Жизнеутверждающие мертвецы маршировали прямо на меня. Не доходя пяти метров, они протягивали руки, пускали пузыри и, наконец, взрывались, натыкаясь на экран. Оставшийся от тварей прах оседал уже с другой стороны экрана - судя по слою пыли, марш мертвецов не прекращался уже, по крайней мере, три месяца.
От мельтешения в ящике и выпитого пива клонило в сон.
Я перевел взгляд с телевизора на усыпанный крошками ковер, затем на журнальный стол. Стол был покрыт старыми газетами. В центре стояли две тарелки: одна - с плохо очищенной селедкой, другая - с остатками чипсов. Рядом - пустая двухлитровая пивная бутылка, блюдце с растаявшим салом и две кружки: «Nescafe» и «Водолей».
Твари все прибывали и продолжали штабелями валиться к моим ногам, а рядом сидела такая же тварь и тупо пялилась на них… Нет, уже не пялилась - я вздрогнул от храпа и оглянулся: она откинулась на спинку дивана и мирно похрапывала, пуская пивные пузыри.
В автобусе пахло соляркой, и меня сморило. Проснулся от толчка в ухо. Только собрался сматериться, как увидел Её.
Кто часто колесит по провинции, тот знает категорию русских красавиц из захолустья. Она была из таких: измятый грязно-серый пуховик, стоптанные дерматиновые сапоги с облупленными носами, дурацкая вязаная шапочка. Но, увидев лицо, глаза, потаенную улыбку, ты уже не обращаешь внимания на одежду, а начинаешь судорожно думать о том, откуда в глуши берутся такие нимфы. Затем твои фантазии рисуют картины, как вечно пьяный муж-тракторист пялит эту красавицу где-нибудь в сарае, не понимая, каким сокровищем обладает.
Она молча уселась рядом, подпихнув каблуком под кресло самодельную холщовую сумку. Я не удержался и начал разговор. Выяснилось, что она родом из какого-то села, еще не замужем - ждет своего парня из армии, едет в областную больницу навестить маму.
Меня умиляли ее незамысловатые речевые обороты и наивные интонации. Мы уже были «на ты». Захотелось поцеловать эту странную дурочку, но вместо этого я поинтересовался, где она собирается ночевать - ведь автобус приходит поздно и в больницу никто сегодня не пустит. Оказалось, что девица собралась заночевать на автовокзале, с утра навестить больную маму, а потом днем отправиться обратно. Я сказал, что так дело не пойдет, на вокзале небезопасно: в лучшем случае ее заберут и изнасилуют менты, в худшем - местные уголовники? и тогда уже простым изнасилованием не обойдется, могут отправить в притон или даже убить. Естественно, я предложил ей переночевать у меня - скромного корреспондента центральной областной газеты. Она, все так же простодушно, согласилась.
От вина девица отказалась, заявив, что оно «говно», и поэтому я купил пару двухлитровых пластиковых бутылок пива, селедки и чипсов.
Придя ко мне, она первым делом ринулась в туалет, потом - на кухню. Ничего не сказав про гору грязной посуды, молча перемыла ее. Когда выяснилось, что у меня нет картошки, она достала из своей неподъемной сумки банку тушенки и приготовила макароны по-флотски. Мы поужинали и пошли в комнату пить пиво.
Я окинул взглядом храпящую красавицу. Черные гамаши с желтыми носками она благополучно стянула еще до ужина, и сейчас сидела в джинсовой юбке, слегка раздвинув ноги. Несмотря на сине-желтые семафоры синяков, ноги были чудесны. Правда, ногти на них давно не стригли и когда-то красили разным лаком.
Под желтой блузкой, не удерживаемая лифчиком, болталась грудь средних размеров. Коротко остриженные ногти на руках были покрыты розовым лаком, нанесенным поверх другого - мне это напомнило стены в школе, где по облупившейся краске наносят новый слой.
Я запустил пальцы правой руки в ее русые волосы, и храп сменился на сонное мычание. Ну хорошо, девочка - поиграем в спящую красавицу. Немного поработав со слипшимися волосами, я наклонился и поцеловал ее в мочку уха. В ноздри ударил неприятный запах. Он был сладко-приторный: смесь дешевых духов, навоза, дыма, плесени и разлагающейся плоти. У меня тут же встал.
Я опустил другую руку на колено и провел вверх, по волосатым ляжкам. Когда рука достигла влажной промежности, я поднес пальцы к носу и понюхал. Пахло сексом, псиной и тухлой рыбой. У меня уже пульсировал, а девочка все притворялась спящей.
Тогда я навалился на нее, ухватился обеими руками за грудь и прильнул к губам. Принцесса вздрогнула и рыгнула прямо в меня. Я почувствовал, как мне в рот, вместе с запахом гнилых зубов и липкой слюны, хлынули миллионы мерзких тварей: бактерии, грибки, яйца паразитов. Я запустил язык внутрь и ощутил на кончике кисловатый привкус ее железных коронок. Я весь дрожал.
Она ухватилась сквозь штаны за мои яйца, а я мял сквозь блузку ее податливую тряпочную грудь, пытаясь нащупать сосок, но он постоянно куда-то уплывал, когда грудь принимала форму моей руки. Она зарычала, оттолкнула меня на пол и навалилась сверху. Сдернув с меня рубашку, она принялась за брюки. Разделавшись с ними, она ловко скинула блузку и юбку, обхватила мою голову ногами, вся дрожа и прижимаясь лобком к моему лицу. Я укусил ее сквозь трусы в мохнатое вонючее лоно, и в этот момент тестостерон порвал мой изголодавшийся мозг.
Дальше все было как в тумане, вспоминаются только отдельные фрагменты: как она ползла передо мной по ковру, орошая его вагинальной жидкостью; как терлась грудью и животом о мои чресла; как я засунул ей палец в анальное отверстие и облизывал его. а она повторила то же самое со мной; как мы свалили журнальный столик и катались среди пива, селедки и чипсов; как я, наконец-то, овладел ею сверху и начал взбивать рыхлое нутро, пытаясь найти опору и кончить…
Я долго не мог кончить. Я чувствовал - чем сильнее и злее я налегаю, тем дальше момент истины. А эта тварь, похоже, уже все получила, и теперь безвольно лежала - пузырьки глаз лопнули и потухли, лишь грудь и ноги покачивались в такт моим усилиям.
Отчаявшись, я кинул ее грудью на диван, а сам встал сзади, изо всех сил сжал ее бедра руками и начал методично долбить чертову нору. Бесполезно - она была абсолютно проходимой по любой траектории, ни сучка ни трещины. Тогда я догнал руками и кончил ей на спину. Это меня возбудило, и я повторил процедуру - отшпилил ее сзади, но кончил уже внутрь.
Обессиленный, я свалился на диван и увидел весь тот срач, который мы устроили. К горлу подступил горький комок, и меня вырвало, прямо на ковер…
По телеку продолжали маршировать веселые вурдалаки, а на моем диване лежала выебанная деревенская девка.
- Хватит лежать, приберись! - она не реагировала, только что-то пробормотала сонным голосом.
Меня порвало: я схватил ее за волосы и что есть силы двинул кулаком по зубам.
- Не надо! Миленький! Не надо! - она испуганно отползала по ковру. Меня трясло. С разбитых костяшек капала кровь.
- Миленький, ты поранился? - и она придвинулась ко мне, встала на колени, схватила руку и стала слизывать капли крови.
Потом она нежно взяла в маленькую ладошку мой член, поднесла его к губам и прошлась языком, трепетно проникая под крайнюю плоть. Другой ладошкой она подхватила мои яички, и такое тепло и нежность охватили меня, что я заплакал, а потом тоже встал на колени и долго целовал лицо, глаза, разбитые губы.
Убирать в комнате мы не стали - просто разложили диван и уснули, счастливые и опустошенные.
Утром я проводил ее до автобуса, а сам, дождавшись, пока он отъедет, вернулся домой, позвонил в редакцию и отпросился, сославшись на недомогание. Затем убрал в комнате, принял душ и напросился на неделю пожить у приятеля, объяснив ему, что квартиру затопили соседи и сейчас в ней ремонт.
Ее я увидел лишь однажды, через год, на железнодорожном вокзале. Я пришел встречать коллегу, поезд опаздывал и я присел в зале ожидания. Через некоторое время ко мне подкатила вокзальная шлюха:
- Хочешь, отсосу? Недорого.
Я обернулся, собираясь ее послать, увидел эти коровьи глаза и осекся. Она тоже меня узнала, изменилась в лице и быстро ушла, бросив через плечо:
- Козел…