Ещё в глубокой древности некоторые наши племена перебрались из Италии в соседние области, которые ныне вошли в состав Бельгии, Швейцарии, Австрии, Германии и Франции. В Италии становилось тесновато и шумновато; в ней часто воевали и постоянно что-то строили, а свободной земли, пригодной для обитания кентавров, оставалось всё меньше и меньше. Когда же в умах людей восторжествовало христианство, понятое, разумеется, совершенно превратно, нам стало совсем скверно.
Собственных, автохтонных, кентавров севернее Италии, насколько я себе представляю, издревле почти не водилось, ибо и климат был несколько холоднее того, к которому мы привыкли в Средиземноморье, да и характер местности не всегда нам блаприятствовал. Кентавры по своей природе не приспособлены ни к альпийскому высокогорью с его снегам и ледниками, ни к болотистым низинам, ни к дебрям, сквозь которые надо прорубаться топором, внедряясь в чащи и буреломы. Переплыть большую реку вроде Дуная или Рейна для нас тоже проблематично: мы неплохо держимся на воде, но из-за крупной массы тела и копытности ног быстро выдыхаемся. А уж долгая, холодная и снежная зима – это просто бедствие для народа, который не привык ни к одежде, ни к жизни под крышей, ни к заготовкам еды впрок.
Но продвижение всё дальше на север постепенно происходило, и следы присутствия кентавров обозначились в эпоху Средневековья практически по всей континентальной Европе, вплоть до Скандинавии и русского Севера.
Хуже всего к нам относились в Галлии.
Удивительно: рядом жили кельтиберы, тевтоны всякие, праславяне, — однако нигде не возникло такого антагонизма.
Почему — не знаю.
И откуда что пошло, тоже понятия не имею.
Делить-то нам долгое время было нечего: территория нынешней Франции спокойно могла вместить и прокормить наши уже не столь многочисленные и весьма разрозненные племена.
Возможно, в течение нескольких столетий царил худой мир: любить нас не любили, но и не истребляли. Мы не претендовали на пахотные угодья, а люди не совались без особой надобности в леса и предгорья. И вообще, пока галлы и прочие подобные им народы воевали против Цезаря и его последователей, людям было совсем не до кентавров, а мы в их распри не вмешивались. Об этом свидетельствует, в частности, отсутствие каких-либо упоминаний о кентаврах в «Записках о галльской войне». Не мог же столь серьёзный человек, как Цезарь, позволить себе фантазировать и говорить о том, чего никогда не видел. Ибо кентавры, наблюдая издалека за свирепостью его расправ с человеками, старались не попадаться ему на глаза.
Относительно спокойно двусущностные жили и в Средние века, особенно в «тёмное» время, когда цивилизация, насаждавшаяся ранее римлянами, пришла в упадок, и благоустроенные города вроде Лютеции, Виндобоны и Колонии Агриппины, превратились в грязные поселения варваров, и только несколькими веками позднее превратились, соответственно, в Париж, Вену и Кёльн.
Даже во времена империи Карла Великого и потомков его каролингов людей в Галлии было слишком мало, чтобы вытеснить нас из лесов и пологих предгорий, да и оружие наших недругов мало чем отличалось от того, что имелось у нас: лук со стрелами, копьё, меч, кинжал, палица или булава...
В честном поединке побеждал обычно кентавр. Но сами мы на людей не нападали, ибо нам от них было ровно ничего не нужно.
О том, что во взаимоотношениях галлофранков и кентавров некоторое время (причём довольно длительное) царил своеобразный вооружённый нейтралитет, говорят изваяния и рельефы наших собратьев, украшающих средневековые соборы. Так было во всей Европе, и Франция не являлась исключением.
http://kentauris.livejournal.com/188637.html
(Шартрский собор, 12 век, колонна)
Однако люди продолжали вырубать и выжигать леса, возводить крепости, монастыри и города, строить дороги и корабли – и воевать, воевать, воевать…
А кентавры отступали и отступали, и их становилось всё меньше и меньше – даже там, где их преднамеренно не преследовали, хотя, как правило, если кентавр нарывался в лесу на охотников с ружьями и собаками, шансов уцелеть у него почти не было. Зачем были эти смертоубийства, мне непонятно, ведь, насколько я знаю, мясом кентавров люди, благодарение богам, всё-таки не питались, а в качестве трофея мы особого интереса не представляли: что было вешать на стенку – человекоподобную голову? Или лошадиный хвост? Но человек так уж устроен, что он сначала хватается за оружие, а потом уже думает, — впрочем, и мысли у него нередко возникают не самые добрые, особенно при виде существа явной иной природы.
http://kentauris.livejournal.com/422449.html
Жан-Клод Сисмейро. Кентавр. 2009
В отличие от итальянцев, которые, если бы не их религиозное рвение, относились бы к нам в целом благоприязненно, галлофранки нас невзлюбили. В самые древние времена сказывался их буйный, задиристый и драчливый нрав, затем зловещую роль сыграло средневековое невежество (только не говорите мне про учёных монахов; простые крестьяне и в 17-м веке оставались неграмотными и суеверными), — а когда сформировалась собственно французская нация, возомнившая себя самой культурной и утончённой в Европе, в моду снова вошли греки с их мифологией, крайне несправедливой и враждебной к кентаврам.
Во французской живописи и скульптуре 16 – 19 веков варьировались три излюбленных сюжета: обучение Ахилла Хироном, похищение Деяниры Нессом – и кентавромахия в самом широком смысле слова (тут и битва с лапифами, и поединки Геракла и Тесея с кентаврами, и т.п.).
Казалось бы, сюжеты – самые обычные и общие для всех европейцев. Но в искусстве всегда важно не столько — что, сколько – как. И французы тут демонстрировали откровенную тенденциозность.
Если они изображали Хирона и Ахилла, то это всегда был гимн человеку, а не кентавру. Последний получал оправдание самого своего существования только в той мере, в какой служил средством воспитания идеального юноши-героя. Так, французам, начиная со Средних веков, необычайно нравилось изображать Ахилла верхом на Хироне.
http://kentauris.livejournal.com/206020.html
(Шартрский собор, 12 век)
В Лувре находятся росписи, выполненные в 1666 году Жаном-Батистом де Шампенем для плафонов кабинета дофина в Тюильри. Сюжеты касаются воспитания Ахилла, и в одном случае мальчик сидит на спине у кентавра, укрощающего лошадь (вообще-то кентаврам, чтобы поладить с конями, совершенно не требовался хлыст, но люди не представляли себе этого процесса без насилия).
http://kentauris.livejournal.com/73834.html
Во втором случае Хирон руководит Ахиллом, управляющим на бегах колесницей – вещь, тоже для кентавра практически невозможная, ибо сами кентавры колесницами не пользовались и в человеческих состязаниях такого рода участия не принимали.
И, наконец, Хирон учит Ахилла сражаться. Вот это мне совсем странно – зачем кентавр, если вокруг столько здоровых воинственных мужиков? Я, кстати, никогда не слышала, чтобы Хирон принимал участие в какой-нибудь битве. Наверное, дать сдачи он мог, но мастером ратного дела не являлся – это совсем не в его духе.
Возвращаясь к сюжету «Ахилл, скачущий на спине у Хирона», замечу: не могу ручаться, что такого никогда не было (скорее всего, действительно было). Но акцентировать этот щекотливый момент мне кажется не совсем правильным. В конце концов, пока Ахилл был маленьким ребёнком, кентавр мог учить его верховой езде таким образом. Но когда он превратился в отрока или даже юношу – с какой стати? Я-то думаю, скорее всего, объяснив воспитаннику азы и убедившись, что он не сверзнется наземь при добром галопе, Хирон дал ему лошадь. Это было практичнее и с другой точки зрения: Ахиллу предстояло жить среди людей, и уж там никто бы не предоставил ему такой роскоши, как личный ездовой кентавр, с которым можно объясняться словами, и который быстро тебя подхватит, если начнёшь падать – да и не понесёт, перепугавшись громкого шума, огня или выскочившего навстречу хищника.
Но французы есть французы! И по их картинам регулярно носилась эта странная пара – уже немолодой почтенный Хирон и увесистый крепкий парень на его спине.
Нужно ли говорить, что ни одно из этих полотен не могло соответствовать истине? Про картину Пьера Пуже я уже писала в связи с красивой нелепостью двух длинных плащей за плечами героев, но не менее нелеп обнажённый Ахилл на ни чем не прикрытой спине воспитателя (конский пот, если кто не знает, весьма едок). Но изобразить Хирона осёдланным не могли себе позволить даже французы, и не столько из пиетета, сколько потому, что это не вязалось бы с образом «дикого» кентавра. Я никоим образом не оспариваю художественых достоинств полотна Пуже – они очевидны, хотя любому кентавру ясно, что сюжет по меньшей мере странен.
http://kentauris.livejournal.com/59208.html
(Пьер Пуже. Ахилл и Хирон. Около 1690)
Ещё большее нагромождение эффектных нелепостей мы видим на картине Эжена Делакруа (существует и её вариант в виде настенной росписи, и имеется графический эскиз на ту же тему). Хирон зачем-то заставляет Ахилла целиться в птицу, мелькающую среди облаков. По-моему, это бессмысленно. Во-первых, птица, судя по масштабу, — тёмная, очень крупная и с большим размахом крыльев. Таких птиц на картине три; летают они порознь и не составляют стаи. Что это за птицы? Лебеди, гуси, журавли? Не похоже. Поскольку кондоров в Европе не водится, можно предположить, что подразумевались альбатросы или, на крайний случай, орлы. И для чего их убивать? Просто так, из спортивного интереса? Но это, опять же, сугубо человеческая черта, а не кентаврическая.
Да и стрелять двум лучникам из одной точки очень неудобно. Они будут только мешать друг другу, ибо локоть Хирона при натяжении лука неизбежно въедет в физиономию Ахилла. Так что, хотя вещь замечательная по экспрессии и динамике, она, опять-таки, не выдерживает критики с кентаврической точки зрения. Всё это выглядит примерно так же, как если бы художник изобразил бородатого Юлия Цезаря, въезжающего в древнюю Лютецию на белом танке. Впрочем, в искусстве постмодерна встречается и не такое, но мы-то говорим о 19 веке, когда в академиях учили некоторому правдоподобию…
http://kentauris.livejournal.com/26787.html
(Эжен Делакруа. Ахилл и Хирон)
А ведь, между прочим, во французской Академии и других учебных заведениях, где преподавалось изобразительное искусство, в программу входило также умение рисовать кентавров. И для этого создавались учебные пособия. Сюжеты в которых тоже попадались кентавроненавистнические, иначе не скажешь.
Так, в сборнике гравюр Никола Ксавье Вийемена (первая треть 19 века) мы видим сцену, вроде бы соответствовавшую сюжетам некоторых позднентичных римских саркофагов – это брак (или триумф) Диониса и Ариадны, едущих на повозке, запряжённой кентаврами. Но в античном искусстве никогда не педалировалась тема порабощения и унижения свободных и гордых существ. А здесь она звучит во весь голос. Древние кентавры тащили колесницу словно бы шутя или дурачась, ибо Дионис был их добрым приятелем. У Вийемена же царственное положение бога и его избранницы напрочь исключает всякую мысль о шутейности происходящего. Официозная дионисийская процессия, — это всё-таки нонсенс. А ещё больший нонсенс – квадрига, левая часть которой скачет в другую сторону, нежели правая. Одни – в свадебный чертог (с факелом), а другие – на пирушку (с тирсом)?..
http://kentauris.livejournal.com/89965.html
Хотя этот брак стал возможным лишь после того, как Ариадну предательски бросил на острове Наксос великий герой Тесей, именно Тесей сделался не только кумиром своих соотечественников, которых отчасти можно понять (плебс всегда любит «сильных» правителей), но и французов, посвятивших ему немало произведений искусства. Я не буду останавливаться на тех произведениях, в которых нет никаких кентавров, а речь идёт о треугольнике «Тесей – Федра – Ипполит» (трагедия Жана Расина «Федра», опера Жана-Баттиста Люлли на текст Филиппа Кино «Тесей» и опера Жана-Филиппа Рамо «Ипполит и Арисия» по «Федре» Расина ). В живописи и скульптуре преобладали, однако, сюжеты иного рода.
Художник Жан Ало, автор картины о битве кентавров и лапифов (1820 е годы), в одном из эскизов к ней изобразил совершенно вопиющую и возмутительную сцену: Тесей, оседлав Хирона (!), замахивается на него палицей.
http://kentauris.livejournal.com/179997.html
Такого даже греки себе не позволяли, да и Хирон никогда не фигурировал у них среди участников побоища. А если учесть, что, согласно одному из вариантов мифа, Тесей входил в число учеников Хирона, то эта ситуация будет выглядеть просто чудовищной. Выучил, называется…
В прочих кентаврических сюжетах Тесей у французов умерщвляет других кентавров, но делает это с такой жестокостью, что, видят боги, чем бы ни провинился двусущностный, я сочувствую именно ему.
После знаменитой статуи Антонио Кановы, изготовленной в честь Наполеона и находящейся ныне в Вене, её реплики ушли, как говорится, в народ. Вот, например, красивые французские каминные часы 19 века.
http://kentauris.livejournal.com/156828.html
Воля ваша, но ежедневно утыкаться дома взглядом в подобную композицию, воспевающую зверское смертоубийство, я бы не смогла.
Или ещё одна версия того же сюжета – скульптурная группа «Тесей убивает Биенора» известного скульптора-анималиста Антуана-Луи Бари. Прототипы очевидны – это и Канова, и Джамболонья, разве что в данном случае Тезей почти оседлал свою жертву, а не стоит рядом с ней.
http://kentauris.livejournal.com/48367.html
(А.-Л. Бари, около 1850)
Справедливости ради отмечу, что у Бари есть и другие работы с кентаврами, не столь свирепые, хотя тоже достаточно воинственные.
http://kentauris.livejournal.com/106576.html
(А.-Л. Бари. Кентавресса)
Вообще немного странно, что французы, считающие себя тонкими знатоками и ценителями красоты, мало интересовались кентавридами; их больше занимали воинственные кентавриды-лучницы – сильные, опасные и, значит, тоже подлежавшие уничтожению.
Впрочем, в картинах Эжена де Фромантена мотива враждебности не звучит, хотя совсем мирными его сюжеты не назовёшь. Он живописует состязания в стрельбе из лука. В первом случае кентавриды в них тоже участвуют, во втором – только наблюдают.
http://kentauris.livejournal.com/47838.html
Очень распространён у французских художников и скульпторов сюжет о похищении Деяниры или вообще о похищении кентавром женщины или нимфы. Собственно, этот сюжет входит в тему «Битва кентавров и лапифов» и нередко является её центральным элементом. Поскольку большинство работ принадлежит крупным мастерам, исходящий из них посыл звучит весьма мощно: чудовище покусилось на человека! На помощь! Насилуют! Конечно, после этого хочется схватить дубину и укокошить мерзкую тварь – между тем, как я уже говорила, и в истории с Деянирой было немало загадочного, и нимфы отнюдь не всегда возражали, когда кентавры утаскивали их в укромные заросли, да и пресловутая битва с лапифами началась из-за пустяка, и вначале никто никого не собирался похищать и насиловать.
http://kentauris.livejournal.com/58652.html
(Карель Дюжарден. Битва лапифов и кентавров. 1667)
Я подозреваю, что, изображая подобные сцены, некоторые художники внутреннее отождествляли себя именно с кентавром, а не с его жертвой – уж очень сладострастно всё это выглядит. И, кстати, я не припомню, чтобы такие сюжеты изображали художницы-женщины. Правда, во Франции они становились в основном портретистками, как нежно любимые мною Аделаида Лабиль-Гийяр или Элизабет Виже-Лебрен, — но кентавры никогда не заказывали своих портретов… Мужчины же… Иногда мне кажется, что они просто видели в кентаврах своих соперников, — впрочем, так же, как и в своих коллегах, поскольку сходство решений иногда бывает на грани плагиата.
http://kentauris.livejournal.com/74985.html
(Теодор Жерико. Кентавр, похищающий нимфу)
(Лоран Маркест. Похищение Деяниры Нессом. Тюильри, 1892)
И опять, чтобы не оказаться слишком пристрастной, приведу и другие работы, где почти тот же сюжет выглядит и трактуется совершенно иначе.
Скульптор Артюр Ле Дюк, вдохновившись помпейской росписью в так называемом Доме Цицерона, создал в 1878 году группу «Кентавр и вакханка», установленную во дворике музея изящных искусств в городе Кайенна. Там-то это произведение и пострадало во время бомбардировки 1944 года, что придало композиции драматизм, которого она изначально не предполагала. Существуют и «домашние» версии этой скульптуры, иногда неверно интерпретируемые как «Несс и Деянира», — но, помилуйте, зачем паромщику бубен, и с какой стати супруга Геракла сжимает рукою тирс?..
http://kentauris.livejournal.com/175591.html
А в парке города Лиона стоит прекрасная группа Огюстена Курте (1849), изображающая любовь кентавриды и фавна.
http://kentauris.livejournal.com/111904.html
(Огюстен Курте, Кентавресса и фавн. 1849)
Однако это всё-таки исключения. Чаще всего кентавр — злобное чудовище, которое надлежит догнать и уничтожить.
Причины преобладания предвзятого отношения к кентаврам у большинства французских авторов мне не совсем ясны. Ведь скульпторы и живописцы 17 – 19 веков, работы которых я приводила, заведомо не видели живых кентавров и даже не верили в их существование, а руководствовались либо мифами (в выборе сюжетов), либо академической традицией, восходящей к итальянскому Ренессансу и греко-римской античности. Эти традиции были общими для всей Европы, но именно во Франции трактовались вполне определённым образом.
Исключений из общего правила было довольно мало.
Но всё-таки они были.