Евгений, или как звала его мама, Енюша, был мужчина во всех отношениях интересный. По крайней мере, он так думал, ежедневно по утрам глядя на себя в зеркало. Все было при нем – и хороший рост, и приятное лицо, и интеллигентные манеры. Правда, почему-то к своим 38 годам он так и не смог жениться. Сколько не пытался он заводить знакомств с девушками, очень быстро под разными предлогами они начинали избегать его, а потом и вовсе исчезали. Енюша этим не смущался. Ну что поделаешь – дуры. Своего счастья не ценят. Откровенно сказать, не очень-то Енюша и нуждался в женитьбе. Жил он с мамой, которая отлично умела устроить его быт. Одет он всегда был в чистое, всегда был накормлен заботливыми мамиными руками, эти же руки переводили весной и осенью часы на час вперед или назад, ставили на зарядку его сотовый, во время меняли зубную щетку в стаканчике и вообще делали все, чтобы Женечка, как настоящий мужчина, не знал никаких бытовых хлопот. Жили они с мамой хорошо, никогда не ссорились. Их маленькая семейка была абсолютно гармонична.
Крах настал внезапно. Вернувшись как-то с работы, Енюша не дождался, когда мама откроет ему дверь. После четвертого или пятого звонка он открыл дверь сам. Сперва ему подумалось, что мама просто куда-то ушла, так тихо и пусто было в доме. Но потом, включив свет на кухне, Енюшечка увидел, что мама лежит на полу, зажав в восковой бледной руке сотовый телефон.
Погребением занимались соседки и подруги мамы. Енюша только сидел в углу и принимал соболезнования. Из ступора его вывели слова одной из маминых подруг: «Ниночку надо бы отпеть», - сказала она.
- Отпеть? – спросил Енюша – А как это?
- Это в церковь надо. Она мне говорила, что хочет, чтобы её отпевали. Я схожу, договорюсь.
Подруга обо всем договорилась, и в день похорон гроб с телом мамы был привезен в местный храм. Енюшечка на отпевании плакал, как ребенок – все здание его бытия, заботливо построенное мамой, рухнуло, и он был совершенно потерян – он не знал, как ему жить дальше. Молодой священник, когда гроб понесли из церкви, подошел к нему и дал какую-то книжечку.
- Обязательно приходите на девятый день заказать панихиду, - сказал священник.
Енюша пришел. Кое-как он написал записочку. Потом вышел священник. Началось чтение и пение. Незатейливый мотив панихиды подействовал на Енюшу умиротворяющее. Вслушиваясь в слова, он начал думать, а вдруг там, и правда, что-то есть? Не может не быть. Мама же не могла исчезнуть. Просто она где-то в другом месте.
Домой он вернулся одухотворенный. Ему хотелось сделать что-то очень хорошее. Тут он вспомнил о книжечке, которую неделю назад дал ему священник в храме. Он отыскал книжечку и сел с нею в кресло. «Утешение в скорби по усопшим» - прочитал он название и открыл первую страницу.
Поначалу он мало, что понимал из читаемого. Но с середины второй страницы словно открылись его глаза и мир предстал перед ним в новом, непривычном, сокрытом до селе виде. Книжечка понравилась ему тем, что он нашел в ней подтверждение своих мыслей о том, что милая мамочка никуда не исчезла, а просто переселилась в иные миры. Кроме того, Енюша открыл для себя много нового. Например, что есть ангелы и бесы, что грешников ожидает на том свете наказание, а праведников – вечные блаженства. Наконец, самое главное, что узнал Енюша – каждому человеку нужно верить в Иисуса Христа и ходить в церковь. Заинтересовавшись вопросом, Енюша, как человек старательный, решил немедленно изучить тему досконально. В ближайшее воскресенье он отправился в храм и купил Евангелие. Чем более погружался он в чтение, тем сильнее и ярче разгоралось в нем прозрение. «Ах, вот, оказывается, какими должны быть люди!» - изумлялся Енюшечка и одновременно впадал в глубокое недоумение – почему же люди не живут так, как написано? Вот же она, истина! И как же это люди живут, не подозревая о том, что все уже давно сказано! И ему захотелось узнать еще больше. Он пришел в храм и спросил какую-нибудь литературу о том, как надо жить. Ему предложили несколько книжек, среди которых ему приглянулась пухлое издание со странным названием: «Поучения и наставления старцев».
- А кто это такие, старцы? – спросил Енюша у женщины, стоявшей за прилавком.
- Это мудрые, опытные в духовной жизни люди. К ним обычно приходило много народу спросить совета, - ответила продавщица.
- Тогда мне нужна эта книга! – вскликнул Енюша.
Всю ночь Енюша читал книгу. Он изумлялся, ужасался, умилялся, приходил в восторг и пару раз даже заплакал. В книге ему нравилось все – новые диковинные слова, странные словесные обороты, которых он прежде никогда не слыхивал, разве что в фильме «Иван Василевич меняет профессию», новая удивительная логика и странные рассуждения. Спал он в эту ночь всего пару часов и утром проснулся другим человеком. Мир казался ему прекрасным, всюду он видел руку Всевышнего. Как только он вышел на остановку автобуса, так сразу неожиданно подошел нужный ему номер. Мало того, автобус был почти пуст, не смотря на час пик, и Енюша даже смог сесть на свое любимое место у окна. «Ах, как дивно все устрояет Творец! - восхищался мысленно Енюша - Истино говорят старцы – иго Его легко! Нужно только понять, впустить Бога в свою жизнь, и Он дивным образом будет заботиться о нас и подавать нам все во благовремении!» Енюша ехал на работу и улыбался своим мыслям. Где-то высоко синело весеннее небо, ставшее вдруг таким близким. Сердце Енюшечки было переполнено радостью о Господе, он любил всех и вся. Единственное, что омрачало это благоденствие – это люди, не знающие радости жизни в Боге.
Первое, что услышал Енюша, войдя в офис – это ругань. Начальница отдела Наталья Викторовна ругалась (в очередной раз) на Светочку. Дело в том, что Наталья Викторовна невзлюбила Светочку с первого дня её появления в офисе. Не пришлась она по вкусу начальнице, и та придиралась к Светочке по каждому пустяку. Поговаривали, что Светочка положила глаз на сына Натальи Викторовны, чем привела её в дикую ярость. Давно уже Светочка оставила всякие поползновения, но Наталья Викторовна все не унималась и не упускала случая еще раз напомнить Светочке её место в этой жизни. Вот и сейчас, после очередной взбучки, Светочка сидела за столом притихшая, вся в красных пятнах, держа в дрожащих пальчиках пудреницу.
- Добрый день, Натальвиктрна!, - проворковал Енюша приветствие начальнице и сел за стол, который стоял как раз напротив стола Светочки. – Не обращай внимания! – бодренько прошептал он ей – Это её бесы накручивают!
- Чтооо? – переспросила Светочка, выронив из рук пудреницу. Енюша подмигнул ей в ответ и добавил:
- Её пожалеть надо. Она же всего лишь орудие в руках падших ангелов!
К обеду весь отдел знал, что Женька рехнулся.
На насмешки и подколы Енюша не реагировал. Енюша чувствовал себя мучеником и исповедником, и это добавляло его новым убеждениям весомости. Енюша, на которого прежде мало кто обращал внимания, теперь стал самой замечательной персоной в офисе. Все только и обсуждали, чего еще отчебучил престарелый маменькин сынок и в открытую потешались над его рассуждениями о благодати, пророчествах и спасении. А Енюше очень нравилось и то, что он оказался в центре внимания, и то, что над ним смеются, потому что все это давало ему возможность порассуждать на богословские темы, потому что это была единственная область, в которой остальные сотрудники были полными профанами. Девушки втихаря подсовывали ему записочки на поминовение в храм и денежку на свечку, и умоляли никому не рассказывать.
- Конечно-конечно, сестрица! – отвечал Енюшечка (теперь он к девушкам обращался только «сестрица». Попробовал он однажды по примеру преподобного Серафимушки назвать одну старую деву «радость моя», так она тут же решила, что Енюша в неё влюбился, поэтому пришлось перейти к более нейтральному «сестрица»). – Но, - добавлял он – ты помни, что боязнь исповедовать себя верующим – от лукавого. Если мы убоимся исповедать Господа перед людьми, то и Он не будет исповедать нас Его чадами на том свете.
Девушки кивали и торопились убежать покурить. Енюша только вздыхал им вслед: «И о чем думают, шалавы? Нет бы в храм бежать, в блуде своем каяться, а они еще и записочки пишут…» Записочки Енюша выкидывал по пути домой – он не мог допустить, чтобы написанное грязными руками блудниц попало в храм и тем более, в алтарь. А деньги… Он отдавал их в милостыню, а взамен на свои деньги покупал в храме свечи и ставил их перед иконой Марии Магдалины.
В храм Енюша теперь ходил каждое воскресение и каждый великий и двунадесятый праздник. Вся его жизнь теперь неразрывно была связана с храмом. На богослужениях он стоял, умиленно сложив руки на груди и подняв глаза к потолку, подпевая хору. Все теперь в его жизни стало просто и ясно, точно так же, как при маме. И кое - в чем даже еще лучше. Всякая неопределенность исчезла. Он совершенно точно знал, во сколько ему надо подняться, чтобы не опоздать на божественную литургию, сколько поклонов и в какую сторону совершить при входе в храм, сколько раз перекреститься, в каком порядке и перед какими образами ставить свечи, сколько отдавать от своей зарплаты на храм, сколько нищей бабушке, стоящей с кружечкой у паперти, какие акафисты в какой день седмицы полагается читать (чтения теперь у него был выстроен целый график). Енюшечке было легко и радостно жить в этих расписаниях богослужений, чтений и постов. Не надо было ни над чем ломать голову и метаться – достаточно было глянуть в блокнотик и прочитать, что назначено на четверток или пяток. И все события, происходившие теперь с ним или с окружающими его людьми, стали ясны и понятны. Если с кем-нибудь случалась неприятность, Енюшечка говорил, что это по своим грехам этот безбожник получил воздаяние. А когда неприятность случалась с ним самим, то Енюша говорил, что Бог, кого любит, того и наказует. Если же, напротив, у кого-то что-то происходило приятное, то Енюшечка сурово изрекал: «Бог долготерпелив и многомилостив!» А если приятное случалось с ним, то Енюшечка с трепетом думал: «Как же печется о верных своих Господь!» Теперь у Енюши были ответы на все вопросы. Он очень сдружился с церковными бабушками, убиравшимися в храме, потому что только с ними он находил общие темы для разговоров. Ведь никому, кроме них, не было интересно, что вчера он сподобился побывать на вечерне в соседнем храме под престол, а сегодня утром Господь попустил ножку подвернуть, это верно за то, что пятницей пожелалось Енюше рыбки. Бабушки слушали его, охали, ахали, поддакивали и рассказывали свои истории. Почитав еще книжечек с поучениями, Енюшечка озадачился поисками духовника. Сначала он приспособился исповедоваться у одного уж очень благообразного пожилого батюшки. Енюше он казался воплощением благочестия и праведности. Но через пару месяцев он неожиданно увидел этого батюшку в магазине, в обычной светской одежде, совсем не по-праведному затаривавшемуся колбасой, пельменями и майонезом. «Э-э-э-э… - подумал Енюша – Да он мясо ест! Тоже мне, священник! Я и то мясного не вкушаю, а этот… Н-да, слабо нынешнее поколение батюшек, что и говорить!» и стал ходить к другому священнику, покорившему его своим аскетическим видом, судя по которому этот батюшка был монах. Однако клобука с наметкой Енюша на нем не увидел. «Он, наверное, тайный монах! – восхитился Енюша – Вот у кого научишься постничеству и смирению!» и, благоговея перед таким великим подвижником, Енюшечка стал исповедоваться у него. Но и тут высокие помыслы Енюши потерпели крах. Как-то, дожидаясь после богослужения батюшку поговорить, Енюша стал свидетелем того, как к нему подошла молодая женщина, судя по некоторым особенностям её фигуры, вот-вот готовящаяся родить. Она как-то совсем по-свойски стала разговаривать с батюшкой, так, что сильно возмутила этой фамильярностью Енюшу. Собираясь приструнить наглую, Енюша спросил у свещницы:
- А кто эта молодая особа, с батюшкой сейчас разговаривает?
- А это матушка наша, - весело ответила свещница.
- Матушка? Какая матушка?! - воскликнул Енюша, подумав, что речь идет о матери батюшки, коею незнакомка быть никак не могла.
- Матушка, - повторила свещница – жена нашего отца Алексия. – У них шестой ребеночек скоро будет.
Енюша был в шоке. И он пошел искать себе духовника в кафедральный собор, полагая, что уж тут-то под присмотром настоятеля, священники ведут жизнь подвижническую и благочестивую. Но, побродив от священника к священнику, Енюшечка был несколько обескуражен. Ни один из них не подходил под те характеристики, которыми был описан настоящий духовник у старцев. Прежде всего, все эти батюшки были женаты. Разве мог быть достойным духовником женатый священник? «И зачем это в нашей Церкви священству разрешили жениться?! – изумлялся Енюшечка - Ну уж коли так, то наши батюшки должны жить со своими женами как братья с сестрами, иначе как они смогут научить нас, грешных, благочестию? Уж в соборе-то, наверное, следят за этим!» Но и тут Енюша потерпел полное поражение. Очень скоро выяснилось, что у одного соборного батюшки трое детей, у другого – пять, а у третьего того хуже – ожидается седьмой ребенок. Мало того, все эти батюшки совсем не думали о спасении своих душ. У двоих из них были машины, третий строил дом. К тому же случайно Енюша узнал, что священники, оказывается, трудятся вовсе не бескорыстно, а получают зарплату в храмах! «Да что ж это такое? – думал бедный Енюшечка – Вот это батюшки пошли… Нас учат, а сами-то по учениям старцев не живут…» Наконец, нашел он в храме на окраине города престарелого монаха, к которому и пристроился исповедоваться. На исповедь Енюшечка ходил исправно каждое воскресенье и проводил у аналоя минут по 20. Он каялся, каялся, каялся, тщательно стараясь припомнить все свои грехи едва ли не от рождения. Отец Феоктист выслушивал его сокрушения с закрытыми глазами, иногда кивал головой, но при этом почти ничего не говорил, чем сильно обижал Енюшечку – он-то ждал от него вразумительных и душеполезных слов, а того сильнее – ждал, что отец Феоктист похвалит его рвение и ревность о Господе. Но батюшка молчал. И тогда Енюша решил усилить акцент на своем благочестии и на ближайшей исповеди задал вопрос:
- Батюшка, а что мне делать, когда мне записки передают наши сотрудницы?
- Как – что делать? В храм нести и отдавать на помин.
Енюша опешил:
- Как – на помин отдавать? Они же все неверующие, они же в блуде погрязли! Разве можно из таких рук да в алтарь передавать?
- Ну видишь, - ответил отец Феоктист, – ты лучше меня все знаешь. Зачем тогда спрашиваешь?
Енюша хлопал глазами. Батюшка сильно смутил его и поставил в довольно неловкое положение.
- Что ты читаешь из духовной литературы? – спросил вдруг отец Феоктист, мгновенно посерьезнев.
- С..святтых ат..атццов читаю, - заикаясь, пробормотал Енюша.
- А Библия у тебя есть?
-Есть…
- Вот кроме Библии, ничего пока не читай.
- А как же поучения… наставления… - бормотал Енюша.
- Не нужны тебе поучения и наставления. Тебе сейчас только Евангелие читать.
Енюша вышел из храма в смятении и расстройстве. «Да что же это такое делается?! – переживал он – Священство святых отцов не признает, аскезе не предается, а только и думает об угождении плоти!» И Енюшечка вернулся в собор.
В соборе он уже ни у кого не исповедовался, поскольку не нашлось достойного духовника для него. Зато он взялся блюсти порядок среди приходящих в храм. Бдительно следил он, чтобы какая-нибудь срамница не зашла в дом Божий без платочка, с косметикой, и тем паче – в брюках или с декольте. Завидя такую, Енюша немедленно устремлялся к ней и обличал её грех.
- Вы, женщины, должны быть скромны и благочестивы! – назидательно говорил он – А ты пришла куда? В храм Божий! И как ты пришла? Ты все свои прелести выставила напоказ! Хочешь верных христиан вводить в соблазн и грех? А та знаешь, что сказано в Евангелии о вводящих в соблазн?! Вы и тут желаете блудить и совращать! – и он торжественно выводил наглую из храма. Уже на самом крыльце он обращался к пристыженной со словами:
- Ну ты не обижайся на меня, сестра, я же любя. Я сам грешен. Но обличить тебя я обязан. Так сказано в Евангелии!
Так Енюша исправно обличал нечестивиц, пока не вышла у него осечка. Как-то, выведя очередную такую бабенку из храма, он столкнулся нос к носу с каким-то здоровенным мужиком, который, отбросив сигарету, схватил Енюшу за воротник и зарычал:
- Ты чё с моей женой так разговариваешь, казззёллл!? – и дал Енюше кулаком в глаз. Рассказывая потом эту историю церковным бабушкам, оказывающим ему первую помощь, Енюшечка, крестясь, умиленно возводил очи к потолку:
- Господь пострадать сподобил за веру за нашу православную… Бесы мне через него отомстили за мою ревность и за мою любовь к благочестию. Но я благодарен Господу… Вот так мученики-то и на казнь шли. Кровью обливались, а Бога славили.
С тех пор Енюша воздерживался от таких публичных обличений.
Вскоре открылся у него дар видеть чужие грехи. Куда бы не посмотрел Енюша – всюду он видел грех. Женщины не были скромны и совсем не боялись мужчин и даже смели в их присутствии разговаривать и смеяться, обнажая зубы. Постами он видел людей, несущих домой колбасу и торты. «Вот, грешники-то идут! - вздыхал он, глядя им вслед, – И как Господь терпит?!» А когда одна сотрудница Петровым постом вышла замуж, Енюша все же не стерпел и обличил нечестивых:
- Нашли время свадьбы играть! – сказал он, наблюдая, как сотрудники поздравляют новобрачную, - Не будет на этом браке благословения! И детей тебе в наказание не будет! А если и будут, то уродов нарожаешь! Бог-то до седьмого колена наказывает!
Новобрачная не выдержала суровой правды и расплакалась так, что её едва успокоили. После этого мужская часть коллектива вызвала Енюшу на разговор и предложила поискать другое место работы.
- Да с радостью! – ничуть не смутясь, ответил Енюша, - Страдания за веру принимаю как награду! – и перешел в другую фирму.
Так проходили дни Енюшечки. Он все читал жития святых, восторгался, умилялся, вздыхал о грехах человеческих и все никак не мог понять, отчего же люди не живут благочестиво. Наконец, Енюша пришел к выводу, что это потому, что они просто не знают, как же именно надо жить. Им просто никто об этом не сказал. И Енюша возгорелся желанием проповедовать древлие благочестие. «Но как мне приступить к такому непростому делу? – задумался он. – Просто выйти на улицу, как Иоанн Креститель? Пожалуй, нет. Так и в «психушку» упекут, раз плюнуть. Начать юродствовать? – он посмотрел за окно – Скоро зима… Нет, я еще не готов к такому подвигу. А не стать ли мне священником? – озарило его – А что? Канонических препятствий у меня нет. В семинарию поступить для меня будет легко с моей начитанностью. Жениться я не хочу, значит, мне придется стать монахом. Ну, мне это не в новинку. Мяса я и так не ем, правило у меня – не каждый монах столько вычитывает. Чего ж еще? Вот только благословения взять не у кого. Съездить бы к какому старцу… Да где ж его взять-то, настоящего старца-то? Все они либо уже отошли в мир иной, либо живут так далеко, что не добраться…» Но и тут все устроилось дивным образом. Когда пришел он в воскресенье в храм, то одна из бабушек спросила его, не хочет ли он съездить в N-ский монастырь, в котором принимает блаженная монахиня Евпраксия, куда собрались ехать прихожане на заказном автобусе. Енюшечка возрадовался великой радостью и увидел в этом прямое указание на волю Божию на то, чтобы быть ему монахом.
С внутренним трепетом и благоговением готовился Енюша к поездке. Он переживал так, что совсем лишился сна. Днем он репетировал, как подойдет к блаженной, с какой улыбкой, что скажет. Мысленно он составлял возможные её слова и тут же оттачивал свои ответы. Все ночи на пролет он лежал в кровати, глядя в потолок. Его воображение представляло ему самые разнообразные картины. То виделось ему, как блаженная сама выходит к нему и, указывая на него, провозглашает его девятым столпом Православия. То ему представлялось, как она благословляет его на вериги, то рисовалось, как он, оставив все свое имущество, идет в глухой лес, устраивает там себе келью и как спустя годы тысячи паломников стекаются к нему за советом и вразумлением. «А вдруг она напророчит мне епископство? - с замиранием сердца думал Енюша – Это же мне тогда в монастырь… Как же нелегко мне будет там нести мой подвиг, при современных-то нравах нынешних монахов…»
Наконец, день поездки настал. Все два часа пути Енюша вполуха слушал акафисты, которые читали паломники, и улыбался своим мыслям. «Торжественный день! – думал он – Сегодня решится моя судьба. Что-то скажет мне блаженная… Еще бы понять… Они же могут и иносказательно говорить… Но ничего, по молитве моей Господь откроет мне истину…»
В монастыре паломников встретили как нечто совершенно обычное, ткнули пальцем, куда надо идти, и сказали, что «бабушка» сегодня с утра не принимала.
- Ой, а мы приехали, - зароптали паломники – Как же быть? Так далеко ехали…
- Молитесь, - уверенно ответила монахиня, - у неё такое бывает. Может, она ждет кого-то. Может, вас и примет. Идите и ждите.
«Ждет кого-то! – радостно подумал Енюша – Уж не меня ли? А вдруг меня?»
В приемной уже было человек 40 ожидающих. Из-за двери кельи ничего не было слышно, впрочем, и в самой приемной стояла напряженная тишина, лишь изредка нарушаемая вздохами «Господи, помилуй!» и сдержанными всхлипами какой-то девушки. Иногда быстро проходила монахиня, и все взоры обращались на неё – нет ли новостей о «бабушке»? Не решила ли она начать принимать? Но никто не осмеливался спросить. Словно чувствуя муки ожидающих, в очередной раз пробегая мимо, монахиня сказала:
- Ждите, ждите!
Прождали еще минут 40, как из-за двери послышалось движение чего-то очень большого, затем скрипучий голос фальшиво пропел «Блажен муж…» и дверь открылась. Всякое покашливание и движения прекратились. Блаженная вышла к паломникам.
Енюша был шокирован. «Бабушка» не походила обликом ни на блаженную Ксеньюшку, ни тем более, на блаженную Матронушку. Она вообще не походила на блаженную. Это была невысокая тучная старуха с тяжелым грубым ассиметричным лицом нездорового желтого цвета и с черными усами над верхней губой. Из-под засаленной скуфьи торчали грязные седые космы. С трудом переставляя кривые ноги, опираясь сразу на две таких же корявых, как и она, палки, блаженная прошла несколько шагов к окну по образованному расступившимися перед ней людьми проходу, распространяя вокруг себя аромат немытого тела, и крикнула тяжелым, хриплым голосом:
- Глашка! Стул дай мне! И конфетку!
Пораженные люди молчали. Стул был подан монахиней, той самой, которая перед этим сновала в приемной. Блаженная, кряхтя, села на стул, приняла из рук монахини конфету, рассмотрела её и сказала:
- Не та! «Мишку» мне дай!
Монахиня забрала конфету обратно и скоро прибежала с другой, в голубой обертке.
- Умница. Ну ты иди, - сказала «бабушка».
Блаженная подняла голову и осмотрела стоящих перед ней людей.
- Ну ты не плачь, не плачь, - вдруг сказала она кому-то. Все начали оборачиваться, желая посмотреть на того счастливчика, кому досталось первое внимание «бабушки».
– Поди-к сюда, ко мне-то, не бойся. Это я на вид такая страшная, а я и не кусаюсь вовсе, - поманила она пальцем кого-то. Люди начали расступаться, и к блаженной подошла, дрожа от испуга, та самая девушка, которая плакала. «Бабушка» протянула ей конфету и сказала просто и сердечно:
- Не плачь, красавица. Тебе сейчас горько, а потом будет сладко. Ты его забудь, он тебе не пара. На вот тебе «Мишку»! Бери, бери, Мишка–то - он хороший! Лучше всех! Ступай себе, тебя Бог отвел. Иди, матушка.
Девушка начала улыбаться и хотела поцеловать блаженной руку, но та не позволила:
- Неча мне руки-то целовать. Я, чай, не поп. Мужу будешь ручку целовать.
Люди изумленно начали перешептываться. По всему выходило, что блаженная указала девушке на жениха по имени Миша, да еще и напророчила, что быть этому Мише священником.
Начался прием. Блаженная сама выискивала в толпе людей и подзывала к себе. Её уже никто не боялся. Хоть и ходили слухи о её крутом нраве, сегодня она была весьма спокойна. Время шло, Енюша нетерпеливо топтался на месте, каждый раз ожидая, что сейчас вот блаженная вызовет его, но взгляд блаженной скользил мимо, словно не видя Енюши, хотя он и просочился в первые ряды просителей. Когда прошло на прием уже человек 15, Енюша решился обратить на себя внимание легким покашливанием. Но и этот фокус не удался. Подождав еще минут 10, Енюша покашлял еще раз. Блаженная подняла голову и громко спросила:
- Кто там кашляет такой? Чахотошный, что ли?
Люди подались в стороны, и Енюша оказался один на один прямо перед блаженной. «Бабушка» окинула его белесым взглядом.
- О! – с насмешкой воскликнула она – Гляньте-ка на него, приперся! Монах в красных штанах! Ты что сюды явился?! Кто тя сюды звал?!
Енюша почувствовал, как краска заливает лицо. Все заготовленные слова куда-то пропали, и он только смог пробормотать невнятное «Матушка, благословите…»
- Я те благословлю! – «бабушка» подалась вперед, мрачнея лицом. – Ишь, ты, священство ему подавай! Мясного он не вкушает!!! – блаженная расходилась все больше и больше, её громовой голос грохотал в приемной. – Мяса не жрешь, а людей поедом ешь, срамник! Епископства захотел, поганец?! Я те дам епископство! Камень те на шею, а не панагию! – орала блаженная, пытаясь встать. Из двери выскочила монахиня, подбежала к блаженной и взяла её под руку. «Бабушка» поднялась со стула, и, потрясая костылем, едва ли не кинулась на Енюшу. Испуганные люди поприжались к стенам. Ситуация была самая ужасная. «Бабушка» не унималась и продолжала выкрикивать все мысли Енюши и о нем самом, и об окружающих. Бедный Енюша в эту минуту более всего желал провалиться сквозь землю. Он проклинал тот день, когда решил ехать сюда.
- Вот тебе сан!– ткнула блаженная Енюше прямо под нос огромную фигу с растресканным грязным ногтем. – Хрен тебе, а не священство! Хрен тебе вериги! Духовенство осуждать?! Хам!!! Хам!!! – кричала она – Отцов своих поносишь, нечестивец! Других учишь, а сам по заповедям жить не хочешь!!!
Что она еще кричала – Енюша уже не слышал. Со всех ног бежал он по длинному монастырскому коридору к выходу.
Эпилог
Спустя несколько месяцев после этого события отец Феоктист, возвращаясь с воскресной службы, услышал музыку и пение. Подойдя к автобусной остановке, он увидел, что несколько молодых людей в отглаженных костюмчиках с бабочками на шее под магнитофонную запись что-то поют о Христе, а еще один что-то рассказывает проходящим мимо людям и раздает им книжечки. Он показался батюшке знакомым. Подойдя ближе, отец Феоктист удивленно воскликнул:
- Женя, ты ли это?!
Енюша с достоинством обернулся к нему и произнес:
- Пастор Евгений, брат.
- Пастор?! И давно ли ты в баптисты подался?
- Не подался, а принял истинную апостольскую веру, ибо я заблуждался. Но Дух Святой вывел меня из темницы, и я теперь несу свидетельство истины людям. В отличие от Вас, батюшка.
- Ты хочешь сказать, что я несу людям ложь?
- Конечно! Вы не даете людям читать Писание, и слово Божье заменили поучениями ваших старцев! Ваш бог – деревянные доски с красками! Вы слепы и истина сокрыта от вас ради вашего идолопоклонничества!
При этих его словах его соратники сделали потише музыку, заинтересованно вслушиваясь в разговор.
- Женя, не кощунствуй, - строго сказал отец Феоктист.
- Если я кощунствую, почему Бог меня не наказывает? – с вызовом спросил Енюша, набрасывая на плечи куртку.
- А вдруг накажет?
- Молнией поразит? – насмешливо спросил Енюшечка.
- Может, и молнией, - ответил отец Феоктист.
- Договорились, батюшка! – воскликнул Енюша, - Если Бог поразит меня молнией, Вы тут же об этом узнаете!
- Да будет ти по слову твоему, - ответил отец Феоктист и пошел к остановке, где заметил знакомых соборных пономарей.
- ОЙ! АЙ!!! АЙ-АЙ-АЙ!!! – громкие истерические вопли огласили остановку. Люди начали останавливаться и оглядываться, желая увидеть человека, так дико орущего. Отец Феоктист тоже оглянулся. Долго искать не пришлось. Енюшечка неприличным для мужчины бабьим голосом орал и выл от боли, кружился на месте, подпрыгивал и извивался, держась за шею. Из его глаз фонтаном, как у циркового клоуна брызгали слезы. Его друзья, шокированные таким его поведением, замерли на месте с разинутыми ртами.
- МАМААА! Помогите!!!! – продолжал орать Енюша, извиваясь всем телом. Но никто не спешил ему на помощь. На людей как будто напал столбняк. Отец Феоктист подошел к нему, не без усилия оторвал его руки от шеи. Причину страданий Енюши он увидел сразу – застегивая куртку, Енюша защемил себе кожу на шее … молнией. Батюшка освободил страдальца от коварной собачки.
- Ну? – спросил он, глядя поверх очков, - Хотел молнию? Вот тебя Господь и поразил молнией.
Енюша только хлюпал носом и тихонько подвизгивал. Те, с кем он тут проводил свою проповедь, подхватили магнитофон, и, даже не собрав своих листовок, убежали, перепуганные, прочь. Где-то сзади раздался злорадный смех. Отец Феоктист обернулся. У ларька гоготали, держась за животы, соборные пономари.