Так уж случилось, что Рафаэль заболел. С треском катался на только замершем пруду и провалился под лед. Вернее лед под ним провалился, потому что на пруду, к счастью, было неглубоко, около метра. Но пока он лез, проламывая лед до берега, а потом добирался до дома – замерз, да видно и сказался стресс – близость дна оказалась неожиданной. Воспаление легких затянулось и имя что ли его, источник дворовых и школьных дразнилок, повергло к занятию рисованием. Имя он получил, наверное, как и все в этом мире – неслучайно, но неожиданно. Беременной матери очень понравилось изображение Сикстинской мадонны, и она в честь художника назвала своего первенца. «Нам не дано предугадать, как наше имя отзовется…» и в этом заблуждении гений оказался прав. Рафаэль начал рисовать. Сперва, копировал рисунки известных художников из альбомов. В то время, в шестидесятые, по вечерам работали не только факультеты марксизма-ленинизма, но и изобразительных искусств, где пытались приучить народившуюся пролетарскую интеллигенцию к культуре. Родителей тоже не миновала чаша сия.
Рисовал Рафаэль и тушью, и карандашом, акварельными красками, и подумывал уже о масляных, делая в рисовании неожиданно удивительные успехи. Но остановил случай. Когда родителей не было дома, он разложил последние, по его мнению, удачные рисунки на столе кухни, где возилась с обедом любимая и уважаемая бабушка. Та через некоторое время оживилась и стала активно посматривать на рисунки внука, который в ожидании оценки затаил дыхание. Наконец, бабушка сказала: « Внучек, можно я картошку рисунком прикрою, чтобы она не заветривалась, куда-то я крышку от сковороды дела, не найду. Сперва, Рафаэль как бы поперхнулся, а потом махнул рукой и сказал: «Покрывай!». А потом ушел к себе, лег на диван, отвернувшись к стене, и думал: «Нет, «народ» мое искусство не оценил, баловство все это»
Рисование он после того случая забросил, начал быстро поправляться и скоро пошел в школу. А рисунки его, как разбросанные ветром птицы, еще долго, никому ненужные, валялись по дому.