. Почувствовала, что он рад слышать ее голос, так же, как и она его. Присел прямо перед ней на корточках. Их глаза оказались напротив. Серминаз увидела в его глазах свое отражение и поняла, что она создана только для него…
Быстро пришло и прошло лето. Казалось, только что зацвел кизил, а он уже дозревает… И Пута уже оставил мысль покорить Вольную Сванети… Он покорил сердце Серминаз… А чтобы примириться с вольными сванами решил ответить на их приглашение. Гость у сванов – священен. Вот там-то в Ушгули он скрепит свой союз с вольными сванами. Ему нужна только Серминаз. И он больше никогда не придет в Ушгули в чохе с подоткнутыми полами*.
Пута ждал свою Серминаз. Время остановилось…
Он не успел даже обнять ее. Отстраняясь, она заговорила сбивчиво, волнуясь, чуть не плача:
- Пута, не ходи в Ушгули. Бабушка рассказала… Биро проговорился. Наскида… старейшины… Они затевают что-то. Не ходи в Ушгули, Пута… Не ходи… Почему бабушка? Помнишь, я веревку забыла. Бабушка увидела на вязанке не свою… Обо всем догадалась… Милый, не ходи в Ушгули… Бабушка меня не выдаст. Она меня любит. Она говорит, что ничто не остановит старейшин, даже если ты и заложников возьмешь. Ты придешь – они власть потеряют. Укради меня. Увези. Ты же можешь. Не женой – кем хочешь. Мне не жить без тебя. Я взрослая. Мне уже пятнадцать…
Ты дал слово? – Она задохнулась, - Ты говоришь, «не можешь не идти? Не можешь быть трусом?…» Ты говоришь, «После встречи увезешь меня?»
Но будет ли это «после встречи»?
* * *
И когда тамада Наскида выкрикнул условный сигнал: «Эй, подавайте красного вина!», с вином вышла Серминаз. Бросив кувшин, она закрыла собой Путу. Но было поздно. Сваны, спрятавшиеся за церковной оградой, разом потянули за шнурок. Выстрел был такой силы, что пуля пробила оба сердца и кольчугу, которая была у Путы под чохой.
А Сванети так и осталась вольной…
- Дядь Заур, а почему тот, кто целился, не отвел ружье? Почему? Не успел?
- Э-э, почему, почему… А почему ты не спрашиваешь, кто ружье наводил? Знаешь? Не знаешь? Вот попробуй, скажи, кто ружье наводил?
- Кто же, дядь Заур?
- Кто, кто… Биро, конечно. Он в свои годы лучшим охотником был. Без добычи не возвращался. Случалось, двух козлов одним выстрелом бил. Как он мог не попасть? Он еще раньше мог Путу убить. Знал, к кому Серминаз ходила за Ингури. Любил он ее. Невестой своей считал. Только и Биро не на долго пережил их. Исчез. То ли в скалах сорвался, то ли на леднике… А еще говорят, что сама Дали увела его на Ушбу*, заворожила.
Но это уже другая история…
Примечания:
Батоно – господин, форма вежливого обращения.
Гугули – кукушка.
Гуда – заплечный кожаный мешок.
Дали – божественная владычица зверей и лесов.
Ингури – река в Сванетии
Каджи, дэвы – злые мифологические существа.
Каламани – кожаная обувь.
Карах – охотник, получивший от Дали дар понимать язык птиц, животных и растений.
Кудини – хвостатая ведьма.
Курша – мифологическая собака преданная прикованному Амирани (вариант Прометея), лижет его цепи, пытаясь истончить их.
Вторник и четверг – по повериям удачливые дни.
Очокочи – мифологический образ (человек-козел).
Святая Ламария – сванское название Богородицы Марии.
Ушба – самая красивая и неприступная вершина Кавказа, где, по поверьям сванов, обитают духи.
Ушгули – село в Верхней Сванети (утверждают, что самое высокогорное)
Чоха – мужская одежда. Длинные полы чохи перед боем поднимали и закладывали за пояс. Приход в чохе с опущенными полами - свидетельство мирных намерений.
Шдавал – птичка, ласточка.
Шени чириме – ласковое обращение.
Да простят мне друзья весьма вольную трактовку этой истории.