Главный редактор журнала "Молодая Гвардия"
* * *
В другой стране, в другом тысячелетье…
Что это было? Сказка иль мечта?
Тоской души сумел переболеть я,
и вот – страна не та и жизнь не та.
В другой стране, в другом тысячелетье
мы оказались под пятой беды,
под игом тьмы, опутанные сетью
цинизма, лжи, насилья и вражды.
В другой стране, в другом тысячелетье
остались детство, юность и любовь…
Когда-то мир хотел душой согреть я…
Теракты, хохот, секс, разбой и кровь…
В другой стране, в другом тысячелетье…
Как дни, века над миром пролетят…
И может быть, в столетье двадцать третьем
стихи мои согреют чей-то взгляд…
СМЕРТЬ МАТЕРИ
Звёздный свет, струящийся во мгле…
12 ноября 2008 г.
Небесный блеск ночных лампад…
Весны промозглой снег и слякоть…
Ещё я долго буду плакать
над самой горькой из утрат.
Наркоза тягостный провал…
Надежд больничных упованья…
Я вместе с ней переживал
её безумные страданья.
Мы с ней по жизни пронесли
груз нескончаемой печали…
Минуты смутные текли.
Всё понимая, мы молчали.
Запомнил я, что в этот миг
уже почти потусторонне
едва живой и скорбный лик
застыл, как будто на иконе.
В последний раз взглянули мы
в глаза друг другу. Сказка детства
мелькнула в памяти из тьмы
в тоске обрушенного сердца.
Вот и настиг нас чёрный срок
неизменяемой разлуки.
Прости мне, мама, что не смог
ничем твои облегчить муки.
Как жаль тепла далеких лет!..
Тех лет теплом проникнут весь я…
В холодном гулком поднебесье
дрожал померкший звёздный свет…
* * *
Пой, соловушка! Лето пришло.
Жизнь земная еще не угасла.
Разлилось голубое тепло.
Песнь твоя безконечно прекрасна.
Пой, соловушка! Ветер утих.
Вечер дышит густым ароматом.
Тайну мира никто не постиг.
Я в неё проникаю на миг
с этой песней твоей и закатом.
Славный лирник, влюблённый поэт!..
Словно ангельский голос мне слышен…
На Земле Богоизбранной нет
ничего вдохновенней и выше.
* * *
Как жалко летнего тепла!
Оно и коротко, и зыбко.
Июля яркая улыбка,
неторопливый плеск весла…
Цветы, цветы… Вечерний свет…
Высоких лип густые тени…
Влюблённых поцелуйный бред
и женщин смуглые колени…
Истает этот нежный день,
иссякнет трав благоуханье,
плаксивых туч немая тень
загасит озера сиянье.
И долгий холод, серый цвет
откроют нам свои объятья.
И клину белому вослед
с былой тоской взгляну опять я…
* * *
Просто брожу по зелёным аллеям,
просто прохладой вечерней дышу.
Возле пруда, ни о чем не жалея,
просто на гладкую воду гляжу.
Ни вспоминать, ни грустить не желаю,
сердце устало томиться тоской.
Просто на синее небо взираю,
просто вдыхаю зелёный настой.
Воздух недвижен, безшумны деревья,
птицы молчат, догорает закат…
…Милое детство, родная деревня,
бабушка, мать молодая и брат.
Речка живая бежит благодатно…
Господи… Что ж я… Опять и опять…
Близко, и зримо, и так невозвратно —
поле в цветах и весёлая мать…
* * *
Покуда мать жива —
ты не один на свете
и есть тебе к кому
приникнуть в горький час.
Пускай верны тебе
друзья, жена и дети,
но в жизни только мать
одна лишь не предаст.
Когда уходит мать,
душевного разлада
и с миром, и с собой
уже не избежать.
Слабеет свет в пути
и рушится преграда
меж смертью и тобой,
когда уходит мать.
* * *
Опадают листья, опадает жизнь,
всё уходит в вечность — больно, неизменно.
В мире этом бренном сколько ни кружись,
обратишься в землю, а земля — нетленна.
На аллеях терпкий запах октября,
и шуршат деревья платьями цветными,
клёны золотые, солнечно горя,
осыпают землю слитками резными.
И друзья уходят в землю навсегда,
нам свои печали щедро оставляя.
Пыльная дорога, серая вода
нас навеки свяжут в снах родного края.
Прошумят и стихнут жёлтые дожди,
и с метелью первой облетят березы…
Всё ещё надеюсь — в дышащей груди
не остудят сердце белые морозы…
* * *
Ещё одна унылая зима
вошла в мой дом, как вечное заклятье.
Я вновь, быть может, не сойду с ума
в её бездушно-ледяном объятье.
Стою у потускневшего окна,
смотрю на снега лёгкое круженье.
Зима, как развёденная жена,
таит надежд метельное крушенье.
Несносно долго будет падать снег —
на год печальный, словно саван, ляжет.
Бессонной ночью чёрный человек
мне о прошедшей жизни не расскажет.
А сам я всё, что было, позабыл.
И не желаю вспоминать, что было…
Погасшим днём упавший снег накрыл
всё то, чем сердце мучилось и жило…
МСТИТЕЛЬ
Зачем спасать Россию нам?
И муторно, и неохота…
…Трусит по снегу Росинант —
хромая кляча Дон Кихота.
Наездник стар, угрюм и сед.
Прогнили ржавые доспехи.
Но всё ж ему покоя нет
в чаду отъявленной потехи.
Одним на смех, другим на страх,
с кривым копьём ночной дорогой
он сквозь веков разор и прах
трусит на кляче хромоногой.
Печальный рыцарь и поэт,
грозит Божественной расплатой.
Верхом объездив белый свет,
он мстит за боль страны распятой.
Ему с пути нельзя свернуть.
Его судьбе не быть иною.
И озаряет грозный путь
огонь содомский за спиною…
ПОРУКА
Что ты скажешь мне, Алёна,
через двадцать быстрых лет?
1988 г.
Точно ветер за спиною,
как звезды мелькнувшей свет,
просвистели надо мною
эти двадцать быстрых лет.
Дни семейной непогоды
пережили ты и я.
Уместилась в эти годы
вся, Алёна, жизнь твоя.
Ты студентка, ты большая,
детство кончилось, и вот,
мир собою украшая,
смело входишь в зрелый год.
Мне одна теперь порука
в окруженье грозных сил:
если вдруг дождусь я внука, —
значит, не напрасно жил.
* * *
Июльский полдень, половина лета.
Сияет солнце в синей высоте.
Цветы в полях под океаном света —
любовь Творца к тончайшей красоте.
Предназначенье нашей жизни бренной —
не объяснить, не разгадать вовек.
Есть два созданья высших во Вселенной,
Божественных — цветок и человек.
Волнует высь упругими лучами
природы летней трепетную кровь.
В сиянье поля нежными цветами
Бог выражает нам свою любовь.
И если в ком-то мы души не чаем, —
волненье дышит и у нас в крови.
Даря цветы, друг другу мы вручаем
частицу той Божественной любви.
* * *
Ушёл июнь, и лето — на закате,
короче дни, прохладней вечера.
Я не жалею больше об утрате
безсонных гроз, гремевших до утра.
Прошедших лет не повернуть обратно.
Зелёным листьям суждено истлеть.
И обо всём, ушедшем безвозвратно,
довольно мне грустить и сожалеть.
Всё на земле уходит и проходит.
И скоро листья с ветром улетят.
Лишь облака и звёзды в небосводе
на нас глазами вечности глядят.
Но верю, вновь зерном нальётся колос,
цветок опавший снова расцветёт,
и этот Божий дар — мой грустный голос —
средь облаков и звёзд не пропадёт.