глава седьмая.
МЕНЯ ВЫПРОВАЖИВАЮТ.
Я пришёл в себя от хлёстких ударов по щекам, и, ещё не открыв глаза, услышал раздражённый голос барона:
- Нет, ну кто бы мог подумать, что они найдут друг-друга! А я-то радовался, что они друг-друга терпеть не могут. Эк, ведь нализались, прости Господи! Отчего проклятый Стэмфорд не предупредил, что его протеже – пьяница?
- Я не пьяница! – попытался возмутиться я, но язык у меня не ворочался и был суше тёрки, голова гудела, меня тошнило, а во рту в довершении всего стоял отчётливый сивушный вкус. Попытка открыть глаза вызвала взрыв в мозгу, попытка шевельнуться – рвоту. Сквозь всё это я увидел, что нахожусь на полу в комнате Диомеда, а сам её хозяин громко храпит, лёжа поперёк кровати. Стол завален бутылками и остатками какой-то еды, на полу следы чьего-то желудочного содержимого – не исключено, что моего, к которому я только что добавил щедрую порцию, чуть не обдав заодно и барона, держащего меня за грудки.
С криком отвращения он оттолкнул меня, и я, не удержавшись, рухнул – к счастью, мимо этой лужи, но зато ударившись головой о ножку кровати.
- Что с ним делать? – услышал я, к своему удивлению, голос доктора Гича. – Отдать позабавиться Рюсто?
- Лучше отдай ему твоего идиота – санитара, - сердито огрызнулся барон. - Проку будет больше.
- Вот ещё! – возмутился доктор Гич. – Диомед мне пригодится. Я, между прочим, на его благонравие и не рассчитывал. Если он споил этого щенка, так следовало догадаться о такой возможности раньше.
- Молчи, бога ради! Ты что, не понимаешь, в каком мы теперь положении? Шерлок удрал, и быстро найти его почти невозможно. У него – ты это знаешь – тысячи лиц и десятки «берлог». А вскоре...
- Подождите, сэр, - перебил его бурный монолог доктор Гич. – Если вы не собираетесь призвать Рюсто, в чём, мне кажется, был бы резон, лучше не обсуждать нам при этом типе свои проблемы. Скажите Джону, в таком случае, чтобы вывез его куда-нибудь подальше в город. Надеюсь, у него не хватит наглости возвращаться и требовать с вас платы за свои медвежьи услуги.
- Может, он уже что-то соображает? – с сомнением проговорил барон, приглядываясь ко мне.
- Да нет. Ладно, сейчас позову Джона, - и Гич, повернувшись на каблуках, вышел.
Вскоре меня за шиворот выволокли на крыльцо и швырнули в открытую повозку, для перевозки пассажиров отнюдь не предназначенную. Я был ещё не в том состоянии, чтобы сопротивляться, а тряская дорога совсем доконала меня – мне было так плохо, что я даже не задавался вопросом, куда и зачем меня везут, где бросят, что я буду делать, и где теперь мои вещи.
Окончательно очнулся я лишь несколькими часами позже на какой-то скамейке в парке под раскидистым, по-осеннему золотистым клёном. Мои пожитки, как это ни странно, были аккуратно сложены тут же, а на связанных бечёвкой книгах сидел маленький оборванец с узкой лисьей мордочкой и быстрыми глазами.
- Очнулись, док? – с фамильярностью, граничащей с наглостью, спросил он, подмигнув. – Я тут приглядел за вашими вещичками, чтобы фартовые не попятили. Может, пожалуете мне за это монетку-другую?
Я – скорее машинально, чем по велению сердца, засунул руку в карман, и пальцы мои наткнулись вдруг на нечто, совершенно неизвестно как туда попавшее – плотный шуршащий прямоугольник.
Поспешно сунув мальчишке мелкую монету.
Это оказался конверт, в котором я нашёл пятифунтовый билет, а также визитную карточку – без малейших претензий на роскошь вроде глянца, позолоты или узорного обреза. Чёткими буквами на ней было написано: «Джереми Мэртон, прозектор. Муниципально арендованный госпиталь на Оксшотт-стрит».
- Своеобразное чувство юмора у барона, - подумал я. – Но деньги – это существенно.
Мальчишка, получивший от меня мзду, не спешил уходить.
- Джентльмену помочь отнести вещи? – предупредительно спросил он, рассчитывая, видимо, подзаработать и ещё немного.
- Джентльмен пока понятия не имеет, куда ему податься, - ворчливо ответил я. – В любом случае, «Нортумберленд» сегодня, похоже, мне не по карману. Где бы переночевать?
- О, джентльмен должен положиться на меня, - заявил юный гамен. – Я всё устрою. Вам нужно в Пакэн – вот что.
- Пакэн? Это меблирашки? Кажется, в самом злачном районе Лондона?
Мальчишка пожал плечами:
- Если джентльмену не по карману «Нортумберленд», то Пакэн будет ему по карману – вот и всё. Там сдают вполне приличные комнаты и за умеренную цену. Если вам будет угодно, я провожу.
- Будет угодно, - согласился я. – Только не пешком.
Пешком – я это чувствовал – мне было сейчас и десяти шагов не пройти.
- Одну минуту, хозяин! – мальчишка с готовностью отдал честь и куда-то дунул, засверкав пятками. Я остался сидеть на скамейке, испытывая потребность то и дело сплёвывать мелкие порции желудочного сока – не знаю, что и как влил в меня Холмс помимо внутривенной отравы, но сделал он это добросовестно – за четверть часа я подавился собственным желудочным соком раз десять.
Наконец, появился достойный меня экипаж – собачий ящик на колёсах. Правил им всё тот же предприимчивый мальчишка.
- Вот, сэр, достал! – крикнул он издалека, безмерно довольный своим молодчеством. - Грузитесь – домчу с ветерком.
Быть в моём положении очень уж разборчивым не приходилось. Я забрался на обшарпанное сидение, уложил саквояж, чемодан и связки книг, и мы поехали в один из самых мрачных районов Лондона, где сдавались «номера с мебелью».
- Как тебя зовут? – спросил я мальчишку – просто чтобы не молчать.
- Гарри, - откликнулся юный гамен. – А по прозвищу Фокс.
Прозвище показалось мне подходящим - хоть мальчишка и не был рыжим, но что-то лисье в нём определённо проскальзывало.
- Тпр-р-ру! – натянул он вожжи, остановив экипаж перед обшарпанным зданием из белого кирпича. – Это здесь. Вон в ту дверь поколотите – вид у вас ещё какой представительный, она согласится.
Я послушно постучал и прислушался. Ждать пришлось довольно долго. Наконец, послышались шаги, и на пороге появилась крупная женщина с волосами цвета меди и необъятной грудью.
- Чем могу служить? – спросила она развязным тоном третьего поколения кокни.
- Кажется, это очевидно, - заметил я, указывая на свои вещи. – Я хотел бы снять комнату.
- Да ради бога. Номер семнадцатый как раз стоит пустой. Давайте аванс и вселяйтесь.
Я обернулся. Юный Гарри Фокс, довольный, улыбался и тряс головой, выражая одобрение. Я полез в карман.
На задаток ушла значительная часть моего капитала. А комната не понравилась – длинная, узкая, словно вагон, она была бестолково заставлена разномастной мебелью, а её единственное окно выходило на кучи отбросов, скопившиеся на берегу.
- Летом здесь, должно быть, страшная вонь, - сказал я.
Хозяйка флегматично пожала литыми плечами:
- Сейчас не лето. Снег зимой припорошит всё, а до следующей весны вы, может быть, найдёте себе что-то получше.
Меня покорила здравость этого рассуждения. Но тут, раскрыв платяной шкаф, я увидел на плечиках чужие вещи.
- Подождите, - снова повернулся я к хозяйке, - разве здесь живёт кто-то ещё? Чья эта одежда?
Хозяйка заметно смутилась и поспешно сгребла всю одежду в охапку.
- Сейчас уберу, сэр. Это вещи прежнего жильца, но ему они теперь уже не понадобятся.
- Почему?
- Умер, бедняжка. Да нет, нет, не здесь, не бойтесь, - спохватилась женщина. – Утонул. Там ещё в столе кое-какие его бумаги – женщина приходила, обещала забрать. Я их пока к себе... Вот только это отнесу.., - она встряхнула ворохом одежды и поспешила к двери.
Не желая затягивать уборку, я сам решил вытащить упомянутые бумаги из ящика стола, по счастью не запертого. Но, едва я протянул руку, сердце у меня болезненно сжалось и затрепетало: с самого верху лежало моё собственное письмо, отправленное ещё из Кандагара в самом начале лета.
- Мисс Норли! – закричал я, призывая хозяйку, чьё имя успел прочитать на замызганной табличке у двери. – Мисс Норли, бога ради! Кто снимал эту комнату до меня?
Выражение моего лица, очевидно, было таково, что рыжуха слегка напугалась, решив, что обстоятельства, похоже, привели под её кров сумасшедшего.
- Кто снимал? Джентельмен, сэр. Нестарый ещё человек, врач. Правда, бедняжка много пил – должно быть, и в воду упал поэтому. Его нашли с месяц назад, может, меньше, неподалёку отсюда, где доки, знаете?
- А звали, звали его как? – весь дрожа от волнения, допытывался я.
- Госпди, да вас прямо трясёт, - обеспокоенно заметила мисс Норли. – Что это с вами? Звали его Уотсон, доктор Уотсон.
Я ожидал это услышать, а всё-таки сердце у меня на мгновение зашлось от её слов, но я постарался взять себя в руки.
- Похоже, я мог знать его при жизни. Но вы говорили, за бумагами обещала прийти какая-то женщина? Кто она?
- Не знаю, может быть, жена или любовница. Я видела её здесь всего пару раз, и она называлась Кларой Вансипетс. Мистер Уотсон, кажется, говорил, что она танцует стриптиз в одном из портовых кабаков. Трудно себе представить, вообще-то – бедняжка жутко некрасивая, выше него, наверное, на голову и груди никакой.
- В каком именно кабаке? – не стал особенно прислушиваться к её оценке я.
- Он говорил, да я не старалась запоминать. Впрочем... Не «Голубое ли озеро»?
«Женский стриптиз в клубе содомитов? - удивился я про себя. – Наверное, хозяйка ошибается».
- Будьте любезны, если она придёт, предупредите меня, - попросил я. – Вот вам пол кроны, и я добавлю вторую половину, если вы позволите мне просмотреть эти бумаги. Только просмотреть – себе я ничего не возьму.
Разрешение было дано, и я, вывалив содержимое ящика на стол, приступил к его изучению. Большей частью это были счета – похоже, последний год своей жизни мой брат прожил исключительно в кредит – но попадались и письма личного характера, в которые я, отринув полученное воспитание, заглянул.
Здесь была сдержанная любовная переписка с той самой Кларой Вансипетс, о которой упомянула мисс Норли, несколько деловых писем от коллег венерологов и, наконец, письмо, привлекшее моё внимание больше, чем другие. Ни подписи, ни обратного адреса не было. Стоял штамп Уайтчэпельского почтового отделения и дата оправки – снова самое начало сентября.
«Любезный сэр, - говорилось в письме, и я сразу обратил внимание на необычный, высокий и острый, почерк. – Ваши амбиции я нахожу непомерными, а предположение - оскорбительным. С моей стороны, безусловно, было бы разумнее всего подать на Вас жалобу в коллегию, чтобы Вас лишили диплома и права заниматься врачебной деятельностью, однако, из-за сложившегося сейчас непростого положения, у меня нет лишнего времени на хождение по судам. Поэтому со своей стороны предлагаю пять сотен фунтов, и разойдемся по-хорошему. Советую принять моё предложение, не доводя дело до осложнений, ответственность за которые ляжет на Ваши плечи. Помните: я буду ждать ответа ровно неделю».
Я прибавил к числу на почтовом штемпеле неделю. Получилась дата на три дня прежде, чем дата обнаружения трупа у причала Кайла.
Я чувствовал, что письмо очень важно, и, хоть я и обещал ничего не забирать, я счел себя вправе переписать его в свою записную книжку, а почерк получше запомнить, после чего отдал бумаги хозяйке.
Время едва достигло полудня, и, хотя я чувствовал себя разбитым, мне пришло на ум потратить время с пользой, побеспокоившись о хлебе насущном. Поэтому я оставил вещи, а сам вышел на улицу и приобрёл несколько газет, помещавших, среди прочего, списки вакансий. Увы, в военных хирургах в отставке по-прежнему никто не нуждался. Мне пришло в голову возобновить своё имя в списках конторы по найму, куда я обращался прежде, и я отправился на Оксшотт-стрит, где она располагалась. Но, прежде чем дойти до нужного дома, я заметил на литых металлических воротах мраморную табличку: «Муниципально арендованный клинический общепатологический госпиталь. Директор: доктор медицины Гримсби Мэрвиль».
Я вспомнил надпись на визитке, и мне по памяти показалось даже, что в ней упоминается это самое имя. Я сверился: нет, не Мэрвиль, а Мэртон. Кто же он такой, этот Мэртон, и к чему может обязывать его визитная карточка, оказавшаяся в моём кармане? Пожимая плечами и вертя визитку так и эдак, я прошёл ворота и увидел светло-серое, почти белое здание, изогнутое подковой. У торцовой двери о чём-то разговаривали трое, одетые в странные полотняные комбинезоны светло-голубого цвета – двое примерно моего возраста, а один совсем молодой, не старше двадцати, смуглый, горбоносый и буйно кудрявый. Я немного приблизился к ним, и до моего слуха донеслось громко произнесенное имя Лебрана. Я тут же вспомнил о французском детективе, подвергшемся нападению уличных бандитов, и почувствовал, что судьба сама подталкивает по определенному пути, на котором ей лучше не противиться.
В этот миг меня заметили. Остролицый блондин с яркими акварельными глазами спросил, чем они могут помочь. Его лицо показалось мне отдалённо знакомым, а потом в памяти всплыло и имя:
- Доктор Роксуэлл, вы меня не помните? Я учился с вами на факультете, только курсом старше.
К моему удивлению он не только тотчас узнал меня, но и, кажется, даже обрадовался встрече:
- Конечно, помню. Вы Уотсон, Джон Уотсон, вы ещё перевелись в академию вместе с этим застенчивым пареньком из Моравии – как бишь его звали? Ах да, Марцлав. Ну и как ваша военная карьера? Да, совсем забыл представить: мои коллеги. Это доктор Арбетнот, - ехидная усмешка, золотые очки. – Это Леонардо Токкати, студент-медик, очень талантливый.
Горбоносый улыбнулся, и улыбка обдала меня теплом и дружелюбием.
- Мне нужен человек по имени Мэртон, - сказал я, ещё раз украдкой взглянув на визитку. – Скорее всего, он здесь работает, не подскажете, где его найти?
Трое переглянулись, усмехнулись, и Арбетнот ответил:
- Где найти копченую воблу, как не в коптильне? Спускайтесь к нему прямо в ад, и он примет вас с распростертыми объятьями, тем более, что вы не первый.
Я ничего не понял из этих слов, и Роксуэлл, видя мою растерянность, укоризненно покосился в сторону Арбетнота, а мне сказал:
- Мэртон прозектор, чаще всего его можно найти в секционном зале. Это в цокольном этаже, по лестнице вниз. Если хотите, я провожу вас, только не знаю, освободился ли он – к нему приходили с утра полицейские и, кажется, кто-то из газеты.
- Нет, провожать меня, пожалуйста, не нужно, - отказался я. – Вы говорите, по этой лестнице?
- Да, дверь, обитая жестью. Спустившись, вы сразу увидите.
Я последовал совету и вскоре, действительно, очутился перед массивной металлической дверью, из-за которой доносились голоса. Здесь пахло формоловым спиртом, карболкой и почему-то коньяком. Я постучал, но, поскольку меня, кажется, никто не услышал, просто отворил дверь и вошёл.
Это был светлый оборудованный по последнему слову науки секционный зал. У пустого каменного стола с желобками для стока крови разговаривали на повышенных тонах сразу четверо – статный, атлетического сложения мужчина, очень элегантный с волевым лицом, одетый в синий шерстяной костюм и в перчатках; худой, словно состоящий из одних сухожилий, бесцветный тип с почти белыми, чуть навыкате глазами, редковолосый и редкозубый, длинный, как жердь, в уже знакомом мне комбинезоне, только не голубом, а светло-сером, и чёрном блестящем фартуке; третий – невысокий, но подвижный до развязности, лет тридцати с ярко-зелёными кошачьими глазами и карандашом, заткнутым за ухо, и, наконец, ещё один – тоже высокий и худой, но моложе бесцветного, длинноволосый блондин, прыщеватый в зелёных очках – вероятно, он страдал какой-нибудь болезнью глаз.
Когда я отворил дверь, говорил как раз тот, что в синем костюме:
- Нет, нет и нет, мистер Червиковер. Бывают случаи, когда любая огласка может существенно повредить делу.
Он обращался с зеленоглазому, и я тоже воззрился на него с нескрываемым любопытством, сообразив, что передо мною знаменитый «Клеватель». А субъект в синем продолжал:
- Я вынужден согласиться с мистером..., - он запнулся и вопросительно посмотрел на блондина.
- Бэзилом, - сквозь зубы быстро подсказал тот. – Меня зовут Чэрли Бэзил.
Зеленоглазый Червиковер протестующее поднял ладонь:
- Скрытность, инспектор, не лучшая политика, когда ваш оппонент – миллионный город, населённый публикой самых разных слоёв. Обыватель управляем. Но единственное, чего он не терпит, это когда его пытаются совсем выставить из игры.
- А я согласен с Червиковером, - неожиданно заявил Чэрли Бэзил. – Но, думаю, и он согласится с тем, что пресса может служить и оружием, и щитом лишь в том случае, если её правильно использовать. Возьмите, скажем, статью о докторе Лее. Теперь никто не знает, где он и, возможно, он погиб.
- Ну уж тут-то я ни при чём, - фыркнул Червиковер.
- Как знать. Возможно..., - но тут он заметил меня и замолчал, и все четверо разом обернулись и уставились на меня вопросительно.
- Прошу прощения, - смутившись, проговорил я. – Я стучал...
- Что вам нужно, милейший? – спросил белоглазый голосом хриплым, скрипучим и каркающим, как несмазанное колесо.
- Мне нужен мистер Мэртон, - сказал я.
- Ну, я – Мэртон. Что дальше?
Если бы я сам знал, что дальше.
Прыщеватый вдруг засмеялся:
- Мэртон, этот человек ищет работу – по глазам видно. У него голодные глаза.
Я, понятное дело, растерялся от такой очевидной грубости. Но Мэртон посмотрел на меня серьёзно, оценивающе, а потом повернулся к прыщеватому Чэрли:
- Вы думаете?
- Уверен, - в голосе Бэзила прозвучала какая-то особенная вескость.
Взгляд светлых глаз прозектора сделался пристальным, изучающим. Я поёжился – ощущение было такое, словно мне в душу вонзились два светлых ледяных лезвия.
- Ладно, - через мгновение проговорил он. – Обождите. Я закончу с этими господами, и потом вами займусь.
Это прозвучало многообещающее. Мне вдруг представилось, что вот сейчас трое уйдут, а Мэртон схватит меня и, повалив на стол, где заранее предусмотрены желобки для стока крови, и в самом деле мной «займётся». Я даже коротко нервно рассмеялся своей фантазии, и снова в меня на миг вонзились светлые ножи.
- Значит, - уточняющее спросил атлет. –второй экземпляр акта вы мне перешлёте с курьером?
- Совершенно верно, - склонил голову Мэртон.
- Но не позднее пяти часов?
- Без десяти пять – крайний срок.
- Гм... Ну, хорошо. А до этого?
-А до этого можете, в принципе, озвучить моё частное мнение, но без официальной бумаги грош ему цена, - немного раздражённо ответил Мэртон и первый подал руку для прощального рукопожатия, что меня снова удивило, я к этому не привык.
- Итак, вы? – круто повернулся он ко мне, едва собеседники вышли, и надобность смотреть в лица им отпала.
- Джон Уотсон, - представился я.
-Ах, вот оно что... Вы – брат венеролога Уотсона из Уайтчэпеля? Того. что недавно утонул? То-то я всё смотрю, откуда мне знакомо ваше лицо. Вы очень похожи на своего брата, Джон...
- Вы знали моего брата? – вскинулся я.
- Я вскрывал его труп, - с ужасающим спокойствием ответил прозектор. – Но, задавая ваш вопрос, вы, полагаю, имели в виду, знал ли я его при жизни? Да, немного знал. Одно время мы вместе учились. Впрочем, я всегда был уверен, что он плохо закончит.
- Почему? – возмутился я.
-Потому что у него не было твёрдых принципов. Он поступался ими, едва лишь их соблюдение требовало малейшего напряжения воли. Вот что, Джон, - с неожиданной фамильярностью он стиснул моё плечо костлявыми поразительно сильными пальцами и подтолкнул туда, где у отдельного – письменного, а не секционного – стола стояли лёгкие плетёные кресла. – Вы ведь тоже курите? Закуривайте. Вот очень хорошие сигары. Мне нужно собраться с мыслями. Я не знаю пока, о чём вам можно рассказывать, а о чём лучше, может быть, умолчать. Кстати, откуда вы взялись? Вернулись из Афганистана, кажется? Делали военную карьеру?
- Какая там карьера! – досадливо отмахнулся я. – От помощника хирурга до хирурга с помощником. И то лишь потому, что прежнего убило.
- Так-так, - покивал Мэртон. – Комиссованы по ранению. И в каком же чине? Лейтенанта?
- Капитана, - я отвечал без особенной охоты. – Чин по должности, я его не выслужил.
- И войной, похоже, сыты по горло... Говоря о ней, сморщились, как от уксуса, и начали заикаться, - Мэртон говорил вроде бы вслух, но, в то же время, как бы самому себе.
- Заикание – следствие контузии, - объяснил я, - Но насчёт сытости вы совершенно правы. Шапкозакидательские настроения от укусов окопной вши быстро увядают.
Мэртон снова понимающе кивнул.
- Телеграмма о смерти брата застала меня в госпитале, - решил я подобраться поближе к делу. – Я был нездоров и не мог ехать тотчас же, да и всё равно бы не успел.А сейчас даже не знаю толком, где он похоронен, и от чего умер.
- На Хайгет-сэметри, - сказал Мэртон. – Вы спросите сторожа, и он покажет вам могилу.
- Спасибо. Но этого недостаточно. Я хотел бы знать точную причину смерти.
- И вы поэтому пришли ко мне?
- Откровенно говоря, нет. Это вышло случайно – я сам не понимаю до конца.
- Гм... А откуда вы знаете Шерлока Холмса?
- А откуда вы знаете, что я знаю Шерлока Холмса? – в свою очередь спросил я.
Мэртон пожал плечами – так, словно знание его само собой разумелось. Ну, у меня особых причин скрытничать не было.
- Я какое-то время был его куратором, – сказал я, не уточняя, что это «время» уложилось в сутки с небольшим. Что же, вы скажете мне , что там получилось при вскрытии тела Дэвида?
Мэртон опустил голову так низко, что я перестал видеть его лицо – свесившиеся пряди волос заслонили его от меня.
_ По официальной версии он утонул, - сказал Мэртон. – Но вам ведь не это нужно...
- Да. Меня интересует правда, а не официальная версия. Если мой брат был убит, если он умер страшной, жестокой смертью, то я не могу делать вид, будто это – естественный ход событий. Каков бы он ни был, но он мой брат, и никакие официальные версии не заставят меня об этом забыть. Мой долг – до конца разобраться в том, что произошло, - говоря, я разволновался, и моё заикание, проявляющееся обычно лишь едва заметно, сделалось таким, что мешало Мэртону понимать меня.
Успокойтесь, - попросил он, вынимая откуда-то из-под стола пузатую бутылку, на треть наполненную янтарной жидкостью, и бокал на приземистой ножке. – Вот, выпейте глоточек. Это хороший коньяк. «Кармели».
Я проглотил обжигающую горло влагу. Коньяк был плохой – видимо, Мэртон слабо разбирался в достоинствах вин. Но я взял себя в руки и снова полностью овладел гортанью.
- Зачем вы хотите знать это? – спросил Мэртон, с жалостью глядя на меня. – Вам не станет лучше от подробностей. Поверьте мне, я старше вас. «Многия знания – многия печали». И это древнее утверждение совершенно точно. Отправляйтесь на Хайгет-сэметри, посадите цветы, закажите камень. Ваш брат утонул. Это – святая правда. Давайте на этом и остановимся, без лишних подробностей.
- Нет, - сказал я. – Мне нужно знать больше.
- Безумные правдолюбцы, - проговорил Мэртон негромко и задумчиво. – Зачем она вам нужна, правда?
Он встал и. по-стариковски кряхтя, направился к массивному сейфу в углу секционного зала.
- Ну, вот вам она, правда. Читайте, наслаждайтесь. Пейте полной чашей. Вам, как врачу, это будет особенно художественно.
Мне на колени лёг лист бумаги, исписанный убористым, но твёрдым и понятным почерком.
- Я всегда делаю подробные записи, - сказал Мэртон, морщась, словно взял на язык что-то непотребно горькое. – Это акт вскрытия тела Дэвида Уотсона. Читайте.
Я поднёс бумагу к глазам.
Жуткое описание, от которого мои волосы зашевелились на голове, словно кудри Медузы Горгоны. Я читал, и мне приходилось напрягать зрение, потому что от ужаса у меня темнело в глазах. Шерлок Холмс не солгал: брат умер страшной смертью. Пожалуй, он даже несколько преуменьшил общий объём повреждений. У меня не осталось никаких сомнений в том, что к Дэвиду применялись ужасные пытки. В его теле, действительно, был найден кусок жёсткой проволоки и, судя по состоянию окружающих тканей, раскалённый докрасна. И всё же после того, как тело попало в воду, он ещё какое-то время жил – Мэртон прекрасно описал характерную пену в дыхательных путях, которая бывает только при прижизненном утоплении.
Когда я кончил читать, мне было совсем плохо. Я чувствовал, что близок к обмороку. Мэртон сочувственно смотрел на меня, и я, вроде бы, видел его, но плотная фигура словно расплывалась туманом, и сквозь неё проглядывала ночная тьма и бесприютная Темза с копошением каких-то зловещих фигур на берегу. Наконец, у моих губ снова оказался бокал с коньяком, и я немного пришёл в себя.
- Ну, легче вам стало от этой правды? – спросил Мэртон, забирая бумагу из моих рук.
- Я не рассчитывал на облегчение, - через силу откликнулся я, сам не слыша своего голоса. – Ведь это мой брат. И ему не было ещё сорока лет. Но я должен знать, что на самом деле с ним произошло.
- Разрешите полюбопытствовать, - голос Мэртона сделался вкрадчивым. – Что вы намереваетесь теперь со всем этим знанием сделать?
- Я слышал, Скотланд-Ярд ведёт расследование. Некто инспектор Грегсон. Для начала я рассчитываю увидеть его. И пусть он ответит мне, кто и за что убил Дэвида.
- Ну а зачем вам это, зачем? – допытывался прозектор с рыбьими глазами, - Оттого, что вы узнаете, кто его убил, живее он не станет.
- На это я, разумеется, не рассчитываю.
- На что же вы рассчитываете?
- На правосудие. Убийца должен предстать перед судом. История беспрецедентная, и если Скотланд-Ярд замалчивает по каким-то соображениям факты...
- То следует прежде всего выяснить его резоны. – перебил Мэртон.
- ...то есть другие пути, - договорил я.
- У-у, вам лавры Червиковера покоя не дают, - протянул Мэртон. – Или... Стоп! Или, может, вас потянуло разыгрывать из себя сыщика по примеру вашего знакомого Холмса? Вот что. Я вам покажу сейчас одного человека. Идёмте со мной. Вставайте, вставайте! Или вы ещё слишком взволнованы для того, чтобы твёрдо держаться на ногах? Ну, вот вам моя рука – обопритесь.
- Нет необходимости. – бормотнул я, отдёргивая руку. – Со мною всё в порядке.
- Ну, идём! – и он, всё-таки ухватив за рукав, потащил меня за собой – стремительно и безапелляционно.