Премудрый Кузьма

               





               

                18+







Лето одна тысяча девятьсот сорок пятого года.
Первые эшелоны с демобилизованными солдатами, двинулись из поверженной Германии на Восток. На Родину.
Потрясающе. Каких-нибудь восемь-десять дней, и уставшие от тяжелейшей кровопролитнейшей войны люди, вернутся к своим семьям, женам и детям. К родному очагу…

Миновали Государственную Советско-Польскую границу…

Пересекли среднюю полосу России…

А вот и она – Волга. Великая русская река…

Осталось еще немного.
Паровоз дымит что есть мочи. Колёса стучат.  Вагоны поезда набиты под завязку. Люди спят вповалку. Но это ничего. Ничего. Это ерунда. Главное, что мы выстояли. Главное, что фрицев одолели…

Помимо всего прочего, мужики  везут с собой трофеи. А как же ж. Кто что.
Ванька Филимонов, из деревни Чугуевка,  прет люстру. Хрустальную. Огромную.
Как она поместится в его крошечном домишке – не понятно. Но все равно, он тащит ее, как сумасшедший. Потому, что никогда в жизни, не видел ничего красивее этого чуда.
Федор Сазонов, из соседнего с Иваном села, прибарахлился ковром. Шерстяным.  Персидским.
Василий  Коростылев, в картонных коробках, везет сервиз. Фаянсовый китайский. Расписанный глазурью. Залюбуешься.
Степан Кирсанов, прихватил  двуствольное охотничье ружьё. Настоящее, немецкое. С инкрустированным прикладом и цевьем. С фигурными курками. С клеймом мастера. Во как.
Кто-то разжился столовым серебром. Кто-то даже золотишком с камушками. В общем, кому как повезло.
И только Кузьма Булыгин ехал домой налегке. Пустым. Странно…
Мужик-то он больно ухватистый. До войны в колхозе всегда в передовиках ходил. Грамоты разные получал, вымпелы. Да и в личном хозяйстве, коровку имел. Хрюшку на откорм ставил. Опять же гусей да кур держал…
На фронт добровольцем отправился, аккурат в сорок первом.
Прошел от Москвы до Берлина. Можно сказать – на пузе прополз. 
Начинал войну простым красноармейцем. А закончил  - командиром пулеметного расчета. Это вам не хухры-мухры. Вся грудь у него в медалях.  А тут… чего-то сплоховал.
Ребята над ним смеются, мол тебя Кузьма твоя Ефросинья и на порог то не пустит, с пустыми то руками. На кой черт ты ей такой сдался. Воевал-воевал, да ничего не навоевал. Хоть бы сарафан ей какой справил, или на худой конец шубейку цигейковую…
Всю дорогу его допекали. Да только Кузя на них не в обиде. Ну что с них возьмёшь, с дураков. Не знали они глупые, не догадывались, что на самом дне его брезентового  вещмешка, в засаленной тряпке, лежал увесистый сверток. А в нем…   килограмма два…    иголок. Да-да, иголок. Как простых, так и для швейных машинок. 

В ту славную пору, эти стальные штучки, были на вес золота, если не дороже. Да никуда без них. Просто ни-ку-да.
Знал Кузьма Емельянович, был просто уверен в том, что все то, что прут, волокут, и тащат его земляки, через пару месяцев, а то и раньше, будет лежать, висеть, или стоять, в его большой широкой избе.
Фросе на радость.
Это как пить дать. Он в таких делах никогда не промахивался. Как-никак, а пулеметчик...





















.