История жизни пса

Эд Малкун
      Ему подарили жизнь в маленьком рабочем городке на крайнем севере. Стая жила надеждой на короткое лето. В жесткой зиме он принял первое правило в своей жизни: своих не бросают, свои – это все. Враждебность была во всем. Можно замерзнуть на колющем, пронизывающем ветру, умереть от голода или страшно умереть в ножах снегоуборочной машины. Имени у него не было, но люди говорили, что он похож на мышонка, а потом на медвежонка. В стае было много малолеток. Они озорно играли, в безумной гонке друг, за другом забывая про мороз и время. Долгожданное северное солнце преобразило молодежь и они, подражая, взрослым стали жмуриться и нежиться в тихих и безветренных местах. А он по долгу смотрел на сопки, в его взгляде тоска и желания смешались в причудливый клубок. И однажды он ушел в тайгу. Одиночество его не пугало, это был другой и как ему казалось, справедливый мир. Здесь не было подчинения, не нужно было ходить след в след и делиться пищей, здесь была абсолютная свобода. Стая относилась к эго уходам ревниво. И часто, его покусывали, более старшие, но он терпел, и усвоил второе правило: терпеть, нужно уметь терпеть.
       Время шло быстро. Он окреп и Медвежонка кусать побаивались, хотя при любом случае обязательно рычали. Вечерами стая сбивалась и выла на луну, он лежал неподалеку и смотрел на них, словно, о чем то жалел. Выть он хотел, но не умел. Когда стая засыпала, он ронял голову на лапы и пел, пел про себя, песни которых он не знал, но знал что они о чем то хорошем – о добром. Люди подкармливали собак и иногда появлялись счастливчики, которых забирали домой. Псы думали что там Рай и каждый мечтал что когда-нибудь его погладят за ухом и позовут с собой. Вот тогда нужно быть самым лучшим, самым храбрым, самым верным. И это было правило третье – быть нужным. Повзрослев, он стал замечать, что в стае, постоянно идет борьба. Боролись за превосходство. Кто смелее и сильней – тот прав. Если лидер был умен, он претендовал на роль вожака. Старый вожак боялся молодых псов. Они быстро учились биться в схватках. Особенно жестко умение приходило в подъездах, где люди предварительно ласково заманивали псов кусочками чего нибудь съестного и там закрыв двери, спускали пару тойку своих волкодавов натасканных душить зверя. Медвежонок не избежал этой участи. Его спасла бабка, закричавшая что то с верхнего этажа и волкодавов затащили в квартиры, оставив его истекать кровью на холодном бетоне. Он смотрел одним глазом не моргая, чувствовал как течет теплая, липкая кровь и пел. Когда в старом подвале, куда он уполз стали зарубцовываться раны он вспомнил сухарик которым его позвали в подъезд и усвоил правило четвертое – людям верить нельзя. Он зализывал раны, кто нибудь из стаи забегал, обнюхивал его и виляя хвостом убегал к своим. Он завидовал, скулил и молча уставившись в одну точку пел свои песни. Северная весна быстро превратилась в лето, он вышел из подвала и сразу ушел в сопки. Приходя на самую высокую он часто смотрел туда, где садиться солнце, и мечтал никогда с ними не расстоваться, всегда быть в его лучах. Оно было его единственным, молчаливым другом. Осенью он заметил испуганный взгляд вожака. Вожак выл вместе со стаей, а он гордо лежал в стороне и в отличие от других не кидал вызов, а просто ждал – правило второе. Через месяц вожак бросился сам. Дав себя укусить Медвежонок опустил голову и медленно оскалив зубы стал наступать навстречу обезумевшему лидеру. Вожак медленно сдал назад в темноту переулка. Он лег и неморгая стал смотреть в темноту, все было решено. Он пел. Шло время, а к удевлению стаи он не брал на себя роль лидера. Старый вожак водил стаю, а он лежал в стороне и с грустью смотрел на уходящее солнце. С первыми холодными ночами вожак увел стаю на железнодорожную станцию, у нового пищеблока собакам подбрасывали объедки и они с жадностью поедали даже хлеб, чувствуя скорый приход зимы. Раз в день приходил и уходил состав. Странно пахнущий человек из локомотива почему то ему каждый раз бросал кусочек хлеба с маслом. Пес проникся симпатией к этому странному человеку и однажды дал похлопать себя по загривку. Человек сел в локомотив, просвистел гудок и состав растворился среди бесконечных сопок. Пес почувствовал что скучает о странном запахе, о кусочке хлеба с маслом и хочется чтоб похлопали по загривку еще раз. Прошел месяц и задули ветра с поземка. Он и не понял как в очередной раз человек подхватил его, подброил в дверь локомотива, вскочил в него сам и со словами «Давай прокатимся» закрыл тяжелую железную дверь. Страх сковал его мышцы и кости, холка встала дыбом, он прижался хвостом к чему то теплому и застыл  сейчас спустят псов-убийц. Шло время, люди разговаривали и что то делали, не обращая на него никакого внимания. Он лег и заснул, чутко, тревожно и в тоже время как-то легко, такого тепла он никогда не чувствовал. Солько прошло время он не знал. На одной из остановок зашел человек и начал сильно кричать и ногами просто выбил его на крутую щебенчатую насыпь. Состав ушел, а он остался в лесу у маленькой, пустой полосатой будке. Через сутки он понял что нужно идти куда-нибудь. Он бежал туда куда ушел поезд, бежал и пел. Он не ел уже несколько дней, вода в лужах стала замерзать, и последний раз ему пришлось грызть лед. Ночью прошел еще одни состав и, затормозив, встал.
       Он пробежал вдоль него и увидел огни, много огней. Еще чуть-чуть и вот запах еды, она где то там, в большом баке, надо только до нее добраться. Он не заметил, как подошли другие. Стая была маленькая, вожака среди них не было, но вели они себя враждебно, обступив его со всех сторон. Ребра торчали из его боков, хвост свисал лохмотьями, он был чужой, слабый, он был жертва. Рвали они его долго, но не ожидали яростного сопротивления. Он не поджал хвост и не побежал скуля и визжа, а яростно бросался то на одного, то на другого. Чужие отступили и еще долго лая, бегали по кругу, давая понять, что территория занята. Старая теплотрасса дала ему возможность отлежаться, он смотрел на огни большого города и пел, о своих сопках, о кусочке с маслом, о человеке со странным запахом.
       Город кормил. Накруживая бесконечные кольца вокруг многоэтажек, он забывался и ему казалось, что все, вся его жизнь сводиться к этому марафону и остановок у помоек. Мороз он встретил в подвале деревянной двухэтажки. Девушка с оттопыренными ушами проходя мимо подвального входа, часто садилась на корточки и хлопая рукой по колену, негромко и, как ему казалось, нежно звала: «ко мне, ко мне, иди сюда». Он сверкал голодными глазами, причмокивал языком, садился, вставал, вяло вилял хвостом, но не выходил. На третий день он сдался и почти ползком, прижв голову к земле подошел к ней на самое безопасное расстояние. То что произошло потом он будет вспоминать до последнего вздоха. Ее маленькая хрупкая ручка скользнула между ушей приводя его в чувство величайшего наслаждения, счастья и покоя. Это повторялось и повторялось. Она почесала ему подбородок и чмокнула в нос. В ноябьском ночном небе зажглось солнце, он даже не мог петь. «Ко мне!». И он словно во сне, не сопротивляясь поспешил за ней. Закрылась дверь и он оказался в теплом, даже жарком для него помещении. Здесь пахло хлебом, людьми и чем то очень-очень вкусным. Запах исходил из большой кастрюли, которую то открывали, то закрывали, что то клали в нее и закрывали опять. «Место!» - строго сказала девушка. Он не знал чего она хочет, но понял, что лучше сесть и пока не двигаться. В миску налили то что было в кастрюле и поставили ему под нос. Слюна почти капала с его языка. Он жадно, в захлеб ел еду богов, пищу о которой только мечтают. Он мог съесть сколько угодно. Пес долго вылизывал миску, казалось осталось еще чуть-чуть и еще чуть-чуть и еще. Он сел, вздохнул. Рай!!! Или может он спит!?! Девушка встала из-за стола, села на корточки: «Ну?» и почесала его за ухом. РАЙ!!! Он пел, пел засыпая и просыпаясь, пел всю ночь. С самого утра он начал охранять ту дверь в которую вошел. Он охранял свою стаю, он охранял своих. Он победил. Весь его путь, вся его жизнь, все его терпение только для того, чтобы оказаться здесь, среди этих людей, которым можно доверять. Зима и морозы были не страшны. Он с радостью выбегал на улицу, прыгал по сугробам и совал нос в снег, словно кого-то ловил. Девушка водила за ручки малыша и пес устраивал вокруг них веселый хоровод, припадая на передние лапы, улыбался своим белозубым ртом, подпрыгивал и нарезал круги. Дома при любом шорохе он рычал, и в полголоса лаял, предупреждая своих. Однажды он бросился на верзилу с красным лицом, за то что он напугал и его и «стаю», стуча в дверь и что то невнятно бормоча. «Молодец!» - услышал он и получил сахарную кость. РАЙ!!! Он пел.
       Наступила весна. Люди накрыли стол прямо на улице. Здесь же на костре, почему то варили белье в ведре. «Стая» долго звеела стаканами, потом как ему казалось, выла. А он пригревшись в первых теплых лучах, своего молчаливого друга, спал прямо у ног людей. Ему снился подъезд, волкодавы, и люди кидающие в него куски хлеба. Ребенок пошатываясь подошел к псу и плюхнулся ему на хвост. Он вскочил, рыкнул и ребенок пронзительно заплакал. Пес отскочил в сторону и стыдливо поджал хвост. «Вот паразит!» - крикнула подвыпившая мать и с маху выплеснула ведро на пса…единственный глаз уже не видел и он понял, что дальше бежать не может, упав в прошлогоднюю тарву он хрипел еще минут пять, мутных зрачек смотрел на солнце. Песня оборвалась. Он оторвался от земли и полетел к своему лучшему другу.