Она сидела в комнате свиданий и ждала. Ждала когда приведут ее мужа. Любимого, единственного, желанного, самого лучшего, самого дорого для нее мужчину. И, хотя, это свидание было для нее далеко не первое, она снова волновалась как школьница перед экзаменом. Нервно теребила платок и выжидающе смотрела на дверь. А дверь была закрыта. Пока закрыта. Она ждала. Уже четыре года ... ждала. Каждую неделю два-три раза, четыре года подряд, она приходила сюда. К своему мужу.
Вспомнила суд. Как прокурор настаивал на смертной казни. Как убедительно он говорил. А она сидела в зале. У нее уже все плыло перед глазами. И только маленькая полугодовалая дочь, крепко прижатая к груди, не давала ей упасть в обморок. Судья, рассмотрела все обстоятельства дела и, к удивлению всех собравшихся, смертную казнь не присудила. 15 лет строгого режима. За групповое убийство. Пять человек. Пять жизней. Пять молодых парней были убиты. Убиты ее мужем. Убиты, как сказано в судебном деле, с особой жестокостью и цинизмом. Топором.
Его прокляли все. Родители убитых молодых людей. Ее родители. Его родители. Родные. Близкие. Друзья. Все, кто выходил на трибуну перед судом, требовали самого сурового наказания. Требовали смерти. Даже его родители. У нее слезы посыпались из глаз, когда она услышала:
- У меня нет больше сына. Он - убийца. И даже смерть - слишком легкое для него наказание. У меня нет больше сына! У МЕНЯ НЕТ БОЛЬШЕ СЫНА!!!
Она посмотрела на него. Он опустил голову, закрыл лицо руками, а сквозь пальцы капали слезы... Он молчал. Ни разу он не сказал ни слова. Даже когда его лучший друг, самый, как он говорил, ДРУГ, сказал:
- А я давно замечал в нем садистские наклонности. Мне бы ко врачу его отвести, к психологу, а что бы я там сказал? Да и не пошел бы он... А теперь уже и поздно. Расстрелять - туда ему и дорога! А дочку его мы одну не оставим. Поможем. И деньгами, и посидеть, если надо будет с ребенком. Надеюсь, на него, - и друг ткнул пальцем в сторону подсудимого, - его дочь похожа не будет.
- Как же так? - удивилась судья, - Вот в деле написано, что вы были лучшие друзья. С детства. Не разлей вода. Неужели у вас не найдется ни одного доброго слова в адрес подсудимого. Он же ваш друг.
- Да какой он теперь друг? Он же с теми парнями с особой жестокостью и цинизмом. Вот и с ним так же надо...
Никто, НИКТО, не сказал ничего хорошего про ее мужа, ни одного слова в его защиту. Ни одного усомнения, ни одного удивления - как он мог? Почему? И только она, когда вышла и ответила на все вопросы адвоката и прокурора вдруг заголосила:
- Не убивайте его! Не надо! Я прошу вас! Я умоляю! Оставьте ему жизнь! - она упала на колени и, с ребенком на руках, поползла в сторону судьи, - Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я вас прошу! Вы же можете! Не отнимайте его у меня! Я люблю его!
И она продолжала кричать, когда ее бережно отводили на место. Потом успокоилась. Вжалась в свою дочку. И только слезы. Только слезы. Текли и текли. Сквозь туман в голове услышала: «15 лет». Вздохнула облегченно - жив. Жив! Вскочила. Подбежала к решетке. Одной рукой держала дочь, другу протянула сквозь прутья. На секунду почувствовала его руку, его щеку, его волосы и... все. Суд окончился.
Дверь открылась. Вошел он. Он сразу заметила. Прихрамывает - опять с сокамерниками не поладил. Появилось несколько новых седых волос. И что-то с печенью - странный чуть желтоватый оттенок лица. А ведь позавчера не было... Пуговица оторвалась. Дырка появилась на штанах. Зашить бы...
Он подошел к ней, протянул руки, она протянула в ответ. Обнялись. Вжались друг в друга. Руки за спиной скрестили. Голова к голове. И замолчали. Уже давно они вот так встречаются. Молча. Они научились понимать друг друга без слов. И только короткие фразы:
- Я говорила с судьей - тебе могут еще год скостить.
- Хорошо. Спасибо.
Ему уже сократили срок на 8 лет. Под амнистию он не попадал, а вот сократить срок заключения удалось.
- А дочка вчера тебя нарисовала. Похоже получилось.
- Молодец. Я люблю вас.
И опять замолчали.
Она вспомнила, как после суда все стали требовать от нее, чтобы она развелась, забыла. Она отказывалась. Стали настаивать, даже заставлять! Она отказывалась. Наконец ее родители, у которых она жила, поставили ультиматум - либо разводись, либо уходи. И, самое удивительное, его родители требовали того же. И она решилась. Собрала все деньги, которые были, сколько могла, назанимала, и уехала. Уехала к мужу. В тот город, где была тюрьма. Чтобы можно было на свидание к нему ходить. И первым делом сходила к нему, вместе с ребенком. Он был удивлен и обрадован. Сидели, смотрели друг на друга, говорили, держались за руки. Он с какой-то особой, только ему присущей нежностью взял дочку на руки, покачал. Так и сидели, пока ее не выгнали. В этот же день смогла устроиться на работу. В детский сад, нянечкой. Сейчас уже воспитателем работает. И снять небольшую комнату, потом, через два года - квартиру. И с тех пор повелось - каждую неделю два-три раза - к мужу. Иногда с дочкой, иногда, вот как сегодня, одна. В тюрьме ее уже знали. Сначала ворчали на нее - слишком часто. Не положено. А потом махнули рукой - что с вами поделаешь! Даже раз пять отдельную комнату давали для свиданий.
Он оторвал свою голову от нее, посмотрел в глаза:
- Три года. Еще три года.
Она нежно погладила его по голове, поцеловала:
- Я люблю тебя. Я тебя люблю. И я твоя жена. Навсегда. Что бы не случилось. Ты мой любимый муж...
Раньше в таких случаях они плакали. А теперь нет. Наверное, слезы закончились. Просто сидели и смотрели друг другу в глаза.
Свидание закончилось. Они обнялись, поцеловались.
- Береги дочь, - как обычно сказал он.
- Да, больше жизни, - как обычно ответила она, - Я приду. Скоро.
- Я люблю тебя, - как обычно одновременно сказали они.
Дверь закрылась и его не стало. Сразу появилась привычная и щемящая пустота внутри. Она поблагодарила охранников и пошла домой. Шла и вспоминала тот вечер. Тот жуткий, леденящий душу вечер.
Их малышка, их доченька, их очарование. Они по очереди носили ее на руках, по очереди целовали ее во все места, по очереди смотрели ей в глазки, осторожно трогали ее крохотные пальчики. Никого им не нужно было и ничего им не нужно было - только он, она и малышка. Они были счастливы. Вечером, часов в 10 она засобиралась на прогулку.
- Я с тобой, - встал он.
- Неееет, - пропела она, - мы же договорились. Сегодня я одна. А завтра ты - один. Помнишь?
- Темно же... Может лучше все-таки пойду?
- Пока нас не будет, приготовь ужин и подогрей молока. Через час будем! - с улыбкой ответила она и выкатила коляску.
Она гуляла по знакомой с детства аллее. Легкий ветерок шуршал в листве. Светила луна. Было по-летнему тепло и как-то свежо. Она шла и разговаривала со своей дочкой. Рассказывала ей, как она счастлива. У нее есть муж - самый замечательный! У нее есть дочка - самая лучшая! У нее есть родители - самые хорошие! У нее все есть!!! Она шла и улыбалась. Улыбалась дочке, луне, деревьям, ветерку.
Ее размышления прервал нож. Откуда-то взялся нож и пробил сверху тент коляски. Его лезвие замерло как раз над головкой спящей дочки. Она подняла голову. Пять парней. Пять пьяных парней стояли вокруг и ухмылялись, ощупывая ее взглядом. Она замерла.
- И кто тут у нас? - один из парней залез в коляску и грубо сорвал с ребенка пеленки, - О! Маленькая баба!
- Ну так, - заплетающимся языком сказала другой, - либо тебя, либо ее. На твоих глазах.
Дальше было все как в тумане. Ей казалось, что это происходит не с ней. Что она смотрит со стороны. Десять рук сдирали с нее одежду. Десять рук ставили ее на колени, бросали на асфальт, таскали за руки и за ноги. И насиловали, насиловали, насиловали. «С особой жестокостью и цинизмом», вспомнилась ей фраза из судебного дела. Сколько это продолжалось, она не знала. Она чувствовала только боль, стыд, страх... Наконец, они иссякли. Она лежала на асфальте, и боялась пошевелиться. И только краем глаз смотрела на коляску. Там внутри, ее дочка, ее любимая дочка. Вдруг мужская рука схватила ее за волосы и дернула вверх:
- Ну что разлеглась! Мы тебя проводить еще должны!
И вот тут она испугалась. Испугалась не за себя. Испугалась за дочку. Потому что один из парней ДОСТАЛ ЕЕ ИЗ КОЛЯСКИ!!! Она рванулась, протянула руки, но ее грубо остановили, завели руки за спину и связали ее же поясом.
- Не бойся, - сказала парень, взявший ребенка, - мы не убийцы. Мы просто поиграли. Правда?
Она судорожно мотнула головой.
- А вот ребенка мамаша должна на руках носить! А не в коляске! Совсем бабы избаловались!
Все дико засмеялись. Принесли из коляски пеленку и под общий гогот привязали пеленками ребенка ей к груди. Она стояла, растерянно, оглядываясь. Потом вдруг ощутила острую боль на ноге. Один из парней взял ветку и стал хлестать ее по ногам.
- Ну что встала? Пошла! Пошла!
Остальные парни последовали его примеру. Метров тридцать она шла, избиваемая ветками. Ее били по ногам, по ягодицам, по спине... Потом последний удар и ... она осталась одна. Парни ушли. Она стояла обнаженная, со связанными за спиной руками, с привязанным к груди ребенком.
Как она добралась до дома, она не помнила. На крыльце стоял муж и нервно курил. Увидел жену, бросился к ней, развязал ей руки, взял ребенка, внес в дом. Потом ни слова не говоря, схватил топор, сказал ей: «Приведи себя в порядок» и выбежал в двери.
Через час в дом ворвалась милиция. Они грубо вели ее мужа. Один из милиционеров нес окровавленный топор. Посмотрела на мужа, он отчетливо, одними губами сказал: «Молчи!» и отвернулся.
Она прижала к себе дочку и прошептала: «Вернись, мой любимый, мой дорогой, мой единственный... Вернись!»
ВАН © 13.03.2010