Глава 20.
(В которой побеждает добро. потому что оно всегда побеждает)
Дальше все происходило уже без меня. Меня, как будто не стало. Все, что еще совсем недавно назойливо и грубо занимало мою жизнь, все, что вертелось вокруг меня и постоянно втягивало в самый гадский эпицентр, с этой самой секунды перестало замечать мое существование.
Обычное дело. Деревню оцепили и начали прочесывать. Я думал раньше, что у такой не совсем обычной цивилизации, да к тому же такой гламурной, как Чуга, десантники при прочесывании себя как-то иначе ведут. Оказывается, нет. Такие же отморозки, как и наши.
Только видок у них, прямо скажем, пидорский. Пусть не обижаются на меня Юдашкины с Моисеевыми, но нашим до астро-космо-звездо-пидоров далеко. В плане яркости одежды.
Попробую их описать.
Серебристые скафандры в обтяжечку. Цветные шеврончики, затейливые аксельбантики с аксельвисюльками и аксельфестончиками, кармашки, застежечки, эполетики. Все это поверх и встрочено в кружавчики. Всех цветов нездешней радуги. Бр-р-р. Мерзость. Со стороны смотришь, вроде и милитари, однозначно, стиль такой, молодежный. Только не понятно, кто у них тут активный милитари, а кто так, ефрейтор.
Если отбросить в сторону внешний вид захватчиков, то происходящее весьма подробно напоминало Беларусь сорок второго года. Активно действующий среди захватчиков Петр Денисович, в черном костюме и светящихся инопланетных сапогах тоже вызывал не самые приятные ассоциации с тяжелым периодом оккупации.
Зачистка происходила весело и споро. Чувствовалось, что у обоих сторон накопился не слабый опыт по этой части. Из домов выходили жители, в основном женщины и дети и привычно вставали на звездочку покорно положив руки на ворота или стены и привычно вознося свои упования высшей силе непреодолимого действия. Десантники, так сказать ««голубые» скафандры» без особого рвения тыкали им в спины стволами. Скука и будни.
Веселье пришло оттуда, откуда не ждали. И началось внезапно, и захватило сразу всех, никого не щадя и не милуя.
Я не говорил раньше, где самое гиблое место в Собаково? Ну, если вы забыли, то напомню. Самое гиблое в Собаково место это библиотека.
Вот, как только оккупанты до неё дошли, тут сразу веселье и началось. Да такое густое, лопатой не отмашешься.
Я, хоть некоторые пособники захватчиков меня считают дураком, мануал не читающим, по долгу службы знаю, что стандартный атмосферный скафандр пулю из ПММ с гарантией держит, и любое оружие вокруг себя метров на двести из строя выводит. Как, не знаю. Это у молодожена надо спрашивать.
А вот сельхоз инвентарь, особенно деревянный двузубый с обожженными на медведя рогами, игнорирует. Вот этим самым инвентарем их и встретили.
Как только чугские десантники вступили на площадь перед сельпо и библиотекой из-за всех заборов сразу, не прицельно, но густо полетели колья, поленья, молотки, коряги. Из распахнувшихся дверей библиотеке вышла колонна местного сопротивления. Все, как один, с вилами наизготовку.
Впереди, рея черными крыльями свеженадеваной рясы, при всех положенных регалиях шел Отец Кирилл. По бокам от него стояли Ставрони и Парамонов. Наверное, впервые их вилы были направлены в одну сторону. Пока оккупанты хлопали ресницами и пялили красивые глазки, селяне развернулись в боевую шеренгу. Кончики вил опустились. Глаза сузились. Дыхание участилось. В лицах селян светилась угрюмая уверенность в неизбежности. Как они теперь были непохожи на приличных отцов семейств и достойных членов общества. Ничего общего со вчерашними, праздничными физиономиями. Чистой воды дикари и браконьеры. Кем они, на самом деле и являются.
В общей тишине особенно громко и жалобно всхлипнул рухнувший забор и улица, примыкающая к площади, перегородилась приготовленными заранее заграждениями, деревянными щитами, автомобильными покрышками, баррикадами, деревянными козлами и остальными селянами.
Из-за импровизированного оборонительного рубежа торчали до тошноты знакомые рожи. Кроме Пистолетыча и библиотекаря, присутствие которых было вполне объяснимо, там мелькали и Потапов с Новосельцевым. Эти братья – подкидыши, на правах гвардейских кунаков влюбленного джигита с радостью встревали теперь в любой местный кипеш, кроме голодовки.
Самое печальное, что, украсив тела фуфайками и вооружившись дрекольем, среди толпы мелькали и господа имперские прокурор и финансист. После свадьбы их можно было отличить от местных только по зонтикам. Вот их то, как втянуло в эти прекрасные события. Хотя с ними как раз все ясно. Им совсем не хотелось на борт чугского крейсера.
Как по команде, женщины и дети разом бросились врассыпную, инопланетяне, затравленно озираясь, встали в круг. Площадь превратилась в ловушку.
Ну, в общем, сложная вышла ситуация. Мягко говоря, чреватая. И, я бы даже сказал, напряженная.
Так бывает. Перед самой большой и жестокой мясорубкой, когда все решения уже приняты и отступать никому некуда, возникает внезапно между противоборствующими сторонами неожиданная тишина. Полное затишье, строго соблюдаемое обеими сторонами. И длиться, порой, очень долго. Может быть даже целую секунду.
Вот этой секундой и воспользовался Старый. Матерый, битый жизнью и людьми, заслуженный рубанок и почетный мясоруб, все на свете, кроме счастья, повидавший, он ни на секунду не занервничал. Скорее всего, он даже глазом не повел. С его точки зрения, ничего достойного волнения не произошло.
Всю эту народную самооборону он воспринял как досадную, но малоэффективную помеху на нелегком своем пути к счастью и радости. А радость и удовлетворение от достигнутого у него приключиться, когда он до своих хунхузов доберется. И когда сделает с ними все, что ему его неоднозначная душа и мутная биография в этот интимный, но немного скорбный и торжественный момент ему подскажет. Во всем остальном он абсолютный пацифист. С активной ориентацией.
Я его внешнюю политику понимаю. Сейчас он ищет тех, кто его людей обидел. Под чисто конкретным идейным лозунгом «Наших бьют» А кто не спрятался – то он не виноват. Сейчас его волнует только это. Потом будет потом. Плевать ему с высоковольтной мачты, что тут случиться в необозримом отдаленном будущем. Сейчас он полон праведного гнева. А в такие моменты он сам себе ходячая Хиросима, сам собой, без запала, взрывается, все вокруг нафиг сносит, никого при этом не щадит и абсолютно ничего потом не помнит.
И плевать ему на все, что будет потом. В отдаленном будущем. Например, через час. Чуги Собаково с землей сровняют. Или местные жители, по искренней душевной простоте, десантников на вилы натянут. Со всеми вытекающими последствиями. Типа, крестный ход, по случаю победы усугубленный принесением в жертву недобитых пленных и неизбежных предателей из числа местных пособников и прихвостней. Потом, вот неожиданность, пьянка.
При свете погребальных костров, под вопли принудительно погребаемых. Потом сдача трофейного звездолета в металлолом. Потом, а как же без этого, зачистка свидетелей. Короче, на месяц веселья. А ему на самом деле на все это плевать и забыть.
А разбираться кому? Уж точно не ему. Он свою тягу к разрушению вдоволь натешит с теми несчастными, кого он сам же в хунхузы и определил. И свалит к себе в столицу. В Мочилово.
И еще же на меня и наорет, за безобразный бардак, допущенный мной, несимпатичным и безответственным, на вверенном мне участке. И в грубой форме потребует оградить его от общения с чугским крейсером. Мотивируя это тем, что они хамы и надоели ему с однообразным вопросом. «А куда это наш десант скрылся, пропал, подевался» Разберись Вася, пусть они не беспокоят больше, тебя не жалко.
Когда на площади стало горячее и смрадно от скопления живых существ, желающих убить себе подобных, стало понятно, что что-то обязательно произойдет. Даже без желания всех участвующих сторон. Ни кто уже не повернет назад. Хотя всем есть что терять. Вот всегда у нас так. Если все, как один, в едином порыве, то либо пьянка, либо подобное вот культурно-массовое мероприятие. Слово взял Петр Денисович. Учитывая щекотливость ситуации слово это вполне могло стать последним.
- Батюшка. Отец Кирилл. Зараза мохнорылая, ты чего это, мракобес, удумал? Властям сопротивляться? Каторжанская морда. Я тебя сейчас быстро научу свободу любить, – вежливо обратился Старый к представителю местного религиозного культа.
- Слей воду, начальник. Не кипи, не самовар. Они мне не власть. Да и ты, с кем связался? Родину продал? – ответил священник.
- Ну, ты даешь? Кому бы я её продал? Кто её купит? Она же бывшая в употреблении и далеко от метро, – спокойно урезонивал его Петр Денисович.
- Вот этим своим друзьям, светло синим расскажешь. Ты им теперь очень близкий стал, фуганок. Всех нас с потрохами и сдал.
- Гореть тебе паскуда за это в аду. Будь ты проклят, во веки веков, аминь. Пусть кровь невинных на тебя падет, иуда, – вмешался в разговор, не сдержавший религиозного пыла Пистолетыч.
- Совсем хорошо. – Оторопел мой непосредственный начальник. - Вы, блин, закусывать не пробовали? Полезно, говорят. Может вы мне сказать дадите, прежде чем мордобой начнете. Вдруг, чего нового узнаете. А в партизаны всем селом вы всегда уйти успеете. Лес никуда не денется.
- Да что его слушать, бей их ребята, – выкрикнули из толпы. Голос принадлежал одному из наших чугов. Клянусь, нашего языка они, вроде не знали еще вчера. Тут одно из двух. Либо за ночь выучили, либо они не совсем такие уж простые ребята. Предложение попало на крайне благодатную почву.
Второго приглашения не понадобилось никому. Есть у меня такое подозрение, что даже Чуги-десантники радостно выдохнули, отшвырнули свои красочные бластеры и со счастливым визгом бросились в свалку.
Дальше была драка. Теперь я знаю, что прожил жизнь не зря. Мне есть чем гордиться. Я единственный на свете человек, имевший честь наблюдать это событие со стороны, и, наверное, единственный гуманоид, не считая младенцев и молодоженов, в радиусе пятидесяти километров, который в этом не участвовал. Чем, кстати, даже немножко горжусь.
Вы видели фильмы с Джеки Чаном? А со Стивеном Сигалом? Мне вас даже жалко. Вы ничего не видели. Представьте себе сцену, где тридцать Джеки Сигалов бьются с двумя сотнями угрюмых сибирских мужиков. Не на показуху, не на камеру бьются. А бьются всерьез. И в ход идут вилы, колья, ломы и лопаты с обоих сторон. Ни кто не стеснял себя в средствах достижения скорейшего успеха, исповедуя древний принцип китайских трактатов о искусстве войны. «Бей первым, кого попало, чем потяжелей и покорявей, чтобы заживало дольше»
Все остальное население деревни активно помогает. Мальчишки с крыш мечут все, что им успевают подносить женщины. Каждый из метателей старается не пришибить только собственного папашку или старшего брата, во всяком случае, хочется в это верить, поэтому прицеливание ведется по старому народному методу – на кого бог пошлет.
Бурые мохнатые обитатели собачьих будок вертятся под ногами, исправно грызя всех по тому же древнему принципу. За некоторыми волочились цепи, а то и конуры, все это больно било по ногам. Самое интересное, что сражение затягивалось, и успех не приходил ни к одной из сторон. Победа весит на волоске. Противники заметно устали.
Самое приятное, со стороны то я это видел отчетливо, что Новосельцев в общей свалке успел таки пребольно пнуть Старого под копчик. Зато Потапов безобразно прозевал хук с лева и Петр Денисович его красиво вырубил. У меня сложилось впечатление, что оба рейнджера, хоть и дезертировали самым бессовестным образом в самый трудный для родины час, но на сторону врага не встали. Во всяком случае, действием. А то, что под шумок кое-кому из вышестоящих плюх накидали – дело житейское. Кто в такой ситуации удержаться смог – пусть кинет в них камень. Риск – дело благородное.
И в этот момент в сражение ворвалась третья неожиданная сила. Сила эта, вооруженная скалками, помойными тряпками и утюгами, с воплями и бранью мгновенно превратило поле сражения в госпиталь.
Местные бабы, агрессивные и неуправляемые, ничего на свете не боящиеся, решили, одновременно, заступиться за своих кормильцев и опор и навалять клятым супостатам, чтобы впредь неповадно им было а, за одно и своим, чтобы село не позорили.
Что случилось дальше остается только догадываться. Мне тоже.
Просто один, особенно удачно брошенный чугунный утюг задел меня в голову. Так что дальше я видел только оранжевые круги и мультфильм про обаятельного, но застенчивого и интеллигентного белого медведя Умку.