Посвящается Борогодице.
*
Кто угодно может создать мир,
где солнце зелёное, но мало кто
способен заставить его светиться.
Толкиен
"Так ты говоришь, он трогал тебя лапкой?", - мамины глаза были совсем близко. Ни у кого в мире не было таких глаз. Они огромны как озёра. Их воды черны, когда мама строга. И они фиалкового цвета, когда мама будто заглядывает в меня.
Мне стыдно, что приходится рассказывать о том, во что и самой с трудом верится... Но игрушечный волчонок с наглой продувной мордочкой и почему-то клетчатой грудкой ночью действительно прыгал по изголовью кровати и подушке. Его глаза сверкали красным. А поняв, что я не сплю, а заторможено раздумываю - боюсь ли я его или ещё не очень, - волчонок мягко спрыгнул и помчался к шкафу с игрушками. Дверца скрипнула, как обычно днём, когда её отворяешь, - и он скрылся в душной темноте полки с такими же мягкими игрушками.
Я лежала, сонно размышляя: что же ему нужно, этому прыткому отвергнутому игрушечному хищнику со странной грудкой в бело-голубую клеточку? Вероятно в ней стыло его голубое сердце... А может белое?! Так белое или голубое?! Эта дилемма постепенно обретала очертания клубка мягко-терракотового цвета - остатки мохеровых ниток когда-то большого клубка. Пряжа была красиво и ровно скручена в фигуру "бесконечность", которую я видела среди других математических знаков, завораживающих и магических, в рукописях на столе папиного кабинета.
Из этого клубка мохера бабушка связала мне шапочку в виде капора и шарфик. На шапочке, где ушки, бабушка пришила связанные отдельно два цветка, каждый в виде гербера. "Так теплее и красивей", - сказала она.
И вот теперь остатки этих нитей крутились у меня в уме и щекотали своими мохнатыми концами, меняли конфигурацию, то удалялись, то приближались, мешая заснуть и не давая понять про сердце волчонка.
Жаль... Жаль... Жаль... Эхо этого слова становилось всё ближе. Я открыла глаза. Мамины глаза были совсем близко. Они фиалковые. Тёмная прядь волос упала мне на лицо, когда мама наклонилась и губами задержалась на моём лбу. Этот чуткий замедленный поцелуй означал, что она проверяет есть ли у меня температура. Удивительно, но она определяла это очень точно.
Я обнимаю её длинную как у лебедя шею и чувствую её запах. От мамы пахнет корицей, кофе и лимоном, а ещё каким-то нежным цветком, ветром и солнцем. Или вы не верите, что ветер и солнце пахнут?!
Все проделки волчонка были изложены маме на ушко. Я не помню как и что я рассказывала. Но хорошо помню персиковую кожу маминой щеки и детский густой пушок на ней. Он становился тем гуще, чем ближе к вискам... Здесь особенно пахло солнцем.
Вчера у нас с мамой было много дел. Понимаете: нам снился один и тот же сон: ночной пустынный чёрный город. Злой и холодный. И как по его переулкам летят колючки, гонимые жестокими ветрами. Колючки всюду: они впиваются в кожу, проникают в глаза и рот, забиваются в волосы. И никуда от них не деться. Это изнурительное мучение продолжается всю ночь. А мы с мамой, обнявшись и прижавшись друг к другу, всё пробиваемся через этот город к своему дому и никак не можем дойти. Мы давно бы погибли, если бы не мамина жёлтая шаль с кистями, укрывшись которой, мы упорно продвигаемся вперёд.
"Кутаю слабость надежды
Желтой испытанной шалью..."
Это я вспомнила ночью, когда мне стало страшно. Строчки из стихотворения, которое маме никак не удавалось. Остальное было решительно перечёркнуто. А эти я прочла тайком, когда мама проверяла моё упражнение...
И вот вчера весь день мы с мамой рисовали на ватмане этот чёрный город, который нам обеим снился, и его улицы, и колючки, летящие прямо в нас. Потом мы стирали эти колючки, будто их и не было, и перекрашивали город и дома в белый цвет. Это было ужасно трудно: цвет становился грязным и мы в отчаянии отжимали с кисточек эти грязевые потоки в стакан с чистой водой.
Сегодня мы повторили процедуру перекрашивания города. Дома стали уже серыми и город посветлел и не был уже таким угрожающе-агрессивным. Сегодня ночью колючки каким-то чудом пролетали сквозь нас и мамина жёлтая шаль нам показалась ещё надежней.
"Кутаю слабость надежды
Жёлтой испытанной шалью..."
Жаль...Жаль...Жаль... Эхо было уже глуше, тише... И я проснулась от яркого солнца. Мне приснилась странная женщина
в широкой и длинной одежде, в которой она, словно облако, парила надо мной. Она улыбалась. И от неё шли тёплые лучи, такие же жёлтые, как мамина шаль.
Вдруг я поняла: это же мама! Только не похожая на себя...
Она сказала:"Смотри, что я сделала". И я увидела своего любимого пупсика в золотой короне. И пусть это всего лишь игрушка и корона была из конфетной фольги, - на душе у меня стало радостно и легко! Впечатления сна постепенно таяли... И я окончательно проснулась от запаха яблочного пирога. Давно так не хотелось есть!
Я увидела рисунок с коронованным пупсиком, прикрепленный к стене, а мамины губы нежно касались моего влажного лба.