Одни сутки в Сахаре

               
               
       Вопреки нашему отрицательному мнению, затеяло командование подготовку к крупному совместному учению арабских ВВС и нашей авиагруппы. Уж очень хотелось прибывшему к нам в 1971 году «Наполеону» «выкинуть что-нибудь эдакое». Ворча и чертыхаясь, стал и  наш  полк готовиться к предстоящей  «воздушной свалке-карусели», которая  должна была проходить в непосредственной близости к линии боевого соприкосновения  (линии фронта) «на глазах» противника – израильских радаров и даже просто в их визуальной видимости. К тому же (и мы это знали)  все решения нашей стороны тут же становились известными нашему реальному противнику.
«Честь» руководить самолётами нашего полка с ближайшего к линии фронта Командного Пункта на арабском аэродроме выпала мне. Предупредил переводчика; пригласил тыловика и потребовал у него на эту командировку сухой паёк двоим на трое суток (слух об арабских столовых насторожил меня и я был  прав, взяв с собой большую коробку съестного).

За сутки до учений, под вечер, сели мы в вертолёт и, скрепя сердце, помчались над самой пустыней, уже начавшей сбрасывать дневной зной, на арабский аэродром.  Громадное кроваво-красное заходящее солнце, ровная, как поднос, пустыня, ни ветриночки. Воздух запылён – марево.

Кончилось расчётное время полёта и… Такое я увидел впервые: место аэродрома можно было определить только по бетонной взлётно-посадочной полосе.  Только её и видно. Всё же остальное, все многочисленные сооружения, обычно окружающие лётное поле любого аэродрома, всё – под землёй. Ну, всё! Пустыня, ВПП и ничего более. В одном месте стоит кучка людей (потом я узнал: это были отдежурившие днём лётчики, собравшиеся на отдых, т.к. ночью боевые действия не велись).

          Командир вертолёта спросил меня: «Куда сесть?» Я показал – «вблизи этих людей», а сам думаю: «А куда же дальше?»  Сел вертолёт, мы со своей  «харчевой коробкой» соскочили на песок, и  затарахтела винтокрылая машина  курсом  «домой», а мне стало не по себе: арабские лётчики смотрят с удивлением – видно, что русский, понятно, что не лейтенант, а стою посреди поля никому не нужным. Пылит по направлению к ним автобус. Сейчас уедут, вот-вот опустится абсолютная южная темнота, а я не согласую каналы связи, сигналы взаимодействия с арабами, а буду всю ночь слушать вой-плач шакалов, да «отгавкиваться» от бестолково назойливых арабских часовых.  И вдруг, даже не видел откуда, прямо на нас несётся «Газ—69» со снятым тентом, за рулём которого сидит начальник местной авиабазы (мукаддам – подполковник, мы с ним до его перевода сюда знали друг друга по нашей авиабазе). Он легко спрыгнул с машины, на глазах всех лётчиков обнял меня, как давнего друга, и в знак высокого почтения мы трижды приложились щеками. Затем королевским жестом он пригласил нас в машину и повёз неизвестно куда. Остановились. В сгустившихся сумерках увидел в земле большую дыру – вход в подземное помещение.
           -- Аскари! (солдат) – мой приятель нетерпеливо переступал с ноги на ногу.
           -- Аскари! – подполковник не привык вызывать солдата дважды.
           Из входа выскочил солдат, вытянулся перепугано. Нач. базы быстро распорядился, и, спросив в котором часу заехать за мной утром, так же внезапно, как и появился, умчался в темноту тропической ночи.
          Солдат пригласил нас вниз. Там оказалась гостиница: коридор, маленькая комнатка  --  два топчана, столик.  Солдат – «хозяйка гостиницы» -- пытался нам что-то объяснить, но мы за день устали, вставать завтра очень уж рано, и не стали вникать в его заботы. Он застлал постели свежим бельём и собрался уходить. Говорю переводчику: «Угости его чем-нибудь». Тот дал «заботливой хозяйке» баночку бананового сока.
         Улеглись. Приятно вытянуть на постели натруженные ноги, расслабиться и оставить в голове невыключенной только одну команду: «Встать в такое-то время».

           В полудрёме услышал непонятный звук. Не стук, а будто кто-то легонько царапается в дверь или ковыряется в замке. Выхватил пистолет – линия-то фронта рядом. Вскочил и переводчик. Говорю ему: «Открой!» За дверью смущённо переминается на ногах аскари – «хозяйка гостиницы» и спрашивает: «Зачем Вы дали эту банку?» Переводчик объяснил, что это «Презент за хорошие постели». Он поблагодарил,  дверь закрыл  и мы стали  «расслабляться». Только я начал отдаваться Морфею, как опять  повторился тот же робкий звук.  Снова тот же аскари спрашивает, что с ней (банкой) делать.  Пришлось объяснить, что в ней вкусный сок, его нужно выпить. Дверь закрыта и мы… И опять тот же звук. Этот же солдат спрашивает как достать из банки вкусный сок.

           Это в стране, которая миллионами выпускает банки с фруктами, солдат держит её в руках впервые! На банке крупными буквами по-арабски расписано всё: и что внутри, и как его употреблять, и как добывать оттуда. Т.е. солдат безграмотен! Терпение лопнуло: сказал переводчику: «Открой банку, отпей, а то он не даст нам спать».  Игорь (мой тёзка) ножом сделал две дырки, попил, изобразил наслаждение («Квайс китир!» -- очень хорошо) и выставил солдата за дверь. Только после этого мы заснули.

Рано утром, в точно назначенное мной время, нач. авиабазы привёз нас в столовую под землёй, где мы убедились, что взяли с собой картонку не зря, и доставил нас на подземный КП.

Перед большим вертикальным планшетом общей воздушной обстановки высокий симпатичный араб ожесточённо давал команды в эфир. Вдоль свободной стены, опершись на неё и остервенело жуя жвачку, стоял целый ряд переводчиков. Внимательно посмотрел на них и, выделив  единственного с осмыслённым взглядом, подошёл к нему (мой-то был ещё неопытным, слаб): «Ты русский?»  «Да! Израильтяне нарушили границу. Командир бригады поднял истребителей в воздух и управляет ими. Он не может с Вами поздороваться».    «Понятно. Пока мне нужен начальник связи. Помоги мне». С помощью этого переводчика мы с арабским нач. связи и решили все нужные вопросы. В конце беседы он поблагодарил меня по-арабски «Шукран китир!», а я в ответ ему – «Vielen Dank!» Заулыбался араб: «Sprechen Sie deutsch?»  «Jawohl!» Мы поблагодарили переводчика, он пошёл к своему месту дожёвывать вечную жвачку, а мы ещё некоторое время поговорили сами.

          К этому времени воздушный конфликт без боя кончился, командир дал команду самолётам на посадку, бросил микрофон и,  встряхнувшись от напряжения, подошёл ко мне.
          -- Здравствуйте!
          -- Подполковник Т. Здравствуйте. Я прибыл с аэродрома Бени-Суэйф для руководства нашими самолётами в предстоящем учении.
          -- Я знаю. Меня информировали о Вашем прибытии.
          -- С нач. связи мы уже обговорили необходимое, и пока, я думаю, достаточно.
          Я не слишком удивился тому, что мы разговаривали на русском, а был поражён чистотой языка, грамотным построением фраз и почти  полным
отсутствием акцента. Как бы поняв мои мысли, высокий симпатичный арабский командир сказал:
         -- Не удивляйтесь, что я владею русским. Я учился два года на курсах во Фрунзе (бывшее моё училище, где оставили большую партию моих однокашников работать инструкторами),  четыре года в киевской академии и опять был во Фрунзе для переучивания на современный самолёт.
          -- А Вы знаете во Фрунзе Ваню Романова, Гришу Рыдванского, Борю Серга?
          -- Конечно, знаю. Они…
          И он подробно рассказал кто,  на каком аэродроме,  какую исполняет должность. Его рассказ совпал с тем, что говорил и писал мне  друг Боря.
         Я привык, что на любом аэродроме (как ни велики были в то время наши ВВС)  встречался кто-нибудь из знакомых. В крайнем случае, кто-нибудь знающий моих сокурсников, однополчан и т.д.  А тут… На чужом континенте, в иностранных ВВС попался человек, который учился у моих друзей.
         Очень запомнилась мне эта встреча и приветливый арабский офицер.

               Ну, а дальше… Аж писать не хочется… Такой был замах! Не знаю чьё мнение взяло верх, чей светлый разум или почему, но пришла команда на отмену этой дурацкой и опасной затеи – совместных учений. За мной примчался вертолёт и я, передав приветы нач. авиабазы и командиру авиабригады – попрощаться с ними лично не удалось – из этой пустыни, над раскалёнными барханами вместе с толком не начатой «харчевой коробкой», понёсся на не менее жаркий кусочек Сахары между городами Эль-Файюм и Бени-Суэйф на свой аэродром, т.е. домой