В некотором царстве, в некотором государстве жил был старик, и было у него два сына. Старшего звали Иваном, а младшенького - Петрушей. Оба были красивые, стройные, высокие, сильные, прямо, как дубки молодые. Смотрел на них старик и радовался.
- «Славные у меня сыновья», - не раз про себя с гордостью говорил старик. Любил он обоих сынов вроде бы одинаково, но младшенького – Петрушу все же больше. Не так он требователен был к Петруше, не так его работой загружал, как себя да Ивана.
- «Ай, мал еще, пусть подрастёт. Успеет ещё наработаться», - не раз думал старик, глядя на младшего.
Думал точь-в-точь так же, как и большинство родителей. Всегда так бывает, что старшие дети гораздо быстрей «взрослеют», чем младший ребёнок в семье. В общем хоть и тяжелый труд крестьянский, хоть и трудились все в поте лица, но старик всегда умел меньше работы выкроить для Петруши, да и по легче, и не очень спешную. Вот и вырос младшенький, хоть и здоровым, сильным парнем, но с ленцой. Все норовил отвильнуть от работы, но старался сделать все это так незаметно, чтобы никто и заподозрить не мог, что он лентяйничает. Старик же видел все это, но помалкивал, ничего не говорил ему. И вот однажды, приболел что-то старик, стар уже был, отослал сыновей в поле на сенокос, а сам, кряхтя и тяжело вздыхая, снова улегся на лавку. Иван с Петрушей взяв косы, отправились в поле. Косили до самого вечера, а вечером, как только солнце коснулось своим краем горизонта, братья уставшие, голодные, но в высшей степени довольные возвращались домой. А радовались они всему: и солнцу, и прохладному вечеру, и пению птиц, и тому, что трава высокая, и тому, что сено будет хорошее, и тому, что много накосили. В общем, на душе у них было легко и радостно, от сознания того, что они славно потрудились сегодня.
Иван вынул из котомки краюшку, оставшуюся от обеда, засохшего хлеба и переломил на половину, подал один кусок Петруше. Идут, едят присохшую краюху и до чего она им такая вкусная кажется, что прямо слюнки текут. Вроде бы они никогда такого вкусного хлеба и не ели. Идут, а путь их пролегал мимо барской усадьбы. Вот они проходят мимо неё и видят, барчук сидит на ступеньке крыльца, в одежде такой богатой, красивой, да подогнанной по его фигуре. В новеньких дорогих сапогах, на высоких каблуках да с узенькими носочками и вышитых на голенищах. Да и весь он был такой чистенький, да причёсанный, что загляденье одно. Все было хорошо, да только вот лицо его было очень уж скучным, да хмурым, безрадостное такое. Он достал из кармана медовый, румяный пряник, откусил кусочек и медленно, лениво стал разжевывать. Жевал не только без всякого удовольствия, но с таким видом, как будто ел не пряник, а какую-то отраву с ужасно неприятным вкусом. Проглотив с трудом тот кусочек, а остальной пряник бросил подбежавшему псу. Тот с радостью проглотил его и, подняв морду к барчуку, поскуливая, вилял хвостом - выпрашивал ещё. Барчук вынул из кармана ещё два пряника и один за другим скормил, без всякого интереса, собаке. Потом встал и медленно, лениво, куда то побрёл.
- Вот это да-а-а, - удивлённо протянул Петруша. – Надо же – собаку пряниками медовыми кормит!
- Приелись видно, - буркнул Иван, глотая слюнки и отворачиваясь в сторону.
- Приелись?! – возбуждённо воскликнул Петруша. - А мы их только по большим праздникам и видим.
- Богатые – бояре ведь!
- Во, как живут! Вот бы нам так! А?
- Эх, - вздохнул Иван, и махнул рукой, - не нам чета!
- Вот так жизнь! – не унимался Петруша и, придя домой, всё рассказал отцу.
- Эка невидаль, - сказал старик откашлявшись. – Поработал бы он до поту, так и поел бы в охоту. А так, известное дело – барин. Эх, детки, запомните: если горько зарабатываешь – то сладко съедаешь. Вот, например барчуку, все легко достаётся, и нет ни радости, ни аппетита. Ай, да бог с теми боярами, с тем барчуком. Не это сейчас главное, не это меня заботит. Эх, плохи мои дела детки: стар я очень, болезни одолевают, того и гляди, помру скоро.
- Да, что вы батенька… - в один голос возразили братья.
- Да, нет уж, детки, чую смерть уже близко, а чаял поженить вас. Да невесток уму разуму поучить. Да внуков понянчить. Да уж видно не придется. Не судьба значит… - на последнем слове глухой голос старика осекся, он замолчал и поспешно прикрыл рукой глаза.
- Да, что вы, батенька, заладили – не грех ли? – проговорил глухо Иван, низко опустив голову.
- Да, что там говорить, - после небольшой паузы продолжил старик, - видно час мой пробил. Слушайте, сыны, я вам сейчас все скажу, что надумал. Все скажу и поделю вас сейчас, пока ещё жив, чтобы вы, когда женитесь, не ссорились, да не скандалили друг с другом. Слава Богу, поработал век честно, не покладая рук, и есть, что делить. А вы молоды, вам ещё жить да жить и преумножать то, что вам от меня достанется. Вот тебе Иван…- и тут стал старик перечислять всё, что у него было и делить между сынами.
Поделил всё, что было честно, поровну, чтобы никому обидно не было. А поделив все деньги, скот, утварь, поля, он помолчал несколько минут, стараясь побыстрей отдышаться.
- Да, вот ещё, детки, - снова заговорил старик, - три завета хочу вам ещё оставить. Если будете следовать им – хорошо жить будете. Кто же нарушит хоть один, тот будет несчастен. Помните это! – здесь старик возвысил голос и погрозил кривым узловатым пальцем.
Братья подошли ближе, к ложу отца, стали рядом, опустили русые головы и замерли, приготовившись слушать.
- И так, детки, будьте дружны между собой, помогайте друг другу – вместе всё легче перебороть. Запомните: согласье крепче каменных стен. Это первое, - заговорил прерывисто старик.
- Знаем, отец! – в один голос сказали братья.
- Второе: не бойтесь работы, сыны, - продолжал старик. – Знайте – все счастье людское в работе. Никто вам не даст счастья, только благодаря своему труду человек бывает счастлив. Помните, что работа несет достаток, лень же – разорение!
- Да, отец.
- Третье: не зарьтесь, сыны на чужое. Своё добро берегите, но чужого не берите. Помните, что с чужого добра не строить двора. Не ищите легких путей в жизни, знайте, что лёгкий хлеб до беды доведёт. Лучше есть хлеб с водой, чем калач с бедой. Поняли?
- Да, отец, - в один голос ответили братья, и вышли с избы.
Задумались над словами старика. Все они с головы у них не выходили. Старик же покряхтел, покряхтел, покрутился на лавке, а к утру и помер. Похоронили братья отца, все как положено, по христианскому обычаю. Погоревали, да и зажили себе вдвоем дружненько, ладненько. Да только не долго царил у них мир. Вскоре заметил Иван, что Петруша от работы отлынивает. Вздохнул тяжело Иван, пожалел младшего братца и промолчал. Так и во второй раз и в третий промолчал, но видит, что Петруша всё больше и больше бездельничает, а работы невпроворот. Спешит Иван, крутится всё по хозяйству с раннего утра и до позднего вечера, весь мокрый от поту, а всё равно не поспевает везде сам справиться. И вот как-то не выдержал Иван и сказал брату:
- Слушай, Петруша, хватит дурака валять. Ведь не мне это всё одному надо. Ведь нам же это нужно. Вот прейдет зима и спросит, что мы летом делали! С голоду же тогда помрём.
Петруша ничего не ответил, только поскрёб пятернёй затылок себе, покраснел, как маков цвет и рьяно принялся за работу.
- И заметил же, чёрт возьми, - тихо пробурчал Петруша в спину отходящему брату.
А Чёрт, как раз и был неподалёку. Услышал, что его персону упоминают, и поспешил в ту сторону, чтоб узнать, в чём дело. Посмотрел Черт на Петрушу и всё сразу понял, а поняв – явился перед меньшеньким.
- Что, тяжело, Петруша? – поинтересовался Чёрт и, вздохнувши, сочувственно добавил: - Да ещё и брат командует.
- Ох, не говори уж мил чело… - поднял глаза Петруша и осекся на полуслове, испугался, когда увидел, с кем говорит.
- Не бойся, Петруша, я худого тебе ничего не сделаю, - вкрадчиво заговорил Чёрт, потряхивая козлиной бородкой. – Жалко мне тебя стало, вот я и явился. Ох, работаешь же ты бедный с утра до ночи. Работаешь, не покладая рук, а разбогатеть все ни как не можешь, только и того, что в год несколько там целковых сэкономишь и всё. Живёшь, трудишься, как проклятый, и во всём себе отказываешь. Эх, жалко мне тебя, Петруша. Ох, как жалко! Ведь трудная, беспросветная твоя жизнь.
- Ох, и не говори, Чёрт, - с тяжёлым вздохом вымолвил Петруша, расчувствовавшись от слов нечистого. – Такая тяжелая, что и сказать нельзя.
- Да, жалко мне тебя, ох как жалко, - запричитал Чёрт. - Гибнешь ты от этой работы, а молодость то проходит и повеселиться тебе даже некогда. Да и что за веселье-то без денег, ни в кабак сходить, ни к девкам!
- Ох, ты жизнь моя разнещастная, - со слезами на глазах произнёс Петруша, до того ему стало жаль себя, что ели сдерживался, чтобы не разрыдаться.
- Эх, Петруша, бедный ты бедный. Жалко мне тебя несчастного. Вот смотрю на тебя, а сердце у самого кровью обливается.
- Да что поделаешь, - безнадежно сказал парень, и рукой смахнул набежавшую слезу. – Видно судьба моя такая горемычная, ведь крестьянином родился я, а не барином.
- И крестьянин может барином стать, – быстро произнёс Чёрт, и наставительно добавил: - Эх, Петруша, деньги – это все! Они, брат, всё могут!
- Деньги, деньги, - сердито буркнул Петруша, - а где их взять?! Деньги-то!
- А хочешь – я тебе дам? – негромко спросил Черт, и лукаво прищурил свои кругленькие поросячьи козлиные глазки.
- Как это «дашь»? Почему дашь? За что? – сразу насторожился Петруша.
- Много дам! Много-много дам! Столько - сколько захочешь, - затараторил Чёрт, заметив настороженность Петруши. – Первым богачом тебя сделаю, а ты мне, всего-навсего, только душу свою взамен. И богач будешь из богачей, в золоте купаться будешь! А? Идёт?
- Сгинь нечистый! Сгинь искуситель! – громко крикнул Петруша, и плюнул на землю, и топнул ногою на Чёрта, и хотел было уже его перекрестить, как тот исчез.
- Ох, жалко мне тебя, Петруша, - послышался голос Чёрта с другой стороны. – Да и брат помыкает тобой, как будто ты батрак ему какой то, а не такой же хозяин, как и он.
Заслышав эти слова, Петруша повернулся к Чёрту и занёс руку для крестного знамени, но Чёрт в эту же секунду с визгом исчез.
- Ишь нечистый, что удумал, - пробормотал Петруша, - а я то дурак уши развесил, да всё ему верю, как телёнок.
- Петруша выпрямился, выпятил грудь и погрозил куда-то в пространство кулаком и подумал: - «Ишь, что удумал – душу захотел!» От этой мысли он вздрогнул, так как ему даже страшно было подумать о предложении Чёрта. И чтобы отогнать эти мысли он с удвоенным рвением принялся за роботу.
Вскоре вернулся Иван, глядит на Петрушу – удивляется. Глазам своим не верит, как брат быстро да ловко работать стал. И проработал так Петруша до самого вечера. Стыдно Ивану стало, за то, что так круто он с братом обошёлся и решил он попросить прощения.
- Да ладно, чего уж там, - ответил Петруша, и пошёл в избу.
Но через несколько дней снова стал Петруша от работы отлынивать и чем дальше, тем больше и больше. Раз сказал ему Иван, два сказал, но Петруша и ухом не ведёт, делает вид, будто и не к нему обращается. А на третий раз уже не сдержался – зло ответил брату:
- А что это ты мною всё понукаешь? Что ты командуешь мной, как батраком своим? Да разве я не такой хозяин, как и ты?
- Да, не командую я тобою, - даже растерялся Иван от такой выходки брата. Ведь работать то хорошо нужно – на совесть! Хорошо поработаем с землицей, то и урожай будет хороший. Тогда и сами будем сыты и одеты, да и выручим ещё кое-что с продажи. Ведь нам ещё много чего нужно.
- Да, что ты меня всё время учишь? – гневно закричал Петруша, - И сам всё знаю, не дурак ведь! А понукать мною ты больше не будешь! Ну, тебя!... Всё хватит! Делимся! Разделяемся! Всё, делимся, так как батюшка нас поделил. Хватит – натерпелся уже!
- Да что ты, Петруша, опомнись! Да, что это с тобой?.. - пробормотал Иван, ошарашенный таким поведением брата.
- Нет, хватит, делимся! Раздел!.. Раздел и всё! Гневно кричал Петруша.
- Ну, что ж, раз так, то делать нечего – разделимся, - с вздохом сожаления согласился Иван.
И в тот же день они разделились. Разделились и зажили отдельно друг от друга. Каждый себе принялся хозяйничать. Иван остался на отцовском дворе, а Петруша съехал и с удовольствием тряхнул в кармане своею большею долею отцовских денег. Щедро швырял он ими на право и налево. Быстро выстроил себе новую избу, хлев, амбар, конюшню. Накупил скотинки себе и рьяно принялся за хозяйство. С месяц носился как заведённый, сам везде поспеть хотел. Только лишь одно дело сделает, как его уже другая работа ждёт, а там третья и так далее и т. д.
- «Да, тут и за сто лет всего не переделаешь!» - с разочарованием подумал Петруша. - «Да, это что? я так всю жизнь жить буду?! До конца дней своих буду землю пахать, за скотиной ходить, да от навоза сарай и конюшню чистить?» - пришла другая мысль, и от неё вдруг горько и невыносимо тоскливо на душе стало. – «А когда же я жить буду?!!» - закручинился парень, и в сердцах махнув рукою, с досадой произнёс: - Да, ну её, эту роботу, успею ещё сделать, а щас отдохнуть нада и так уже ели на ногах стою. Замотался весь, что сил моих больше нет, а ей, проклятой, и конца краю невидно, - бормотал Петруша, вылезая на печь. - Вот только отдохну с часик, а потом всё и сделаю, - бубнил он, стараясь поудобней улечься и уже через минуту его богатырский храп сотрясал стены и окна его новой избы.
Вот так и потянулись день за днём. Петруша только изредка слазил с печи и то для того, чтобы самому поесть, да скотине задать корму. И снова лез на печь. Лежит себе и думает о том, какая это благодать быть самому себе хозяином. То отец ему вечно работу давал, потом брат им понукать стал, а теперь он сам себе хозяин, ни кто, ни чего, ни слова, ни пол слова, лежи себе полёживай – сам себе хозяин! Живи в своё удовольствие!
Вот так проваляется целый день, а вечером повадился к девкам на вечеринки ходить. Приходил туда и Иван, всегда усталый, в отличие от своего брата, но очень весёлый. Петруша с Иваном не разговаривал, всё отворачивался от него, да и вообще делал вид, что его и не замечает. И надо же было такому случиться: в одну девушку довелось им влюбиться. Была там у них в деревне одна девица красавица, шустрая, умная, румяная, да и рукодельница большая. Сама на загляденье, да и вообще не девка – а сущий клад. Звали её Дуней. Вот влюбились братья в неё, стали бегать к ней на свидание, то один, то другой. Старались друг другу на глаза не попадаться, а она всё смеялась, да подсмеивалась над ними, а кто люб ей больше не говорила. Вот так прошёл месяц, за ним другой, кончились отцовские денежки - нечем жить стало, а кушать-то хочется.
- «Да продам я корову, - решил Петруша, - на черта она мне со своим молоком нужна? Что у меня дети малые есть, что ли? Только морока одна с ней, то есть давай, то дои, то убирай после неё. Да и овец заодно продам, ну их…»
Решил – сделал. Поехал Петруша на ярмарку, наслушался там речей всяких, да насмотрелся там, на товары диковинные. Продал овец, корову, да и коней в придачу. – «Что их зиму всю даром кормить? Весной других куплю, помоложе!» - решил он. Накупил одежды себе всякой, кутнул на славу в кабаке и воротился Петруша домой щеголем. Всё на нём, как с иголочки, новенькое, красивое. Не Петруша, а словно барин какой-то! Радости у парня было, хоть отбавляй, не смотря на то, что, на эти покупки, пошли почти все его деньги, вырученные за скотину.
- «Эх, как приду я на посиделки, да как увидит меня Дуня в таком наряде, сразу же забудет про Ивана. За мною побежит», - думал восторженный Петруша.
И в этот же вечер, как только вернулся, приоделся и сразу же побежал к Дуне, желая как можно быстрее показаться ей в таком виде.
- Ну что, Дуня, пойдёшь за меня? – всё приставал к ней Петруша, провожая её домой.
Девушка всю дорогу молчала, шла задумчивая, и вдруг возле своих ворот остановилась, посмотрела ему в лицо внимательно и серьёзно ответила:
- Нет, Петруша, не пойду я за тебя! Не обижайся, но ты какой-то непутёвый. Вот брат твой и сена наготовил, и урожай вовремя хороший собрал, да и хозяйство его всегда в порядке. А ты всё развеял. Странный ты какой то, Петруша.
- Да, что там сено! Да, что там урожай. Я всё куплю! Всё, что надо будет! – горячо заговорил Петруша. – Пойдёшь за меня, в шелка одену! В шелках, бархате ходить будешь. Ведь у меня деньги есть!
- Ай! Сколько тех денег. Быстро пройдут, и не заметишь. Ведь ты ценить их не умеешь. А у тебя я не в шелках-бархате ходить буду, а скорее всего в рубище по миру пойду. Ведь ты к работе какой-то неспособный.
- Так, что? Иван милей тебе? – спросил со злостью в голосе Петруша.
- Да, Петруша. Он хозяйский, он надёжный. С ним не пропадёшь.
- Ну и чёрт с тобой! Оставайся с ним! – в сердцах выкрикнул Петруша и, повернувшись, зашагал прочь.
Но не успел он пройти и двадцати шагов, как вдруг услышал очень знакомый голос:
- Что, Петруша, обидела? Отказала негодная?
Петруша вздрогнув от неожиданности, глянул на голос и увидел Чёрта. Тот состроил сострадательную мину и сочувственно поводил рыльцем из стороны в сторону, продолжил:
- Ой, какая глупая же эта Дуня! Ой, глупая! Говорит, что ты беден. Ты! Она даже не подозревает, что ты можешь иметь много, очень много денег! Что и за всю жизнь не сможешь потратить! Что тебе-то и труда то никакого не составит. Стоит только сказать мне - и будешь самым богатым! Богачом из богачей!
- Да сгинь же ты, наконец, нечистый! Сгинь, каналья! – сердито закричал Петруша, сразу, как только пришёл в себя, от столь неожиданной встречи, и хотел, было уже осенить его крестным знаменем, но Чёрт исчез.
- Помни, Петруша, помни: одно твоё слово и ты первый богач! – донеслось как бы эхом, откуда-то издалека.
- Не будет тебе от меня ничего! Не продам душу! – кричал Петруша, и погрозил куда-то в пространство кулаком.
2
Только лишь подошла зима к середине, только лишь разыгралась метелями да сильными морозами, а Петруша уже был гол как сокол. Всё продал, всё промотал, да и долгов уже успел набраться. Никто ему уже больше не верит в селе и не одалживает. Разозлился Петруша на всех и сидит у себя в избе уже вторые сутки голодный и никуда не выходит. То думает где бы ему достать денег, то проклинает себя за расточительство, а то просто забудется на время, размечтается и строит воздушные замки.
- Во, дурак, так дурак, - бормотал Петруша себе под нос, - тратил бы по маленько, по чуть-чуть, то и бог знает на сколько бы времени тех денег хватило бы, а так…. Эх, дурак я дурак. А есть-то, как хочется, ой, беда прямо. Вот если б клад, где найти – вот здорово бы было. Эх, да где же ты его найдёшь? Ох, а есть то, как хочется, прямо все кишки подвело. Ой, господи, придется в батраки наниматься. Не хочется. А Ивану то, брату, не на шутку везёт: и урожай хороший собрал, и скотинки прибавилось, да и деньжата водятся. Теперь уж верно на Дуне женится. Эх, да ну его совсем. Ох, как жрать-то хочется…. Нужно наниматься идти. А куда? В нашей деревне меня точно никто не возьмет. Да. Вот если была бы у меня скатерть самобранка – вот здорово было бы! А вот, было бы хорошо, если бы я мог владеть такой способностью: чтобы я не захотел – то всё тут же, сразу, и исполнялось. Вот здорово было бы!
И не успел ещё Петруша договорить, как раздался вдруг голос Чёрта с угла комнаты:
- А что, Петруша, хочешь, я наделю тебя этим умением? А?
А Петруша как услыхал его голос, так и передёрнуло его всего от страха. Спрыгнул он с печи и замахал руками, затопал ногами, заорал при этом, сколько мочи было:
- Сгинь! Сгинь нечистый!
- Да не нужна мне твоя душа, Петруша, я так наделю, по доброте своей. Жалко мне на тебя смотреть, исхудал весь, глаза ввалились, рожа почернела, ещё чего доброго сдохнешь с голоду. А мне жаль тебя, уж больно ты хороший парень, а пропадёшь не за грош.
- Сгинь! Сгинь, нечистый! – кричал в паническом страхе Петруша и уже поднял, было руку, что б осенить его крестным знаменем, но Чёрт в миг прямо растворился в воздухе.
- Фу, слава Богу, не стало, - с облегчением вздохнул Петруша. – Во привязался, прямо спасу нет. Ох, как больно кишки свело. Ух, как жрать хочется. А что это он мне говорил? – вдруг осенило его, и стал всё дословно припоминать. – Не нужна ему душа моя?! Вот как! И просто так наделит меня такой способностью. Вот как? Всё что захотел, и оно у тебя вдруг сразу есть. Ух ты, вот это да!.. Вот как можно легко и запросто прожить. Ух ты! – от этой мысли у Петруши аж дыхание захватило. – Во дела! Значит всё, что я захочу, то, значит, оно у меня и будет. А раз всё у меня будет, что я захочу, то выходит, я буду счастлив! Ох, как есть хочется! Да-да, всё правильно – если у человека есть всё, что ему захочется, значит, он – счастливый человек! Выходит я смогу стать счастливым человеком. Во дела! Эх, беда – беса прогнал. Да, это хорошо, это очень мне нравится, и душу не продаёшь и всё имеешь! Да, это очень хорошо, так зачем же я его прогнал? Поговорить нужно было бы, да разузнать всё толком. А может, он всё соврал? Да, нет, к чему это ему. Не может быть. Да, где же его найти. Ох, как жрать хочется…. Может позвать? Эй! Чёрт! Слышишь Чёрт? - негромко позвал Петруша, но в ответ – тишина.
- Эй, рогатенький, где ты? – погромче крикнул Петруша, но снова тишина, он не появлялся.
- Эй! Чёрт! Да где же ты? Чёрт! Чёрт бы тебя побрал! Да где же ты запропастился? Чё-ё-рт! – во всю глотку заорал Петруша, испугавшись, что теперь ему нечистого не дозваться. – Чё-ё-ёрт!!!
- Ты чего это, дурак, раскричался? Не глухой чай, слышу, - послышался спокойный, негромкий голос Чёрта.
Петруша глянул на голос, Чёрт спокойно сидел за столом, беззаботно болтал свешенными ножками с копытами и играл своим ослиным хвостиком с кисточкой на конце.
- О, ты здесь, - обрадовался он.
- Чего надо? – деловито спросил Чёрт, даже не взглянув на парня.
- Да, поговорить бы не мешало, - нерешительно начал Петруша. – Ты что это всерьёз говоришь? Что мог бы сделать так, что все мои желания, которые я задумываю, сразу же исполнятся? Стоит только захотеть?
- Да, могу сделать так, но ты же не хочешь! – хитро блеснув своими черными круглыми глазками Чёрт.
- А душа?.. – робко спросил Петруша.
- А на кой она мне?..
- Не возьмешь?! – восторженно воскликнул Петруша. – И, это всё, что я захочу - исполнится?
- Исполнится всё! Всё что ты захочешь! Ты можешь всего достигнуть, чего только не пожелаешь!
- Всего-всего? – с горящими от восторга глазами переспросил Петруша.
- Всего-всего! У тебя будет столько денег, сколько ты захочешь! У тебя будет всё, что ты только не пожелаешь! Стоит только захотеть и всё у тебя тут же появится! И это всегда!
- Во, здорово!
- Но, одно запомни: если ты когда-нибудь почувствуешь себя несчастным и пожалеешь о прошлом – посчитав, что твоя жизнь не так сложилась, тогда я заберу твою душу, и она попадёт к нам в ад. Идёт? Договорились?
- Обожди, дай подумать, - невнятно пробурчал Петруша, испугавшись такого оборота.
- «Ишь, что нечистый удумал, - подумал Петруша, и стал размышлять: - Вот, ладно, пусть будет так, договорюсь я с ним, но что мне нужно? Ну, в первую очередь еда, а потом – одежда. Да, и всё. И если у меня будет каждый день, что поесть, да будет что одеть, то, мне кажется, здесь нет ничего страшного. Да пожалуй, женюсь я на Дуняше и заживу себе спокойно и счастливо. Да разве я тогда пожалею об этом времени, когда мне нужно каждый день с утра до ночи гнуть спину в работе, чтобы себя прокормить. Эх нет, если у меня всегда будет еда и одежда, то я не пожалею об этом времени, когда сидел голодный и думал, где бы одолжить хоть сколько-то копеек, чтобы не подохнуть с голоду. Нет-нет, не пожалею! Что сейчас у меня хорошего?»
- А ты не надуришь? – недоверчиво спросил Петруша.
- Нет! До тех пор пока ты не пожалеешь, душа твоя будет свободна, - серьёзно говорил Чёрт.
- Ну, что ж, хорошо – договорились, - с тяжёлым вздохом согласился Петруша.
Ударили по рукам, и Чёрт исчез, сказав напоследок:
- Не стесняйся, Петруша, не скромничай, всё, что только твоей душе захочется, всё проси. Всё исполнится!
Остался один Петруша, посидел немного, обвел, пустую комнату глазами и ему стало страшно после этого разговора. Тишина в доме запала невыносимая. Петруша посмотрел на стол и подумал:
- «А не надул ли меня Чёрт? Что б задумать? Чего же пожелать? Ох, есть как хочется, хоть бы ломоть сухого хлеба был бы».
И вдруг прямо перед Петрушей, на столе, появился кусок чёрного сухого хлеба. Петруша даже отпрянул от него, так это произошло неожиданно, но сообразив, что случилось, как-то натянуто улыбнулся и опасливо, осторожно протянулся к нему. Взял его в руку, внимательно рассмотрел, понюхал и несмело откусил маленький кусочек. Тщательно разжевал, прислушиваясь к вкусу, и убедился, что это самый обыкновенный крестьянский хлеб, только засохший. А разобрав это, стал быстро уплетать его за обе щеки с жадностью очень голодного человека. Съев половину ломтя и этим утолив первый острый голод, Петруша уже не спешил, ел не жадно и откусив очередной раз, мечтательно подумал: - «Вот бы щей ещё, то и было бы здорово». Только лишь подумал Петруша, как тут же, перед ним появился казанок с горячими, пахучими щами. Петруша достал ложку, осторожно попробовал, и тут же его лицо расплылось в блаженной улыбке.
- Ух, ты – вкуснятина то какая, - даже причмокнул он от удовольствия, и быстро всё съел.
- Ох, что б ещё поесть? – произнёс довольный Петруша, обтирая руками рот. – Вот бы ещё копчённую свиную ножку, да винца немножко не помешало бы.
Не успел он это промолвить, как всё сейчас же появилось. Отрезав кусочек пахучего копчёного мяса, Петруша с видимым удовольствием принялся жевать его, время от времени запивая глотком превосходного вина. Потихоньку уничтожил приличный кусок мяса и выпил порядочное количество вина. Аж вспотел Петруша, и тяжело отдуваясь, пробормотал:
- Ох, и наелся же. И как вкусно всё. Вот бы еще пару яблочек на закуску, тогда вообще хорошо было бы.
На столе перед ним, тот же час появилось два румяных наливных яблочка.
- Вот так чудеса-а-а, - пробормотал он, и с хрустом откусил большой сочный кусок и сразу рот его наполнился кисло-сладким, прохладным яблочным соком, а сильный аромат так и пошёл по комнате.
- Вот это вкуснятина! – пробормотал чавкая Петруша, и чуть не поперхнулся соком. – Чудеса, да и только! Сколько живу, и ни разу ещё таких вкусных яблок не пробовал. Да, и не наедался так вкусно и сытно никогда.
Управившись с яблоками, Петруша в высшей степени довольный, тяжело отдуваясь, полез на печку. Умостился там поудобней, натянул на себя дырявый тулуп, принялся рассуждать:
- Во диво то какое, что только подумал себе, что только пожелал, как оно у меня сразу и есть. Как всё просто и душу не продал. А то пахал, пахал, трудился, трудился, а чтобы вкусно поесть, то только в праздники большие попадало. А тут на тебе: живи себе в своё удовольствие. Ешь, что хочешь. Пей, что хочешь, и всё так – за здорово живёшь. Да ведь как оно просто и хорошо прожить- то можно, а я дурак всё гнал от себя нечистого. Эх, да кто знал, что оно так будет? Кто знал? Да-а-а, а я всё-таки надул Чёрта! Эх, надул! А он дурак, чурбан рогатый думает, что я когда-нибудь пожалею за тем временем, когда всё продавал с дому. Когда голодный сутками сидел и думал, где бы одолжить хоть немного денег, чтобы не подохнуть. Эх, дурак он, дурак, свиное рыло. Козёл рогатый, - но тут Петруша спохватился, подозрительно осмотрелся, не подслушал ли Чёрт, а то он здорово разболтался и внимательно осмотрев комнату, тускло освещённую догорающей свечёй и не заметив ничего подозрительного успокоился. Покрутился на печи умащиваясь поудобней и продолжил рассуждать: - Да-а-а, теперь любой мне позавидует. Не жизнь, а малина прямо настала. Живи теперь в своё удовольствие. Ох, ох, фу-у-у, - заохал Петруша, переворачиваясь с боку на бок. – Твёрдо что-то стало, давит бока печь проклятая – прямо спасу нет. Вот бы перинку.
Тут Петруша почувствовал, что его что-то приподняло. Испугался он, дернулся и хотел было уже кричать, но почувствовал, что опустился на что-то тёплое и очень мягкое.
- Ух ты – перина. Во дела! Отродясь ещё на перине не спал. Как барин теперь какой-то спать буду. Но что ж это? Что ж я за барин такой? Сам лежу на перине, а под головой портки рванные, вместо подушки, нет, пусть уже и подушка, да и одеяло атласное. Вот теперь и совсем хорошо, Во, жизнь у меня настала! Прямо не жизнь, а сплошное удовольствие. А теперь вот возьму и женюсь на Дуне. Нет, теперь не откажется. Ох, и заживём мы с ней,… - и Петруша мечтательно улыбнулся, стал строить планы на своё счастливое будущее и так не заметно для себя погрузился в дремоту и заснул.
Заснул крепким здоровым сном молодого сильного человека. Спит Петруша и снится ему его отец покойный, будто вошел он старый и дряхлый в комнату, а Петруша, как увидел, так и застыл возле стола с недоеденным яблоком в руках. Старик прихрамывая вышел на середину комнаты, стал напротив Петруши и старческим, дрожащим голосом заговорил:
- Эх ты, Петруша, Петруша. Так-то ты мои заветы исполняешь! Так-то ты, значит, к предсмертной воле отца своего прислушался! Так-то ты меня почитаешь?! – говорил старик, и чем больше он говорил, тем голос его в начале тихий, дрожащий, старческий, потихоньку всё укреплялся и становился всё сильней и громче. – Я говорил вам, завещал вам придерживаться трёх заветов, а ты все их нарушил. Ты и ленив, и с братом поссорился, и на чужое добро позарился! Лёгкого хлеба захотелось? А теперь ты и душу продал!
- Нет! Нет! Я не продавал душу! – крикнул Петруша, дрожа всем телом от страха.
- Продал душу! Продал! – твёрдо произнёс старик и закричал громовым голосом: - Да будь ты проклят!
- Нет! Нет, отец! Не продал я! – возопил Петруша, дрожа всем телом от страха, но старик внезапно исчез.
- Продал! Продал! – дружно со всех сторон взревели голоса.
Петруша, стуча зубами от страха, оглянулся кругом, и увидел множество ужасных рож, выглядывающих из каждого угла, и дружно орущих:
- Продал! Продал!
- Но я ведь не жалею! – возопил Петруша, да так убедительно и с такой надеждой прозвучавшей в голосе, как будто эта фраза должна была всё опровергнуть и спасти его. – Не жалею!!!
- Пожалеешь! Пожалеешь! – ревели уроды в ответ страшными голосами.
- А-а-а…. Убью!.. Вон!.. – не своим голосом заорал Петруша, и схватил рогачи, стоявшие возле печи, ринулся на них.
Но тут всё разом стихло: Петруша проснулся. Он был мокрый весь в поту и тяжело дышал, как будто пробежал неблизкий путь.
- Фу-у-у, - с облегчёнием выдохнул Петруша, обводя глазами комнату. – Во страсти-то. Во беда. Ну и приплетётся же такое.
В комнате было светло, на дворе день был уже в разгаре.
- Что это я так разоспался? – пробормотал Петруша, подтягиваясь в постели. – А это видно перина виновата: мягко и вставать не хочется. А вот без неё не поспишь долго: твёрдо, так за ночь отдавишь бока, что аж болеть начинают – по неволе встанешь. А теперь – здорово! – говорил Петруша, нежась в постели, и тут ему на глаза попалась вчерашняя ножка, что лежала на столе.
Петруша улыбнулся и поспешил к столу. Усевшись, он с видимым удовольствием принялся за еду, заказав ещё себе, и сыр, и сметану, и колбасу, и пирогов. Набив брюхо так, что дышать стало трудно, Петруша повел по избе глупыми, маслеными, поддернутыми сонливой дымкой глазами, и снова полез на печь. Через некоторое время его богатырский храп, сотрясал стены избы. Проснувшись, Петруша так же с жадностью набрасывался на пищу и каждый раз, как садился есть, всё обновлял себе стол всякими деликатесными блюдами. Но прошло две недели и это занятие ему порядком надоело, и он ел уже без всякого удовольствия самые изысканные, вкуснейшие блюда. Совершенно не стало ни какого аппетита, даже на ту пищу, о которой он раньше мог только мечтать, сейчас он уже на неё и смотреть не мог. Спать тоже не хотелось, и так все бока отлежал. Выглянул в окошко, а на дворе оттепель. Солнышко пригрело, с крыши свисали длинные сосульки, и капало с них. Местами и снег растаял.
- Весна уже скоро, - пробормотал с улыбкой Петруша, и очень ему захотелось пойти на улицу, погреться на солнышке, да пройтись по деревне.
Оделся он во всё новенькое, взял серьги золотые и пошёл к Дуняше. Идёт и проталины аккуратно обходит, чтобы не стать в грязь своими дорогими сапожками на высоком каблучке, да с загнутыми к верху острыми носками. Смотрят бабы на него, таращат глаза - удивляются перемене. Заметив это Петруша ещё выше задрал подбородок, ещё сильнее выпятил грудь и, торжествуя в душе, пошёл гордо вышагивать под изумлённые взгляды баб. Вдруг услышал Петруша, бубенчики звенят. Смотрит, а навстречу тройка мчится. Правит ею толстый как бочка купец, заросший аж по самые глаза чёрною густою бородой. А с купцом и дочь его едет, такая краснощёкая, чернобровая полненькая, как пышечка купчиха.
- Эх, ма…! – только и произнёс от удивления Петруша, пяля глаза на купеческую дочь.
Поравнялась с Петрушей тройка, вскочило её колесо в выбоину дороги и брызнула грязь из под колёс, с ног до головы обрызгав Петрушу мелкими капельками. Купчиха прыснула со смеху, прикрыв пухлой рукою рот. Купец же просто не заметил этого или сделал вид, что не заметил, во всяком случае, даже бровью не повёл.
Обтёр лицо рукавом Петруша, постоял, посмотрел в след купчихе и наконец махнул рукой, как человек решившийся на что-то, плюнул на землю, притопнул ногой и пошёл назад к себе домой, думая:
- «Да зачем мне эта Дуня сдалась? Пусть воображает больше, а я вот лучше на купчихе женюсь. Пусть позавидуют! А что Дуня? А ну её крестьянку».
Пришёл Петруша домой, пожелал лучший наряд, да тройку-птицу. Встала перед ним тройка быстрых вороных коней. Молодых резвых, они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, били копытами землю, готовых сорваться в любую секунду и понестись с быстротою ветра. Быстро переоделся, причесался Петруша – стал ещё краше. Вскочил в коляску – крикнул коням:
- Эхэ-эх, родимые – пошли!
Кони все разом сорвались с места и понеслись во весь дух. Заломил ухарски шапку Петруша, уселся как-то бочком по молодецки и ещё раз прикрикнул на лошадей, птицей помчался по селу, под весёлый перезвон серебряных колокольчиков. Бабы аж к плетням выбежали и даже рты поразевали от удивления, во все глаза таращились на Петрушу. Он же радостно скалил зубы, а увидев Дуню подбоченился, подморгнул ей задорно и вылетел в поле. Помчался вслед за купцом.
Приехал Петруша в город, разузнал, где тот купец проживает, подумал немного и решил жениться и хотел, было уже сватов засылать, а тут событие прямо произошло. Проезжала через этот городок княжна, держа путь в столицу, к царскому двору. И на пути её следования собирался народ, чтоб поглазеть на богатую карету, на чопорную свиту и если повезёт то и на саму княжну, если та в окошко вдруг выглянет. Затесался в такую толпу Петруша, и уже было начал зевать от скуки, как толпа всколыхнулась. Смотрит парень поверх голов, видит, красивая карета мчится, запряжённая шестернёй породистых лошадей. На козлах сидел чистенький нарядный кучер, правивший лошадьми, а сзади за каретой стоящих на подножке двух гайдуков в полном вооружении. А позади, на добрых конях, сопровождала её пышная свита.
- «Вот бы саму княжну увидать», - подумал Петруша.
В этот Момент отодвинулась шторка и выглянула княжна из окошка кареты, проезжая как раз мимо Петруши. Парень увидел серьёзное, гордое и очень миловидное лицо молодой девушки. Она посмотрела куда-то вдаль, поверх голов толпы и случайно на секунду встретилась с Петрушей взглядом. Опустила шторку.
- «Вот это да!… Вот это красавица! – подумал восторженный парень. – Вот бы мне в жёнки её. Князем быть – это да!.. А что там купец? Купчишка. Птьфу и растереть. Всё женюсь на княжне», - решил Петруша.
Не долго раздумывая, собрался и приехал в столицу. Здесь назвался заморским графом, купил себе огромный дом. Обзавёлся многочисленными слугами и зажил на широкую ногу, готовясь жениться на княжне, как тут на одном балу увидел царевну. Она оказалась премиленькой, хорошенькой девушкой, хоть и очень капризной и своевольной, как впрочем, и все царевны в мире.
- «Хороша! – подумал Петруша и решил: - Всё женюсь на царевне! Не нужна мне княжна, ведь быть царём – это ведь лучше, чем князем. А царь-батюшка уже больно стар уже – долго не протянет, скоро помрёт. Вот я тогда и сяду на престол. Тогда и завладею всем царством и заживу ещё лучше прежнего.
Петруша попытался было заигрывать с царевной, но видя полное равнодушие к своей особе, загадал:
- Хочу, чтобы царевна полюбила меня и вышла за меня замуж!»
Только лишь пожелал это Петруша, как увидел, что в эту самую минуту, царевна вздрогнула и как-то особенно внимательно посмотрела на него. Посмотрела очень пристально с долей удивления, будто увидела его лишь только что, в эту самую секунду и удивление и восхищение очень заметны были в её взгляде. Петруша перехватил её взгляд, улыбнулся ей нежно. Царевна смутилась от такого уж очень откровенного взгляда и отвернулась. Но после этого на протяжении всего вечера Петруша часто ловил на себе внимательный взгляд царевны. В общем, всё пошло, как водится, и на превеликое удивление вельмож, царь батюшка не стал противиться выбору дочери. Через месяц сыграли великолепную свадьбу.
Необычайно был доволен Петруша, что всё так прекрасно сложилось по его желанию. Однако радовался он не долго. Прошло три месяца, пол года, а царь всё скрипит, и умирать вроде и не собирается. Стал злиться Петруша, нервничать, всё чёрные мысли ему покоя не давали, «грызли» его и днём и ночью. Почернел Петруша, осунулся, ходит чёрный как туча грозовая, слова приветливого ни кому не скажет. Прошло ещё два месяца, а царь вроде бы ещё бойче, да живей стал чем прежде был. Психанул Петруша и пожелал царю-батюшке смерти. В тот же день царь и помер. Закручинились все придворные, плакали по царю и бояре, всем его доброго жалко было, а пуще всех убивалась молодая царевна. Только один Петруша радовался этой смерти, ходил и руки потирал украдкой, старался, чтобы никто не заметил его приподнятого настроения. Похоронили его со всеми почестями, как и положено и занял престол Петруша и стал править народом по своему усмотрению, довольный был молодой царь, радости по началу не было границ, но вскоре и это ему прискучило. Захотел править он всеми царями и королями, словом всем миром. На превеликое удивление знати все короли и цари земли спокойно, без войны признали его главенство. Исправно присылали ему дань золотом та диковинными дорогими вещами. Но прошло какое-то время, и снова заскучал, загрустил Петруша. Ничего ему не мило стало, всё ему приелось: богатство, почести, власть. Чтоб он не захотел, всё сейчас же ему исполнялось, будь то большое или маленькое желание – исполнялось сейчас же в ту же секунду, не стоя ему никакого труда. Всё было очень легко и доступно и поэтому – обыденно, а следовательно неинтересно и скучно. Всё ему стало немило, так как желания не успевали созреть и разбудить воображение, не успевали толкнуть его к действию для достижения оных, как тут же исполнялись, лишая его борьбы, труда, а с ними и радости и счастья, которые как дополнительная награда окутывает счастливчика добившегося успеха. Желания его исполнялись сейчас же и поэтому Петруша не чувствовал ни какой радости, и всё ему стало скучным и неинтересным. Он ставал всё печальней и печальней.
И вот однажды возвращаясь с охоты, он также был угрюм, как и обычно, потому что и на охоте его желания тут же исполнялись, не давая разгореться азарту. Ехали с охоты мимо какого-то села, он вдруг увидел пару крестьян. Они стояли невдалеке возле телеги и с нескрываемым любопытством смотрели на возвращение царской охоты. Сразу, как увидал их Петруша, что-то защемило у него в груди. Что-то очень знакомое и родное ему показалось в этих крестьянах. Присмотревшись повнимательней, он узнал брата Ивана и Дуню. Тёхнуло сердечко Петрушино, вспомнилось ему всё, что было. Вспомнился отец. Деревня, даже запах почудился ему свежего душистого сена и тихого летнего вечера, когда он стоял с Дуней под берёзой. Вспомнил, каким он был свободным, беззаботным, весёлым. Вспомнилось и сердце сдавило болью, затрепетало оно и горько пожалел Петруша о той жизни, глядя в любимые, и столь желанные черты Дуненого лица. Как ему захотелось сбросить царскую одежду, уйти от всех дел и снова стать тем свободным, весёлым беззаботным парнем. Да взять косу, да накосить душистых трав, или пройтись с плугом, вспахивая землю, переворачивая пласт за пластом и вдохнуть тем густым тёплым запахом земли, а вечером, с приятной усталостью в теле, постоять с Дуней у берёзы, снова посвиданичать.
- «Ох, Боже!» - с болью выдохнул Петруша, он понял, что не так сложилась его жизнь, не так всё вышло, как он хотел.
- «Не так, всё не так!» - со слезами на глазах прошептал он, и тут взгляд его остановился на видневшейся не вдалеке избе. Он сразу же узнал и избу, и двор. Это был отцовский двор. Он был уже немного богаче, зажиточней. Везде чувствовалась хозяйская рука и достаток.
- «О, да наш Иван совсем забогател, » - подумал Петруша и порадовался за брата. И в тоже время у него снова невыносимо защемило сердце, ему очень захотелось зайти в отцовскую избу и побыть в ней. Такой с детства знакомой и родной. И ему невыносимо захотелось вернуться назад. Убежать от этой тоски зелёной и снова стать таким как был. – «Эх, брошу всё, пусть царствует кто хочет,» - подумал Петруша, и сбросив свой дорогой плащ и во всё горло расхохотался, весело и свободно своим мыслям.
- Езжайте вперёд – я догоню! – велел он свите, а сам подъехал к брату Ивану и Дуне.
Они низко поклонились и с опаской на него посматривали.
- Как здорово, что я вас встретил! Вот теперь и пожить можно! - воскликнул Петруша с радостью, и соскочив с коня шагнул к Ивану. Правда, поживём – брат?
- Нет-нет! Хватит жить уже, Петруша, - произнёс появившийся Чёрт, улыбаясь и кривляя рожи. Ты пожил уже на славу! Хватит! Ты уже и так нажился достаточно!
Задрожал Петруша всем телом, заслышав голос Чёрта, и вспомнил уговор.
- Эх, сгубил я себя! Сгубил! – воскликнул в отчаянии Петрушка. – Да, пусть будет проклят тот день, корда я заключил с тобою договор и подпал под власть твою.
- Нет, Петруша, ехидно смеялся Чёрт, - под власть ты мою попал не тогда, а раньше. На много раньше! Под власть ты мою попал тогда, как только стал лениться. Вот так дорогой!
Рухнуло к ногам Ивана и Дуни мертвое тело Петруши. Они вскрикнули от испуга и отступили в сторону. Оглянулась свита на пронзительный вскрик Дуни, и вернулись, подобрать мёртвое тело молодого царя.