Сказка ироническая.
Ну, что, разлюбезный мой Читатель, чай твоя душенька теперь довольна? Ручонки не потираешь, в предвкушении небольшого скандальчика? Наверное, думаешь, растянув улыбку до ушей:
-Наконец-то эта Баба уходит?!
А ещё и знакомое до боли каждому русскому:
-Скатертью дорога! Катись колбаской по Малой Спасской!
И не жаль совсем? Ни сколечко?
Да, прав ты, прав: желю по киселю, что дюже кислый. Кто бы сумлевался в том? Что я Пугачёва, чтобы жалеть о моём уходе : волосьи рвать на головёнке, пеплом посыпать её, а то и того хлеще — песочком? Тем более, что Алла Борисовна только грозиться каждый раз, а сама без своих «благодарных зрителей и почитателей» и дня прожить не может: опять вон в Софии концертирует. Привыкла, видно, к ним дюже. Мается без обчения сердешная. Опять-таки от ухода энтого теряет много...
А мне-то терять что? Ах, пардоньте, пардоньте, любезные мои! Ну, прибедняюсь чуток - самую малость. Уж вы простите Бабу. С кем не бывает? Забредаешь иногда. Чего Лес наш напраслиной гневить? И даже пару слов черкнёшь мимоходом, для разработки руки своей талантливой. Вот бы и радоваться Бабе! И возблагодарить за столь щедрый подарок.
Ан, нет, гложет и гложет червь сомнения: у соседа вон, Кащеюшки, читатель косяком прёт, как голодная рыба на кормёжку. (Неужли в впрямь прикармливает чем?) А уж оды ему хвалебные расточает, что твой Крез — брюликами сорит: так и сверкают-искрятся, так и горят всеми цветами радуги. И, что важно без счёту сорит: до сотни на один его «шедевр» приходится, а то и поболе.
Бывает читаю-перечитываю энти «шедевры» и думаю в тоске:
-Сколько же времени ваял его автор сей?
И так смотрю на них, и этак, и под углом различным...
-Ёкарный бабай, - думаю обречённо. - Вот это монумент! Это глыбища! Мне эдакого во веки не сваять...
А по прочтении оного бежать хочется из Леса, сломя голову, куда глаза глядят: ажно пятки зудеть начинают. Ну да, ну да, честно признаюсь: прочла очередной шедевр. Прочла. Вот и зачесалась рука наваять что-нибудь такое же глыбообразное...
Ан, нет — не выходит. Не получается глыба-то: мелочь одна пузатая выскакивает. Ещё и скалится при этом, редиска, за нос ущипнуть всё норовит. И ущипнула бы, да побаивается слегка: с клыка моего единственного яд иногда капает. А чего его бояться: яд, как известно, искры не высекает? Ну разве подмочит иной раз...
Ну, что: всё ещё не признали меня? Да Яга я! Баба. Та самая, что перед Новым годом зятька своего любимого лягушатинкой потчевала. Да жив зятёк, жив — не сумлевайся любезный Читатель. Что ему сдеется-то? Ведь он не просто Ивашка — серая сермяжка: он из Колобковых будет. Выбился, дармоед, во властные структуры, и нос теперь воротит: видом не видит, окаянный, слыхом - не слышит. Высоко сидит — далеко глядит: под носом что деется - не замечает.
Нет чтобы тёщеньке единственной и неповторимой помочь-подсобить: творчество её в массы, так сказать, продвинуть? Самой всё приходится делать: я и швец, я и жнец, и на дуде игрец. Всё сама, горемычная...
А соседушки-то мои изгаляются, злорадствуют втихаря: рожи обидные корчат, слова неприветные говорят. Кикимора Болотная, подружка бывшая, «Кулинарией из болота» всех потчует: похлёбки там всякие их грибов поганых, жаркое из лягушек. Между прочем, мой рецептик стащила, окаянная, и на всеобщее обозрение выставила. Одно слово: Кикимора! Теперь мне — убыток, а ей: респект и уважуха полная.
Кащеюшка по старой памяти ещё заскакивает время от времени на пару минут. Всё некогда всё ему, Бессмертному. Статейки занятные тискает. «Пособие киллеру» прозываются. Уж и книгу издавать собирается. Авторитетно так заявил на днях:
-Нужное дело затеял я , Яга! Дюже модное счас энто занятие: «мочить всех в сортире». Только делать это нужно умеючи: всякое дело творческого подходу требует. Вот я и подвязался молодежь наставлять, уму-разуму учить.
Уж и спонсиров себе подыскивает. Учитель хренов! Только не вздумай, Любезный, подписаться под энто дело. Обманет. Как пить дать, обманет! Что с него взять-то? Киллер — он и в Африке киллер, даже прикидывающийся Писателем.
А анадысь прочла я опус Змея Горыныча: «Как Лоха развести и не попасться?» Аж слюнки потекли: мне бы так! Могёт ведь, Гад летучий!
Вот я, вроде тоже летаю на ступе, а до таких высот, как он, не дотягиваю. Как говорится: кишка тонка... А может — рожей не вышла? Ну что-то в этом роде. Стара стала — запамятовала... Вполне естественно: у Змея три головы, а след и мозга в три раза больше, и память лучше . У меня же головушка одна-одинёшенька. Да и та беззуба совсем: единственный клык — не в счёт (к тому же он шатается и болит страшным образом).
Вот и прикинь любезный Читатель, пораскинь своей мозгой: конкуренция агромадная, пайды (то бишь выгоды) — никакой, а нервов-то, нервов... Вот я и решила: ухожу из Леса. Ухожу, и точка! Так что радуйся, разлюбезный мой, пока не передумала. Баба Яга — натура коварная: обмануть всегда готовая. А что, тоже не лыком шита?!
Колобковы-то вон как врут: ажно моя тарелочка волшебная с синей каёмочкой краснеть начинает от стыда, а яблочко наливное — заикаться. А мне, Бабе Яге, сам Великий Сказочник — народ, дозволение на то дал: ври, Яга, не сумлевайся. Кто умён - тот итак поймёт, а уж коли нет... На нет и суда — нет...