Психологическая политэкономия,
или почему я стал плохим человеком.
Я строю дом. Давно. Потому что медленно. Потому что работаю один – Бог не дал сыновей, две дочери, в общем, один. Однажды в помощники напросился безработный сосед. Безработный, потому что пьющий, не сильно, но постоянно, тихий алкоголик. Помощник из него, конечно, не ахти, но и плату он запросил небольшую, и я согласился. Так мы стали работать вдвоем.
Работал я без надрывания пупа, хоть и для себя. С появлением помощника правилу не изменил: с девяти утра до шести вечера, с часовым перерывом на обед, а то с двухчасовым, если жарко, но все равно до шести. Дней примерно через пять присмотрелся к нашей совместно выполненной работе и увидел, что вдвоем производительность выше, раза в два с половиной. Это напомнило мне старую экономическую сентенцию, что коллективный труд производительнее, знал это из политэкономии, теперь вот убедился на практике. Впрочем, и без научных премудростей понятно: что-то поддержать, что-то подать, вдвоем навалиться и сдвинуть, все быстрее - там, где в одиночку я тратил минут десять, вдвоем мы управлялись за две-три. Такая вот выгода.
Все бы ничего, но, получив свой дневной заработок, на следующий день напарник приходил подшофе, иногда чуть-чуть, а иногда весьма заметно. Когда было заметно, и работа явно замедлялась, помощник становился то рассеянным, то не в меру говорливым, а я раздражался. Поэтому, чтобы склонить его к меньшим дозам, за дни относительной трезвости стал платить премию, сто рублей дополнительно к тем тремстам, на которые был изначальный договор. Возымело ли положительное действие это экономическое нововведение, даже не знаю, потому что скоро расстались, покинул меня напарник.
А покинул не совсем по собственному желанию, потому что никаких претензий не предъявлял, повысить оплату не требовал - друзья отговорили. Произошло это так. Есть у него сосед, рядом, по одной стороне улицы, вообще-то, он и мой сосед тоже, только напротив, так что все мы трое соседи. Но если первого я знаю давным-давно, то с новым почти не знаком, появился он недавно, и случая познакомиться не представилось. Этот сосед напротив занимался тогда перегоном и продажей японских иномарок и обустраивал свое новое жилье, в тот момент как раз бригада из троих молодых людей, пацанов, как сейчас говорят, строили ему гараж, большой. И вот, как раз в тот день, когда мой помощник на работу не вышел, увидел его в компании соседа, пацанов-строителей и еще каких-то друзей. Сидели они на улице перед строящимся гаражом за импровизированным столом, с выпивкой и закуской, и громко общались.
- Да ты че, Миха! Че это за плата триста рублей?! Я вон своим пацанам по штуке за день заплачу, как закончат, – это говорил сосед напротив моему напарнику. Дальше следовало подробное объяснение и подсчет, почему по штуке (по тысяче, кто не въехал в тему). Я понял, почему напарник в тот день не пришел ко мне на помощь, а потом подумал, что вряд ли теперь вообще придет. Так оно и вышло.
Строительный сезон я заканчивал один, но и сосед гараж не достроил, так и стоят до сих пор наполовину поднятые стены. Почему разладился этот строительный подряд, узнал позже. Через неделю пацаны запросили часть оплаты за выполненный объем работ, хозяин не соглашался – первоначальный договор был с оплатой по окончании стройки. Пацаны уперлись, думаю по той простой причине, что поняли: в расчетный срок в десять дней им никак не уложиться, и по штуке в день не получится. В итоге сосед заплатил им пять тысяч в виде аванса, они вконец разругались, и на этом строительство гаража закончилось. А я не поленился подсчитать, сколько же это выйдет в день на человека, получилось по двести сорок рублей.
Вся эта история с бухгалтерией не стоила бы внимания, если бы общественное мнение нашего околотка не определило меня в кровососы-эксплуататоры, который пьет кровь из трудового безработного народа, соседа Михи в частности. А вот сосед напротив, наоборот, оказался пострадавшим, потому что его подрядчики работу не закончили. Пацаны-строители, правда, были противоположно иного мнения, но они не из нашего околотка. Не скажу, что эта обструкция меня уж сильно угнетала, но все равно неприятно, поэтому однажды, после бани я поведал об этой истории своему приятелю. Он, кстати, не из нашего околотка, поэтому мог быть объективным. Сидели мы с ним хорошо: чистые, расслабленные, с пивом и вяленой сорогой, обстановка просто располагала к философии, постижению смыслы жизни, и ее коллизий в виде моего пострадавшего имиджа.
- Говоришь, каждый день ты ему выплачивал. Сколько? – спросил приятель.
- Ты чем слушаешь? – ответил я, - по триста рублей, по окончании работы, а иногда и четыреста, при хорошей работе.
- Значит, поденно? – уточнил приятель.
- Поденно…
- А сколько обещал?
- Ты что, глухой? – я начал раздражаться, - сколько обещал, столько и платил, и даже больше, иногда…
- Не дерзи! – приятель поднял вверх указательный палец, - вопрос сложный, это сразу и юридический, и этический, и моральный, и экс… эк-зи-стен-циальный…
- Чего-чего?
- Эк-зи.стен-циальный, касается твоего мироощущения. Ты же ощущаешь общественное негативное воздействие? Согласен?
Я согласился.
- Еще вопрос, - продолжил приятель, - в чем конкретно выражается общественная обструкция?
Я задумался, в чем же, и в правду, она выражается, а поскольку быстро сообразить не мог, он стал задавать наводящие вопросы:
- Здороваться с тобой не перестали? Прямо в глаза жлобом не называют? Твой помощником с тебя доплаты не требует?
- Нет, - ответил я. - Ничего такого не было.
А что собственно было? Пару раз жена передала слухи, что я Михе не доплатил убогому, он как пьяница готов и за мизер работать, а я этим воспользовался. А вот сосед напротив по штуке обещал своим подрядчикам, и заплатил бы, если бы те работу не бросили. Ну и еще раза два-три, уже при мне, в разговорах отпускали прозрачные намеки на мой счет.
- Так, - подвел итог приятель, - что мы имеем: прямой обструкции тебя не подвергали, только разговоры за твоей спиной, ну, еще намеки на твою, скажем так, скаредность. Так?!
Я вынужден был согласиться, что так.
- И какие у тебя тогда претензии к общественному мнению? – поставил он вопрос ребром.
Я опять задумался. Логика приятеля была безупречна. Фактически получалось, что и нет никакой обструкции, больше моя мнительность. Но был в душе червячок обиды на несправедливость, был. И проявлялась она совсем уж ничтожными действиями: то усмехнется кто-нибудь, то кивок небрежный в мою сторону, то «привет» какой-то уж совсем не приветственной интонацией. Мелочи, совсем мелочи, но из мелочей жизнь и состоит. А более всего обидно было на то, что я, как обещал, так и платил, и даже больше. А вот сосед напротив наобещал много, а на самом деле заплатил меньше моего, но он хороший, а я плохой. Это последнее я и сказал приятелю.
- Вот! – он опять назидательно поднял вверх палец, - вот мы и подошли к самому главному! – и замолчал, ожидая мою реакцию.
- К чему главному? – не понял я намека.
- К оценке наемного труда, – пояснил он. А поскольку я в его соображения никак не мог вникнуть и молчал, продолжил. – Во сколько ты оценил день труда своего работника?
- Сколько он сам предложил, во столько и оценил.
- Сколько он сам предложил, неважно. Важно то, что ты это принял и оценил его труд в триста рублей. И ! – опять указующий перст, - во столько же ты оценил и его самого! В триста рублей! А твой сосед напротив оценил своих работников в тысячу… Чувствуешь разницу? К кому у безработного трудящегося будет больше уважения, к тебе, или к нему?
От такой постановки вопроса я поначалу впал в ступор, а потом закипятился:
- Так на деле-то он заплатил меньше, чем я! Я обещал и платил, даже больше! А он наобещал и половины не заплатил! Это как?!
- А вот тут мы подошли ко второму главному вопросу, - улыбка авгура и перст вверх.
Я решил не напрягаться и держать паузу, все равно мне не постичь его логики. Через минуту палец опустился, а улыбка авгура сменилась недовольной миной.
- А второй главный вопрос: кто есть ты, кто есть твой работник и вообще кто живет в твоем околотке.
- Ну и…- вставил я вежливое междометие и приготовился слушать, мне было интересно.
- Так… - продолжил приятель, - кто есть ты, мы оставим на потом. Кто есть твой сосед-помощник? А он есть безработный пьяница. Так? – я кивнул. – Далее, кто живет в вашем околотке? Попробую сам навскидку. Половина мужиков такие же безработные пьяницы. Угадал?
Я посмотрел в потолок, мысленно пробежался по околотку. Раскладка получилась такой: шестеро безработных пьяниц, из них один пенсионер, семеро работающих мужиков, в том числе сосед напротив, и три безмужних работающих женщины.
- Немного меньше половины, если брать только мужиков, - ответил я.
- Пусть так, неважно, порядок тот же. Теперь, кто создает общественное мнение? А вот создают его как раз эти самые пьяницы, потому что постоянно гуртуются около магазина, где сшибают на бутылку, и обсуждают не только правительство, но и всех соседей, и тебя в том числе. Вот эти-то безработные пролетарии люмпен-гегемоны и есть общественное мнение… к сожалению. Согласен?
- Допустим, - я не был вполне согласен, но спорить не стал, сказал. - Ну, а ближе к моей-то конкретной ситуации.
- Ближе к твоей. Поясняю. Если бы ты своему соседу пообещал тысячу, а потом заплатил бы только триста, твоему авторитету это явно бы не поспособствовало, но с другой стороны, и не было бы хуже, чем сейчас. А может и лучше.
- И как же это так? – удивился я.
- Поясняю! – указующий перст. – Пьяницы – они же еще и жулики, и воришки, и когда занимают, долгов не отдают, хотя клятвенно обещают. Так?! – Я утвердительно кивнул. - Вот, если бы ты пообещал много, а заплатил меньше, ты с одной стороны поступил бы нечестно, но с другой, по-ихнему, это бы они поняли, ты был бы с ними наравне. Вникаешь в ситуацию? А главное, ты сразу высоко бы оценил своего наемного помощника, выдал бы ему моральный аванс.
Я вынужден был согласиться. Казуистика, конечно, но не лишена здравого смысла. Напомнил:
- А теперь про меня…
- Про тебя. Кто есть ты. Ты есть инженер, интеллигент. А пролетарии люмпен-гегемоны интеллигентов всегда на дух не переносили, этому их отец всех народов научил, а партия, которая честь и совесть, эту науку закрепила. И поступил ты по-интеллигентски, что обещал, то и заплатил, можно сказать, в душу плюнул пролетарию-гегемону. И опять же премию эту придумал, за трезвое поведение – опять плевок. Ты бы дал ему сверху не сто, а пятьдесят, но при этом намекнул: на бутылку после трудового дня. Ему бы это был бальзам на душу, и все его друзья тебя бы зауважали. Вот такая получается психологическая политэкономия.
Я задумался, в словах приятеля была та самая кондовая жизненная правда, жизненная опытность, хотя мы с ним и ровесники. А поскольку я молчал, и пауза затянулась, приятель продолжил:
- Давай теперь про твоего соседа напротив, он явно не интеллигент. Так?
- Точно не знаю, японками торговал, пока пошлину не подняли, сейчас даже не знаю, чем занимается.
- Ну, не важно. Главное, что он договаривался на весь объем работ, и при этом убедил своих работяг, что получат они по штуке в день, если, конечно, вовремя закончат подряд. А почему ты договаривался на поденную оплату?
Я опять задумался, получалось, что я вообще не договаривался, сосед предложил свою помощь, я спросил, на какую он рассчитывает плату, он назвал, я согласился. Это и ответил приятелю.
- Да… быстро, честно, благородно, но… недальновидно. – Теперь приятель посмотрел в потолок, но потом опять поднял указующий перст. – Ты нарушил все правила заключения контракта: согласился сразу на предложение контрагента, хотя эти самые правила требуют, во-первых, не соглашаться сразу, а попросить время обдумать предложение, во-вторых, поторговаться, а, в-третьих, поставить свои дополнительные условия.
Насчет третьего правила он был безусловно прав, насчет первого, в принципе, тоже, а вот насчет второго получался абсурд, чего там торговаться. Но менторский тон приятеля начинал меня задевать, и я решил подискутировать по всем его правилам.
- Ну, во-первых, чего там думать, и так все ясно, будет он на подхвате; во-вторых, при его скромном запросе еще и торговаться, просто совести не иметь; а, в-третьих, ну, попросил бы я его приходить трезвым, даже если бы и согласился, все равно бы приходил поддатым, это просто выше его возможностей.
Приятель посмотрел на меня с сожалением и вздохнул:
- И опять ты не прав. Дело не в том, чтобы сбить цену и понизить оплату, но нарушение ритуала заключения договора – это неуважение контрагента. Короче, чувствую я, что в твоем архетипе нет и малой доли торговца. Что такое архетип знаешь?
- Не задавайся интеллектом, - парировал я, - Юнга и его архетипы я помню. Только при чем здесь это?
- О! Люди тысячи лет торговали, торговались и заключали договоры. Это вошло в подсознание многих поколений, и в этом подсознании есть устоявшийся ритуал. Когда ритуал соблюден – это обоюдная польза, если нарушен – дисгармония. Думаю, поэтому твой помощник, так быстро тебя и покинул, а не потому, что его не устраивала оплата.
- Ну, покинул он меня, потому что соблазнился выпивкой, которую сосед выставил для своих работяг, а там ему навесил лапшу на уши, он и купился.
- Но тебе не кажется, что он подсознательно искал предлог, и этот предлог ему дали?
- Ага, во сне ему что-то приснилось, он решил обсудить свой сон с ближайшим соседом, сосед ему сделал полный психоанализ по Фрейду, где убедительно разъяснил, что яма, которую мы с ним копаем, символизирует могилу, в которую он ляжет, а сломавшийся черенок лопаты – фаллический символ его потенциальной импотенции, и что за триста рублей всем этим рисковать не стоит.
Приятель искренне расхохотался:
- Ну, ты даешь! Ну, прям как Задорнов. Но подсознательная мотивация твоего помощника была иной, совсем иной…
Я хотел сочинить еще что-нибудь язвительное, но ничего остроумного в голову не пришло, просто спросил:
- И какой же такой иной?
- А той же самой: ты не выполнил ритуала заключения договора, чем косвенно унизил его, вроде как он попросил, а ты это ему и дал, будто милостыню бросил. Понимаешь?
Я опять задумался, при всей на первый взгляд абсурдности его умозаключений, была в них какая-то иезуитская логика. Вспомнил библейскую притчу о работниках, первые из которых проработали полный день, а другие только полдня, но хозяин и тем и другим заплатил одинаково. Но с другой стороны, копнул он уж слишком глубоко. Изначальный вопрос был предельно прост: почему человек, заплативший больше, считается хуже человека, заплатившего меньше за одинаковый труд. Абсурд, с какой стороны ни посмотри. Это и высказал приятелю, не без ехидного желания узнать, как он тут вывернется. Но он был на высоте:
- Есть еще один важнейший нюанс, который касается уже работников. Напрягись-ка, - и на лице ответная ехидная улыбка.
Тут меня уже заело серьезно. Но первое желание было высказаться примерно так, что, мол, «вумный ты как вутка, только вотруби не ешь», но вовремя понял, что такое высказывание будет полной капитуляцией, поэтому напрягся и сообразил:
- Что Миха из нашего околотка, а те ребята посторонние?
- Совершенно верно, Миха свой и влияет на общественное мнение, а те – чужие, и на мнение околотка повлиять никак не могут. Вот видишь, ты и сам уже начал проникаться пониманием сложности причинно-следственных связей. Ну, как, согласен ты с моими аргументами?
- Куда ж денешься, - пришлось мне согласиться. Но чтобы согласие не походило на смирение, решил его немного поддеть, - в твоем архетипе, Николай Моисеевич, наверняка девяноста пять процентов торговца, да ты и сейчас по финансовой части. Где уж нам, гоям от сохи, с вами состязаться, в политэкономии. – Последнее я ляпнул зря, невежливо получалось, но уж вырвалось, слово не воробей.
Но приятель, отдать ему должное, излишне обидчивым не был, опять поднял указующий перст и уточнил:
- В психологической политэкономии! Политэкономию мы все учили, а вот до психологической я доходил сам.
Февраль 2010