Довольно часто случается так, что мы совершаем действа, порой настолько веселые и понятные, что как бы и не требуют предварительной подготовки или анализа их последствий. А последствия не всегда предсказуемы, как оказывается.
А дело было первого мая. День тёплый, солнечный, и настроение праздничное. Отгремела медь оркестров, отдемонстрировавшие колонны свернули лозунги и транспаранты, доставляя их вместе с ликами общеизвестных членов и кандидатов в члены к местам постоянного их хранения. Кучкуясь в компании, население устремилось на природу, будто ошалев от столь долгожданного на Чукотке весеннего тепла. Громко радуясь, обвешенная рюкзаками, котелками и малолетними детьми, в окружении визжащих от радости бытия собак, группами и группками толпа двинулась по облюбованным маршрутам.
Как-то так получилось, что наша компания оказала сугубо мужской. Получилось даже так, что к нам пристал временно одинокий отец-колясочник, жена которого оказалась в отпуску. А праздник, по этому поводу, никто не отменял. И всё бы ничего, только маршрут был выбран заранее, и лежал он на один из островов нашей речки Кэпэрвеем. Коляска с маленьким Сашкой спокойно преодолела водную преграду и пикник начался.
Прекрасная погода, веселое журчание прозрачной талой воды, аромат шашлыков, гомон и песни со всех сторон – праздник по тем временам всенародный, т. с. по желанию. Ну а если учесть, что болгарский коньячок «Слнъчев Бряг», в те далёкие от кризиса времена, был доступен для рядового северянина, к вечеру, по программе «Вашему столу от нашего стола», произошло полное смешение групп и компаний. И вот уже несколько хоров слились в единую мощную песню, слова и мотив которых прослеживались с трудом и фрагментарно. Часам этак к десяти хор мало помалу стих. Покинули остров люди постарше, детные семи – укладывать нагулявшихся отпрысков. Осталась молодежь, мужички-холостячки и отец-колясочник с крепко уснувшим Сашкой. Сидели вокруг костерка, беседовали, закусывали, потихоньку допивали и допевали недопетое. Когда решили возвращаться, солнышко уже поднималось, так и не успев зайти. В мае на Чукотке ночи, считай, и нет вовсе, а к трём часам уже и припекает. Переправлялись уже с проблемой. Водичка в реке поднялась, так что коляску с Сашкой несли в руках, да и в сапоги слегка нахлебали. Какая беда? Для молодых-то да горячих? Пустяк.
А дальше пошло весёлое продолжение. Дело в том, что на берегу валялась кем-то брошенная, или забытая, сваренная из дюймовой трубы лестница. А среди нас оказался хозяйственный парень, для друзей - Чук Володя. Со словами « в хозяйстве пригодится» вскинул он лесенку на крутое плечо, и компания двинулась в посёлок. Пока дошли, утро вконец освежило головы, а расставаться не хотелось, души требовали продолжить общение. А посёлок крепко спал. Геологи жили несколько обособленно в рубленых из бруса двухэтажных домах. Окна были закрыты от солнца плотными шторами. Было очень тихо.
Гонца для дружеского общения послать было просто некуда. Посоветовались, додумались, этакие простаки – «свои не откажут». Ну и разбрелись, т.с. за подаянием. Собрались – пусто, поделились обидами. Кое-кого и по адресу отправили. Вот тут на беду и вспомнили про Чука с лестницей. Приставили к окну второго этажа, и самый отважный вежливо постучал. Минуту-другую спустя штора приоткрылась и на одном уровне с Витиным, так звали парня, за стеклом появилось заспанное лицо нашей геологини. Не вполне врубившись со сна, она понятным языком жестов вежливо отказала Вите в его вежливой просьбе. Отчаянных больше не оказалось, и компания распалась окончательно.
А день спустя, уже на роботе, к Вите пришел муж той геологини, и потребовал возмещения за моральный ущерб. Сучилось же вот что.
Вскочив с постели на деликатный, но настойчивый стук в окно, и, вернувшись через пару минуту, Ирина, так звали нашу героиню, сообщила мужу о Витиной просьбе. Саша, муж Иры, притормозив спросонья, этак соболезнующе, уведомил жену об их проживании на втором этаже. А дальше произошло то, что Саша определил, как моральный ущерб.
Словно пружиной Ирину бросило к окну. Отбросив штору, она, будто оцепенев, молча, долго стояла у окна. Затем, словно чумовая, стала трясти почти заснувшего Александра.
- Я что, по-твоему, идиотка? У меня что,
похмельные глюки? Он стоял прямо напротив меня и спрашивал, выпить, алкаш. Вот так.
Она изобразила гуся, согнутой кистью руки.
- А когда я ему отказала, он ещё извинялся, разводил руками.
Саша и сам не имел вариантов, думай, что хочешь. Ирина так разошлась, валерьянкой отпаивал до утра. Утром пошёл мусор выносить, глядь, а у стены соседнего дома лестница валяется. Видать Чуку таскать надоело. Пришел Саша домой, рассказал Ирине об увиденном.
- Ёкарный бабзай, говорит. Лучше б не рассказывал
- Все вокруг придурки, а я получился самый-самый из них.
- Так, говорит, мужики, и до дурдома рукой подать.
Ущерб, конечно, возместили. Цветами, шампанским, коробкой конфет, прямо на дому у Ирины с Сашей. Больше всех хохотала Ирина. Убеждала Витю, мол, по-честному – выпить не было. Она, вообще-то добрая, и отходчивая. А виноватым во всём единогласно признали Чука, который шибко хозяйственный.