Я смотрел, как они клали на её тело орхидеи и лилии, розы, гвоздики- все те цветы, то чо она не любила, просто ненавидела. В глазах до сих пор стояло, как она своей сигаретой на нашем первом совместном вечере прожгла лепестки розы. Тогда она помнится, мне сказала: " Это цветы. Они должны расти в саду, а не вянуть у меня в руках".
***
Они клали эти чёртовы цветы и что-то тихо бубнили себе под нос, а на меня даже не оглядывались. Они трогали её измождённое болезнью тело и своими слезами портили её одежду, её последнюю одежду. Боже, как в тот момент я хотел их убить!
А она лежала и улыбалась. Её губы, так часто раскрываемые для колких замечаний или острой шуточки в адрес прохожих, были плотно сомкнуты, но я видел эту её непохожую ни на что полуулыбку. Волосы, обычно стянутые или в пучок или завитые локонами, свободно лежали вокруг головы и на плечах. Сейчас она была не похожа на то, что я видел раньше. Сейчас она была обычной девчонкой. Без образования, без денег, без прошлого и будущего. Она была то, кем была. Но я всё равно плакал.
***
Эти слёзы лились из моих глаз постоянно. Я плакал с того дня как в первый раз её увидел. Тогда я плакал, потому что она наступила на мою ногу и просто слезинка неожиданной боли и шока,…но слезинка. Я плакал иногда ночами, после того как она приходила от других мужчин или когда она, напившаяся или накурившаяся, лежала в прихожей, а я был не способен ей ни как помочь. Тогда я проливал слёзы. Но теперь я плакал постоянно. Я не знаю, откуда бралась жидкость для этих слёз, я никогда не был силён в физиологии или анатомии…это не важно. Просто я знал, что я плачу, а объяснить как и почему я не мог. Она бы сказала, что "я - неудачник" и что мне пора "вышвыриться в кабак, чтобы прожить там прекрасную старость в качестве запойного алкоголика". Но пока я держался, хотя на самом деле держаться было бесполезно.
Наша с ней жизнь, наша с ней недолгая, но немного безумная жизнь была прервана её богемными страстями. Она была львицей, точнее она так считала. Другие львицы признавали ее, конечно же, "царицей богемного мира", но только в низших прослойках населения. Впрочем, она была и на такое согласна. Ведь она и сама понимала, что выше 5-6 богачей ей не прыгнуть. Ну а до миллионеров ей было точно как до луны. Правда, у неё всегда был я. Я любил ее, так как мало кто любил в то время. Цветы, шоколад, дом, одежда- всё, что было в её вкусе, становилось её собственностью. Я был не очень богат, но мог содержать и себя, и её, и наших слуг. Я мог то, чего не мог её муж Гарольд, и поэтому она развелась с ним. Но как только она стала жить со мной, я понял, что долго жить, как хочет она,…и тогда я окажусь на улице. Я пытался урезонить свою "львицу", но ей было всё равно. Она кричала, что я заставил её развестись с мужем, а теперь нагло обманываю её, ведь я не богат, а значит, она тратит своё время зря.
Этот вечный разговор о деньгах утомлял её больше, чем меня. Я искал средства, она же умела их только тратить. Но, даже умея их тратить, она всё равно оставалась "королевой низкопробной богемы".
Прошло пара месяцев. Я не стал урезать количество слуг, но при этом мои финансы стали увеличиваться быстрее, чем я ожидал. На мою "львицу" стали клевать другие мужчины. Правда, они думали, что она простая куртизанка, француженка, даже её брат чуть было не продал в рабство какому-то арабскому шейху. Но я был неумолим. Я давал её на день-два, но потом моё сокровище возвращалась назад. Я не мог позволить себе растрачивать её силы и их деньги так свободно. К тому же она могла уйти и не вернуться. Но она возвращалась. Я был тогда в счастливейшем расположении духа.
Через полгода совместной жизни я сделал ей предложение, но она отказалась. Сказала, что обрела свободу, и заковывать обратно себя не хочет. Я согласился. Сейчас я понимаю, что тогда надо было быть твёрже, может быть тогда она стала навсегда моей.
***
Дождь продолжал барабанить по... да…уже крышке гроба. Я пропустил момент своего собственного прощания с ней. А может просто я стал невидимым или они меня не хотят видеть. Не знаю, но теперь это и не важно. Дождь играл свою мелодию. Она была чище и трогательнее, чем гнусавый "Похоронный марш", играющийся на холмике, где проходили похороны какого-то богатого старика. Но здесь был свой оркестр, оркестр, состоящий исключительно из дождевых капель, и управлялись они моими ресницами. Я не понимал почему, но, ни одна капля не падала на крышку гроба, пока я не начинал моргать. И ещё мои слёзы. Они добавляли оркестру из дождя дополнительной мрачности. Это было то, что надо для этой церемонии.
***
Итак, на чём я остановился? Ах, да…через год уже такого незатейливого гражданского брака она попросилась в Париж на неделю с подругами. Как я помнил, у неё не было ни одной подруги, но я разрешил ей, да и как я мог запретить ей такие мелочи, ведь она всегда возвращалась!
Но не в этот раз. Сначала неделя превратилась в месяц. Я сходил с ума, не медленно, но очень уверенно и без каких-либо резких скачков. Я отпустил всех своих слуг и сжёг её вещи. Она прислала письмо, думаете? Нет, что вы. Ведь она была "моей" львицей. Она была "львицей низшей пробы",…так и я раньше думал, но вот теперь. Теперь всё переменилось. Она меня съела как жалкого кролика, и теперь её оплодотворял какой-то французский лев, который смог её предложить больше пищи, чем я.
Я рыдал в те дни даже больше, чем сейчас. Но те слёзы приносили больше удовлетворения, чем сейчас. Я знал, со временем я привыкну и встану на ноги, отойду от её образа и восстану из мёртвых.
Она никогда не была красавицей. Даже более того она была дурнушкой. Но у ней был один незабываемый мною лично талант. Она могла принести любому мужчине тонну удовольствий, даже если просто клала свою руку ему на плечо, а потом и на голову. Знаете, тогда я не понимал насколько важно какова женщина снаружи. Я всегда искал внутренние зёрна любви, правды, красоты и свободы. Я был прогрессистом любви, но я был не прав. Женщина может быть идеальной внутри, но если снаружи в ней нет ничего, что приводило бы тебя в восторг, ты никогда не полюбишь её. По крайне мере она не станет тебе ближе, чем напарница по велосипедным прогулкам или же собеседница в вечерних ресторанчиках по пятницам или субботам.
А она была вся такая. Она не могла сделать человеку приятное, не сделав неприятное, но всё-таки её приятное было в сотни раз важнее для меня, чем неприятное. Я ловил не её слова, я знал, о чём она обычно говорит, нет, я ловил её искренние взгляды, нежные прикосновения, то, как она облизывала губы, перед тем как сказать очередную колкость. Меня волновал её голос, я чувствовал, как начинает отчаянно биться моё сердце, когда она на секунду закрывала глаза, выжидала, а потом открывала их с такой скоростью, что на несколько мгновений зрачки сужались, и взгляд становился таким хищным, что кровь застывала в каждой жилке тела.
***
А вокруг стало ощутимее меньше народу. Даже священник ушёл. Кажется теперь мы одни. Только ты и я. А относительно недавно мы с тобой - это были "мы с тобой", а не "ты" и "я".
"Глупая ты моя, что же мы наделали".
Я стёр каплю крови со щеки. Плакать кровью к несчастью. Или к смерти.
***
В своём бреду я тогда чуть было не переубивал неизвестных мне людей, но, кажется, никто этого даже не заметил, что впрочем, вполне объяснимо. А потом она вдруг вернулась. Зашла в дом, в тот момент, когда я сидел с кочергой от печки на мансарде и ломал наш старый рояль. Я услышал шорохи, как будто кто-то снимал этажом ниже платье. Потом копошение в ящиках, недовольное бормотание, и вдруг цоканье её остреньких каблучков на паркете. Нет, в тот момент я не выбежал и уж тем более не кинулся с кочергой наперевес к ней. Я просто стоял. Цоканье этих "дьявольских копыт" приближалось. Буквально в метре от двери всё стихло. Я, теперь уже, вижу не стену и дверь, а просто водную гладь, ледяную корочку, которая стояла между ней и мною.
-Здравствуй, как-то ты неприветливо меня встречаешь.
-Знаете, мэм, вы ошиблись, мы незнакомы, уходите, пожалуйста, из моего дома.
-Ох, извините. А вы здесь живёте одни?
-Это не ваше дело, мэм.
-Ну, сэр, если вы приличный человек, то ответите на мой вопрос. Я, может быть, и не уверенна, но знала бывшего владельца этого дома. Поэтому имею право знать, что теперь здесь происходит. И кто вы.
-Я уже всё сказал.
Её лицо на секунду вновь стало ядовитого - зелёного оттенка. Таким оно становилось, когда кто-то ей перечил, но она знала, что человек ей этот нужен, и прикусить язык - единственный вариант, чтобы не уничтожить то, что сама, же и создала.
-Простите, я, наверное, и правда ошиблась дверьми, знаете, если вы знаете бывшего хозяина этого дома - мистера N, то передайте ему, пожалуйста, что я хотела бы с ним встретиться. Желательно на этой неделе.
-Как вам угодно, только он больше здесь не появляется.
-Значит вы не он?
-Мэм, вы вроде собирались уходить.
-Вы очень бестактны.
Она развернулась и просто умчалась сквозь наш дом, она и правда прошла его быстрее, чем я, даже когда мог быстро передвигаться. Она сбежала вниз и выпорхнула окончательно из моей клетки. Я услышала только звук раскрывшейся двери. Потом на секунду дверь чуточку поскрипела в гордом одиночестве, и буквально, через 2-3 минуты захлопнулась. Я устало свалился в дальнем конце мансарды, в обнимку с кочергой и одной их ножек рояля. Слёзы застилали глаза, сквозь зубы слышалась бессвязная речь раненого в самое сердце человека.
***
Странные эти могильщики, я же заплатил бы, если они разрешили посидеть рядом с ней, но они даже не предложили. Для них я всего лишь живая плоть, а они ею не интересуются. Совсем причём. Кажется, я приехал не на машине, значит, теперь придётся идти пешком, но это не так тяжело, у меня будет больше времени на воспоминания…
***
Утром я очнулся всё в том же угу, правда, вокруг меня было прибрано. Я даже и не пытался вскочить, я помнил, что она ушла, но раз здесь прибрано. Может она решила вернуться навсегда? На некоторое время безумие, которым я был охвачен до этого, отступило и я смог с лёгкостью встать и пойти вниз на кухню, в надежде, что застану её как и раньше с мундштуком в зубах и за чашкой крепчайшего чая с ломтиком лимона и четырями кубиками сахара, которые она обычно обсасывала вместо каких-нибудь сластей. Мне всегда казалось, что это привычка из её бедного детства, но спросить напрямик было так неловко.
На кухне было пусто. И в большой комнате, и в библиотеке. Везде не было ни следочка её пухленьких ножек, её каблучков, или может заботливой и очень рассеянной ручки. Всё было, так как вчера и позавчера и только мансарда носила до сих пор аромат её духов и явно французского мыла. Я не мог больше держать в себе эту боль. Я схватил кочергу, которую вообще-то и не отпускал, и с размаху запустил её в дерево пола. Тут я увидел её напуганную головку, показавшуюся из кучи тряпья, лежащего в противоположном углу от моего вчерашнего пристанища.
***
А вот и наш дом. Правда теперь он ещё более пустынный, чем был раньше, но что ж такова видимо судьба его, не так это и страшно. Он же неживой, его никто не ждёт и никто не любит, да и он никого не любил.
***
Она вернулась, правда, ненадолго. Она была больна туберкулёзом, и ей оставалось жить менее чем месяц, поэтому она решила вернуться ко мне, ведь оказывается, я был "самым заботливым поклонником во всей её карьере "богемной королевы"". Но, увы, она не учла одного маленького моего пунктика. Я изменился за то время, что она отсутствовала. Сильно изменился.
***
"Эх, надо бы убраться теперь в этом доме, а потом, может, с завтрашнего дня продам его по дешёвке, а потом может, и рвану в горы". Я накрылся одеялом в своей спальне и такой мыслью окончил этот день.
***
Я помогал ей, как мог, старался найти ей докторов. Я хотел, чтобы моя "львица" прожила как можно дольше. И жила она как львица. Она была закована в железной клетке в подвале, и обычно я кидал ей мясо недавно убитых кроликов или других мелких животных. Ощущения были непередаваемы. Она просто не могла ничего сказать, сделать, она стала моей львицей. Самой что ни на есть настоящей. Ох, Боже, как же было забавно смотреть, как она давилась, но жрала этих бедных мёртвых зверьков. Она закашливалась своей кровью, но прикованная цепями к полу клетки, наврядли она могла успокоить бешено колотящееся сердце.
Но я всё равно любил её в тот момент. Я теперь был для неё всем, и несмотря на ненависть, который был пропитан её взгляд, она тоже любила меня. Просто потому, что она всегда любила кого-нибудь, но в подвале кроме меня никого не было.
Через какое-то время я пригласил в подвал моего старого приятеля- почтальона. Он знал про то, что я безумец, точнее он думал, что я безумец, но вы-то знаете, что я был нормальным. И вот этот почтальон как-то рассказал мне, что пропала какая-то богатая американка, и последний раз её видели у меня. Я знал, что он меня подозревает, поэтому я привёл его к ней. Момент их встречи был трогателен. Он под сильными наркотиками валялся в углу её клетки, а она пыталась удовлетворить свою похоть, после того как я вколол ей порцию сильно возбуждающего лекарства. Я смеялся. Теперь она была именно тем, чем хотела быть. Львица как львица.
***
Солнце разбудило меня так быстро, что я даже не понял, что это солнце. Забавный сон. Я старался поскорее убраться из этого дома, поэтому начал собираться, и пока что это удавалось мне неплохо. Быстрые и скупые движения ни капли не сковывали моё воображение.
***
Так они провели почти полторы недели. Первым сдох старик почтальон. Это была трагедия для неё. Теперь она не могла ничего сделать с нарастающей в ней волне желания. Она рыдала, грызла прутья клетки, а потом в отчаянье начала рвать тело ещё не до конца сгнившего почтальона. В то время я почти перестал её кормить, надеясь, что наркотики позволять её сознанию забыть про нормы поведения окончательно, и пострадать немного, пожирая человечье мясо. К несчастью, мои ожидания не были оправданны. Она кем была, тем и осталась. Всего лишь жалкая имитация "богемной львицы".
***
Моя машина ехала по ровной дороге прямиком к деревенькам, где я вырос. Что ж - это более логичная концовка, чем то, что она хотела сделать со мной.
***
Прошёл почти месяц с того момента как она вернулась, но пока умирать не собиралась. Я не ожидал, что такую грешницу и блудницу как она простит Бог, но я не мог перечить Его законам. Правда, Бог не учёл, что в человеческом мире тоже есть некоторые правила. Я не стал дожидаться её смерти. Просто как-то ночью в её горло вонзилось около дюжины стальных звеньев. Кажется, да нет, не кажется, наши с ней отношения подошли к логическому завершению. Вот так вот. Даже обидно как-то было.
***
Ветер трепал мои волосы и рубашку, словно старался утащить с собой в холодную бездну ночи. Но не сегодня я умру. Такие как я, люди, которые восстанавливают справедливость, не могут умереть так просто. К тому же я любил свою красавицу, так как никто её ещё не любил и теперь уже не полюбит.