Дневник фельдшера.
4.07.1967
Кажется, со мной случилось то, что, я надеялся, не случится уже никогда. Я, кажется, влюбился. Как прыщавый юнец влюбился.
Ее зовут Вера. Вера Павловна Володина, дочь Павла Петровича.
Признаться, для меня было большим сюрпризом встретить в этих местах образованную девушку. А Вера…да, она умна, образована, она отличный собеседник. Не буду описывать ее внешние данные, замечу только, что она очень красива.
Работает она учительницей в поселке Малый. Там единственная на всю округу школа, и в этой школе – единственная на всю округу учительница.
Вера…Верочка…
Два дня назад она зашла в фельдшерский пункт, и я, признаться, уже с трудом вспоминаю, зачем. Ах, да: она интересовалась, смогу ли я провести комплексную вакцинацию ее учеников в начале сентября, как только начнется учебный год. Я клятвенно пообещал, что непременно выпишу в райцентре вакцины, и как только их доставят, я сразу же сделаю необходимые прививки.
Мы очень быстро нашли общий язык: вероятно, она, как и я, нуждалась в хорошем собеседнике. Не хочу раньше времени строить иллюзий, но мне показалось, что я ей симпатичен. Если не как мужчина, то, во всяком случае, как образованный, культурный человек, что в этих местах является большой редкостью.
И вот, что примечательно: Вера упросила меня, чтобы я позволил ей до начала учебного года поработать, ну, не медсестрой, а вроде как общественным помощником фельдшера. К медицине у нее был плохо скрываемый интерес – она призналась, что хотела быть врачом, но провалила вступительные экзамены в медицинский вуз. Разумеется, я не мог ей отказать, но сперва решил посоветоваться с Павлом Петровичем.
Павел Петрович не одобрял затею дочери, считал ее ребячеством, несерьезной забавой, но, тем не менее, согласился с моим мнением, что Вера – уже вполне взрослый человек, и имеет право самостоятельно решать, что и как ей делать.
- Но я вас предупреждаю, Николай Васильевич, - сказал мне Павел Петрович, - Девушка она неопытная, а вы – человек молодой, представительный, видный. И ко всему, холостой. Не вздумайте кружить девчонке голову. Иначе…ну, думаю, вам не стоит объяснять прописных истин.
Сидоров, ставший у меня частым гостем, почему-то тоже предостерег меня.
- Коля, смотри в оба. За Верой парни стаями вьются, хотя и безрезультатно. Не ровен час, намнут бока, как нежелательному конкуренту. Да и слухи всякие-разные наверняка пойдут. Сам, наверное, понимаешь: людям только дай повод посудачить. Глядишь, уже через недельку местные баушки вас заочно обвенчают. А Вера…Что ж, она человек хороший. Только в куклы еще не наигралась. И вся эта затея – так, вроде игры в куклы. Понимаешь? Мой тебе совет: работы ей серьезной не давай. Пусть лучше рецепты выписывает под диктовку да шприцы кипятит.
Я пообещал, что учту его мнение.
Для Веры я подготовил особый документ, что-то вроде удостоверения, который гласил, что Вера Павловна Володина действительно является добровольным помощником фельдшера. Не думаю, что документ этот имеет хоть какую-то силу, но для самой Веры он будет весомым свидетельством ее статуса.
Вера приступила к работе сегодня. И сразу же проявила неподдельный интерес буквально ко всему, в чем заключалась работа фельдшерского пункта. Она взяла на себя многие обязанности санитарки Ольги Степановны, чему пожилая женщина не могла не радоваться.
- Дотошная девка эта Верка, - одобрительно отзывалась о ней санитарка, - Чуть свет уже весь струмент прокипятила. Полы, вон, хлоркой натерла.
И добавила этаким заговорщицким шепотом:
- Колька, гляди. Работы не боится. Хорошая хозяйка будет в доме.
Мне стало смешно. Сидоров прав: не ровен час, объявят местные Веру моей невестой. Ну, пусть болтают, что хотят. Тем более, что и сам я…А что я? Влюбился? Да, пожалуй, влюбился в эту милую, энергичную, деятельную девушку с красивым именем Вера.
В этот день пациентов было как никогда много. Пожалуй, все полбинское население под тем или иным предлогом побывало в медпункте. Шли люди совсем уж с пустяковыми жалобами: кто с небольшой царапиной, кто с внезапно и беспричинно возникшей головной болью. Серьезное лечение понадобилось только троим пациентам: у всех троих оказался запущенный микоз обеих стоп. Хотя я склонен полагать, что грибок на ногах есть если не у каждого полбинца, то уж во всяком случае, у большинства: такова уж специфика таежной жизни.
Истинной же причиной небывалой тяги местного населения к лечению, была, вне всякого сомнения, Вера. Всем хотелось поглазеть, как дочка поселкового старосты справляется с работой и, самое главное, какие отношения у нее складываются со мной. Ну и, конечно, уже к вечеру в поселке утвердилось мнение, что «Верка Володина-то к фершалу клинья подбивает. А как же? Молодой, весь из себя видный парень. Чем Верке не пара? И то, Верка в девках, поди, засиделась». Не укладывалось в головах людей, что Вера просто нашла себе интересное, увлекательное для нее занятие на время школьных каникул – и не более того.
Вечером пришел сам Володин. Разумеется, далеко не в радужном настроении.
- Ну вот, что, Николай Василич, - сказал он прямо с порога, не найдя нужным даже поздороваться, - Поигрались – и будет. Нечего седины мои позорить.
- А в чем, собственно, дело? – поинтересовался я, хотя прекрасно понимал, о чем он говорит.
- Скажу, как есть. Верке жених уже имеется. И ты к ней не вздумай соваться. Ты, Николай Василич, человек умный, образованный, должен такие вещи понимать.
Я постарался объяснить ему, что на Веру я матримониальных планов не имею, и не принуждал ее быть помощником фельдшера. Это ее собственное решение, и я его уважаю. И самому Павлу Петровичу тоже не мешало бы уважать мнение дочери.
Но Володин только махнул рукой.
- Это не твоя забота. Ты, главное, не подзуживай ее. Скажи, мол, что и без помощников справляешься. А уж с Веркой я разберусь. По-семейному, по-родственному, так сказать. И то: не пристало ей чужие мозоли йодом мазать да полы здесь драить.
- И как вы с ней разберетесь, Павел Петрович? – спросил я, - Розгой? Или еще чем-то таким?
- Ну, ты уж палку-то не перегибай, - смутился Володин, и я догадался, что попал в самую точку, - Мы ведь не варвары какие.
- Вот что, Павел Петрович, - заявил я, хотя, признаться, мне было нелегко делать такие заявления: страшновато как-то, - Если Вера решила, что ей нужно поработать в медпункте, то так оно и будет. Это, между прочим, неплохая практика, если она все-таки решит снова поступать в медицинский. Я ей препятствий чинить не буду, и вам не советую. Вы человек жесткий, с вас и впрямь станется выпороть дочь розгами – так вот, если такое случится, я приму все возможные меры, чтобы вы ответили за рукоприкладство по всей строгости советского закона. И еще, раз уж вы беспокоитесь за авторитет своих седин, советую доходчиво разъяснить местному населению, что все слухи о наших с Верой взаимоотношениях беспочвенны и лживы. Она является добровольным сотрудником фельдшерского пункта, и не более того.
- Так, значит, - угрожающим тоном произнес Володин, - Грозишь, пацан? Законом пугаешь? Ну, смотри. В народе как говорят? Закон - тайга, прокурор – медведь. И дружок твой Сидоров здесь не власть. Я – власть. Участковый – такой же сопляк, хоть и пыжится. Так что не советую со мной ругаться. А как я дочь свою воспитывать буду, то не твоя забота. Понял?
- Как не понять, - усмехнулся я, хотя, признаться, мне было не до смеха: походя заиметь такого врага, как Володин – дело вовсе не смешное, - Но и вы меня, надеюсь, поняли.
Володин ушел, хлопнув дверью, а на улице разразился нецензурной бранью в мой адрес – через открытое окно я все хорошо слышал.
Я даже не подозревал, что весь наш разговор с Павлом Петровичем слышала сама Вера. Она находилась в соседней комнате – задержалась, листая анатомические атласы. И когда Володин ушел, она робко вошла в мой кабинет.
- Вы смелый человек, Николай, - сказала она, - Мне очень жаль, что вам пришлось иметь неприятный разговор с отцом. Простите.
- За что, Вера? – удивился я, - Вы ведь ни в чем не виноваты.
- Ну, я так бесцеремонно напросилась к вам в помощницы. Хотя могла бы подумать, чем все может обернуться. Получается, вы из-за меня испортили отношения с местным начальством. Так что я все-таки перед вами виновата.
- Хорошо, я вас прощаю, хотя, право слово, не понимаю, за что. А отца не бойтесь. Думаю, он все-таки не посмеет быть грубым с вами. Как бы то ни было, вы – его дочь. Кстати, это, может, не мое дело…Но, Вера, у вас что, есть жених?
- Жених, - Вера презрительно хмыкнула, - Неандерталец он, а не жених. Терпеть его не могу. Валька Хвостов из Искры, слышали про такого?
Я ответил, что не слышал о Хвостове ровным счетом ничего.
- Ну и правильно, - сказала Вера, - Дрянь человек. Хотя по здешним меркам жених, конечно, завидный. Он на пару с моим отцом пушнину спекулянтам продает, тем и живет.
- И вам не страшно рассказывать мне о таких вещах? Подсудное ведь дело…
- Так это ни для кого не секрет. Все в округе об этом знают, да помалкивают. Никому связываться неохота. Даже Сашка Сидоров, и тот, хотя человек отчаянный, боевой, в их дела не суется. Только вы уж, пожалуйста, не говорите, что от меня это узнали.
- Само собой разумеется, - заверил я Веру, - Не хватало вам неприятностей, кроме всяких досужих слухов. Кстати, если уж дома вам будет туго, можете перебраться сюда. Изолятор стоит без дела, так что комнату я вам выделю. Здесь вас никто не посмеет пальцем тронуть.
- Плохо вы знаете здешние нравы, Николай, - рассмеялась Вера, - Мужчина и женщина под одной крышей это, знаете ли…в общем, даст повод для новых слухов. Но за предложение спасибо. Надеюсь, не придется им воспользоваться. А вы, Николай, все-таки будьте поосторожнее: излишнее рыцарство здесь не в чести. Могут и навредить.
- Ничего, - расхрабрился я, как сейчас, понимаю, не к месту, - У меня первый разряд по боксу, так что за себя постоять смогу.
- Очень вас прошу, не связывайтесь, - Вера посмотрела на меня умоляюще, - Ну, набьете вы физиономию тому же Хвостову, так ведь потом могут и с ружьем прийти. А против пули, знаете, никакой бокс не спасет. Ох, подвела же я вас, Николай! Простите дуру.
- Верочка, вы вовсе не дура, - горячо возразил я, - Вы умная девушка, и очень печально, что такая умная, образованная и красивая девушка, как вы, оказалась в такой неприятной ситуации. Не казните себя, тут уж я сам напросился на конфликт.
Вера, смущенная моим неуклюжим комплиментом, опустила глаза, и в своем смущении она показалась мне еще прекраснее. Право слово, рядом с Верой мне хотелось быть рыцарем. Хотелось бросать вызовы всем негодяям и подлецам, которые портят ей жизнь. Хотелось сворачивать горы ради нее. И плевал я на всех хвостовых и володиных, с их полууголовными замашками!
Когда она ушла домой, я еще долго вслушивался в звуки засыпающего поселка. Ждал – и признаться, хотел этого! – что из дома Володиных вот-вот раздадутся звуки семейного скандала, в который я, с видом заправского Ланселота, непременно вмешаюсь. Но все было тихо и мирно, и мой рыцарский пыл остался нерастраченным.
5.07.1967.
Сегодня Вера опять пришла «на работу». Вчерашние события, видимо, не поколебали ее решимости. Хотя, возможно, она просто хотела таким образом обозначить свою независимость от сурового родителя.
Как бы то ни было, Вера, в отличие от меня, кажется, хорошо выспалась, отдохнула, выглядела свежей и беззаботной. Я же самому себе напоминал измочаленную тряпицу: ночью меня терзала бессонница, и спал я всего часа три, не больше.
Я почти не удивился, когда около полудня, едва Вера ушла обедать, в медпункт заявился гражданин Хвостов собственной персоной. Стоит заметить, что он и впрямь напоминал неандертальца: широкое, с крупными чертами лицо, узкий лоб, неопрятная щетина на щеках.
- Ну, коновал, наливай, - с порога бросил мне Хвостов, - Разговор будет.
- Поговорим без спиртного, - жестко ответил я ему, - И у культурных людей принято здороваться, а незнакомым людям еще и представляться.
Хвостов окинул меня оценивающим взглядом.
- Смелый, как погляжу, - одобрительно произнес он, - Ты, парень, не ершись. Бить тебя я пока не собираюсь. Валентин Хвостов я. Слыхал про такого?
- Немного наслышан, - ответил я, - И, признаться, ничего хорошего я о вас не слышал. Меня зовут Николай Васильевич Спицын.
- Верка, что ли, наболтала чего, а? – поинтересовался Хвостов.
- Вера Павловна слухами не торгует, - уклончиво ответил я, - Люди говорят.
- Язык у тебя, гляжу, хорошо подвешен, - отпустил Хвостов сомнительный комплимент в мой адрес, - На сухую только разговаривать как-то несподручно. Налей, жалко тебе, что ли? Чай, не обеднеет государство от потери казенного спирта.
- Вот что, Валентин. Здесь не кабак, а медицинское учреждение. И распивать здесь я не намерен и вам не позволю. Говорите, зачем пришли.
- А то не догадываешься, - хмыкнул Хвостов, - У нас с тобой, Коля, один предмет для беседы-то. Веруня Володина. Поговаривают, мозги ты ей крутишь.
- Говорят, в Москве кур доят, - поневоле я перешел на хвостовский тон и лексикон, благо уже имел кое-какой опыт общения с ему подобными, - Вы, Валентин, слишком низко цените Веру Павловну, раз решили, что ей так легко закрутить мозги. Между мной и Верой Павловной исключительно рабочие отношения, но мое личное мнение таково, что с вами Вере не стоит вообще иметь никаких отношений, даже просто дружеских. Вам понятно?
- Ну, ты думай, что хочешь, Коля, - Хвостов вальяжно откинулся на спинку стула, - Мне до тебя дела, как до плевка на сапоге. А Веру не тронь, понял? Моя она – и все тут.
- Ну, это решать только Вере Павловне, а никак не вам. И у меня сложилось впечатление, что она не в восторге от вашей персоны. Так что за собой я оставляю право отрихтовать вам физиономию, если вы хоть чем-то посмеете ее обидеть.
- Ух ты, смелый какой! – насупился Хвостов, - Ты, Коля, много на себя берешь.
- Сколько взял, все унесу, - заверил я Хвостова, - Не сомневайтесь. Если у вас ко мне других дел нет, попрошу вас покинуть медпункт. Мне нужно работать.
- За слова свои ответишь? – поднимаясь со стула, спросил Хвостов.
- Отвечу, - сказал я.
- Тогда прошу на пару слов, во двор, - Хвостов угрожающе похрустел костяшками пальцев, - Не хочется здесь всю обстановку крушить.
Пришлось мне вспоминать уроки бокса. Хвостов оказался посредственным соперником, хотя и весовая категория у него повыше моей. Признаться, я горжусь тем, что отправил его в нокаут при большом стечении публики, прямо у калитки медпункта. Правда, о его мощную неандертальскую челюсть я серьезно повредил кулак, но оно того стоило: среди любопытных зрителей оказались два человека, которых я мог бы назвать друзьями и в глазах которых мне хотелось выглядеть героем - Вера, возвращавшаяся с обеденного перерыва, и Сидоров, только что прискакавший из Сырого с новостями касательно анализов, отправленных в райцентр. Был среди зрителей и Володин.
Поминая недобрым словом клятву Гиппократа, заставляющую меня оказывать помощь поверженному Хвостову, я привел поверженного противника в чувство нашатырным спиртом, чем вызвал удивленное гудение в публике – наверное, мой поступок казался полбинцам верхом благородства.
- Надеюсь, вам достаточно ясно, товарищ Хвостов, что я вполне способен отрихтовать вашу трижды никчемную физиономию, - сказал я Хвостову, едва он пришел в себя, - Имейте это в виду, когда задумаете какую-нибудь пакость в отношении Веры Павловны.
Стоит ли говорить, что после моей эпической битвы с искринским браконьером авторитет мой в Полбино поднялся весьма высоко.
- Ну, Колян! Ну, отмочил! – восхищался Сидоров, когда мы втроем – я, Вера и участковый – зашли в медпункт, - Боксом занимался, что ли?
- Первое место на областной студенческой спартакиаде в Новосибирске, - отбросив ложную скромность, ответил я, - Так что, Саша, ты не один здесь Аника-воин.
- Смело, но неразумно, - опустила меня с небес на землю Вера, - Я же вас предупреждала: не связывайтесь. Теперь жди беды.
- Это точно, - согласился Сидоров, - Однако, Вера Павловна, вы не учитываете истинно рыцарского духа нашего Николая. Он не мог оставить негодяя без заслуженного им наказания. К тому же, я думаю, у него были веские причины настучать Хвостову по мордасам. Так ведь, Колян?
- А вам, Александр, должно быть стыдно, - разозлилась на Сидорова Вера и стала похожа на этакую фурию, - Вам давно уже следовало бы отправить Хвостова в места, не столь отдаленные. И вы прекрасно знаете, за что. В конце концов, наказание негодяев – работа для участкового, а не для медика.
- А вы расценивайте мой поединок с Хвостовым как лечебно-профилактическую процедуру, - предложил я, защищая смутившегося Сидорова, - Скажем, оздоровительный массаж лица против мании величия и застарелого частнособственнического комплекса.
- Ох, мужики! – всплеснула руками Вера, - Все вам шуточки. А дело-то серьезное.
- Не забывай, Верка, что на пару с Хвостовым на нары пойдет и твой родитель, - оживился Сидоров, - Так что не кати на меня бочку. Будет повод упечь Хвостова без твоего папаши – упеку, не сомневайся. А пока…Пока, сама знаешь, они насмерть повязаны. Ну ладно, Вера, не обижайся. Без твоего Хвостова дел хватает. Колян, такое дело. Сегодня радиограммой из района прислали результаты анализов, - он протянул мне вчетверо сложенный листок бумаги, - Единственное, что я в них разобрал, это то, что наличие остаточной радиоактивности в крови и тканях Свистунова подтверждается. Остальные, вроде, чистые. Так что ты, кажется, был прав: облучился Свистунов.
Он настороженно посмотрел на Веру.
- Ты, Вера, смотри, не болтай лишнего. Все, о чем мы тут говорим – тайна следствия. Поняла? Сейчас дашь подписку о неразглашении.
Вера кивнула, восторженно улыбаясь. Видно, ее радовала возможность если не поучаствовать, то хотя бы быть в курсе этого странного расследования.
- Знаешь, что теперь будет, Коля? – спросил меня Сидоров.
- Что? – эхом отозвались мы с Верой, словно по мановению дирижерской палочки.
- А то. Попомните мое слово, двух недель не пройдет, как здесь уже будет следственная группа Комитета.
- Какого комитета? – спросила наивная Вера.
- Госбезопасности, какого же еще, - невесело усмехнулся Сидоров, - Начнут все вверх дном переворачивать. Головы полетят! Так что если есть за кем-то грешки, вроде стыренного казенного спирта, - Сидоров заговорщицки мне подмигнул, - нужно быстрее заметать все следы. Чтобы комар носа не подточил. Да, радиация – это вам не шутки. Здесь не нашего с тобой ума дело.
- Значит, у нас с тобой времени в обрез, - сказал я Сидорову, - Нужно узнать, что же все-таки произошло со Свистуновым.
- Думаешь, медаль дадут? – усмехнулся Сидоров, - У нас в стране инициатива наказуема, Коля. Упрячут по новой моде в дурдом, чтобы, не дай бог, не сболтнул лишнего – и всего делов. Нет, нам в этом деле ничего не светит хорошего. Наше дело телячье – сиди и помалкивай.
- И все-таки я считаю, что нужно разобраться, - упрямо сказал я.
- Я тоже так считаю, - согласилась со мной Вера.
- Детям слова не давали! – рявкнул на нее Сидоров, - Тоже мне, мисс Марпл. Нервишки, что ли, пощекотать захотелось? Сиди, вон, пиши подписку о неразглашении.
- Сам пиши, - обиделась Вера, - Хам.
- Пусть хам, зато не дурак. Лучше уж быть хамом на свободе, чем в желтом доме париться ради сохранения государственной тайны. Тянет поиграть в детективов? Вперед. Только без меня.
- Сашка, ведь тебе здесь жить. И мне тоже, - сказал я Сидорову, - Рано или поздно, это таинственное нечто себя снова проявит, и никакой КГБ тут уже не поможет. Так нужно хотя бы знать, с чем мы имеем дело. А гэбэшникам о нашем расследовании знать вовсе не обязательно. Мы, так сказать, частным порядком…
- Вот и валяйте…частным порядком, - Сидоров покачал головой, - А я, простите, пас.
- Ну и черт с тобой, - махнул я рукой, - Без тебя управимся. Так, Вера?
Веру я уже записал в число своих надежных союзников, хотя и не предполагал, чем она может помочь мне в выяснении обстоятельств гибели Свистунова.
- Конечно, - кивнула Вера, - Вы только расскажите, в чем дело.
- Коля, вон, расскажет, - буркнул Сидоров, - Он у нас самый умный, пусть и рассказывает. Хотя…Колян, может, и ты подписку дашь? Так, на всякий случай.
- Обойдешься, - ответил я, - Болтать никому ничего не собираюсь. Но и подписываться не буду. Хочешь – арестовывай.
- Да пошли вы все в баню! – сокрушенно сказал Сидоров, - Так я вам и позволил самим в это дело соваться. Я с вами. Вернее, вы со мной. Все-таки участковый – я, а не ты, Колян.
На том и порешили. Сидоров, попив свежезаваренного чая, умчался в Малый – опрашивать свидетелей. А мы с Верой остались в медпункте: у нас с ней была еще и работа, которую никто пока не отменял. Я рассказал Вере обо всем, что обнаружили мы с Сидоровым: и про Свистунова, и про памятный случай с траппером Мясниковым. Разумеется, рассказал и о человеческом антигене, обнаруженном Гесселем в волчьей крови.
- Жуть какая, - поежилась Вера, словно от холодного сквозняка, - Теперь ночью спать не буду.
- Хочешь, снотворного дам, - предложил я. Мы с Верой, наконец-то, перешли на «ты». И вообще, эта общая тайна словно сблизила нас, сделала сообщниками.
- Спасибо, не стоит, - Вера улыбнулась, - Это я так, шучу. Нервы у меня крепкие. Как ты думаешь, что все-таки происходит? Неужели и впрямь что-то такое, мистическое?
- Я материалист, Вера. И мое мнение таково: если происходит что-то необъяснимое, значит, мы еще не до конца все знаем. Наука сейчас шагнула далеко вперед, спору нет. Но гораздо больше еще предстоит узнать, открыть. Здесь не КГБ нужен, Верочка, а серьезное научное исследование. Взять хотя бы Мясникова. В его случае могло произойти некое искажение пространства-времени, что, кстати, вполне объяснимо с точки зрения теорий Эйнштейна. Антиген в волчьей крови можно объяснить взрывными мутациями в здешней популяции волков – это, кстати, логично увязывается с облученным Свистуновым. Возможно, где-то неподалеку есть точечный источник мощного радиоактивного излучения. Я не геолог, но могу предположить, что этот источник – результат местного пробоя земной коры радиоактивной магмой.
- Возможно, ты и прав, - покивала головой Вера, - Но ведь получается, эвенки не зря называют эти места «страной духов». Даже если никаких духов здесь нет, все равно здесь повышенная плотность всякой мистики. С этим уж не поспоришь.
И Вера поведала мне историю из своего детства, которую, в свете последних событий, я не могу оставить без внимания.
Случилось это лет десять назад, когда Вера была еще школьницей и училась в райцентре, в школе-интернате. Замечу, что школы-интернаты в таежной глуши – явление обычное, повсеместное. Каждый день ходить на занятия за сотню километров – дело хлопотное, практически невозможное. Вот и отправляют таежники своих детей в такие интернаты, где дети находятся весь учебный год, кроме, разумеется, каникул.
Так вот. Дело было летом, на Ивана Купалу. Полбинские дети – и Вера в их числе – собрались ватажкой и отправились ночью в лес – искать папоротников цвет. И в Сухом распадке, где папоротника – пруд пруди, наткнулись на труп крупного лося, удавленного охотничьей ловушкой - петлей. Кто-то из местных охотников, верно, забыл снять петлю, да так и оставил. Лось сдох уже давненько – от него воняло падалью, да и звери погрызли мясо на его длинных ногах. Немудрено, что дети испугались: мне, признаться, и самому было бы жутковато увидеть в тайге лосиный труп с обнаженными костями, на которых еще осталось гниющее мясо. Но дело вовсе не в том, что лось выглядел ужасно.
Вера клянется, что так оно и было: едва только мальчишки, которые посмелее, подошли к мертвому животному, лось ожил. Мертвый лось, на ногах которого уже не осталось мышц, дернулся в петле, встал на ноги и страшно завыл. И вся ребячья ватага, мигом забыв и про папоротник, и про Ивана Купалу, наперегонки дернула к поселку.
Взрослые рассказам детей, разумеется, не поверили. Но на всякий случай на следующий же день сходили в Сухой распадок, и даже нашли забытую кем-то петлю. Но никакого лося в петле не было. Только следы – следы крупного, тяжелого лося, по которым собаки отказывались идти, словно чуяли что-то недоброе.
Конечно, всему этому есть вполне рациональное объяснение – я уверен, что оно есть. Но пока в актив мистического неведомого, которое, вне всякого сомнения, здесь обитает, я записал третий загадочный случай. Что еще нас всех ждет? Чем еще удивит меня эта таинственная таежная глушь?
Остается только гадать.