Я работаю в парикмахерской. Однажды весной заходит к нам клиент, садится ко мне в кресло. Одет в миллицейскую, кажется, форму, видно с работы еще домой не заходил, переодеться не успел, он пахнет дымом. Я дружелюбно спрашиваю:
- Никак шашлычный сезон открыть уже успели?
А он без улыбки, голосом бесцветным, тусклым отвечает:
- Да... Чего там только не было. Такое было... И шашлык был.
- А что было то?
- Пожар был.
Когда в новостях сообщают о разбившихся самолетах, стихийных бедствиях, ДТП и т.д., я никогда не качаю головой и не говорю "Что делается, а? Что делается?" Меня, уж если честной быть перед самой собой, не трогает чужое горе. Я не могу посочувствовать семьям пострадавших, не могу, потому что я не знакома с этими людьми, а как вообще можно искренне, по настоящему сочувствовать тому, с кем ты не знаком? Я могу понять чужое горе, но не могу его почувствовать.
Если быть искренней, меня не трогает трагедия войны, потому что война никогда не затрагивала меня лично. Каждый день где-то на нашей планете гибнут люди. Ну и что? Не я одна привыкла.
А тут передо мною в кресле оказался человек, который будто ничего и не произошло, намеревается подстричься. Он был свидетелем пожара, в котором сгорели люди. Но я, почему-то испытываю сочувствие не к погибшим и их близким, а вот к этому конкретному живому человеку, который проносил за собой весь рабочий день и под конец и в нашу парикмахерскую затащил шлейф запаха недавнего пожара и сгоревших тел.
И, почему-то, мне захотелось его обнять.