Негласная жизнь без согласных

Юки Ким
Сегодня череда солнечных дней внезапно оборвалась дождем. Метеорологи обещали +18 без осадков, так в чем же дело? Я шла по улице, невольно улавливая обрывки разговоров о погоде. Похоже дождь нарушил чьи-то планы: отложились на неопределенный срок поездка на дачу, выезд с детьми на природу, большая стирка, поход по магазинам. Люди возмущенно смотрели на хмурое небо, ругая синоптиков, кто тихо бормоча себе под нос, кто возмущаясь во весь голос: "Вот же бестолковые-то! Наобещают, а нам потом страдать!"
Пожалуй, никто из них не замечал, что это не обычный дождь. Лишь маленькая группа в шесть человек среди шестимиллионного населения города сегодня поняла, что значит "плачут небеса". Да, сегодня небо плакало вместе с нами и прохладные капли дождя, падая на наши лица, такие разные, но объединенные общей печалью, смешивались со слезами. И как будто легче становилось на душе...
Я никогда не зачитывалась произведениями вроде "Ромео и Джульетта", не грезила, как большинство девченок о "настоящей любви". Быть может потому что романтики во мне лишь малые крупицы, а может благодаря им. Галина Александровна и Сергей Владимирович, те, кого сегодня оплакивают ангелы на небесах, лишь они показали мне, что же такое "любовь". Мы познакомились, когда мне было одинадцать и кажется с тех пор они совсем не изменились. Та же теплая улыбка бабы Галы, те же взлохмаченные волосы дяди Сергея и лучики добрых морщинок вокруг глаз. Они были организаторами дома инвалидов, на деле небольшого клуба, где собирались дети имеющие дефекты, "брак", будь то нарушение речи или отсутствие конечностей. "Нормальные" к которым относилась я попали туда благодаря занятиям по хоровому пению. Наш преподаватель долго искал помещение за умеренную плату и в конце концов попал к организаторам "дома инвалидов". Галина Александровна деньги брать отказалась, лишь попросила не сорить, а чтобы мы не чувствовали себя обязанными, нашей частью договора было выступление для ее "детишек" по праздникам. Сейчас стыдно вспоминать, но изначально мы сторонились наших зрителей, глядя на них со страхом и даже отвращением. Как-то после исполнения песни "Крылатые качели" нашу солистку Аленку ухватила за руку девушка в инвалидном кресле. Вика, так ее звали, тянула Алену к себе, издавая при этом бессвязные звуки: "Аыыыиииаа!" Аленка в испуге одернула руку и спряталась за меня, а Вика все тянулась к ней повторяя свое "Аыыиииааа!" Мы замерли не зная, что предпринять, но подошедшая Галина Александровна укатила от нас Вику на прощание бросив: "Чего вы испугались, она же вас не обидит. Это Викуля спасибо говорит, очень ей понравилось". Алена вздохнула с облегчением, а мне вдруг стало не по себе. Кажется в глазах Галины Александровны отразилась боль, а Вика ссутулилась, возможно понимая, что ее никогда не будут воспринимать как свою.
Спустя полгода мы уже освоились среди новых знакомых и все чувствовали себя более менее комфортно. Иногда, оставаясь после репетиций, наша разношерстная компания собиралась в большом зале, где за рисованием, вязанием и лепкой из пластелина пролетали счастливые часы. А ровно в пять вечера к нам присоединялись Сергей Владимирович и Галина Александровна, с неизменным чаем и кексами.
Как-то раз придя на очередную репетицию мы застали лишь закрытые двери. Прождав напрасно два часа, в недоумении разошлись по домам. А на следующее утро новость: Робик умер. Робику было пятнадцать, хотя на вид около шести. И более веселого и задорного человека я не встречала никогда. А теперь его нет, но сознание отказывалось принимать этот факт. После этого случая мы все реже стали появляться в "доме инвалидов", казалось что наше пение и наш смех неуместны в этих стенах, где больше никогда не прозвучит смех озорного мальчишки. Все больше отдаляясь, мы и вовсе перестали заходить. Лишь пару раз в год пересекаясь на улице узнавали печальные новости. Умерла Алиса, слепая художница. Потом Вера, Оксана... Они уходили и с каждой новой смертью своих "детишек" таяли наши баба Гала и дядя Сережа. Глаза с озорным блеском постепенно выцвели, все реже их лица озаряла улыбка. Это не правильно, надо чаще навещать их, твердила я себе, но новые ощущение подростковой жизни затягивали с головой.
В конце концов из восьми воспитанников осталась одна только Вика. "Ради нее одной живем" - сказал мне при встрече Сергей Владимирович. - "Мы ведь ненужны больше никому. Галка вон слегла, да и я уже слаб."
Горько было смотреть на когда-то жизнерадостного дядю Сережу. Осталась лишь тень от него, жалкое подобие. И только неопрятно торчащие вихры все еще напоминали о прежнем Сергее Владимировиче. На прощание оставив свой номер телефона, я попросила звонить не стесняясь в случае необходимости, и обещала зайти в скором времени. Но по глазам видела - не позвонит.
Позавчера среди ночи раздался звонок. Тихий голос на том конце провода прошелестел:
 
 - Лялечка, это ты? Извини за поздний звонок, это Сергей Владимирович. Ты не могла бы приехать... Вика одна...
 
 Становясь все тише, голос пропал, лишь на заднем фоне раздавалось душераздирающее Викино: "Ыыыааааа!"
Дверь мне открыла Надежда Валентиновна, мать Вики. При взгляде на нее сдерживаемые в дороге слезы вырвались наружу, опасения подтвердились...
 - Сергей Владимирович, как он? - едва выдавила я.
 - Его больше нет... Сразу как Галя... Позвонил тебе... Не договорил... Упал... - раздавалось в ответ.
 - Как же так? Почему?.... - и тут же подсознание выдало ответ - Он не мог жить без нее.
 Словно услышав мои слова, из комнаты донеслись рыдания Вики: "Ыыыыааа!"
 
 ...Сегодня небо плачет вместе с нами. Прохладные капли дождя, падая на лицо смешиваются со слезами и на душе как будто становится легче. Я качу перед собой инвалидную коляску, тихо напевая:
"В юном месяце апреле, в старом парке тает снег..."
А в ответ мне раздается тихое Викино: "Аыыиииааа". И я знаю, ей нравится моя песня....