Первый вечер

Юлия Герман
    Идти. Нет, бежать. Перебирать каблуками бордовых сапожек по грязно-серому асфальту, и не смотреть под ноги.
    Заметить, что дурачку Ване из тридцать девятого уже далеко за сорок, и его чахлая бородка покрылась инеем. Стрельнуть окурком за нарядный зеленый заборчик. Поздороваться с помойными псами, и поинтересоваться, как она. Обрадоваться, что Приволжскнефтепровод установил вдоль всей улицы фонари и пару лежачих полицейских. Любоваться на полированные капоты припаркованных машин.
   Сложить зонт, и смыть остатки дня вместе с ланкомовской пудрой дождевой водой. Тайком заглянуть в окно первого этажа, и изумиться плакату Курта Кобейна на стене девочки, которая родилась спустя тысячу лет после его смерти.
  Чиркнуть крикетом и прикурить с первого вдоха. Выпустить дым, и проследить за его исчезновением. Прочитать на двери подъезда «Не закрывайте, ждем врача», и понять, что старой карге из соседней квартиры почтальон завтра принесет пенсию. И закрыть чертову дверь назло непонятно кому, да еще на два оборота.
   Прокрасться на этаж, стараясь не разбудить родителей, и споткнуться возле самой их двери. Уронить голубой пластмассовый таз, вылить на ноги воду из эмалированного бидона, швырнуть на деревянный пол сломанную сигарету, и тихо чертыхнуться. Сказать встревоженному отцу – привет, пап, я дома. Убрать все порушенное, собрать воду половой тряпкой. Добрести до оранжевой двери, и открыть замок с пятой попытки. Щелкнуть китайским выключателем. Переобуться. Сложить одежду в шкаф. Мельком взглянуть на дисплей мобильника, и включить компьютер. Поставить что-то вроде отеля Калифорния, и покурить в окно. Не ложиться на диван до тех пор, пока проклятая косынка не слепит веки канцелярским клеем сна. Попытаться постелить другое постельное белье.
    Не думать. Нет, гнать из памяти слайд-шоу конченой ночи. Не вспоминать твое сухое ветреное дыхание у себя в волосах. Не видеть твоего перекошенного страстью лица, и закушенную нижнюю губу. Не выть на круглую луну. Не ползать по постели, собирая остатки твоего запаха. Не включать Khalid – Aisha.mp3. Не ныть. 
    Открыть оконную раму и вдохнуть холодный апрельский воздух. Выкурить душистую сигаретку. Стереть остатки косметики нивеевским лосьоном, и намазать ладони парафиновым кремом с ароматом гавайских вулканов. Капнуть за ухо Burberry Weekend, и расчесать волосы. Аккуратно поднять край пододеяльника с изображением японских иероглифов. Прилечь на краешек дивана, и подмять под себя крохотную подушку с медвежатами. Закрыть глаза и уснуть. Выйти в новое утро капельку свободней.
    Улетучивать твой запах, вытеснять его глейдовскими свечами. Стирать твое изображение с жестких дисков и синего дивана. Выводить тебя ванишем и антинакипином для машин активаторного типа. Возвращаться изредка назад, воспроизводить тебя в формате МРЕG4, и не понимать, что именно я в тебе нашла.
    Подмигнуть соседу сверху. Повязать на голову цветастый платок и собраться пойти в церковь. Пройти мимо, и осесть на трибуне старого стадиона. Погрызть соленых семечек. Посмотреть на облака и на молодых футболистов. Замерзнуть. Пойти назад, и свернуть у детского сада. Там, за три квартала, муниципалитет шестой год строит мой местный Арбат. Там гривоволосые художники пишут маслом по пятихатке за портрет, а возле стены Цоя трут друг другу ладони накуренные неформалы.
    Когда-нибудь потом, когда эти мои десять лет канут в лету, как и десятки других, я скажу. У меня была площадь Революции с широкими выбоинами в красном асфальте, остроконечный шпиль католического костела на Фрунзе, галерея бутиков на Куйбышева, сквер Высоцкого со срубовыми лавками, недостроенный Арбат с тротуарной плиткой и мелкими фонтанами, и фонари Приволжскнефтепровода на моей Ленинской. Синий экран компьютера, медленно ползущие строчки вордовских документов, Жан Рено над столом, желтая кружка Lipton и целая куча керамических слонов. Грейпфрутовый сок, стаканы для виски, красный ремешок на черном платье, бесконечно длинные сигареты, календарик менструального цикла, и три ключа на связке. 
    Вряд ли я смогу вспомнить, что в эти мои десять лет у меня был ты. Я думаю, к тому времени ты окончательно самоустранишься в глубине моей бездонной девичьей памяти. Так стоит ли - теперь?