Мертвая половина

Мертвая половина


Клинок слов ранит больнее клинка стали,
И шрамы от первого видны только в глубине глаз,
Когда же от второго – видны глазам.

Дверь открылась мягко и бесшумно. Внутри небольшой квартиры, насколько хватало взгляда, было темно, и лишь маленький пятачок света из прихожей, где сейчас стоял незваный гость, освещал страшный беспорядок, больше походивший на разгром.
Помедлив немного, рослый мужчина сделал шаг внутрь помещения и замер на освещенном участке, как будто этот грязноватый желтый клочок пола в кругу обшарпанных стен мог его защитить от того, кто скрывался внутри.
— Грит, — осторожно и тихо произнес мужчина, поудобней перехватив что-то в кармане нещадно шуршащей куртки. – Гритисс, я знаю, что ты тут.
Тишина, ударившая в уши, навалилась со страшной силой, продавливая барабанные перепонки. Гость вновь сжал в кармане куртки какой-то предмет,
«И какого черта я ношу такие неудачные вещи», — с горечью подумал он.
— Потому, что ты сам неудачник, — ответил ему тихий усталый голос из темноты, словами отвечая на мысли гостя. Мужчина вздрогнул, у него перехватило дыхание, а сердце готово было выскочить из груди.
— Не бойся, друг мой, — продолжал его собеседник, не стараясь, тем временем, показываться на глаза гостю, — если бы я хотел убить тебя, я бы уже это сделал, и твоя смешная игрушка в кармане меня бы не остановила, поверь. Неужели ты думал, что я тебя не замечу? – из глубины пустой холодной квартиры послышался приглушенный смех. – Я хочу поговорить.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Костер

Огонь, оставляющий следы на теле, померкнет и угаснет,
Едва его коснется холодное ровное пламя слов.

Грит открыл глаза. Вокруг было темно и сыро. Где-то рядом слышались приглушенные звуки падающих капель, глухо стукавшихся о каменный пол. Маг протянул руку и попытался ощупать пространство вокруг себя. Камни, только камни и склизкая погань, размазанная по ним.
Он приподнялся и сел, спутанные мокрые волосы плетьми легли на плечи.
— Зачем же было забирать одежду? ; спросил он сам себя, понимая всю иронию и безвыходность своего положения. Грит осторожно коснулся головы, на затылке выросла огромная, налитая кровью шишка, которая нещадно болела и горела.
— Это нормально, — пробормотал маг, краем сознания понимая, что ничего уже не нормально, что в голове нарастает беспорядочный шум, а и без того близорукое зрение изменяет ему нещадно. Мужчина попытался встать, но ему не удалось: потолок оказался слишком низким и к тому же был сплошь покрыт  наростами, с которых сочилась вода.
— Пещеры, — протянул он, — это пещеры. Может, я вовсе и не пленник?
В тот же миг несколько камней в стене слева от него отошли в сторону, открывая проход,  чьи-то крепкие руки схватили его за плечи и волосы и  потащили прочь. Через некоторое время Гриту пришлось дернуться, и он болезненно зажмурился – по глазам полоснул солнечный свет, с новым рвением, раздувая головную боль.
«Огонь, — думал маг, — я сожгу вас всех, кем бы вы не были».
Миновав ведущий к выходу широкий проход, на полу которого слизь засохла от сквозивших потоков воздуха и некоторого количества солнечного света, скудно подсвечивающего помещение, неизвестные выволокли Грита на широкую площадку, где он понял, как ошибся, приняв за солнечный свет те жалкие лучи, которые пробились в покинутый коридор.
Свет был здесь.
Грит оглянулся на свою тюрьму – это было трехэтажное здание харчевни, в которой он ужинал накануне своего заточения. Перед ней, расчистив большую площадку, сложили костер, на котором можно было сжечь весь городишко, а возбужденная толпа уже вовсю голосила:
— На костер его! Смерть магу! Смерть!
Грита водрузили на впечатляющий постамент, в середину которого был вбит широкий столб, предназначенный, судя по всему, для мага. К нему-то его и привязали. Когда широкоплечий палач отошёл в сторону, освобождая место высокому худощавому священнику, толпа замерла и перестала голосить. По ней прокатилась нестройная волна удивления.
— Бесстыдник! Голый чернокнижник! – надулся и пошел пятнами толстый мужик в первом ряду, отчего его маленькие усики встопорщились и стали шевелиться, как у таракана.
— И что с того? ; не стерпел такого Грит. ; Вы сами-то в бане в платьях ходите?
Он постарался принять самую надменную и вызывающую позу, на которую только был способен в подобном положении, демонстрируя все свои достоинства,.
— Сжечь мерзкого слизняка! ; заверещал фальцетом мужичонка, словно Грит надавил ему на самое больное место своим логичным вопросом.
 — А, я понял, — мрачно просиял маг,— ты и впрямь дома одетым ходишь да еще и спишь, наверное. Отвяжи меня, и я научу тебя одному заклинанию, которое поможет тебе не стесняться своих размеров и немощи, — доверительно произнес волшебник.
По толпе прокатилось сдавленное хихиканье.
— Довольно, — прервал нарастающую кулачную расправу священник, не снимая капюшона и не разнимая сложенных в широких красных рукавах рук. ; Ты желаешь облегчить душу перед тем, как предстанешь перед богом нашим? ; меланхолично произнес святой отец.
— Я другую часть тела бы облегчил, — съязвил маг.
— Хорошо, чернокнижник, — тот не обратил внимания на его слова,— дайте мне факел и я свершу праведный суд над этим несчастным.
Толпа молча переглянулась.
— Но, святой отец, — осторожно начал один парнишка, — факел должны были подготовить вы.
— Да? ; рассеянно покачал головой человек в рясе. ; Так и знал, что что-нибудь забуду. Ладно, будем импровизировать.
Он резко расправил руки в стороны и с его длинных пальцев сорвались снопы искр, разлетаясь во все стороны, подпаливая одежду зевак и хворост, которым был обложен постамент.
Люди расступились и, вереща, бросились прочь. Священник быстро сбросил рясу, оставшись в черном одеянии мага и, вытащив из кармана маленький нож, перерезал путы пленника.
— Отец, ты с ума сошел?! ; негодующе смотрел на него бывший узник. ; Я не буду ходить в рясе с красными рукавами, как идиот.
— Тогда ходи так, — пожал плечами второй маг.
Его длинные, ниже лопаток, черные, как смоль волосы сливались с одеждой, придавая и без того тонким чертам лица еще большую аристократичность и изящество.
Он брезгливо поморщился, разглядывая своего отпрыска, пока тот быстро облачался в сброшенную рясу.
— Как ты мог так выпачкаться? ; строго вопросил он сына. ; А твои волосы? Как же ты будешь выглядеть после того, как отрастишь их до самых пяток, или ты уже расстался с этой идеей?
— Не дождешься, — огрызнулся Грит.
— Пошли отсюда скорее.
— Я должен забрать одну вещь, — сузил глаза маг.
— Не должен, — человек в безупречном черном одеянии протянул своему сыну длинную кожаную ленту, на которой поблескивали, отражая тусклые отблески зарева под ногами, маленькие шипы вороненого металла, сливаясь с самой лентой.
— Спасибо, — глаза Грита потеплели.
— Вот и дари тебе ленты в день посвящения, — пробурчал старший маг, пряча улыбку.
В это время они уже размашисто шагали по неприметной тропинке в лес, солнце катилось к закату позади них, и силуэты высоких худощавых мужчин отбрасывали узкие тени…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Посвящение

Есть слова, хранящие солнце, есть слова, хранящие лед,
Но больше всего слов воздуха, а слова слез и недр земли
Никогда не будут сказаны, и потому не станут словами.

Маг стоял посреди своей обширной, если не сказать, огромной библиотеки. Он пробовал читать, но привычное занятие, за которым он провел не один десяток лет, никак не хотело увлекать и отвлекать его. Тогда волшебник подумал, что сегодня, пожалуй, тот самый день, на который он давно откладывал свои научные изыскания в области некромантии. Но и опыты в маленькой лаборатории в южном крыле его дома не пошли и не заладились.
Осознав, наконец, что происходит, маг в бессильной злобе опустился на стул в лаборатории.
— Паршивец, — произнес он в полголоса самому себе, — ну, что ты задумал? Что ты там опять замыслил, что я себе места не нахожу? И дернули же меня за язык демоны поставить тебе это условие…
Он прикрыл глаза, припоминая тот день, когда его сын ушел из дома на поиски своего посвящения.
— Хочешь быть таким, как я? – глаза человека в черных одеждах сузились, он перешел на шепот, отчего кровь начинала стыть в жилах даже у бывалых волшебников. – Хорошо, — кивнул он, не сводя взгляда со своего сына, стоявшего перед ним. – Но тогда тебе придется победить меня, но не в поединке, в учении. Ты придешь ко мне на следующий день после летнего солнцестояния, и результат твой я должен буду увидеть сам.
— Я покажу тебе, на что я способен, — произнес его собеседник, стоящий напротив человека в кресле, чье лицо скрывала тень и чье слово было для него словом не только учителя, но и отца.
— Попробуй, Грит, — скрывая улыбку, ответил его отец тем же холодным тоном. Другого ответа от своего сына он и не ждал.
От воспоминаний его отвлек стук в дверь, который оказался лишь формальностью, сообщавшей о визите кого-то знакомого. Незваные гости вряд ли смогли бы даже приблизиться к дому, не то что войти в него и так бесцеремонно нарушить покой волшебника, постучав в дверь лаборатории. Маг поднялся со стула и поспешил наверх.
Проходя мимо библиотеки, двери которой были прозрачными только для него и его сына, он заметил там неясный свет, словно внутри кто-то пускал солнечных зайчиков.
«Какая глупость, — подумал он, — кому это надо? Кому жить надоело?»
Твердым шагом он направился прямо туда и немедля распахнул бесшумную дверь. Внутри было тихо и темно – книги не терпели солнечного света и влаги, впрочем, как и излишнего тепла.
А книг здесь было множество. Аккуратно переписанные рукой самого чародея с древних и давно утраченных фолиантов и табличек, они ровно располагались на длинных стеллажах до самого потолка, соседствуя со старыми и редкими трудами волшебников прошлого, от которых остались только их книги. Эта библиотека была предметом зависти и стремлений многих десятков молодых магов, да и не только молодых. Разница между ними состояла лишь в том, что молодые таки ограничивались грезами, а вот некоторые другие чародеи периодически отваживались на попытки присвоить себе чужие труды и заслуги, переступив через бездыханное тело хозяина. И трудно сказать, что было для них более желанно: бесценные знания на высоких стеллажах или смерть их владельца.
Маг бросил нежный взгляд на полки с книгами и прошел дальше, вглубь, где стоял небольшой низкий столик между двумя мягкими креслами, в которых было так удобно читать при свечах.
Остановившись рядом с одним из них, волшебник посмотрел на кресло напротив себя, в котором притаилась черная тень, плотнее и гуще остального мрака комнаты.
— Такой результат тебя устроит? ; спросила тень непривычно тихим голосом.
И в тот же миг в глаза мага ударили две вспышки солнечного света, которые, впрочем, тут же пропали, и в библиотеке стало снова темно. Маг отшатнулся, схватившись рукой за подлокотник стоявшего сзади кресла, но вовремя собрался и не упал, а плавно опустился в него, не открывая глаз, обожженных чистым светом.
— Достаточно, — медленно, но твердо обронил он. – Я признаю твое посвящение, сын и ученик.
Маг открыл глаза и посмотрел на своего гостя, в глазах которого играли искры солнечного света, притаившиеся глубоко внутри души.
Молодой волшебник улыбался, торжествуя и празднуя победу над своим отцом и наставником.
— Чему ты радуешься? – горько спросил его отец. – Ты не понимаешь, что натворил, — он покачал головой в темноте, — теперь ты обязан будешь до конца дней держать эту сущность, иначе она сожжет тебя изнутри. Как ты предполагаешь продолжать свой путь некроманта с такими-то глазами?
— Но я подчинил себе воплощение самого солнца, — тихо произнес его сын, понимая, что отец его прав и на этот раз. – Я совершил невозможное.
— Да, это так. И я знал, что ты сможешь. Но скажи, не жалеешь ли ты об этом? Стоила ли она того?
— Как ты узнал? – опешил молодой маг. – Я никому не говорил, куда и зачем собираюсь.
— Я давно заметил, с каким лицом ты читал ту легенду про воплощение солнца. А ближе к твоему посвящению ты просто не выпускал ее из рук. Так ты видел Деву Солнца, Грит? Ты был с ней?
— Это был единственный способ забрать ее в себя.
— И оставить кое-что своего в ней, — задумчиво обронил хозяин дома. – Ты выбрал себе имя?
— Да, наставник, — ответил его сын. – Я желаю, чтобы меня знали под тем именем, которое ты дал мне при рождении.
— Я рад, — улыбнулся маг, — и у меня есть кое-что для тебя, Некрос, — он протянул своему сыну сверток. – Я знал, что мой ученик вернется ко мне живым.
Некрос, избавившийся от своего детского прозвища, означавшего «не прошедший посвящения», принял из рук отца подарок и осторожно его развернул.
В тот же миг его глаза вспыхнули ярким огнем, в котором блеснула черная полоска ленты для волос из тончайшей кожи, которая была усеяна маленькими шипами вороненой стали, а уж о магической подоплеке подарка можно было и не говорить. Не даром его отец считался самым сильным некромантом.
— Это лучшее, что я мог получить, — бережно сжимая ленту, сказал Некрос.
— А я свое уже получил, когда ты встал на мой путь.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Меж двух огней

Окажись между двух слов – и пойми, как это быть молчанием,
Но остерегайся быть тишиной среди звуков, ибо они растерзают тебя.

Резкая боль скрутила его плечи, приподняла, подбросила и распластала на земле. Маг кое-как приподнялся и потряс головой, в глазах все еще блистали маленькие звездочки – последнее напоминание об ударе противника. Мир казался далеким и тусклым, словно сам маг не имел к нему более никакого отношения.
«Нет, — подумал он, — это чары, это заклинание безмятежности. Я справлюсь с ним в два счета».
Волшебник приподнялся, встал на ноги и, блеснув своими необычными глазами, нараспев произнес несколько слов. Комья мерзлой земли метнулись в лицо его противника, который отшатнулся, зажмурившись. Обманный маневр удался на славу: высокий, но все же ниже Некроса, маг замялся и дал ему лишнее время сосредоточиться и произнести несколько сложных слов на забытом всеми живыми языке. Липкая паутина навалилась на молодого, даже юного, волшебника, повалив его с ног.
Некрос подошел к нему, поблескивая глазами, в которых еще блестел азарт схватки, хотя она и была окончена.
— Добей меня, — простонал юноша. – Чего медлишь?
— Ты не глуп, — засмеялся Некрос, — но не знаешь самого элементарного: мы с тобой одного поля ягоды, но неужели ты думаешь, что цель любого мага – смерть чужака? Дурачок, — и смех его стал громким и заразительным, — цель любого уважающего себя и стоящего волшебника – это знания. И порядок в них. В последнем ты не преуспел, как я заметил. Хотя твой гравитационный пресс был хорош, я давно не валялся на земле.
— Как ты назвал мое заклинание? ; любопытство пересилило злость, и юноша решился на вопрос.
— О, боги и первозданного мира! – картинно возвел руки к небу Некрос. — Ты даже этого не знаешь.
— Зато я знаю, как припечатывать таких, как ты, к земле, — ядовито вымолвил он в ответ.
— А представляешь, что ты бы мог со мной сделать, если бы выучился, как следует? ; вкрадчивый спросил маг. Он попал в точку, надавив на самое уязвимое место молодого дарования – жажду обрести настоящего учителя.
— Ты возьмешь меня в ученики? ; опешил он.
— Может быть, — буркнул Некрос, осознав, что слишком раскрылся перед мальчишкой, напуская на себя непроницательный и важный вид, который позаимствовал у своего отца. В такие минуты они становились очень похожи, и только длинная, почти до самых пяток, коса мага, в непроглядную смоль которой была искусно вплетена кожаная лента с шипами, отличала их друг от друга.
— А я хотел тебя убить, — выпутываясь из паутины, обронил юноша. – Меня зовут Филлисс, или просто Фил, — он нерешительно улыбнулся.
— Пойдем, расскажешь подробнее, чего ты ко мне привязался, — подал руку ему Некрос. Фил посмотрел на него темными, как и у его нового учителя, глазами и, откинув со лба черные волосы, ухватился за протянутую руку, поднимаясь на ноги.
Некрос, поглощенный произошедшим, не обратил никакого внимания на то, насколько схожи были эти глаза со знакомыми ему с детства глазами его отца.
А свои глаза он предпочитал в эту линию не ставить.

— Я сожгу ее в своих руках, — прошипел Некрос, и его глаза полыхнули таким огнем, которого никто и никогда не видел, а чашка, которую он держал в руках, разлетелась на куски. ; Я никому не позволю бросать моего сына кому-то там, какой-то жалкой оборванке. Как она могла ничего мне не сказать.
— Я только прочел тебе то письмо, которое мне отдала кормилица, когда я немного подрос. Ты действительно ничего обо мне не знал? ; подозрительно сощурился Фил.
— Думаешь, если бы знал, позволил бы тебе вырасти таким недоучкой? ; холодно, но твердо произнес Некрос.
Ответить Фил не успел. Тяжелая деревянная дверь слетела с петель, и посреди комнаты появился клуб дыма, в котором исчез юноша. Затем дым рассеялся, а оставшийся волшебник с удивлением обнаружил, что под его одеждами что-то сочится из множества мелких ран. С трудом стянув с себя одежду, он увидел, что не все раны были столь уж мелкими.
Он упал на колени, прижимая руки к животу, отхаркивая кровь и все еще силясь понять, что произошло…
— Некрос! ; врезался в мозг чей-то знакомый голос, а плечи рвануло обжигающей болью. — Теперь твой черед выбирать, как ты когда-то заставил меня! Либо ты умрешь сейчас, никогда не увидев более своего ученика, либо ты приведешь ко мне своего учителя и отца и останешься жив, чтобы посмотреть на смерть их обоих!
— Что-то не вижу выгоды, — прохрипел маг.
— У них это семейное, — втерся в сознание другой голос, немного мягче и тише первого, — оставь его, сестра, мертвец сам придет к нам, ему нужны его потомки, хотя бы один.
Липкая мерзостная и ненавистная темнота медленно затягивала мага внутрь.
«Что, во имя всех книг волшебства, происходит?» — думал он. Волшебник чувствовал, как то, что он когда-то подчинил себе, начинает высвобождаться, рваться наружу. Он улыбнулся и закрыл глаза, сквозь сомкнутые веки которых сочился золотой солнечный свет.
Потом наступила темнота.

В чернильной ночи лета, в час, когда даже звезды не смели тревожить покой человека, смиренно и холодно взирая на землю, в тишине раздался крик спящего чародея. И не было более холодящего и мертвенного звука ни в одном из миров.
Сумрак библиотеки, где неосторожно волшебника сморил сон, прорезали лучи красного свечения его глаз.
Теперь можно было не прятаться за обликом человека, можно было не стараться подражать его привычкам; теперь ему придется открыть сыну правду, показать свой истинный облик. Маг поднялся с кресла, в котором его настигла усталость и невыносимая головная боль ; расплата за видимость человека и суть мертвеца, и пошел прочь. Проходя мимо комнаты, в которой когда-то проживал его сын, он бросил случайный взгляд в единственное в его доме зеркало. На него смотрел череп, обтянутый кожей, с редкими остатками мышц и волос, походивший на помесь мумии и обычного мертвеца.
И только в глазницах горели красными огнями волшебные огоньки, заменявшие глаза.
Когда-то очень давно он обрел способность жить непристойно долго, впитывая знания, на которые, несомненно, не хватило бы никакого человеческого века. Но шутка богов однажды подсказала ему, что такое наслаждение плоти, и маг научился облекать себя в плоть, скрывать свои огни за иллюзией некогда принадлежавших ему глаз, в которых чернота зрачка сливалась с радужкой. Только одного не смог предвидеть волшебник: искусственные глаза не могли заменить настоящих, мозг отказывался верить в то, что он не слеп. И каждый миг, охваченный безупречным зрением живого мертвеца, приносил с собой с мучительную расплату головной болью, от которой не было спасения.

И вот он оказался меж двух огней, как и когда-то давно. Он снова стоял между жизнью и смертью, ведь живой ребенок требовал от него жить, а цель его существования —некромантия, наука о смерти.
Но слишком много теперь в нем было живого, чтобы не чувствовать боль утраты. И слишком много мертвого, чтобы дрогнуть и не убить того, кто в ней виноват.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Там, где только жизнь

Научись говорить тишиной больше,
Чем словами, и стань повелителем слов.

— Посмотри на меня, человек, — тихо и властно произнес женский голос, словно играя. ; Разве ты не хочешь увидеть мое лицо?
Тихий смех окончательно привел его в чувство. Маг открыл глаза и снова поспешно сомкнул веки: комната была залита светом так, что не возможно было смотреть. Женский смех, однако, раздавался прямо из середины свечения.
— Кто ты такая? ; с трудом ворочая языком, проговорил Некрос.
— Я? ; казалось, свечение обиделось и стало тусклее. ; Забыл уже, как меня ловил в лесу?
— Так это был не сон, — рассеянно ответил волшебник. – Значит, теперь ты не со мной? Я больше не владею тобой?
— Ты давно, с того самого дня посвящения, владеешь частью меня, люди обычно зовут ее сердцем. Но я здесь не для того, чтобы объяснять тебе твою душу, или свою. Ты должен кое-что знать.

— Ты жалок, мертвец, — холодно произнесла высокая темноволосая женщина. ; Неужели ты и впрямь надеялся одолеть нас?
Маг ничего не ответил, только жег собеседницу красными провалами глаз; подвешенный за руки так, что его лицо почти касалось земли, он все же не сводил взгляда с противника, стараясь из последних сил не опуститься на колени.
— Я знал только одну душу, стремящуюся сотворить со мной такое, но ты не похожа на нее. Да и не можешь быть. Ее я убил уже давно.
— Только тело, маг, — прошипела женщина, — только тело. Но у вас с сыночком это, похоже, вошло в семейную традицию: уничтожать тех, кто рожает вам детей. Только в его случае он поступил наоборот. И вот мы встретились с сестрой по несчастью, чтобы отомстить своим убийцам.
— Надо было не малодушничать и стереть в порошок и твою душу, а вот сыном я доволен, — маг засмеялся, но тут же закашлялся и умолк.
— Да как ты смеешь! ; взвилась женщина. ; Знаешь ли ты, мертвец, что это такое, жить в беззвучной темноте? Мечтать только о том, чтобы кто-нибудь закончил твое существование? Ах, да, — голос стал тихим и довольным, — ты же мертв, что тебе до чувств? Да и наш сынок – мертвая половина твоего естества. Все живое, что в нем есть, — это мое. Моя сила и знания, а ты отобрал это у меня!
— Не ты ли прикрывалась своим ребёнком, вымогая мои знания и силу? ; красные глаза мага холодно блеснули в ночной зимней ночи. ; Интересно, — продолжил он, — а что же сделала та, чье тело ты украла? У моего сына нет детей.
— Вор – это ты! Ты украл мою жизнь, мои знания, мое тело!
— Ты забыла о сыне, — раздался громкий голос позади женщины.

Она резко обернулась, а привязанный маг только засмеялся. На поляне, у самого края леса, стояла высокая фигура в черных одеждах, рядом с которой светилось золотое пятно в человеческий рост, не заметное никому, кроме его спутника. В несколько шагов оказавшись рядом с женщиной, он постарался схватить ее за руку, но тут же отдернул ладонь от мертвенного холода.
— А ты думал, тут будет легко? ; ядовито улыбнулась женщина.
— Что ты с ним сделала? ; кивнул Некрос на второго мага. ; И где Фил?
— Ничего я с ним не делала, он всегда таким был, только ты этого не знал. Потому его и не трогали твои слезы в детстве, потому он и не отводил глаз, когда ты бросал ему в лицо свое посвящение. Он никогда не был человеком, а ты – мертвая половина.
Голос женщины звучал в голове Некроса, эхом разливаясь по сознанию, а молодой маг неотрывно смотрел в красные светящиеся точки в глазницах живого мертвеца.
— Да разве я сам стал бы отводить такие глаза, — ответил он, — да, мама?
Женщина отшатнулась, словно от пощечины.
— Ты знаешь? ; рассеянно произнесла она.
— Я знаю. Я знаю, что это ты тогда чуть не спалила меня на костре, знаю, что мой ученик – мой сын. Но еще я согласен с тобой в том, что смерть тех, кто рожает нам потомство, в нашем роду – семейное дело, традиция. Особенно, если учесть, что наш род деятельности притягивает исключительно мертвых. Вот и сейчас: мертвое тело, которое я оставил давным-давно в склепе, убив душу, и мертвая душа, которую не посмел убить мой отец.
— Я бы убил, — прошипел волшебник, — кормящая мать – вот и все ее амулеты. Она кормила тебя грудью, потому и не вышло, древнейшая магия. А потом…
Внезапная слуха молодого мага коснулось нечто еще: прикованный волшебник читал заклинание, с каждым словом усиливая свой голос. Слишком поздно заметил Некрос его действия, слишком поздно осознал их смысл.
Слепящая вспышка голубого света поглотила все. Даже крик мага, слившийся с рычанием женщины.
— Ну, и у кого больше жизни внутри? ; пожала плечами Солнечная Дева, все это время стоявшая рядом с молодым некромантом. ; Его отец спас их всех своим последним заклинанием, а их матери думали только о мести. Обычно я не ошибаюсь, появляясь там, где только жизнь. А здесь… Нет, я решительно за то, чтобы дать им вторую попытку. Всем.

ЭПИЛОГ

Друг – кто услышит зов помощи в тишине,
Обманщик – кто не услышит даже слов,
Звездный близнец твой –
кто научится отличать одно от другого.

В маленькой квартире на окраине небольшого городка, в который недавно пришел незваным гостем волшебник, сидели за круглым столом на кухне и пили горячий чай два человека. Между ними уже успела пролечь тень симпатии еще тогда, когда один из них помог подняться на ноги обессилившему некроманту на темной зимней улице, где он оказался, отброшенный заклинанием.
А вот теперь строился непрочный мостик дружбы, и маг почти не сомневался, что его собеседник захочет последовать за ним, за его целью.
— И зачем ты мне все это рассказываешь? ; плотный, неповоротливый молодой человек посмотрел в глаза мага, в которых таились искорки солнца.
— Мне нужна твоя помощь, — ответил тот. ; Я знаю, кто дал тебе этот жезл, которым ты хотел меня…— тут он не удержался и засмеялся, — хотел побить. Этот жезл принадлежал некогда одному могущественному волшебнику, который знал моего отца. Он поможет мне его найти, как и Филлисса.  Дело в том, что после того случая я понятия не имею, что стало с остальными. Знаю только, что они живы. Все. Но, как видишь, мне пришлось пройти немало дорог, пока я добрался до жезла, может, и они тоже.
— Что-то мне подсказывает, Грит, что тот, кто мне дал эту железяку, — при этих словах молодой человек покосился на лежавшую на краю стола палку с голубым светящимся камнем в середине, — знал о таком исходе. И о том, что я ничего тебе не сделаю.
— Да ты бы и не смог, только если бы по голове ею стукнул — одобрительно улыбнулся маг. ; Кстати, зови меня Некрос, это имя мне дал отец, да и к тому же, я уже вырос из детского прозвища.