Наступил Новый 1989 год. Это был самый тяжёлый год: почти во всех семьях второго города Армении пили за упокоение душ усопших - жертв страшного декабрьского землетрясения.
Нужно было готовиться и к сороковинам. Утром 15 января я с женой приехал на центральный ленинаканский рынок покупать цветы для нашей Анушик. Именно сорок гвоздик, которые она так любила при жизни…
Цветов было море: наехали продавцы даже из Грузии и Азербайджана. В такие дни, связанные с памятью, не принято у армян торговаться, и поэтому я подошёл к лотку с цветами, где стояли муж и жена, и заказал сорок гвоздик белого и розового цветов. Мне самому не понравилось лицо продавщицы – грубое, вульгарное, с холодными немигающими глазами, смотрящими куда угодно, но не в твоё лицо. Но жена моя Луиза выбрала именно их цветы. Хозяйка всё время старалась подбросить ей блеклые цветы, но мать и есть мать, она старалась выбрать самые лучшие гвоздики с разными оттенками. А я, стоя в сторонке, думал о другом: нужно было срочно найти лучшего дудукиста Ленинакана Мгла, чтобы именно он в день сороковин играл на могиле дочки. Грустная его игра на дудуке звучала божественно, ничуть не хуже, чем у Дживана Гаспаряна, под его грустную музыку слёзы независимо от тебя обволакивали глаза, а после игры и пролитых слёз становилось как-то легко на душе.
И вдруг женщина-продавщица, заметив, что моя жена уж слишком дотошно выбирает цветы, с каким-то остервенением и злостью рявкнула ей в лицо:
-Зачем ты так усиленно выбираешь эти цветы? Ты думаешь, твоя дочь, уже замороженная под двухметровым слоем земли, оценит твой лишний труд? – она всё это высказала с омерзительной ухмылкой на лице.
На глазах жены появились слёзы: она, беззащитная и потрясённая, смотрела на эту гадкую и противную женщину и, молча, плакала.
Я не вытерпел, подошёл к этому чудовищу в женской юбке, бросил ей цветы и плюнул в лицо.
Как выпущенный из ракеты, прискакал её муж, громко выкрикивая:
- Что ты творишь, я сейчас вызову милицию, - но, что интересно, он не полез в драку.
- Вызывай, я - не против, но прежде воспитай свою жену, она у тебя никакая, - и я рассказал ему, что сказала его жена матери недавно погибшей семилетней девочки.
Он оказался достойным человеком, извинился перед нами и попросил забрать цветы бесплатно. Но я не согласился:
-Брат, разве я торговался с тобой? Пойми, ведь мне тогда приятно покупать цветы, когда я за них плачу. Я как будто покупаю для дочери то, что не успел ей подарить при жизни. В этом и вся соль.
Он согласился со мной, обругал жену, но мы отошли от них, купили цветы у его соседа, который слышал всё и с унынием качал головой:
- Разве так можно? Мы все знаем, что ушедших уже не воскресить, но матери в лицо никогда нельзя говорить эту грубую и отвратительную правду…