Все, наверное, видели в фильмах такое распространённое в них явление, когда двое любовников забавляются со взбитыми сливками, слизывая белую сладкую массу с тел друг друга, вырисовывая её прежде замысловатыми узорами и стараясь сделать это как можно эротичнее. Щекочущая либидо романтика. Весьма привлекательная композиция. Поэтому, однажды опомнившись, что у нас такого ещё до сих пор не было, изрядно этому возмутившись, мы, недолго думая, решили исправить досадную оплошность, запаслись парой балончиков с воздушными сливками, обычными и клубничными, и дождались свободного вечера у обоих в целях проверки воздействия на вкусовые рецепторы и сексуальное желание подобной штуки. В целом, мысль была неплохая, если бы...
- Ди, хватит ржать! Я пытаюсь сосредоточиться, между прочим.
- На вылизывании моей спины? О да, это такая ответственная миссия! Ты там случаем не оплошаешь? - Рыжий продолжает безбожно смеяться и с любовью издеваться, глуша и так низкий голос подушкой, и за это я больно кусаю его за лопатку вместо того, чтобы слизать с неё кривовасто выведенный белый недоцветочек.
Картина маслом: два придурка, обосновавшись на кровати, один на животе, другой на его спине, давятся от смеха, тщетно пытаясь насладиться ожидаемыми ранее сладостными ощущениями.
- Так, заткнись и лежи спокойно. - Упираюсь одной рукой в матрац сбоку от мужчины, а второй довольно грубо пихаю его в затылок, практически топя в подушке, хоть нисколько и не помогает.
- А когда уже можно будеть стоять? - Ехидный намёк на нечто более пошло-приятное, чем какие-то идиотские сливки.
- Я сказал: заткнись. - Обрывая в самом начале возможную цепочку колких похабных ответов, выдаваемых друг другу со скоростью света, больно хлопаю рыжего по заднице и, мысленно произнося "дубль двадцать", в который уже раз склоняюсь к широкой спине, отчего давно уже вставший член упирается в чужую поясницу. Но нет же, блин, мы ржём и всё никак не можем довести дело до конца!
Ну что, Крис, пора вспоминать двадцать шестое августа и бильярдный стол.
Ухмыльнувшись своим мыслям, вдыхаю островатый, немного терпкий и согревающе солнечный запах загорелой кожи любимого и, едва дотрагиваясь до неё, касаюсь носом одного, скрытого под кожей позвонка, и выдыхаю дрожащим теплом. Шум крови давит в висках, грозясь разорвать их на части, а вспотевшие ладони проезжаются по простыням, когда я раскрываю сухие губы и выпускаю наружу мокрую кисточку языка, с вырвавшимся из горла довольным урчанием проводя влажный завиток в сторону от хребта.
И только посмей, сука, мне сейчас снова всё обломать. Я же ржать начну, и останешься ты с этими грёбаными сливками на своей спине до душа.
Но, кажется, Ди не собирается устраивать мне дубль двадцать один, только сжимает зубы на краешке подушки и заметно напрягает спину. Вполне довольный такой реакцией, я уже громче урчу и следую языком по терпкой, вкусной коже мужчины вверх, до первого белого цветочка, чтобы через пару секунд замереть около него, легко облизнуть губы и накрыть маленький рисунок поцелуем, проглатывая мерзко-сладкую воздушную массу и оставляя под лопаткой Шайна чувственный засос. Я не слышу его заткнутое подушкой глубокое и частое дыхание, но прекрасно ощущаю это через его же собственное тело.
Чёрт, какие сладкие...
Тем не менее, передвинувшись немного ниже, на упругие ягодицы рыжего, подушечками пальцев одной руки я протаптываю дорожку от обозначенного только что места до следующего сливочного листика, и, покружив около него, склоняюсь к широкой спине, длинным и качественным лизком подбирая белую массу, проглатывая, секундно кривясь от противного для меня вкуса, а затем оставляю любовно-пылкий укус на загривке, закусывая сладость остротой кожи Шайна.
- Блин, такая гадость.
Пару секунд мне отвечает молчание, потому что любимому надо время на то, чтобы утихомирить гулкое возбуждённое рычание, отпустить подушку и ответить мне.
- А я думал, что нра-а-авлюсь тебе... - Слегка поворачиваясь, он нагло ухмыляется, а в глазах плещется дьявольски сексуальный малахитовый огонь.
- Да я про сливки. Отвратительно сладкие.
Поморщившись и чувствительно ущипнув мужчину за бок, прищурившись от внезапно посетившей на краешке сознания идеи, резво склоняюсь над ним и в два счёта, без особых церемоний, вылизываю широкую спину, освобождая её от мерзких взбитых сливок. Рыжий недовольно ворчит на это дело, но я только дарю ему парочку молчаливых укусов, а затем вообще слезаю и с его спины, и с кровати.
- Так... Нахуй сливки, у меня идея. Переворачивайся на спину, столешница.
Язвительно ему улыбнувшись, выметаюсь из чёрно-белой спальни на кухню, чтобы через пять минут вернуться обратно к расположившемуся теперь на немного липкой спине Шайну и поймать его заинтригованный взгляд. А затем он перемещает его ниже, концентрируя на том, что у меня в руках... и раскрашивает губы широкой и знающей ухмылкой, показавая острые белые клыки.
Да-да, бутылка текилы в одной и дольки лайма на ладони во второй. Да, ржать мы любим и умеем.
Хитро улыбаясь любимому, подхожу обратно к кровати, забираясь вначале на неё, чтобы после оседлать мужчину, прекрасно прочувствовав его эрекцию. Впрочем, так же, как и дав ему сделать это со своей собственной.
- Я подумал и решил: к чёрту сопливые сказки, у нас всё будет по-взрослому.
И, получая поощрительный хриплый смех в ответ, делаю неслабый глоток тут же обжигающего всю ротовую полость прозрачного алкоголя, приподнимаюсь немного на коленях и впиваюсь увлажнёнными губами в чужие, вечно обветренные и остро-сладкие, передавая в рот любимого сорокаградусную жидкость путём элементарного, но жаркого и пылкого переливания. Удерживая его чертовски соблазнительный взгляд своим, ставшим шельмовским и пожирающим.
Он проглатывает всё, до последней капли, делая тяжёлый сглот, и получает в зубы зелёную дольку лайма с щепоткой соли.
- Снова с днём рождения, Рыжик! - Оставляю на его горьких от сока лайма губах короткий лизок, проникая вслед за ним в его рот и утягивая языком своего гибкого партнёра по грязным танцам на очередной крутой вираж.
Горячие ладони накрывают мои бёдра, а я расставляю руки, держа в одной бутылку, а в другой дольки цитруса, и с безбожным упоением, жадно целую своего малинуа с две минуты. А затем отрываюсь от его всегда по-желанному сладких губ, отдавая ему то, что занимает мои руки и лишает равновесия, и веду мокрую, вихляющую тропинку от его нижней губы до пупка, ненадолго замирая возле него, а после, бросая тёмный и предвкушающий безобразие взгляд на красивое лицо любимого хищника, зарываюсь с головой в терпкий запах его кожи с тонким слоем чистого пота и опускаюсь гораздо, гораздо ниже, проводя клыками две алые царапины на паховой области...
...если бы, пока по всему миру действует Закон Всемирного Свинства, у некоторых не получалось всё через жопу. В прямом смысле последних слов.
11.03.'10