Лыжная прогулка

               

   Просыпаюсь.... Сладко потягиваюсь.... Пытаюсь вспомнить, что снилось. Но сон испарился, оставив ощущение чего-то светлого, прекрасного. Распахиваю глаза. Комната залита солнцем.

    Ах, что же я лежу! Ведь сегодня воскресенье, скоро придут ребята. Вскакиваю, бегу умываться. В прихожей брат натирает мазью наши лыжи. «Ну и здорова ты спать» - говорит он мне. Едва успеваю съесть бутерброд и выпить кофе, как раздается звонок – пришла вся компания.

   Ребята вежливо здороваются с мамой, подружки щебечут, все шумны, веселы в предвкушении лыжной вылазки. И погода сегодня сияет, мартовское солнце такое ласковое, радостное.

   Лыжня начинается почти у самого дома, бежит рядом с дорогой, спускается в лощину, и вот он – лес. Небо – ярко-голубое. Деревья – черные, украшенные белыми лепешками и прочерками снега. На земле снег отливает синевой. Густо-сиреневые длинные тени деревьев вытянулись  на снежном покрове.Резкой полосой прочерчена убегающая вглубь лыжня.

   Мы мчимся по спуску-«змейке», заканчивающемуся у реки Уфы, которую уфимцы ласково называют Уфимкой. Спуск длинный, километра два, сложный, здесь надо знать каждый изгиб.

   Тело натянуто как струна, ноги полусогнуты, в ушах свистит ветер. На поворотах из-под стремительно летящих лыж вырывается веер снеговой пыли. Вот опасное место – за горой неожиданно на пути возникает дерево. Вокруг него рваным воротником рассыпались гнутые лыжные палки, щепа, куски лыж – свидетельства драматического окончания чьих-то марафонов. Тут нужно резко уйти в сторону, чтобы избежать столкновения. Скорость растет, свист в ушах усиливается, мелькание черно-сине-белых полос скрывает серебристая снеговая завеса, поднятая лыжниками. Радость полета распирает, выливается в крике.

   Мы вылетаем на крутой берег реки, возбужденные, счастливые и врываемся в совсем другой мир.

    Наст блестит, но не таким ослепительным радужным сияньем, какое бывает в морозный зимний день. Весенний снег испещрен пятнами, полосами. Языки белого чистого снега, слегка мерцающие перламутрово-розовыми переливами, перемежаются с потемневшими подтаявшими островками, затянутыми кружевной вязью ледяных пластинок. Под ними – маленькие гроты, в которых светло-серый цвет оттеняется более темным, глубоким. Сквозь гирлянды четко очерченных капелек-льдинок проглядывают буро-черные пятна влажной земли, поглощающей золотые нити солнечных лучей. Тени редких кустов лежат прозрачным, призрачным, ломаным рисунком.

   Вот у самого берега полыхнула алым пламенем грудка снегиря. Он тихо, скрипучим голосом что-то выговаривает соседу воробью. А тот, слегка подрагивая растопыренными пестро-коричневыми крылышками, нахально чирикает – «ты чей?, ты чей?». И вдруг на нас обрушивается неистовая весенняя разноголосица леса, которая была не слышна во время стремительного полета по «змейке». Мелькают белыми щечками синицы, перекликаются звонко -  «зинь-зивер, зинь-зивер». Из чащи доносятся считалки чечеток – «чет-чет-чет-нечет», короткие трели щеглов-щеголей, нежные переливы малиновок.

   Впереди – простор реки. Середина Уфимки никогда не замерзает. Тяжелый, слегка дымящийся водный поток масляно поблескивает, играя фиолетово-черными струями. Мы подходим к нему и надолго замираем, впитывая окружающую нас красоту. Ребята раздеваются до пояса. Девочки поднимают разгоряченные лица навстречу солнцу.

   Отдых заканчивается у родника. Подставляем ладони к трубе, из которой с веселым журчаньем льется струя ледяной воды. От нее ломит зубы, но она замечательно вкусна.

    Пора возвращаться. Неторопливо бежим вдоль берега до гигантского городского трамплина и, по бесконечной железной лестнице, поднимаемся наверх. По равнинному полю легко скользим, почти не разговаривая. Достигаем обширной холмистой поляны – последнего рубежа нашей прогулки. Народу здесь много – лыжники, семьи с детьми и санками. Склоны холмов раскатаны, покрыты то буграми, то впадинами.

   Последний спуск, как всегда, преодолеваем, взявшись за руки, приседая на ухабах, подпрыгивая на мини-трамплинчиках. Кто-то споткнулся, раздается визг. На одного упавшего валится сосед. Половина шеренги превращается в сплошной снежный ком. Я крепко держусь за руку брата. Он никогда не падает, наверное просто не умеет.

   Вспоминается, как мы, тоже большой командой, мчались на велосипедах. Мне было девять лет, брату – одиннадцать. Я, разогнавшись, испугалась, забыла о тормозах. Внизу – речка с крутыми берегами. Брат кричит проходящим людям – остановите ее! Но они только недоуменно оглядываются. А я, в гордом молчании, проезжая мимо, начинаю яростно накручивать педали. Крах был неминуем, река стремительно приближалась. Брат разогнался, обогнал меня, на полном ходу соскочил с велосипеда, бросился мне навстречу и схватился за руль. Мы кубарем полетели на дорогу. Велосипед отлетел в сторону и замер, задрав кверху изогнутые колеса. Брат в моих глазах всегда был героем.

   И на снежной горе помог устоять, победно закончить спуск. У подножья горки снежный ком распался на отдельные, облепленные снегом фигуры. Одна девочка подняла вверх, как торфей, обломок своей лыжины. Все смеялись, шутили, разбирались, кто кого «подсек».

   Сняли лыжи, забросили их на плечи и отправились к нам домой пить чай с мамиными пирогами.